Анна Д. Фурсова
Счастье в мгновении. Часть 2
Глава 49
С чувством восхищения выходя с Джексоном из дворца «Палаццо Клеричи», крепко обхватывая его пальцы рук, я восторженно произношу:
– На вид такой непримечательный дворец, но внутри… Роскошь интерьера… настоящее сокровище Милана.
– Меня поразили фрески «Тьеполо», – оживленно выражается Джексон. – Они переворачивают сознание, заставляют перебирать и выдавать свои предположения относительно их основной идеи.
– Да, их загадочность тоже меня привлекает… Мне безумно понравился «Зал гобеленов», в котором среди живописных стен стелется праздничный стол, над которым словно застряли в воздухе висячие люстры со свечами… – неустанно эмоционально описываю я.
Все-таки путешествие – это удивительная возможность на миг прикоснуться к другому миру глазами, душой. Оно дарит столько эмоций, ярких и трепещущих душу впечатлений, о которых невозможно забыть, наткнувшись, спустя какое-то время, на ту или иную фотографию, видео, снятое в тот день.
Уезжая, пусть и недалеко от родного дома, мы ощущаем, что жизнь бурно кипит во всех уголках Земли. В таких местах даже воздух непохож на тот, который обвивает нас на родине. Мы оживаем, раскрывая глубинные источники жизни. Вдохновение берет вверх над нами, превращая пальцы рук в волшебные палочки, творящие самые поражающие вещи, будь то картину, написанную масляными красками, или стих, строки которого так трогательно отзываются в душе.
За эти два дня пребывания в Милане, я по-настоящему ушла от своей обыденной реальности и окунулась в новую вселенную с ее великими творениями, достопримечательностями, умопомрачительными видами, столь щедро подаренные Милану предыдущими поколениями.
– Моя малышка так бодра… – Он подмигивает мне глазами.
Сдерживая улыбку, я лучезарно отвечаю:
– Да-а. Дух дворца мне запомнится надолго.
– Дело не только в этом, – косвенно намекает на взаимную ночную демонстрацию наших чувств.
– Дже-е-е-ксон, – протягиваю я, смущенно смеясь, и подставляю лицо солнцу, щекочущему щеки медово-золотистыми лучиками.
– Понял. Но это даже хорошо, бодрость духа тебе понадобится. Часы показывают – 14:00. До самого, что ни на есть главного мы доберёмся к вечеру, как я и планировал. Я постарался максимально составить программу наших выездных мероприятий, чтобы ты получше узнала этот город и прочувствовала итальянский дух.
– Ух… Джексон, ты меня балуешь… – счастливо заключаю я, ощущая острое любопытство. – С тобой путешествовать там, где никто не беспокоит нас, – предел мечтаний. Счастье есть.
Джексон с нежностью целует меня в ямочку.
Взяв в аренду синий кабриолет, мы стремглав мчим в тайные места Милана. Джексон демонстрирует певческие навыки, подпевая музыкальную композицию «Gold» Owl City.
– I don't need the stars in the night. I found my treasure[13], – поет он.
Я, озаренная небесной любовью, таю в этом моменте. Распахнув складную крышу одним лишь нажатием на кнопку, старик-ветер моментально проникает в глубь автомобиля, воздымая мои распущенные волосы в небеса, в лучезарную высоту, награждая своим отрывистым дыханием наши лица. Его порывы, хоть и снабжены солнечной теплотой, но хлестают части тела, как кнутом. Светлое отражение Луны плывет в небе, перемещаясь вместе с нами.
Звонок. Надвигается черная тень. Ну нет. Нет. Никто не испортит это живое мгновение.
Музыка отключается пальцем Джексона.
Смотрю имя вызываемого. Глаза темнеют. ДАНИЭЛЬ.
Мама всё рассказала ему? Это известие его потрясло? Вызвало в нем нестерпимую боль? Рассеяло все иллюзии?
Перехватывая моё паническое выражение, со сделанной небрежностью, в миг осунувшийся на глазах, Джексон цедит:
– Кто там на этот раз? – Охваченная ледяной тревогой, я делаю короткую паузу, насыщаясь несметным числом жутких мыслей и безымянным страхом. – Бывший парень? – гневно бросает он и ругается шепотом: – Провалились бы они все, не дают покоя.
Поглощенная своими же мыслями, я, не нарушая безмолвия в пространстве, киваю. Как будто все слова застыли в горле. Я была готова признаться Даниэлю во всем, но не сейчас и не при таких обстоятельствах.
Джексон, сделавший посеревшее лицо, как ошпаренный, резко тормозит у обочины и энергично выхватывает у меня телефон. Его глаза сверкают бешеной яростью. Я лишь раскрываю рот и награждаю его огорошенным взглядом.
– Слушаю, – сквозь ревностные мотивы и гнев, говорит Джексон, смея дать волю отвращению, сжигавшего его при одном упоминании о Даниэле.
Лишенная чувств, я лишь слышу разговор.
– Кто это? – изумляется Даниэль. – С кем я разговариваю? – В его голосе крайнее удивление.
С маниакальной злобой ревнивец выдает:
– Вы имеете честь поддерживать общение с Джексоном Моррисом.
«Со своей изюминкой», – мое сознание заработало.
Что сотворил Джексон?! Боже… Из-за этого боль и злоба в Даниэле может прогрессировать. Боже. Я не так хотела расстаться с ним. Совершенно не так. Боже. Боже. Боже.
– Джексон, не делай этого, отдай мне трубку, – шепчу я, напуганная до смерти.
Он меняет положение телефона в руке, держа его над левым ухом, чтобы я не имела шанса достать его. Зачем так подставлять меня? Зачем он взял это бремя на себя, когда эта обязанность, поговорить с ним, лежит на мне?
– Джексон? – поражается он. – Не понял.
После того случая с прессой, Даниэль стал неоткрыто проявлять к Джексону брезгливость, и больше ни разу о нём у меня не спрашивал. Когда я говорила новости, касающиеся проекта, то он неохотно слушал, с темными глазами, словно сдерживаясь. Кажется, теперь они оба настроены против друг друга. Он уже подозревал Джексона в том, что тот якобы влюблен в меня. «Странно, что он такой добрый по отношению к тебе… Влюблен. Мне не нравится, что он знает о тебе больше, чем я…» Я невольно содрогаюсь при каждой своей мысли.
С бушующей лютой ненавистью тот в официальном стиле выдавливает:
– Мы отъехали ненадолго, чтобы завершить проект, работаем на свежем воздухе. Милана в эту минуту занята и не сможет ответить.
ЧТО? ЧТО ОН СКАЗАЛ? Я толкаю его в плечо и перед его глазами руками демонстрирую свои негативные чувства.
– Понял. Она может перезвонить мне? Это очень важно, – монотонно произносит он.
Если бы он знал всю правду, то, вероятно, был ужасно зол и в каждом его слове была бы горечь, он посчитал бы меня пустой, черствой, бездушной, но этого нет. Мама не доложила ему? Но какую цель он преследует, звоня мне?
Я дергаю за плечо Джексона, тихо говоря:
– Скажи «да».
Тот замер в одном положении, сделавшийся каменным, и уже не скрывает грубость:
– Нет, послезавтра вы лично с ней всё обсудите, поэтому я не могу оторвать ее от важного дела.
Я закатываю глаза, находясь в безысходности. Как он может решать всё за меня? Мне нужно поговорить с ним.
– Джексон, позовите на минуту мою девушку, – чуть повышает голос Даниэль. Правая рука Джексона, упершаяся в рулевое колесо, становится настолько напряженной, что вены готовы выскочить наружу. И всего лишь из-за фразы «мою девушку». Он вцепился в него так, как будто эта часть автомобиля является для него кружкой с горячим чаем, налитая из вот-вот вскипевшего чайника, а пролитие повлечёт за собой ожог. – Я не задержу вас надолго. Это важно. – В голосе беспокойство. Этому должно быть разумное объяснение. Сердце не на месте.
Я шпыняю рукой в ногу Джексона, злостно шепча:
– Скажи ему, что я позже перезвоню… – И жалобно пронзаю голосом, вырвавшимся наружу: – Умоляя-я-яю…
– Это Милана? Отдайте моей девушке телефон, Джексон! – взрывается постепенно он. – Вы не имеете права запрещать мне общаться с Миланой!
Сердце заныло после этих слов.
– Даниэль, она только что передала мне, что свяжется с вами тогда, когда приедет в Мадрид. Всего доброго!
– Случилось… – говорит настороженно Даниэль, на что Джексон рьяно бросает трубку, осыпая про себя ругательствами в его честь.
СЛУЧИЛОСЬ? ЧТООО? БОЖЕ. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ЧТО ОН ХОТЕЛ СКАЗАТЬ?
– Я не поняла, что это было? – Изогнутая бровь начинает дергаться.
Он сидит, как будто в рот воды набрал, прищуривая глаза от проникающего солнечного света из тучки, заволокшей небо, и как ни в чем не бывало продолжает езду, увеличивая скорость до 120 км/ч.
– Чем объяснишь свое поведение? Какие приведешь доводы на этот раз? – почти кричу я.
– Ответил на звонок, – с деланным спокойствием отвечает он, щурясь от слепящих глаза лучей полуденного солнца.
– Почему ты не сказал, что я перезвоню ему? Зачем ты сбросил? Ты же слышал, он хотел сказать что-то дельное, – ворчу я, отчего у меня брызгает слюна. – У него что-то произошло!
Что подумает Даниэль над командами Джексона? Он точно позвонит маме и все выяснит, а та скажет ему так, как есть. Что же такое?! Всё это навалилось разом. Боже. Что делать дальше?
– Я не могу ответить на звонок твоего бывшего парня, который тебя беспокоил?
– Беспокоил? – бешусь я. – Джексон, он ещё не знает о наших отношениях, и я не желаю оставаться с ним в ссоре.
Тлевшее пламя в душе пускает глубокие корни.
– Что могло с ним случиться, говоришь ты? – кричу я, снабженная избытком эмоций. – Его преследует незнакомец, оставляя на его теле побои, – вырывается из меня с чувством страха. – Как ты не понимаешь?.. – вскрикиваю я, воздевая руки к потолку машины.
Минуту я докладываю ему о тех случаях, когда на Даниэля покушались. Джексон молчит, и смотрит лишь на дорогу.
Спустя семь минут затишья.
– Я принял решение.
Что? Какое решение?
– Я не разрешаю вам поддерживать общение! – резковато бурчит он.
Я попала в тиски. Куда устремились его мысли?
– Я сама решу, что мне делать! – Я ставлю локоть на ручку двери, ладонью прислоняясь к щеке, массируя висок. Как я устала. Никто не спросит, что нужно мне. Все только и тянут меня по разные стороны. Я же не стальная, могу и разорваться.
– Пока ты моя девушка, я буду защищать тебя. Тем более у него есть ненавистники, исходя из твоих слов, – повышает он тон голоса. – Даже так, хм… – Его глубокомысленный вид рождает во мне волнение. – Ты ни в коем случае не будешь с ним больше встречаться! – приказывает озлобленно Джексон. – Тайлер прояснит ему ситуацию, и мы поставим точку в вашем общении.
Я не ослышалась? Он запрещает мне общаться с Даниэлем? Изнемогая от его мыслей, я брякаю:
– ЧТООО? Ты этого не сделаешь! – Вылетает из меня не по желанию: – В таком случае я не буду твоей девушкой.
– Твой выбор, – безразлично отвечает он.
Разрастается тишина, атмосфера молчаливого недовольства, плотно облегающая наши сердца. Глаза Джексона горят гневом. А мой гнев постепенно превращается в уныние. Остросюжетная телефонная беседа между двумя мужчинами прошлась по моему сердцу.
В тот день, когда мы с Питером встретили Анхелику, она была так убита горем, что, я уверена, она что-то еще скрывает, не договаривает о Даниэле.
«Господи, как мне узнать, что у него случилось?»
– Джексон, – смягчаюсь я, чтобы услышать огонек одобрения, – отдай мне мой телефон, я перезвоню ему.
– Милана, я сказал, что нет! – проявляет доминирование он. – Я не посмею, чтобы ты снова попала в ситуацию, как когда-то с Питером, – грозит он.
– Джексон, я не могу оставить человека в беде. Ты хорошо знаешь меня. Пойми же ты, – снова пронзаю его сердце громкими изречениями. – Если ты меня любишь, не делай этого, позволь мне перезвонить ему, заклинаю, прошу, умоляю… – невольно кричу я, делая всё возможное, чтобы он понял меня.
– Пойми ты меня, – с яростью шумит он, – на сей раз я не переживу, если с тобой что-то случится!
Впиваясь в него убийственным взглядом, я замолкаю. Он проявляет заботу, беспокоится, но… я всего лишь хочу спросить, что случилось у Даниэля.
«Милана, а чтобы ты на его месте делала?» Тряслась бы чертовски за него, ведь тоже не переживу, если с ним что-то случится.
В меня вонзаются мысли о Даниэле.
«Я так тебя люблю, что хочу знать о тебе больше…»
«Наша встреча была такой нелепой, что я и подумать не мог, что именно ТЫ, моя модель, мой талантливый человек, моя любовь, станешь для меня ВСЕМ. Я так тебя люблю, что мне страшно в этом самому себе признаться. Я хочу, чтобы ты была счастлива, сияла и освещала этот мир своей самой красивой улыбкой во всем мире. Пусть всё у тебя будет так, как ты этого хочешь. А я буду делать всё, чтобы реализовывать твои мечты и желания».
«Он никому об этом никогда не говорил, избегал этой темы, – говорила Анхелика о прошлом Даниэле, – боялся, что его посчитают слабым, брошенным, сиротой».
Я глубоко выдыхаю.
Джексон заезжает на парковку и поворачивает в левую сторону, увидев свободное место.
– Выходим, приехали, – обязывает он, как будто носит на себе ореол величия.
– Ты не ответил! – восклицаю я.
– Я сказал, нет! Никаких звонков до конца поездки! – повторно отдаёт приказание мне Джексон.
– Тогда я никуда не пойду, буду сидеть тут! – капризничаю я, скрестив руки на груди и упрямо топнув ногой.
– Ваша светлость, я оплатил экскурсию, выбора нет. – Говорит со мной, как с царской особой. Неужели такой я предстаю сию минуту?
Он выходит из машины и я, просидев с минуту на месте, поступаю также.
– Так и будешь дуться? – через пять минут невыносимого молчания спрашивает Джексон.
«Милана, ты только себя накручиваешь. И, возможно, у Даниэля всё в порядке. Наслаждайся мгновением».
Поднимая голову, взирая очами вокруг себя, я перестаю идти, таращась на места в округе, в котором играет современная музыка.
– Вокруг нас – поющие фонтаны, струи которых исходят из асфальта.
Я прохожу вперёд и задираю голову вверх. И вижу: небоскрёбы, овладевающие сознанием, выстроенные в необычных формах, бутики, кафе, бары…
– Мы на «Piazza Gae Aulenti». Эта площадь значительно отличается от тех, что мы видели в самом центре Милане.
Я молчу. Устроила ему маленький бойкот.
Узкие улицы Италии и это место – две несовместимые друг для друга вещи.
Фотографирую каждую деталь на площади.
– Эту площадь, построенную в 2012 году можно по праву считать кварталом в стиле Нью-Йорка, хоть ты и не была там, но у них есть что-то похожее, – рассказывает Джексон и подходит ко мне, чтобы сделать совестное фото. – Перед тобой, – показывает он, – комплекс из трёх небоскребов.
Ошеломлённая, что и в Италии есть многоэтажные здания, которые я так полюбила ещё находясь в Сиэтле, я перестаю игнорировать его: – Это же уже стало нашей традицией, в каждой стране наблюдать небоскребы.
– Именно поэтому я и решил, когда изучал Милан, что мы обязательно сюда поедем. Потом будешь делать сравнительный анализ всех многоэтажек, которые тебе удалось лицезреть, – говорит так нежно, чтобы я перестала обижаться на него.
Я ликую, не переставая восхищаться, бродя рядом с фонтаном, вода которого так сладко журчит.
Джексон показывает рукой на самую высокую башню:
– Смотри, милая, данное здание признано самым высоким в Италии. Высота его приблизительно 231 метр. Внутри задания располагается штаб-квартира банка ЮниКредит.
– Какой завораживающий шпиль башни… – У меня кружится голова от такой высоты башни, которую одним подъёмом головы вверх не разглядишь.
– Вид умопомрачительный, – восхищается Джексон, внимательно разглядывая здание.
Необычайные навесы, головокружительные и грандиозные высотки, чудесная арка между многоэтажками, по которой можно приблизиться к бесподобным фонтанам, в которых плескаются дети: всё это завораживает.
– Безупречное место, представляю, какой красотой оно пылает вечером.
– Я хотел, чтобы мы посетили это место вечером, но все же решил для этого вечера подобрать более волшебное место, поэтому… не обессудьте, мадмуазель.
Я соглашаюсь и не перестаю всматриваться в пространство.
Один день в другой части мира равен тысяче дней, проведённых дома. Занимаясь повседневными делами, мы и не думаем, что мир так полон чудес, загадок, неповторимых и удивительных красот. Но любое, пусть даже самое малое путешествие, рождает в нас нечто новое, открывает новые двери нашему сознанию.
– Обернись, – доносится от Джексона сквозь мои мысли.
Разворачиваюсь. Я потрясена.
– Ф-а-н-т-а-с-т-и-ч-е-с-к-и, – по буквам произношу я. – Такого я точно никогда не видела.
– Это «Bosch Verticale». Знаменитый дом-лес. Согласно инициатору задумка была таковой: при строительстве зданий уничтожается часть растительности, поэтому, как я понял, чтобы не состоять в конфликте с природным миром, часть площади на зданиях отдаётся деревьям.
– Как это так? На балках здания растут деревья?.. – Зеленые насаждения – как неповторимая изюминка. – Никогда не видела такого.
– Не шедевр ли, Милана?.. – крайне изумляется Джексон, сам на ожидая от себя такой реакции.
Я обхожу его со всех сторон, рассматривая и создавая фотографии с разных ракурсов.
Создав ещё несколько снимков и отправив их Ритчелл, мы с Джексоном направляемся в «Bosco Verticale Restaurant», подкреплять силу воли, исчерпанную грандиозной площадью «Гаэ Ауленти» и будоражащим сознание вертикальным лесом.
* * *
Я закрываю глаза, прислоняя голову к мягкому кожаному сиденью, ощущая усталость от эмоциональных событий этого дня. Джексон настоятельно рекомендовал, находясь в ресторане, посетить ещё одно место, которое, согласно его словам, несомненно меня очарует.
Мой любимый человек, сидящий рядом со мной, берет мою ладонь, притягивая ее к губам:
– Мадам, сейчас не советую спать, самого главного можешь не увидеть.
Я с неохотой размыкаю глаза и, улыбаясь, сообщаю сонным голосом:
– Джексон, мы за три дня не объедем все достопримечательности Милана… – Я зеваю, образуя мысль, соответствующую состоянию: – Может, поехали в номер?..
Джексон наигранно начинает злиться:
– Мы едем в потрясающее место… Это как предвосхищение небесной любви. У нас же сформировалась традиция, так вот ее обязательно нужно осуществить в этом городе…
Заманчиво, но сон никак не хочет отойти от меня. Я снова зеваю, прикрывая рукой рот.
– Это место возвысит мое сердце?
– Унесет его на край света, – с выражением, как актер, выплеснув реплику, он взирает на часы, светящиеся на магнитоле автомобиля, и устремляет взор вдаль.
Завтра будет третий день, как мы встречаем рассветы в Милане. Мысль о том, что уже скоро предстоит возвратиться домой, наводит на меня уныние и угрюмое настроение с долей страха.
– Завтра мы полетим в Мадрид? – обезнадежено спрашиваю я, понимая, что предстоит роковой разговор между Беллой и Джексоном, мной и Даниэлем. А там – в Мадриде – горит ещё один пожар взаимоотношений с моей мамой.
– Поздно вечером. А ты уже желаешь домой или?.. – выдавливает Джексон.
Я качаю головой в стороны и делаю глубокий вдох.
– Остаться бы здесь… – говорю я, наблюдая из окна за появляющимися на небе звёздами. – С тобой… – нежно добавляю.
– Я тоже этого хочу, но все же, чтобы быть счастливыми, мы должны быть честными и поговорить… – делает паузу, – с проблемами, которые мы сами создали. – Проблемы – Даниэль и Белла. – Но с тобой мы договорились. Тайлер всё сделает, – в командном тоне изъявляет Джексон, что воссоздаёт во мне очередной приступ недовольства.
– Нет, Джексон, не говори так. Я в ответе за свою ошибку, и моя обязанность ее признать!
Джексон беззвучен. Через секунду:
– Мы ещё это обсудим. Но ты с ним будешь говорить только при условии, если с тобой будет находится Тайлер, дабы обезопасить себя.
Я приподнимаю уголки губ.
– Спасибо… – коротко говорю я. Узнав обо всем, сопоставив все мои отказы, связанных с близкими отношениями между нами, нашей совместной жизнью, с этой ужасающей мыслью, он придет к заключению, что я обманывала его. Но иного пути нет. Чтобы быть счастливым, нужно снять с себя бремя лжи.
– Тебя что-то ещё беспокоит?.. – слышится от Джексона.
Я не успеваю подобрать нужную мысль, чтобы сообщить Джексону о своих унылых думам, как он выдает:
– Мама?..
– Мама, – с грустью произношу я.
– Мила, мы что-нибудь придумаем. В конце концов я лично постараюсь поговорить с ней.
Маму уж тем более общение с Джексоном не изменит. Она вбила себе, что я не должна приближаться к семье Моррисов и к отцу, то она не поменяет свои позиции. Она не осведомлена отношениями Ритчелл и Питера, что тоже грядёт за собой череду разногласий мамы и родителями Ритчелл.
– Джексон, нет, – представив их разговор, с ужасом тараторю я, – она и слушать тебя не станет. Что же…
Джексон подносит указательный палец к моим губам.
– Милана, мы разрешим это, – с нежностью сообщает он, наливая успокаивающий бальзам на мои переживания, – а в настоящее время давай лицезреть достопримечательность Милана – парк «Sempione».
– С удовольствием!
Не успели войти в глубь, как Джексон сразу же сообщает:
– Парк «Sempione» является старинным ландшафтным парком, построенным ещё в XIX в., но он не перестаёт восхищать туристов и по сей день. Он собрал внутри себя разнообразные, примечательные для посещения, места такие как, замок династии Сфорца – «Castello Sforzesco», куда мы отправимся завтра, – я улыбаюсь, разглядывая прекрасные подсветки в парке над озером, – дворец искусств «Palazzo dell’Arte», «Арку Мира», памятник Наполеону III, океанариум «Acquario Civico di Milano» и др., но мы пойдем только в одно место, чтобы исполнить одну твою мечту и ставшую ещё одну традицию.
Я оглядываюсь из стороны в сторону, впитывая в себя красоту парка.
– Днём здесь можно устроить пикник и покормить диких уток, плавающих вдоль озера, – рассказывает Джексон. – Всё это я планировал завтра, так как ты уже успела устать.
– Сейчас увидим, о какой традиции ты ведёшь разговор.
– И увидим, и прочувствуем это… – В его глазах танцует огонек необъяснимой радости.
– Да что же там такое?! – изнываю я от своего любопытства. Проявляющееся нетерпеливое ожидание можно уловить в моем голосе.
Джексон рассматривает карту и выражается кивками.
– Всё, мы пришли, – заключает он и расплывается в мальчишеской радостной улыбке.
Я хмурю брови, недоумевая происходящем. Кругом – лесная растительность. Изредка доносятся отгласы музыки. Это и есть наша традиция?
– Джексон, скажи, что это шутка, и мы сейчас обратно поедем в гостиницу? – ною я, как ребёнок, неумолимо желая спать, пронзая его щенячьими глазами.
Смеющимися глазами, он, не издавая звуков, склоняет свои руки мне на плечи и разворачивает меня, бурчащую недовольствами от сонного состояния, которое жаждет обратить мой организм в ограниченное временем недвижимое тело.
Я словно обжигаюсь, вглядевшись вдаль. Что-то всколыхнуло мое сердце. Будто там – свет исцеления, заря надежды, минуты истинного счастья. Мой голос подскакивает на несколько октав:
– Ч-что это?..
Не стирая улыбку со своего нестерпимо красивого лица, мой интриган говорит:
– «Torre Branca» или в переводе «Белая Башня». Это сооружение берет своё существование с 1933 года, ранее называлась «Torre Littoria». Многие жители Милана, включая туристов, именуют ее, – «Эйфелева башня Милана».
– Джексон, и мы туда пойдём, да?.. – с распахнутыми глазами, изумляюсь я, совершенно забыв, что еще считанные минуты назад желала спать.
Счастливым, раскатистым смехом Джексона наполняется парк. Я дергаю его за руку:
– Что с тобой?
Он замолкает, подыскивая правильные слова:
– Твоя реакция так умиляет, малышка.
Я нарочно закатываю глаза и с неукротимым желанием ликую:
– Всё, я хочу наверх!
С игривым расположением духа он подает голос:
– Или вернемся в гостиницу, чтобы ты легла спать?
Это издевка? Я поджимаю губы, шуточно злясь.
Оценив, с едва сдерживающим смешком, мой злобный вид, он выдает:
– Понял, идем, моё любопытное дитя.
Отпечаток нежности трогает мое сердце. «…моё любопытное дитя…» Сплетясь ладонями, улыбаясь друг другу, мы словно плывя следуем к башне.
– Скоростной лифт поднимет нас на вершину в течение полторы минуты. Но посещение ограничено. У нас будет только шесть минут. Так что, любимая, нужно успеть сделать фотографии.
– Всего лишь шесть минут? – Я занимаю позицию в лифте рядом с Джексоном. – Но почему?.. – с притворным отчаянием говорю я, а в глубине души бесконечно радуюсь этой возможности, возможности быть чуточку ближе к небесным светилам. Шесть минут тоже могут быть частичкой вечности.
– Такие правила. Я читал, что высота башни около 108,6 метров. В ясные дни можно увидеть с такой высоты горы Альпы. Но могу с тобой поспорить, что вечером там красивее.
Воображение уже формирует картины, которые уже скоро можно будет сравнивать с живыми.
– Даааа… – замираю я, представив ослепляющий глаза город. Предвкушение еще больше опьяняет.
Джексон был прав, когда говорил о традициях. Посещать панорамные виды, расстилающиеся с башен, уже стало нашей с ним традицией. Романтической традицией.
Лифт распахивает перед нами врата.
– Стой, – улыбается Джексон, коснувшись моего предплечья, – не спеши.
– Джексон, всего шесть минут, как не спешить?..
Его губы изгибаются в улыбке. Он мягко обнимает меня, накрывает своей ладонью мои глаза и сладчайшим голосом на ушко произносит:
– Я подготовил маленькую речь. И именно здесь я хотел сказать слова, которые говорил вчера.
– Джексон, ну зачем т…
– Тссс, молчать! – ласково командует мной он. – Следуй за мной. Я веду тебя.
Я ступаю аккуратно за Джексоном. Грудь колышется. Сердце пускается вскачь. Тяжко жить ему в моём теле. Оно постоянно тревожится, бешено стучит, вылетает из груди. Но, находясь рядом с человеком, с которым я забываю дышать, по-другому невозможно…
А уж рассудок уже давно валяется в обмороке.
Мы останавливаемся.
– Милая, я знаю, с какой любовью ты воспринимаешь огни ночного города, я знаю, что ты бы за них отдала всё на свете… – Цитирует мои мысли. Его ладонь за считанные секунды становится влажной. Я слышу, ощущаю всем телом его улыбку сквозь волнение. – Хочу подарить тебе Милан на ладони твоей руки, – он убирает руку с моего лица и мой взор уносится далеко-далеко, а глаза набухают затуманенным восторгом, лицезря на светящийся, как пространство Млечного пути, город. Я едва стою на ногах.
– ААААААА… – Сердце воспарило. С раскрытым ртом я охватываю взглядом вид, костенея в изумлении от мерцания лунного блеска. – Любииииииимый… – шепчу пораженно я, озарившись звездным светом, прикрывая ладонями лицо. – Неотразимая красота… Это… ваааааау… ААААА…
Вдали виднеются: башня «Пирелли», замок «Сфорца», «Арка Мира», площадь «Дуомо».
Шокированная до глубины души, на подкашивающихся ногах, меня одолевают слезы. Взмахи ладонью перед лицом не оказывают мне помощи, чтобы прекратить их размножение.
– Наблюдать тебя такую, моё самое любимое занятие… – сияющий небесной радостью, признается моя любовь.
Обливаясь слезами, у меня не хватает сил описать то, что я чувствую. Сущее безумие ночного города производит ошеломляющее впечатление.
Становясь позади меня, Джексон обвивает руками мой стан и теплыми губами прислоняется к шее, осыпая поцелуями. Нас обдувает теплый, лёгкий, чуть ощутимый ветерок, целуя наши лица.
Я сияю, как вечерний Милан.
Воцарилась тишина, пока мы уповаем над миром огней, миром чарующего душу света… Кажется, все слова из наших уст угасают. Но они излишне.
Джексон вставляет один наушник в моё ухо, включая композицию ведущего симфонического оркестра Великобритании The London Studio Orchestra «Romeo and Juliet». Музыка расползается по моему телу, доводя до мурашек…
– Она гармонично подходит для этой секунды, – едва шевеля губами, шепчет Джексон.
Серп луны повисает над нами, ослепляя своим блеском руки Джексона, обхватывающие моё тело. Вереницы звезд проплывают над нами в свои вселенские миры.
Неописуемо бередящая душу мелодия включает печальную сторону моей души. Я борюсь с подступающими слезами, но не могу… Неимоверно трогательно. Неимоверно прекрасно.
– Я не хочу расставаться с тобой… никогда… – чувственно, обрывисто произносит Джексон в ушко, выдыхая горячий воздух. В этом выдохе так велика доля тяжелой отчаянности и подчас безысходности.
Я судорожно сглатываю, осмысливая про себя слова Джексона.
– Да, но… – В моих глазах – слезы. Горькие. Соленые. Большие. – Джексон, когда-нибудь… – плача, продолжаю я, трясясь, сжимая его крепкие, большие ладони своими холодными, влажными, длинными пальцами, – наши сердца перестанут биться, и мы потеряем друг друга…
Намертво вцепившись в моё тело, несколько раз резко вздыхает воздух Джексон, занятый мыслями.
Как близка радость, так и близко отчаяние… Большим неисцелимым неизбежным недугом была и будет смерть. И безотчетное стенание – бесполезная трата времени. И влюбленных, и несчастных, и счастливых, и больных, и здоровых… всех унесёт, как вихрем.
Мы с Джексоном тоже попадаем под эти чёртовы правила, которые не оспоришь ни любым законом. И нас ждет та же участь. Через неопределенное, энное количество времени мы уйдём в мир вечных огней, противоположный тому, который мы сейчас видим… Возможно, там совершенно другие огни. Ведь там – огни душ… И всё, за что мы боролись при жизни, станет всего лишь пеплом, порошком, который покроет вечную землю и сольется с ней, а после, через много-много лет, – исчезнет…
В горле душит безмолвный крик, когда принимаешь и обдумываешь этот убийственный факт.
Обуянная этой мыслью, я испускаю через себя рыдания. Я не сдерживаюсь.
Губы Джексона впиваются в мою шею, словно он мысленно старается отвлечься от сокрушительной темы беседы, предложенной им. Но тщетно. Он трется о мою щеку, сливаясь с моими слезами, образуя одно общее мокрое пятно. Он настолько тихо шмыгает носом, чтобы мне не удалось это слышать. И видеть его слезы. Но… Джексон не успел принять для себя, что даже ослепнув или потеряв слух, я неизменно буду чувствовать его всем своим телом.
С запинкой, горящий жаром, он тише шепота произносит:
– Ты думаешь, что н-наша любовь погибнет, когда мы предадимся забвению?
В моих глазах накапливается лужа слез, скользящая по щекам.
– А ты думаешь иначе?
Мы становимся друг напротив друга. Его испепеленные губы медленно склоняются к моим губам, оставляя на них короткий, но, преисполненный любовью, отпечаток…
– Запомни, – начинает убежденно он, пристально всматриваясь блеснувшими от слез глазами в мои, – когда время, отданное нами Вселенной, иссякнет, то я и на небесах буду всегда держать твою руку…
«…когда время, отданное нами Вселенной, иссякнет, то я и на небесах буду всегда держать твою руку…»
Словами не передать, насколько я люблю этого человека.
Он прикладывает мою дрожащую левую ладонь к своей мокрой, щетинистой щеке. Я провожу пальцами по его коже под глазом, устраняя капли слез, выражающие нашу большую любовь, которой наградила нас Вселенная. Никак по-другому.
– И мы уйдем к одной звезде… – добавляю и снова плачу я. Не могу сдержать эмоции. Самая трогательная секунда в моей жизни.
– Счастье в мгновении навсегда?.. – Джексон закрепляет сказанные минутой ранее нами фразы ключевыми словами наших отношений, навешивая замок на вечную любовь, которой суждено находиться в одном мире, и в живом и вечном, так как она настоящая.
