полная версия

Анна Д. Фурсова
Счастье в мгновении. Часть 2

– Джексон, прошу, я только что помыла голову… – Я соединяю ладони друг с другом, прислоняя их к груди, умоляя его.

– Где-то я это уже слышал, – чувственно сообщает Джексон. – Не знаешь ли, малышка, кто говорил мне такие слова?

– Нет, мне неизвестно, – отвечаю я, с ужасом замечая, что Джексон находится в меньше метра от меня. – Быть может, твоя бывшая девушка? – намекаю я на себя, смущенно улыбаясь. Кровь приливает к щекам, отчего, мне кажется, что я вся горю.

Джексон подходит вплотную. Сердце проваливается куда-то вниз.

– Милана, отсюда тебе не сбежать! – хрипло бормочет он, глядя на мои сочные от огня, губы. Он пытается отдышаться.

Его прерывистое дыхание вызывает во мне огненную дрожь. Я ощущаю на себе тысячу чувств, которые он испытывает. Я отвожу глаза в сторону, чтобы не встречаться с ним взглядом, который ой как близко.

– Милана Фьючерс, скажи, ты все ещё любишь меня? – Он обвивает свои пальцы вокруг моего запястья, спрашивая низким голосом, на который невозможно ответить «нет».

Его вопрос приводит меня в тупик. Что мне делать? Что говорить?

Я стою и молчу, меняя направление головы и взираю через его плечо на кухонный стол, на котором покоится тарелка с красными аппетитными на вид яблоками.

– Скажи, ты все ещё любишь меня или разлюбила? – повторно, усиливая тон голоса, говорит Джексон, дыша мне почти в губы. С замиранием сердца я пытаюсь думать, но не получается. Я обессилена, чтобы ответить на этот вопрос.

– Джексон, – не глядя на него, начинаю я, – мы можем поговорить после того, как всё приготовим? – Мой голос дрожит.

– Почему ты не смотришь в мою сторону? – Я молчу, слыша удары сердца. «Умоляю, не бейся так сильно… Он услышит и все поймет… Миленькое сердечко, успокойся, прошу…» Он разглядывает мои пылающие жаром щеки. – Да ты вся горишь… – Он проводит по моей щеке большим пальцем, едва касаясь губ. – Но на этот раз, я не думаю, что это температура.

– Джексон, я… – тонко мямлю я и тут же: – Ты помнишь?..

– Я ничего не забыл, – серьезность в его голосе пугает меня. – Так ты боишься, что я узнаю ответ на вопрос в твоих глазах? – Он поднимает вторую руку, чтобы полностью перекрыть мне путь к отступлению.

Его слова наэлектризовывают каждую частицу моего тела. Я теряюсь. Я – не я.

– Джексон, так мы можем поговорить после ужина? – задыхаюсь я от нехватки воздуха.

Дыхание Джексона усиливается. Он всеми силами старается, чтобы я открыто призналась ему в том, что до сих пор люблю его… И с каждой минутой мои попытки о сокрытии своей любви к Джексону становятся тщетными.

Он обводит пальцем линию моего подбородка. Секунду молчит.

– Хорошо, – на мое удивление, соглашается он. – Сначала утолим жажду, – с сексуальным подтекстом выражается Джексон

– Зажд… Жажду? – округляю я глаза, заикнувшись.

– Голод, то есть.

Я улыбаюсь и быстро поднимаю на него глаза и затем отвожу их. Он создает смешок от своей фразы, убирает руки, которые для меня являются преградой, и я свободно прохожу обратно к столешнице, глубоко выдыхая.

Наложив овощи и отварную куриную грудку на сформированное тесто, Джексон, не разрешая поднимать мне тяжести, самостоятельно ставит противень в разогретую плиту.

– Через пятнадцать минут будет готово.

– Да, эта плита с высокой мощностью. Хочу такую же себе! Я в последнее время стала кулинаром, полюбила готовить еду. – Не знаю, с какой целью я протараторила это.

– Хозяюшка, – певуче отвечает Джексон, проводя рукой по щетине.

– Мы здесь будем ужинать? – уточняю я, чтобы красиво расставить столовые приборы. Люблю эстетику.

– Нет, но это сюрприз!

– Снова сюрприз? – улыбаюсь я.

– Да!

– Заманчиво.

– Я его сейчас доработаю и подойду к тебе.

– Хорошо…

Мне становится неловко от всех сюрпризов, которые делает для меня Джексон. Но все часы, проведённые вместе с ним, становятся для меня источником счастья, которого я давно не испытывала. Ещё немного, и мы полностью разорвём грань, отдаляющую нас друг от друга.

«Желание, охватившее нас обоих, разгорается все сильнее…» – думаю я, взирая ему вслед.

* * *

Близится позднее время. Солнце давно уже ушло в закат, давая озеру передышку на ночь. Эти красивые переливы водного пространства всегда вдохновляют меня, так и хочется написать что-нибудь, восхищаясь просторами…

Но перед этим, пока Джексон доделывает сюрприз, нужно написать своим «начальникам». Я отправляю сообщение Даниэлю и маме о том, что приеду домой поздно, чтобы они не сидели в ожидании меня. Даже, если одежда не высохнет, домой я обязана вернуться. Иначе – беды не миновать.

Быть в халате перед Джексоном не совсем комфортно. Хотя в прошлом между нами были близкие отношения, и каждый из нас был ознакомлен с телами друг друга, но все-таки это было так давно, и всё уже кардинально изменилось.

Пока я разглагольствую сама с собой, я и не замечаю, как Джексон появляется рядом. От неожиданного его прихода, я вздрагиваю.

– Милана, все готово! Как там наша пицца? – громко спрашивает Джексон, ну или мне показалось, что громко.

Черт. Она вылетела у меня с головы.

– М-м-м, думаю, что аромат нежного сыра «Моцарелла» и свежих томатов говорит нам о готовности пиццы, – испуганно предполагаю я.

Еще бы пару минут, и она сгорела. Съели бы тогда. Но только друг друга.

«Милана, думай, о чем думаешь».

– Я сейчас всё сделаю сам, ты можешь обжечься. – Заботится. Приятно это чувствовать. – Достанешь поднос? Он в нижнем ящике рядом с холодильником.

– Да, конечно.

Я следую тому, что мне сообщает Джексон. Мне приятно, что большую часть приготовления еды он берет на себя. А я просто стою или сижу и внаглую пялюсь на его тело… Возможно, есть доля правды в фразе: «Лучший способ избавиться от соблазна – поддаться ему». Но не в моем случае. Этого нельзя допустить.

Джексон красивым образом накладывает кусочки пиццы на поднос, и я иду за ним в то место, в котором мы будем кушать долгожданный, приготовленный нами, ужин. Мы поднимаемся по лестнице.

«Неужели мы пойдём в комнату?» – пробегает с ужасом мысль в моей голове.

– Джексон, а куда мы идём?

– Милана, твоё любопытство с годами только увеличило свои обороты? – Он смеется и бросает на меня нежный взгляд.

– Джексон, – закатываю я глаза, – я серьёзно.

– Третьего раза я не потерплю… – возбуждающе произносит он.

Что? Ему не нравится, что меня раздражают его подколы или то, что я закатываю глаза по привычке, в случае проявления недовольства?

– Что? – недоумеваю я.

– Позже узнаешь.

Мое сердце уходит в пятки, когда я от Джексона слышу такие «фразочки». Пройдя спальную комнату, я выдыхаю. Но мое воображение продолжает подсовывать картины, которые точно сведут меня с ума.

– А сейчас ты должна закрыть глаза! – мягко указывает Джексон.

– Снова? – улыбаюсь я.

– Да, чтобы сюрприз состоялся. Я подам тебе руку, чтобы помочь подняться кое-куда.

Я киваю. Рука Джексона касается моей, и он нежно, поддерживая меня за талию, оказывает мне помощь, чтобы переместиться, по ощущениям, на поверхность, выше второго этажа. Мышцы в глубине живота сладостно сжимаются от этих прикосновений.

– Можно открывать? – с нетерпением выкрикиваю я, желая увидеть сокровенное место, в котором мы находимся.

– Да, теперь можно.

Я открываю глаза и замираю. Перед нами – открытая веранда. У меня подкашиваются ноги. От вида на звёздное небо, я изумляюсь и цепенею… От этих неповторимых и чарующих, фееричных и незабываемых просторов, я хочу сейчас же расцеловать Джексона, отблагодарив за то, что… Боже. Это… это… это…

– Неземная красота… – еле выговариваю я, осматривая это чудесное место, сияющую панораму бесчисленных огней. – Я бы многое отдала за то, чтобы жить в таком доме, имея веранду… – Мои глаза на мокром месте от того, что я чувствую сейчас. – Это же настоящий подарок – вдохновение для писателя, когда, сидя здесь, в любое время дня и ночи, можно писать, среди этих видов на озеро, лес, звезды… – Обезумевшая увиденным, проговариваю вслух свои мысли.

– Я счастлив видеть твою улыбку… – Джексон широко улыбается, а его глаза загораются ярким блеском.

– Джексон, это… это… – Я прислоняю руки к лицу, не переставая восхищаться.

Я давно не чувствовала того, что ощущаю сейчас.

По моим глазам стекают слезы, слезы удивления, счастья. Эмоции переполняют мое тело. Я в восторге, я не ожидала…

– Джексон, спасибо те… – Слезы подрывают мою речь.

– Милана, ты же плачешь. – Он становится напротив меня. Его губы находятся мучительно близко. – Я довёл тебя до слез? Прости меня, малышка.

Он проводит кончиками пальцев под моими глазами.

– Джексон… – плачу я еще больше от того, насколько приятны его прикосновения, так как этого не должно быть. Я не могу этого испытывать. Растерянная, я пытаюсь успокоить сбившееся дыхание.

– Малышка моя, – с глубокой нежностью лепечет Джексон. – Прошу, скажи, что мне сделать, чтобы ты успокоилась?..

– Джексон, ты сделал меня такой счастливой за эти часы, чего не было со мной все эти годы… – с моих губ срываются искренние слова. – Твоя забота, твои сюрпризы сегодня для меня настолько ценны. – Я не сдерживаю слез и эмоций. – Я… – Я не знаю, что происходит со мной. Я не отдаю себе отчета во всем, что я делаю, когда нахожусь близко с этим человеком.

– Малышка… Я поражён тем, как ты отреагировала на мой сюрприз и… – Он озабочен моим состоянием.

– Это лучший сюрприз во всей Вселенной, – вытирая слезы, безудержно стекающие по моим щекам, проговариваю я.

Джексон мягко прижимает меня к себе. По моей спине ползет холодок – либо от страха, либо от того, что в мое тело поступает тепло от испытываемого восторга, либо от возбужденного предвкушения, о котором мне запрещено думать. Эти объятия светлее солнца. Я так нуждалась в них. Я утыкаюсь ему в грудь и – черт – я, кажется, сама сияю огнями. И вот так, в теплых и родных объятиях, мы стоим и смотрим на звёзды, на мои любимые звезды во Вселенной, которым я посвящаю свои стихи и которые неразрывно связывают меня с близким человеком – дедушкой.

– Я помню твою любовь к этим крупицам соли, рассыпанным по ночному небу, – Джексон цитирует строку из моего стихотворения, – но к такой твоей реакции, я не был готов… – потрясается он, качнув головой. – Знай, что… – Я замираю, ожидая, что он хочет сказать. – Для меня это безумное счастье видеть тебя такой.

– Джексон, спасибо тебе за всё, за всё, что делал и делаешь для меня. – Он нежно-нежно гладит меня по волосам. Голова идет кругом от этой ласки.

– Ну ты же моя сестрёнка?.. – как будто голосом из детства, выдает Джексон.

– А ты – мой братик!

– Но у сестрёнки скоро взорвется пузо, как бомба замедленного действия, которое очень желает есть, поэтому, как и всегда, идём пробовать мою, уже холодную, пиццу! – Как же забавно исходит от него слово «мою».

Я смеюсь, отпрянув от объятий, так как и не заметила в порыве чувств, как сильно прижалась к нему.

– Джексон, а как же тесто, которое делала я?

– Хорошо, наша, – меняет задорно он.

– Другое дело!

– И сразу заулыбалась, малышка.

– Дя! – мило вскрикиваю я. – Идём!

Мы помещаемся на мягкий, обитый бархатом, бордового цвета диван, стоящий посередине звездной территории, и кладем между нами поднос с едой.

– Я подумал, что бокал испанского белого сладкого вина не помешает нашим разговорам? – предлагает с осторожностью Джексон, зная то, как я отношусь к алкоголю.

Учитывая сегодняшний, мой невероятно эмоциональный день и с учетом того, что завтра у меня выходной, я решаю принять предложение Джексона. Это поможет немного расслабиться и смело разузнать обстоятельства жизни родной песчинки.

– Да, с радостью… – неуверенно бросаю я, чувствуя на себе его острый взгляд.

– Не ожидал услышать твой положительный ответ. – Он разливает напиток по двум хрустальным бокалам.

Кто же ожидал? Я тоже не ожидала.

– Просто в моей жизни нет места алкоголю, только лишь в исключительных случаях, – объясняю незамедлительно я, с каждой секундой теряя рассудок.

– Это тот самый исключительный случай? – Джексон анализирует, фильтрует каждое мое слово.

– Да, – хихикаю тихо я.

– Ну что, кто из нас начнёт первым?

Я смотрю на него недоумевающим взглядом.

– Что начнёт?

– Кушать пиццу и рассказывать истории о своей новой жизни?

Я удивляюсь. Он почти всё знает обо мне. Что ещё он хочет узнать?

– Может быть, ты? – мягко настаиваю я.

– Давай-ка ты. Ты же испытываешь аппетит.

Он ловит меня на мысли. Каким же дотошным он стал. Ранее был гораздо проще.

Джексон отдает мне налитый бокал вина, и мы медленно стукаемся, обжигая друг друга безумными взглядами и без слов делаем небольшие глотки. Он внимательно смотрит на меня поверх кромки бокала.

Я тянусь за кусочком пиццы, запах от которой невообразимо божественный. Впервые я ем пиццу, запивая её, весьма эстетично, вином, от которого у меня уже покруживается голова.

– Что я могу рассказать о себе? – проговариваю я вслух, сама того не осознавая. А ведь я и не соглашалась на то, что начну первой. – Первый год в Мадриде был самым трудным. Я не только осваивала азы модельной сферы, но и поддерживала маму, чтобы та пришла в себя после того, что произошло со всеми нами. Мне было тяжело видеть ее опустошенной, безнадежно рыдающей круглыми сутками… Каждый день она говорила себе слова о том, что ее жизнь разорвалась, и она не находит больше в ней смысла… – со вздохом, рассказываю я.

Джексон внимательно слушает, не притрагиваясь к еде, за исключением бокала с вином, который словно прилип к его ладони.

– А знаешь, я понимаю твою маму. Это же то же самое, что когда-то было со мной. Вспомни, как я переживал, после разлуки с отцом. Я места себе не находил. Я думал, будучи ребёнком, что моя жизнь закончилась… – стонет он, перебирая в памяти не самые лучшие моменты жизни.

– Да… – киваю с грустью я. – Я помню, как тебе было трудно; как я делала всё, чтобы было тогда в моих силах, дабы ты был счастлив…

Я помню, как сочинила в его честь прозу. И отрывок вертится в голове:

«…Его отец ушел не попрощавшись,

Оставил мальчика на кон судьбы,

Я так переживала, что он один остался,

С надеждой каждый день молила: «Пожалуйста, Всевышний, помоги».

– За что я тебе благодарен… И не забыл об этом. – Его глаза изучают мои. – В том числе, что ты помогла мне сблизиться с отцом. – Джексон накрывает рукой мою руку, лежащую на коленях. Моя душа озаряется светом и безграничным теплом, выключая разум и включая огонек сердца.

– Меня не за что благодарить, и ты это знаешь… – уверяю с нежностью его я, взирая на наши соединенные руки.

Он медленно отстраняется, почувствовав мое смущение, заявляя:

– Милана, продолжай дальше.

Я борюсь, с трудом, но борюсь с подступающим головокружением.

– Затем, благодаря родителям Ритчелл, мама все-таки проявила интерес к работе бухгалтера в Испании и стала забывать о своей боли. Ну как забывать. Забыть невозможно, – встречаюсь с его зелеными глазами, которые не перестают смотреть на меня, – возможно, лишь приглушить на время боль, занимаясь рутинной деятельностью.

– А что отец?

Я тяжело вздыхаю и выдыхаю.

– Папа всё это время писал, да и сейчас, пишет. Он хочет нас увидеть, поговорить, загладить свою вину. Папа раскаивается во всем…

– А ты, что думаешь по этому поводу? – Он подливает нам в бокалы одурманивающий напиток.

Эх…

– Знаю, что человек заслуживает второй шанс, но… – Больно говорить об этом. Я проглатываю полбокала вина, понимая, что это действие не прекратит в одночасье существование моей боли, только на мгновение.

Я смотрю вдаль на загоревшуюся в небе звезду.

– Милана, но он же твой отец… – говорит мне Джексон словами, которые я ему сообщала тогда, когда он встретил своего отца, но не мог простить его за причиненные обиды. – Он человек, а, значит, ему свойственно ошибаться. Если он встречался с моей мамой, это не говорит о том, что он не любит тебя… Он признал же, что был неправ. И…

– Да, Джексон, – обрываю рассержено я его, что он защищает моего отца, – однако папа столько принёс нам боли с мамой. Мне так обидно за неё, даже не за себя. Но ведь, если бы не его предательство, и мы бы с тобой не расставались… – Десять градусов алкоголя уже дают о себе знать. Сейчас я сама призналась, что мне глубоко жаль, что мы расстались с Джексоном. Я прикусываю губу, словно создаю себе укол за то, что случайно выбросила на воздух лишнее.

– Мы сами сдались. Мы сами виноваты. И ты прикусываешь губу. – Джексон делает секундную паузу. Мои глаза темнеют от страха, а в висках громом отдаются удары сердца. – Точнее, я виноват, – резко втягивает он воздух. Я стараюсь дышать, приподняв голову, любуясь звездным небом. – Я перестал бороться за любовь, за самое дорогое в своей жизни и опустил руки. – Страстность взгляда усиливает его слова. – Я думал, что наше расставание пойдёт нам на пользу, но я ошибался…

Наши взгляды с Джексоном сливаются в нечто единое.

– Джексон, но ведь я причинила тебе боль…

Я обманывала его, украдкой проводя какое-то время с Питером, своим родным братом, с которым мы, оказывается, разделяем общего биологического отца. До сих пор тяжело в это поверить.

– Каждый из нас причинил боль каждому. – Его губы снова приближаются, но пока мы только касаемся дыхания каждого. – Лучше любить и потерять, чем не любить вовсе…

Красивая мысль Джексона уносит меня далеко-далеко. «Лучше любить и потерять, чем не любить вовсе…»

Я задумываюсь и на минуту отхожу от реальности происходящего.

– Согласна? – ободряет он меня вопросом.

– Возможно, – нейтрально отвечаю я, не переставая думать о словах Джексона.

«Я думал, что наше расставание пойдёт нам на пользу, но я ошибался…»

Я считала аналогичным образом. Но на практике, то бишь в жизни, это не получило запланированного конструктивного результата. Мы отдалились. Вот и весь итог нашего расставания.

Не в силах сосредоточиться после всех трепещущих фраз, я беру ещё один кусок нашего кулинарного творения, заглушая, подбрасывающие мне сознанием, моменты прошлых лет.

– Милана, у меня тоже все было негладко. – Рассуждает Джексон. Я настораживаюсь и внимаю каждую его фразу. – После твоего отъезда, я не общался с матерью несколько месяцев, уехав в Нью-Йорк с отцом. Мы занялись бизнес-проектом, и я так вцепился в него, чтобы не думать о тебе… – тяжело произносит он, – и забыть все, что произошло с нами тем летом. Но я не смог. Воспоминания время от времени возвращались ко мне.

«Мы занялись бизнес-проектом, и я так вцепился в него, чтобы не думать о тебе…»

Во мне происходят неизъяснимые токи звезд, пронизывающие спину. Я умираю от желания броситься к нему после его слов. Горячее желание начинает разливаться по животу, вопреки всем убеждениям, всем обязательствам, стоящим передо мной.

Слушая его, я переполняюсь чувством свободы, которое отмечала в себе ранее при общении с ним. Было время, когда мы друг другу рассказывали гораздо больше, чем родителям, когда мы делились внутренними переживаниями, зная, что поймем каждого.

– Но мы не звонили друг другу… – вставляю я в его речь факт, который полностью зависел от нас, не от предательства наших родителей. Мы смело могли продолжить поддерживать общение даже на расстоянии.

– Да… – стонет он. – Я думал, что у тебя другая жизнь, в которой нет места для меня и для прошлого. Да я и сейчас так думаю. И эта встреча… – Джексон берет паузу, отчего у меня перехватывает дыхание. Он ставит бокал на поднос и стягивает пальцами веки закрытых глаз к переносице и несколько раз глубоко вздыхает. – Я не ожидал тебя встретить. Я знал, что, приезжая в Мадрид, ты где-то рядом, но не догадывался, не предполагал, что ты так близко. Надежды были пусты, так как у тебя парень… Узнав об этом, я сдался окончательно, хотя… – размышляет он, – Питера в своё время и это не останавливало.

Я ошеломленно покачиваю головой. Значит, он все же хотел встретиться со мной? Но откуда он узнал про Даниэля? И почему не стал бороться, даже при мысли, что у меня есть парень? Ах да, Белла. По времени они дольше встречаются, чем мы с Даниэлем. Хотя Джексон ни одного слова про неё не сказал. Получается, что Белла формально занимает место девушки Джексона? Или нет? Я ничего не понимаю.

– Да, Питер боролся, – верно подмечаю я. – Возможно, он нам своим примером многое показал, открыл глаза…

– Как вы с ним вообще поддерживали общение после всего?

Мы незаметно переходим к обсуждению темы, в которой главная роль отдается нашему с Джексоном брату – Питеру.

– Мы общались несколько месяцев, но ему тяжело было признать, что я даже не друг ему, а сестра… Это такой удар был для него. Но со временем, ограничивая общение до минимума, то есть только в рамках поздравлений каждого с праздниками, мы смогли найти способности общаться с каждым, но поверхностно… а потом и вовсе перестали. – Питер Моррис. Брат. Как он пережил всё это? – И как я могла не догадаться, что мои чувства к нему пронизаны той самой братской любовью?

– Да уж… Сложно представить. Я с ним очень редко общаюсь. Всё время в делах.

– Ритчелл с ним общается. Они стали хорошими друзьями.

– Серьезно? – распахивает глаза Джексон. – У них не роман случайно? Шуры-муры, все дела? – шутит он.

Я смеюсь от его слов. Простота в словах Джексона, я так чувствую, редкостная вещь, но все-таки она иногда прослеживается.

– Нет, у Ритчелл есть ухажер в Италии. Поэтому, не думаю. Да и если бы что, она мне бы рассказала. Лучшие подруги как никак.

Я замечаю, что бокал вина пока идет нам обоим на пользу. Мы как-то разоткровенничались с Джексоном не на славу.

– Замуж не собирается? Давно я не бывал на таких вечеринках. Работаю круглыми сутками.

Это заметно. Судя по тому, что он в таком возрасте немыслимо успешен и известен говорит о том, что он двадцать четыре часа в сутки уделяет бизнесу.

– Ха… – гогочу я, – как же согласна с тобой. У меня еще и учеба, помимо работы в модельном. Но, к сожалению, Ритчелл сказала, что выйдет замуж тогда, когда будет готова к этому.

Опьянённость, прослеживающаяся во взгляде Джексона, настолько забавна, что вызывает во мне смех без причин.

– Джексон, п-подумать только, мы не виделись с тобой четытре года и… – запинаюсь от смеха я.

– «Четытре»? – разражается от смеха Джексон. – Так, всё, третий бокал для тебя был лишним. Больше ни грамма, малышка. А то я чувствую себя извращенцем малолетних.

Я игриво толкаю его в плечо.

– Эй, ты меня перебил! И что за словечки? – смеюсь я. – Мне уже двадцать один год. Я сама отвечаю за свои поступки. Я давно не малолетняя.

– Действительно, сама, – саркастически усмехается он. Я закатываю глаза. – Я предупреждал тебя, если что, – заманчиво грозит мне пальцем он.

– Так вот, такое чувство возникает сейчас, что этого расстояния словно и не было… – досказываю я свою мысль.

– Знаешь, почему тебе так кажется?

– Нет, поведай истину мне, мистер Джексон, – подтруниваю я его.

– На что способен мистер Джексон тебе известно? – говорит он с вызовом. Я с потрясением от его открытых намеков качаю головой, отвечая, тем самым, «нет».

Он ставит поднос с оставшимися кусками пиццей и бокалами на другую часть дивана и пододвигается вплотную ко мне.

– Возможно, расстояние между нами видится непреодолимым, но даже через сотни километров можно построить мост… – Он с нежностью переворачивает мою руку и разглядывает линии на ладони, проводя по ним пальцем, вызывая приятную щекотку. – И мы его строили, медленно, редко…

Его слова затуманивают меня. Он научился выражаться так трогательно. «Возможно, расстояние между нами видится непреодолимым, но даже через сотни километров можно построить мост…»

Но этот мосток оказался хрупким.

– А ты стал говорить красивые вещи.

– Потому что начал изучать философию. Рекомендации моего учителя, – намекает на меня.

– Конечно, учитель оказался мудрым, – заключаю с насмешкой я.

– Что хочу заметить. А почему четыре года? – Его взгляд скользит по мне.

– О чем ты? – Я делаю большие глаза, не поняв сути его вопроса.

– Мы не виделись с тобой четыре года и одиннадцать месяцев. Почти пять лет. – У меня отвисает челюсть от точности времени, которое мы прожили вдали друг от друга. Но откуда?.. Я думала, что он даже и не заострял на это свое внимание.

– Считал? – спрашиваю я неестественно тонким голосом.

– Считал, – отрезает он, на что я нарочно кусаю губу. – Так почему ты не приплюсовала еще месяцы? И я это видел! – пылко указывает пальцем на область моих губ.

– Потому что, – я думаю, а и правда, почему, – я просто считала только годы. И когда бы через месяц настигло то число, я бы для себя отметила, что прошло пять лет.

– Значит, тоже отмечала? – меланхолично, с горящими глазами, произносит он, на что я лишь медленно киваю.

– Милана, а как у вас с Даниэлем? – продолжая вырисовывать круги на моей ладони, спрашивает он про моего парня, о котором я напрочь успела забыть.

– Как бы сказать… – я теряюсь от вопроса и тянусь к бокалу через Джексона.

– Нет! – он крепко схватывает мою руку. – Я сказал, что тебе больше нельзя! – командный тон срывается с его губ. – И я задал вопрос. Ты любишь его? – Я смотрю на Джексона, который за секунду озлобился. Он словно пытается отпугнуть свои предположения собственной яростью.

Я выхватываю от него руки, скрещивая их на груди.

– Джексон, я отвечу на любой вопрос, кроме этого!

– Хорошо, – хладнокровно заявляет он. – У тебя остались чувства ко мне? – уже дерзко бросает он. Его глаза метают молнии.

Ччччёерт. Я угодила в ловушку.

Мы во власти грозы. Любовной грозы. Она в сотни раз могущественнее, оттого пускает шаровые молнии исступленного желания.

– И кроме этого тоже, – с иронией говорю я, чувствуя жар внутри себя. – Джексон, я думаю мне уже пора домой… – Я едва ли поднимаюсь с места, но он со всей резкостью дергает меня за запястье, и я, сама того не ожидая, возвращаюсь со взмахом на место, очутившись с ним лицом к лицу.

– Что ты себе позволяешь? – закипаю я, вскинув бровь. Перед глазами – легкий туман. Все вокруг нас дышит огнём.

Как он может быть резким со мной?

– Ты никуда не уйдешь! – кричит приказным тоном он, держа запястье моей правой руки.

Ух… да он горит от гнева. Что его так разозлило?

– Джексон, бери руку! – Его хватка так сильна, что каждая моя попытка отдернуться от него безуспешна и только приводит к покраснению кожи.

– У вас близкие отношения? – ядовито спрашивает он, сдвигая брови к переносице. – Ответь, немедленно!

– Хватит на меня кричать! – рявкаю рассерженно я. – Я не обязана ничего сообщать! – пытаюсь уклониться от прямого ответа. – Мое личное право! – выкрикиваю я со злостью.

Глаза Джексон дико бегают. Каждая моя фраза раздражает его сильней.

– У вас близкие отношения, ответь мне, на один вопрос?! – во все горло допрашивает Джексон.

– Я ничего не скажу тебе! – слабо защищаюсь, отчаявшись, я.

Раздраженный моим упрямством, он багровеет от гнева:

– Я еще раз спрашиваю, у вас близкие отношения?

Он сжимает так сильно мою руку, что еще доля минуты, и он разорвет мне пульсирующую вену, из которой вспыхнет и разольется наружу кровь.

– Да или нет? – орет он, обдавая меня блеском сумасшедших глаз.

Боль ломает мои сопротивления.

– Нет, – обрываю его я и его рука моментально отбрасывает мою, словно в нем произошёл выброс огня.

– Как нет? – пораженно восклицает Джексон с деланным недоумением, сбавив тон голоса.

– Вот так, – выплевываю я, изумляясь тому, как он смеет относится так ко мне и кричать.

Я горю, пылаю, но это небесный огонь. Сердце метится.

Мы оба молчим, дабы привести мысли в порядок.

Джексон спустя минуту обхватывает с нежностью обе моих руки, несмотря на то, что я отмахиваюсь.

– То есть за все эти годы, ты ни с кем не… – проговаривает, ошеломленно он, не заканчивая предложение.

– Ни с кем не занималась сексом? Да! – гордо кричу я с плевком. – Ты это хотел услышать? Доволен? – Слова вырываются из меня с такой скоростью, что я едва успеваю понять, что говорю.

Мое опьяненное состояние имеет место быть и овладевает моим разумным сознанием. Хотя мое разумное сознание давно собрало чемодан и улетело далеко-далеко на самолете с той секунды, когда я встретила Джексона.

Меня трясет. Трясет ото всего: от его слов, действий, криков… Но то, как он воздействует на меня… Это немыслимо. Знал бы он, что только ему я готова отдаться, даже после стольких лет… И чёёёёрт. Его действия так возбуждают меня, что я боюсь поджечь эту веранду. Я ненавижу его за то, что у него надо мной такая власть. Я безвольная игрушка в его руках.

– Милана, но как? – удивленно спокойным тоном спрашивает он, пытаясь разобраться. – Все эти годы ты… – хрипло продолжает он. В его взгляде полыхает неизбывная страсть, что кровь бросается мне в лицо.

Он мне не верит?

– Джексон, ты же знаешь, как я отношусь к этим вещам, – так же, как и он, не поднимая голоса на него, сообщаю я, глазами умоляя поверить мне. Припустившийся ветер, словно разделяет со мной мучительные томления, кипящие внутри. – Для меня важны чувства, если их нет, то я не готова отдаться человеку, понимаешь? – с жалостью к себе произношу я, смело глядя ему в глаза. – Несчастный романтик, – усмехаюсь над с собой.

– Малышка… О, боже… – отрывисто, страстно исходит от него. Кровь приливает к его лицу, и он становится огненным, как Солнце во Вселенной. Его жесткие черты разглаживаются сию секунду. – Голос моего сердца не задушить в эту минуту… – Он медленно приближается ко мне так же, как происходит зарождение рассвета: плавно, чувственно.

Сердце бьется неровно, часто, немыслимо часто. Последняя, смелая капля разумности застревает в моём мозгу, не позволив сдаться:

– Мы не должны нарушать правила… – Я говорю ему в губы, находящиеся в сотых дюймах от меня.

С похотливым взглядом и грубой чувствительностью он произносит:

– Разве они не для этого созданы?

Я сдаюсь. Капля ссыхается. Остается ее частица. Микрочастица. Вдох. Выдох. Всё.

– Я не могу сопротивляться… – полушепотом признаюсь я.

– Ты возбуждаешь меня этими словами… – Преисполненный ненасытным физическим голодом, бросает он, ослепленный звездным блеском. – Ты подвигаешь меня на мятеж, малышка.

– Только этими словами? – Я не соображаю, что говорю и продолжаю на одном дыхании: – И всё? – чувственно произношу я, прикусывая нижнюю губу.

Он взирает на меня соблазнительным взглядом, жаждущим моё тело.

– Малышка, что ты со мной делаешь… – Его нежные слова рассеивают мой гнев, рассудок кричит о предвидении гибели, но сердце пленится звездой, пленится любовным трепетом, не в силах разорвать эту неумолимую вожделенную силу.

Он обхватывает ладонями мое лицо, пронзая меня гипнотизирующим взглядом зеленых глаз; проводит большим пальцем по моим губам и спускается чуть ниже по шее, создавая легкие покалывания. Тая под его неспешными прикосновениями, я чувствую требовательный зов его распаленной плоти. Я начинаю пылать всеми огнями, как новогодняя елка, одержимая водоворотом страсти, накапливающимся каждую секунду.