На первых основанных Гераклом Олимпийских играх произошел необычный случай.
Одни говорят, что Геракл бросил всем вызов на борьбу с ним, и долго никто из людей не решался его принять. Наконец, против Геракла вышел состязаться в простой борьбе неизвестный соперник с виду не мощный, хотя и не слабый.
Другие говорят, что Геракл с неизвестным противником по установленным правилам состязался в панкратионе (все + сила и мощь), который был смесью простой борьбы с кулачным боем голыми руками.
По установившимся в то время правилам участники состязаний должны были за год вперед внести свои имена в списки, которые велись специальными лицами Элиды. Подготовка атлетов к Олимпиаде занимала десять месяцев. Гелладоники (элладоники, судьи, выбираемые по одному от каждой из фил элейцев) наблюдали за ними и поэтому хорошо знали каждого из них.
Геракл и его последний противник победили всех атлетов, выпавших им по жребию, и остались вдвоем. Почему-то никто – ни 40 тысяч зрителей, ни 12 судей – гелладоников не обратили внимания, что соперник Геракла никому не известен. Геракл же, как всегда уверенный в своей победе, даже не посмотрел в сторону своего противника. В простой борьбе, в которой боролись голыми руками, победителем считался атлет, который три раза повалит своего противника так, чтобы тот коснулся земли лопатками. Атлеты в борьбе могли наносить удары руками, локтями, коленями, ногами и головой, кидать противника на землю и сжимать ему горло руками, но не имели права пускать в ход зубы, царапать ногтями и пальцами тыкать в глаза. Иногда, кидая соперника на землю, ему ломали руки, ноги или позвоночник, но чаще всего ломали и ломались пальцы.
И вот порожденье грозной Эриды бог состязаний Агон отложил на время свои любимые гантели и свел вместе на олимпийской арене Геракла с его никому неизвестным противником.
Могучий сын Зевса быстро и без видимого труда кинул неприятеля на лопатки и, спокойно дождавшись, когда тот встал, приготовился еще раз опрокинуть его на землю. Однако тут произошло то, чего никто, включая и самого Геракла не ожидал. Герой, сильнейший среди сильных, вдруг был противником невзрачным подброшен быстро в воздух и оказался сам лежащим на земле. Завертелось все пред глазами Геракла, но он нашел в себе силы подняться.
Пока Геракл поднимался, первоначальное изумление на его лице сменилось ревнивой досадой. Теперь он, в испытаниях по-прежнему твердый, уже с большой осторожностью сходился с противником. Они схватили друг друга за плечи и долго топтались на месте, каждый пытался опрокинуть соперника, однако, несмотря на все усилия, никто не мог победить. Крупными каплями пот соединялся в ручьи и непрерывно струился с напряженных до крайности тел достойных друг друга противников.
И тут кто-то из зрителей громко запел:
– Слава тебе, могучий Геракл, основатель Игр самых великих и победитель во всех на них состязаниях! Ты – сама Справедливость, и ты, Благочестье – оплот людей величайший! Удачи и славы и в этом тебе поединке!
Певца поддержало множество голосов, и это придало отпрыску Олимпийца новые силы, глаза его пылающим засверкали огнем, было видно, что он скорее умрет, чем проиграет. О, слава земная! В твоих раскидистых крепких сетях разнообразен всегда лов и обилен. Нечеловеческим усилием Геракл поднимает и бросает противника, и тот касается лопатками земли. Казалось, желанная победа уже совсем близко. Но опять неизвестный атлет резво вскакивает с дающей силы земли, подобно Антею, и тут же сам кидает Геракла на землю, да так мощно, что у него затрещали все кости.
Неизвестный борец, хоть и имел право добивать лежащего противника, великодушно дождался, когда ошеломленный Геракл крепко встанет на ноги. Противники опять сошлись в железных объятьях и опять стали топтаться на месте, не в силах одолеть друг друга. Наконец, Гераклу удалось схватить противника за шею, но в тот же миг он почувствовал напоминавшие клещи пальцы на своей шее. Теперь хрипевшие противники сжимали друг другу шеи, но ни тот, ни другой не сдавались. У Геракла в глазах появилась густая кровавая мгла, но он решил, что откусит себе большой палец на левой руке (на правой руке один палец давно был откушен львом из Немеи), если тот вдруг сам поднимется вверх в знак признания поражения.
Силы были равны, и агонофет не останавливал единоборство, поскольку противники оба были здоровы и могли продолжать поединок. Вскоре гелладонику все же пришлось объявить ничью потому, что не столько обессиленные борьбой, сколько полузадушенные противники от недостатка воздуха одновременно без чувств оба упали на землю.
Когда Геракл, шатаясь, поднялся, он услышал, что единоборство закончено ничьей:
– Прекратите вашу борьбу и трудом больше не томитесь жестоким. Ваши конечные победы равны, и потому поединок закончен ничьей, и награды вы получите одинаковые. А теперь с поля сойдите: пускай и другие вступят в борьбу за венки из оливы.
Геракл и его неизвестный противник, гелладоника почтительно выслушав, оба молча ему покорились: с поля сошли и, от праха очистившись, чистые надели хитоны. И тут неизвестный соперник на миг открылся и только одному Гераклу. По тому, как бывший противник помавал своими вдруг сросшимися бровями, герою сразу стало ясно – перед ним был сам Зевс, принявший обличье смертного мужа. Бог лишь один, появившись пред смертными, может сделать себя молодым или старым, сильным очень или слабым совсем, сам как захочет.
– Сына вводил зачем, жестокосердный отец, обликом лживым ты в заблужденье? Почему не дал твой подлинный голос, хотя бы, услышать?
Так Геракл с укором громко спросил, но отец, из всех родителей величайший, ему языком ничего не ответил, а только покачал вверх и вниз двумя кивками бессмертных бровей и палец к нетленным губам приложил. Правды благосклонная дочь богиня тишины Гесихия и бог молчания Гарпократ в детстве все время держали палец во рту, когда были маленькими. Греки узнали про это и стали указательный палец к губам прижимать, когда надо было молчать.
Нонн Панополитанский поет, как сам Зевес Величайший на берегах Алфея вступивший в борьбу, ниспровержен был сыном, уступив добровольно, склонил пред Гераклом колена!
Зевс не пошел в свой храм в альтисе (священная роща Зевса Олимпийского), и Геракл один отправился за наградой. Венки лежали на столе из слоновой кости, инкрустированном золотом и драгоценными камнями в храме Зевса перед алтарем бога, над которым возвышалось его знаменитое мраморное изображение. Здесь же находились шесть двойных алтарей двенадцати олимпийских богов, поставленные совсем недавно Гераклом. У ног Олимпийца, дарующего победу, полукругом стояли кресла элланодиков, распределявших и раздающих награды. Сюда входили победители, обычно окруженные многочисленными друзьями и родственниками, иногда с трудом втискиваясь в главный зал храма. Затем глашатай еще раз объявлял имя и родину победителя, один из элланодиков обвивал его чело шерстяной повязкой и возлагал на него победный венец из листьев оливы, которая срезалась со священного дерева, выращенного от ветки, принесенной Гераклом от Аполлона Гиперборейского. Ветви для венков славы золотым ножом срезал прекрасный юноша, имевший прозвище «цветущий с обеих сторон».
Геракл вошел в зал славы, окруженный толпой малознакомых людей и под их восторженные крики был увенчан блеском зеленой оливковой ветви с пурпурными лентами. Затем он вместе с другими победителями и их родственниками и друзьями приступили к жертвоприношению. Вокруг победными напевами гремели сопровождавшие олимпиоников хоры. Часто для каждого победителя новая песнь составлялась поэтом – его другом, для победоносного Геракла напев сочинили сразу несколько разных поэтов:
– Слава тебе, в победном венке, Геракл самый мощный из всех! Далеко твоя слава летит с Олимпийских ристалищ, мощь и сила твоя не знают предела, и ты по праву вкушаешь блаженство выигранной борьбы! Великая и вечная слава тебе, увенчанному победным венком!
Затем был пышный пир, устроенный элейцами в честь победителей Олимпиады в огромном пиршественном зале. Всеми собравшимися овладевало шумное праздничное веселье и, как поет Пиндар, при сиянии милого света прекрасной Селены, вся Олимпия вторила победным песням праздничного пира.
Основав повторно Олимпийские игры, и приняв в первой Олимпиаде победоносное участие, Геракл, как всегда, во главе небольшой горстки героев, дерзко напал на Пилос, чтобы отомстить Нелею за то, что тот отказался очистить его от скверны убийства Ифита, а также за то, что пилосцы пришли на помощь Элиде.
Неожиданно, на этот раз не таясь, на стороне Нелея выступила златотронная Гера, все еще не потерявшая надежды погубить Геракла.
Некоторые говорят, что ревнивая супруга Зевеса долго не строила козней Гераклу после того, как, испугавшись гнева супруга, поклялась во всем быть покорной ему и всегда той дорогой идти, которую он ей укажет.
Узнав о походе пасынка на Пилос, Гера призвала на стороне Нелея сражаться братьев Посейдона и Аида и нелюбимого сына Ареса, и с охотой все они согласились.
Говорят, Зевса супруга заранее отправила свою вестницу и подругу Ириду, чтобы пригласить ужасного подземного брата на битву с Гераклом и при том приказала ей сделать все как можно быстрее, ведь очень далеко расположено жилище Аида.
Быстроногая вестница Геры по приказу своей царственной госпожи живо в покров цветной облеклась и бросилась между белых облаков с мощных Олимпа высот. Необъятное небо лазурное, обозначив округлой семицветной дугою, мерзких Гарпий родная сестра соскользнула по ней в скрытый глубоко под огромными скалами мрачный дом царя безмолвного мира. Богиня радуги бросилась в черный Понт отчаянно бурно, и гулко под ней застонала пучина.
Ирида так быстро с важной вестью мчалась в заполненное унылым мраком царство немых, что дерзкий ветер Зефир, резвясь и играя, сдул с нее разноцветные одежды и разбросал их по всему влажному небу в виде высокой арки – дуги. Обнаженной посланница Геры явилась к вечно угрюмому властителю подземного мира с двузубым скипетром черным и, слегка прикрыв одной рукой груди, а другой лоно, возвестила ему:
– Моя любимая госпожа с сыном Кандаоном и братом Посейдоном вместе будут на стороне пилосского Нелея биться с нечестивым Гераклом, горькие причинившим обиды и унижения многим бессмертным богам. Златотронная Гера любезно просит и тебя, как милого брата, принять участье посильное в битве, ведь и тебя он оскорбил, когда нагло вторгся в гостеприимный твой дом за твоим верным сторожем с тремя головами – твоей любимой собакой.
Только после того, как все точно исполнила, Ирида, более не стесняясь своей наготы, взметнула вверх обе руки и ввысь быстро умчалась разбросанные по небу одежды свои собирать.
– О, как не хочется мне покидать мое такое тихое и уютное, всем сердцем любимое царство, но я должен отомстить, чтоб справедливость возликовала. Ведь бог, который не наказывает за преступления и тем более – прощает обиды, не только слабый, но и не справедливый бог. Не за себя, не за свое униженье олимпийского бога – я должен отомстить за истязание милого Кербера, ведь от пребывания на ярком солнце он чуть совсем не ослеп. Да, для давно задуманной мести лучшая настала пора, ведь обнаглевший от безнаказанности нечестивый отпрыск Зевеса очень силен, но вместе мы с Посейдоном, Аресом и Герой много сильнее.
Так сказал бог ужасный Аид и стал готовиться к выходу в свет, чтобы принять участие в битве наземной.
Чадолюбивый царь влажных пучин очень хотел помочь своему сыну от пышноволосой красавицы Тиро Нелею, а вечно запятнанному алой человеческой кровью Аресу было все равно против кого вести войну, но Геракла этот бог ненавидел особенно сильно, не меньше своей матери.
Сама Гера решила без необходимости не ввязываться в схватку сразу, помня, как Геракл уже однажды уметил ее стрелой в правую грудь и пригрозил, что уметит опять, если она будет в его битвы встревать.
Неизвестно, как закончилась бы битва Геракла с могучими олимпийскими богами, если бы ему не помогла богиня справедливой войны Афина, силой подобная могучему богу. Одни говорят, что мудрая Афина-Паллада, тяжко огромным копьем потрясая, сама стала сражаться с Аресом, которого она ненавидела сильнее, чем остальные боги, другие утверждают, что она только отвлекала олимпийского Щитодробителя от Геракла.
Приглашенье Геры услышав, могучий Земли Колебатель со своими трезубыми вилами вовремя прибыл в Пилос на битву и, не мешкая, двинулся быстро сквозь сечу, сквозь всюду нависшие копья и свистящие стрелы к Гераклу. Лес и окрестные горы заколыхались под тяжкой стопою бессмертного бога.
Геракл, увидев мощного бога с грубым лошадиным лицом, вокруг которого развевалась черная грива волос и с проседью борода, и с огромным трезубцем, сразу понял, что перед ним сам Посейдон, который заговорил важно, словно он восседал на совете богов:
– Зачем Геракл ты сюда, в Пилос явился? Не знаешь разве, что сын мне Нелей? Мне придется встать на защиту сына родного и многочисленных внуков и вступить с тобой в битву. Ведь позорно будет без боя мне допустить, чтобы ты чад моих милых жизни лишил. Ну же, давай, Геракл, если меня не боишься, то сражение начинай. Ведь не пристойно нам в стороне оставаться, раз уже бьются другие. Слышал я, что замечательных подвигов много ты совершил и противник для всякого ты могучий, хоть смертный. Мне же выступить первым в бой неприлично: бог я бессмертный и в битвах имею опыта больше. Впрочем, если все же боишься, назад отступи и сраженье покинь, чтоб, судьбе вопреки, раньше срока не спуститься в жилище Аида.
– Знаю, Энносигей, ты себя почитаешь богом великим и сильным, а смертных людей ничтожными и малыми называешь. Я твой смертный племянник, и не я тебя вызываю на бой. Теперь же Необходимость могучая властно меня заставляет сразиться с тобой. Если уж бой роковой с тобой на роду мне написан, то давай биться! Ты, наверно, Земли Колебатель, сочтешь меня неразумным, если вступлю я с тобою в борьбу, но все ж давай начнем и посмотрим кто из нас будет сильней: герой, смерти причастный или бог олимпийский!
И вот герой дерзновеннейший смело выступил против могучего Посейдона, потрясая дубиной, осененной красою дикой оливы. Тогда с оглушительным криком, колебля трезубец мощной ладонью, стремительно полем понесся Земледержец могучий против Геракла. Дубина схватилась с трезубцем – и грозному Сотрясателю земли пришлось уступить. Одним мощнейшим ударом Геракл выбил огромный трезубец Посейдона и тот, отлетев далеко, вонзился с грохотом страшным в скалу. Владыка морей, не имевший другого оружия, видя подступающего к нему Геракла с огромной дубиной, решил не спорить с всесильной Судьбой и сделал вид, что он лишь пошутил:
– Племянник мой милый, уймись, совсем не желал я по-настоящему драться с тобой. Думал так пошутить, раз уж здесь собрались для битвенной свалки другие. А сейчас мне пора с поля сраженья сойти и на многоложбинный Олимп воротиться, в зевесов чертог. Нет лучше я отправлюсь в соленые глуби, в свой дворец меднозданный, что в заливе на морском дне искусный Гефест, мой милый племянник построил – весь золотой и сверкающий, вечно нетленный. А другие, что здесь появились, пусть о войне позаботятся сами.
Земледержец деланно засмеялся, словно заржал, обнажив крупные, как у коня желтые зубы, а Геракл ему миролюбиво ответил:
– Сам ты, Земли Колебатель и брат твой Зевес, почли бы меня совсем нечестивым, если б с тобою в ожесточенную борьбу я вступил бы против твоего желания явного. Что ж, давай разойдемся, по-настоящему в жестокий бой не вступая, и другим предоставим сражаться. Но ты не медли тогда, и, захватав трезубые вилы, скройся в пучине, чтоб тебя я здесь больше не видел.
Довольный Посейдон, не теряя божественного достоинства, вырвал из скалы свой трезубец и, воссев в пышноколесную колесницу, хлестнул бичом четверку белоснежных коней с золотистыми гривами и хвостами и быстро, как ветер умчался в свой блистательный подводный чертог знаменитый. Оглянуться и то не посмел, убегая!
Так бог, чей трезубец управляет морскими волнами, сраженье бесславно покинул и в море седое ушел, к большому огорчению Геры, которая, досадливо прикусив губу, себе возмущенно сказала:
– Ну, вот. Не успев начать, уже прочь из схватки бежит, Земли Колебатель и этим приносит Гераклу еще большую славу, почти без боя, победу ему уступая! Для чего только Мойрой такой огромный трезубец дан ему при рожденье? Если услышу еще, что он будет гордо хвалиться между богами силой своей и могуществом, то живо напомню о нынешнем позоре ему.
Геракл, между тем, подобрав на всякий случай брошенное кем-то копье, поспешил на помощь Афине, которую на этот раз постылый брат, губитель мужей, яростно теснил вместе со своей грозной спутницей неистовой Энио, города с высокими стенами разносящей в прах, ведя сумасшедшие схватки.
Мудрая Афина-Паллада не хотела на виду у мачехи Геры по-настоящему биться с ее, хоть и нелюбимым, но все-таки сыном на стороне ненавистного ей Алкида.
Геракл подбежал к Аресу и с ходу ткнул найденным копьем в его щит, и медное жало копья пронзило щит бога кровавой войны, и его самого опрокинуло наземь. Копье уперлось в незащищенное доспехом бедро Ареса, и Геракл с силой вогнал его в божественную плоть.
Страшно взревел Арес от боли, как будто бы тысячи сильных мужей на войне раненые закричали. Так он долго вопил, безмерно страдая от боли, потом, словно ураган, умчался на Олимп, где по просьбе отца олимпийский врачеватель Пеан кровавую рану в бедре смазал ему и исцелил.
Бешеный Арес в кровавом месиве сраженья ужасный, ликуя неистово, про рану быстро забыл и вновь ринулся в бой, который опять продолжался не долго, поскольку пернатая стрела Геракла, всегда жадная до намеченной жертвы, быстро вонзилась ему в божественное плечо и там осталась.
На этот раз страшно орущего Арея подхватили его сыновья Фобос, обычно правящий конями Эриды и возничий бешеной Энио Деймос. Страх и Ужас, погрузив вопящего родителя в пышноколесную колесницу, запряженную иссини – черными, изрыгавшими дым и пламя божественными конями, умчали, вздымая густую пыль в облака, на высокий Олимп – нерушимый оплот и жилище бессмертных. Там бог-врачеватель медное жало стрелы осторожно из язвы плеча удалил, с божественного тела ихор вытер и все густо смазал живительной мазью.
Исцеленный Аид бросился к родителю, схватил его за колени и срывающимся на визг, как у женщины, голосом стал ему жаловаться:
– Все мы, боги Олимпа, на тебя негодуем, отец! Безумного смертного сына ты породил, страданья несущего всем, лишь одни злодейства против бессмертных у него на уме, а ты не смиришь его ни словом, ни делом, все позволяешь этому нечестивцу, рожденному тебе смертной Алкменой.
Зевс скривил в усмешке презрительной губы и, оттолкнув сына, сморщил нос, как от неприятного запаха и стал ему выговаривать:
– Хватит тебе тут меня за колени хватать и скулить! Лучше смолкни! Ты самый ненавистный мне из богов, на Олимпе живущих и самый нелюбимый из рожденных богинями мне детей! Милы тебе только неистовая вражда, да раздоры, да кровавые битвы! Матери дух у тебя, – необузданный и строптивый, ее и сам я с трудом иногда укрощаю словами. Ты и теперь страдаешь больше не от Геракла, а от материнских советов. Вот к ней и ступай, пусть она тебя утешает и помогает, а с моих глаз лучше скройся!
Арес не понял родителя и помчался к Гере с вестью о том, что Зевс повелел ей помочь ему в битве с Гераклом.
Видя, как Геракл победил ее царящего в море могучего брата и запятнанного кровью нелюбимого сына, Гера стала задыхаться от накатившей, словно девятый вал, безудержной злости. Когда к ней явился Арес в рваной, кровавой одежде, она вся дрожащая сидела в кресле, судорожно сжимая виски аккуратно расчесанной белокурой головы.
Услышав от Арея, что Зевс повелел ей помочь в битве с сыном, она вскочила и на нисходящих воздушных потоках с высоких вершин олимпийских бурно ринулась в Пилос. Там, схватив большое темное облако, полное льдинок, она широко размахнулась в полнеба и метнула его в Геракла. Точно так во время знаменитой рукопашной битвы олимпийских богов друг с другом, царица расправилась с противостоявшей ей Артемидой, поразив грудь самой стройной богини глыбой замерзшей.
Однако пасынок ловкий, хоть и не был таким стройным и гибким, как Аполлон иль Артемида, все же в последний момент сумел увернуться от посланного мачехой тяжкого ледяного снаряда, прижавшись всем телом плотно к земле.
Когда черное облако с глухим воем пронеслось над Гераклом, он вскочил и закричал громогласно:
– Предупреждал я тебя открыто и прямо не лезть в мои схватки, неуемная в кознях супруга Зевеса! Говорил я тебе прочь от сражения, где я соучастник, как можно быстрей удаляться. Ты же опять в битву продолжаешь мешаться, чтоб только меня погубить. Сейчас ты первая бросила в меня льда огромную глыбу, тогда и сама получи то, на что давно напросилась!
И Геракл, словно издеваясь, опять стрелой ранил Геру в правую грудь, в то же самое место, куда он попал, когда она защищала трехтелого Гериона, накрывая его темною тучей.
Пернатая стрела старую рану разбередила, и лютая боль почти нестерпимая бессмертное тело Геры пронзила, и стала ее жестоко терзать. К этой ужасающей боли добавился жуткий страх – она вспомнила слова пасынка, что в следующий раз его стрела может быть отравлена той желчью Гидры из Лерна, которой и сами боги страшились.
Страшно завыла не своим голосом, грубым, как раненый горный медведь, царица Олимпа и, прянув в ближнее облако исступленной стопой, взмыла, как вихря круговорот, в сияющую на солнце безоблачную эфирную высь.
За ней и Афина, поняв, что сражение с участием пришедших на пилосскую битву бессмертных богов завершилось, мощно оттолкнулась непобедимым копьем, и как огромная серая птица к высоким холмам и глубоким ложбинам Олимпа устремилась так быстро, как может устремляться только мысль человека, который, мечтая, что-нибудь себе представляет.
Некоторые говорят, что в этот же день израненную грудь Геры излечил божественный врачеватель Пеан, тяжкая боль унялась, и прекрасная грудь исцелилась, ведь опять не отравленной стрела сына Алкмены была.
Другие же уверяют, что тяжко раненная Гера по воле непререкаемой Мойры Лахесис не смогла сразу вознестись на высокое небо – Судьбе-затейнице было необходимо, чтобы она из благодарности помогала русокудрому герою Ясону в полном затаенных опасностей плавании в далекую Колхиду за золотым руном. Приняв облик нищей старухи, царица богов некоторое время просидела на берегу поднявшей воды реки Эвен. Там она, в полном согласии с предначертаниями вещей Ткачихи, познакомилась с двадцатилетним русокудрым красавцем Ясоном с честными голубыми глазами. Юный герой спешил в прославленный хороводными плясками Иолк, чтобы помочь престарелому отцу Эсону вернуть царство, захваченное Пелием, братом Нелея. Ясон, увидев Геру в образе беспомощной старушки (сама она говорит, что проверяла честность людей), так бережно перенес ее на руках через мелкую в этом месте реку Эвен, что добропорядочная царица богов неизменно стала его почитать, как героя и даже почти влюбилась в него, но не как в мужчину, а, как в благодетельного героя.
Так некогда Гера чуть не влюбилась в царя Элиды красавца Эндимона, который, по мнению многих, был истинным олицетворением неотразимой юношеской красоты. Гера не позволила первому робкому чувству развиться до подлинной страсти и отослала влюбленного в нее Эндимона к Селене. Богиня луны усыпила на 30 лет юного элидского красавца, чтобы целовать в латмийском гроте спящего Эндимона, к которому она по воле ревнивой Киприды пылала нестерпимой страстью любовной.
Сама же Гера о своих навеянных Афродитой Уранией чувствах к Ясону так говорила Афине:
– Да, Ясон мне любезен, но не как мужчина, ведь я – добродетельнейшая из женщин. А почитаю я его неизменно за то, что он пожалел меня и на руках перенес через бурные воды, когда я приняла умышленно облик старушки, чтобы проверить благочестивость людей. За это я ему благодарна и буду всегда и во всем помогать.