Мозг подбрасывает воспоминание, когда он пел для меня собственную песню перед нашими родителями, родителями Ритчелл, признаваясь в любви… Его голос отдается эхом в моей груди, согревая сердце.
Глаза мои и Джексона сплетаются в одну дорогу. Это долгий, очень долгий взгляд… Мы никогда не смотрели так друг на друга.
Он акцентирует в пении на словах: «Расстояние между нами – ерунда, когда тебя вспоминаю… Мне нужна ты, малышка…»
«Мы сможем быть вместе если, если… если найдем дорогу друг к другу».
Как же нам найти? Что нужно сделать?
И лишь только сейчас я осознаю, беспощадно глядя на него, что… что заведомо проигрышная позиция быть для него другом и любить его.
Сейчас мне все равно, что скажут другие, в его глазах – мой мир, мой океан, моя любовь. У каждого человека есть свои привычки. Моя привычка – это он… Им пропитан каждый сантиметр моей кожи, моих мыслей, моего существования…
Он поёт очень чувственно, в его словах – обнаженная душа. Я ощущаю как кровь, текущая внутри моего тела, пульсирует и кипит от звучания его убийственно-пылкого голоса.
«Боже, неужели так можно любить человека?»
Джексон заканчивает песню, устраняя взгляд в сторону, и я опускаю глаза вниз, чувствуя радость, притаившуюся в сердце, которая расцветает улыбкой на лице.
– Гениально! – вскрикивает с радостью Белла, заключая в объятия Джексона, отчего тот сразу бросает на меня жалостливый взгляд.
Если кто-то прикасается к нему, то моя душа разрывается на части.
– Это было превосходно, – скромно отзываюсь я. Меня почти не слышно.
«Я надеюсь, что никто не заметил, что Джексон пел для меня?»
Все хлопают в ладони.
– Шикарно! – поражается Даниэль, аплодируя стоя Джексону.
– Джек, да ты не только хорош в бизнесе, ещё и неплохо поешь, – выражается знакомый Джексона, Боб, которого я запомнила.
Белла восхваляет его, сообщая всем, что он поет ей каждый вечер.
– Спасибо, спасибо, – прекращает рукой поток хвалений от Беллы Джексон, – но среди нас есть ещё один талант, который тоже не должен быть не услышанным.
«Неужели и Белла поёт? О ком он?» – проносятся мысли во мне. Но Белла, как сегодня я убедилась, совершенно не обладает способностями к пению. Так кто же этот счастливчик, о котором он с таким упованием говорит, что прекратил все слова восхищения в свою честь?
– Этот человек сочиняет стихи в прозе, и я попрошу этого человека продемонстрировать свои способности под аккомпанемент моей гитары.
Моя улыбка сменяется страхом. Сердце уходит в пятки. Он сейчас про меня? Он выставляет на меня на позорище? Чтобы я? Перед всеми? Свои стихи?
Все оборачиваются друг на друга, пытаясь понять, о ком говорит Джексон.
– Ты сама представишься или мне? – с нажимом произносит он.
Я делаю круглые глаза и показываю отрицание выражением лица. Но Джексон не останавливается на своём.
– Друзья, хочу познакомить Вас с удивительной девушкой, с которой я работаю над одним проектом. Эта модель одного из известных агентств «Планета стиля» – Милана Фьючерс, обладающая талантом писать невероятные красивые строки.
Я судорожно улыбаюсь. Верхняя губа предательски дрожит. Я потрясена заявлением Джексона обо мне перед всеми его друзьями.
– Милана, окажешь нам всем честь рассказать одно своё произведение?
Я стесняюсь и краснею. Я же никогда не делала этого ранее перед публикой. В своих стихах я находила нечто личное и… А сейчас он требует, чтобы я выступила перед огромной толпой зрителей, которые вылупились на меня, как на аппетитную булочку с корицей и сырным кремом в универмаге.
– Пожалуйста… Мы все просим! – поддерживает Даниэль Джексона, что очень меня удивляет.
– Давай, красотка, – раздается чей-то мужской голос на фоне остальных.
– Милана, – обращается Белла, – меня заинтриговали парни. Я хочу послушать, – изумленно бормочет она с притворной искренностью.
– Милана, я буду счастлив! – кричит Алекс с места.
Даниэль и Джексон моментально бросают на него негодующие взгляды, отчего тот замолкает. Незнакомые мне коллеги Джексона присоединяются к желанию Джексона и уговаривают, крича несколько раз: «Ми-ла-на».
– Хорошо, я расскажу одно стихотворение в прозе, – решаюсь я. Эхом доносится ото всех говорящих:
– О-о-о-о-о…
Возможно, пробил мой час. Учитывая процент алкоголя в крови, придающий мне больше смелости, почему бы и не использовать эту храбрость в правильное творческое русло.
Я встаю с места. Джексон импровизирует, играя мелодию на гитаре.
Я припоминаю лишь один, недавно сочиненный стих, который имеет отношение к последним событиям в моей жизни. Но вспомнить строки я смогу лишь только глядя в мои любимые зеленые глаза. С выражением, то увеличивая, то уменьшая голос, я произношу.
Мы были счастливы, мы были влюблены,
Мы не были единственными друг у друга,
Но были каждому нужны. – Короткая пауза.
Наша любовь пронеслась сквозь годы,
Годы разлуки и несбыточных грез.
Наши воспоминания ещё, оказывается, живы,
Где мы идём за ручку, и я несу, подаренные тобою, несколько алых роз.
Мы не знали, что обстоятельства заставят нас расстаться,
Заставив забыть друг о друге на несколько лет…
Но, встретившись с тобой, в один прекрасный день,
Я ощутила чувство, словно выиграла счастливый лотерейный билет. – Глаза Джексона выражают фейерверк огней, которые видны только мне.
Я вспомнила в мгновение все то, что старалась вычеркнуть из памяти,
Все то, через что мы прошли с тобою вместе,
Все то, что тревожило мое душу,
Принуждая не находить себе места.
Я думала, что забывая о тебе навсегда, я никогда не увижу больше тебя. – Я проношу строки сквозь себя и в моих глазах начинаются искриться слезы, отчего голос становится другим.
Никогда не вспомню те часы, где мы сидим средь бело дня одни,
Наслаждаемся кружкой чая и не думаем о том, что наше время вместе кончается.
Но, встретив снова твои зеленые глаза,
Я вновь позабыла обо всем.
Я за секунду вспомнила то, о чем годы пыталась позабыть,
Говоря себе ежедневно по утрам: «Нам не суждено быть вдвоём…»
Но.
Встреча. Взгляды. Поцелуй. Объятия.
И…
Мы счастливы, мы влюблены,
Мы не единственные друг у друга,
Но каждому безгранично нужны…
Я вытираю слезы с глаз, не отводя взгляд от Джексона. Он внимательно смотрит на меня, понимая, что эти строки про нас.
Единственное, что нам дозволенно с Джексоном, – это вот так затаенно признаваться в своих чувствах посредством творчества: песнями, стихами…
– Спасибо, что прослушали мое стихотворение. Это первое мое выступление… – Голос срывается.
Мелодия заканчивается и мне все аплодируют, удивленно мотая головами.
– Талант! – восхищается Даниэль, целуя меня в щеку, чуть касаясь губ.
Я дрожу. Я не могу описать всё то, что испытываю, но это… невероятно читать другим то, что ты написал. Ты раскрываешься и… о боже. Эмоции берут вверх надо мной.
– Милана, ты меня довела до слез… – Белла фальшиво утирает с глаз слезинки, так как на ней даже их нет. Лицемерка. – Я ещё хочу послушать… – Она кладет свою руку на плечо Джексону.
– Спасибо, – искренне говорю я, – мне приятно, что вам всем понравилось.
– Ты умеешь полностью показать свои эмоции… – высказывает девушка по имени Кара, которая является публикатором статей и речей Джексона.
– Спасибо большое… – робею я, пораженная тем, что многим стих пришелся по душе. Я думала, что это бред и… Боже… Какое же я испытываю счастье.
Джексон не сводит с меня влюблённого взгляда, не обращая внимания на нежности от Беллы.
– Я поражён, – вставляет свою лепту Алекс. – Мои стихи на фоне твоих – бред.
Я смеюсь и усаживаюсь на место. Тянусь за стаканом воды, так как все горло пересохло.
– Алекс, то, что ты пишешь и то, что Милана, это две разные вещи. Ты только послушай, с какой душой она их рассказывает, – чей-то женский голос превозносит меня.
– Спасибо… – смущенно отзываюсь я, ставя дрожащей рукой стакан на стол.
– Милана, – лукаво интересуется Белла, как будто заподозрив в строках факты о моей личной жизни, что является действительно реальным фактом, – а ты пишешь о себе или?..
Я тут же отвечаю:
– Я пишу книгу, поэтому большинство моих стихов имеют связь с содержанием сюжета произведения.
– Что? – с плевком восклицает громко мужчина, сидящий рядом с Джексоном.
– Николас, да ты оглушил меня! Куда так кричать! – быстро произносит Джексон, изгибая бровь, на что все начинают смеяться.
– Ты пишешь книгу? – заявляет удивлённо Николас, отставляя от себя тарелку.
Необычно, когда все вопросы и взгляды обращены ко мне. Я теперь понимаю Джексона, почему он любит уединение и с неприязнью относится к тому, что является публичной личностью, личная жизнь которой регулярно оказывается под воздействием СМИ, простых граждан, которые с безудержной любовью готовы сплетничать, находя в этом забаву, развлечение.
– Да, почти дописала сентиментальную прозу, – отвечаю я, гордясь тем, что я делаю, и какое удовольствие я получаю от этого.
– У меня есть знакомые в издательстве… Я хочу оказать тебе помощь в публикации рукописи. Послушав сейчас тебя, я фантастически поражён… – В его глаз – потрясение. – Ты обязана быть услышанной, Милана! Я завтра же поговорю с другом и через Джексона с тобой свяжусь!
Я хочу прыгать от счастья, слыша такие слова.
– Я благодарю каждого за тёплые слова! Вы не представляете, какую значимость они имеют для писателя. Это отдельный источник вдохновения. После таких слов хочется продолжать стремиться развивать себя в сфере творчества, осваивая навыки писательства, и делиться с читателями и слушателями своими строками, мыслями, которые, поверьте мне, идут от глубины души… Разве не в этом состоит смысл нашей крохотной жизни? – прорывает меня так, что это удивляет меня не меньше других.
– Умеешь зацепить душу, Милана. Я бы хотела, чтобы ты была редактором наших статей в журнале, – предлагает мне девушка, протягивая визитку.
Я благодарю каждого и случайно бросаю взгляд на Беллу. Ее вид кажется мне встревоженным. Видимо, ей не по себе, что я оказалась в центре внимания.
– Милана, а ты ведёшь свой блог в социальных сетях? – интересуется худенькая девушка, Лолита, которая является, как я поняла по разговорам, бухгалтером в компании Джексона.
– Да, в социальных сетях я выкладываю свои произведения, записанные под музыку, цитаты из книги…
Я не успеваю закончить мысль, как большинство друзей и коллег Джексона мне заявляют чуть ли не в один голос:
– А ссылку, можно?
– Милана, какой твой никнейм? Как тебя найти?
– Вы что, серьёзно? – чувствуя мощный прилив адреналина, окликаюсь я. – Это же просто строки и… – стесняюсь я, находясь в шоке от того, что я в одно мгновение стала известной среди друзей Джексона.
– Алекс, – подмечает Николас, – тебе бы такую самооценку. А то пишет ни о чем, зато рекламирует себя по полной программе через все интернет-платформы, а тут девушка с такими чувствами и душой пишет прозы в стихах, да ещё и смущается…
– Милана, – вмешивается Джексон, – признай, что ты талантливая, – подмигивает он мне глазами, улыбаясь. – Не только же мне об этом знать, наконец-то теперь твои задушевные строки начнут слушать другие.
Я хочу крепко обнять его за всё, что он сделал для меня, но лишь совершаю это глазами. Белла создает серьёзное выражение лица, постоянно переспрашивая что-то у Джексона, чтобы сменить тему общения и отвлечь его от меня.
– Спасибо Вам всем… – искренне говорю я, отмечая слезы счастья на глазах. Даниэль крепко обнимает меня за плечи.
– Милана, – продолжает проявлять ко мне внимание Николас, – я бы хотел ещё что-нибудь послушать… если можно.
– Николас, – вскрикивает кто-то, – у неё в социальной сети их целый список, успеешь наслушаться.
– Майкл, – возражает Николас, – социальные сети не заменяют живого общения, искры в глазах, жестов и мимики человека, который произносит речи. Меня до мурашек пробирает ее голос, хочу ещё!
Я краснею, как переспевший помидор. Мне так неловко, но с другой стороны, я счастлива, что кому-то нравится то, что я пишу.
– Я прочту, с удовольствием! – с радостью в голосе громко восклицаю я.
– Всё, всё, тишина, слушаем, – с глубоким уважением и интересом к моему творчеству тараторит Николас. Джексон принимается играть на гитаре.
– Я сочинила это произведение сегодня в утренние часы, поэтому прочту его, опираясь на заметки телефона.
Я начинаю, оставаясь на прежнем месте.
Порой нам кажется, что счастье где-то затерялось,
Засело и поджидает нас в безлюдной пустыне.
Мы думаем, что нам слишком добираться до него далеко,
Находясь в нескольких милях от верного пути его.
Но мы продолжаем поиски истинного счастья,
Копаясь беспощадно в копне книг,
Уверяя себя, что мы найдём ответ в одной из них.
Однако наши попытки безрезультатны,
Но надежда, что мы его найдём, все ещё жива,
Она подбрасывает нам в огонь сердца дрова,
Заставляя нас искать его, не сдаваясь, сквозь слезы и океаны душевного льда.
Мы ищем, страдаем,
Стараясь понять, задаемся вопросом: «Ну где же ты, родное счастье? Как долго нам искать тебя? Где же ты живёшь? Ведь пол нашей жизни ушло на поиски тебя…»
А счастье сидит себе тихо в каждом из нас,
Смеётся и резвится от наших глупых действий,
Думая: «Они и вправду не понимают, что я занимаю в их душе центральное место?»
И вот каков ответ: «Счастье нигде не найти. Оно поселилось в нас, где-то в области груди. Оно рядом с нами всегда и стоит лишь включить его, так оно создаст в нас гармонию, любовь и безграничное тепло».
Раздаются визжания.
– Милана… Я Ваш поклонник, – объявляет Алекс. – Как верный слуга. Я у Ваших ног.
Я безудержно смеюсь.
– Я не могу оторваться от твоих глубоких мыслей… – заверяет Николас. – Джексон, спасибо тебе, что пригласил эту девушку… Я сам – книжный червь, с интересом читаю классическую литературу, слушаю авторские стихотворения, но меня трудно поразить… Милана, ты смогла и… – Он не может подобрать слов, что приводит меня в крайнее смущение.
– Не мне спасибо, а Милане за то, что пришла к нам… – неудержимо улыбаясь, признается Джексон.
Все мужские взгляды в этот момент прикованы ко мне. Я ощущаю неловкость, чувствуя на себе недовольства Беллы, которая с момента моего выступления нервничает, наверняка, обдумывая, как отвлечь внимание всех от меня.
– Ну что ж, – обрывает всех Белла, на взводе, – предлагаю устроить чаепитие с эклерами, пропитанные заварным кремом, которые я готовила большую часть дня, – с гордостью проговаривает Белла, забывая добавить, что не только она одна их готовила.
– Да-да, уже пора, – соглашается Джексон, на что она при мне дарит ему поцелуй в лоб.
– Отлично! – подчёркиваю смело я. После этих выступлений я парю в воздухе. – Я помогу тебе.
– Да… – бурчит негодующе она и идёт не кухню.
Коллеги Джексона с Даниэлем переходят к обсуждению сферы торгового бизнеса. У Даниэля получилось войти в круг друзей Джексона и найти с ними темы для общения.
Я отхожу на кухню, стуча каблуками по музейному полу, идя за Беллой. Счастливая от импровизированного выступления, закончившееся радостными воплями и бесконечным потоком конструктивной критики, я укладываю сливочного цвета чайные пары – тарелочки с чашками – на серебристые подносы, один из которых воссоздает в памяти вечер, проведенный с Джексоном, человеком, который посвятил мне минутами ранее песню и спел так, будто признался в любви. Уточняю у Беллы:
– Белла, мы эклеры положим каждому в тарелку или на…
Она осмысливает что-то и с резкостью шипит, раскаленная, как железо:
– Можешь покинуть этот дом?
– Не поняла, – округляя глаза от неожиданности, отвечаю я, смотря на нее невинным взглядом в распахнутые ее завистью и ненавистью глаза.
Она меня так открыто выгоняет? Что?
«Вот она и открыла своё истинное лицо, темную сторону души».
– Что непонятного? – оставив всяческие притворства, куда серьезнее объявляет Белла с утонченной ненавистью. – Ты омрачаешь дом своим присутствием!
Я прихожу в шок и нервно сглатываю.
– Что? – обескураженно пытаюсь понять я, слегка покачнувшись.
Она раздраженно морщит лоб, смотря свысока на меня.
– Ты завлекаешь внимание мужчин! – упрекает с яростью она. – Девушкам этого не нужно! Ты хочешь быть везде замеченной, не зря же засветилась в той газетке, чтобы благодаря Джексону стать известной! – Тон ее голоса опаляет меня.
С моих губ срывается неуверенное бормотание. Она оставила меня без слов, разжигая во мне ненависть и убивая тоненькие нити симпатии к ней, как к человеку, которые я насильно пыталась привить себе. В ней возбуждена зависть ко мне. Этого я не потерплю. Я и так позволила себе находиться в ее обществе, когда всей душой не хотела этого. Меня обманул сладкий взгляд этой лисы. И я приехала к Джексону, а не к ней. Черт возьми, я помогала ей, что она себе позволяет?
– Ты думаешь, мне это нужно? – с придушенным смешком спрашиваю я, зло смотря на нее. – Замеченной? Ты… ты… совсем не знаешь меня, раз так считаешь. – Я теряюсь. – И я уйду, но спрошу: захочет этого Джексон или нет! – вырывается у меня сдавленным от еле сдерживаемых эмоций голосом.
Если Джексон узнает ее настоящее отношение ко мне, как он отреагирует? Я разоблачу все ее намерения!
– Не знаю, – внезапно смягчается она, подумав, что я сейчас же пойду к её любимому и пожалуюсь. – Но мне показалось, что ты… – Она трет затылок, нервничая, жалея, что позволила себе сообщить такие слова и догадываясь о последствиях. – Что ты стремишься к другой цели, рассказывая свои стихи.
Она открывает рот, словно хочет что-то еще сказать. «О том, чтобы я не рассказывала ничего Джексону».
– А-а, вот оно что, – стараюсь быть безразличной, но внутри меня всё гудит, как поезд, отправляющийся в путь. Я с дерзостью бросаю на стол взятые в руки эклеры и увеличиваю шаг в обратную сторону, стуча громко каблуками, про себя говоря:
«Сучка. Она не имеет права выгонять меня».
Через секунду раздается писклявый голос с мольбой:
– Подожди, – с жалостью протягивает она, словно извиняется. – Я заревновала тебя и…
Я затыкаю себе уши и сбегаю как можно дальше. Я не желаю находиться в этом доме ни секунду больше. И я уйду потому, что я так захотела.
Слезы подступают к глазам и я, забывая о том, что наносила макияж, случайно потираю глаза ладонями.
– Милана, – по пути замечает меня Джексон и тянет меня за предплечье, чтобы я остановила шаг. – Ты куда так торопишься? Что-то ищешь? – Он обозревает мое размазанное тушью от слез лицо, и я быстро опускаю голову вниз. – Что случилось? – Я взираю в идеально начищенные ботинки Джексона и прикрываю ладонью глаза, чтобы никто не видел меня в таком состоянии. Он с тревогой, сильней сжимая мое предплечье, говорит: – Ты же только что смеялась и…
Я не замечаю то, что говорит Джексон и прогоняю в голове слова Беллы: «Ты омрачаешь дом своим присутствием!»
– Джексон, где Даниэль? – раздраженно требую я ответа, меняя положение головы, бросая взгляд на картину ангела, висящую в коридоре.
– На улице. Болтает с Николасом о тебе. Ты не поверишь, но ты заинтересовала Николаса настолько, что он сделает все возможное, чтобы оказать тебе помощь в издании твоих рукописей.
Сейчас мне не до них. Я поднимаю глаза вверх, сквозь пелену слез, застлавшую глаза.
Я глубоко вздыхаю.
– Мила, что случилось, ты скажешь? – Он рассеянно трет виски, с ужасом наблюдая струи, текущие по моим щекам. – Ответь. – Он беспокойно смотрит в мой вид, полный жалости.
– Мы, то есть я, – поправляюсь, – ухожу, – выговариваю я, плача. – Спасибо тебе за этот вечер… – со всей душой шепчу я.
– Милана, кто тебя обидел? – отчетливо произносит он. – Снова Алекс? Ты только скажи и… – Его зрачки увеличены от тревоги.
– Нет, не Алекс, – реву я, не в силах остановиться. Внутри меня война. – Твоя распрекрасная девушка не желает меня видеть здесь… – с издевкой бросаю я, вздыхая несколько раз.
– Белла? – брякает громко он. – Так, – недоумевает Джексон. – Ты не так все поняла. Что произошло между вами?
Я не так поняла? Она предельно ясно сказала, что я омрачаю ее.
– Джексон, она не тот человек, за которого себя выдаёт. Она… она… – не могу сказать я.
– Белла, возможно, притомилась и… – находит оправдание Джексон, пытаясь сгладить вину Беллы.
Он даже не знает, в каком тоне она просила покинуть это место.
– Так ты снова защищаешь ее? Ты ее, эту крашеную су… – исправляюсь сразу же, – эту сударыню защищаешь? Да она… она… – Я проглатываю слова. – Она выгнала меня. – Почти кричу я. Меня неудержимо трясет. – Всё, я ушла, – с нажимом говорю я. – Совет Вам да любовь в этом доме, – я делаю реверанс и удираю ноги, которые нестерпимо болят от хождения на шпильках.
– Милана, всё не так. Пошли выясним и разберемся во всем втроем, – заявляет напористо Джексон. – Не уходи… посто-о-й, – умоляет он.
У меня сжимается в груди. Он мне не верит. Он считает, что она не способна на такое.
Как же я хочу домой.
Я оборачиваюсь и вдыхаю каплю смелости, вскрикивая:
– Джексон, она не тот человек, который сделает тебя счастливым. Почему ты с ней? – размахиваю я руками и кладу ладонь на ручку входной двери.
Он стоит и смотрит на меня ошарашенным взглядом, размышляя над ответом, нервно потирая едва заметную щетину на подбородке.
– Нечего сказать, да? – токсично выплевываю я в ответ на его молчание, которое доказывает и говорит об одном: он играет со мной, играет моими чувствами, раз заступается за Беллу.
– Это долгая история, но я ее не…
Я с гневом отрезаю, не желая слушать его бред:
– Мне лучше уйти… Хватит с меня этих игр!
– Нет, стой, – кричит он, но я отвечаю на его просьбу категорическим жестом, не оглядываясь больше назад, распахиваю дверь и выхожу на воздух, который мне необходим.
Даниэль, разговаривая с Николасом, замечает меня, пожимает руку Николасу, сообщая, что еще свидется с ним и направляется ко мне.
Он берет мою руку и делает озабоченное выражение лица:
– Милана, тебя знобит. Подожди… да у тебя красные глаза… – Даниэль осматривает меня. – Ты плакала?
– Можем поехать домой? – судорожно от слез умоляю я.
– Но как же чаепитие? Белла? И ваши с ней эклеры? И еще, возможно, родители Беллы приедут. – Ах… какая жалость, что не удосужусь их увидеть. – Джексон сообщил, что их рейс задержали… – Я их не знаю, но они уже мне противны. – Мы бы познакомились с ними.
Я забыла про гордость ради того, чтобы ПОМОЧЬ ЕЙ готовить, а она вышвырнула на меня весь негатив и заставила убраться из дома. Я пыталась видеть в ней хорошее, искренне верила ей, хоть и отстранялась… Пусть катится к черту со своими аристократами – родителями. Я больше не желаю никого видеть и слышать из ее семейки.
А Джексон? Он же… он же… Я задыхаюсь от мыслей.
– Мы можем уехать? – повторяю буйно я, трясясь то ли от вечерней прохлады от озера, то ли от громады эмоций, которые пришлось сегодня мне испытать.
– Раз для тебя это важно… – Даниэль почесывает затылок. – Все равно я ничего не понимаю.
Я ускоренно отправляюсь к машине, захватив до этого ключи, и прижимаю руки к груди. Молча залезаю на заданее сиденье и ложусь калачиком, стягивая обувь, и подгибая ноги под себя.
Даниэль садится за руль, и мы наконец-то выезжаем домой, с каждой секундой увеличивая дистанцию между нами и этим проклятым местом, с которого я уезжаю повторно в расклеенном состоянии.
Боль не приглушается. Раз Белла такой человек, тогда зачем Джексон столько своего времени ей отдает? Они же еще и жить будут в этом доме. Джексон должен узнать о том, каким человеком на самом деле является его девушка… То, что она сказала мне, – доказывает, что она не та девица, с которой Джексону следует разделить свою будущую супружескую жизнь.
Чертовски больно потому, что он даже не стал разбираться в том, что она меня отшила. Но даже если бы и стал, Белла прикинулась бы ангелом и всю ситуацию переписала бы на шутку. Он не раз упоминал мне, что то, что она сообщала мне, (о свадьбе, помолвке, приглашении на танцы) – ложь. Может, это правда? И Белла выдумала это, чтобы позлить меня или заставить меня чувствовать ничтожеством по сравнению с ней. Может, дело в прессе?
Джексон не любит её, это очевидно.
– Поговорим, дорогая? Ты молчишь уже двадцать минут, – тихо спрашивает Даниэль. – Я знаю, солнышко, ты злишься. Я сегодня приревновал тебя, как мальчишка, когда увидел, что этот парень прикасается к тебе…
Мои глаза закрываются от переизбытка полученной за день информации, отчего сознание отключается, что я не имею сил на то, чтобы ответить своему парню.
Во мне перекручивается самая красивая и нежная фраза Джексона:
«Из всех падающих звёзд, Милана, я никогда никого не любил, как тебя…»
И я Джексон, никогда и никого не любила так, как тебя. Пусть наша история закончилась, пусть нам больше не представляется возможным быть вместе, зато я знаю только одно: наша любовь была искренней, чистой, настоящей, подобной утренней росе на рассвете.
Сквозь сон я чувствую, что кто-то берет меня на руки, приговаривая:
– Моя любимая… Спящий ангел.
«Джексон, это ты?» – спрашивает воспаленное подсознание.
«Джексон… моя вечная любовь».