Звонок в дверь. Повторно звонок. Ещё раз.
– Кто там спозаранку? Кого принесло ко мне в такую рань? – сонно бурчу я, не желая вставать с кровати. В собственный день рождения не дают возможности подольше поспать. Особенно мне, человеку, который до утра редактировал главы книги, а после перечитывал старые дневники, погружаясь в памятные прошлые события, которые неразрывно связаны с дорогим человеком – дедушкой, который в этот день, много лет назад, ушёл из жизни, трансформируясь в звезду, вечную и светящую над нашими головами.
Слышится, как помимо трезвона, раздается усиленный стук кулаком в стену. Кто-то нестерпимо сгорает от жажды ворваться в мою обитель.
«Ритчелл решила рано утром поздравить меня, чтобы помириться и вместе отправиться в Барселону? А может, это Джексон, желающий сообщить мне тёплые слова и разделить со мной этот день (тогда нужно отменить поездку и оповестить об этом брата)? Или Питер, мой брат, захотел порадовать свою сестрёнку букетиком цветочков?.. Даниэль не выдержал и примчался ко мне?»
Неохотно поднявшись, под любопытным солнцем, пробивающемся из-за серых облачков в комнату, я открываю с силой глаза, в которые хоть спички вставляй; чувствую себя не в своём теле, если бы меня кто-нибудь случайно толкнул на землю, то я бы с удовольствием приняла этот факт (даже бы поблагодарила этого человека) и снова ушла в мир ярких снов, красочных фантазий и бесконечной любви, живущей в моём сознании.
– Иду я, иду, – кричу я на повторный, тридцатый, если не больше, звонок в дверь.
«Кто такой нетерпеливый?..»
Распахиваю врата. Мои глаза видят это: мама с Марком держат в руках море огромных золотых гелиевых шаров и искусный торт, запечатанный в прозрачную коробку, наверху которой прикреплен белый бант.
– Да неужели?.. – восклицает мама и продолжает громко визжать, но уже с Марком в один голос: – С Днём Рождения! С Днём Рождения! С Днём Рождения! Поздравляем!!! УРА!!! Милаааааааааааане исполнилось двадцать два года!!!
Залившись смехом от торжественной неожиданности, нагрянувшей ко мне спозаранку, с легкой растерянностью я взираю на их улыбающиеся во весь рот лица, стараясь сделать всё, чтобы не закрывались мои глаза. Получать такие поздравления с утра пораньше в разы приятнее, даже несмотря на то, что в эту секунду мой организм требует (настоятельно требует) возвратиться в кроватку и продолжить сладко спать.
– Спасибо большое вам, – мямлю я, пропуская голубков через себя, и захлопываю дверь.
Мама подаёт мне груду воздушных шариков, воздымающихся ввысь. Пожалуй, они хотят свободного полета, уничтожив квартирное заточение. Этих «пузатых братьев» я безмерно люблю, независимо от моего возраста, всего лишь указанного в паспорте.
– Милана, мы тебе желаем продолжать смело двигаться по той дороге, которую ты выбрала, не бояться падать и с гордостью подниматься вверх, добиваясь высших результатов! – заявляет торжественно Марк, преподнося мне огромный букет белых пионов.
Я восхищаюсь от одного взгляда на эти райские бутоны.
– Спасибо, Марк. Мне очень приятно, – говорю искренне я, заключая его в объятия. «Роскошный одеколон. Начинаю понимать маму», – усмехаюсь я про себя.
Прослушав поздравление от своего любимого командира, получив подарки, я, обозревая радостные лица мамы и Марка, проношу в себе мысль: «Ведь это мой первый день рождения, с которым меня поздравляет не только мама, но и её кавалер. А когда-то это место занимал папа».
Не забыть те детские ощущения, когда ты держишь за руку и маму, и папу. Они не ускользают.
– Дочь, знай, что я люблю тебя!
Мои губы расползаются в улыбке.
– И я тебя люблю мам! – целую ее в щёчку. – Спасибо вам за подарки, за эти чудесные цветы, за тёплые слова.
– Но больше всего тебе понравились шарики, я так понимаю?! – хохочет во всё горло мама. – Ты от них глаз не сводишь.
– Да! – смеюсь я, чувствуя себя счастливым ребёнком.
– Я сейчас поставлю чайник. А ты разрезай торт. – И вот пошли в ход приказы командира. – В нём всё, как ты любишь: фрукты, карамель и арахис, – выражается искренне мама.
Я наливаю воды в вазу и опускаю в неё цветы, располагая затем ее на кухонный стол, не отрывая от божественного творения пронзительного взгляда. Но шарики занимают лидирующую позицию по количеству просмотров на них.
– Марк, спасибо за эти потрясающие пионы… Вы попали в самую цель.
Мама и Марк заметно переглядываются и улыбаются друг другу. Я чувствую биение этих влюбленных сердец, сплетение пламени и нежности.
Мама увидев, что я странно смотрю на них горделиво, словно с упреком, спрашивает:
– Почему ты так долго нам открывала дверь?
– Мам, я же сказала, что я спала. Вы так рано и…
– Рано? – одновременно произносят они, бросая на меня недоуменный взгляд.
– Да, – как ни в чем не бывало изъявляю я.
– Посмотри на время, – хохочет Марк.
Я невольно смотрю на часы, висящие над дверью комнаты, и мои глаза залезают на лоб.
– Почти одиннадцать часов? – выкрикиваю удивлённо я мысли вслух.
Я точно вышла из реальности. Кажется, я стала жить своим внутренним временем.
Остается час, чтобы успеть привести себя в порядок для поездки в Барселону. Один вопрос: когда-нибудь я буду собираться не в спешке, точно как с пропеллером?
– А мы о чем, – смеётся мама, гремя посудой. – Я так понимаю, ты всю ночь гуляла и вернулась домой под утро? – недовольным тоном предполагает она. В этих словах прослеживается скрытый намек на то, что я якобы проводила время с Джексоном. Затаенная злоба. Почему она не отважится отпустить ее в небо? Бессмысленно ее держать при себе.
– Мам, – закатываю я глаза, – во-первых, мне уже двадцать два года, а ты по-прежнему меня контролируешь, во-вторых, нет, я не гуляла, а писала, а в-третьих, Марк, – обращаюсь я к нему, – где это видано, чтобы в двадцать два года ребёнок подлежал тотальному контрольному родительскому следствию?
Марк закатывается в смехе от подобранных мной слов и бормочет:
– Мамы, такие мамы…
– М-да, – поджимаю я губы, сдерживая смешок, и иду в комнату, чтобы быстро заправить кровать.
И тут меня осеняет. Меня же заберет таксист, а, значит, опаздывать запрещено. Моё авто забрал «Ромео», спеша к своей «Джульетте», ждущей его в гостиничном номере. Да чтоб меня…
Если бы не Марк и мама, проспала бы Барселону.
– Дописываешь книгу? – с выявленным интересом допрашивает мама.
– Да, немного осталось.
– Моё талантище, – восторженно заявляет она.
Ещё раз я убеждаюсь, что благодаря Марку она расцвела душой и сердцем. «Одеколон. Во всем виноват одеколон», – разум подбрасывает мне смешки для того, чтобы я не унывала. То самое чувство, когда начинаешь смеяться сама над собой.
Подсобрав сумочку к путешествию, захватив телефон, который, наверняка, полон сообщениями-поздравлениями, я возвращаюсь к маме и ее бойфренду.
Марк, рассказывая мне о проекте (мама напряженно, но терпит эту тему), уверяет:
– Милана, швеи к концу недели должны сшить одежду. Я дам тебе знать, как только все будет готово. Им на это потребуется три-четыре дня. Поэтому пока отдыхай.
– Благодарю! – говорю я, захватывая рукой вишню на торте. Это привычка с детства тайком стаскивать «вкусняшки» со стола. – Мы с Ритчелл создали сценарий, осталось проработать его с малышами и примерить им образы. И показать затем Максимилиану.
– У вас все получится!
«Вот бы Марк не упоминал имя Джексона… Стоит только сейчас ему сказать, то всё. Мамина радость сгинет с лица, как девственное поле, после боя. И она может прибегнуть к несуразным мыслям».
– Будем стараться, – осторожно отвечаю я, не давая маме ни малейшего повода подумать о Джексоне.
– Милана, – вмешивается мама в наш разговор, на что у меня перехватывает дыхание. Сейчас что-то будет. Уверена. – Я не знала ничего о проекте до того, как мне об этом известил Марк. Я готова извиниться перед тобой.
Я все ещё сплю или мама и вправду извиняется?
– Э… Что? – от неожиданности извинений от мамы сообщаю я, застыв на месте.
– Милана, у этого проекта благая цель, и что вы взялись за него по поручению Максимилиана, несмотря на его сложность, – одобряю. Прошу у тебя прощения…
Я не верю. Это не моя мама. Ее подменили.
– Ты… ты… Ух, – исходит от меня от удивления. – Спасибо, мам, для меня важно, что ты поддерживаешь мои планы.
Марк улыбается, видя то, что мы не ссоримся и за счет этого его эмоции перерастают в действия, он смело целует маму в щёчку. Та, в свою очередь, стесняется, но ее глазах таится счастье.
– Но, это не значит, что я всё одобряю. Я лишь говорю о проекте! – строго заявляет она, отшатываясь в смущении от мужчины.
Удивление плавно растворяется, приводя меня в обычное состояние.
– Вы с Даниэлем планируете куда-нибудь сходить сегодня?
Не думаю, что ей стоит знать подробности празднования дня рождения. Такие новости, как Барселона, брат Питер, избитый Даниэль не придадут ей оптимизма и безграничной радости.
– Э… м… да, – отрезаю я, ставя горячие напитки на стол.
Мой блуждающий взгляд невзначай переносится на загоревшийся экран смартфона, который, как маяк, не перестаёт светиться от уведомлений.
Я не могу не прочитать хотя бы одно поздравление. Снимаю блокировку.
Сообщение, присланное несколькими секундами ранее: «Дочурка, моя любовь, с Днём Рождения! Хочу со всей душой пожелать тебе личного счастья, настоящей любви, если, конечно, ты её еще не встретила, успехов в твоей профессиональной деятельности модели. Я люблю тебя. Я был бы рад, если бы ты ответила мне, но… Я знаю, я предал твое доверие. Я не поверил в тебя. Я не заслуживаю шанса быть прощённым. Но помни, что ты – моя дочь, и я горжусь тобой. С Днём Рождения, крошка. Твой папа».
Дочурка. Горжусь тобой. Если бы он знал, что раньше о таких словах от него я неумолимо мечтала… Мне их говорил только один человек – дедушка.
И сейчас мечтаю. Услышать бы их вживую.
«Так, значит, я простила его раз мыслю таким образом?»
– Милана, так куда вы пойдёте? – переспрашивает мама, но я перечитываю поздравление от отца и размышляю, ответить на него или нет. Да, я и не вижу его через экран, но что-то заставляет поверить ему, он искренне поздравил и искренне раскаивается. Он не сдаётся на протяжении всех этих лет. Он неустанно пишет. Впервые им были написаны слова гордости, заставившие ухнуть сердце. И папа признал мою профессиональную деятельность?
– Милана? Милана Фьючерс? – громко спрашивает мама, но я не в жизни, я в думах о другом.
Может стоит, написать папе ответное письмо? Ничего же не изменится, если я напишу слова благодарности. Разве что он улыбнется, и ледяное отчаяние не будет так глубоко захлестывать его в ущелье.
– Что с ней такое? – не понимает Марк, задавшийся вопросом.
– Сейчас узнаем. Думаю, читает письмецо от принца, – раздраженно выражается она и со всей резкостью выхватывает с моих рук телефон.
– Что ты делаешь?! – шумлю я, сразу же приходя в себя. – Тебе нельзя читать чужие переписки!
Я тянусь за своим телефоном, но она крепко зажала его в руке и не отдаёт мне.
– Нельзя? – импульсивно выражается она, обдавая меня негодующим взглядом. – Я твоя мать, а значит, мне всё можно, – возвышает она голос.
Ко мне медленно подступает непредвиденная злость.
– Марк, ну хоть ты скажи ей… – умоляюще кричу я.
Марк, насторожившись, с деланным нежным голосом объявляет:
– Милая, думаю, Милана права. Это ее личная жизнь и…
– Сейчас мы узнаем, что это за личная жизнь. – Она рехнулась?
Мама отворачивается от меня, вставая спиной, я с двух сторон пытаюсь забрать у неё мобильное устройство, но мои попытки заканчиваются неудачей. Раздраженно морщась, она вчитывается в текст, присланный отцом. О нет. Вымотанная до изнеможения, я соображаю, что новой взбучке существовать.
– ЧТО? – яростно вскрикивает она. – Ты что, ведёшь с ним переписку? Как ты могла? – Злость накрывает её с головой. Туман гнева застилает её глаза.
– Анна, что-то не так? – вставляет Марк, пытаясь уничтожить ещё не начавшуюся ссору.
Беспочвенные обвинения. Ошибается. Я не веду с ним переписку. Вечно она построит себе в голове цепочку о том, чего нет в реальной жизни, а виноватой во всем поставит меня, свою дочь.
– Секунду, Марк, – с откуда ни возьмись взятой холодностью цедит она, швырнув телефон на стол. Взглядом я вижу, что он остался жив. – Как давно ты общаешься с ним?..
Я резко втягиваю воздух.
– Мам, никто ни с кем не общается, – твержу я, закатив глаза. – Он регулярно пишет мне и всё. Я ни на одно его сообщение ещё не ответила.
– И что? – бесится она. – Его давно пора добавить в «чёрный список», чтобы не тревожил тебя!
Ненависть бьет по ней ключом. Маму можно понять. Я считала, как и она, но до определенного времени. Лишь совсем недавно у меня сформировалось такое мнение, что, возможно, он, папа, заслуживает второго шанса.
«Сформировалось после разговора с Джексоном», – вставляет свою лепту сознание.
Или я слишком добра ко всему?
– Мам… – говорю я, выдыхая. Только не скандал в собственный день рождения. Этого я хочу меньше всего.
– Не мамкай! – кричит она. – Чтобы больше я не видела этих сообщений! Все удали немедленно, заблокируй его и поменяй сим-карту на телефоне!
– Мам, ты отдаешь отчет своим словам? – поражаюсь я, усмехнувшись.
Еще бы настояла, чтобы я сменила имидж, перекрасилась в зеленый цвет, дабы он, если бы встретил меня, то не узнал.
– Это ты не в порядке, раз считаешь его действия нормальными. Немедленно удали! – голосит она, оглушая испуганного Марка.
Я удивляюсь тому, что ему нравится моя мама. Но с её характером я боюсь, что он долго не протянет в отношениях.
– Анна, Милана, – обнимает Марк нас за плечи, – ну что вы опять ссоритесь?! Давайте все разногласия, наконец, оставим в прошлом.
Мама косится на меня зловещим взглядом, готовая уничтожить всё на своём пути, лишь бы не иметь дело с моим отцом, причинивший ей невыразимые страдания. Марк помогает ей, но до полного доведения мамы на прежний уровень спокойствия ещё далеко и потребуется немало усилий.
– Давайте пробовать торт! – говорю я, сглаживая накалившуюся, как лава вулкана, обстановку. Не хочу заострять тему о папе.
– Милана, но ты меня поняла?
– Мам, поговорим после? – спокойно отвечаю я, занимая место за столом.
– Ладно.
Марк с мамой присаживаются рядом друг с другом, говорят мне поздравления, и мы втроём приступаем пробовать еду, которая уж очень дразнит обоняние.
– Вы вдвоём с Даниэлем будете отмечать или позовете друзей из модельного?
Да что она привязалась к отмечанию праздника?
– Нет, – отрезаю я, поднося чашку чая к губам, – ещё и Ритчелл.
– Подруга тоже с бойфрендом будет?
– Возможно, – коротко отвечаю я, не давая никаких указаний на Питера.
– Обязательно мне скинешь ваши фотографии! Очень хочу взглянуть на него. Родители Ритчелл говорили, что у них всё достаточно серьёзно.
Обязательно. Скину фото, где мы с Питером будем вместе сидеть за столиком в кафе. А внизу, под снимком, я создам надпись: «Любимый брат».
– Угу, – говорю я стараясь не волноваться и не думать о том, что мама ещё не знает, кем является парень Ритчелл (сын ее бывшего супруга-изменника).
Кровь стынет в жилах, как только я представляю тот день, когда она об этом узнает.
– Как это здорово, ты с Даниэлем, Ритчелл со своим молодым человеком, – добавляет Марк к нашему с мамой разговору.
Только на деле всё наоборот. Я, брат и подруга.
– Наверное, – фальшиво улыбаюсь я.
– Милана, мне не нравятся твои односложные фразы!
– Мам, мне тоже многое что не нравится. Не стоит каждый раз проводить допрос при общении со мной, – психую я.
– О как… Марк ты слышал? – недовольно жалуется она.
– Девочки, хватит! – обнимая маму за талию восклицает Марк. – Милана, мама же интересуется…
– Марк, интерес и допрос – это разные вещи, – заявляю я. Голова начинает гудеть. А ещё предстоит долгая поездка.
– Так, всё, а ну-ка совместную фотографию давайте, – предлагает бодро Марк. Он так старается, чтобы мы с мамой не грызлись друг с другом, что я не могу не согласиться на фото.
– Но я в таком виде и… – посмеиваюсь я, оглядывая себя.
– Милана, твоя голубая атласная пижама соответствует всем стандартам красоты, заявленным дизайнерами на нынешний рынок брендов, – доходчиво объясняет Марк.
Мама улыбается.
– Ну раз такое говорит известный модельер, – с иронией заключаю я, – то тогда ждите, я сбегаю за фотоаппаратом в комнату.
– Ждем! – счастливо отвечает он, смеясь.
Я вскакиваю с места и добегаю до комнаты, обозревая глазами ящик, в котором находится фотоаппарат – подарок от мамы и папы на восемнадцатилетие. Я так давно им не пользовалась.
Я залезаю на стул и на носках дотягиваюсь рукой до коробки.
– Как же пыльно, – бурчу я.
Внезапно мой слух воспроизводит разговор Марка и мамы:
– Моя дорогая, не нужно быть резкой с ней… – шепотом обращается Марк к маме. – Если она хочет общаться с отцом, почему нет? Ты не можешь ей этого запретить.
– Только через мой труп! – язвит она.
С вытянутым лицом я продолжаю впитывать в себя безудержный гнев, обрывающийся с уст мамы.
– Милая, так ты не добьёшься с ней взаимопонимания. Она у нас так чуткая, ранимая, эмоциональная…
Едва заметная улыбка касается моих губ от фразы «у нас».
– Знаю, она очень эмоциональная. Ей стоит сказать поперёк слово, так она воспринимает это на свой счёт и чрезмерно переживает. Но, Марк, она не желает понять меня. Она думает мне приятно вспоминать прошлое? Когда встречается с этим Джексоном, общается с отцом.
Нет мам, я так не думаю, совершенно. Я знаю, как тебе больно, неприятно, но ты не позволишь запретить мне общаться с теми людьми, которые хоть и связаны с прошлом, но много для меня значат. Джексон. Питер. Насчет папы я еще не решила.
– Джексон – который Моррис? – уточняет Марк.
От его слов я чуть ли не падаю со стула. Сейчас будет разговор о Джексоне.
– Именно. Моррис. – Прозвучало, как смертный приговор.
– Но как он связан с вами? – Марк делает все усилия, чтобы понять мамины мотивы, за что я ему благодарна.
– Марк, я не позволю, чтобы моя дочь находилась рядом с ним! – с отвращением отвечает она. – Никогда! Ни за что! Я не разрешу ей больше общаться с ним после проекта! – ненавистно восклицает мама.
Такие выражения ещё больше нас отдаляют друг от друга. Джексон и Питер не виноваты, что всё так получилось. Это мы, дети, расплачиваемся страданиями за поступки моего отца и Марии.
– Но он же не имеет отношения к Нику?
– Зато имеет отношение к Марии! – Ее шёпот заметно переходит в громкий возглас.
– Марии?
– Любовницы мужа, – дерзко добавляет мама.
Марк вздыхает, добавляя:
– Милая, я все равно не понимаю. Но какое отношение сын Марии имеет к тебе? Пусть общаются, что в этом такого?
В эту секунду я желаю обнять Марка, который, как никто другой, понимает меня.
– Марк, – взвывает она, – я не желаю иметь никакую связь с их семьей. Они сломали меня, уничтожили моё доверие. Я не хотела жить после всего того, что случилось. И ты мне сейчас говоришь, почему я не желаю, чтобы моя дочь общалась с одним из сыновей Марии?
– Милая, но это же ее жизнь и…
– Марк, тема закрыта! – грозит она. – Она не будет общаться с ними и точка! Она не будет связана с предателями и лицемерами!
Покрытая безнадежностью, я спускаюсь со стула, беру фотоаппарат, и прекращаю этот бессмысленный разговор упрямой мамы и благородного Марка. Сделав вид, что они заняты чаепитием без разговора, я не заостряю внимания на упреках мамы.
Создав общие снимки, я чувствую, что Марк и мама чем-то взволнованны.
– Милана, – начинает Марк после моих любопытствующих фраз, – мы хотели с твоей мамой съездить на несколько дней в Севилью, ко мне на родину, ты не будешь против?..
Я широко улыбаюсь и медленно сообщаю в ответ:
– Я буду только счастлива, если вы вдвоём проведёте время в этом чудесном городе!
– Я же говорил тебе, а ты всё не отпустит, не отпустит, – выражается так, как будто сбросил с себя килограмм душевной тревоги.
Они боялись, что я буду против?
Как бы там ни было, я не ставлю маме никаких преград к тому, чтобы быть ей счастливой с Марком.
Светясь от моего ответа, она готова кричать от счастья, хотя десять минут назад кричала шёпотом о ненависти к… к человеку, у которого, как и у меня, сегодня день варенья.
– Дочь, обещаю, как только мы приедем обратно, то обязательно вырвемся куда-нибудь с тобой, – щебечет мама.
Я чувствую в ее голосе счастье и любовь.
– У меня будет одно условие! – усмехаюсь я.
– Милана, проси, что хочешь, – исходит от Марка, который также, судя по речи, действиям и мерцательному блеску в глазах, счастлив.
– Хочу фотографии с Севильи, как можно больше!
Марк с мамой закатываются в смехе. Ожидали, что я попрошу нечто невыполнимое?
– Анна, давай не будем отвлекать Милану, – верно рассуждает Марк, так как у меня остается полчаса времени до приезда таксиста. А если опоздаю, то всё. Хотя… оставить вдвоём Питера и Ритчелл отмечать мой день рождения в Барселоне – тоже неплохая идея. Романтично же!
– Да, мы поздравили мою модельку, – счастливо сообщает мама, – цель на сегодня выполнена.
– Спасибо вам ещё раз за подарки! – восторженно говорю я, обнимая их на прощание.
Мы проходим к двери.
– А вы когда уезжаете?
Мама, смотрясь на себя в зеркало, радостно отвечает:
– Сегодня в ночь, приедем через два-три дня, поэтому можешь свободно позвать Даниэля к себе на всё это время, – подмигивает она мне глазами.
Я улыбаюсь от её намёков, но размышляя, прихожу в отчаяние, так как чувствую, что недруг Даниэля не остановится на достигнутом и будет и дальше мешать спокойно жить Даниэлю. И поэтому лучше я буду одна, чтобы самой не попасть в самую гущу развития кровавых событий.
– Ты поняла меня?
– Мам, поняла!
– Но не шалите!
Марк прикрывает рот, чтобы не рассмеяться от заявленных мне рекомендаций.
– Марк, и вот эта женщина поздравляла меня с 22-летием, – смеюсь я.
– Действительно, Анна, Милане же не 12 лет исполнилось. Идём уже.
Мама подводит тени на глазах, которые успели смазаться.
– А что?
– Мам, совершенно ничего. Подумаешь, что мне 22 года, – хохочу я, смотря на то, как гелиевые шарики разносятся ветром, зашедшим ко мне в гости из открытого окна. Когда-то, в этот день, будучи восемнадцатилетней девушкой, я летала над одном из них в небе, правда, на огромном, превышающем в десятки эти.
– И напиши, как доедете до Севильи!
– Конечно! – жизнерадостно бросает мама.
С лучезарной улыбкой на лице я провожаю их.
Самое время собираться в Барселону и надевать праздничное платье.
Я проверяю время. 11:37. Целых двадцать три минуты до выхода. Выстраиваю план действий: сделать мелкие локоны на волосах, зацепив пряди у лица невидимками, уложить челку на бок, создать вечерний макияж (смешать синий и серебряные оттенки теней, нанести легкий румянец на щеки, накрасить губы помадой в тон кожи так, чтобы сделать акцент только на глазах), надеть темно-синее, со стразами, бархатное платье на бретелях и достать полупрозрачные серебряные туфли на шпильках.
Перед выполнением пунктов плана, я открываю подарок Даниэля, чтобы взглянуть на его содержимое, пока не успела забыть.
Распаковываю коробок, вижу записку и синего оттенка небольшой футляр. Я разворачиваю подарочный бумажный лист и читаю вслух:
«Дорогая Милана Фьючерс. Я не умею писать поздравительные тексты. Я тебе больше скажу, я их ни разу не писал. Поэтому не жди от меня чего-то сверх шикарного, но знай, что я пишу от чистого сердца.
Наша встреча была такой нелепой, что я и подумать не мог, что именно ТЫ, моя модель, мой талантливый человек, моя любовь, станешь для меня ВСЕМ. Я так тебя люблю, что мне страшно в этом самому себе признаться. Я хочу, чтобы ты была счастлива, сияла и освещала этот мир своей самой красивой улыбкой во всем мире. Пусть всё у тебя будет так, как ты этого хочешь. А я буду делать всё, чтобы реализовывать твои мечты и желания.
Серьги и колье – это подарок от моей семьи. Рисунок сердца и разноцветных шариков на оборотной стороне листа – от Мэри. От меня – любовь. Я – весь твой.
Люблю тебя. Твой Даниэль Санчес».
В футляре располагается набор: колье и золотые серьги, в которых вбит камень – зелёный агат.
Я вздыхаю, прижав к груди листок.
Подарок прекрасен. Очень трогательные слова производят счастливый отклик в моей душе. В них – искренняя и чистая любовь, но как бы там ни было, моё сердце не трясётся, как бешенный мотор, сию минуту, оно бьётся в обычном ритме, душа сейчас не взлетает от восторга в небеса и не кричит о своей любви, она спокойна. Мое состояние организма отличает стабильность, гармония, уют, но я не могу сказать, что мне не нравится это. Нравится, но я не испытываю бурных эмоций, от которых моё сознание так легко и свободно пишет стихи или же сочиняет сюжет романа. А все же хочется испытывать именно таких бурлящих эмоций, льющихся через край, вынуждая применять их творческом русле.
Решение остаётся за мной, но не сейчас… не сегодня.
Я моментально отправляю ему сообщение, благодаря за чудесные слова и дорогой подарок.
Заглядываю на секунду в социальные сети, убеждаясь, что поток поздравлений только продолжает расти. Но отвечать буду после возращения домой из Барселоны.
От Джексона так и не поступило ни одного сообщения, звонка. Вероятно, он занят работой или Беллой.
Всё. Не желаю развивать эти мысли. Пора впопыхах приводить своё тело в совершенство стиля.