Дмитрий Александрович Фёдоров
Природа боится пустоты
Борьба Византии за Италию
Спустя два года после казни Боэция умер и король Теодорих. В последние годы он пытался наладить отношение с Константинополем и даже направил туда большое посольство во главе с папой Иоанном I. Предполагалось, что представительная дипломатическая миссия сумеет добиться смягчения мер против ариан, а также обеспечит поддержку наследникам Теодориха: его дочери и внуку. Однако папа и римские сенаторы едва ли могли, а, вероятно, и не стремились удачно выполнить поручение своего короля. Император Юстин принял их достаточно тепло и установил с ним замечательные личные отношения, но в Италию они вернулись ни с чем. Разгневанный Теодорих бросил Иоанна в тюрьму, где слабый здоровьем папа умер от жестокого обращения. В королевстве начался террор против католиков, из-за чего разлад между готами и римлянами существенно усилился. Когда в 526 году престарелый Теодорих, наконец, скончался, многие его подданные были убеждены, что он отправился прямиком в ад.
Еще через год императором стал Юстиниан – один из наиболее выдающихся монархов раннего средневековья, чьё правление ознаменовалось окончательным переходом от античных традиций к новой эпохе. Указом императора была проведена масштабная реформа правовой системы, а также полностью перестроен сгоревший ранее собор Святой Софии, ставший самым грандиозным храмом христианского мира. Также Юстиниан задался целью отвоевать у западных варваров все имперские земли, какие получится вернуть. Ранее, военные таланты Теодориха не давали византийцам ни единого шанса на успех, однако теперь ситуация изменилась. Отсутствие сильного наследника привело к разладу внутри остготов, а их союзы с другими племенами разрушились: отношения с вандалами ухудшились, вестготы восстановило свою автономию, а франки начали экспансию и в итоге добились преобладания на Западе. Юстиниан не преминул воспользоваться благоприятными обстоятельствами и вторгся в Италию, а также в Северную Африку.
На первых порах все складывалось удачно для императора: варварские армии удалось разбить, а местное население радостно встретило его как освободителя от варварского гнета. Впрочем, вскоре люди выяснили, что хуже продажных византийских чиновников могут быть только огромные византийские налоги. Многие жители начали мечтать о возвращении вандалов и готов, тем более что последние смогли собраться с силами, и в итоге война затянулась на двадцать лет, закончившись лишь в 552 году битвой при Везувии, где был убит последний король остготов Тейя. За это время Рим пять раз переходил из рук в руки, а многочисленные осады и штурмы низвели его до положения захудалого разрушенного поселения. Обе стороны проявляли невероятную жестокость, убивали заложников и мирное население, полностью разорив Италию. Цветущие провинции обезлюдили, и вместо богатых земель византийцы получили слабый и бедный регион, который было к тому же непросто удерживать. На захват Галлии и войну с франками Юстиниан уже не решился.
С другой стороны император проявил завидное рвение в деле окончательного искоренения язычников: их семьи крестили насильно, а особо упорствующих судили и жестоко наказывали (в том числе, отбирая все имущество). Последние языческие храмы, в том числе и в завоеванной Италии, разрушали. В 529 году была закрыта Академия, хотя такое действие носило скорее символическое значение: лидирующее положение среди учебных заведений Империи давно занимал Константинопольский университет, священная роща, где преподавал Платон, была вырублена Суллой еще в I веке до нашей эры, а сама школа уже неоднократно исчезала и возрождалась усилиями отдельных энтузиастов. Тем не менее, лишившись своей самой знаменитой школы, Афины утратили статус культурного центра и быстро превратились в глухой провинциальный город. Многие преподаватели академии отправились в Персию, где получили благосклонный прием от ценителя мудрости Хосрова I. Вмести с ними на Восток ушли драгоценные свитки с литературным, философским и научным наследием античности.
Юстиниан умер в 565 году, а спустя всего три года Италия, не успевшая еще восстановиться от былых потрясений, подверглась вторжению свирепого германского племени лангобардов. Местных сил для защиты не хватило, а у Константинополя отсутствовали средств, чтобы вовремя высылать достойные подкрепления. Власть Империи в Италии оказалась подорвана, и за последующие двести лет лангобарды постепенно отобрали у византийцев все итальянские земли, кроме тех, которые успеют захватить сарацины. Сенат прекратил свое существование к 630 году, от римской цивилизации не осталось ничего, кроме развалин. Сам Рим формально так и оставался в зависимости от Византии, пока франкский король Пипин Короткий не подарил его папскому престолу вместе с некоторыми отобранными у лангобардов землями.
Античное наследие в Византии
На востоке в Византии судьба эллинского наследия оказалась на удивление схожей с тем, что происходило на Западе. Пока христианство еще не сделалось всеобъемлющим, древние книги массово переписывались в императорском скриптории, однако, начиная с Юстиниана, тенденции поменялись, и началось постепенное забвение античной мудрости. При этом с самого начала в Византии фактически существовало две философии: языческая, которая продолжала развивать античное наследие, не вмешиваясь в богословские вопросы; и христианская, которая обеспечивала теологию понятийным аппаратом, позаимствованным у язычников.
Приспособить греческие наработки к потребностям богословия оказалось непросто, но никаких других попросту не существовало. Главной проблемой оказалась необходимость как-то рационально описать нисхождение Бога в нашу материальную реальность, и для этого наиболее подходило учение неоплатоников с их концепцией лестницы бытия. Собственно, лишь это направление мысли могло предоставить необходимые понятия, и христианским теологам приходилось работать с тем, что имелось. Впрочем, у византийских богословов имелся куда более богатый исходный материал, чем у их западных коллег. Так, неоплатоник Ямвлих (ученик Порфирия) глубоко проработал концепцию постепенной эманации Единого в виде порождающих друг друга триад, а глава афинской Академии Прокл развил эту систему еще глубже, детально описав уровни сущего.
В этом контексте в Византии неизбежно должен был начаться спор об универсалиях, который также опирался на решение Порфирия, и наиболее распространенной оказалась позиция умеренного реализма гласящая, что общие понятия реальны, но не могут при этом существовать сами по себе отдельно от конкретных вещей. Характерно, что римлянин Боэций пришел к аналогичному заключению. Другое дело, что данная, принятая восточными отцами церкви, точка зрения никогда серьезно не оспаривалась византийскими интеллектуалами.
После полного изгнания язычества ситуация оказалась плачевной. Изначально с греческими текстами Аристотеля и Платона работали в основном еретики – несториане и монофизиты, – тесно сотрудничающие с местными философскими школами. Теперь же оказались запрещены и те и другие. Фактически в Империи шла борьба различных богословских группировок, во многом отражающая стремление отдельных регионов к культурной и экономической автономии от Константинополя. На определенный период победу одержала центральная власть, хотя все попытки силой посадить на церковные кафедры ортодоксальных (лояльных императору) патриархов приводили лишь к бунтам или возникновению обширных подпольных религиозных групп.
Противоречия так и не удалось решить в рамках единой конфессии, поэтому восточные и африканские регионы Византии в итоге выберут путь полного отпадения от Империи – путь ислама. Но это произойдет чуть позже, а пока изгнанные из Афин языческие философы вместе с покинувшими Эдессу сирийцами-несторианами осели в Персии, где Хосров I активно покровительствовал наукам и искусствам. Сасанидский император был большим поклонником эллинской учености и даже знал греческий язык. По его указанию многие труды по философии, математике, астрономии, медицине и ремёслам были переведены с греческого и сирийского на пехлеви (позже их переведут с пехлеви уже на арабский). Некоторые философы так и не смогли принять персидских порядков и вернулись обратно в Византию, однако зороастриец Хосров включил в мирный договор с Константинополем отдельное требование о безопасности этих людей. Тем не менее, многим грекам и сирийцам было некуда возвращаться, поэтому они продолжили работать под сасанидским покровительством.
Позже, к VIII веку византийцам все же потребовалось сформировать логичную и стройную систему для рационального изложения ортодоксального христианского мировоззрения. Эта задача возникла как из-за непрекращающихся внутренних религиозных конфликтов в Империи (которые всегда были неотделимы от политических), так во многом из-за необходимости противостоять исламской теологии. Вновь оказался востребован Аристотелизм (в полной мере использовавшийся магометанами), и его влияние в Византии несколько возросло, но выйти из тени неоплатонизма он так не смог. До самого конца Аристотеля толковали по Порфирию (а иногда даже по Боэцию) и воспринимали как автора, служащего лишь для введения в глубины учения Платона. Такж полагалось, что их взгляды вполне соотносятся с христианскими догматами. Западу этот путь еще только лишь предстоял.
Триумф ислама
Рассвет Римской Империи знаменовал начало ее неизбежного упадка. Еще задолго до начала кризиса общество становилось все более аграрным, число мелких и средних хозяйств сокращалось, а у крупных землевладельцев имелись и желание, и силы, чтобы отстаивать свою независимость от центральной власти. Эти тенденции лишь усилились, когда в результате непрекращающихся конфликтов многие города оказались разграблены и разрушены, торговля расстроилась, а ремесла пришли в упадок. Экономический крах и варварские нашествия завершили падение Западной части Империи, но для ее Восточной половины последствия оказались не столь печальными. Отбросив погибающие европейские провинции, она достаточно быстро восстановила свой военный и торговый престиж. Правда для этого потребовалось полностью поменять культурную среду, объединив в одной религии одновременно и воззрения на божественность единого монарха, и многие популярные античные традиции.
Со времен Юстиниана могущество Византии держалось на контроле плодородных земель и торговом посредничестве между Востоком и Западом, однако процветание Империи продлилось недолго. Сперва Хосров I отвоевал у нее часть восточных владений, а затем последователи пророка захватили Сирию, Египет и Северную Африку. Еще позже итальянские и французские торговые города отобрали у византийцев и контроль над морем, после чего падение бессильного Константинополя под натиском мусульман стало неминуемым.
Победа ислама оказалась достаточно легкой: сражаться приходилось немного, а завоеванные регионы с радостью избавлялись от гнета коррумпированной и жадной Империи. Магометане не были столь фанатичны, как средневековые православные христиане, а их обряды налагали куда меньше ограничений. Власть арабов оказалась мудрой, рациональной и терпимой: на людей другой веры накладывалась весьма терпимая дань, а их культуру никто не ограничивал. Конечно, со временем всему этому придет конец, и мусульманские дворы станут символом интриг и продажности, однако на начальном этапе ислам очень быстро достиг уровня Восточной империи и даже превзошел ее, захватив Южную Италию и Испанию. Султаны открывали многочисленные дома мудрости, где образованные люди изучали и переводили сочинения греков, составляли к ним комментарии, а также проводили собственные исследования и наблюдения. Здесь в молодом, развивающемся и динамичном исламском мире родилась та репутация Аристотеля, которая сохраняется за ним до сих пор, тогда как ранее он считался существенно ниже Платона.
Арабы (точнее, жившие под их властью народы, поскольку непосредственно арабских мыслителей было не так много) оказались наследниками той части греческой традиции, которую полностью забыли на Западе и почти утратили в Византии. Когда возникнет потребность, то именно мусульманская Испания и в некоторой степени Сицилия вновь познакомили Европу с Аристотелем, а также с геометрией, астрономией, алгеброй и химией. Разумеется, все эти знания сперва прошли через неоплатонизм и византийское христианство, были переведены с греческого языка на сирийский, потом на пехлеви, затем – на арабский, и в самом конце – на латынь. Разобраться в получившемся результате было крайне сложно. Схоластика попыталась совместить новое знание с христианским учением, но не справилась со своей задачей, и в попытке очистить истинного Аристотеля от позднейших наслоений как раз и возникло то, что позже превратится в научный метод. Но если бы мусульманский мир не сохранил античные тексты, эпоха Возрождения могла бы протекать совершенно иначе.
ЭПИЛОГ. ТЬМА БЛИЗКО
Христианство и языческая культура
Сложно сказать, что приносило больше вреда Римской империи – внешние проблемы или внутренние – одно влекло за собой другое и оба фактора усугубляли друг друга. Если же говорить об интеллектуальной жизни, то здесь не требовалось никакое влияние извне: политические процессы на Западе и Востоке хоть и являлись противоположными по содержанию, но в обоих случаях нашли опору в христианской церкви, которая обрела силу уже хотя бы потому, что обращалась к народным массам, а не отдельным людям. Античная культура никогда не предназначалась для многих, тогда как слова Евангелия требовалось донести каждому: и господину, и рабу. В таких условиях уже нельзя было говорить людям то, что они не смогли бы понять, и потому высшие места церковной иерархии всё чаще занимали те, кто умел увлечь проповедью толпу.
При этом не совсем верно говорить, будто христианство специально поддерживало невежество. Это не так. В первую очередь потому, что большая часть всех древних знаний сама по себе являлась смесью невежества и суеверий. Но это не единственная причина. Даже безо всякого христианства Империя теряла баланс монархических и республиканских институтов, на границе которых только и могла еще существовать свободная мысль и условия для творчества. В самом деле, были забыты не только философские идеи или геометрические теоремы, но также и умения скульпторов, художников и поэтов. Запад распадался под натиском варваров, а Восток превращался в автократию. Германские племена не нуждались в науках, тогда как Константинополь видел в языческой мудрости голос против своей абсолютной власти. Отдельные регионы все больше стремились к автономии, поскольку экономические связи терялись, а жадная центральная власть воспринималась даже большим злом, чем варвары. Требовалось хоть как-то сдерживать общество и территории вместе, но теперь это получалось, только оперившись на все население целиком. Именно так поступила Церковь, давшая людям общую веру, а все другие общественные силы, которые не захотели или не смогли привлечь на свою сторону большинство населения, попросту проиграли. Разумеется, в таких условиях нельзя было допускать свободу мнений, но также очевидно, что невозможно было сделать образованным каждого, а потому гораздо проще оказалось просто осудить и заклеймить образование.
Даже если бы мы ничего не знали о том, что Древний мир стоит на пороге своего распада, нам было бы вполне достаточно прочитать труды некоторых Отцов Церкви, чтобы понять весь масштаб происходящих изменений. Христианские иерархи с ужасом и презрением отвергали всякую античную мысль, которую не удавалось примирить с Писанием. А поскольку Писание требовалось понимать буквально, то отвергнуто было почти все, что не касалось идеалистических рассуждений о природе божественного. Однако нигде, пожалуй, желание уничтожить греческое наследие не проявило себя столь сильно, как в вопросе о форме Земли и о движении планет – тех областях, где античность достигла наибольших вершин. Здесь христианство неколебимо встало на позиции близкие самым древним шумерским и египетским воззрениям. Единственное принципиальное отличие заключалось лишь в том, что вавилонские жрецы не имели еще способов получить многие знания о небе, но стремились их узнать и накопить. Христиане же действовали обратным образом.
Позиция Александрийской школы
Нужно отметить, что самые ранние последователи Христа не питали особой вражды к научным знаниям, и это вполне объяснимо для нового учения, которое стремилось закрепиться внутри сложной и многогранной культуры античного мира. Все римляне не могли стать невежественными в один миг. Так, апостол от семидесяти и римский епископ (папа) Климент I в своем послании к коринфянам, написанном около 96 года, говорит, что Солнце, Луна и планеты кружат в установленном Богом согласии, а также упоминает антиподов, живущих в недоступной для нас части Земли.
Если же говорить об Александрии, то авторитет греческой учености в этом городе были столь велики, что игнорировать ее оказалось невозможным еще очень долго. Александрийская богословская школа даже попыталась объединить христианство и эллинскую философию, а ее наставники преподавали ученикам диалектику, физику, математику, геометрию и астрономию, хотя, разумеется, основной упор делали на теологию. Неудивительно поэтому, что возглавлявший эту школу в 200 году богослов Тит Флавий Клемент (не имевший никакого отношения к упомянутому выше римскому епископу) хоть и предложил видеть изображение целого мира в устройстве еврейского походного храма – скинии, – но строил свои аллегории на фундаменте греческой мысли. Семисвечник у него олицетворяет движение небесных светил, причем центральный светильник соответствует Солнцу. Также высказывалась версия, что две устанавливаемых в скинии золотые фигуры с шестью крыльями изображают Большую и Малую Медведицу, в которых также было по шесть звезд. Хотя допускалось, что эти фигуры соответствуют двум земным полушариям.
Ориген – ученик и приемник Клемента в должности главы Александрийской школы, – положил немало сил на синтез неоплатонизма и христианства, но также предложил оригинальную трактовку той части Книги Бытия, где говорится, как Бог разделил воду на ту, что под твердью, и ту, что над твердью. По мысли Оригена эти слова следует понимать исключительно метафорически, в том смысле, что нам надлежит отделить наш дух от бездны мрака.
Позиция радикальных Отцов Церкви. Лактанций
Увы, влияние Александрии на римский мир было слишком слабым. Всё громче раздавались голоса тех, кто не желал иметь ничего общего со старым язычеством, по вине которого, якобы, и происходили все те несчастья, что непрерывно обрушивались на Империю и ее жителей. Любые достижения дохристианской мысли объявлялись не более чем блестящими пороками. Одним из главных апологетов данной точки зрения являлся Лактанций, образованный уроженец Сереной Африки, принявший христианство в 53 года и написавший несколько произведений против тех, кто еще испытывал уважение к старым античным ценностям. Догмат Писания отстаивается в этих текстах с неколебимой убедительностью, а греческая философия подвергнута всеобъемлющей критике. С литературной точки зрения все эти работы написаны великолепно: их стиль и язык безупречны. Влияние этих текстов оказалось столь велико, что в 317 году Лактанция назначили воспитывать старшего сына Константина Великого.
Смысловое содержание сочинений Лактанция заслуживает, однако же, отдельного внимания. Остановимся только лишь на третьей книге «Божественных установлений», в которой осуждается ложная мудрость языческих философов. С самого начала заявляется, что они никогда не могли говорить верно, ибо узнали истину не от Бога, то есть не из Писания. Собственно, на этом аргументе можно было бы закончить, но Лактанций идет дальше. Опровергнув с помощью красивой игры слов всякую возможность получать знания из рассуждений или фактов, он приступает к критике накопленной греческой мудрости. Основное внимание, впрочем, уделяется тому, насколько неверно каждый из философов понимал добродетель и благо, которые на самом деле состоят в обретении правильной религии. Но в книге упоминаются и различные нелепости, которые были открыты философами по ошибке, в пылу гордыни или из ложных предпосылок. Так, утверждается совершеннейшая абсурдность того, что орбита Луны может быть намного больше круга земного. При этом до разбора математических вычислений Лактанций не опускается, а просто порицает математиков за их дерзость.
Отдельный раздел посвящен вздорной теории о существовании антиподов, чьи ступни расположены выше головы, а деревья рядом с ними растут корнями вверх. Лактанций не сообщает о том, что антиподы – это лишь гипотеза, и на самом деле многие философы сомневались в том, что противоположная часть Земли обитаема. Для него это тезис, который доказывает нелепость языческих выдумок. Шарообразность мира, по его словам, выводилась древними исключительно из круговых движений Солнца, Луны и звезд. Более сложные аргументы, например, о форме земной тени во время лунных затмений, или же о том, что на разных широтах видны различные части звездной сферы, Лактанций игнорирует. Зато он поясняет, что принципа движения светил никто не видел, а потому и рассуждения о нем суть просто фантазии. Далее следует ложный тезис, что философы будто бы обязательно полагали шарообразную Землю единообразной со всех сторон – с полями, горами и людьми – ведь шар везде одинаков. Все сказанное подается в виде перечисления заведомо нелепых утверждений, которые даже не нужно опровергать. Напоследок же Лактанций припас самый сильный свой аргумент, а именно – вопрос: почему же антиподы не падают вниз. Всякие возражения заранее парируются пояснением, что тезис о стремлении тяжелых предметов к центру мира – это ошибка и ложь, за упорство в которых людей можно лишь пожалеть. Лактанций сообщает также, что может привести еще немало доводов против шарообразности Земли, но не станет этого делать, поскольку необходимо завершать книгу, а разъяснить все глупости в любом случае невозможно. Что характерно, но книга на этом отнюдь не заканчивается, поскольку далее следуют очень длинные и пространные рассуждения о философии и о религии.
Наиболее характерным в этой работе Лактанция является, однако же, не ее содержание, но то, что автора приведенных суждений сделали наставником наследника престола.