Анна Д. Фурсова
Счастье в мгновении. Часть 2
– Питер, Милана, идёмте танцевать! – задыхаясь от танцев, громко визжит Ритчелл, перебив нас с Питером. – Что вы тут сидите? Сейчас будет медленный танец!
– Идём? – предлагает Питер с небывалой робостью, на что я тут же искренне отвечаю:
– Почему бы и нет?!
Мы встаём с мест, Питер любезно берет мою руку и ведёт меня, встревоженную, к середине пространства ресторана.
С видимым смущением он располагает одну руку мне чуть выше талии, словно видя в этом иной потаенный смысл, а другой – медленно-медленно обхватывает мою ладонь. С тайной тревогой, обуревавшей меня, я совершаю идентичные действия. Это невыразимо трепетно. Невыразимо знакомо. Невыразимо непривычно. Сколько же прошло лет…
Вот оно упоение двух душ, попавших не по своей воли в глубокую трещину, из которой при их незримом слиянии веет аурой света.
С космическим волнением, я в силах оставить взгляд, только упершись ему в шею, не более этого. Небесная лазурь, ровная, блестящая гладь таинственного неподвижного озера, в которой отражаются алеющие в закате облака на фоне ревущего стеной водопада-жизни, подхватывает и облачает нас в неподвижное, безмятежное мирное существование. Нечто возвышенное спускается на нас – дыхание вечности, утешающее, глубоко проникновенное.
– И что останется вечным в Милане – это безукоризненно стройная фигура с тонкой талией и пляшущие золотистые искорки в глазах, – немыслимо трогательный, сокрушенный голос Питера звучит на волне вечерней зари.
Побагровев от неловкости, молвлю:
– Не возноси меня к звездам, Питер.
Источник глубокой радости создает проблески на лице Питера.
– Я констатирую лишь факты, детка, – с невинной, знакомой мальчишеской обаятельностью предоставляет он ответ.
Слепая звезда убаюкивает нас, легонько покачивая из стороны в сторону, сплетая кровные узы, утирая густой туман, повисший на чистых, раскаявшихся временем душ.
– Благодарю, – еле волочу язык я, упоенная настоящим мгновением. – А мы не разучились танцевать… – от волнения моя рука потеет. Мы так близко, что воспоминания атакуют, всплывая перед глазами.
– Каждый день практикуемся, – юмористически отвечает он, встречаясь с моими приподнятыми глазами.
– Я помню, как мы когда-то зажигали…
– Ты про день рождения во дворе твоего дома?
– Да, – улыбчиво киваю я.
– Когда Джексон начал бурно ревновать меня к тебе… – разражается в смехе Питер, отчего его рука трясется, желая соскользнуть с моей мокрой.
– И пошёл петь песни на гитаре, – добавляю я, мысленно находясь в своем украшенном праздничном дворе, некогда оформленным для меня родителями.
– Он и сейчас голосит, как соловей?
– Да, – говорю я, припомнив недавний момент в его доме, его гитару, песню и незыблемый властный глубокий голос.
– Певец наш. Устроил нам вчера шоу без танцев. Лучше бы спел, – шутит брат.
– Хорошо, что я уехала.
– А я бы хотел, чтобы ты осталась и услышала, как он строил аргументацию в твою честь.
Я улыбаюсь и делаю удивленный вид, до сей поры не веря в это.
Как сейчас Джексон? Ему одиноко, некому выговориться, поделиться своими чувствами?
– Я звонил ему сегодня, – как будто счел мою мысль Питер.
– Да? – поражаюсь я, забивая его вопросами: – И что? Расскажи? Пожалуйста?
– Питер, позволишь потанцевать с твоей сестрой? – вмешивается на самом неподходящем моменте Даниэль. Он и не подозревает, какой важный разговор разорвал. Я смотрю на него с недовольным видом, поджав губы.
– Конечно. Я как раз хотел потанцевать со своей милой дамой. – В его голосе, говорящем о любимой, слышится песнь любви.
Питер глазами сообщает мне, что после танца мы договорим.
Танцуя с Даниэлем, смотря на Питера и Ритчелл, окутанных любовью, я замечаю его пристальный взгляд.
– Вы так разговорились с ним, словно не виделись лет сто друг с другом.
– Да, – говорю я, думая, о содержании сегодняшней телефонной беседы Джексона и Питера. О чем же они говорили друг с другом?! Обо мне? Нет? – Мы не виделись так давно.
– Ты только что с ним смеялась, а сейчас со мной взгрустнула. Я тебя чем-то расстроил?
– Нет-нет! Задумалась о прошлом.
– А-а, но я точно тебя не обидел, любимая?
– Нет, – смотрю в его темные, сверкающие любовью, глаза.
– Какая же ты красивая у меня, – воркующий голосит доносит он.
– Мне приятно это слышать.
– После того раза, когда ты побывала в гостях у моих родных, они мне ежедневно галдят, чтобы я выбрал тебя в качестве своей супруги.
Последние слова Даниэля заставляет ёкнуть моё сердце. СУПРУГИ?
– М…м… – Я теряю дар речи, полыхая недоумением.
– Я знаю, – прижимается он щекой ко мне, – не сейчас… – Он ласково строит короткий путь кончиком своего носа от моей щеки к уху. – Но в ближайшей перспективе… – нежно шепчет он на ушко.
– Время покажет, милый. – Я отвечаю словами Джексона, который на аналогичный вопрос сообщал такую фразу.
Даниэль расплывается в доброй широкой улыбке. Представляю, что он испытывает сейчас внутри. Любимая девушка дала надежду на то, что примет когда-нибудь предложение выйти за него замуж.
Танцевальная мелодия подходит к концу.
Посидев некоторое время в кафе, мы оплачиваем заказанные блюда, обсуждая на ходу, что после приезда домой будем увлекаться просмотром фильма и смотреть фотографии со всех моих показов и фотосъемок по личной просьбе Ритчелл. Пребывая в хорошем настроении, мы вчетвером напеваем известные испанские песни, медленно отдаляясь от ресторана. Звезды написают низко над нашими головами. Игриво качаясь в стороны, обнимая каждого за плечи, мы разражаемся в судорожном хохоте, наслаждаясь жизнью. Разговор с Питером, кажется, обоим помог нам чуть спустить свои переживания и развеять их по воздуху, как воздушного змея.
– Будем смотреть романтический фильм! – заявляю я, отходя от смеха.
– «Титаник»! – восклицает Ритчелл. – Тащусь от этого кино… Романтика, любовь, страсть, драма… – понеслась Ритчелл, предаваясь своим чувствам любви.
– ДААА, – восторженно кричу я. – Всё, – командую я, – мальчики, сегодня будем чувствовать себя наверху блаженства от сентиментальных кино.
– Нет, хочу боевик, – опровергает Питер нашу идею, отчего мы с Ритчелл одновременно поворачиваем к нему головы и возражаем:
– Нет уж!
Они с Даниэлем заливаются в смехе, показывая пальцем на наши лица.
– Вы посмотрите, как они воюют за эти романы… – голосит Питер на всю улицу.
Внезапно рука, появившаяся из тени, точно демон взлетает из ада, с неумолимой силой врезается в спину, спокойно идущего Даниэля, и тот, пошатнувшись, не удерживается на месте, спотыкается о камень и на метр отлетает вперёд, падая лицом в ближайший куст. Бесконечный поток радости и смеха прекращается в сию секунду. Мы с ужасом оглядываемся, я теряюсь, вмиг побелев, и следуя своим собственническим инстинктам, со всей скоростью, рвусь к Даниэлю, аккуратно стараясь его поднять.
– Вы что себе позволяете?! – ошеломленно выдавливает Питер с возрастающей тревогой от неожиданности случившегося действия.
Мужчина, с виду психически ненормальный, истерически, ненавистно, яростно хохочет, вонзая по воздуху пальцем в Даниэля, и кидает:
– Тебе этого мало, тщеславный подонок! Я буду припоминать о себе каждый раз! Ты испортил мне жизнь! – Неистовый гнев заставил стать глаза незнакомца черными, точно, как у ангела смерти.
С мраморно бледным лицом я смотрю на него, покрываясь жутким морозом от выплескиваемых им угроз, начиная трястись от страха.
– Что, что вы сказали? Кто выы-вы вообще такой?.. – заикается до смерти напуганная Ритчелл.
Я обращаюсь к Даниэлю дрожащим голосом:
– Милый, как ты? – Даниэль не осознает случившегося, пыхтит, держась за голову. Я, сидя рядом с ним, на коленях, осматриваю его, прикрывая свой рот от страха. – Нужно в больницу… срочно. – Сердце начинает бешено стучать. – У тебя же кровь…
Питер и Ритчелл пытаются выяснить у мужчины причины совершения им действий. Но он в неадекватном состоянии зловеще повторяет одну и ту же фразу: «Ты ещё ответишь мне за всё!»
– Мы немедленно вызываем полицию! – грозит Питер, судорожно вытаскивая телефон, от чего незнакомец мгновенно скрывается с места и сбегает в неизвестное направление.
– Черт… – орет Питер и устремляется за ним, но на удивление этот мужчина средних лет оказывается быстрее его во много раз.
Прохожие оборачиваются с недоумением и скрытым страхом в глазах, обозревая нас с Даниэлем, как, сидя в зале, лицезря театральное представление. И никто из них не соизволит остановиться, улучив минуту, предложив помощь. Общество живет своей жизнью, на отдельного частного лица ему нет никакого дела. Разве что, в исключительных случаях, кто-то смеет замедлить шаг и что-то на ходу промямлить, но это, как нечто вышедшее из правил современности, что порой даже удивляет. Спрашивается, куда подевались в сердцах людей чувства сожаления, чувства жалости, желания безвозмездно помочь нуждающемуся? Неужто эгоизм, переходящий все крайности, овладел их разумом? Но обогащает ли он мир? Что он дает будущим поколениям? Он показывает, что помощь неблизкому человеку – никак не нужна, а то, что жизнь этого, свернувшегося в клочок от боли, может оказаться на волоске, его ни капельки не волнует. Какой же здесь прогресс? Какое развитие цивилизации, и в чем состоит совершенствование мира, если отсутствует обыденное перенесение и банальное внедрение новым, заселяющим планету, поколениям обычных человеческих чувств? Вопрос спорный. Но рассудок подбрасывает одно слово – ответ на этот вопрос – гибель.
– Даниэль, ты как? – подбегает Ритчелл с мертвенно-бледным лицом, бросая сумку в сторону, располагаясь к нам.
– Немного мутно перед глазами и голову сдавила тупая боль, – медленно отвечает он, морщась от боли. Задет висок и нос.
– О боже… – страшно волнуюсь я, лихорадочно доставая другую партию одноразовых салфеток из сумки и вытирая кровь с носа моего парня.
– Что это вообще было?! – ошарашенно молвит Ритчелл, сверля нас круглыми глазами, дико моргая.
Пожимая плечами, я пытаюсь успокоиться, но сознание обрастает ужасом и догадками.
– Дорогой, ты знаешь его?
Даниэль поднимает на нас глаза, придерживая рукой свою голову.
– Я даже не смог рассмотреть его… Как я узнаю, кто это? – Он напуган донельзя.
– Едем в больницу! – снова настаиваю я.
– Сбежал, засранец… – горланит Питер, торопливо шагая к нам. – Я смог поспрашивать в квартале людей, но его никто не видел и никто не знает. – Еще одна проблема современности. Под этим «не видел и не знаю» скрывается сущий страх, что, в случае чего, может быть, затронут тот самый человек, который предоставил нужную, значащую информацию. – Ну как, ты? – Он подключается к нам, помогая подняться Даниэлю на ноги, так как одной его поднять, даже вместе с Ритчелл, трудно.
– Лучше, – шепчет он, удерживаясь на месте. Я физически ощущаю, что ему совсем не лучше.
Втроем поставив Даниэля, я продолжаю молниеносно вытирать салфетками стекающие из его носа капли крови. Во мне трясётся каждая клетка моего тела. Я не могу придти в себя. К чему все это произошло? Тень очередных проблемных событий упала на нас.
– Даниэль, кому ты успел навредить? – с сарказмом выражается Питер. – Он так мгновенно убежал, повторяя свою вертящуюся на языке мысль, что уничтожит и… Так что?
– Не знаю, – хрипло отвечает Даниэль, в глазах которого ярко выражено чувство опаски.
– Слушайте, у меня до сих пор колени дрожат, – вставляет ошеломлённая всем увиденным Ритчелл.
– У меня тоже тряска… – Я тяжело вздыхаю, стараясь успокоить свой бешенный стук сердца, твердя себе мантру, что всё хорошо, все живы и этот подозрительный тип ошибся надлежащим субъектом по отношению к которым у него открылись ненавистные чувства.
Я прижимаюсь к Даниэлю, осознавая, как испугалась за него.
– Думаю, до больницы все же стоит доехать, – поражённый ситуацией, заключает Питер.
– Не стоит. Но спасибо, Пит.
– Ты уверен? – переживаю я, смотря на него округлёнными глазами.
– Да, принцесса, – ляпает комплимент Даниэль, отчего я скорее прихожу в норму, – поедем домой?
– Нет, – отрезает дерзко Ритчелл, – давайте в клинику или в полицию.
– Да что вы?! – улыбается наконец-то Даниэль, слыша утверждения о нашей заботе в отношении его. – Милана – лучший врач. Немного дезинфекции и пластырь – вот и все. Пострадал только нос и слегка висок, но это всего-навсего небольшая поверхностная ранка.
И мое спокойствие тоже пострадало.
– Тогда держим путь домой к Милане? – уточняет Питер. – Уже что-то не по себе здесь находиться, да ещё и в такое время.
– Питер, ну хоть ты ему скажи, что нужна больница! – злюсь я, так как немыслимо волнуюсь за Даниэля. Он безалаберно относится, как и Питер когда-то, к своему здоровью, но последствия потом могут быть необратимыми. Шутить над собственным здоровьем – это как закончить свою жизнь самоубийством, лишь медленно отрывая от сердца жизненную материю.
– Девочки, какая полиция?! Какая больница?! – Утешения Питера не имеют живой почвы. Вихрь мыслей, обрушившихся на меня, говорит совершенно о другом. И от каждой мысли встают волосы дыбом на голове. – Человек говорит, что ему лучше. Так, я вызываю нам такси, – решает рационально Питер и быстро набирает по клавиатуре телефона.
– Точно тебе не хуже? – тараторю от волнения я, обнимая крепко Даниэля.
– Точно, любимая, – с окровавленным лицом приглаживает словами Даниэль мои ужасные предположения.
– Ребят, вы меня извините, конечно, за вмешательство, но нужно обратиться в полицию, – серьезно произносит Ритчелл, закусывая нижнюю губу, размышляя над тем, что было.
– Моя дорогая, – поднимает Питер взгляд на Ритчелл, – какая полиция? Человек просто напросто обознался.
Обознался? Внутренне чутье подсказывает иное.
– Питер прав, девчонки, – включается в разговор Даниэль, которому становится явно лучше, судя по связной речи и по отсутствию головокружения с набором стекающей крови. – Питер, ты вызвал такси? – меняет тему наш пострадавший.
– Да, – кивает головой брат, оглядываясь по сторонам.
Я строю в голове цепочку этого события, размышляя над причинной связью между словами и действиями этого мужчины.
– Нет, не думаю, что он обознался, – отмечаю я спустя пару минут молчания. – А как он тогда узнал Даниэля, бросаясь к нему в спину? Почему именно его выбрал, а не нас?
– Очень странно все… – думает Ритчелл, погрузившись в догадки.
– Как же я испугалась за тебя, – пищу я в плечо Даниэлю.
– Милая, все хорошо, я рядом, – нежно отвечает он, сильнее обнимая меня упругими крепкими руками. Вмиг я чувствую, как его тело наполняется жаром.
– Даниэль, у тебя есть враги ну или друзья, с которыми ты в ссоре? – интересуется Ритчелл, разбираясь в том, что было.
– Нет. Ты что? Я со всеми приветлив.
– Нужно подумать хорошенько, – заявляет она.
Кому как, если не мне и Ритчелл, знать, насколько могут усугубить жизнь старые друзья, которые находятся с нами в ссоре по причине зависти или ненависти в отношении нас. Жизненная, раздирающая душу и тело, история Питера научила нас разумно мыслить над всеми событиями и не ставить свою жизнь под угрозу. Несколько лет назад, я сама была жертвой подобного случая, сначала защищая Питера, подвергнувшись наполовину изнасилованию, внесшего свои коррективы в мою дальнейшую жизнь, затем защищая Джексона, чуть ли не поплатившись собственной жизнью, как если бы не родители Ритчелл и их своевременная помощь.
Питер старается успокоить всех нас, находя подтверждения всему случившемуся:
– Будем верить, что у мужчины нездоровая психика. На нашем месте могли быть и другие.
– Питер, но мы не знаем… Доказательств нет, – прекословлю я.
– Милана, Ритчелл, дышите глубже, всё в порядке будет, я уверен!
– Я не уверена в этом, – сообщает подруга, отдавшись думам и печали.
– И я, – поддакиваю ей.
Подъезжающий автомобиль черного цвета останавливается перед нашими носами.
– Кажется, вот наше такси, – вставляет Даниэль.
– Да-да-да, – проверяет Питер, открывает дверь и галантно помогает нам с Ритчелл сесть внутрь. Сам плюхается на переднее сиденье, оставляя нас на заднем с Ритчелл и потерпевшим.
– Тебе уже лучше? – сотый раз спрашиваю я Даниэля, ложась к нему на плечо.
– Любимая, я же говорил уже. Не беспокойся, правда. – Он нежно касается губами моего лба.
– Хорошо, – усмиряю я свои дурные мысли и опасения за Даниэля, удобнее располагаясь на его плече.
Обсудив в нескольких фразах с подругой планы на следующий день, затем, исчерпав запах мыслей, каждый из нас четверых погружается в бесконечные масштабы своих подсознательных мыслительных операций, собирая цепочку случившегося события и делая из него выводы.
Я тоже для себя кое-что осознала в этой ситуации. До смерти испугавшись за Даниэля, я почувствовала, как он для меня значим. Я убеждена, что мой выбор, сделанный несколькими месяцами ранее, о дачи положительного ответа на предложение Даниэля встречаться с ним, является верным и ничуть не ошибочным. А вот влюбленность это или большая любовь – сложный вопрос.
Подъезжая к дому, сонные, мы выходим из такси, спешно шагая к квартире. Наши идеи просмотров романтических фильмов утонули в толстом слое долголетнего льда Северного Ледовитого океана, и мы, расстилая каждому своё ночное тёплое убежище, отходим ко сну.
Глава 39
Разобрав в гардеробной, я тянусь за личным дневником.
Ранее я неосознанно предполагала, что будучи взрослой дамой, не буду писать о своей жизни, что это ребяческие забавы. Получается, моё детское хобби превратилось во взрослую привычку. Да и также интереснее. Затем, через много-много лет, можно смело перечитывать прошлые события в мелких деталях, о которых человек, как правило, успевает позабыть за годы.
Взяв гелиевую синюю ручку, я вывожу: «Привет, дорогой друг. Ну что? Начнём с меня?.. Это лето выдаётся предельно насыщенным. Впрочем, это неудивительно. Огни прошлого снова включились в моей жизни, как фонарь в ночи, выполняющий предначертанную ему миссию, освещающий беспризорную темноту. И как бы я не хотела касаться их – не получается, что подрывает во мне спокойный поток света, сливаясь с мрачной туманностью, казавшейся беспросветной.
Позавчера я с подругой и её родителями ходила в гости к Марку, пока наши парни – Даниэль, успешно отошедший от внезапного на него нападения неизвестного мужчины, и Питер ездили на экскурсию на футбольный стадион, на который они наконец-то смогли попасть, скупив немалое количество всяких безделушек «на память».
В этом просторном двухэтажном доме Марка поселилась моя родная душа, найдя в его пространстве проблеск от своего заточения, отчаянного одиночества, неизъяснимый поднебесный мир, которому мама безудержно поддалась. Ее любовные желанные грезы приняли телесные формы, и она не является обреченной на вечное одиночество.
Родители Ритчелл настолько поражены романом мамы и Марка, что весь вечер уделяли им одним пристальное внимание, выплескивая бурю удивленных эмоций и радости за этих двоих. Те самые тигры помогли им сблизиться. (Только не нам с Джексоном; тигры обошли наше счастье) Понаблюдав за ними, каждый создаст мысль, что они созданы друг для друга. Похожи, как две капли воды: целями, интересами, формированием мыслей, жизненными принципами. И одновременно являются разными: характерами, проявлением эмоций… Ох уж эта таинственная магия, незримо связывающая людей тогда, когда они этого совсем они не ждут. Роковая случайность? Или слишком много мы сваливаем на случайность? Может, дело в невидимых могущих руках, воссоединяющих томленные души, чистую любовь, два узелка, стечением обстоятельств, унесенных в разные края друг от друга? А что, если их мгновенная привязанность продиктована тем, что они сплетены из единого целого? Нет-нет, речь не о сверхъестественном, а о том, что в каждом из них есть то, что в совокупности сплетает обоих в ядро. Достоинства и недостатки этих двух красных нитей связываются и образуют золотую середину. Словно недостатки каждого, перекручиваясь с достоинствами, кажутся благословением, формируя общее, единое из двух половинок. Спрашивается, почему роковая случайность не настигла их тогда, когда этого следовало ожидать или когда каждый из них нуждался в этом? Неужели мы видим проявление неисцелимой воли судеб? Неизвестность – недосягаемо-величественная женщина, полная страха, сверкающей пелены, таинственной глубины, но и она же – неслыханное счастье, обрушивающееся на нас, как нечаянно оброненное слово, но такое сладостное.
Благодаря этому чуду, таинственному воздействию, никак иначе, мама за это столь короткое время душевно привязалась к Марку, и я безгранично счастлива за неё. И наши отношения с ней налаживаются, благодаря этому мужчине, делавшему ее счастливой, который так внезапно ворвался в нашу с мамой жизнь и хотелось бы верить, что всё это не зря. Таких искорок в её глазах, когда мы жили с папой, не существовало. Всё было совсем по-другому. И этот мерцающий блеск, когда она смотрит на него, – подтверждение обретения ею душевной свободы.
Смею с грустью предположить, что уровень ее безграничного счастья снизится в разы, когда она будет осведомлена никак не лучезарной новостью, что парнем моей подруги является прошлая тень, которую мама всеми силами пытается отстранить от себя. От прошлых воспоминаний, как ни крути, никуда не спрячешься, они будут с нами встречать рассветы и провожать закаты до тех пор, пока бьется наше сердце. И когда-нибудь ей придётся узнать правду и принять её. Несмотря на то, что мама и родители Ритчелл тесно общаются друг с другом, они старательно скрывают личность ухажёра Ритчелл, делая из этого свято хранимую тайну.
Нам удалось обсудить в коллективе, сделанные Марком эскизы одежды для проекта, и которые в ближайшее время нужно предоставить Джексону. Эта передача весьма затруднительна, поскольку мы не поддерживаем с ним общения с момента, когда я в грубой форме предъявила ему, что не намерена быть его напарницей по проекту. Я была на грани сознания, мои глаза заволокла влажная пелена, не позволившая думать связно. Я поспешила с выводами. Этот проект, несущий в себе благородную, возвышенную цель, бесконечно важен. И нужно набраться смелости и завтра встретиться с Джексоном в первой половине дня. А в оставшееся время купить платье для скромного праздника, своего дня рождения, который хоть я и не желаю отмечать, но все же проведу в кругу своих друзей. 22 года… Где же мои восемнадцать лет?!..»
Начинаю размышлять над постановленным риторическим вопросом самой себе, и, по традиции, мои мысли чем-то обязуются прерваться. Не прогадала. Стучатся в дверь. Предполагаю, это Ритчелл, Питер и Даниэль, которые ездили помочь родителям подруги, внезапно потребовавшимся помощь по их предпринимательской деятельности.
Я прекращаю ход своих мыслей и иду к двери.
– Что-то вы долго, друзья мои, – говорю я, распахнув дверь. – Я уже успела и приготовить нам обед, принять душ, позаниматься своими делами.
– Мила, как будто ты не знаешь Ритчелл… – сворачивает в трубочку губы Питер, – решили купить сладости на вечер. Она не может без них же…
Ритчелл проходит в ванную и кричит, усмехаясь:
– Мила, не слушай его! Все уши прожужжал про свой футбол, а когда речь зашла о покупке сладостей, где мы застряли всего лишь на полчаса, то он ныл и ноет безостановочно.
– Минуточку! – указывает пальцем Питер, заходя к Ритчелл. – Полчаса? Да мы застряли там на полдня.
Ритчелл целует невзначай Питера, отчего он замолкает шутить над ней, ответив ей взаимностью.
Я смеюсь и расплываюсь в улыбке, наблюдая за ними.
Чтобы оставить их вдвоём, бегу к Даниэлю, разбирающему сладости на кухне, на которую пробрался яркий, могучий солнечный луч.
– Как твоя голова? Точно не кружится ничего? Все-таки стоило не на стадион тогда поехать, а в клинику, – беспокоюсь за его состояние я, осматривая заметную ссадину в области носа.
Даниэль, стоя ко мне полубоком, прекращает разбирать сумки, разворачивается и касается своей ладонью моей щеки, нежно поглаживая ее.
– Милая, сколько раз говорить тебе, что у меня ничего не болит?
– Я же волнуюсь… – тихо отвечаю я, ощущая приятные чувства от его касаний.
Охваченный несокрушимым влечением, неотделимым от грани недосягаемости, с нежной опьяняющей улыбкой, он ласкает рукой мои ягодицы, сжимая их, загораясь страстью.
– Знаю, мой ангел, но я хорошо себя чувствую, правда. – В его взгляде полыхает безумие и безудержная страсть.
«Мой ангел…» От этого слова меня кидает в лёгкую дрожь, а в памяти проплывает момент той нелепой любовной, похотливой волны желания с его стороны и отсутствия ее с моей, волны, что разрушила цельность мечт Даниэля, обездолив восставшее его естество, дошедшее до исступленно-восторженного состояния, пресыщением.
– Мое сердце принадлежит только тебе, принцесса, – с вожделением говорит он прямо в губы и прикасается к ним, проводя по спине рукой и, положив ее в область лопаток, прижимает меня к своему разгоряченному телу. Исполненный жгучей страстью, его властная, диктующая желаниями рука, вены которой взбудоражены пылкой кровью, неосознанно быстро скользит вниз, крадясь под спрятанную атласными широкими шортами кожу. Золотой свет ослепляет мои глаза, оторвав от вмиг застывшего состояния, отчего я перехватываю его руку, не отдаваясь безрассудству, полная лишь очертаниями любви, в которых я не могу разобраться.
– Милана, а ты чем занималась? – заходит Ритчелл на кухню. Мы с Даниэлем мимолетно отодвигаемся на метр от каждого, как молнии, соприкоснувшись с друг другом. – Ой, простите, я помешала вам… – с выражением тараторит она, засмущавшись. – Я не видела, простите…
– Нет-нет, – бурчу я, слегка побагровев, – порядок.
Даниэль укладывает коробки с соками в холодильник, ощущая чрезмерную неловкость.
«Он по-прежнему отдается необычайным грезам, отравляющим его рассудок…»
Отдавшая только одному мужчине свое целомудрие, я ничего не могу поделать с собой, как только Даниэль предпринимает попытки обрести близость наших тел. Я обрекаю его на жесточайшую пытку с естественными желаниями.
– Ритчелл, как вы съездили к родителям? – спрашиваю я, меняя напряжённую обстановку на привычную.
– Съездили? – делает она круглые глаза.
– Да. – Со вздохом наливаю себе воды, делаю глоток, продолжаю: – А чего так удивляться? Помогли родителям-то? Смогли повесить рекламный стенд новой линейки одежды?
Она не может ни пошевельнуться, ни вздохнуть.
– Родителям? Мы? – снова дивится она, нахмурив одну бровь.
Даниэль начинает, откуда ни возьмись, кашлять, отчего Ритчелл в эту же секунду тараторит:
– А-а, всё поняла, – косится на Даниэля. – Да, помогли.
– Что? – брякаю я, смотря на них вопросительным взглядом. – Вы очень странные.
– Мы? – столбенеет Ритчелл. – Ты что? Нет.
Глаза Ритчелл бегают по сторонам. Видно же, что они что-то недоговаривают мне.
– Сейчас я спрошу у Питера всё. Брат не солжет мне.
– Милана, брось, успокойся уже! – быстро, нервничая, проговаривает Даниэль, который утром мне сообщил о том, что съездит с Ритчелл и Питером к родителям подруги. – Ритчелл замечталась просто. – И Даниэль туда же?
– Пиииииитер, – во весь голос зову я его, взмахивая своими волосами назад.
– Зачем так кричать, подруга? – находясь словно на иголках, уверяет Ритчелл, боясь что я что-то узнаю. А я узнаю.
– Затем! Питееер! Где ты там?
Питер ошарашенно выбегает с ванной комнаты, с не до конца выбритой щетиной на лице, держа в руках бритву.
– Что? Что случилось? Что за шум? – проговаривает он лихорадочно на одном дыхании.
Устремив втроем на него взор, мы разражаемся в смехе.
– Вы чего?.. Э… – начинает он сам хохотать. – Так что стряслось?
– Питер, – смеюсь я, оглядывая его забавное в пене лицо, – скажи, куда вы ходили сегодня?
С Питера медленно стекает вода и гель для бритья. Его глаза словно залезают на лоб от моего вопроса.
– Мы… – бормочет и тут же замолкает он, обдумывая, тотчас таращась на свою девушку, стараясь найти в её испуганном выражении лица ответ. – Я вспомнил, мы ходили за сладостями.
– Да что ты говоришь?! За сладостями?.. Ну-ну… – начинаю я дерзить. – Мои друзья, да ещё и обманывают меня, – психую я, скрестив руки на груди. Полагаю, они не договорились заранее, как выяснилось, о ложной мысли и не предположили, что я могу спросить об этом у них.
– Э… это… – Питер краснеет и смеётся, не спуская взгляда с Ритчелл.
– Питер, – злясь, указывает Ритчелл, – иди уже в ванную комнату! Ты гадишь пол Миланы.
– Д-а, – мямлит Питер и сбегает с радостью в ванную.
Я поднимаю брови вверх, качаю головой, проявляя недовольство, каждый раз, когда от меня что-то скрывают и замышляют за моей спиной.
– Милана, хватит нас допрашивать! И не делай такое лицо! Все узнаешь потом.
Дело в дне рождения?
– Ритчелл, я же просила никаких сюрпризов! – протестую я.
– Милана, – вмешивается Даниэль, защищая подругу, – давай ты не будешь так говорить, пока не увидишь всего.
– Не увижу всего? – раздражаюсь я. – Я же просила ничего не готовить к моему дню! Я не желаю его отмечать! Ясно?! Я и так иду с вами в кафе.
– Милана, с чего ты взяла, что мы уезжали ради этого? – говорит наконец подруга, отворачиваясь.
Я кладу руки на бок.
– Ты сейчас шутишь? – возмущённо произношу я.
– Так, мир, дружба, жвачка! Предлагаю смотреть фильм! – молвит Даниэль, обнимая нас с Ритчелл.
– Я согласен на мелодраму, – подслушивает нашу раскаленную беседу Питер.
– Серьезно? – отзывается, радуясь, Ритчелл.
– Да! – отвечает Питер, выключает свет и несется к нам.
– Я тоже согласен на романтический фильм! – исходит от Даниэля.
Что не сделают они, лишь бы я не докапывалась до истины.
– Вы серьезно сейчас? – удивляюсь я, в полуулыбке.
Питер чмокает Ритчелл в щеку, объявляя:
– Вы же хотели дамы, не так ли? Фильм «Титаник».
Я поражаюсь ими сегодня. Что с этими троими происходит?
– Милана, достаём вкусности и включаем кинофильм! – заявляет, улыбаясь, подруга.
– Уговорили! – смеюсь я, подкупившись на предложение Даниэля. Но после просмотра я разберусь во всем.
– Ну вот, другое дело, любимая, – с улыбкой заключает Даниэль.
Вместив все сладости на один большой поднос, мы с подругой, как в старые добрые времена, стремглав шагаем в гостиную и ставим его на диван. Питер с Даниэлем настраивают устройство для просмотров фильмов через диск, на котором закачен фильм.
Я и Ритчелл устраиваемся поудобнее, обхватив подушки, положа рядом с собой платочки, дабы вытирать слезы от трогательных моментов.
– Мы готовы! – радостно вскрикиваю я, пробуя яблочную пастилу.
Ритчелл повторяет действие за мной и, хрустя, спрашивает:
– Мальчики, вы там скоро?
– Почти, – отвечает Даниэль, вставляя диск в дисковод.
– Как давно не смотрела фильм, используя диск. Это ж детство моё, можно сказать.
