«Какая досада», – немного расстроился Кель, ведь он уже даже начинал строить планы насчёт пира в честь их грандиозной победы, и этот кабанчик должен был стать главным блюдом сегодняшнего вечера. Но в тот же миг сию мысль вытеснила другая, гораздо более важная: «Надеюсь, Ультон сейчас достаточно сосредоточен на бое с Джил, чтобы не обратить на меня внимания. Иначе весь наш план с засадой на случай чрезвычайной ситуации пойдет прахом».
Усадив Монарха на бревно, Кель спрятался за пышной мантией старика, снова взял свои оружия на изготовку, и уж оттуда, из нового укрытия, принялся наблюдать за ходом битвы.
Джил не переставая прыгала, приседала, кувыркалась, и перекатывалась, уворачиваясь от града ударов, которым Ультона безостановочно её осыпал с помощью своей дубины. И каждый раз, когда артистка намеренно пыталась оказаться подальше от главаря, чтобы подумать, как действовать дальше, и отдышаться, тот постоянно тут же вновь оказывался рядом, и проводил очередную серию атак, не давая девушке продохнуть.
Уходя от очередного размаха, Джил случайно запнулась об один из бочонков. Опрокинув его на землю, артистка едва не потеряла равновесие. Ультон решил, что это был его шанс, и тут же немедленно попытался размозжить девушке ногу. Но Джил моментально разгадала манёвр великана, и, сообразив, где ей будет удобнее оказаться, тут же подпрыгнула из своего неудачного положения, и, кувыркнувшись через голову, мгновенно распрямилась, и развернулась лицом к надвигавшейся угрозе. Ультон снова промазал мимо цели, а бедный бочонок с треском разлетелся в дребезги от удара главаря, разметав по округе щепки и расплескав вокруг себя своё содержимое.
Келя насторожился. Он приготовился броситься на помощь девушке, в случае необходимости, которая, судя по всему, очень скоро должна была возникнуть.
Но даже несмотря на то, что Келю сейчас не следовало отвлекаться, его безостановочно грызло чувство долга, непрерывно твердя, что ему следовало немедленно осмотреть раненых, жизни которых сейчас могла угрожать опасность и, при необходимости, оказать им первую помощь. Но тут лекарь смог пойти на компромисс с совестью, и решил просто посоветоваться с более опытным коллегой, при этом, не отрывая взгляда от хода битвы:
– Монарх, как вы думаете, кто-то из шайки мог получить слишком сильное ранение в этой заварушке? – С непоказным беспокойством поинтересовался юноша. – Им всем сильно досталось.
Прежде чем ответить, маг глубоко вздохнул. Его взгляд остекленел, а глаза начали источать едва заметное свечение:
– Нет, мальчик мой, их жизням ничего не угрожает. По крайней мере, ничего такого, что не могло бы подождать полчасика, а то и целый час.
Кель не на шутку изумился:
– Ого, мало того, что вы умеете прощупывать людей с помощью магии без физического контакта, да ещё и на таком расстоянии?
Маг улыбнулся:
– Мой юный друг, я действительно очень стар. В конце-то концов, нужно же было мне чем-то занять время, которое досталось мне за все эти годы? – Целитель даже посмеялся, но почти беззвучно. – Думаю, кто-то более упорный и дотошный сумел бы достичь даже больших высот, чем я сам.
Вдруг с поля боя послышался возглас Джил – маг и лекарь, моментально прервав свою беседу, одновременно повернули головы в направлении дерущихся.
В этот раз артистка едва удалось уйти от атаки великана. Каким-то образом главарю удалось загнать девушку в угол, а вернее прижать к одному из тех деревьев, на которых совсем недавно висела вся их дружная компания, пребывая в статусе пленников. Чтобы не оказаться размазанной по стволу, словно таракан по столу, Джил пришлось подпрыгнуть, и, согнув руку в локте, зацепиться за одну из веток, повиснув на ней на предплечье. От удара Ультона дерево затрещало, задрожав так, будто по нему треснул скатившийся с высоченной горы тяжеленный валун, а с кроны осыпалась, пожалуй, едва ли не половина остававшейся там листвы. У самой артистки даже слегка задвоилось в глазах. Дождавшись, пока вибрация стихнет, девушка, упёршись обеими ногами в ствол дерева, с силой оттолкнулась, и, отпружинив, сделала обратное сальто в воздухе, после чего приземлилась на приличном расстоянии от великана, оказавшись у того за спиной.
Сам же главарь так и продолжал стоять, не шевелясь, и не отнимая дубины от коры дерева. Бросив короткий взгляд в сторону охранника, которому следовало получше стеречь пленников, Ультон опустил оружие до самой земли, и, волоча его, развернулся лицом к артистке. Только теперь он остановился, но только потому, что ему самому понадобилось несколько мгновений, чтобы перевести дыхание:
– Это старик, да? – Он мотнул головой в сторону загипнотизированного члена шайки. – Что вы сделали с Кинтоном?
Джил ответила ему на выдохе:
– А ты сам, – вдохнула, – у него и спроси.
Ультон осклабился:
– Непременно, только вот раздавлю парочку клопов. – Главарь многозначительно посмотрел на артистку и целителя. А потом добавил, даже с некоторым почтением. – А ты хорошо обучена. Явно не чета моим бойцам. Не удивлён, что ты так легко с ними разобралась. Пожалуй, не буду слишком строго их за это наказывать.
– Ой, спасибочки. – С нескрываемым сарказмом ответила артистка.
Ультон ещё разок размял шею, и свёл лопатки до хруста в позвоночнике:
– Что же до тебя. Пожалуй, ты достойна того, чтобы ради тебя немного поднапрячься.
На этот раз Джил промолчала, сдержав всю накопившуюся желчь внутри себя. Сейчас она использовала каждое мгновение, чтобы самой восстановить дыхание и продумать план, как победить великана. Ей уже стало всё равно на деньги, и обещание никого не убивать. В её жизни в тот момент была всего одна задача – покончить с Ультоном, и покончить любой ценой. Главная беда заключалась в том, что великан двигался слишком быстро, почти с той же скоростью, что и сама девушка, и потому не предоставлял ей не единой возможности нанести ответный удар, как бы артистке самой этого не хотелось. Единственное, что пришло в тот момент в голову девушке – это избавиться от плаща, который в некоторой мере стеснял её движения. Одним махом расстегнув все пуговицы, Джил сдёрнула его с себя, и широким жестом подкинула высоко в воздух, откинув далеко за спину.
Великан смотрел на всё это с полным безразличием:
– Красивый жест, девочка. – Сказал главарь, и добавил тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Только вот он ничем тебе не поможет.
Отдышавшись, Ультон вновь стремительно помчался в направлении Джил, не дав той не то, что придумать подходящий план, но и даже нормально отдышаться.
Теперь великан использовал в бою свой кортик, который до этого момента бесполезной железякой болтался у него в правой руке.
Ультон замахнулся дубиной, целясь в левое плечо Джил, но тут же замер, не атаковав, наблюдая, как она отреагирует. Когда артистка отскочила вправо, главарь совершил резкий выпад кортиком, попытавшись вонзить его в здоровый глаз девушки. Но девушка оказалась проворнее и успела увернуться, уклонившись в обратную сторону.
Ультон посмотрел на Джил, запомнив её движения, и недобро улыбнулся. Он попытался провести ту же комбинацию, только в этот раз, замахнувшись дубиной, он действительно попытался нанести удар. Артистка вновь ушла из-под атаки, отпрыгнув вправо. Оглобля Ультона шлёпнулась о землю. Главарь бандитов повторил выпад кортиком, не поднимая дубины. Не ожидая подвоха, Джил привычно нырнула влево – тогда она думала о том, что пытаться отдалиться от Ультона было бесполезным занятием, и решила оставаться рядом с ним, в надежде, что тот ошибётся, и откроется для атаки. Чего тот, к сожалению, и добивался. В тот же миг, когда артистка оказалась на своей начальной позиции, великан нанёс ей быстрый и сильный удар коленом в живот, выбив весь воздух из её лёгких.
Девушка отшатнулась, пронзительно охнув, но не упала. Не давая Джил опомниться, Ультон резко дёрнул свою дубину с земли, со всей дури врезав артистке по левому плечу.
Джил повело в сторону, противоположную удару. Её конечности, перестав ей подчиняться, начали двигаться в разные стороны, а пальцы раненой руки ослабли настолько, что невольно разжались, и выпустили один из кинжалов в свободный полёт, второй она отпустила преднамеренно, чтобы не пораниться при приземлении. Девушка беспомощно плюхнулась на бок, сильно стукнувшись плечом о землю. От пары дополнительных переломов её уберегло только то, что внутри почти всего лесного форта почва была достаточно мягкой.
Один из кинжалов Джил отлетел на приличное расстояние, и там воткнулся в землю. Второй же приземлился на небольшом расстоянии справа от артистки.
Девушка попыталась приподняться на локти, но как только она опёрлась на раненное плечо, тут же завалилась на спину, зашипев от боли, молнией пронзившей руку от кисти и чуть ли не до самой груди. Стиснув зубы, Джил приподняла голову, чтобы понять, где находился Ультон. И увиденное ей совсем не понравилось.
Великан широкими, но нарочито медленными шагами приближался к ней.
Джил начала лихорадочно вертеть головой, в надежде отыскать хоть какое-нибудь оружие. Обнаружив неподалёку один из своих кинжалов, артистка краем глаза взглянула на надвигавшегося главаря, прислушалась к ноющим сигналам, которые ей подавало ноющее плечо, и поняла, что оружие ближнего боя ей ничем помочь не могло. Ловко извернувшись, опершись на здоровую руку, и резко согнув и разогнув её в локте, артистка попыталась одним движением подняться на ноги, но болтавшаяся без дела, бесполезным грузом, больная рука нарушила весь баланс тела девушки, поэтому та потеряла равновесие, и её занесло чуть дальше нужного. В итоге, Джил снова шлёпнулась на пятую точку. Здраво рассудив, что сидячее положение больше подходит для метания ножей, чем лежачее, но всё же подметив, что хуже, чем стоячее, артистка решила работать с тем, что имела. Тем более, у неё не оставалось времени, так как великан находился уже совсем рядом. Девушка потянулась к поясу, на котором висели все её метательные ножи, выхватила один из них, и уже даже собиралась метнуть его вслепую, так как на прицеливание не оставалось времени. Но в тот же самый миг, видимо, спровоцированная слишком резкими движениями Джил, в месте, куда прилетел удар Ультон, снова прошлась волна невыносимой боли, будто кто-то хорошенько прошёлся рубанком по кости девушки. Скорчившись, артистка зажмурилась, и, резко выдохнув, непроизвольно сжала больную руку, попутно на скорости выпустив из пальцев ножик, который тут же отлетел куда-то в сторону.
Когда она наконец-то сумела раскрыть глаза, то увидела, что Ультон стоял к ней чуть ли не в упор.
Отчаявшись, девушка отвернула голову, вскинула вверх здоровую руку, и попыталась быстро сжать и разжать пальцы. Она понимала, что шансы на успех были минимальны, но кроме этого ей уже ничего не оставалось делать. В голове её кубарем катались мысли, которых объединяло только одно – Джил не переставая ругала себя за то, как поздно она сообразила, в насколько критической ситуации оказалась.
Зато кто-то ещё понял это почти вовремя.
В любом случае, артистка двигалась слишком медленно.
Ультон не намеревался выяснять, какой на этот раз фокус собиралась провернуть девушка, поэтому, ещё как только Джил начала поднимать руку, тот незамедлительно пнул её по пальцам носком сапога.
Та мучительно вскрикнула, скрежетнув зубами, и приложила повреждённую кисть к губам.
Великан навис над ней словно гора. Свет от лагерного костра падал на главаря так, что его силуэт казался абсолютно, непроницаемо чёрным. И только глаза, наполненные холодной, всепоглощающей яростью, поблёскивали в темноте.
Джил испуганно оглянулась на лежавший рядом кинжал. В отчаянной попытке, она попыталась схватить его, но Ультон, предугадав манёвр артистки, на упреждение бахнул дубиной по земле, как раз между клинком и кистью девушки, отрезав ей, таким образом, последний шанс на спасение.
По крайней мере, так он думал…
Лицо Джил исказила гримаса злобы, потому как она почувствовала себя словно зверь, загнанный в угол. И тогда, хлопнувшись на спину, артистка стремительно распрямила почти здоровую руку в направлении главаря бандитов, резко сжав и разжав пальцы. В направлении головы великана вылетел странный двойной клинок с маленькой, неудобной рукоятью.
Который он, не моргнув глазом, с лёгкостью отбил кортиком.
… и оказался прав.
Звякнув о кинжал главаря разбойников, ножик с раздвоенным лезвием и короткой рукоятью завертелся, и, пару раз сверкнув в свете лагерного костра, вонзился в почву, так и не принеся никакой пользы.
Глаза Джил расширилась от ужаса. Внезапно, кровь отлила от её лица, отчего кожа заметно побледнела.
Отвечая на немой вопрос артистки, Ультон, специально растягивая слова, надменно проговорил сквозь зубы, шевеля губами, но, при этом, не разжимая челюстей, будто у него был паралич лицевого нерва:
– Долгие годы ежедневных тяжёлых, изнурительных тренировок, девочка.
Великан победоносно взирал на Джил сверху вниз:
– Ну что, неплохо я ради тебя постарался, скажи? Не ожидала, небось, такой прыти от кого-то, вроде меня, да ещё и с дубиной? – Главарь любовно постучал толстым концом своей оглобли по земле. Приподнимая её, он не прилагал никаких особых усилий.
Оробев, Джил с трепетом смотрела на бандита. Её грудь быстро вздымалась и опускалась. А глоток, который случился как-то сам собой, оказался предательски громким.
Но она сумела взять себя в руки, благо, великан не очень-то торопился завершать начатое. Глубоко вдохнув, артистка нацепила своё ежедневное, безразлично-ненавидящее выражение лица:
– Ладно, признаю – ты победил.
Великан воздел руки к небу, и воскликнул с невероятным самодовольством:
– Ха! Тебе не кажется, что было бы странно, если бы ты думала по-другому? – И, наклонившись, очень вкрадчиво, с примесью фальшивой заботы, добавил. – А?
Джил скривилась от боли:
– Ну, и что собираешься делать теперь? – Собрав всю оставшуюся волю в кулак, благо всё то, что имелось у девушки в запасе, как раз поместилось в её небольшую ладошку, Джил начала, работая единственной здоровой рукой и ногами, постепенно отползать подальше от Ультона.
А тот, в свою очередь, смакуя победу, уже перестал не то, что бояться, но даже опасаться какой-либо угрозы со стороны поверженной артистки, поэтому даже не пытался ей помешать. Кроме того, он прекрасно понимал, что если уж не уступал в скорости здоровому оппоненту, то уж от атаки кого-то с поломанной рукой он и подавно успеет увернуться, или оказаться рядом, если того потребует ситуация:
– Хо! Не теряешь присутствия духа? Молодец! – Похвальба Ультона была искренней, но то, что скрывалось за ней, нивелировало какое-либо удовольствие, которое она могла доставить. Великан беспечно закинул дубину на плечи. – Ну, раз тебе так интересно – тогда слушай: для начала я переломаю тебе руки и ноги, а потом стяну с тебя…
А того, как события развивались дальше, не ожидал ни Ультон, ни Джил, ни Монарх, ни кто-либо другой из присутствовавших. А главное, на такой исход событий не рассчитывал даже сам зачинщик предстоящего торжества. (Музыка из индианы Джонса)
С того самого момента, как Ультон сумел сбить Джил с ног и Кель впервые увидел на лице девушки выражение неподдельного ужаса, он понял: «Пора».
Вскочив со своего места, лекарь, предварительно замахнувшись, и прицелившись, громко окликнул великана:
– Эй, Ультон!
Услышав за спиной знакомый голос, владелец которого, по мнению главаря, сейчас уже должен был находиться на полпути к Кориделю, Ультон, искренне заинтересовавшись, как тот вновь оказался посреди творившейся вакханалии, повернул голову в направлении крика.
И только тогда юноша кинул в великана очень заранее приготовленный булыжник. Одновременно с этим, Джил, приметив, что Ультон отвлёкся, потянулась к своей повязке, наперекор собственному желанию – но жизнь в тот момент казалась ей дороже каких-либо принципов. Тем не менее, увидев, что произошло дальше, артистка так и застыла с рукой на полпути, потому как следующие события удивили, и заворожили её настолько, что она совсем забыла о необходимости двигаться, на некоторое время. Да и, собственно, необходимость в столь крайних мерах отпала сама собой.
В то же время, если Кель вполне справедливо считал себя довольно паршивым воином, то уж метатель тяжестей из него вышел бы ну совсем никакой. Даже несмотря на то, что на его стороне был момент неожиданности, природный глазомер подвел лекаря в самый неподходящий момент, потому как камень, который юноша кинул в направлении головы великана, прошёл по касательной относительно виска Ультона. Задев чирком, булыжник не то, что не ранил главаря, и даже не поцарапал, а всего лишь немного содрал кожу в районе скулы. В этот момент юноша успел пожалеть о том, что чаще предпочитал остаться в библиотеке, чтобы почитать, вместо того, чтобы лишний раз сходить с ребятами к берегу, чтобы покидать камушки в воду. И всё же, этого хватило, чтобы Ультон инстинктивно прикрыл глаз, едва не задетый камнем, и отшатнулся от своей текущей позиции, таким образом, позволив застать себя врасплох. Сам же булыжник, выполнив возложенные на него обязанности в полной мере, плюхнулся отдыхать на землю.
Улучив момент, Кель перепрыгнул бревно, за которым прятался, и помчался в направлении главаря бандитов, на ходу переложив метательный ножик в освободившуюся руку, и покрепче сжав рукояти обоих своих оружий.
На пути к Ультону, лекарь всё не переставал корить себя: «Бесы-бесы-бесы! Нужно было выдвигаться раньше! Ещё бы чуть-чуть, и стало бы поздно! Слишком поздно!».
Пробегая мимо лагерного костра, юноша заставил свой ум переключиться на решение более насущных вопросов, и принялся обдумывать место для нанесения первого удара: «Что же пустить в бой? Меч? Нет, Ультон оказался слишком быстр даже для Джил, а я уж точно медленнее её. Пока я замахнусь, он уже успеет сообразить, что его собрались резать, уклонится от клинка, и прикончит меня одним ударом своей оглобли по голове. И она лопнет как арбуз, по которому врезали кувалдой. – На одну тысячную мгновения представив себе сию сцену, юноша невольно поежился изнутри. – Так не пойдёт. Тогда ножик! Точно! Он лёгкий, я смогу быстро им воспользоваться, чтобы ослабить Ультона, и уж тогда, наверное, мне и меч пригодится. Точно, так и сделаю! Но куда бить? Плечо? Предплечье?» – и всё это пронеслось у него в голове за доли секунды.
Когда Кель оказался буквально в паре шагов от главаря бандитов, его взгляд упал на столь беспечно открытую для атаки подмышку великана. Ведь тот, благодаря царапнувшему его булыжнику, растерявшись, так и не успел занять боевую стойку.
«Идеально!» – обрадовался лекарь.
Когда до Ультона оставался всего один шаг, Кель перенёс вес на правую ногу, пригнулся и, отпружинив, подпрыгнул, метясь ножом аккурат в подлопаточную мышцу главаря. Нервы лекаря натянулись, словно струны. Не выдержав напряжения, он издал нечто, отдалённо напоминавшее боевой клич.
«Только бы не в артерию! Только бы не в артерию!» – Непрерывно повторял про себя Кель. Его размышления падали вниз водопадом, и, оказавшись где-то около языка, все буквы, его формировавшие, перемешивались, и поэтому, сотрясая воздух, на окружающих изливались не чётко сформированные мысли юноши, но какой-то невнятный крик, больше похожий на брачный зов орангутанга. Прежде чем вонзить лезвие в любезно предоставленную для атаки Ультоном подмышку, лекарь предварительно развернул клинок ножа так, чтобы, в случае чего, не разрезать её надвое, а войти в артерию поперёк, тем самым уменьшив риск фатального кровотечения.
Когда лезвие ножа, пробив кожу, пройдя слой жира, достаточно глубоко воткнулось в мясо, в голове лекаря мелькнула мысль о том, насколько Джил была близка к истине, когда предсказала, что Келю предстояло всадить это «перо» кому-нибудь под ребро. Почти буквально. «Ошиблась всего на пару сантиметров», – констатировал Кель. Вслед за этим юноша испытал довольно странное, невиданное доселе ощущение – за всю свою жизнь он разрезал тысячи, если не с десяток тысяч людей, и всегда испытывал только гордость за свои действия, и впервые он проткнул человека не для того, чтобы помочь ему, но чтобы навредить, причём, сделал это специально. Однако, текущая ситуация складывалась так, что у лекаря совершенно не имелось времени на то, чтобы разбираться с новыми чувствами, не то, чтобы как следует их посмаковать.
Когда Кель приземлился, ему первым делом бросился в глаза фонтан алой, словно лепестки розы, крови, хлещущий из нанесённой им великану раны, свидетельствующий о том, что он попал именно туда, куда больше всего не хотел: «Дерьмо», – крайне невесело воспринял сей факт лекарь.
Ультон инстинктивно прижал плечо к боковой части груди, чтобы закрыть ранение, уменьшив тем самым кровотечение, но сделал себе только хуже и больнее, увеличив порез. Зажмурив один глаз, он скрипнул зубами, и взревел, словно раненый бык. Скоро сообразив, откуда его атаковали, великан развернулся на месте, и попытался, не целясь, резануть обидчика наудачу. Но лекарь стоял достаточно далеко, чтобы кортик главаря не достиг цели, даже если бы тот вытянул руку на полную длину. Если бы юноша просто стоял на месте, не двигаясь, или отошёл бы от взбешённого оппонента на пару шагов назад – то всё было бы нормально, и ему ничего бы не сделалось. Тем не менее, Кель рефлекторно поднял руку с мечом, попытавшись прикрыться оружием от опасности. Даже той крохи немыслимой силы великана, которую он вложил в этот замах, хватило, чтобы выбить клинок из рук незадачливого лекаря. И тогда меч, точно пёрышко, подхваченное внезапным порывом ветра, взмыл в воздух, и приземлился вне зоны досягаемости юноши – где-то в районе палаток. Проводив оружие взглядом, Кель наконец-то сообразил, что ему стоило начать делать хоть что-то, и начал медленно пятиться назад.
Ультон стоял на полусогнутых ногах, опёршись на дубину. Рукав и верхняя часть его рубахи, словно зачарованный холст художника, который разукрашивал сам себя причудливым узором, наливалась кровью. Равно как и глаза великана. И этот знак явно не предвещал лекарю ничего хорошего в ближайшем будущем.
С громким, звериным рыком главарь бандитов рванул в сторону лекаря, чтобы вновь его атаковать. Для начала он попытался пырнуть юношу кортиком в область сердца, но Кель успел отпрыгнуть назад. Едва-едва. Тогда Ультон, одним прыжком сократив расстояние между собой и своей жертвой настолько, насколько мог, взмахнул дубиной, в надежде снести лекарю голову. Кель был не настолько ловок, как Джил, чтобы надлежаще увернуться от подобного удара, однако, по скорости мысли он явно не уступал артистке, скорее даже, явно превосходил её в этом плане. И всё равно, его мозгов хватило только на то, чтобы элементарно упасть, чтобы уйти из-под атаки, здраво рассудив, что: «Лучше валяться на земле с ушибленным затылком, но живым, чем с проломленным черепом, но не совсем живым», – и то, местная рыхлая лагерная почва вновь смягчила чьё-то приземление, поэтому юноша ничего себе не повредил.
Промазав мимо цели, дубина пролетела ещё полкруга, и, по инерции, увлекла за собой своего владельца, отчего тот развернулся на сто восемьдесят градусов, и оказался повёрнут спиной к Келю. Тут-то лекарь и сообразил, что силы наконец-то начали покидать здоровяка: «Видимо, из-за того, что он активно двигался, так и не вытащив ножик из раны, он нанёс себе ещё больше повреждений, разогнав кровь по организму», – заключил юноша, заодно подметив, что по первому впечатлению Ультон казался самым умным из своей шайки, но, всего лишь на миг поддавшись своему гневу, совершил глупейшую ошибку, которая стоила ему успеха. Ну, или скоро должна была стоить. Сам великан, припав на одно колено, тяжело дышал, опёршись на свою оглоблю, не то стараясь привести дыхание в порядок, ни то пытаясь не потерять сознания. Но даже в таком состоянии главарь оставался слишком грозным противником, по крайней мере, для тщедушного лекаря.
И тогда Кель, поднявшись настолько тихо, насколько мог, незаметно подкрался к Ультону, и, что было мощи, пнул его по спине, в надежде на то, что тот завалится мордой вперёд. Но великан, вместо того, чтобы безжизненно распластаться на земле в позе звезды, напротив, откуда-то открыл в себе второе дыхание, и даже не пошатнулся от напора юноши. Распрямившись слишком стремительно для текущего состояния своего здоровья, главарь взревел на пределе своих возможностей, испугав, наверное, всех лесных обитателей в радиусе ближайших пяти километров. Запаниковав всего на секунду от такого резкого поворота событий, Кель не придумал ничего лучше, чем запрыгнуть Ультону на спину, крепко обхватил руками шею великана, в тщетной надежде свалить последнего с ног, или хотя бы перекрыть кислород. И буквально в следующую же секунду лекарь пожалел о своём решении: «Бесы! Зачем я это сделал?! Если он завалиться на спину, он же, буквально, похоронит меня под весом своей туши! И тогда ему вообще никакого труда не составит воткнуть мне кортик в глаз! Бесы! Бесы! Бесы!», – причитал юноша, но он слишком сильно боялся, что если отпустит здоровяка, то, отлетев в сторону, повторит судьбу одного из приспешников главаря бандитов, и ударится головой об одно из лежавших в округе брёвен, с весьма печальным исходом. Поэтому, слишком крепко сцепив пальцы от страха, Кель потерял над собой контроль, не мог их расслабить, даже если очень бы захотел.
Ультон же, зарычав, начала неистово вертеться из стороны в сторону, в попытках сбросить со своей спины нежелательный груз.
Джил в полной мере воспользовалась передышкой, которую для неё выиграл Кель, чтобы немного восстановить силы и встать на ноги. Для этого ей пришлось перевернуться на правый бок, и очень медленно подняться, опираясь только на здоровую руку, чтобы лишний раз не тревожить повреждённое плечо. И всё равно, даже несмотря на все её старания, рука ныла от каждого, даже самого мелкого, неверного движения.
Твёрдо встав на землю, артистка в первую очередь попыталась пошевелить поломанной рукой. Едва сдержав вскрик от выстрелившей в кости молнии, девушка пришла к выводу, что какой-либо пользы из этой конечности больше извлечь было нельзя. Поэтому она расстегнула здоровой рукой свой ремень, и, приложив немало усилий, кое-как с трудом шевеля пальцами, запихала под него повреждённую руку, и снова затянула. Таким образом Джил прижала бесполезную конечность к телу, чтобы та не болталась без дела, то и дело мешая своей хозяйке, нарушая её равновесие. После этого артистка, стараясь не сгибаться, присела на колено, чтобы поднять свой кинжал, перехватив его здоровой рукой. Поднявшись, она бросила взгляд в сторону, где продолжала кипеть «битва». Легкий Кель, смертельной хваткой вцепившийся в ворот Ультона, болтался то поднимаясь в воздух, то опускаясь, и оттого смахивал на длинную коричневую соплю, развевавшуюся на ветру. Что со стороны выглядело крайне комично. Но в тот момент Джил было далеко не до смеха – она даже не улыбнулась.
Приняв боевую стойку, артистка покачалась из стороны в сторону, и немного попрыгала на месте, насколько позволяло ей ранение, чтобы понять, в каком направлении сместился баланс её тела. Сообразив, что к чему, девушка начала неторопливо и бесшумно двигаться в направлении взбешенного великана, готовясь в любой момент совершить стремительный рывок, чтобы нанести ему решающий удар. По ходу движения, она постоянно пыталась подгадать подходящий момент, но Ультон всё никак не собирался его предоставлять.
В очередной раз развернувшись вокруг своей оси, великан слишком поздно, видимо, из-за обильного оттока крови от головы, да и от всего тела в целом, но всё же сообразил, что тратил чересчур много сил на крайне бесполезное занятие. Поэтому, остановившись, главарь попытался вонзить свой кортик в руку лекаря. Вовремя заметив изменения в тактике Ультона, Кель успел разжать пальцы. Находясь в полёте, лекарь, не обратив на это совершенно никакого внимания, случайно провёл ребром правой ладони по лопатке главаря бандитов, и тут же плюхнулся на землю, охнув.
Великан пронзительно завопил, наконец-то выронив из руки свою дубину. Кель подумал, что действие адреналина в крови Ультона наконец-то закончилось, и он в полной мере ощутил боль от полученного в подмышку ранения, и заодно ощутил слабость во всём теле. Однако Монарх, который всё это время очень внимательно, почти неотрывно наблюдал за ходом событий, придерживался совсем иного мнения относительно того, что только что произошло – ведь это неприметное движение таило в себе гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Целитель нахмурился.
Юноша молча восхитился тем, насколько упорно Ультон не хотел расставаться со своей оглоблей, даже будучи раненым в артерию руки, в которой он держал свою дубину, и тем, как прытко при всём при этом главарь умудрялся двигаться.
Ярость полностью ослепила великана. У него не оставалось сил, чтобы кричать, зато ему вполне хватило воли, чтобы, сжав зубы, утробно, озлобленно замычать. Взъерепенившись, он впал в неистовство, и принялся исступлённо топтать землю, в попытках придавить несчастного лекаря. Правая рука главаря бандитов безвольно болталась в воздухе, и Джил ему даже посочувствовала. Немного. Совсем немного. Ведь он, в отличие от неё, забывшись в своём безумии, совсем перестал чувствовать боль. Кель почти безостановочно перекатывался по земле, во вполне успешных попытках не стать отбивной, попавшись под гигантскую стопу Ультона. В тот момент он чувствовал себя собакой, которой вначале приказали умереть, а потом дали команду крутиться. Как ни странно, это его немного подбадривало.
За это время Джил успела подобраться к великану настолько близко, насколько было возможно, при этом не попав к нему в поле зрения. И, наконец, улучив удобный момент, когда Ультон в очередной раз топнул мимо Келя, и остановился всего на одно мгновение, чтобы передохнуть, артистка метнулась к нему, и, неловко наклонившись, перерезала великану сухожилие под левой коленкой. Движение было всего одно, но девушка совершила его с таким остервенением, что лезвие кинжала аж скрежетнуло по кости.
Глава разбойников рыкнул, но как-то неубедительно, а скорее, жалостливо. Его повреждённая нога подкосилась, но он успел своевременно, хоть и рефлекторно, перенести вес тела на другую ногу, и, поэтому, сумел сохранить вертикальное, но неустойчивое положение тела. Джил закатила глаза – с одной стороны, она зауважала Ультона: всё-таки, настолько стойких людей встретишь не часто, но с другой, его упёртость достала её сверх всякой меры. Разозлившись, артистка подняла ногу, и смачно, со всей силы, врезала каблуком сапога главарю по обратной стороне соседней коленки. И только тогда разбойник рухнул, но лишь на колени, а своими безразмерными кулаками он всё ещё продолжал упираться в землю. Что примечательно, кортик из левой кисти он так и не выпустил.