полная версия

Анна Д. Фурсова
Счастье в мгновении. Часть 2

– Милана, я чувствую боль в твоей душе. Расскажешь, что произошло? – мучительно-нежным голосом выдает Джексон. Он чувствует, чувствует меня. – Это из-за поступка Беллы? – Я не сразу понимаю смысл этой фразы, но, кажется, он имеет в виду случай, когда она горделиво с приподнятой головой выставила меня из коттеджа. Он продолжает, словно находит в моем молчании ответ: – Я поговорил с ней. И… Никто, слышишь? – Он слегка приподнимает мой подбородок, вынуждая взглянуть ему в глаза. Я потрясенно улыбаюсь, ощущая, как дрожит правый уголок рта. – Никто не смеет выгонять тебя из моего дома, пока ты сама этого не захочешь.

Я медленно-медленно киваю, умирая от его взгляда… Получается, что он защитил меня от Беллы?

Я так многое хочу сказать ему, поделиться с ним всем, что творится у меня в душе, но… нужно ли ему это?

– Но не только в этом дело, так? – Сердце тропыхнулось от точности содержания его вопроса, затрагивающий мою наболевшую душу. «Милана, не совершай прежних ошибок».

– Я в порядке, – лгу я, опьяненная его прикосновениями, от которых, отчасти, мне действительно становится гораздо лучше.

– Нет… не в порядке, – не подавляя нежных ноток в голосе говорит он, на что я прерывисто вздыхаю, сгорая от желания переместиться на несколько мгновений в прошлое. – Моя Милана, как бы я хотел защитить тебя ото всего… Как все запуталось…

«Моя Милана…» – стоит ему так сказать, как во мне искрится отблеск нескрываемой любви к нему. Он прав. Всё так запуталось. Я уже ничего, ничего не понимаю, что происходит… как только мы расходимся нас что-то все равно необъяснимо сближает, но преграды по-прежнему напористо стоят между нами, замурованные сотнями замков, ключи от которых разбросаны на извилистых дорогах «счастливых мгновений»…

– Сейчас бы… – начинаю я, желая признаться, что хотела бы вернуться в наше детство, но Джексон с долей задумчивости обрывает:

– Я знаю, что тебе сейчас хочется. – Он прищуривает глаза, что-то помышляя. – Скопление людей большое, я не думаю, что кто-то заметит, если мы на десять минут отлучимся на крышу этого здания.

– Сумасшедшая идея, – заявляю я, хотя уже знаю, что мой ответ «да». – А вдруг Бел…

– Я сумасшедший только с тобой, – игриво перебивает Джексон.

Я готова идти с ним хоть на край света, поэтому соглашаюсь на его авантюру. Он успевает захватить свой пиджак, накидывая его на себя, и мы медленно, будто находясь ещё в танце, пробираемся через гостей к лифту. Джексон осуществляет вызов лифта среди пустого коридора, продолжая тревожно оглядываться по сторонам.

– Дамы, вперёд!

– Спасибо.

* * *

Джексон тыкает пальцем на кнопку последнего этажа, обозначенного цифрой 15. Мы встаем напротив друг друга на расстоянии меньше метра. Я смотрю на безупречный элегантный стиль Джексона, его высокий рост, потрясенно восхищающий меня. Совсем недавно нас охватывала безумная одержимость друг другом, увлекшая в бездну безрассудной страсти…

«Мы так выглядим с ним, словно жених и невеста, идущие к алтарю…»

Джексон не перестает обводить меня взглядом, чаще заостряя пристальное внимание на моем глубоком вырезе.

– Ты меня смущаешь, – с насмешкой вырывается из меня. Я опускаю глаза вниз.

– Это ты меня смущаешь откровенностью образа, – возбужденно заключает Джексон, что подталкивает меня к безрассудным мыслям страстно поцеловать его.

Смущенный смех нас обоих пронизывает помещение лифта. Проходит секунда наших прожигающих друг друга взглядов, как дверь лифта открывается, и мы проходим к крыше.

Джексон открывает передо мной еще одну дверцу и мой взор устремляется на окружающую нас ночную красоту. Прохлада окутывает наши огненные тела. Я рассматриваю мои любимые огни ночного Мадрида.

Мы замираем в нерешительном молчании, ни слова не произнося в адрес друг друга. Сбоку я вижу, как рука Джексона достает айфон и пальцем водит по экрану, намериваясь что-то найти.

«Он хочет создать фотографию и настраивает ночной режим камеры? Или он пишет Белле, что отошел поговорить и скоро вернется?» – предполагаю я. Через несколько секунд, мой слух воспроизводит звучание начинающейся потрясающей песни, которая так хорошо мне знакома. Он делает звук на всю громкость, что только возможно и убирает телефон обратно в карман брюк. Я механически поворачиваюсь к Джексону. Отблески от огней ночного города падают на застывшее на мне его мужественное лицо. Он смотрит на меня, не отрываясь, и я не могу оторваться от его проницательных глаз.

«Не может быть…» Играет музыкальная композиция группы The Fray «You Found Me», когда-то ставшая символом наших чувств.

– Ты… ты помнишь? – Мой голос тише, чем шепот. Я потираю глаза, забыв о макияже, будто пытаюсь прийти в себя. Я не верю, что он не забыл и… О боже…

Я перебираю в мыслях воспоминания, связанные с этой песней, и мое сердце, увеличивая скорость биения, выдает мне ответ. Танец… башня Спейс-Нидл… первый поцелуй…

Мы прожигаем взглядами друг друга, как тогда, сидя за столиком в ресторане с ослепляющим видом на Сиэтл, и не знаем, что сказать… А ведь тогда и началась наша история, история первой любви.

– Модель Милана Фьючерс, – он запинается и делает секундную паузу, как будто впервые приглашает меня на танец, – окажешь мне честь потанцевать со мной? – слетает из уст Джексона, отчего мое сердце, как и тогда, несколько лет назад, болезненно сжимается и замирает от его голоса, оживляющего каждую клетку моего тела. Словно время повернуло свой ход вспять.

Я без раздумий робко, потрясенно улыбаясь, отвечаю:

– Да…

Ледяной рукой я заправляю выбившуюся, мешающую прядку волос за ухо. Джексон протягивает свою руку, я, прикасаясь к ней, произвольно дрожу, чувствуя безграничную теплоту рук. Я расцветаю от одного его прикосновения, как будто внутри меня всё оживает… как лавандовые поля. Его горячая ладонь легонько держит мою, а большой палец медленно обводит узор на моем указательном пальце. Он трепетно другой рукой скользит по моей талии, притягивая меня к себе ближе, чем в ресторане. Я кладу трясущуюся руку на его предплечье и костенею, не в состоянии вымолвить и слова. Мы двигаемся под такт насыщенной чувственными нотами песни, пристально смотря в глаза друг другу. Я отдаюсь во власть своих желаний…

Мы так близко стоим друг к другу, что делает мое сердцебиение слышным повсюду, как мощные удары часов на башне. Грудь Джексона прерывисто поднимается и опускается. Он становится другим… снимает маску хладнокровности и скрываемой им чувственности. Воспоминания яростными толчками двигаются в наших глазах, заставляя внутренности сжаться в комок. Меня обдает холодным потом. В его глазах – моя прежняя жизнь, наши встречи и самые нежные объятия… В его глазах я нахожу того парня, который когда-то будучи мальчишкой признавался мне в любви. Как будто мы сейчас на башне Спейс-Нидл… Тогда я кружилась в танце в бордовом, бархатном платье с оголенными плечами… Тогда Джексон прикасался горячими губами к моей шее… Тогда наши губы впервые слились в страстном поцелуе…

А ведь нам не нужно слов… Мы общаемся слиянием зеленых глаз. Есть в танце что-то особенное, таинственное, манящее… Словно происходит невидимая близость душ, их чувственное общение друг с другом. В этом молчании между нами больше слов, чем при разговоре несколькими минутами ранее…

«Джексон… Знал бы ты то, что я чувствую в это мгновение…»

Джексон делает оборот моего тела на триста шестьдесят градусов и при возращении в прежнее положение, со скоростью света, резко рукой прижимает за копчик к своему телу, отчего с моих губ срывается стон. Мы застываем… и немеем, безмолвно тонув в друг друге. Наши губы в сотых дюйма на расстоянии. Песня заканчивается и нас словно ветром разъединяет, и мы, растерявшись, сжигая нить чувств, висящую над нами, увеличиваем на шаг дистанцию между нами.

Еще бы мгновение и мы…

«ВЫ – ДРУЗЬЯ, МИЛАНА».

Джексон по странному взгляду и непрерывным вздохам, как мне кажется, позволяет себе пожалеть о том, что позволил себе совершить романтический поступок и открыться мне. Но этот танец показал мне, что нас по-прежнему что-то связывает, необъяснимо влечет друг к другу, оплетает особенной паутиной, и он – всё тот же Джексон, который проявляет себя таким только тогда, когда мы находимся вдвоем, в особые минуты… И именно с таким истинным человеком, я свободна, я беззаботна, я счастлива…

«И как бы мы не хотели забыть свое прошлое, невозможно забыть то, что приносило счастье…»

– Кажется, я не забыл рекомендации своего учителя, – добрым голосом разбавляет тишину после танца, полного воспоминаниями, Джексон.

Когда-то во дворе своего дома я учила его танцевать. И как же это было давно…

– Даже улучшил свою технику, – подмечаю я, прикрывая ладонью смех.

Джексон не приходит в себя, лихорадочно проводя по волосам рукой. Он чувствует то же, что и я, в голове – туман, в сердце – ураган, в душе – гармонию…

«Не жалеет ли он, что привел меня сюда? И хотел ли он поцеловать меня? Что он чувствует сейчас?» – мысли только увеличиваются в геометрической прогрессии, а ответов, к сожалению, не так много.

– Милана, тебе нужно выговориться, – становясь рядом настаивает Джексон, уже в другом тоне голоса, менее нежным, отстраняя этой фразой тему о нас, о том, что мы чувствовали во время танца, – станет легче. – Так мы раньше с ним и поступали, разговаривали круглыми сутками обо всем, что беспокоило нас, поддерживали друг друга. Но он ведь снова закрывается от меня. Это очевидно. А мне так нужно выговориться, что я, не помыслив, протягиваю:

– Моя мама против того, чтобы я общалась… общалась с тобой. – Джексон внимательно слушает, упираясь локтями о перила. – Причём настолько против, что её грубые слова переходят все границы. Она указывает, командует мной… – я вздыхаю, – и сегодня между нами возник очередной скандал…

– Она имеет основания, – спокойно отвечает Джексон низким голосом, что удивляет меня. Мне казалось, он придет в бешенство. С годами он стал менее уязвимым. – Но независимо от того, что я второстепенно причастен к случившемуся, я не предавал её, я относился к ней с уважением, так и, между прочем, отношусь и по сей день.

Я это всегда знала и знаю. И верю ему.

– Джексон, – тоскливо продолжаю я, – она позволяет себе говорить мне такие слова, которые ранят меня… Они ломают все кости изнутри. – Он шумно выдыхает. – Джексон, – переживаю я, – у меня кроме неё больше нет никого. Я не хочу быть с ней в ссоре, но и не желаю общаться, так как слышать её бредни, команды моей личной жизнью и наставления не собираюсь.

Замкнутый круг. Как и в наших отношениях с Джексоном.

– Да, ситуация сложна. На самом деле, и у меня с матерью отношения никакие. – Я гляжу на него, пока его взгляд запечатлен на городе. С момента той встречи на благотворительном вечере он первый раз сам решает обмолвиться о себе. – Я буду честен с тобой. Она тоже ненавидит твою семью, часто сообщая мне по телефону, чтобы я никогда не встречался с тобой… И я также ссорюсь с ней каждый раз. Поэтому, наши родительские отношения постепенно сходятся на нет…

Этого можно было ожидать. Но образуется вопрос: чем мы виноваты с Джексоном? МЫ так долго скрывали мучительную правду?

– Значит, мы с тобой в одинаковых ситуациях? – Я провожу ладонями по предплечьям, чтобы согреться, так как начинаю мерзнуть от прохладного порыва ветра. «Спасут только объятия. Но… но нам нельзя. Что мы можем это вот так говорить с каждым, прячась от посторонних лиц, посвящать песни, стихи… и проект. Всё, что на связывает».

– Да, – вздыхает тяжело Джексон и, взглянув на меня, снимает свой пиджак.

– Держи.

– Не стоит, Джексон, – уверяю его я, трясясь, как суслик. – Мне неудобно… – скованно бросаю я, даже не понимая зачем.

– Милана, не нам, уж точно, проявлять чувство неудобства в отношении друг друга. Бери, я не хочу, чтобы ты простыла, как тогда.

– Спасибо, – нежно лепечу я, надевая с радостью его пиджак на платье, возвращаясь к воспоминаниям, к тому дню, когда я простудилась и Джексон готовил для меня ужин, заставлял пить лекарства, безгранично проявляя заботу. Помню, как он насаживал мне на палец бублик, спрашивая, буду ли я его девушкой… Я улыбаюсь этому воспоминанию. Оно так согревает меня. А бублик где-то до сих пор лежит в моих вещах, если, конечно, мама не выкинула тот мешок старого «мусора», как она выражается, из Сиэтла.

– Думаешь о бублике? – соприкасаясь с моим взглядом, спрашивает Джексон, на что я громко сглотнув, ошарашенно бормочу, распахнув глаза:

– Ты… ты… КАК?

Ослепительная улыбка освещает его лицо, в которой чувствуется неподдельная искренность.

– Я так был счастлив ночевать с тобой тогда… – романтично срывается из его уст, на что я, не думая, отвечаю:

– Я тоже…

– Как быстро пролетели годы… – с чувством меланхолии выражается Джексон.

– Время – не стоит на месте.

– Но единственное, что есть неизменное – это…

Невольно заворожённая, я обвожу его с широко раскрытыми, удивленными глазами.

– Неизменное ч-чт-то? – дрожащим голосом, подавляя волнение, подталкиваю я к его к ответу.

– Тебе известно обо всем. – Я киваю, так и не поняв точно, о чем он и замолкаю. – И кстати, – на другую тему начинает Джексон, – у нас же совместный проект. Обсудим это завтра?

– Да, сейчас – не лучшее время для переговоров… – нахмуренно говорю я. Почему он не сказал мне то, что хотел?

– А лучшее время для чего? – Он мучает меня? Он знает всё… что я хочу сказать.

– Джексон, я бы хотела поблагодарить тебя за всё, – ловко ухожу я от вопроса, говоря ему то, что хотела сказать весь вечер, – что ты для меня сделал. Сегодня мой блог в социальных медиа разрывается на части от просмотров, все это благодаря…

– Тебе, – добавляет с ободряющей улыбкой Джексон. – Я просто подтолкнул других к просмотру твоего творчества, вот и всё. И да, Николас в ближайшее время позвонит по поводу твоей рукописи. Он в твоем таланте не на шутку заинтересовался, а зная его, могу с точностью сказать, этого человека трудно чем-то зацепить, но у тебя получилось.

Я улыбаюсь, чувствуя, как расширяются ямочки.

– Спасибо тебе… – повторяю искренне я, разворачиваясь корпусом тела к нему.

– Я вдвойне счастлив, когда ты счастлива, – пленительно исходит от него. – И ты это прекрасно знаешь.

– И спасибо за то, что выбрал меня в качестве человека, дабы разрезать эту ленту… – уместно вставляю я, обдумывая, за что еще должна поблагодарить его.

– Не нужно благодарить, – приподнимает уголки рта Джексон, – ты сама всего добилась, а я лишь помог увидеть другим твои способности, которыми ты меня покоряешь раз за разом.

Я широко улыбаюсь. Так, значит, я покоряю его?

– И Милана, насчет наших матерей. – Улыбка скрылась с моих губ. – Они должны понять, что мы друг для друга – не угроза.

– Да… – грустно мямлю я.

Я хочу спросить у него о Белле, что он ей сказал обо мне, об их отношениях, но не решаюсь. Мы же договорились, что будем друзьями. А лезть в его частную жизнь – противоречие самой себе. Я должна уважать, как свое решение, так и его. Но я так желаю поцеловать его сейчас…

– Милана… – начинает чувственно Джексон, касаясь пальцами моей щеки.

– Джексон… – Я накрываю рукой его мягкую, большую ладонь, лежащую на моей щеке. Это самое приятное чувство во всей Вселенной касаться родного и любимого человека.

«Бывшего родного».

– Дьявол побери, – огрызается он, – как всё сложно, – резко отпускает он ладони и бьет рукой со всей силой о перила, и пыхтя, глубоко вздыхая, отходит в сторону. Я с округленными глазами наблюдаю происходящее и меня накрывает тревогой, мрачной тревогой, сливающейся со страхом. Он давит пальцами рук на глаза, словно ругая себя за что-то. Я стою, как вкопанная и не могу подобрать слов. Что с Джексоном? Он терзается чем-то. – Я чувствую себя болваном, – рычит он, пытаясь сдержать пульсирующую ярость, которая чувствуется в его голосе. Я дергаюсь от его фразы. – Я бросил тебя тогда, когда ты нуждалась во мне, – вскрикивает Джексон, воздевая руки к небу, – а сейчас… – шумит он, – а сейчас я веду себя по-идиотски. Ты права. Я глупец… – Он бьет себя по лбу, укоряя себя. – Я не должен всего этого делать. – Он с бешенством упрекает себя, лихорадочно дыша. – Я не хочу причинить тебе боль… Я не хочу разрушить твою жизнь… но делаю это каждый раз, когда танцую с тобой, пою или… касаюсь тебя.

Я с трудом подыскиваю слова, ртом ловля воздух, соглашаясь с только единственной фразой, что между нами все сложно. Я даже не могу понять, кто мы друг другу. Мы – призраки из прошлого, встретившиеся случайно в настоящем. Я решаю опровергнуть его суждения, ведь никто из нас не виноват, что все так сложилось, и он неправ, что считает, что он разрушает мою жизнь. За этим стоят и мои действия. Я со злости так нагрубила ему, наговорила столько глупостей, когда он попросил не рассказывать о том, что мы были близки ночью… Я даже не размыслила, что сама виновата, сама целовала его так, словно в нем – моя жизнь. Или не словно. Я набираюсь мужества, сообщая:

– Джексон, я…

– Милана, – без эмоций отрезает Джексон, не дав мне сказать, – нам пора идти. Предполагаю, что нас заждались…

– Д-ыа… – неохотно соглашаюсь я, чувствуя неприязнь, что он не позволил мне высказаться. Я снимаю с себя его пиджак и протягиваю ему.

* * *

Мы безмолвно спускаемся на третий этаж, возвращаясь в прежнюю атмосферу, и расходимся по разным сторонам, словно не находились вдвоем, но в думах о том, как нам быть дальше под тонкие ноты, звучащей необыкновенной песни «Only hope» исполнительницы Mandy Moore.

Я устремляюсь взором на Даниэля, не выходящего за все это время со своего места, словно он неразрывно прикован к нему. Даниэль поднимает очередной, но уже бокал, а не рюмку и залпом выпивает напиток. «Он решил таким образом ответить мне на свои обиды?» Я прогоняю в мозгу исход дальнейшего его времяпровождения в ресторане. Водителем его авто, полагаю я, будет Милана Фьючерс… Есть ли другой выход? Придётся оставлять его у себя дома. Если он заявится в таком состоянии к себе, то у бабушки и дедушки, без того несчастных, может случиться сердечный приступ. И не один. Любопытно, что скажет моя мама, обозрев Даниэля в таком виде? Она же считает его мужским идеалом, который обязан занять место моего будущего мужа.

Я вдыхаю полной грудью и не торопливо приближаюсь к столику, чувствуя усталость. Оглядывая фарфоровые чашечки с рисунком ветки сирени и округлую, малую размером белоснежную тарелку, на которой искусно положено шоколадное пирожное, политое двойным шоколадом, карамелью, украшенное листиками мяты и посыпанное сверху сахарной пудрой, я соображаю, что вечер близится к концу, раз уже был подан десерт. Ноющая боль в желудке начинает усиливаться от отсутствия полноценной еды за день, поэтому нужно испробовать сладость, жадно манящую своим изысканным видом.

– Друзья, а вы были правы, еда здесь потрясающая, – с довольной улыбкой вставляю я в разговор между Итаном и Джуаной, спорящих о том, какую песню заказать, чтобы потанцевать не по-стариковски, а, как говорит Итан, «на полную катушку», так как интеллигентное общество постепенно расходится и на местах остается молодежь. Я подношу чашечку терпкого зеленого чая ко рту, насыщаясь неповторимостью его вкуса после сладкого пирожного, исчезнувшего с тарелки за считанные секунды. Аппетит всё же нагрянул, когда его я совсем не ждала, как и частенько в последнее время, после чего-то особенного. И на этот раз – танец… забравший у меня всю энергию. Даже два. Но один из них позволил мне узнать точный ответ: Джексон и вправду всё еще питает ко мне нежные чувства, крепко-накрепко лежащие под гнетом времени и сложившихся обстоятельств…

– Да-да, поварята постарались, – задыхающимся от смеха голосом отвечает Итан, не далеко ушедший от Даниэля по степени трезвости. Я приглушенно смеюсь, подливая себе еще чая в чашечку. Джуана закатывает глаза от неадекватного состояния наших парней, обращаясь ко мне:

– Ты еще не слышала анекдоты от Даниэля… – Она забавно стукает себя по лбу. – Это что-то с чем-то. – Я смеюсь, качая головой. – Кстати, а где ты всё это время была? Я подумала, что ты уже решила уйти.

Танец… беседа с Джексоном…

Краска бросается мне в лицо. Немного поколебавшись, я, улыбаясь, бросаю:

– Гуляла. – Разве что на крыше. Нужно было придумать более подходящий вариант для ответа.

– Она же теперь у нас известная леди Мадрида, – пьяным голосом саркастически подмечает Даниэль. Я замираю, держа в руке чашечку. – Р-раздавала автографы, находилась в центре мужского внимания, как она это л-л-л-любит делать, – запинается Даниэль, дошедший до крайности алкогольного опьянения, позволивший себе смешать бренди, вино и шампанское.

Я раскрываю рот, недоуменно уставившись на него, не понимая, то ли обрушиться на него за его укоризненный, грубый тон, то ли просто-напросто рассмеяться в его пьяные глаза.

– Что ты сказал? – немигающее, глядя ему в глаза, вспыхиваю я, но не заходя за грань.

Он с бешеным проклятием поднимает на меня глаза и с очевидным презрением и омерзительным преувеличением цедит:

– Алекс, Джексон и его свита… Ты же элита высших слоев и теперь…

Я прикованная к месту, уставляюсь на него, стиснув челюсти и, болезненно поморщившись, говорю, повышая голос, с каждым словом:

– Что я теперь?

Итан с Джуаной с зачарованным интересом наблюдают за нашей словесной пикировкой.

– Милана, ты чего?.. – забавляется Итан, жестикулируя, как в замедленной съемке рукой. – Он же глумится, как идиот, правда, но это такие шуточки его подъехали.

Я сглатываю нарастающий комок, встречая дрожь от тошнотворного волнения.

– А она у нас сегодня со всеми такая, – с едким ехидством продолжает Даниэль, мотая головой, как ненормальный, еле держась на стуле.

Атмосфера потрескивает от напряжения, как и мой внутренний мир, который не раз за вечер вспыхивал. А ведь он может и разорваться. И тогда я не остановлюсь. Уж точно.

– Даниэль, Милана, не думаю, что сейчас время, чтобы устраивать разборки, когда все подустали, – насторожившись, молвит Джуана, приняв во внимание закаляющуюся обстановку.

– Да ладно, почему бы и нет?.. Все здесь, все свои, – язвит Даниэль, подливая себе в бокал красного вина. Я сижу с ужасом смотря, то на Джуану, то на Итана, который, как ни странно, замолк.

Дрожащим от подавляемой неприязни голосом, я произношу:

– Правда, давай поговорим после.

Даниэль разражается истерическим хохотом, от которого становится удушливо и тошно.

– Ну что, м-мада. м, – тонко издевается Даниэль, – ты предполагала, я не узнаю? И скрыыыыыыыла от меня! – омерзительно протягивает он, чуть ли не осуществив плевок мне в лицо.

Я так чувствую, что вечер принимает иной характер. Мои губы дергаются от противных высказываний проявляющего хамства со стороны, казалось мне, близкого человека. Я стараюсь сохранять бесконфликтность, одновременно осознавая ее неизбежность.

– Я не понимаю, – сдержанно цежу я.

Друзья занимают нейтральную позицию, с ужасом созерцая всю сцену.

– Не прикидывайся! – восклицает он с резкими нотами.

– Поясни, – мягко требую я, делая усилия оставаться спокойной и собранной.

– Решила расслабиться с другим, ходя по ресторанчикам? – Эта мысль ударяет меня, словно кинжалом. Я бегаю взглядом по всему тому, что меня окружает и выплевываю:

– Что? – Он о Джексоне или?..

– Не притворяйся невинной! – рявкает он. – Я не слепой!

Я хлопаю глазами, напрягая мозги, чтобы понять суть его слов.

– Что ты видел? – В моем взгляде мелькает замешательство. Его так от сборной солянки в виде алкоголя перевернуло?

– Тебя и его! – Меня воротит от этой фразы, а желудок сплетается в косу.

– Кого его? – громко говорю я.

– Твоего богатого партнера, с которым ты пишешь проект и ходишь по ресторанам, – язвит он, расплываясь в противной гримасе.

ЧЕРТ. ОН УЗНАЛ ПРО НАШЕ ПРОШЛОЕ С ДЖЕКСОНОМ? Я сижу не в состоянии что-то сказать.

– Даниэль, – вмешивается Джуана, заметив мое оцепенение, – в прессе написали лживую информацию, если ты об этом. – ТОЧНО. ОН ЖЕ О ТОЙ ГАЗЕТЕ. Я на мгновение выдыхаю, подумав, что он узнал о менее худшем. – Ты же не поверил в это? На этом зарабатывают. Не нужно верить всему, что ты видишь и слышишь! – Она активно жестикулирует, чтобы придать убедительности своему объяснению. Я благодарю её глазами и растерянно смотрю на Даниэля, пытаясь придумать достойные ответы на его другие вопросы.

– Это так, – наконец выдавливаю я, – мы с этим разобрались уже.

– МЫ? – с плевком ворчит он, не скрывая ярость. – Ты даже мне не сказала об этом!.. Все знают, кроме меня.

– Я… я не успела, – слегка запинаюсь я. – Да и не посчитала нужным лишний раз говорить об этом. Вспомни, подобный случай уже был три месяца назад со мной и известным банкиром, с которым нас запечатлели в «ресторанчике»…

Он молчит, кладя локти на стол.

– Даже если так, но тогда ты рассказала мне всё сразу же! А сейчас я тебе на хрен сдался! – Его голос надламывается, и он с резкостью выдыхает.

Я со спокойной силой наношу ответный удар, но в поразительной мягкой форме:

– Успокойся! Не стоит так думать. Ты пьян и мыслишь нелогично. Итан, Джуана, думаю, нам пора уже домой. – Это лучшее решение. Иначе, будет только хуже. – Спасибо вам, что составили компанию и…

– Вы будете смеяться, – мгновенно перехватывает он меня, – но между нами за столько времени, так ничего и не было. НИКАКИХ БЛИЗКИХ ОТНОШЕНИЙ. ОНА ЖЕ НЕ ПОДПУСКАЕТ МЕНЯ К СЕБЕ, – неадекватно гогочет Даниэль.

Джуана и Итан раскрывают рты так же, как и я. Это грань. Такого я не оставлю.

– Что ты себе позволяешь? – кричу ему в лицо, отодвигая от себя чашку, которая чуть ли не упала от такого заявления.

– КАКОГО ДЬЯВОЛА, ТЫ ЭТО ПРОИЗНЕС ВСЛУХ? – проходя мимо, услышав слова Даниэля, заявляет в грубом тоне Джексон. Я блокируюсь и не дышу. Приближается катастрофа. Людей уже не так много, большинство расходятся, но… но… скандалы никому не нужны.

– Смотрите, кто это у нас? – указывая пальцем, как обезьяна, ржёт Даниэль. Я не узнаю его… Боже… Что творится. Что делать?.. – Явился тот самый щедрый?..

– Не смей так говорить! – В нем скатывается ярость. – Я не позволю так обращаться с Миланой, ясно? И вообще, – шумит Джексон, – не ты ли мне говорил сегодня, как нужно относиться к девушке?

– Пфф, – фыркает Даниэль. – Как стра-шно, – еле выговаривает он. Я желаю уйти отсюда. И чем быстрее, тем лучше. – Какое тебе вообще до неё дело?

– Большое, – гневно объявляет Джексон, и я чувствую в его голосе, что еще секунда, и он по-крупному сорвется на него, – она не заслуживает такого отношения! – Злость окутывает Джексона. Я замечаю, как его скулы трясутся.

– Следи за своей девушкой, но не за моей! – командует с желчью Даниэль, глазея с неприязнью на Джексона.

Головная боль разрывает мои виски. Я панически тру ладони.

– Если ты ещё раз сообщишь ей подобное, я уничтожу тебя! – с уничтожающим презрением угрожает Джексон.

– Уничтожь прямо сейчас! – зловеще исходит от Даниэля, на что Джексон делает шаг и с поразительной силой выбрасывает вперед кулак, но тот уворачивается от удара и схватывает противника за запястье. Я с ужасом лихорадочно поднимаюсь с места, как и Итан с Джуаной, и разъединяю их, пытаясь заставить Джексона не продолжать, так как нас смотрят посторонние. После такого случая меня точно вышвырнут из модельного.

Разъяренные взгляды Джексона и Даниэля, который поднялся с места, сходятся в единый, единый тлеющий ком.

– Так, парни, прекратите, – проводит руками Итан между Даниэлем и Джексоном.

– Давай, врежь мне, ты же этого хотел! – подстрекает Даниэль.

Я сжимаю Джексона за локоть, умоляя изо всех сил:

– Джексон, не делай этого, прошу. Он пьян… Он провоцирует… Не ну-у-ужно… – Мой жалкий голос не действует на разъяренного Джексона. Он готов к взрыву.

– Так ты за него, сама невинность?.. – Последняя фраза становится роковой. Джексон схватывает Даниэля за запястье и рвет на себя, разворачивает и ломает руки за спину, говоря ему: – ПРИДУРОК! Еще раз позволишь так обмолвиться, я порву тебя, обещаю! – Джуана уставилась на Джексона, ошеломленная скоростью его действий. Бесшабашенная энергия завладела им. Даниэль изо всех пытается вырваться, но его попытки в таком состоянии бессмысленны. Я круглыми глазами смотрю на всё это, продолжая отдергивать Джексона, умоляя его остановиться. К нам подбегают незнакомцы и официанты.

– Джексон, отпусти его… – смотрю на него со слезливым взглядом. Джексон наконец-то круто обрывает его от себя, покрывая исполненным отвратительным презрением.

– Всё в порядке, – с холодной вежливостью уверяет он собравшуюся толпу. – Я лишь указал, как себя не следует вести!

Он крепко схватывает мою руку, диктуя:

– Джуана, Итан позаботьтесь о нём, – грубо указывает он на Даниэля, – а я отвезу Милану! – Нет… Я не смогу его оставить… Почему он все решает за меня?

– Да… – растерявшись отвечает Джуана, рот которой до сих пор открыт от удивления.

– Джексон, я не брошу его! – протестую я. – И я сама доберусь до дома.

– Нет! Как я сказал, так и будет! – повелевает он, сильней сжимая мою ладонь. Его требовательный тон одновременно и злит, и пугает меня.

Даниэль начинает истерически смеяться, хватаясь за бутылку вина. Итан выхватывает у него емкость у всех на глазах.

– Хватит! – восклицает он. Видимо, Итану тоже достало наблюдать безрассудность действий Даниэля.

Я изумлёнными глазами смотрю на все происходящее. Перед глазами все плывет.

– Джуана тогда… – начинаю я шепотом, оторопев в потоке людей, которые уже отходят от нашего столика.

– Милана, езжайте. У нас с Итаном в квартире найдётся и для него место. А с машиной его ничего не случится, затем заберёте с парковки.

– Ты… т-ы… – заплетающимся языком бурчит Даниэль, глаза которого постепенно закрываются. Я начинаю понимать, что не справлюсь одна с Даниэлем, да и с мамой по поводу его состояния не желаю скандалить, поэтому лучшим решением будет оставить его Джуане и Итану, которые отвезут его к себе на квартиру, а там он и проспится и не попадётся на глаза ни моей маме, ни своим прародителям.

– До завтра! – бросаю я Итану и Джуане чужим голосом. Итан показывает мне жестом «ОК», на что я, уверяя себя в этом, киваю и уплетаю за Джексоном.