Илья Александрович Земцов
Суждено выжить
Население деревень прокормить всех не могло, ибо само переходило на подножный корм. Немецкими тылами много людей шло в разных направлениях: военные, гражданские, старики, женщины, дети. Все деревню знали как кормилицу и заходили в нее. Одни просили ради Христа, другие воровали, третьи брали под угрозой оружия. Немцы считали себя хозяевами и отбирали все: хлеб, скот, одежду. Крестьяне все прятали. В начале августа беженцам и выходившим из окружения солдатам пришло облегчение, поспела на колхозных полях картошка. Картофельные поля колхозов были объявлены собственностью Третьего рейха.
Меркулов пока не слагал с себя обязанностей командира, так как он был знаком с данной местностью. Он шел впереди, за ним, растянувшись в две колонны, следовали его подчиненные, голодные и усталые. Часто делали привалы. По пути подобрали трех лошадей. Одну даже с седлом. На лошадях ехали те, кто не мог идти.
«Пора бы и пообедать, – басом закричал Морозов. – От ягод и травы в животе Илья Пророк с грохотом ездит. Во рту горечь, слюна течет, словно у бешеной собаки». «Да, – хриплым голосом подтвердил Темляков. – Целые сутки я ничего не ел. Так можно и ноги протянуть».
«Командир! Почему не проявляете заботы о людях? – Продолжал Темляков. – Надо что-то предпринимать. Предлагаю убить одну лошадь». «Обождать! – Сказал Морозов. – Лошадка еще послужит нам верой и правдой. Надо, мне так кажется, посетить деревню. Может, кое-что и позаимствуем, накопаем картошки. Поднимай паруса, братишки!»
«Ты что так громко кричишь, – предупредил его Меркулов. – Кто, товарищи, добровольно пойдет в деревню?» «Разрешите мне, товарищ командир», – сказал Морозов. «Разрешаю! Подберите еще двух человек». «Со мной пойдут Темляков и Шишкин». «Не возражаю, – ответил Меркулов. – Но при условии, что вернетесь вы не позднее чем через два часа. Сюда, где мы находимся сейчас. Дольше мы вас ждать не будем. Если нас здесь, на этом месте, не застанете, могут быть всякие обстоятельства, ищите нас на опушке леса». Меркулов подробно рассказал где.
Ребята немедля ушли. Вышли к железной дороге. Пришлось быстро отступать, бежать в лес и ложиться. По железной дороге шли немцы. Их было более ста человек. Еще какое-то мгновение, и могли бы поплатиться жизнью.
«Сделаем бросок метров двести», – предложил Морозов. Встали и побежали в другую сторону от ребят. Их остановил окрик: «Стой, кто идет». Темляков ответил: «Свои». Близко на подходе предупредил часовой: «Стрелять буду».
«Кого ты охраняешь? Уж не немцев ли». «Какое твое дело, – послышался грубый ответ. – А ну проваливай, не подходи близко». Морозов, невзирая на предупреждения часового, шел на сближение. Предупредил: «Ты не кричи. Совсем близко по железной дороге идут немцы. Наши отступают. Шоссе Шимск-Новгород уже занято немцами. Фашисты сегодня уже будут на подступах к Новгороду. Их пока некому держать». «Кроме вас, дезертиров», – огрызнулся часовой и передернул затвор винтовки.
«Ты что, белены объелся, – негромко крикнул Морозов. – Зови начальника караула. Выстрелишь, на выстрел через пять минут придут фрицы». Часовой крикнул: «Карнач, на выход». Через три минуты пришел высокий старшина. Он закричал на Морозова: «А ну, проваливай, дезертир». Морозов негромко ответил: «Прошу не оскорблять и не кричать. Рядом немцы, услышат. В другом месте я бы поговорил с вами. Сейчас не время и не место. Если не веришь, пойдем посмотрим».
В это время со стороны железной дороги раздались автоматные очереди и крик немцев. «У тебя, старшина, сколько народу?» – спросил Морозов. «Со мной десять человек», – ответил уже мирным тоном старшина. «Тогда командуй! Как старший по званию. Мы пока в твоем распоряжении. Я посылаю одного человека к своим за помощью, они тут рядом, – негромко сказал Морозов и тоном командира приказал Темлякову. – Бегом к своим. Веди всех сюда». Старшина подал команду своим. Все залегли. Заняли оборону. Немцы прошли по железной дороге. Меркулов привел свой взвод. «Моя фамилия Аристов», – доложил старшина Меркулову. «Что будем делать с продуктами?» «Будем прятать, пока не обнаружили немцы. Сразу и приступим к этой работе». «Мои ребята голодные, надо накормить. Кому принадлежат эти продукты?»
Аристов по всей форме доложил: «Нас из Рязани прибыл целый железнодорожный состав, численности не знаю. В пополнение горнострелковой дивизии». «Это к нам», – подтвердил Меркулов. Аристов продолжал: «Сегодня в пять утра все ушли в Шимск. Остались мы одни. За нами хотели прислать подводы с транспортной роты». «Сейчас уже никто не приедет, – ответил Меркулов. – Дай Бог, если сумели ноги унести». «Андрей, накорми ребят», – попросил Аристов.
«Есть накормить, товарищ старшина», – из-за большой раскидистой ели вышел высокий горбоносый ефрейтор. «Пошли, ребята», – сказал он. Подвел к закрытым брезентом ящикам. Выдал каждому по две банки консервов. Достал из полевой сумки толстую книжку и что-то записал. «Это наш кладовщик», – сказал Аристов. «Ясно!» – Ответил Меркулов. «Андрей, накорми всех досыта», – распорядился Аристов. «Хлеба нет, товарищ старшина». «Выдай сухари».
После обеда Меркулов провел короткое совещание. Он говорил: «Товарищи, мы находимся уже на временно оккупированной фашистами территории. Фашисты наши враги. Мы должны и обязаны их убивать. Иначе они нас убьют. Наши войска временно отступили. Мы не поспели отступить и оказались в тылу врага. Поэтому мы должны еще крепче сплотиться между собой, то есть один за всех и все за одного. Мы сейчас на правах боевого подразделения Красной Армии. Поэтому у нас должен быть командир, которому мы должны дать все полномочия не только командира, но и уполномоченного советской власти». «Будешь ты за командира и уполномоченного советской власти», – крикнул Темляков. «Не возражаем», – послышались голоса. «Если доверяете мне командовать, прошу поднять руки». «Единогласно», – сказал Аристов. «Своим заместителем назначаю товарища Аристова». Окинув всех взглядом, Меркулов спросил: «Коммунисты среди нас есть?» Все молчали. «Комсомольцы?» Подняли руки трое. Политруком стал Шишкин, который держал поднятую руку дольше всех.
«Сейчас, товарищи, надо подобрать тайники, куда прятать, что имеется на складе. Этим делом займемся я, Аристов, Шишкин и Андрей. Пошли, товарищи, по очереди по двое искать места для тайников». На складе продуктов оказалось много: мука, крупа, сухари, сахар, консервы мясные и рыбные, масло, свиной шпик, спирт и колбаса.
Работа закипела: копали ямы, таскали ящики, возили на спинах лошадей мешки. Ямы маскировали мхом, травой, сучками. Закончили работу поздним вечером. Меркулов все пометил на карте и привязал к ориентирам. На обороте карты сделал условную запись. Ознакомил Аристова и Шишкина. Около 200 литров спирта спрятали отдельно. Притом знали только трое, Меркулов и его заместители. Назначили караульных и легли спать. По очереди караулы проверяли Меркулов и замы.
Утром после обильного завтрака Меркулов подал команду: «Выходи строиться!» Большинство вяло становилось в строй. Когда все встали в строй, Меркулов сказал: «Товарищи, продуктами вы запаслись каждый на полмесяца, поэтому будем пробираться к своим. Где-то под Новгородом, а может и ближе, наши немцев остановят». Поднялся гомон, говорили все: «Пока отдохнем, зайдем в глухомань. Война только начинается, поспеем, навоюемся». Многие почувствовали сытость и свободу. Они считали, что для них сейчас нет ни власти, ни закона. В слабые душонки запал страх за жизнь.
Из строя вышел Аристов и звонким командирским голосом крикнул: «Прекратить разговоры! Смирно! Мы вчера избрали командира. Дали ему все полномочия, поэтому давайте без пререканий выполнять его распоряжения и команды. Будем соблюдать закон военного времени. Шагом марш! Веди нас, командир». На привалах некоторые уединялись, шушукались и открыто говорили: «Мы вам не товарищи». Это те, у кого семьи уже находились в оккупации. В первый день отстало восемь человек. На второй день еще семь. Но зато к отряду примыкали новые выходившие из окружения люди и лишь потому, что были продукты. За счет продуктов подразделение выросло до ста человек. Вооружены были винтовками, карабинами и двумя ручными пулеметами. Патронов и гранат было достаточно. Лошади были навьючены продуктами и боеприпасами. Семь человек из отряда было выделено специально для выкапывания картошки и заготовки других продуктов. Они уходили вперед до места привала на обед и на ночлег. Готовили обед или ужин. Не спешили, так как не знали, где линия фронта. Сведения от местного населения получали весьма противоречивые. Гула арткононады не было слышно.
Заступил в свои права сентябрь. О войне напоминали только пролетавшие низко над лесом наши самолеты. Люди им радовались. Немцы пускали ложные слухи, что Москва и Ленинград взяты ими.
Ночью в лесу стояла удивительная тишина. Только с появлением солнца лес оживал. Пернатые просыпались: пели, шипели, трещали на разные голоса. Ранним утром подразделение, если его так можно назвать, решило пройти одним небольшим селом, по приглашению местного жителя, который просил показаться, поднять настроение жителей, что советская власть существует. Растянувшись на километр, шли напрямик полем к селу. Названия села никто не знал. Село только что проснулось. На улице было пусто. Пели петухи, кудахтали куры. Из труб домов валил густой черный дым. Сначала дым поднимался высоко, затем резко опускался вниз и рассеивался по сельской улице. Пахло жизнью, теплом и уютом. Соскучившиеся люди ждали отдыха, чего-то родного, близкого сердцу. Не дошли полкилометра до крайнего дома, как дремавшая улица ожила. Впереди идущий Меркулов увидел, что немцы в панике бегали по улице, готовясь принять бой.
Из села застрочил пулемет. Стреляли из винтовок. «Назад, бегите в лес. Мы вас прикроем». Пули пока не причиняли никому вреда. Люди бросились бежать в лес. По команде Меркулова 15 человек с двумя ручными пулеметами залегли в глубоких бороздах в поле. Немцы осмелели, вышли на край села. Темляков из ручного пулемета открыл по немцам, то есть по селу, огонь. Они бросились за дома, а затем побежали из села.
Немцы в селе появились два дня назад. Удобно, со вкусом расквартировались. Занялись сбором продуктов для армии, тряпок и домашней утвари. В основном это были пожилые люди и участники давно прошедшей Германской войны. Они знали толк во всех вещах.
Они чувствовали себя как дома. Им говорили, что русской армии больше нет. Все солдаты и офицеры в плену, в немецких концлагерях. Эти лагеря и колонны русских пленных на дорогах они видели своими глазами. Они видели заполненные людьми вагоны. Русские солдаты появились в далеком тылу. Это не к добру, думали старики. Поэтому решили бежать подальше от греха. Морозов подолгу целился в убегающих немцев, но не попадал. Большинство собралось на опушке леса. Меркулов ругал: «Зачем стреляли по селу». «Немцы-то как здорово сиганули», – смеясь, говорил Морозов. «Что смеешься? – Спросил Аристов. – Сейчас жди карателей. Они расквартированы в соседнем селе. Надо собирать народ и дать хорошую трепку карателям, если они появятся. Из ста двадцати человек на опушке осталось тридцать два. Остальные убежали в лес».
Каратели не заставили себя долго ждать. Шестьдесят человек с собаками вышли в поле и направились к ребятам.
«Примем бой, без моей команды не стрелять», – передал Меркулов. Почти за километр каратели по опушке леса стреляли из автоматов и что-то кричали. Не доходя до леса около полукилометра, каратели разделились на три группы. Две крайние направились в обход. Средняя с тремя собаками шла прямо. Не доходя ста метров до опушки леса, отпустили собак. «По собакам стрелять троим, – скомандовал Меркулов. – Аристов, убрать офицеров. Остальным огонь по фашистам и их прихвостням-полицаям». Раздались одиночные выстрелы, и собаки закрутились на одном месте. Упал офицер. К нему подбежал сержант и тоже неуклюже упал. Ударили пулеметы. Стреляли из винтовок. Еще два офицера. К ним подбежали солдаты и пытались утащить в борозды, оба солдата тоже упали и больше не двигались. Немцы залегли. Аристов с винтовкой с оптическим прицелом бил по очереди немцев и полицаев. «Пора отходить, – сказал Меркулов. – Степан, останешься для прикрытия отхода. Оставишь один ручной пулемет и трех человек». «Есть остаться», – сказал Аристов и назвал фамилии, кто останется. Осталось четыре человека во главе с Аристовым. Прицельно стреляли из пулемета и винтовок. Каратели лежали, а некоторые ползли назад и прятались в глубоких бороздах. Каратели поняли, что остались только для прикрытия. Снова поднялись для атаки. Но тут же залегли, потеряв несколько человек.
«Ребята, догоняйте своих. Возьмите мою винтовку. Я возьму пулемет». Аристов для прикрытия отхода остался один, он не давал карателям поднять головы. Бил как снайпер метко. Быстро поднялся и скрылся в лесу. Пробежал метров триста. Встал за ствол толстой ели. Прислушался, кто-то, крадучись, приближался к нему. Полицай, озираясь по сторонам, остановился и прислушивался к окружающему лесу. Аристов стоя прицелился, раздалась короткая очередь. Полицай, как птица, взмахнул руками и с криком рухнул на землю. Аристов не спеша подошел, взял автомат, диски к нему и документы. Догнал своих через час. Хорошо, что Меркулов на каждом километре оставлял по человеку для сопровождения.
Каратели погони устраивать не стали, побоялись. Из 120 человек в подразделении Меркулова остались тридцать два. Остальные разбежались. Пока от голода спасала картошка. Но немцы ее по-хозяйски убирали. Принудительно выгоняли местное население, русских военнопленных. Копали и немецкие солдаты. Меркулов решил вернуться к тайникам с продуктами. Аристов и Шишкин его поддержали: «Загрузиться продуктами и искать партизан. Партизаны уже кое-где прославили себя».
Меркулов начал колебаться. Патриотизм пропал. Он думал: «Партизан не найдем, пойду к сестре». Она жила в деревне Борки на шоссе между Новгородом и Шимском. «Пока поживу у нее, а там время покажет, надо ли бродить по лесам без пользы и подвергать себя опасностям. Немцы поймают с оружием – не помилуют, сочтут партизаном и повесят. Ведь живут и при немцах в деревнях молодые мужики и парни. Узнаю, где свои и как пройти. При первом удобном случае уйду. Да и где они, свои».
Среди местного населения немцы распространяли слухи: Ленинград капут, Москва окружена. Русское правительство в Новосибирске. Немецкие войска устремились к Уралу. В деревнях многие верили немецким сказкам. Говорили, какая их силища нагрянула на наши земли. Самолеты в небе одни немецкие. Наши пролетают, но очень редко.
Отряд Меркулова с каждым днем убывал. Люди просто уходили. Удержать их было невозможно. Дисциплины, как первоначально, уже не было. Тавричанин Емеленко рассуждал так: «Я верю немецкой пропаганде. Они нас победили. Я очень сожалею, что вместе с черниговцами не ушел к немцам под Новгородом. Гитлер обещает сделать Украину самостоятельной». «Иди хоть сейчас, никто тебя не держит. Немцы принимают всех, – кричал Темляков. – Туда ворота открыты, но оттуда будет узкая щель». Емеленко не унимался: «Боимся всего, как зайцы. Наши нервы не стали подчиняться даже рассудку. Хочется умереть, но к немцам пока не пойду. Вся эта бродячая жизнь опостылела». «Не надо, Емеленко, возмущаться, уходи, не держим, скатертью дорога».
Емеленко встал, грозно посмотрел на советовавшего Меркулова. Его бледное худое лицо исказилось, верхняя губа, покрытая редкими одиночными волосками и еле заметным пушком, задрожала. Он глухо выдавил из себя: «Объявляю анархию, то есть свободу всех действий». «Анархия мать порядка, махновщина», – сказал Темляков. «Я предлагаю пойти на Украину. У нас села большие, народ хороший, всех накормят и попрячут». «Емеленко, прекрати разговоры, – крикнул Меркулов. – Так говорят только предатели. Ты комсомолец, у сердца носишь комсомольский билет». Из-под нависших длинных бровей и ресниц гневом искрились глаза Меркулова. Он крикнул: «Взвод, становись». Но взвода уже не было. Было лишь одно отделение – всего 13 человек. Не было и двух лошадей, осталась всего одна, и та с большим трудом передвигала ноги.
Обросшие, грязные ребята становились в строй. «Этого только не хватало», – возмущались ребята. Меркулов не своим, как ему показалось, голосом крикнул: «Равняйсь! Смирно!»
Все, как гуси, вытянули худые шеи. Руки прижали к бедрам. Растягивая слова, Меркулов говорил: «Я временно избран вами командиром. Я человек не военный, дисциплину не смог поднять. Правильно Емеленко сейчас сказал. У нас анархия. Мы превратились в стадо баранов без вожака. Бразды правления я из рук выпустил. Во всем я виноват, поэтому прошу меня переизбрать». «Нет, – ответили все хором, – веди нас. Будем подчиняться». «Емеленко, выйди из строя», – сказал Меркулов. Емеленко вышел, глазами искал поддержки. Все на него смотрели строго. Он понял: пощады не будет. Поэтому быстро сориентировался и стал просить прощения. «На первый раз простим, – сказал Меркулов. – Если и в будущем поведешь себя так, пощады не жди. Будем судить по закону военного времени».
После долгих скитаний снова вернулись к тайникам с продуктами. Все было в сохранности. Нагрузили вещевые мешки консервами, сухарями, сахаром, крупой и салом. Прихватили и спирту. Лошадь тоже навьючили. Снова все замаскировали. Решили идти на зимовку в верховье реки Шелонь. Шли ночами почти неделю. Спали днем, выбирая глухие чащобы. Зашли в болото, не было ни тропок, ни дороги. Лошадь вязла по пузо. Часто приходилось ее вытаскивать. С большим трудом выбрались на боровину, окруженную болотом. Вернее, это был остров в болоте, покрытый старым смешанным лесом. Господствующее положение занимала ель, сосна, но много было березы, осины и пихты.
«Здесь мы пока и остановимся, – сказал Меркулов. – Отдохнем, наберемся сил, сориентируемся, что делать дальше».
Выкопали котлован для землянки. За один день построили добротную землянку. Оборудовали нары, устроили печку. От самолетов хорошо замаскировали. Вечером в теплой землянке устроили настоящий праздник. Привели себя в порядок: подстриглись, побрились, а некоторые даже помылись. Сварили вкусный ужин. Выпили по 100 грамм спирта, ели сколько хотели. Спали все крепким солдатским сном. Даже забыли выставить караул.
Жизнь в теплой землянке налаживалась. Сделали шалаш для лошади, заготовили сена.
При очередной проверке острова, а обходили его каждый день Аристов с Шишкиным, была обнаружена группа наших военных, по-видимому, офицеров. Видно было по обмундированию. Помимо немецких автоматов все вооружены пистолетами. Вместо советских ремней на всех портупеи. Доложили Меркулову. «Надо выяснить, – ответил Меркулов. – С выводами спешить не надо». «Мы побоялись подойти, – сказал Аристов. – Я подумал, может это переодетые немцы. Прислушался, разговор русский». «Они вас не видели?» «Вроде нет», – ответил Шишкин. «На знакомство пойдем все вместе, – сказал Меркулов. – Приготовить гранаты. Взять с собой ручной пулемет. Втроем подойдем к ним, остальных оставим в засаде. В случае схватки не подкачайте, ребята. Их не так уж и много. Если провокаторы, то мы с ними быстро покончим, в два счета». Морозов усомнился: «Никак не могу понять тебя, Павел Васильевич. В два счета, это за две минуты или за два часа. Мне кажется, любая операция измеряется временем». «Брось языком трепать, – крикнул Меркулов. – Каждая операция имеет конечный результат». Морозов огрызнулся, что-то невнятно сказал и отошел в сторону.
«За мной, ребята! – Командовал Меркулов. – Следите за моей рукой. Если я помашу пилоткой, окружайте их. Без сигнала не стрелять. Сигналом будет то, что я брошу пилотку вверх. На переговоры пойдем я, Морозов и Темляков».
Не дошли метров 200 до незнакомцев. Меркулов сказал: «Занять исходные позиции». Незнакомцы заметили подходивших парламентариев. Меркулов ответил: «Свои!» В десяти шагах от расположения сзади появились два человека с пистолетами, заставили положить оружие и обыскали. Сердце Меркулова ушло в пятки. Пожилой человек в гражданском костюме ласково сказал: «Располагайтесь как дома». «Вот это порядок», – подумал Меркулов. Мужчина спросил: «Кто вы, откуда?» Меркулов коротко рассказал, немного дополнил Морозов. «Мы являемся представителями фронта», – продолжал мужчина. Он предъявил документ, удостоверяющий его личность, и обращение нашего командования к военным, оказавшимся в тылу врага. «Мы вас с нашим проводником направим к своим». Меркулов ответил: «Надо посоветоваться с ребятами. Мы ищем партизан».
