полная версия

Анна Д. Фурсова
Счастье в мгновении. Часть 2

На этот раз становится ясным мысль, почему он хочет меня забыть. Он намеренно говорил, что я – главный гость вечера и обязана поехать, чтобы услышать от его подружки, что у них знаменательное событие?

Я при последнем издыхании рьяно хватаю бокал и произношу, немогущая превозмочь:

– ООО… Джек-сон, и ты все это время молчал?

Я подхожу к нему, продолжая:

– Как же я рада, от души желаю вам море счастья, бешеной любви, совет вам да любовь!

Одна я залпом вливаю в себя содержимое бокала и ставлю его на свободное место на столе.

– Дайте-ка я вас обниму, мои дорогие молодожены! – с горечью вскрикиваю я и кладу свои руки на плечи Джексона. Замолкнув, он сидит на месте и не шевелится. Его мышцы натянуты донельзя.

– Белла, вы же меня внесли уже в список приглашённых на свадьбу? – истерически продолжаю я, обуянная чувствами убийственной ревности.

– Бесспорно, в первых рядах! – обескураженная моим поведением отвечает она.

– Давай, обниму, иди сюда!

Я обнимаю Беллу, чувствуя, что Джексон уже не выдерживает моего эмоционального спектакля. Взгляды присутствующих направлены на меня.

«Объятия двух ненавидящих друг друга существ».

– Милана, не стоит так реагировать, – с глубокой беспомощностью вставляет Джексон. Его щеки немыслимо розовеют. Мои действия жестоко распалили его кровь. – Это только в наших планах.

– Милана, ты прям смущаешь нас, – улыбается Белла, садясь на своё место.

В его планах? А что же ты мне голову морочишь, Джексон, раз в твоих планах супружеская жизнь с Беллой?

И вновь я погружаюсь в кромешную тьму, куда не доходит свет свечи.

– В ваших планах? Как это? Ты посмотри, как тебя любит Белла… Она же для тебя все делает… – Меня перекрывает. Насквозь. Я разбита. Разбита отчаянием.

Ритчелл специально кашляет, пытаясь снизить прорыв моей тронутой и уничтоженной души. Не сегодня, подруга, нет.

– Ах да, я совсем забыла, друзья, горько?! – Я жестикулирую руками, лицезря сделавшегося несчастным Джексона и счастливую до невозможности Беллу.

– Горько! – кричит Джуана, которая, возможно, единственная, кто верит каждому моему слову.

– Горько! – добавляет Итан. Ну или не единственная.

Белла и Джексон, как сидели, так и сидят на месте. Что? Джексон не решается в моем присутствии осчастливить эту пищащую Белль?

Мои бескровные губы шевелятся, проговаривая шепотом переплетающиеся чувства ненависти и любви к сокрушителю моей жизни.

– Милана… – бормочет Ритчелл, мотая головой в стороны с округленными глазами и губами шепча: «Не про-дол-жай».

– Что? – отходя от них, бурчу я. – Ах, да, Ритчелл, ты права. Я же мешаю им своими объятиями, так, – я смотрю на них проницательным, изнеможенным взглядом, – а теперь жених может поцеловать невесту! – издеваюсь я.

Белла закрывает глаза, приближаясь к лицу Джексона. Он секундно глядит на нее и оставляет отпечаток своих губ в области её носа, на что Итан с Джуаной придерживают рты, стараясь не засмеяться от выражения недоумения на лице у Беллы.

«Джексон опозорил ее честь. Значит, 2–1, Белла, в мою пользу?»

– Э… Милана, – огорошенно сообщает мне Питер, – мы можем поговорить?

– Да, конечно! – опьяненно говорю я, салфеткой вытирая оставшуюся помаду на губах. Меня одаряет еще одна мысль: – А давайте все оставим их наедине! Они нуждаются в свободе! Брачная же ночь, как никак.

Раскатистый и зловещий смех Джексона затмевает зал:

– Пожалуй, кому-то нужно проветриться!

Это он мне? Да как он посмел? А вообще не помешало бы сделать передышку от давящего ощущения давления на меня.

– Предлагаю т-танцы! – запинается на слове Ритчелл, спасая атмосферу.

– Да! – пищит изумленная Белла, делая музыку громче.

– Отличная идея, а мы с Миланой пока поговорим, – добавляет Питер на слова Ритчелл.

Белла с Джуаной заводят разговор о своих прошлых путешествиях по миру, а мы с братом отдаляемся на свежий воздух. Сейчас Питер будет читать мне морали о жизни и т. д. и т. п.

– Ой, – бубню себе под нос я, заплетаясь ногами в движении.

Виной всему не три бокала шампанского, а я сама. Это реакция на жизненное потрясение, в котором я оказалась на сей раз.

Бледный луч месяца освещает тропу, по которой мы бредем к озеру. Сдерживаемые рыдания неумолимо душат меня. Больно. Горько. Хоть криком кричи.

«Как можно было снова поддаться обману чувств?»

«Я так утомилась, что мусолить одно и то же стало немыслимо невыносимым».

Я поднимаю глаза к звездам, убаюкивающим мою больную душу. Они единственные остаются верными. И никогда не исчезают, если даже я не всегда глазею на них. Иногда я чувствую, что как-то связана с этими светлячками. Может, они и есть блюстители моей души? Одни на всем белом свете, кто оберегает её… когда внутренние силы ни на что не оказываются способными.

Лунная дорожка бежит по глади озера и бросает бледный свет на Питера, воззрившегося на меня.

– Питер, какая романтика, не так ли? – Я тихо лопочу каждое слово, пытаясь унять подступающие слезы.

– Возможно… – отвечает он со спокойной рассудительностью. Через несколько секунд, глядя на меня огромными глазами, полными сочувствия, он вполголоса произносит: – С непринужденной грацией она, обладающая точеной фигурой, вышла в лунную темную ночь… Она была бессильна, чтобы отвлечься, но, заметив шевелящуюся чью-то тень, чей-то черный силуэт, она нарушила молчание и, всмотревшись в образ приближающегося к ней человека, ее долго сдерживаемые слезы заструились из глаз… – Словно строчка из потрясающей книги. Он же писатель. Он же Питер. Питаемый чтением книг. Это стоит восхищения.

В его описании речь шла о нас двоих? Или?..

Я легонько отделываюсь кивком, символизирующий ответ на его утонченную, пронизанную нотками чувств, мысль. Тень улыбки садится на мои губы. С усталой обреченностью, отраженной на лице, я взираю на озеро, погружаясь в минуты полного затишья.

Из-под ресниц я вижу, что Питер мечется в думах, не осмеливаясь начать разговор.

– Питер, я же жду, – с придушенным шепотом выражаюсь я. – Давай уже, доноси мне мысли о том, что я творю…

Питер делает шаг ближе.

– Милана Фьючерс, что ты творишь? – забавно начинает он.

Я стою в безмолвии, очарованная красотой ночного неба со звёздами.

– Говори о том, что я крайне непокорна к этому дому и к его гостям, точнее госте, воспылая к ней особенным отвращением, – ехидствую я, храбро игнорируя чувство такта.

Питер издает короткий смешок, заставляющий меня слегка замереть, и заводит руки за спину. Насколько я помню этого человека, он даже в самых подчас неразрешимых жизненных трудностях найдет повод посмеяться.

– Ты часом не пьяна, сестрица-писательница?

Я стараюсь сдержать непрошенную улыбку.

– По мне не видно?! – говорю мягко, но решительно.

– Я не теряюсь в догадках. Ты сияешь ревностью, я угадал?

Ревностью? Пф-ф… нет!

Я отрицательно качаю головой.

– Милана, теперь ты, возможно, понимаешь меня. Когда-то я тоже был в похожей ситуации. Я страдал, я любил…

Воздух сгущается над нами. Он всё ещё помнит? Поддерживаю его мысль, этого не забыть. В далеком прошлом я, не раздумывая, отдала бы за него тысячу жизней. Наше сердце, как кладбище, хранит любимых нами людей. Когда-то этот влюбленный касался моих губ, оставив на них свой отпечаток, ласкал теплотой и бескрайней заботой. Главное слово в этом предложении – «когда-то»…

Я внимательно слушаю его и продлеваю беззвучие.

– Но я тебе скажу одну вещь, которую сегодня заметил. Я провёл с тобой и Джексоном всего один день… – Я так сосредоточенно внимаю каждую букву, боясь не расслышать его слова. – В вас двоих не иссякла та искорка, которую я когда-то видел в Сиэтле. Именно этой искорки не было у тебя ко мне, поэтому…

«Поэтому наша история любви потерпела крушение под гнётом моей любви к Джексону…»

– Питер, прости, что перебиваю, но… – Я поворачиваю голову, глядя в его темные глаза: – У него нет никакой искорки. Он женится на Белле. Я ему не нужна. – Я вздыхаю. – Мы встретились несколько недель назад, и я столько успела совершить ошибок…

– Ты сама-то веришь в свои слова? – фыркает Питер, впадая в шутливый тон. – Милана, говорю тебе с позиции мужчины то, что он любит тебя. Это легко заметить. Даже Беллу в присутствии тебя поцеловал в нос, – выскакивает смешок их уст Питера, на что я отвечаю взаимным действием. Я словно черпаю жизненную силу из его добрых и поистине искренних словах.

Это выглядело и вправду забавно. Это тебе нефранцузский поцелуй.

– Но это ничего не решает, – с грустью покачиваю я в стороны головой. – Мы отдалились друг от друга. – Убираю улыбку с лица. – Нас отдалило время…

– Милана, – он протягивает мне руки, и я вкладываю свои ладони в них, – нет, Милана Фьючерс… модель… сестра, – я невольно улыбаюсь, растроганная в глубине души ласковым обращением, – где твоя уверенность в себе? Где твоя решимость? Тебя раньше никогда не смущало время, чьи-то мнения, ты всегда боролась за свое личное счастье, ты боролась за своё призвание! – Той меня уже нет. Та частичка меня, как свет в окне, ярко вспыхнула, а затем также быстро потухла. Та часть меня не знала, что такое жизнь в широком смысле слова, она носила «розовые очки», живя мыслью, что предательства не существует, как и таких жизненных минут, когда ты перестаешь сражаться за свое существование… – Тебя беспокоит, что между вами было расстояние? Но… а ты думала, что любить можно сквозь время?

Сразу чувствуется писательское мастерство брата, которое, как я уже поняла, у нас в крови с ним.

– Знаю, Питер, однако…

– Нет, не знаешь, – серьёзно говорит он, – ты же любишь своего дедушку независимо от того, что между вами теперь расстояние, равное миллиардам лет, а может и больше?!

Мысль о дедушке заставляет меня осознавать смысл слов Питера, погрузившись снова в недавний вещий сон. «Он и дедушку не забыл?»

– Да… – печалюсь я.

– Что «да»? Милана, я не буду спрашивать, я уверен, что ты любишь этого человека. Ну так борись за свои чувства!

– Бороться? – хохочу я, скрывая боль. – А стоит ли, Питер?

– Сестренка, – нежно говорит он, отчего сжимается мое сердце, – стоит! Вы, как дети. – Я смеюсь. – Мне Ритчелл рассказывала, что у тебя есть молодой человек… – Я ничего не отвечаю. Вспоминая Даниэля, мне становится не по себе. Стоял бы он рядом с нами сейчас и слышал бы всё то, что мы, с такой оживленностью, обсуждаем с Питером. Боль была бы больнее. Его. Ну и моя.

– Милана, вы с Джексоном скрываете свои истинные чувства, цепляясь за других людей и…

С запальчивостью я прекращаю его размышления:

– Питер! Остановись!

– Не остановлюсь, я не хочу, чтобы ты совершила ту же ошибку, что, – останавливается на мгновение, опуская мои ладони и свои плечи от глубокого выдоха, – и мы с тобой когда-то… – слабым голосом заканчивает мысль.

От этих слов ёкает сердце. «…не хочу, чтобы ты совершила ту же ошибку, что и мы с тобой когда-то…»

– Спасибо, братик…

– Я помогу вам! – обещающе произносит он. – Ведь я ещё твой должник, помнишь? – улыбается он.

Я сдавленно смеюсь.

«Но я ни при чем, Питер. Ты жив потому, что так должно быть. Ты, как скажет мой дедушка, еще не выполнил свою великую миссию…» – шепчет моё сердце брату.

– Питер, нет… – медленно лепечу я.

– Если вы оба не хотите бороться друг за друга, я попробую что-нибудь сделать.

– Питер, поверь мне, мы не готовы, мы изменились, мы разные с ним, незачем бороться!

– Зато чувства у вас одни! То, что ты сегодня устроила, – гогочет он, – тому подтверждение.

«Мы разные с ним, незачем бороться… Зато чувства у нас одни».

Кажется, пора записывать слова брата в отдельный дневник. Они такие красивые…

– Поставила на место Беллу? – зная ответ, с выражением сообщаю я, слегка улыбаясь.

Питер закатывается в смехе.

– Особенно вот это твоё «ни в этой жизни», – с той же интонацией произносит он.

Я от всей души смеюсь.

– Наконец-то, я уж думал твоих ямочек не увижу.

– Узнаю, Питера, – по-доброму говорю я. И наконец решаюсь сказать то, что хотела: – Я так счастлива за вас с Ритчелл… Как это вообще все произошло?

Питер смущается.

– Как мы быстро перешли к разговору обо мне! – источая теплую, добрейшую ауру, восклицает он.

Сердце чуть освободилось. Питеру удается снижать груз, повешенный на меня.

– Так что? – стесненно выражаюсь я.

– Милана, знаешь, – улыбается он, создавая минутную необычайную тишину, – ты для меня – лучик солнца, – слезы блеснули в моих глазах, – а она стала солнцем. – Какие красивые слова. Питер тоже для меня – лучик солнца и всегда им был, жаль, только и нас время разлучило. – Я понял, долгое время общаясь с ней, что не желаю терять этого человека и поэтому предложил ей идти по жизни вместе…

– Моему счастью нет предела, когда я слушаю, с какой нежностью и любовью ты говоришь о моей подруге, – с замиранием сердца произношу я.

– Моему счастью тоже не будет предела, когда я увижу вас вместе с Джексоном. – Его глаза лучатся теплотой.

Улыбка и слезы перемешиваются на моём лице.

– Я сегодня забыл кое-что сделать при встрече, – с нежностью возвещает он, на что я приподнимаю одну бровь и вопросительно смотрю на него. – Обнять тебя, – заканчивает Питер.

Я без слов бессознательно бросаюсь в его объятия, преодолев первоначальное внутреннее сопротивление, переполнившись сентиментальными чувствами.

«Кажется, он еще подрос. Я песчинка в сравнении с ним».

– Сестренка моя… – шепчет он с невообразимой трогательной нежностью, затмевавшей мои глаза незаметными слезами.

«Мучительно знакомые объятия».

Внезапное ощущение неловкости и беспокойства отходит в сторону. Родные объятия брата и сестры начинают действовать, как магия. Я обнимаю его так крепко. Боль стихает, растворяется… Сквозь нашу одежду просвечивается луна, точно представляя перед нами свидетельницей, свидетельницей воссоединения родственных душ, давно забытых, потерянных во времени…

Запечатлевшиеся у меня в памяти прошлые мгновения с Питером, всплывают наружу. Мы нужны друг другу. Очень. Эта атмосфера добра и беззаботной, без нотки фальши, любви необходима нам обоим.

– Питер, Милана, – зовет нас «виновник торжества» ледяным голосом, от которого у меня пробирает легкий озноб. Мы в эту секунду отпускаем друг друга и поворачиваем головы в сторону исходящего голоса.

Джексон за это время успел подвернуть рукава белой рубашки до локтя, открывая взгляду сверкающую от лунного света кожу. Его руки положены в карманы. Он говорит угасшим голосом, делая всё, чтобы не встречаться взглядом со мной:

– Болтаете?

Ободренная объятиями с братом, я умело надеваю маску равнодушия, дабы не показывать Джексону испытываемые мной чувства.

– Да, – отвечает Питер. – Здесь такая красота, брат. Спасибо, что пригласил к себе. Фантастическое место.

– Питер, я всегда рад тебе! Приезжайте чаще с Ритчелл, – заявляет он, становясь между нами двоими.

Я не молвлю ни слова. Лишь дышу. И то прерывисто.

– Спасибо, Джексон. – Питер напрягся, присоединяясь к моему молчаливому поведению.

– Милана, – не смотря в мою сторону окликается Джексон спокойным голосом в отсутствии злости, обиды, гнева, – я хотел сказать, что…

– Ничего не нужно, Джексон! – не давая ему высказаться, гордо отрезаю я, стараясь говорить тише. – Достаточно фраз на сегодня.

– Милана, выслушай его, – нехотя вступает в разговор Питер.

– Она у нас непробиваемая, поэтому и слушать ничего не будет, – взрывается Джексон, обдавая меня гневно-презрительным видом, – зато потом строит выводы для себя.

– Благодарствую, Джексон. Благодарствую за здравую мысль! – Лицо застывает от усилий сдержать ярость и боль. Он медленно поднимает на меня свой взгляд, сердито хмурясь. – Я строю выводы, а ты даёшь мне основания для них! – зловеще-тихим голосом бросаю я, разглядывая его в убывающем лунном свете.

– Милана, зачем ты устраиваешь сцены ревности? Зачем блефовать перед Итаном, Джуаной?..

– Блефовать? – истерично закатываюсь я в смехе. – Ты пользуешься мной, а сам строишь планы со своей девушкой. И это она блефует весь вечер, а не я, понял? – отбиваюсь я.

– Что? – объявляет он во всеуслышание.

– Что слышал! – огрызаюсь я, морща нос.

– Питер, вот скажи, с ней нормально можно вообще говорить?

– Так, Милана, Джексон, – окутывает он наши плечи своими руками, поспешно вмешиваясь, – вы долго будете ссориться из-за мелочей друг с другом? Вы не слышите каждого!

– Питер, он использует меня, как наживку! – грубо говорю я, кипя от боли.

– Питер, я устал от ее бессмысленных фраз! С ней невозможно общаться! – делает ответный удар Джексон, отчаянно вороша волосы.

– Устал? – лихорадочно опускаю я руку Питера от своих плеч, почти крича на Джексона. – Ну так иди к своей Белле и пожалуйся, что ты устал! Она сейчас же сделает для тебя массаж, покормит тебя, почистит тебе зубки перед сном, – прорывает меня снова, – давай, чего же ты стоишь?

– О… черт, – импульсивно смеётся он, содавая неистовый хлопок ладонями. Вены на его руках становятся выраженными. – И ты беги к своему разлюбезному, пожалуйся, что я тебя обидел, не преклонился перед тобой! – Он безбоязненно поднимает на меня голос, порывисто разгораясь гневом.

Я рефлективно делаю испуганное движение телом, дернувшись, от столь громкого кричащего на меня голоса.

– Брат, всему есть предел, но не смей повышать голос на девушку, – неожиданно защищает меня Питер. Мой брат. Мой старший брат. Где же ты был раньше?!

– У тебя есть основания ее защищать, я понимаю, – язвит он, ладонью отсекая Питера.

– Да пошёл ты со своими основаниями, – запальчиво ору я, чувствуя, как дрожит нижняя губа, которую я тщетно пытаюсь закусить. – До свидания! Больше меня здесь не будет! Развлекайтесь с Беллой, совет вам и детишек побольше!

Я разворачиваюсь и уматываю торопливым шагом.

– Ну и иди! Ведешь себя, как герцогиня! – вскрикивает он, намереваясь идти за мной, но Питер удерживает руку Джексона, чтобы тот угомонился.

– Я попрошу Тайлера довезти меня домой, – доношу я им. – Питер, скажи Ритчелл, что у меня разболелась голова, и я уехала домой.

– Передам, – отзывается мой брат.

Я плетусь, раздавленная правотой, обстоятельствами, всем.

– Джексон, что ты делаешь?.. Ты упускаешь ее… снова и снова… – слышу я вдалеке тревожный, суетливый, смутный голос Питера.

– Питер, не морочь ты мне голову… – рычит он зловеще-напряженным голосом, добавляя безнадежно еле слышно: – Знаю…

Я подхожу к машине Тайлера и стучусь в стекло машины.

– Тайлер, можете довезти меня до дома? – обессилено спрашиваю я.

– Это приказ Джексона? – сонным голосом бормочет он.

– Это мой приказ! – с насмешкой отвечаю я.

– Садитесь, мадам.

Я присаживаюсь, прикладываю руку к голове, которая начала зудеть от этого длинного, насыщенного событиями, дня.

– Тайлер, сколько я вам буду должна?

Он заводит машину, выезжая со стоянки, не отвечая на мой вопрос, затем выезжая к дороге бурчит:

– Милана, нисколько.

– Я так не могу. Я отдам столько, сколько нужно.

Я провожу ладонью по сиденью в поиске своей чёрной сумочки, но не нахожу ее.

– О нет, как же так! – вслух, округляя глаза, говорю я.

– Что-то не так, сеньорита?

– Забыла сумочку в доме.

– Что-то ценное оставили?

– Да… – делаю глубокий выдох я. – А там телефон и… Нет… нет-нет-нет… – Я соображаю, что утром бросила туда нашу символичную цепочку с Джексоном. А вдруг, если Белла откроет и… нет…

– Не волнуйтесь, я привезу вам. Сейчас почти полночь, но я довезу вас, возвращаюсь обратно, захвачу сумочку и доставлю её надлежащему владельцу! – понимающе говорит Тайлер.

– Тайлер… – смущаюсь я, – мне так неудобно… – И тут же: – Тогда я вам и заплачу.

– Успокойтесь, Милана. Я с радостью вам помогу без взаимной отдачи.

– Спасибо вам…

Залетающий в открытое окно машины ветерок, ласково перебивает мою растрепавшуюся прическу, успокаивая меня…

Глава 37

Питер… Джексон… Даниэль… Белла… Ритчелл… мама… заняли все мои мысли в голове, поэтому дорога домой кажется мне быстрой, благодаря своим размышлениям.

– Милана, мы приехали!

Голос Тайлера отвлекает меня от мрачных мыслей.

– Спасибо, Тайлер, за всё.

– Так, как и обещал, сейчас съезжу за вашей сумочкой. Ждите.

– Благодарю, – говорю я, выходя из машины.

– Милана, – окликает он меня, – третий этаж, верно?

– Да.

– Квартиру помню. – Джексон уведомил его об этом?

– Отлично! – отвечаю я, пропуская мимо ушей его последующие фразы, и приближаюсь к дому. Я поднимаюсь по ступенькам, изнемогая от боли в ногах. Внезапно что-то ударяет мне в грудину. Звенит сигнал тревоги. Зрачки стекленеют. Я замираю на месте. А ключи-то остались в той же сумочке… и что же делать?

Я мигом возвращаюсь обратно на улицу в надежде, что Тайлер еще не уехал. Но попытка безрезультатна. Ни Тайлера, ни машины. Безлюдно, тишина. Нет, это не со мной всё происходит. Мое слегка опьяненное состояние под воздействием выбросившегося адреналина исчезает и мозг начинает перебирать самые разные, вызывающие во мне страх, мысли. Я в коронном, изумрудном платье, растрёпанная, без денег, телефона, ключей от дома застряла посреди ночи в Мадриде. Как падающая, погаснувшая звезда.

Пронизанная лунным сиянием, я иду неизвестно куда, постоянно оборачиваясь назад, дабы попросить телефон у прохожего, чтобы связаться с Джексоном, так как это единственный номер, который я знаю наизусть. Так уж сложилось. (Перед сном перечитывая его сообщения, я так длительно смотрела на эти цифры, что они плотно внедрились в мою память).

«Милана, думай, что делать!»

К несчастью, ни одного прохожего в столь поздний час нет. Что же делать? Как раньше люди жили без телефонов? А если что-то случится с другим человеком, то каким образом можно было узнать об этом?

Пройдя ещё несколько метров, я соображаю, что смысла моего хождения нет, тем более меня одерживает страх ходить по темным улочкам города одной, да ещё и в таком наряде. В глазах стоят застывшие слезы. Я держусь. На малюсенькой грани, но держусь.

Я резко поворачиваю корпус тела назад и безнадёжно шагаю в быстром темпе обратно домой. Что ж, посижу у двери, поразмышляю над всем, что есть в моей жизни, пока Тайлер не привезёт мою сумочку, где находятся все мои ценные вещи. Такое ощущение, что я не иду, а меня кто-то волочит. Мои ноги так устали от длительного хождения на каблуках, сейчас бы снять их и пройтись по мягкому пушистому ковру дома, переодеться в любимую пижаму, постелить тёплую постель… Сейчас это только «голубые мечты». Сбежала, я называется, от Джексона. Какой только в этом был смысл?

Я поднимаюсь по лестнице, принимая для себя мысль, что сию минуту сяду у двери квартиры и буду чувствовать себя настоящим бомжом, когда ещё днем была в роли королевы, царствующей во дворце. «Быстро, однако, Милана сменяет позиции».

Поворачивая направо к квартире, я как ни в чем не бывало поднимаю взгляд и отшатываюсь от удивления в сторону, замерев на секунду в одном положении.

– Д-Даниэль? – не веря своим глазам визжу я, подбегаю к нему, чуть не падая на каблуках, и обнимаю его, не давая ему возможности посмотреть на меня. Его тело настолько сковано. Еще бы. Посреди ночи такие «обнимашки». Прижимаясь к его щеке я ощущаю, что к моему носу начинает подступать неприятный запах алкогольной продукции. Я отстраняюсь на шаг.

– Милана, а что ты здесь… – замолкает он, разглядывая меня с ног до головы, добавляя, – делаешь? Ты… ты почему не д-дома? – через слово запинается он.

– Ты пьян? – смотря на его действия и слова, выходит из меня.

Даниэль не держится на ногах и расплывается в идиотской, пьяной улыбке.

– Я… – протяжно бормочет он.

– Ты же не употребляешь?.. – держа его за плечи и взирая на него, спрашиваю я.

– Так же, как и ты, – отвечает он.

– Ты, т-ы о чем? – заплетается мой язык, когда ненужно.

– Как будто я не вижу, что и ты «нечистенькая», – договорив последнее слово он закатывается в истерическом смехе.

– Тише! Соседей разбудим! – агрессивно отвечаю я, раздражаясь, наблюдая за его действиями и качаниями в сторону.

– Меня это не останавливает! – бормочет он.

– Даниэль, что все это значит? Ты мне можешь объяснить? На звонки не отвечал, игнорировал меня.

Он смотрит на меня, вероятно, обдумывая свой ответ.

– Я пришёл к тебе с конкретной целью, а ты мне не открываешь дверь! И вообще, где ты была все это время? Почему ты в таком виде?

Терпеть не могу общаться с людьми, находящимися в подобном состоянии. Границы нужно знать.

– Если бы ты взял трубку телефона и ответил на мой звонок, то тогда бы знал, где я и с кем я, – подбоченившись, бормочу я.

– У…у…у, кто-то злится…

– Был бы ты в адекватном состоянии, мы бы смогли спокойно поговорить.

– Так пойдём домой к тебе и поговорим? Не будем в подъезде торчать?!

– Нет, – коротко и грубо бросаю я, спиной прижимаясь к белой, ледяной стене.

– А-а-а, ты теперь меня не хочешь вообще запускать домой?

А стоило бы.

– Дело не в этом. – Глубоко вздыхаю я.

– А в чем тогда?

– Скажи, почему ты пьян? – недовольно спрашиваю я, делая разворот головой в его сторону.

– А ты? – переводит он стрелки на меня.

Я решаю сказать причину моего состояния, понимая, что, грубя каждому, мы не придём к положительному исходу разговора.

– Я была в гостях по случаю приезда в Мадрид моей близкой подруги – Ритчелл.

Даниэль повторяет моё положение тела у стены.

– Это которая в прошлом месяце приезжала?

– Да.

– Представляю, как ты счастлива! Это же так здооро… здорово, – на мое удивление, будучи нетрезвым, он наполовину выражается ясно.

– Конечно, – смягчаю я тон голоса.

– Но как Ритчелл связана с тем, что мы не можем зайти в квартиру? – Делает паузу и через три секунды, смеясь, предполагает: – Ты продала квартиру подруге?

– Нет, – смеюсь я, – оставила в гостях свою сумочку, в которой и ключи, и телефон… Надеюсь, нам скоро доставят мои вещи.

– О, как… П-понял.

Мы стоим, прижавшись к стене, в полной тишине. Спросить или не спрашивать у него, зачем он пришёл? Но гадать самой – не вариант.

– Что принесло тебя в такой час?

– Принесло, – шепчет он, озорно улыбаясь, и, кажется, смущаясь.

– И?.. – вытягиваю я из него слова.

Где же Тайлер с моей сумочкой? Как я хочу уже закончить начавшийся новый день спокойным сном, и чтобы ничто не тревожило меня.

– Ты сказала, что звонила мне?..

– Да.

– Скучала? – обрывается нежно с уст Даниэля.

– Э… хотела узнать, пойдёшь ли ты со мной на экскурсию с компанией.

– Значит, ты любишь меня?

Я не дышу на секунду. Джексон и Даниэль словно сговорились.

– К чему такие вопросы?

– Мне это очень нужно знать.

Он хватает меня за руку.

– Ты знаешь ответ, – тихо отвечаю я, глядя на наши сплетенные руки.

– Хочу ещё раз услышать.

– Да, люблю. – Это же так?

Даниэль целует мою руку, приговаривая:

– Я все эти дни только и думал о тебе. Я тоже тебя люблю, очень… оччччень, чтобы я не делал, я не могу выкинуть тебя из головы. И я, кажется, сегодня понял, что тебе нужно, когда по ошибке, а может и нет, принял дедушкино вино.

– По ошибке? – делаю короткий смешок.

– Да, это для принятия ре-еше… решения.

– Не понимаю тебя.

Я говорю, Джексон и Даниэль точно сговорились. У того и другого какие-то заоблачные решения.

Его черные, влажные от нежности и радости, глаза устремляются на меня.

– Поймёшь, – протяжно отвечает он. – Можешь отвернуться на секунду?

– Отвернуться? – делаю я недоумевающий вид.

– Да.

– Зачем?

– Узнаешь.

– Ты станешь «чистеньким», как выражаешься ты, за несколько секунд?

Он начинает безостановочно хохотать.

– Хотелось бы, но нет.

– Тогда зачем? – смеюсь я.

– Затем!

Видя, что я не выполняю его указаний, он кладёт свои руки на мои плечи, стараясь развернуть меня, но его пьяное состояние не позволяет это сделать, отчего мне становится немыслимо смешно. Что это за игры? Что за развлечение? Где же Тайлер уже?..

– Хорошо, я сама.

Я стою и упираюсь взглядом в стену. Уж не думала я вчерашним утром, что этот день будет таким длинным, слишком длинным.

– Разворачивайся ко мне, милая.

Я медленно совершаю действие, становясь в прежнюю стойку, и опускаю вниз глаза.

– Любимая, будь моей женой?.. – начинает он, становясь на одно колено. Он ласково держит мою руку, прикладывая ее к горячим губам. – Выходи за меня. – Я несколько раз моргаю глазами, смотря на него, и трепещу от страха. – Я люблю тебя, я хочу с тобой крепкую семью. Я не хочу разлучаться с тобой… ник… никогда. Я понял, ч-что для тебя важным является знать, что ты нужна, знать, что тебя не бросят и не предадут, а у меня на нас с тобой большие планы. Мы будем путешествовать с тобой по огромному… э… то есть по всему миру, жить вместе, возможно, когда-нибудь создадим наших детишек. – Я точно не сплю? Милане Фьючерс делают предложение руки и сердца, глубокой ночью, в подъезде? – Я хочу всё это только с тобой…

Он останавливается в речи, присоединяя мою руку, уже трясущуюся, к своему сердцу.

– Люблю… Вера… веррраш… Веришь?

Я цепенею от сказанных слов Даниэля.

– Я…я… – Ух. Мамочки. Вот это поворот. Такие сценарии в жизни, что… что все премии давно должны быть присвоены мне. – Ты считаешь нормальным в таком состоянии тела и в такой обстановке сообщать слова?

– МАТУШКА МОЯ, ЧТО Я ВИЖУ… – кричит кто-то сзади. Я даже знаю кто. Я подпрыгиваю плечами, испугавшись до жути.

– Питер, посмотри, это… – Ритчелл шокирует эта картина. – Какая романтика!.. Боже…

Даниэль встаёт медленно с колен, с усилием, крайне смущаясь от того, что видит не только Ритчелл, но и неизвестного ему человека – Питера.

– Ритчелл? – изумляюсь я. – Но…

Ритчелл обводит взглядом, смеясь, наши испуганные лица.

– Ты забыла это, – указывает она на мою сумочку, держащую в своей руке. – И это, – отдаёт отдельно мою бесценную цепочку. НЕЕЕЕТТТТ. Почему она не в сумке? Ритчелл видит мой встревоженный взгляд, добавляя: – Она выпала, но я вовремя увидела.

– Да, спасибо… но я думала, что сумочку привезёт…

– Он передал ее нам, – завершает она мою фразу.

– Спасибо, мои спасители.

Я смотрю на Питера, который вопросительно зыркает на Даниэля с искренним недоумением на его пьяный вид. Как же стыдно… Надеюсь, что Питер не подумает, что мы с Даниэлем на пару злоупотребляем спиртным и являемся пьяницами.

– Питер, это Даниэль, мой молодой человек, – представляю я Даниэля.

– Вы – брат Миланы? – уточняет Даниэль, поражая меня тем, что он помнит это. Мы с Ритчелл оглядываемся друг на друга. Она удивлена, что Даниэль осведомлён о моем брате.

– Да, – говорит Питер и протягивает ладонь Даниэлю.

– Приятно познакомиться! – с выражением говорит Даниэль, расплываясь в неровной улыбке.

Ему нужен сон. Как и мне.

– Взаимно! – радостно отвечает Питер, немного смущаясь.

– Так, подождите, чего же мы стоим?! – осеняет меня.

Я достаю ключи и молниеносно открываю дверь непослушными пальцами от испуга или от… от усталости.

– Милана, да ладно… – Питер чувствует неловкость. – Мы можем уехать в гостиницу…

– Нет, останетесь у меня! – уверяю я. – Позднее время, ещё будете искать какую-то гостиницу.