полная версия

Айгуль Фаатовна Халиуллина
Криминалистика: теоретический курс

3. 4. Криминалистическое исследование запаховых следов (криминалистическая одорология)

Основные понятия криминалистической одорологии

Запаховые следы человека – разновидность следов-веществ, несущих информацию о запаховых особенностях биологических свойств конкретного человека. Следы запаха – это газообразная смесь воздуха с молекулами пахучего вещества.

Криминалистическая одорология – отрасль криминалистической техники, представляющая собой систему научных приемов и технических средств обнаружения, изъятия, исследования и хранения запаховых следов для их использования на предварительном следствии в целях идентификации конкретного человека и принадлежащих ему предметов, вещей, документов, иных объектов по индивидуальному запаху, а также решения диагностических задач.

Экспертиза запаховых (пахучих) следов человека – относительно новый вид экспертного исследования, в основе которого лежит ольфакторный метод биосенсорного исследования специалистами запаховых следов человека с использованием обоняния и рефлексии собак-детекторов. В настоящее время экспертные исследования запаховых следов человека выполняются в ЭКЦ МВД России, ЭКЦ МВД Республики Татарстан, ГУВД Алтайского, Краснодарского краев, ГУВД Волгоградской, Самарской областей. Разработаны и утверждены ЭКЦ МВД РФ более 20 паспортов методик экспертиз запаховых следов человека. За 2015 год одорологическими лабораториями было проведено более 3500 экспертиз и исследований.

Запаховые следы делятся на три группы: свежие, нормальные и старые. К следам первой группы относятся те, которые обнаружены в течение одного часа с момента их оставления. Нормальными считаются следы, выявленные в период до трех часов, а старыми спустя три часа после образования. Практика криминалистической одорологии свидетельствует, что в закрытых непроветриваемых помещениях запаховые следы сохраняются на хорошо впитывающих носителях до двух лет.

Анализатор пахучих веществ в кинологической одорологии – орган обоняния специально подготовленной служебной собаки. Наиболее эффективным средством идентификации запаха человека остается обоняние животных, а именно собаки. Поэтому объекты с запаховыми следами исследуются с помощью биодетектора (собаки).

Оптимальным источником пахучих веществ, индивидуализирующих субъекта, служат образцы его крови, которые отбирают в медицинском учреждении на тампониз нескольких слоев стерильной марли так, чтобы образовалось пропитавшее ее пятно диаметром 3–4 см.

Сравнительный ряд объектов – десять расставленных по кругу единообразных по внешнему виду запаховых проб, специально подобранных для конкретного исследования.

Качественные признаки: наличие (или отсутствие) индивидуального и видового запаха человека, пахучих помех.

Количественные признаки: высокая (или низкая) концентрация веществ, образующих запаховые следы человека (устанавливается в процессе ольфакторного исследования с применением собак-детекторов как их достаточность), а также посторонних пахучих включений (определяется экспертами органолептически при внешнем осмотре объектов и учитывается при подготовке контрольных объектов сравнительного ряда).

Методы и средства собирания запаховых следов при производстве следственных действий

Человек выделяет многие десятки химических соединений продуктов жизнедеятельности. Эти соединения образуются в организме в процессе обмена веществ и выделяются в окружающую среду с выдыхаемым воздухом, мочой, секретами потовых и сальных желез. Некоторые из них несут информацию о половой принадлежности, физиологическом, функциональном и эмоциональном состоянии человека.

В ходе осмотров мест происшествий невидимые запаховые следы обнаруживаются на остатках пахучих компонентов: крови и пота (пятен, потеков). В иных случаях запаховые следы изымаются и фиксируются вместе с предметами-носителями (одеждой, предметами туалета, орудиями и инструментами и др.).

В случае невозможности изъятия запаховых следов с объектом-носителем (на грунте, на бетонном полу и т. д.) изымаются запаховые следы (пробы) с предполагаемого объекта-носителя запахового следа.

Если объект консервировать нельзя, либо он необходим для другого исследования, запаховые следы сданного объекта также переносятся в банку, герметично закупориваемую притертой крышкой.

Сравнительные запаховые образцы человека получают у проверяемых лиц гласно, на общих основаниях в процессе производства следственного действия, предусмотренного УПК РФ (составляется протокол). Чаще всего кровь проверяемого лица направляется в жидком виде в пробирке (при соответствующих условиях хранения), или высушивается на марле.

Дальнейшая работа с запаховыми следами производится в ходе ольфакторной экспертизы (экспертизы запаховых следов человека).

Назначение и производство судебной экспертизы запаховых следов человека

В распоряжение эксперта предоставляются следующие материалы:

– постановление о назначении экспертизы запаховых следов;

– изъятые предметы с предполагаемым запахом или ольфакторные пробы с них, собранные на хлопковые салфетки посредством контакта их со следами рук в течение часа, ног, других частей тела человека, или со следов обуви (салфетки с пробами, завернутыми в алюминиевую фольгу или упакованными в стеклянные банки);

– изъятые следы крови или ее следы, находящиеся на предметах;

– сравнительные ольфакторные образцы, полученные от лиц, проверяемых на причастность к преступлению (марлевые тампоны с сухими образцами крови или пробы пахучих веществ, полученные на хлопковые салфетки получасовым контактом с телом человека);

– пробы с посторонними (фоновыми) запахами с места следственного действия (животных, нефтепродуктов, пищи, лекарств и т. п.), собранные на хлопковые салфетки во время осмотра;

– образцы чистой хлопковой ткани, использовавшейся для сбора представленных пахучих проб (для контроля).^[715]

Вопросы, решаемые экспертизой запаховых следов человека:

– имеются ли в представленных пробах (или на предметах) запаховые следы человека?

– оставлены ли они одним человеком или несколькими лицами?

– лицом какого пола оставлены данные запаховые следы?

– имеются ли запаховые следы данного лица в изъятых следах крови, на волосах?

– происходят ли запаховые следы человека, изъятые с разных предметов (или с фрагментов одного из них), от конкретного лица?

– на каких предметах (из представленных) имеются запаховые следы данного подозреваемого лица?

– кем из нескольких проверяемых лиц оставлены запаховые следы на представленных предметах (или в собранных с этих предметов пахучих пробах)?

Составление сравнительного ряда проводят в соответствии с характером исследуемых объектов, учитывая материал объекта, давность оставления следа, время хранения предметов и собранных запаховых проб до исследования. Каждому исследуемому объекту в сравнительном ряду должны соответствовать (как правило) не менее 2–3 вспомогательных объектов, схожих с ним по ольфакторным характеристикам. Эталонная проба в диагностическом ольфакторном исследовании должна характеризоваться запахом человека как биологического вида и быть сопоставимой с исследуемой пробой по другим ольфакторным характеристикам (например, при исследовании образцов трупной крови, объектов со следами крови в качестве эталона используется запаховая проба из крови непричастного к происшествию лица).

Собранные с исследуемых и вспомогательных объектов запаховые пробы, из которых будут составляться сравнительные ряды, выдерживаются в закрытых банках в зале проведения ольфакторного исследования не менее суток для равномерного распределения в банках пахучих веществ, а также для выравнивания температуры и фоновых ольфакторных составляющих в помещении (это условие должно соблюдаться и для только что полученных запаховых проб, и для запаховых проб, вынутых из морозильных камер).

Исследования запаховых следов проводят в специально приспособленном лабораторном помещении при максимально возможном устранении посторонних раздражителей и оптимальных для собак-детекторов условиях.

Одорологическая лаборатория оснащена системой видеонаблюдения и звукозаписи для видеофиксации ольфакторного исследования и наблюдения за процессом исследования представленных запаховых объектов в реальном времени. У эксперта на вооружении – компьютерный комплекс, сканер, принтер, программное обеспечение, помещение, отделенное от основной лабораторной комнаты стеной со стеклянным наблюдательным окном.

Емкости с объектами (восемь-десять) располагают по кругу на расстоянии одного метра друг от друга в металлических штативах, закрывающих пояснительные надписи на банках.

Вспомогательными служат запаховые пробы, полученные от контактных следов человека, оставленных на модельных предметах лицами, не причастными к данному происшествию.

При этом выбираемый источник запаха каждый раз один из специалистов помещает на новое место либо заменяет аналогичным, происходящим от того же источника. Второй специалист об этом не информируется для обеспечения чистоты эксперимента.

Достоверность результатов экспертизы подтверждается повторением узнавания одних и тех же объектов-источников запаха различными собаками (обычно – 4–5).

По результатам проведенного исследования эксперт формулирует окончательный вывод: положительный или отрицательный, либо вывод о невозможности решения поставленного вопроса.

Положительный вывод может быть сформулирован в категорической или предположительной (вероятной) форме. Категорический положительный вывод формулируют в том случае, когда двумя собаками-детекторами воспроизводимым сигнальным поведением отмечались исследуемая запаховая проба, эталонная проба и не отмечались другие контрольные объекты сравнительного ряда.

Более подробные рекомендации по работе с запаховыми следами приведены в методических рекомендациях и пособиях: Исследование запаховых следов человека / Под ред. Т. Ф. Моисеевой, В. Г. Савенко. – М.: ЭКЦ МВД России, 2008.; Сулимов К. Т. Криминалистическая одорология: кинологический подход. М.: Институт наследия, 2019.

Таким образом, при анализе запаховых следов решаются следующие задачи: обнаружение участников преступного события; выявление индивидуального запаха одного и того же человека в запаховых следах, изъятых с разных мест происшествия; установление факта контактного взаимодействия подозреваемого с предметом, обнаруженным на месте происшествия; установление контактного взаимодействия потерпевшего с предметами, изъятыми у подозреваемого или иных лиц; определение происхождения запахового следа от конкретных лиц при комплексном исследовании вещественных доказательств и т. д.

Глава 4. Современные проблемы судебной экспертизы

4. 1. К вопросу о легализации руководящей роли следствия в организации и проведении судебных экспертиз

26 июля 2019 года вступил в силу Федеральный закон № 224-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации" и Федеральный закон "О Следственном комитете Российской Федерации." Указанным законом главный следственный орган страны наделили полномочиями по организации и проведению судебных экспертиз.^[716] Этот закон, вероятно, станет первым в истории российского уголовного судопроизводства законодательным актом, легализующим главенство органа уголовного преследования над когда-то независимыми экспертными службами. Здесь вряд ли будет уместна аналогия с судебно-экспертными учреждениями, которые создавались в своё время и сегодня сохраняются в структуре правоохранительных министерств и ведомств, поскольку в них эти учреждения только сосуществуют с органами предварительного расследования, но ни организационно, ни административно им не подчиняются.

Ломая организационные основы судебной экспертизы, которая во все времена считалась независимым процессуальным институтом, призванным содействовать полному, объективному и всестороннему выяснению обстоятельств уголовного дела, инициаторы идеи подчинения экспертной службы Следственному Комитету сегодня вряд ли вспомнят про то, как создавались первые учреждения судебной экспертизы в нашей стране. И как к подобным инициативам относились те, кто принимал в их создании самое деятельное участие. Между тем история становления экспертной службы в России могла бы стать для авторов упомянутого закона весьма поучительной.

Известно, что первое в истории и не только России, но и в мировой истории специализированное судебно-экспертное учреждение, известное под названием Санкт-Петербургской судебно-фотографической лаборатории, было создано в 1889 году выдающимся русским ученым и судебным экспертом Евгением Фёдоровичем Буринским. Однако как независимое судебно-экспертное учреждение лаборатория Буринского просуществовала недолго. В 1892 году по инициативе прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты был разработан законопроект об учреждении государственной судебно-фотографической лаборатории, которую предполагалось отнести к ведению прокуроров судебных палат. Возглавить лабораторию предложили Е. Ф.Буринскому. Однако, будучи последовательным сторонником независимой экспертизы, прежде всего, независимой от правоохранительных органов, он категорически отверг это предложение и именно по причине невозможности для экспертов сохранить свою независимость, находясь в подчинении у прокуратуры.^[717] Что, впрочем, не помешало дальнейшему развитию сети судебно-экспертных учреждений сначала в структуре Министерства юстиции, а потом и других правоохранительных ведомств России.

В 1912–1914 годах такие учреждения создаются при соответствующих судебных палатах под названием кабинетов научно-судебной экспертизы, в частности, в Санкт-Петербурге, Москве, Киеве и Одессе, оставаясь, тем не менее, в ведении Министерства Юстиции. С этого момента, по сути дела, берет свое начало организация судебно-экспертных учреждений по принципу их ведомственной подчиненности. Прекратив своё существование в 1917 году, кабинеты научно-судебной экспертизы начинают возрождаться лишь к 1919 году. Судебно-экспертные учреждения новой России формируются преимущественно в структуре органов Народного комиссариата внутренних дел РСФСР (с 1919 года) и Наркомата Юстиции (с 20-х годов прошлого века).^[718] Несколько позже наряду с ведомственными судебно-экспертными учреждениями начинают функционировать и судебно-экспертные лаборатории, организованные при университетах и институтах, избавленных от подчинения правоохранительным ведомствам. Видимо, сказалось влияние дореволюционного опыта привлечения к производству судебных экспертиз представителей университетской и академической науки. В частности, таких выдающихся ученых-химиков, как Д. И.Менделеев, А. М.Бутлеров, Н. Н.Зинин и Н. Д.Зелинский; профессоров – зоолога Н. А.Холодковского, ихтиолога Л. С.Берга, ставшего впоследствии членом Академии наук СССР, и многих других.^[719]

Приобретенный еще до революции 1917 года опыт использования знаний экспертов, привлекаемых из университетской и академической среды для дачи экспертных заключений по уголовным делам, вылился в создание к тридцатым годам ХХ века первых криминалистических лабораторий при образовательных учреждениях, в частности, при Московском правовом институте им. П. Стучки. Аналогичные лаборатории были организованы и в других учебных заведениях страны: в 1930 году – в Саратовском юридическом институте, в 1936 г. – в Ленинградском юридическом институте, в 1940 г. – в Ташкентском юридическом институте. Криминалистические лаборатории создаются также в Свердловском юридическом институте, Московском институте прокуратуры, Алма-Атинском, Ташкентском, Иркутском, Казанском юридическом институтах. Наряду с обучением студентов, в них проводились экспертизы, преимущественно, документов.^[720] Такая организация судебно-экспертных учреждений отражала вполне понятное желание подчеркнуть независимость судебных экспертов, причём не только соответствие статуса эксперта прописанным в законе требованиям, но и их реальное состояние.

Интересно отметить, что даже лаборатория, изначально (в 1935 году) созданная в структуре трёх правоохранительных органов (в Институте уголовной политики при Прокуратуре СССР, Верховном суде СССР и НКЮ РСФСР),^[721] уже в 1938 году передаётся в ведение Института права Академии наук СССР.^[722]

Передача одной единственной судебно-экспертной лаборатории из ведомственной подчиненности Прокуратуре СССР в структуру Академии наук, оказалась, увы, лишь эпизодом их организационного оформления, так и не став преобладающей тенденцией в формировании независимых от правоохранительных органов экспертных учреждений.

Более заметной к началу Великой Отечественной войны становится тенденция к расширению сети ведомственных судебно-экспертных учреждений при одновременном сокращении числа практикующих вузовских и академических лабораторий. В результате в Советском Союзе и в Российской Федерации сформировалась система государственных судебно-экспертных учреждений, подчиненных, прежде всего МВД, Министерству юстиции, таможенной службе и ФСБ. Лишь судебно-медицинские учреждения, оставаясь по традиции в структуре министерства здравоохранения, сохранили свой статус организационно независимой от правоохранительных органов экспертной службы. Впрочем, такая их организация явилась, скорее, исключением из общего правила, нежели результатом осознания необходимости блюсти независимость судебной экспертизы и экспертов.^[723]

Тем не менее, на рубеже ХХ – ХХI веков многим показалось, что, провозгласив судебную реформу приоритетным направлением государственной политики, настало самое время заняться созданием судебно-экспертных учреждений, свободных от любого влияния правоохранительных ведомств. Пришлось задуматься над тем, что для реализации своих процессуальных функций органам уголовного преследования, имевшим исключительные полномочия по назначению судебных экспертиз в подведомственных экспертных учреждениях, выгоднее было бы иметь именно единую и независимую судебно-экспертную службу, объединенную только одной целью – способствовать отправлению правосудия, а не блюсти интересы ведомства. По крайней мере, при такой организации судебной экспертизы в условиях состязательного судопроизводства у стороны защиты оставалось бы меньше оснований обвинять экспертов в необъективности, предвзятости и односторонности.

Между тем, о необходимости создания единой государственной экспертной службы, не зависимой от ведомственных интересов правоохранительных органов, ученые говорили еще в начале 50-х годов ХХ века. Так, в 1954 году М. С.Строгович, В. П.Колмаков, А. Р.Шляхов и некоторые другие ученые, отстаивая точку зрения о недопустимости производства судебных экспертиз в НТО милиции, мотивировали ее тем, что эксперты этого органа подчинены тому же руководителю, что и лица, занятые расследованием преступлений.^[724]

Через шесть лет на научной конференции криминалистов, состоявшейся 28 июня – 2 июля 1960 года в Ленинграде, вновь был поднят вопрос о недопустимости производства судебных экспертиз научно-техническими отделами милиции. В частности, М. М.Выдря высказал мысль о том, что практику судебных экспертиз, проводимых в том же органе, который производит следственные действия, нельзя считать основанной на законе.^[725] Его идею, по сути дела, поддержал Р. М.Ланцман, предложив ограничить деятельность НТО милиции только подготовкой вещественных доказательств, обнаруженных при осмотрах и других действиях, для дальнейшего исследования в научно-исследовательских лабораториях судебных экспертиз.^[726]

В 1961 году А. Н. Эртевциан привёл еще один аргумент в обоснование необходимости вывести судебную экспертизу из ведомственной подчиненности. «Производство экспертиз в органах МВД, – писал автор, – нельзя признать возможным не потому, что руководство этих органов может повлиять на производство какого-либо конкретного исследования, а в силу того, что это нарушает принцип объективности самого института судебной экспертизы».^[727]

Мнения отечественных ученых, высказанные по проблеме организации судебной экспертизы более 60-ти лет назад, с принятием в 2001 году нового УПК РФ приобрели, между тем, и новое звучание. Отказ от ведомственного принципа формирования системы судебно-экспертных учреждений, к которому призывали ведущие российские ученые – и процессуалисты и криминалисты – вполне соответствовал не только новшествам уголовно-процессуального законодательства, переориентировавшего отечественное судопроизводство на состязательные формы отправления правосудия, но и представлениям практических работников о перспективах развития судебно-экспертных учреждений.

Интересные данные на этот счет содержатся в книге В. П.Бахина и Н. С.Карпова, подготовленной по материалам обобщения ими судебно-следственной и экспертной практики. Авторы приводят в своей работе данные опроса следователей МВД, экспертов МВД и МЮ, прокуроров-криминалистов, судей и адвокатов, результаты которого достаточно убедительно свидетельствуют о негативном отношении практических работников к существующей организации судебно-экспертных учреждений. На вопрос “Оптимальна ли существующая система экспертных учреждений?” дали отрицательные ответы 80,5 % прокуроров-криминалистов, 68,2 % судей и 68,4 % адвокатов. При этом на необходимость создания единой вневедомственной системы экспертных учреждений как главного направления её совершенствования указали 57,7 % экспертов МВД и МЮ, 71,2 % прокуроров-криминалистов, 52,7 % судей и 92,3 % адвокатов.^[728]

Между тем, амбиции руководителей правоохранительных органов, стремящихся сохранить судебно-экспертные учреждения в структуре возглавляемых ими ведомств, со временем нисколько не уменьшились. Так, Ю. Я.Чайка, занимавший в 2004 году должность Министра юстиции Российской Федерации, поддержав идею реорганизации существующей в стране судебно-экспертной системы, в частности, писал: «Разработан проект реорганизации структуры государственных судебно-экспертных учреждений и создания Единой судебной экспертной службы Минюста России, т. е. вертикально интегрированной структуры, независимой от органов, осуществляющих уголовное преследование. В этом видится дальнейшее направление развития судебной экспертизы в Российской Федерации».^[729]

Надо сказать, это мнение министра юстиции и будущего Генерального прокурора РФ не отличалось новизной. Аналогичные идеи высказывали и руководители МВД, с той лишь разницей, что Ю. Я.Чайка, отстаивая интересы своего министерства, оказался просто менее последовательным. Так, говоря о судебно-экспертных учреждениях, которые должны быть независимы от органов уголовного преследования, Ю. Я.Чайка пытался убедить, что такую их независимость может обеспечить только Министерство юстиции. Министр, судя по всему, забыл, что состоящие в структуре его ведомства служба судебных приставов и служба исполнения наказаний (ФСИН), законом отнесены к органам, полномочным проводить предварительное расследование уголовных дел в форме дознания. То есть, осуществлять то самое уголовное преследование, которое по убеждению министра является препятствием для создания судебно-экспертных учреждений в структуре любых иных органов, наделенных такими полномочиями. Нетрудно заметить, что это «новое» предложение стало не более, чем демонстрацией ведомственных амбиций, обусловленных нежеланием, как справедливо отметили А. А.Гусев и В. Я.Колдин, «расставаться с подконтрольными им экспертными учреждениями». Для преодоления таких амбиций, по мнению авторов, не было иного способа, кроме как применить «политическую волю …».^[730]

Сегодня, увы, принятые по инициативе Президента нововведения в закон о «Государственной судебно-экспертной деятельности» обречены стать предметом самой жёсткой критики. Ибо никакой государственный орган, выполняющий функцию обвинения в уголовном процессе (п.47 ст.5 УПК РФ), а тем более Следственный Комитет РФ, не в состоянии обеспечить независимость судебных экспертов, состоящих у него же на службе.

Да и сами судебные эксперты, находясь в подчинении у стороны обвинения, вряд ли смогут оставаться независимыми, объективными и беспристрастными, выполняя задания следствия (ст. ст. 7, 8 ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ).

Разработчики законодательных нововведений, принятых Государственной Думой 26.07.2019 года, и наделяющих Следственный Комитет РФ соответствующими полномочиями, судя по всему, не обратили внимания на ст. 7 ФЗ «О государственной СЭД в РФ», где прямо сказано, что деятельность учреждений судебной экспертизы должна быть независимой «от органа или лица, назначивших судебную экспертизу, сторон и других лиц, заинтересованных в исходе дела». Ибо невозможно совместить работу государственного органа, являющегося стороной обвинения и избавленного с принятием УПК РФ 2001 года от обязанности полно, всесторонне и объективно расследовать уголовные дела, с обязанностями судебно-экспертных служб, призванных осуществлять свою деятельность на иных принципах, и одновременно подчиняться Следственному комитету.

Тем более, что любой эксперт, работающий в структуре Следственного комитета РФ, получив задание на проведение экспертизы от следователя, представляющего тот же государственный орган, обязан будет отказаться от его выполнения. К принятию такого решения призывает судебного эксперта п. 2 части 2 ст. 70 УПК РФ, где говорится, что «эксперт не может принимать участие в производстве по уголовному делу…, если он находится в служебной или иной зависимости от сторон или их представителей». В противном случае, заключение эксперта, как верно заметил В.Быков, «в соответствии с п. 3 ч. 2 ст. 75 УПК подлежит признанию недопустимым доказательством, как полученное с нарушением требований УПК».^[731]

Мотивируя этот свой вывод, автор, со ссылкой на положения нового УПК РФ, писал: «… УПК РФ остро ставит вопрос о месте нахождения судебно-экспертных учреждений вообще и экспертов в частности в структуре государственных органов». И далее: «…экспертная служба и подразделения не могут оставаться в одних государственных органах и ведомствах вместе со следователями и дознавателями, которые по УПК РФ являются стороной обвинения… То обстоятельство, что эксперт служит в одном ведомстве со следователем и дознавателем, является достаточным основанием для заявления такому эксперту отвода… Понятно, что когда следователь и эксперт – оба в погонах и имеют общего начальника в лице начальника РОВД или УВД области, то следует признать, что в этом случае основания для отвода эксперта имеются…».^[732]

Приходится, однако, с сожалением констатировать, что принятый 26 июля 2019 года закон о внесении изменений и дополнений в ФЗ «О Государственной СЭД» в решении вопроса о подчинении следователя и эксперта одному начальнику, пошёл еще дальше, подчинив эксперта уже даже не общему со следствием начальнику, а самому следственному органу.

Впрочем, история с предоставлением очередному правоохранительному органу полномочий по созданию в своей структуре судебно-экспертных учреждений повторяется. Так было, например, с решением о создании в 1892 году первой в России государственной судебно-фотографической лаборатории, отнесенной к ведению прокуроров судебных палат. Так продолжилось с созданием сети кабинетов научно-судебной экспертизы в 1912–1914 годах, отданных в подчинение Министерству юстиции. Так, вероятно, должна восприниматься и реализованная в законодательстве инициатива с предоставлением новых полномочий Следственному Комитету РФ. Станет ли эта инициатива очередной трагедией или превратится в фарс, пока сказать трудно. Историки криминалистики наверняка дадут этим инициативам свою оценку, как это сделал профессор Иван Филиппович Крылов в 1966 году. Оценивая, в частности, предложение Министерства юстиции, поставившего в 1911 году вопрос о создании кабинетов судебной экспертизы в своей структуре. И. Ф.Крылов писал: «Созданием кабинетов научно-судебной экспертизы органы царской юстиции стремились получить в свои руки средства и возможности для усиления борьбы с политическими преступлениями. Именно на эту причину указывали прокуроры судебных палат в своих донесениях, представленных Министру юстиции в 1909 году».^[733]

4. 2. Теоретические основы криминалистической экспертизы материалов уголовных дел^[734]

Материалы уголовного дела как объект криминалистического исследования

УПК РФ, вступивший в силу в 2001 году, заметно расширил формы использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве и, прежде всего, за счет тех, о которых до этого много говорили и писали в литературе, но которые до последнего времени оставались вне правового регулирования. В частности, после внесения соответствующих дополнений в УПК получила закрепление и консультативная помощь специалистов, и дача ими показаний и заключений, и возможность привлечения сведущих лиц адвокатом. Наряду с этими формами использования специальных познаний, хорошо известными ранее как непроцессуальные, законодатель ввел еще одну, новую форму, которая ранее не только не обсуждалась в теории, но и не встречалась как таковая в практических руководствах, по крайней мере, в том виде, в каком она представлена в части 1 ст. 58 УПК. Речь здесь идет помимо прочего еще и об исследовании материалов уголовного дела как сфере специальных познаний. Правда, эту сферу компетенции специалиста законодатель ограничил лишь применением технических средств при таком исследовании. Видимо, именно неожиданностью своего появления в процессуальном законе можно объяснить тот факт, что за истекшее с момента принятия нового УПК время не появилось сколько-нибудь обстоятельных комментариев к этому нововведению. Между тем, оно стало для процессуального закона и новым терминологическим обозначением той деятельности участников судопроизводства, которую всегда именовали ознакомлением обвиняемого, защитника, потерпевшего с материалами уголовного дела по окончании расследования. Само понятие «исследование материалов уголовного дела» можно было встретить только в комментариях, руководящих разъяснениях правоохранительных ведомств или высших судебных инстанций. Но никогда ранее среди субъектов исследования материалов уголовного дела не упоминался специалист или иное сведущее лицо в традиционном восприятии их процессуального статуса. Можно предположить, что это новое направление в развитии института специальных познаний со временем станет весьма интересным и привлекательным для научного изучения. О некоторых аспектах исследования материалов уголовного дела с использованием специальных познаний и пойдет речь ниже.