Анна Д. Фурсова
Счастье в мгновении. Часть 2
Сию секунду, я ощущаю, что всё встаёт неспешно на свои первоначальные места, только с одной оглаской, что мы – брат и сестра. И, чтобы там ни было, но это лучший выход с той ситуации, в которой мы когда-то находились с ним. Чудо и нас постигло. И теперь мы можем открыто любить и заботиться друг о друге. Раньше, я считала, что этот роковой факт разорвет всё общение между нами. Оказалось, что нет. Гордость и неслыханная радость шевелится в моём сердце от осознания, что Питер – мой брат.
– Питер, я говорила тебе, как мне тебя не хватало? – внезапно вырывается из меня.
Питер широко улыбается и раскрывает руки для объятий, на что я искренне соглашаюсь и крепко обнимаю его.
– Мы столько пережили с тобой. И преодолели расстояние.
Расстояние заставляет ответить на вопрос, казалось, жизни и смерти, на который мы мнемся каждый раз, стоя на середине между «да» и «нет»: «Какое место тот или иной человек занимает в твоей жизни?»
Иной раз сам сбегаешь от человека, всего лишь поругавшись с ним из-за сущей мелочи. А мгновение, отданное печали, тянется бесконечно. И ты с неистовой яростью проклинаешь свой мозг за дикие действия, которые он наотрез приказал сделать твоему телу в тот день. А время как будто бы замерло. Не движется, когда следовало бы. Не изгоняет жестокие душевные пытки.
Время – опасный противник. Оно невидимо, не ощущается чувственно, неосязаемо, но с ним любые игры обречены на провал. Часы, пробивая свою барабанную песнь, говорят живым об уходящих днях их жизни, а мертвым – о вечности.
Время имеет силу накапливаться, как и накапливается расстояние. И только в нём ты осознаешь всю значимость для себя человека. Целиком поглощенный мукой по доброй воли, ты молишь, чтобы этот человек снова стал частью твоей жизни.
Прошло свыше четырех лет, и я с уверенностью, могу сказать, что Питер неизмеримо нужен мне.
– Милана, продолжим экскурс?.. – говорит он, не желая развивать эту тему, от которой нам обоим тошно.
– Да!
Я отхожу чуть в сторону и голосисто, показывая руками говорю:
– Перед тобой – греческая богиня земли – Кибела, находящаяся в повозке, окружённой мраморными статуями – львами. – Питер, слушая, осматривает достопримечательность. – Все это создаёт в своём многообразии элементов – шедевр. Украшающий площадь фонтан Сибелис насыщает твоё лицо от знойной жары, стоящей в городе.
– Ах, – восхищается он, фотографируя каждую деталь фонтана. – Это и вправду шедевр.
– Безупречное место… – эмоционально говорю я. – Напротив тебя, дворец Де-Сибелис. Его окутывают разные башенки, колонны, галереи, выполненные в испанской средневековой манере. Многие туристы сравнивают его с… – замолкаю я, смотря на Питера.
– С чем? – тараторит он, заинтересовавшийся в моем рассказе.
– А вот поразмысли. Обведи его взглядом и сравни с чем-то грациозным и особенным, – намекаю я, повествуя, как настоящий экскурсовод.
– Хм… – делает озадаченный вид Питера, отходя дальше, чтобы осмотреть на это здание. – Даже не знаю… сказочным дворцом?
– Нет. Думай! – смеюсь я. – Это же очевидно.
– Умеешь заинтриговать, детка.
– Ещё бы, брат, – хохочу я. – Тебя Ритчелл не накажет за «детку»?
– Милана, – вдалеке от меня отзывается Питер, – ты же младше меня, значит, моя сестренка – детка.
Смело выкрутился.
Я продолжаю:
– Ну что? Есть какие варианты?
– Говори уже!
– Посмотри внимательно на оформление дворца.
– Очень красиво.
– И?
– Ты скажешь? – смеётся он.
– Некоторые считают, что он похож на свадебный торт, что очень даже заметно.
– Кстати… – всматривается Питер, – а ведь да. Есть что-то.
Возможно, я смутила его такой фразой.
– Теперь посмотри на фонтан, – перехожу я к другой детали площади, чтобы не останавливаться на свадебном торте и не вводить нас с Питером в неловкое положение.
– Он тоже на что-то похож? – хихикает Питер. По его лицу видно, что он задет этим сравнением.
«Моя любимая, будь моей, прошу? Давай уедем куда-нибудь, и никогда не будем разлучаться друг с другом… Ты – часть моей жизни. Ты делаешь меня счастливым», – делал мне Питер предложение руки и сердца, положа руку на сердце. Неужели это было когда-то?
Резко встряхнув голову, отгоняя груду прошлых мыслей, говорю:
– Не совсем, – улыбаюсь я. – Есть очень интересный факт. Болельщики футбольной команды «Реал Мадрид»… – Питер не моргает, услышав «Реал Мадрид», – так вот они купаются в этом фонтане, празднуя, ликуя о победе своей команды.
– ЧТО?
– Да, Питер. Это неофициально, но факт.
– Значит, и мне надо тоже там искупаться… – бредит Питер, на что я смеюсь. – Но все же пачкать свою белую майку с бордовыми брюками я не желаю. Ритчелл все утро мне их наглаживала и… – Он бросает взгляд на меня, наблюдая неисчезающую грусть в моих глазах. – Сестренка, нам пора переходить в главной теме разговора.
К главной теме?
– Здесь есть поблизости рестораны?
– Да, внутри дворца.
– Ты шутишь? – округляет глаза Питер.
– Нет, не шучу.
Взяв его под руку, мы, как коренные испанцы, двигаемся к месту, где мы сможем опробовать испанскую и средиземноморскую кухню с видом на Мадрид.
– Милана, так что у вас с Ритчелл произошло? Прости, но я должен был спросить об этом.
– Питер, мы поссорились, – грущу я. – Все так получилось неожиданно. Я просто вышла из себя.
«Просто вышла из себя? Да ты сгорала от ярости!» – упрекает меня сознание.
– Милана, она вчера приехала от тебя вся в слезах, ничего не объяснила. Молчит. Не разговаривает со мной. Не ест ничего. Я переживаю. Ты мне можешь растолковать всё?
Всё из-за меня. Я покрыла ее своим душевным дымом.
– Просто я… – Не могу сказать правду.
– Что?
Смотря пустым взглядом на дворец, бурчу:
– Питер, она не хочет понять меня.
Сию секунду Питер примется выстраивать аргументацию, защищая подругу, и сделает правильный выбор.
– Милана, – спокойно молвит Питер, что настораживает меня, (так каждый раз, когда ждешь, что сейчас будут кричать на тебя, но затем что-то идет не по тому плану, который ты выстроил себе изначально) – Ритчелл переживает же за тебя, хоть она порой и бывает чрезмерно резкой, мне это знакомо, но это пропитано ее любовью. Ты для неё – родной человек.
– Как и она для меня, – вставляю я, ощутив, словно на ощупь, жестокую внутреннюю боль.
– Тогда какие могут быть ссоры между вами?
Всепоглощающая жизненная пучина вводит меня в состояние полной рассеянности. Я пожимаю плечами. Что ответить на правду? Только лишь согласиться с ней.
– Вы не нашли понимания из-за Джексона?
Сердце на миг сжимается. Взяв паузу, проходя средь художественных выставок дворца, библиотеки, восхищающих нас обоих, я обдумываю, как увильнуть от ответа.
Мы поднимаемся на шестой этаж. Перед нами на красном фоне – вывеска, на которой отмечено «Palacio de Cibeles», а снизу – «Restaurante».
– Заходим? – отвечаю я на не поставленный вопрос от Питера.
Усмехнувшись, он протягивает благоговейно руку в сторону, пропуская меня вперёд.
– Спасибо.
Мы занимаем столик на террасе с видом на Мадрид. Обстановка ресторана романтичная, учитывая этот роскошный вид и безупречный декор.
Официант предоставляет нам меню, и мы решаем остановиться на десертах «Тирамису».
– Так что? – спрашивает Питер, разглядывая убранство ресторана, которое в точности отвечает всем критериям совершенства.
– Что? – брякаю я, обводя взглядом начинавшийся закат, который будоражит сознание, порождая вдохновение.
– Причина – Джексон? – без обиняков спрашивает Питер.
– Питер, а может мы закажем что-нибудь попить? – намеренно ухожу от ответа, вперив взгляд на обхватывающую стол искусную скатерть, не моргая.
Бывают такие моменты, когда, как в замедленной съёмке, мы нежизненно смотрим на что-то, не отрывая пустого взгляда от предмета, который на мгновение произвольным образом стал объектом внимания, подобно дивной роскоши, затуманивающая одним лишь видением на неё отделы мозга. И самая обычная мысль протяжённо, медленно-медленно образуется в нас, возрастая объёмно до небес, хитро уводя нас от реалий за ручку. В этот момент средоточия мы так поглощены в развитие этой мысли, что не замечаем перед собой ничего: ни живых голосов, ни звонкого смеха, ни беспощадной бури веселья, ни прямых обращений к нам, ни бурной жизни, взявшей нас в свои копья, и порой терзающей душу событиями. Мы словно стремимся к какой-то звезде в таинственной неподвижной действительности.
– Эй, Милана, ты со мной? – делая щелчком пальцем, молвит, смеясь, Питер.
Я вздрагиваю в состоянии полной растерянности.
– Да-да, с тобой, – окликаюсь я, возвращаясь в реальную жизнь. Я осматриваюсь во всех направлениях ресторана, не встречаясь с глазами Питера.
– Вы не сошлись во мнениях из-за моего брата? – прямо спрашивает Питер.
Увлекшись на секунду романтичным моментом, как вдалеке, сидящий парень поцеловал руку девушки, я тут же выдаю ответ:
– Да.
«Ой», – шепчу я.
Грозу уже можно ожидать? Сейчас Питер будет отчитывать меня необычайными речами писателя.
– Сестренка… – начинает Питер, сплетая пальцы ладоней перед собой, – а знаешь, я не согласен с Ритчелл. У нее есть основания отговаривать тебя, но… я другого мнения.
Я резко поднимаю на него глаза, как будто просыпаюсь от долгого сна.
– Что?
– Борись.
Снова он за своё. Ему пора сделать татуировку на лбу с надписью: «Борись». И почему его не назвали так? Или там Борисом, что тоже подходит ему? Борис Моррис. О. Идеально. Борисыч. Боже. О чем я?
– Борись, Милана, – настойчивым тоном гласит ещё раз Питер, на что я закатываю глаза. – Не сдавайся. Знаю, тебе и Джексону придётся попотеть, чтобы достигнуть общей цели.
– Я не понимаю, – делаю задумчивый вид, – то есть попотеть?
– Поверь, в жизни нет ничего устойчивого, поэтому нужно лишь преодолеть этот отрезок пути, задачей которого является сражение. – Я окидываю пряди со лба, не вразумляя смысл слов Питера. Что он имеет в виду? – За такую любовь нужно состязаться. Она не рождается на каждом месте. А вы – созданы друг для друга. Звезды сошлись в вашем случае, – иронично заявляет Питер, на что я загадочно улыбаюсь, не до конца осознавая его мыслительные концепции о любви.
– Питер, я… – Пропитавшаяся насквозь мучительными любовными иллюзиями, я не могу выразить словами свой ответ.
– Хоть и за вашей любовью – врата родителей и море других глобальных, как считает Джексон, проблем, ваша любовь она, она… – Он не может подобрать слов.
Как считает Джексон? Откуда он знает?
Я устала питать себя этими мыслями, поэтому Питера нужно остановить. Я с ним встретилась, чтобы не обсуждать Джексона.
– Питер, стой! – обрываю я его предельно резко. – Давай закроем эту тему! Я виделась с ним вчера. Мы ни к чему так и не смогли придти. Как говорится, наша любовь отжила свой век. Он не желает, чтобы моё сердце было рядом с ним. Пустота его действий этому доказательство. – Вобравшая в себя порывы токов, заключаю я, как можно мягче.
Отключив телефонный звонок, прервавший нашу оживленную беседу, Питер продолжает, слегка усмехнувшись:
– Не желает? – Питер отводит взгляд в сторону, прикусив нижнюю губу, и продолжает: – Для него нет в этом мире ничего важнее тебя. Он был моим конкурентом когда-то, выигравшим в конце бой, и даже сейчас, спустя столько лет, у него по-прежнему нет сильных конкурентов… – Он прав. У него нет конкурентов и не будет, так как я никого не любила так, как люблю его. – Потому что вы появились на свет в один день, вы спустились вместе из невидимой сферы звездного мира… Все решено было ещё до вашего рождения. Такую любовь можно увидеть в тенях, исходящих от вас обоих… – С каждым его словом улыбка расцветает в моём оборванном сердце. – Он так тебя любит.
Сердце выскакивает из груди.
– Джексон меня убьёт, если я раскрою все тайны, – со смешком бросает он, приглаживая назад непокорные кудряшки.
«Брат-баран», – тешился Джексон над ним.
Изумленно ахнув, я вскрикиваю, размахнувшись правой рукой, чуть ли не обронив солонку:
– Тайны?
Погруженный в раздумье, он отвечает коротким кивком.
– Ваши тирамису, – говорит официант, расставляя на стол наши заказы.
– Спасибо, – энергично говорю я, загораясь от нетерпения получения ответа. – Питер, что, что за тайны? – тараторю я, потрясенно глядя на него.
– Сеньорита Фьючерс, кушать подано! Все разговорчики после! А то я смотрю, кто-то успел схуднуть.
– Ну, Питер! – злюсь я, шумно выдыхая.
– Приятного аппетита, модель, кушайте! – издевается, смеясь, Питер. – Изысканный вкус, – восторгается он, жуя за обе щеки.
Я смеюсь, наблюдая за ним.
– Эта порция весьма мала для твоего растущего организма. И твоих кудряшек, – подшучиваю я над ним. Не только ему это позволительно. Для этого и нужны братья.
– Хватит, – улыбается он. – Мой растущий организм говорит мне, что достаточно роста. И так высок. А кудри пора уже чуть подстричь. Слишком быстро растут.
Вкушая заказанное пирожное, восхищаясь в то же время атмосферой, окружающей нас с Питером, меня разрывают эмоции. Неужели Джексон раскрыл ему свое сердце? Неужели поделился тайнами, о которых я не знала?
– Мы встречались с ним нечасто в Нью-Йорке, – начинает Питер. Я настолько внимательно его слушаю, что, кажется, не моргаю, пронося через себя каждую мысль, словно прислушиваюсь к тихим волнам океана, что-то нашептывающим. – Каждый раз, когда мы находили с ним время совместно выпить по чашечке кофе наши разговоры плавно переходили на другую тему, связанную с тобой, сеньорита.
Я сглатываю и каменею.
– Со мной? – Я ещё жива?
– Да. Он допытывал у меня, ей-богу, всё, о чём я знал, и о чём не знал. Про тебя, разумеется.
– Ты шутишь? – Мои щеки вспыхивают под огоньком надежды.
– Нет.
Мои глаза давно уже покинули зрачок.
– Когда я сообщил ему, что у тебя появился бойфренд, то он, словно сорвался с прежней колеи. Джексон ушёл в себя, закрылся внутренне, стал озлобленным, эгоистичным, не подпускал к себе никого. – Упал в зловещую пропасть так же, как и я, когда узнала о Белле. Он погряз в работе, чтобы забыться от реальности. Это он мне говорил на веранде в своем доме. Кажется, скоро я разузнаю все тайны о нем. – Его в компании прозывали даже «тираном». – Речь точно о моём Джексоне? О том безобидном мальчишке с глубокой внутренней травмой? – Он разузнал о Даниэле всё, до мельчайших подробностей: его детство, прошлые отношения, работа. Для этого Джексон, не поверишь, нанял человека, чтобы тот проследил за ним, разузнав, каким он представляет мужчиной в обществе, можно ли тебе на него положиться, доверять ему, находиться с ним. – Я раскрываю рот от волны удивления, окинувшей меня с ног до головы. Всё сгущается: разум, сердце, душа. – Про его семью он не так много нашел информации, лишь про дедушку и бабушку. – Все потому, что родители Даниэля погибли в авиакатастрофе. Но об этом Питер узнает позже. – Мы крупно поссорились из-за этого. Ведь я и Джейсон, – поправляется, кашлянув, – отец, сотни раз ему говорили, чтобы он перестал заниматься слежкой и наконец приехал к тебе, но… Он боялся. – Не понимаю. Чего? – Боялся, что сможет уничтожить твою жизнь своим появлением. А став известным, это ещё больше всё усугубило.
Во рту пепел. Я покрываюсь дымом.
– Я… я в шоке.
Питер замолкает, доедая десерт.
Проходит три минуты, пять. Я перевариваю мысли, зажимая рот ладонью. Не верю. За нами следили. А я и не знала. И всё это необходимо, чтобы быть уверенным Джексону, что я в хороших руках. Крик невыразимой нежности проносится в глубине груди.
– Он считал, что ты счастлива с этим мужчиной и не стоит возвращаться к тебе.
Внутри меня – ураган чувств. Неужели это правда, и Джексон говорил такие слова Питеру?
– Он так страдал с момента, когда ты покинула нас в тот день, сообщал мне одну и ту же мысль: «Мне даже не было так больно, когда от меня ушёл отец…»
«Мне даже не было так больно, когда от меня ушёл отец…» Эти слова, как будто начертаны по мне огнём.
Кто вскроет мою душу, тот немедля превратится в золу.
Я глубоко вздыхаю, погружаясь в час того болезненного расставания, настигший нас, свыше четырех лет назад.
– После аэропорта мы направились с Джексоном домой, но этого нам хотелось меньше всего. Мы с ним словно потеряли часть себя, – уныло говорит он, перебирая в памяти прошлые моменты. – Мы совместно съехали от матери на квартиру к отцу, а после переехали с ним в Нью-Йорк.
Тишина. Ему тяжело. Но лучше до конца выяснить всё сейчас и не касаться больше этой темы.
– Можешь продолжить?
Он кивает и рассказывает дальше, упираясь взглядом в одну точку:
– Я смог разобраться со своими душевными болячками, – улыбается, скрывая грусть, Питер, глядя на меня, – а вот он – нет.
Известны мне такие улыбки, создающие видимость счастья. При безысходных муках они – единственное, что делает тебя неотрешенным от мира.
Слезы неспешно стекают с моих щёк.
– Джексон спрятал свою любовь до долгожданной встречи с тобой…
«Джексон спрятал свою любовь до долгожданной встречи с тобой…»
Мурашки проносятся по коже от таких слов.
– Он безумно тебя любил, любит и будет любить. – Делает короткую паузу Питер. – Понимаешь, Милана, любовь, если она настоящая и искренняя, она никуда не денется. И пройдут годы, десятилетия, она будет жить. Когда я на вас смотрю, я вижу в ваших глазах чистую и невинную любовь…
Я безмерно его любила, люблю и тоже буду всегда любить.
– Спасибо тебе, – утирая слезинки с глаз, щебечу я.
– Если это не любовь, тогда я не знаю, что это…
– А что с Беллой? – рьяно бросаю я, с неимоверной жаждой желая узнать об этой загадочной кокетке.
Глаза Питера становятся дымчато-черными.
– Милана, здесь мне неизвестны подробности, – смотря на свою тарелку перебирает он. Известны. Он не хочет говорить. – Но, я думаю, что его отношения формальны, так как когда-то он мне в порыве гнева, немыслимого гнева, – добавляет с выражением, – говорил, что, дабы забыть тебя ему стоит найти кого-то.
– Я… я… – Его мотивы схожи с моими. – А как же их помолвка? – В мозгу сейчас разыгрывается битва вопросов.
Питер вздыхает:
– Выдумка. Белла чертовски ревнует тебя к нему. – Секунду молчит. – Особенно после инцидента.
Ревнует меня к нему? Но какой повод? Инцидента?
– Какого инцидента?
– Милана, – смеется Питер, – слухи до меня разносятся с невероятной скоростью. – С неожиданно задорной улыбкой добавляет: – Пресса.
Пресса. Ресторан. Первая встреча с Джексоном.
– О… о… так вот… а… ух, – охрипшим голосом бормочу я.
Джексон говорил, что всё уладил, но… Страшно представить, какой скандал она устроила, увидев нас с ним, улыбающихся, вместе, на фото в газете.
Питер мотает головой.
– И что? Что она предъявила ему? – Я трепещу от интриги, готовая упасть со стула.
– Милана, не так громко. Ты чего-то разошлась.
А как иначе? Когда о таком ведется речь. Действительность душит меня.
– Я скажу, но лишь при условии, что это останется между нами, – серьезно произносит он, как будто за этим стоит государственная тайна.
– Хорошо, – быстро произношу я. – Умоляю, скажи.
– Я доверяю тебе, Милана. Это очень важно сохранить в тайне.
Почему он не верит мне?
– Питер, я умру, если не скажешь, – жалобно, почти кричу я. – Скажи, прошу.
Недолго подумав, он наконец тихонько произносит:
– Белла пригрозила ему, что если он изменит ей, то она об этом незамедлительно расскажет своему отцу.
Как я могла забыть про её величайшего папу?
Я нервно смеюсь, перебивая:
– Отец – это мощь. Что она за него хватается? Пресыщенная всеми благами, привилегированная, она при сцеплении различных обстоятельств манипулирует возможностями отца.
Питер, скептически приподняв бровь, отрезает:
– Здесь без шуток, Милана. В его руках – мир. Одним щелчком он может всё подорвать и уничтожить.
Пф-ф… очень страшно.
– Как? – глумлюсь я. – Не Бог же он.
– Бог бизнеса, детка. Для Джексона работа значит больше жизни, после тебя, естественно. И…
Напряженность взгляда Питера охватывает меня немой тревогой.
– Что «и»?
– Я жалею, что рассказываю тебе всё, поскольку будешь переживать.
– Питер, я и без этого переживаю. А буду хотя бы знать причину переживаний.
– Ох, моя бедная детка… – Тон его голоса жалостливее, чем произнесенные слова.
Черная пелена бескрайнего неба, окутанного смуглыми тучами, зависает над нами, как и я, приняв сгорбившееся положение тела на стуле.
– Я ко всему готова. Слушаю. – В голосе дрожь.
– Я и сам узнал об этом совсем недавно и…
– Питер, давай ближе к делу, – ледяным от страха голосом, умоляю его я.
Питер почесывает вьющийся затылок, продолжая со вздохом:
– Магнат Брендон Гонсалес – владелец наикрупнейшей корпорации «Нефть-лидер». Несколько месяцев назад он отдал даром часть пакета акций Джексону. – Прилив горечи подступает ко рту. Мои глаза расширяются в ожидании продолжения. – Питая к «нашему любителю проблем» деловой симпатией, восхищаясь его профессиональными успехами, безмерно любя свою дочь, которая бредит любовью к Джексону, – в меня вливается жгучий порыв ревности, – прожужжав все уши отцу, что лучшего директора ему не найти, Брендон принял решение передать Джексону, через полмесяца, права заместителя директора корпорации, а затем и директора, – я с ужасом сжимаю белую скатерть, – так как он по состоянию здоровья в скором времени уйдет с этого поста. Официально по документам Джексон числится его правопреемником.
Я с неистребимой силой сжимаю скатерть до тех пор, пока несчастная солонка падает на пол. Моя грудь медленно разрывается пополам. Мысли смутны.
Беспредельный мрак обрушился на нас с Джексоном.
Отчаявшись, во мне гибнут последние звезды.
– Милана, ты в порядке? – испуганным голосом молвит Питер, дотрагиваясь до моей окоченевшей руки, держащей часть скатерти.
Я киваю не в состоянии ответить.
В глубине души – крик, крик в небеса. Цепи сковывают сердце.
Питер раскрыл тайну, разрушившую частичку моего оставшегося нетронутого сердца.
Джексон рассказывал, что у него несколько проектов. Значит, помимо собственной, созданной им с Джейсоном, «Успех равно Счастье», он обременен компанией отца Беллы.
– Получается… – Мысли сбиваются друг с другом. Вот почему он говорил при каждой встречи, что мне неведомо всего, что стоит перед ним. – Как… что… Черт, – перебираю окровавленными устами.
Питер, надув щеки воздухом, выдыхает и смятенно смотрит на меня.
– Именно. Этот тот самый черт. – Питер жутко обеспокоен. Если обеспокоен Питер, то я почти на грани. Растерявшись перед лицом действительности, я сдавливаю обеими руками голову. – Зачем он вообще согласился на это, я не могу понять. Своей компании мало, его понесло брать ответственность на другую. Осёл. Надо было трезво подумать перед тем, как соглашаться.
Он вытянул не тот судьбоносный жребий. Непоправимый. Вселенная не хочет сжалиться над нами. Это разлучает нас с ним на еще больше миль, чем раньше.
– А когда он согласился? – утратившим живость голосом произношу я.
– Как я понял, три месяца назад. – До встречи со мной. Как он мог согласиться и привязать себя цепями к чужому человеку? Он не верил в нас? Не верил, что мы можем быть вместе?
Разум принимает новый оборот мыслей. Врата новых преград открывается перед моими глазами. И вновь обретенная уверенность в нашем будущем пала под новыми обстоятельствами.
День за днем я познаю глубину несчастной нашей любви.
Я закипаю при мысли, что он железно связан с Беллой.
Сердце невыразимо стучит.
– Питер, как же так? Мы же две непорочные души… – угнетенно произношу я. – Она же так и будет шантажировать им. Что же с нами будет? – трясущимся голосом спрашиваю я.
Питер безмолвно глядит на меня встревоженным взглядом.
Миновав одну проблему, на смену пришла другая.
Все карты становятся в ряд. Наши отношения обречены на провал. Оказывается, мало любви для того, чтобы быть вместе. Сколько же выпало на нашу долю…
Белла намеренно окутала себя им при помощи отца, чтобы тот не сбежал от нее ни под каким предлогом. Она так любит его?
И снова передо мной встает сложный выбор. Уйти с этой несусветно сложной дороги на легкую или сражаться до последнего вздоха. Неужели так всегда? И за то, что дорого нашему сердцу следует сражаться?
«Не про тот ли выбор говорил мне дедушка в моём вещем сне?»
– Остается надеется, что наш товарищ еще сможет отказаться от этого предложения, но сама понимаешь… – Силы исчерпаны в момент, когда новые битвы стоят у цели. – Сначала ему нужно сказать про то, что он не намерен жениться на Белле, а потом, чтобы не быть причастным к компании её отца.
– Думаешь, у него получится? – испуганно спрашиваю я.
Озабоченный, он пожимает плечами.
– Поэтому, я и говорю, вам придется попотеть.
Минуту поразмыслив, я уточняю:
– Питер, а Ритчелл знает об этом?
Питер мешкается, его глаза смотрят вверх.
– Да… Узнала в тот день, когда вы поругались.
Хотела защитить меня. Боже. Какая я дура. Почему я не выслушала ее? Я набросилась на Ритчелл, не подозревая, что она старалась ограничить меня переживаниями. Какая я подруга после всего этого?
– Детка, теперь ты понимаешь, с чем связана нерешительность Джексона?
Опустив голову вниз, мямлю:
– С тем, что он попал в бездну нефтяной компании.
Питер с бодрящим смешком произносит:
– Нет. С тем, что Джексон боится испортить твою жизнь. И дьявольски ревнует тебя к Даниэлю.
Все еще оказалось запутаннее. История принимает другой ход. В голове не укладывается сколько между нами стоит всего. Черт. Черт. Черт. Почему всё так сложно?
Сердце, сроднившееся с нами, тяжелее отпустить от себя. Остается, как скажет Питер, одно: бороться.
– Помнишь, я хотел дать тебе совет?
– Помню, – с неумолимой тоской выдавливаю я из себя.
– Дай ему время, Милана, – успокаивающим голосом произносит Питер, – чтобы принять важное решение, которое может отразится на его карьере, но которое, несомненно, приведет его к настоящему счастью. Потерпи еще немного.
– Решение, связанное с тем, чтобы сказать обо всем Белле и его отцу?
– Милана, что ты вторишь Белла, Белла, – увеличивает голос Питер. – Вы сумасшедшие с Джексоном, – с легкой яростью слова слетают из его уст. – Выбираете сложные пути. Нет бы, чтобы приехать друг к другу, поговорить обо всем. Они назло каждому встречаются с другими, давая этим другим ложную надежду, увеличивая при этом себе поток проблем, и даже не замечая, что сбегают от своих настоящих чувств, а находясь одни, борются с ними, как с демонами.
Как точно выражается Питер. Это про меня.
Джексон прав. Перед нами – глобальная проблема.
И, кажется, теперь я складываю все свои сомнение в единый ответ, который не давал мне покоя. С самой первой секундой встречи с ним он скрывал своё истинное лицо, сделался холодным, своенравным, гордым, отстраненным от жизни, словно спрятал свой идеал в пасти туч. Его голос, скрывавший нежность, казался мне грубым, резким, нахальным. Он вел себя порой так, словно я не значила для него совершенно ничего. Но… всё это было для того, чтобы я приняла для себя мысль, что он существенно изменился, стал другим человеком, чтобы я не смогла полюбить его. Он боялся травмировать мою душу всеми обстоятельствами, в которых оказался. Но он и не подозревал, что я всё ещё его люблю и не представляю своей жизни без него. А в ту ночь, ночь страстной любви, пребывая во власти плотских вожделений, он снял с себя эту маску, до безумия, всем телом и душой, отдался истинным желаниям, разорвал края личины, искажавшие его аутентичную сущность. Его бездонные глаза, полыхающие безудержной страстью, сокрушенно впивались в мои, создавая неистовый, опьяняющий триумф победы над двуличием. С мучительной нежностью, он вонзался с жаром в мои губы, находя в них освобождение от долгих душевных страданий. Его внешняя накладка на себя потерпела фиаско. Всепоглощающая бездна любви помогла ему высвободить весь набор чувств, посаженных им в темницу на неизвестный срок. Он предстал передо мной настоящим. Таким, каким я его знала всю жизнь.
Я приняла выбор. Трагическое смелое решение. Я буду бороться. Чего бы мне этого не стоило. Этот выбор я бы сделала даже вслепую, не видя внешней оболочки этого человека. Ведь он – моё дыхание. Душа не сможет без него жить, а сердце – биться.
– Он сможет, я знаю, – утешает меня брат. – Однажды ты смогла вытащить его из такого состояния, когда после ухода отца он стал замкнутым и никого не подпускал к себе и сейчас твоя любовь сможет ему помочь. Нет ничего невозможного. Твои слова, детка.
Наша любовь победит все враждебные силы, которые захватили нас, омерзительно позволяя странствовать душам без родного дома.
– Но и не забывай, что ты должна рассказать Даниэлю о Джексоне.
Я беззвучно киваю. Как он отреагирует страшно представить. Но давать ложную надежду ещё страшнее.
– Чем я могу отблагодарить тебя? – вымученно улыбаюсь я. – Если бы не ты, я бы, возможно, никогда не узнала всей правды.
– Милана, посмотри на свои часы, которые я тебе дарил.
Я опускаю голову, смотрю на циферблат и читаю надпись, выгравированную серебром: «Всегда улыбайся, Милана».
Я расплываюсь в улыбке, а с правого глаза течет слезинка, отзываясь о счастье, что мы с Питером сплетены братскими узами.
– Питер, можно попросить тебя?
– Все, что угодно. Ведь я тоже твой должник.
– Обнимешь?
– Даже дважды.
Мы встаём с мест и крепко заключаем друг друга в объятия. Я ощущаю в них невероятную крепость, прибежище, защиту, спасение, любовь.
– Люблю тебя, сестренка! – с восторгом заключает Питер.
– Люблю тебя, братик!
Мы улыбаемся друг другу и садимся на прежние места.
– И все же, так удивительно, когда ты раньше называла Джексона своим братом, а сейчас по факту я – твой брат. Поменяли роли, – хохочет Питер.
– Да…
– Но ты занимаешь еще одну роль.
Я делаю вопросительное выражение лица:
– Какую?
Со смущением он произносит:
– Ведь ты – мой ангел-хранитель,
Мой луч солнца, пронзающий сердце моё,
И к чему бы не привели наши дороги жизни, события…
Моя любовь не угаснет, поверь, сестренка, пока я – живой.
Питер и вправду стал моим ангелом-хранителем, явившемся в мою жизнь так внезапно. Он смог позволить не погаснуть во мне частицам света.
– Питер, ты меня решил окончательно довести до слез? – произношу на грани я, вспоминая как тогда, когда мы прощались, Питер предоставил мне стихотворение, сочинённое им и посвящённое мне.
– Милана, так, писатели на то и писатели, чтобы владеть душами мира, посредством строк.
– Не перестаю восхищаться твоими фразами.
Питер обводит меня внимательным взглядом и, заметив мои слёзы, молвит:
– Кажется, у меня получилось завладеть твоими чувствами?
Я улыбаюсь со слезами на глазах и медленно отвечаю:
– Не то слово.
– Милана, давай отвлечемся ото всех переживаний и полюбуемся окружающим миром. Ты только взгляни на это, – брат кивком указывает на очарование ночного города.
– В-а-а-у, – тяну восхищенно я. – Под морем океанов облаков, этих красочных огоньков, – вечность.
