полная версия

Анна Д. Фурсова
Счастье в мгновении. Часть 2

– Да что узнавать… – с иронией говорю я – Ты почти все знаешь.

– Вот именно, что почти, а я желаю большего. Например, о каком шраме и аварии кричал вчера сэр Джексон? Откуда он об этом знает?

Слова Даниэля заставляют меня врасплох. Желудок начинает пульсировать.

Джексон говорил об этом вчера? Видимо, мне было настолько плохо, что я успела забыть про это.

– Я не совсем помню этого. – Это не сработает.

– Как не помнишь? – удивляется Даниэль. – Джексон орал на всю улицу, что тебя надо срочно отвезти в больницу, так как шрам какой-то остался от прошлой аварии. – Каждое его слово – удар по сердцу. – Странно, что он так заботится, и странно, откуда он вообще знает это про тебя, если об этом неизвестно мне, твоему парню… – Он незаметно для себя повышает голос.

Впервые, я не могу подобрать слов, чтобы уйти от ответа или выдумать что-то…

– Молчание? – вставляет он, когда тишина становится нестерпимой. Я потрясена его властным и настырным тоном. – Так откуда он знает, ответь! – Я… Я не знаю, что сказать и не вижу смысла пререкаться с ним. – У меня складывается впечатление, что он влюблён в тебя… – проговаривает он со смешанным чувством гнева и ревности.

Тело прорезает ножом. Я с ужасом вскрикиваю:

– ЧТО? – Я держу себя в руках, но коленки дрожат. – Не говори бреда. Никто в меня не влюблён.

– Да? – недовольно он рявкает. – Я заметил, – саркастически отмечает Даниэль. – Чудно, что он такой добрый к тебе… Влюблен, – повторяет он с нескрываемым сомнением.

– Ты ревнуешь или что? – нервный хохот одолевает меня.

– Нет, – прикрикивает он.

«А слышится противоположный ответ».

Я не успеваю спросить, Даниэль смягчает голос и выдает:

– Мне не нравится, что он знает о тебе больше, чем я…

Если он узнает, что… Боязно представить, подумать. Не избежать неминуемой катастрофы.

Я решаю открыть правду об аварии, чтобы не заострять разговор о Джексоне.

Я набираю в грудь воздуха и, упираясь взглядом на корзину с фруктами, отчаянно признаюсь:

– Свыше четырех лет назад я попала в аварию со своим братом… Он лежал несколько дней в коме, а я получила незначительную травму головы. Мы могли не выжить… Машина ушла в кювет и… – По телу вновь мурашки. – Первая мысль, которая образовалась у меня в голове была такова: «Я умерла?»

Я судорожно обхватываю руками шею и смотрю в одну точку.

Даниэль делает несколько глубоких вдохов и выдохов и, как ошпаренный, поднимается с места, отодвигая стул, доставая из холодильника кувшин с холодной водой. Он наполняет стакан, затем ещё один и пьет залпом, никак не насытившись, и не устранив жажду.

Он становится позади меня и прижимает мою голову к себе, с особой нежностью, проводя ладонью по волосам, не роняя ни слова. Огненные руки Даниэля обдают меня обезоруженным жаром. Его тело трясется от моих сокровенных признаний.

После той аварии, я часто гоняю такую мысль: «А ведь меня могло бы и не быть сейчас…» И эта самая вдохновляющая мысль на свете, дающая мне некоторый толчок к принятию каких-то решений, или напротив позволяющая выбросить пар из души, вследствие безудержных переживаний.

Даниэль наклоняется и срывающимся голосом, едва дотрагиваясь мочки моего уха, шепчет:

– Я потрясен… Это… Я рядом. Всегда. Мое ценное солнышко…

Я озаряюсь светом от его чувств.

Даниэль шумно выдыхает и с его губ обрываются слова:

– Подожди, Питер? Это про которого ты рассказывала? Брата?

Вот это я точно не желаю обсуждать с ним.

– Да, – сухо отвечаю я.

Он возвращается на прежнее место.

– А вы не общаетесь с ним вообще? Он твой ровесник? А где он сейчас находится? – опрашивает Даниэль.

– Я не хочу сейчас об этом говорить, – хладнокровно отвечаю я. – Тебе нужно знать только, что у меня есть брат. Всё. Про аварию ты уже знаешь.

– Почему твое состояние изменилось? Для меня очень важны твои признания. Я хочу знать о тебе больше. Я же люблю тебя, Милана.

Я понимаю, но чем больше я говорю о том, что было когда-то, тем больней становится внутри.

– Всё нормально, – цежу я, пальцем водя по скатерти.

– Почему ты злишься?

«Это все из-за воспоминаний…»

– Я не злюсь, – лишенная всяких эмоций произношу я. – Пойми, я не хочу копать прошлые события и переживать их заново…

– О’кей…

Даниэля задевает, что я не могу быть полностью открытой с ним и доложить ему каждую деталь.

– Тогда настал мой черёд. – Он наливает стакан воды, но не пьет его, держит в руках емкость.

– Не поняла тебя, – испытывая недоумение, отрезаю я.

Я пробегаю глазами по нему. В нем выражена нервозность.

– Ты скажешь?.. – мягко спрашиваю я, волнуясь вместе с ним.

– Я не хотел говорить тебе, но раз ты поделилась со мной мыслями о своей дедушке, который был для тебя отцом, об аварии, хоть и не желаешь продолжать рассказывать, то и я скажу… Я воспитывался дедушкой и бабушкой по линии папы…

– КАК? – от неожиданности выплевываю я и смотрю на него, затаив дыхание.

Даниэль делает тяжёлый вдох и выпивает стакан воды, который уже закипел от его жаркого тела.

Меня осеняет. Он никогда за всё время общения не выражался про своих родителей. Никогда. И избегал темы, если я что-то спрашивала про них. Но… но… не понимаю.

Я только желаю дотронуться до него, но он мгновенно отстраняется.

От его ледяного взгляда у меня пробирает озноб.

– Милый, не молчи… – умоляюще произношу я.

– Мои родители… – начинает и замолкает он.

У меня сердце остановится, если он не скажет. Он закрывает глаза, громко дыша.

– Они погибли в авиакатастрофе…

– ЧТ… о? – запинаюсь я, пытаясь удержать слезы. Мурашки полностью меня овладевают, а волосы на голове встают дыбом.

– Когда возвращались в Мадрид после очередного путешествия, – с глубокой скорбью добавляет он. – Мне было четыре года. Я их почти не помню…

Я встаю между его ног: он не отталкивает меня и прижимается лицом к моему животу, обхватывая руками талию.

– Как это… Не верю… – выражаюсь я, обнимая сильней его. Ему это нужно. – Но Мэри… – вырывается у меня. Голова раскалывается от образующихся мыслей в голове. Кто для него Мэри, если его родители погибли четыре года назад? Получается, неродная сестра?

Я шокирована… Я ничего не понимаю.

Он как будто считывает поток моих вопросов и сокрушенно говорит, утыкаясь мне в живот.

– У мамы была родная сестра, но она скончалась при родах… Муж, то есть отец Мэри, стал алкоголиком после смерти супруги, поэтому бабушка и дедушка усыновили Мэри… – Я сглатываю комок в горле. Малышка… Бедная… О боже… Она же растет без родителей. – Но она для меня, как родная. Это болезненная тема нашей семьи. Мэри считает, что мои бабушка и дедушка – это её мама и папа, а я – старший брат.

Я представляю себя на месте Мэри и меня пронизывает страх, от которого холодеет кровь в жилах. Несчастный ребенок. Что будет с ней, когда правда всплывет? Не укладывается в голове…

– Я не верю… – говорю срывающимся голосом я, ощущая слезы на щеках.

Даниэль сопит, впервые при мне, плача, не сдерживая себя. Я смахиваю слезы, текущие по щекам, и размышляю… Я поражена признаниями Даниэля. Если бы я только знала, как был тяжел его детский период, если бы я только знала, что стоит за его порой несчастным лицом, за его грустью, которая вкреплялась в него каждый раз, когда мы проходили мимо семейной пары…

Я плачу вместе с Даниэлем, не имея понятия, какие слова подобрать сейчас, чтобы снизить тяжелую для него утрату.

– Милый, не плач… пожалуйста, – едва проговариваю я.

Даниэль закрывает ладонями лицо, чтобы я не видела его. Я сажусь на корточки, касаясь руками его влажных горящих щек.

– Пожалуйста… – плачущим голосом говорю я.

Трясущаяся рука Даниэля трогает мою руку, будто ему так проще переносить и вспоминать прежнюю боль.

– Для меня это очень важно, что ты поделился своей жизненной историей. Теперь я понимаю, что тебе было неприятно, когда я спрашивала тебя про родителей, но… зачем ты врал, придумывая про них ложную информацию, о том, что они скоро приедут… Ты же мог сразу мне рассказать обо всем.

– Я боялся… – Голос Даниэля дрожит.

– Боялся чего? – шепчу я, вытирая слезы, капающие с его глаз. – Милый, ответь…

– Я боялся, что ты не станешь встречаться с человеком, который был сиротой. Я думал, что тебе не нужен такой…

Если он взглянет на меня сейчас, я захлебнусь слезами. Как он мог так подумать?.. Его тело сотрясается от душераздирающих рыданий. Тяжело это наблюдать. Что же делать? Есть только один способ его успокоить и, думаю, он должен сработать.

Я в слепом отчаянии припадаю к его губам, долго и медленно целуя его, чувствуя соленый привкус от льющихся градом слез моего парня. Он с силой прижимает меня к себе за затылок и отдается своим чувствам, находя в них обезболивающее средство.

– Как ты мог подумать о таком? – отрываясь от его губ, недоумеваю я.

Даниэль потрясенно пожимает плечами.

Этим разговором каждый из нас затронул друг друга за живое.

– Просто я… я… – Он не может сказать ни слова.

Он кажется таким беспомощным, таким брошенным, что мне хочется так сильно прижать к себе его и не отпускать от себя.

– Прости меня, – искренне раскаиваюсь я во всех ошибках, которые совершила по отношению к нему, – скорее ты не заслуживаешь меня… Я же не делюсь своим прошлым, постоянно говорю тебе «нет»…

«И сейчас предаю, любя другого человека».

– Милана, – возражает Даниэль, – не говори так!

Он прикладывает большой палец к моим губам, не давая продолжить мысль.

– С тобой я чувствую себя живым. Подобно ростку, который, склонившись над землёй, борется за свою жизнь. И каждый раз, когда его поливают чем-то искренним и тёплым, он вздымается ввысь…

Эти слова покорили меня. Я прижимаюсь к нему сильней и задаю себе вопрос: «Кого я успокаиваю в эту минуту: его или себя?»

Поднявшись, чувствую, как онемели мои ноги и по ним пробегают противные мурашки.

– Я сейчас приду, – говорю я, желая пробраться в ванную и смыть с себя слезы.

Даниэль хватает меня за запястье.

– Не отпускай меня… – умоляющим жалостливым голосом молвит Даниэль. Мы глядим друг другу в глаза. – Я не чувствовал до встречи с тобой, что по-настоящему живу… Я считал, что мои родители забрали с собой в тот мир часть меня, и я не знал, смогу ли я когда-нибудь пережить их смерть… – Сердце разрывается. – Я хотел бы, чтобы они были сейчас живы… – вздыхает он. – Я так хочу обнять маму, папу, услышать их голоса, увидеть их улыбку на лицах…

Мои глаза наполняются ещё большим количеством слез. Я через себя проношу его слова, которые, как пронзающая сердце стрела, ранят меня.

– Я бы так хотел услышать от папы слова гордости, прочувствовать их любовь с мамой…

– Милый, – плачу я, – мне дедушка говорил как-то, что самого дорогого для нас душой глазами не увидишь. Ты почувствуешь это сердцем. – Я закусываю щеку, чтобы остановить слезы и закончить мысль. – Мне становится легче, когда я смотрю на небо… Я чувствую, что дедушка рядом со мной, что он снабжает меня своим родным теплом…

Даниэль подносит ладонь к носу, подтирая горькую жидкость.

– Будучи маленьким, я не понимал, что такое смерть, пока не осознал, что родители больше не вернутся, и я никогда больше не смогу их увидеть… Кроме бабушки и дедушки, сестры и тебя, любимая, у меня никого нет…

Я тяжело вздыхаю.

– Люблю тебя… – трогательно признается Даниэль.

– И я тебя люблю…

Мы улыбаемся, смотря на каждого.

– Даниэль, а можно ещё один вопрос?

– Да. – Он почти успокоился.

– Ты говоришь о бабушке и дедушке по линии папы, которые о тебе заботятся, как родители, но а как же родители твоей мамы?

– Я знал, что ты спросишь, ты же у меня очень внимательна к словам, – целуя меня в щеку, говорит Даниэль. – Моя мама воспитывалась в детском доме, так как ее родители отказались от неё ещё при рождении, по какой причине мне неизвестно, поэтому мне они вовсе не знакомы.

– Каждая твоя фраза заваливает меня мурашками. – Образуется укол вины за то, что я не могу подарить ему ту любовь, которую он заслуживает. – У меня нет слов, Даниэль. – Я берусь за голову, чтобы осознать все сказанное им. – Я горжусь тобой, несмотря на то, что ты пережил, ты вырос достойным юношей, и я уверена, что твой отец и мать поистине гордились бы тобой. Поверь мне, они смотрят на тебя с небес и улыбаются, гордясь твоими успехами.

– Мне несказанно повезло встретить в том супермаркете такую девушку, как ты. Чтобы я делал без тебя? – счастливо заключает Даниэль.

Эти разговоры сближают нас с Даниэлем, отчего я начинаю понимать всю груду нежных чувств, испытываемых к нему.

– Я тут подумала… Спрашивай у меня всё, что желаешь узнать. Ты смог поделиться со мной самым сокровенным, поэтому, как никто другой, ты заслуживаешь знать все, что хочешь обо мне.

Так будет справедливо. Даже если он спросит про Джексона, мне следует во всем признаться ему.

– Милана, я был неправ, когда требовал, чтобы ты все рассказала мне о себе. Все-таки знание о прошлом каждого не говорит нам, будем ли мы по-другому как-то относиться к человеку или нет.

Я широко улыбаюсь.

– Даниэль, а знаешь почему нам посчастливилось встретиться с тобой?

– Так, хочу услышать, – трепетно, с радостью в голосе, объявляет Даниэль.

– Мы с тобой оба воспитывались дедушками, которые вложили в нас всю добрую душу, опыт и любовь, поэтому это нас сближает с тобой. И я до сих пор нахожусь в удивлении.

– Да, родной мой человечек… – тепло, как лучик вечернего солнца, покидающего на ночь землю, сообщает Даниэль. – А у кого у нас такие ямочки? – тыкает в них Даниэль, и я начинаю смеяться.

– Всегда кто-то тычет в них пальцем ещё с детства, – хохочу я.

– Они делают тебя милее. Какая ты красивая у меня…

– Но не гостеприимная, давай я что-нибудь сготовлю для тебя? – предлагаю я.

– Нет, давай я сготовлю что-нибудь для тебя. Тебе нужен отдых! И я вижу, что ты сонная, может приляжешь, пока я что-нибудь приготовлю?

– Если быть откровенной с тобой, то да, я с удовольствием подремала бы… Головокружение не полностью прошло.

– Вот и отлично! Ты сейчас немедленно отправляешься в постель, а я буду осваивать кулинарные навыки! – восторженно заявляет Даниэль.

На самом деле, Даниэль – прекрасный повар. Он никогда не оценивает должным образом свои способности и занижает свою самооценку.

– Обожаю твою еду, мой личный повар! – с радостью сообщаю я.

– Мой похититель вкусняшек, иди ложись спать, я разбужу тебя через пару часов.

– Утиии, даа! – по-детски лепечу я, просматривая ленту уведомлений в смартфоне. Мама так и не позвонила.

– Милана, что такое? Мама так и не звонит?

Я вздыхаю.

– Нет, и не берет трубку.

– Все образуется, я уверен. Наверняка, поссорились из-за мелочи?

Можно ли назвать Джексона мелочью?

– Да, настоящая мелочь! – гордо заявляю я, уничтожая свои терзающие чувства!

– Тогда обязательно помиритесь, а сейчас иди отдохни.

– Спасибо, милый!

Я ложусь на свою мягкую и тёплую постель и начинаю, как и всегда, гонять мысли…

* * *

Насколько удивительна жизнь. Одни люди находятся в ссоре с родителями, не желая поддерживать с ними общения, так как они постоянно лезут и командуют их жизнью, другие – ищут своих родителей по всему свету, в надежде, что они найдут своего родного отца или мать, а у остальных – отсутствуют родители. Каждому из нас известно, что такое потеря близких. Каждому известно, что все мы застряли в этом историческом кусочке времени на конкретный срок. Но каждый делает вид, что его жизнь – нескончаемый поток событий с массивом шансов и морем возможностей. Но разве это так на самом деле?

Одна мысль, что когда-нибудь и моё сердце под гнётом возраста или внешних обстоятельств перестанет снабжать моё тело кислородом и определенным уровнем крови для поддержания жизни, рвёт меня на части. Ведь всем нам хочется всё успеть и продлить подольше этот малый отрезок времени, безвозмездно подаренный Вселенной. Но мы на все ответы, вопросы, мысли, поступки, решения ищем оправдания и причины. Почему мы не прощаем тех, кто нам бесконечно дорог? Почему мы не даём второго и третьего шанса тем, кто причинил нам боль, показывая свою гордость? Почему мы так жестоки к тем, кто беспощадно любит нас?

Может, стоит нам всем пересмотреть свою жизнь? Понять, что стоит за всеми нашими действиями, ценить все то, что имеем в настоящую секунду и находиться рядом с теми, с кем сердце не знает тревог… На словах звучит все просто: понять, простить, любить, но на деле, страх и смущение, волнение и скованность, замкнутость и гордость мешают нам жить. Однако, если не бороться с этими эмоциями, паттернами, то есть однообразными шаблонами поведения в любых областях жизни, то так и вся жизнь пройдёт мимо нас… Если каждый день миллиарды клеток нашего организма борются за наше существование, то почему мы не можем всего лишь справиться со своими эмоциями и чувствами, чтобы жить такой жизнью, которой мы желаем?

Этот разговор с Даниэлем помог нам сблизиться, увеличив перспективу наших отношений. Внутри себя я ощущаю желание поддерживать его, научиться любить его безусловно и навсегда заглушить свои чувства к Джексону, у которых исход только в виде боли…

Целый час погрузившись в раздумье над копной непрекращающихся мыслей в моей голове, не дающих вздремнуть, я краем глаза наблюдаю, как медленно открывается дверь моей комнаты. Я решаю проделать трюк, притворившись, что я сплю. Закрывая глаза, я слышу, как Даниэль подходит на цыпочках к кровати, еле дыша. Пальцы его рук пробегают едва ощутимо по моей щеке.

– Мой ангел… – вырывается тихо-тихо из уст Даниэля, напоминая мне штиль водного пространства.

Я не могу удержаться и улыбаюсь.

– Так она не спит, а притворяется! – игриво проговаривает Даниэль, щекоча меня под ребрами.

– Ну почти… ай… – хохочу детским голосом я. – Прекратии…

– Лааааадно.

Сверкая смеющимися глазами, он смотрит в мое улыбающееся лицо.

– Любимая, обед готов. Ты голодна?

– Как приятно это слышать. Очень хочу кушать! – радостно вскрикиваю я, вставая с постели.

– Как себя чувствуешь?

– Жива и здорова! Что у нас на обед?

– Я приготовил традиционное испанское блюдо – паэлья из риса с белой рыбой и овощами.

Слюнки уже текут, услышав только название блюда.

– Я уже чувствую этот восхитительный запах, доносящийся по квартире. Даниэль, а кто является твоим учителем по приготовлению еды? – идя в ванную, чтобы помыть руки, спрашиваю я.

– Бабушка, – мило сообщает Даниэль. Мы проходим на кухню. – Знаешь, как вкусно она готовит, как в ресторане, но по семейным старинным рецептам. Бабушка с дедушкой давно желают с тобой познакомиться. – Я бросаю на него деланно-недоуменный взгляд. – Я всё не решался, – смущается он, – но давай как-нибудь устроим обед всеми вместе. Я же все-таки знаком с твоей мамой, а ты с моими – нет.

– Обсудим это позже… – отвечаю неуверенно я, обдумывая это предложение и к чему оно приведет.

Я не готова к знакомству. Нет. Это же… нет. Ответ «нет».

– Они часто про тебя спрашивают, говоря мне: «Когда будешь знакомить нас с той, что украла твое сердце?»

Я смущаюсь и молчу, соображая, что деликатно откажусь от знакомства.

– Как грациозно звучит, – обращаю в шутку его фразу.

– Да, они у меня такие, привыкай, – отмечает Даниэль, ставя мне тарелку с едой, добавляя, – традиционных принципов придерживаются.

– Они коренные испанцы?

– Да.

Даниэль присаживается рядом, не сводя с меня глаз.

– М-м-м, это самое вкусное блюдо, какое я когда-либо ела в Мадриде. Как изумительно… – восторгаюсь я, – спасибо тебе большое.

– Ты мне льстишь? – зудит человек с низкой самооценкой о своих кулинарных способностей.

– Честно, это очень вкусно! Я знаю, кто мне теперь будет готовить… – намекаю не всерьез я.

– По утрам в постель? – добавляет Даниэль к моим словам.

Я округляю глаза.

– Э… – не зная, что ответить, продолжаю кушать. – Сегодня мы раскрыли твои великие тайны, но главным образом ту, которая гласит о том, что ты имеешь талант в приготовлении кулинарных изысков.

– Подумаешь, приготовил одно блюдо, а ты меня уже включила в топ лучших поваров в мире… – подшучивает Даниэль.

– Какие мы скромные, – начинаю смеяться я.

– Милана, и все-таки, я бы хотел поговорить с тобой о твоём отце…

Вилка падает на пол. Только не об отце…

– Даниэль, не думаю, что это хорошая тема для общения.

Но он столько рассказал мне о себе… А я снова отказываю ему.

– Милана, просто ответь мне на вопрос.

– Хорошо, – немного волнуясь, отвечаю я и беру себе чистую вилку.

– Готова ли ты простить отца?

Вопрос жизни и смерти.

– Почему ты спрашиваешь? – Я нервно ломаю руки.

– Мы говорили сегодня обо мне утром, и я пришёл к мысли о том, что у меня больше нет возможности находиться рядом со своими родителями, но у тебя есть мама и папа… Как я понял, папа больно предал тебя, но… Милана…

Даниэлю неведомо, что я чувствовала тогда, когда узнала о предательстве своего отца, поэтому… у меня другой случай. Да, папа заслуживает, как человек, прощения, но как отец…

Выждав еще какое-то время в тягостном молчании, я бормочу:

– Даниэль, тебе неизвестно то, что мы пережили с мамой, неизвестны все подробности случившегося, не нужно, пожалуйста, оправдывать моего отца.

Даниэль демонстрирует недовольство.

– Милана, никто не оправдывает его поступок по отношению к вам с матерью. Но, пойми, у тебя ОН ЕСТЬ, – восклицает он, – и это – самое главное! – повышает голос.

– Я знаю, знаю… – вздыхаю я.

– Да, это не моя жизнь, а твоя, но я хочу, чтобы ты не была в ссоре с родителями.

– Я понимаю твои чувства… – грущу я. – Осознаю, что является мотивом создания в тебе подобных мыслей, но сказать же проще об этом, чем что-то предпринять. Я давно его простила, но вот общаться с ним… – поджимаю губы, перебирая в памяти тот день, когда мы уезжали от него, как он, охваченный робкой надеждой, встал на колени, прося прощение… – Чувствую боль… Не могу описать.

– Милана, ты разве не любишь папу?

Я делаю паузу и проношу через себя счастливые моменты, связанные с папой.

– Люблю, – отчаянно признаю я.

– Какие могут быть сомнения?

– Ты не знаешь его отношения ко мне и к моей профессии.

– Дело в этом?

– Даниэль, – выдыхаю я, – не хочу снова вспоминать это…

– В любом случае, я хочу, чтобы ты была счастлива, поэтому и завёл эту тему для разговора.

– Я знаю, спасибо, – искренне говорю я, смотря на этого мужчину-испанца, который всеми силами пытается сделать меня счастливой.

– И подумай над моими словами. Я же не зря рассказал тебе свою историю… – Даниэль проводит пальцем по моей руке. – Хочу, чтобы ты не совершала ошибок.

– Я рада, что поддерживаю отношения с таким человеком, как ты…

Даниэль расплывается в улыбке, и я чувствую, как ему становится тепло внутри.

– Милана, кушай, а то уже все остывает, – повелевает шуточно он. – Можем после обеда посмотреть любой фильм, а ближе к вечеру я поеду домой и…

– Останься у меня, пожалуйста…

Ему, как и мне, не хочется быть одним в этот вечер, да и после наших откровений сегодня…

Даниэль широко улыбается на моё предложение, открывая рот, чтобы продолжить сказать фразу, но лежащий на столе телефон начинает громко вибрировать и перебивает нашу милую беседу.

– Это неизвестный номер, – смотря на экран, бурчит он.

– Возьми, – говорю я, нацепляя на вилку рис и поднося ко рту.

Даниэль кивает. Он великодушно отзывается кому-то и выражает на что-то согласие; закатывается в смехе уже после второй фразы, сказанной этим человеком. Кто же ему звонит?

– Думаю, да. Милане лучше, спасибо, – отвечает он, лупясь на меня.

– Кто это? – тихо спрашиваю я.

Даниэль машет рукой, чтобы я замолчала, так как ничего слышно.

– Да, да, – уверенно произносит он.

Меня начинает интриговать его разговор. Что да? И кто это такой добродушный у нас, чтобы интересоваться моим состоянием через телефон Даниэля?

– Кто это? – испытывая любопытство, вскрикиваю я, видя, как он прекращает разговор.

– А вот и не скажу! – подтрунивает Даниэль и садится рядом.

– Не поняла, – отрезаю я, нахмурившись.

Не люблю, когда говорят в открытую про меня за спиной.

– Буду интриговать тебя так, как ты любишь меня интриговать, – флиртует со мной Даниэль.

– Понятно, – безразлично отвечаю я, но внутри продолжаю сгорать от любопытства. – Вот ты как… ну-ну, – надуваю капризно губы я, продолжая вкушать еду.

– Вы посмотрите, она делает все попытки, чтобы я ей рассказал… – хохочет громко мой испанец.

Я начинаю смеяться вместе с ним.

– Ну, пожалуйста… – умоляю я.

– Ну хорошо. Звонила Белла. – Мои глаза залезают на лоб. Белла? – Она спросила про тебя, затем рассказала, что они переехали с Джексоном в дом, который он купил для неё, и они приглашают всех своих друзей туда на танцы, в том числе и нас с тобой, завтра. – Я перестаю моргать. – Я подумал, что природа, танцы – это лучший вариант для того, чтобы придти тебе в себя тем более, что в пятницу вечеринка в модельном.

Я начинаю вскипать:

– Танцы, значит?

– В четыре вечера. Они будут ждать нас в коттедже. Адрес она сбросит сообщением.

Нет. Нет. Нет. Это шутка? Но я не предполагала, что она так быстро переедет к нему и… Джексон вчера ни слова не сказал об этом.

– З-зачем? – запинаюсь я, теряя контроль над собой. – Скажи? Кто тебя заставил согласиться? – нервно говорю я.

Даниэль не ожидал такой моей реакции, и его словно парализует на секунду.

– Ты же сама согласилась вчера, не так ли?

– Даниэль, черт… – повышаю я голос и бью себя по лбу. – Я же не имела в виду серьёзно… что мне оставалось делать тогда? Мы бы завтра вместе провели время. Зачем туда ехать?

– Но уже поздно. Они будут ждать, – как ни в чем не бывало говорит он.

– ААА, – громко проговариваю я, поправляя со взмахом волосы назад. – И вообще откуда у тебя её номер?

– Когда я хотел в первый раз с ними встретиться, мне этот номер дала секретарша Джексона. Такая светленькая девушка.

Вспоминаю, как эта светленькая девушка вошла в кабинет Джексона, когда мы с ним были в доле секунды от поцелуя… Мы только потянулись друг к другу…

Зачем я этот момент держу в своей голове? У него своя подружка, свои планы, а я… Я просто друг, который… Хотя, почему нет? Почему не придти к нему на танцы, как его друг, но со своим бойфрендом? Нужно утереть нос этой Белле и показать себя в хорошем свете.

– Милана, всё в порядке? Ты уже пять минут смотришь на холодильник… и продолжаешь молчать.

– Что? А? – прихожу в себя, добавляя: – Да, мы обязательно идём на танцы. Я думала про то, что надену, обую, какую сделаю прическу… – говорю я, но мыслями еще далеко от Даниэля.

– Странные, вы все-таки девушки. Еще минуту назад ты была разъяренной от звонка Беллы, но уже сейчас ты улыбаешься и говоришь, что мы сходим в гости к Джексону и к его подружке, – он потирает пальцами нижнюю губу и пощипывает ее, разглядывая меня.

– Что есть, то есть, – не думая, отвечаю я, продолжая развивать мысли относительно Беллы. Почему она не позвонила мне лично? Мы же обменивались с ней контактными данными при самой первой встречи. Она же специально позвонила Даниэлю, чтобы как-то задеть этим меня. Я уверена, она двуличная. Это при Даниэле и Джексоне этот человек делает вид добренькой и невинной девушки, а на самом деле, она лицемерка.

– Ало, я ещё тут! МИЛАНА… – кричит, смеясь Даниэль.

– Э… что? – брякаю я. – Зачем трясти рукой вокруг моих глаз, затошнило теперь…

– Что с тобой? – недоумевая, спрашивает Даниэль. – Затошнило? – прыскает от смеха он.

– Да! – злюсь я, отодвигая с досадой тарелку с едой.

«Белла весь аппетит испортила».

– Может, ты в положении? – смеётся, держась за живот, Даниэль. – Поэтому и с переменчивым настроением.

Я смотрю на него раздражённым выражением лица, соображая, что сказать ему.

– Не будь Ритчелл, шутник, – гневно морщусь я. – Мне её шуток предостаточно. И вообще, отстаньте вы все уже от меня… – вырывается у меня раньше, чем я успеваю подумать.

– Давай посмотрим на твое пузо, может, уже…

Я закатываю глаза.

Со злорадной улыбкой говорю: – Давайте похлопаем в ладоши за самую дурацкую шутку, завоевавшую премию «Оскар».

Я начинаю хлопать в ладоши, ощущая, как гнев горит в моей душе, испепеляя разум и способность мыслить, не оставляя ничего, кроме бешенства.

– Мда… – усмехается Даниэль. – Милая, успокойся уже. Я же шучу.

– Ясно, – злобно бросаю я и ухожу в свою комнату.

Даниэль ловит меня за руку и разворачивает на себя, с силой прижимая к груди. Он жадно вцепляется в мои губы со всей страстью, раскрывая мои уста своими, проскальзывая языком всё глубже. Я неохотно поддаюсь ему, находясь в немом изумлении от неожиданности этого действия.

– Ты меня сводишь с ума, когда злишься, – возбуждающим голосом шепчет Даниэль, прикусывая мою нижнюю губу.

Я освобождаюсь от его властных рук, упираясь о его грудь, и делаю между нами дистанцию, предполагая, что может последовать за исступленным поцелуем с его стороны.

– Прости, я неважно себя чувствую. Я пойду к себе, – мягко выражаюсь я, дабы не заставить его держать на меня обиды.

Я в замешательстве. Я разделяю чувства Даниэля, но…

– Ты гневишься на меня? – прямо спрашивает он, смотря мне в глаза.

– Нет, прости… – со вздохом извиняюсь я. – Можно я пойду?

– Да… конечно… – безразлично отвечает Даниэль и через минуту, бросая пустой взгляд, заявляет: – Думаю, мне лучше уйти.

«Что со мной?» – задаю я себе вопрос, на который не нахожу ответа. Что заставляет меня не поддаться в недра его нежных и страстных чувств? Я же ощутила сегодня между нами близость душ, но во мне сидит отвергающее его чувство… Я так свободно отдалась во власть чувств Джексону, не видевшись и, не поддерживая с ним общения, на протяжении долгих лет, но с Даниэлем все обстоит иначе, хоть и с этим человеком мы встречаемся значительное время.

– Утром позвоню, – лишенным эмоций голосом, сухо оставляет Даниэль. – Пока.

Даниэль мгновенно, захватывая свои вещи, обувается и покидает меня, хлопая входной дверью.

Я глубоко вздыхаю, присаживаюсь на кресло, беру дневник личных записей и перечитываю прошлые моменты. Внезапно натыкаюсь на лист, обрисованный сердечками, на котором выведено красным фломастером: «День выдался необычным. Розы, комплименты от Джексона, катание на аттракционе. Мы впервые с Джексоном за время нашей дружбы провели день таким образом. Обычно мы в период прогулки смеемся безостановочно, не обращая внимания ни на кого, и не говорим на важные для каждого из нас темы. Сегодня было все по-особенному. Я поняла, что нас связывает невидимая нить, которая становится заметнее, когда сливаются наши взгляды. Что же это за нить?»

Как научиться жить без него? Как полюбить другого человека, не думая всё время о Джексоне?..

Весь вечер я решаю посветить писательству своего романа. Это позволит мне избежать суровой реальности…