Говорят, когда хитроумный фессалийский царь Пелий попросил своего юного племянника Ясона отправиться в Колхиду за золотым руном, дающим всеобщее счастье народу и процветание стране, тот с пылким восторгом сразу согласился потому, что давно жаждал свершить нечто, достойное навечно остаться в памяти потомков. Немало знатных юношей и закаленных в боях суровых воинов Эллады пожелало принять участие в этом беспримерном походе в неведомую страну.
Зодчий Арг по чертежам искусной в разных ремеслах Афины Эрганы (Труженица) построил великолепный корабль с двумя высокими носами и вставленным в корпус самой Палладой большим куском священного векового дуба из древнего святилища Зевса в Додоне, который шелестом листьев передавал волю богов.
Ясон с такими же, как у Геракла, русыми волосами и честными голубыми глазами, отобрал из желавших участвовать в походе самых прославленных героев, которых было ровно пятьдесят четыре человека, включая самого Эсонида. Среди них были Диоскуры (Отроки Зевса) Кастор и Полидевк, Бореады Калаид и Зет, Орфей, Пелей, Эврит, Гилас, Мопс, Адмет, Авгий, Асклепий, Беллерофонт, Кикн, Мелеагр и многие другие менее известные герои.
Геракл, могучий силой и духом, ростом превосходящий других и статью, тоже не пожелал пренебречь страстным призывом Ясона. Как только крылатая долетела до Амфитрионида молва о сборе лучших мужей – цвета Эллады, – сразу вепря Эриманфского на площади Микенской, опутав веревками, с мощной спины проворно он сбросил. Геракл по собственной воле в неизвестный путь устремился, хотя совершил меньше половины предназначенных Мойрой подвигов на службе у царя Эврисфея. С великим героем был сын убитого им пахаря Феодаманта Гилас, его преданный спутник, отрок прекрасный, его лука и стрел постоянный хранитель.
Аполлоний Родосский поет, что сын Эсона разумный как-то собрал всех аргонавтов и повел к ним речи такие:
– Что пловцам надлежит приготовить для выхода в море, сделано в полной мере у нас накануне похода, и потому нам не нужна никакая отсрочка, надо ждать лишь попутного ветра. Сейчас же, друзья, вам выбрать придется того среди нас, кто достоин стать наилучшим вождем, кто обо всем заботиться сможет, ссоры улаживать и мир заключать с побратимами.
Некоторые считают, что, собравшись вместе, герои избрали своим предводителем могучего Геракла, отдав ему предпочтение за уже явленную всему миру доблесть при совершении четырех подвигов.
Большинство же древних писателей, подобно Аполлонию Родосскому, о выборе предводителя аргонавтов рассказывают иначе. Они говорят, что когда Ясон предложил выбрать вождя, то все одновременно посмотрели на Геракла. Сын Громовержца и смертной Алкмены еще не достиг той блещущей славы, что будет у него, когда он вознесется на ярко сияющие олимпийские выси, но он уже совершил 4 великих подвига на службе у Эврисфея. Об удушении страшного Немейского льва с каменной кожей и истреблении многоглавой Лернейской Гидры восхищенно говорила вся Эллада. Хотя среди аргонавтов были и такие, которые рассказывали не только о подвигах, но и об убийстве Гераклом собственных детей от Мегары, притом в пьяном угаре.
Геракл при избранье вождя среди команды сидел; и все его предводителем выбрать хотели и единогласно выступить звали. Он же, в первый миг не сдержал довольной улыбки, невольно осветивший его всегда суровое лицо, но потом брови густые нахмурив, стал покашливать, словно ему в горло что-то попало. Наконец, бросив кашлять, он, ни на кого не глядя и с места не двигаясь, руку могучую решительно кверху простер и, помотав кудрявой своей головой, голосом громким зычно воскликнул:
– Нет! Пусть никто не воздает мне чести такой! Все равно ее не приму я! Не по мне это дело. Потому даже сдержу любого из вас, кто на это все же решится, да еще и настаивать будет. От себя предложу, чтобы тот, кто собрал всех здесь, пусть теперь сам и ведет нас вперед!
Так с виду твердо сын Алкмены и Зевса сказал. И все похвалили Алкида, но никто не спешил Эсонида в вожди выдвигать, ибо слишком молод он был и потому опыта жизненного очень ему не хватало. Русокудрый Ясон, прищурив голубые глаза, отрешенно глядел куда-то вдаль. Было видно, что он очень рад словам Геракла, но обеспокоен молчаньем других. И тут, видно, решив схватить свою ветреную судьбу сразу за рога и копыта, Ясон с места вскочил и быстро промолвил так, чтоб никто его не сумел перебить:
– Раз вы все мне доверяете честь взять на себя ваши заботы и за все отвечать, то не будем медлить с отплытьем. А сейчас, умилостим жертвами Феба и обильнейший пир немедля устроим.
И Эсонид, вскочив, первым за дело взялся, аргонавты же нерешительно встали и, невольно повинуясь ему, тоже стали готовиться к шумному пиру. Так русокудрый Ясон с непреднамеренной подачи Геракла, за всех сделав выбор, сам себя назначил вождем аргонавтов и под его командованием доблестные герои отправились в дальний, неведомый путь, полный тревог и скрытых опасностей.
На следующий день, огибая залив, аргонавты увидели на берегу Хирона – это дикое чудо с дружелюбной и мудрой улыбкой, который воспитал Ясона и многих других знаменитых героев. Они не могли с ним не встретиться и причалили к берегу на своем снаряженном для дальнего плаванья корабле крутобоком.
Аполлоний Родосский поет, что даже Хирон, сын Филиры, вблизи волны седовласой конские стопы мочил, рукою могучей сердечный привет, посылая путникам отважным, их провожая и всем желая счастливо вернуться.
Орфей вспоминает, как аргонавты посетили на горе Пелион мудрого кентавра Хирона, который их радушно угостил медом, вином и жареного мяса кусками кабанов белозубых и быстроногих оленей.
Конечно, этот был тот самый знаменитый Филирид, который, возможно, еще не успел умереть, получив неисцелимую рану от отравленной стрелы Геракла во время битвы с кентаврами, ведь он, как сын древнего титана Крона, родителя шести олимпийских богов, был бессмертным.
Затем аргонавты пристали к острову Лемносу, управляемому женщинами, которые несколько лет не совершали священнодействий Афродиты и потому были ею своеобразно наказаны.
Говорят, что в безудержном гневе Киприда наградила лемносских женщин противным козлиным запахом. Из-за этого мужья бросили своих жен полногрудых и взяли себе в жены стройных и гибких дев-фракиянок. Лемносские женщины так разгневались, что, сговорившись, ночью перебили своих сонных мужей, а холостых братьев и сыновей навсегда изгнали с острова.
Согласно Аполлонию Родосскому, старая дева Поликсо, царицы Гипсипилы кормилица, хрустящую шею с трудом распрямив над согбенной спиной, когда к ним на остров прибыли аргонавты, слово всем такое на собрании сказала:
– Послушайте меня милые сестры и особенно внемлите славные внучки и дочери! После того как все мы, старухи, умрем здесь одна за другой, вы, кто помоложе, бездетными в тяжкую старость войдете. Так подумайте уже сейчас, как потом станете жить, злополучные! Я сама в предстоящем году, уже, верно, навечно в земле упокоюсь, а вас молодых призываю вот над чем очень крепко подумать! Ныне у нас появилась случайно защита, стоит только вручить дома и имущество все прибывшим чужеземцам и дать им нашим чудесным городом править. Не воевать нам с ними надо, а, наоборот, предавшись сладкой любви с мореходами, не только острову обеспечить защиту надежную, но и народить новый, крепкий народ, в котором остров наш сейчас, ох как нуждается.
И все женщины согласились с мудрой старой Поликсо. Гипсипила тут же отправила к прибывшим аргонавтам расторопную Ифиною, служанку свою с коротким таким предложением:
– Если вы сами желаете, то в город можете войти благосклонно.
Выслушав эту благоприятную весть, все пловцы испытали бурную радость такую, какую дочь Селены и Зевса сверкающая, как адамант, Герса (роса) ранним солнечным утром доставляет в сухую погоду листочкам зеленеющей нивы. Так же и духом героев безудержное овладело веселье. Все стали торопить Ясона полое судно поскорее покинуть и на берег сойти, и, сойдя, в город войти поспешить.
Настало для всех веселое время, беззаботные дни и бестолковые ночи проходили в сплошных празднествах, необузданных весельях и ежедневных пышных пирах. Город весь ликовал, всюду душистым наполнившись дымом. Развлеченья и радость нес Дионис Мельпомен (Ведущий хороводы), затевавший всевозможные игры повсюду. Пышные пиры устраивались везде, и поднимался с алтарей в безоблачную высь жертвенный дым благовонный.
И так день ото дня, неделя за неделей, месяц за месяцем все длилась и длилась отсрочка отплытия. Многие из аргонавтов вступили во временный брак с истосковавшимися по мужским ласкам обитательницами Лемноса.
Правительница острова красавица Гипсипила разделила ложе с юным Ясоном и впоследствии родила от него двух сыновей Эвнея и Неброфона.
В сплошных удовольствиях пребывая, аргонавты еще медлили бы долго с отплытием с острова Лемнос, если бы не Геракл, упорный в достижении цели во всяких трудах. Рассерженный безответственным поведением товарищей могучий сын Зевса, бессмертному богу подобный, пошел в Мирину и стал колотить своей дубиной из дикой оливы во все подряд двери, созывая так расселившихся там друзей на совет. Очень скоро на такой клич Алкида на самой широкой площади Лемноса все герои собрались.
Согласно Аполлонию Родосскому, собрав всех пловцов, поодаль от женщин, Геракл стал громко порицать их и бранить разными крутыми словами:
– О, безумцы, ведь забыли вы долг священный пред родиной! Иль соплеменников кровь из отчизны вас отвращает? Иль, только в брачных ласках нуждаясь, оттуда пришли вы на Лемнос? Или, землячек отвергнув, сейчас вам стало угодно постоянно здесь обитать, взрезая плугом лемносские тучные пашни? Поймите же вы, наконец: мы бесславим себя, с чужеземками так долго общаясь, и никакой нам бог не выдаст руно за одни лишь молитвы. Зевсовы дщери Молитвы – это святая надежда для храброго, а не пустое оправдание для ленивого. Подумайте крепко: не пора ли нам всем здесь опомниться и, больше не откладывая ни на день, вернуться к нашему общему делу, за которым мы в далекую поплыли Колхиду! А вождя нашего Ясона, если он сам того хочет, одного здесь оставим и пусть он и ночи, и целые дни пребывает с Гипсипилой на ложе, пока весь Лемнос своими детьми не наполнит, и этим себя прославит в веках.
Так, вроде шуткой, речь закончил Алкид с суровой улыбкой на мужественном лице, но потом, сдвинув к самой переносице свои низкие брови, он призывал на помощь Айдоса, бога стыда и опять громко пловцов обругал, а потом и вовсе – любимую дубину в бешенстве бросил на землю.
Хоть Геракл позорными словами друзей поносил, но никто не дерзнул за эти упреки косой взгляд на него обратить иль прервать его речь своими словами. Все понимали, что обвинения мощного духом Геракла, справедливыми были, а правду эллины почитали превыше всего. Поэтому, с собрания все разойдясь, аргонавты поспешно готовиться стали к уходу из гостеприимного града на любимом острове колченогого бога Гефеста.
Авгий и некоторые другие аргонавты потом рассказывали, что Геракл не думал, что плаванье за руном продлится так долго и боялся, что Эврисфей, позволивший ему отдыхать только до конца года, после этого срока может объявить его беглым рабом и начать розыск.
Отплыв с острова Лемнос, герои, чтобы пополнить запасы пресной воды и свежих продуктов, вскоре причалили к стране долионов, которыми правил юный царь Кизик, оказавший им самое радушное гостеприимство и искреннее дружелюбие. Царь им дал много вина, в котором аргонавты нуждались, дал и овец, выращенных для мяса. Задолго до появления аргонавтов царю долионов вещун так сказал:
– Как только прибудет славных героев чудесный отряд, надо принять их очень радушно и кротко и ни в крем случае не затевать с ними кровавую схватку.
Пока большинство аргонавтов весело пировало с гостеприимным правителем Кизиком, землеродных чудищ большая толпа, нагрянув по крутой горной дороге, загородила устье с открытого моря камнями громадными, словно ловушку поставили зверю. Это были огромные шестирукие великаны.
К нежданному счастью, при корабле с молодыми пловцами могучий Геракл оставался. Тотчас упругий свой лук против них он напряг с такими словами:
– Думаю, друзья, что этих ужасных чудовищ натравила на нас богиня белорукая Гера, супруга великого Зевса, для мести свирепой мне и моей матери милой. Но руки мои наполнены силой и дух мой крепок, как никогда. Хищным рыбам и птицам в добычу достанутся эти чудовища здесь.
Потрясая губительным луком и страшной дубиной из дикой оливы, Зевса сын был ликом гибельной ночи подобен. Свет от звезд и сиянье Луны сквозь такую ночь не проходят; черная спускается тьма с высоких небес, и из подземных глубин вздымается мрак из Аида. Одни лишь бессмертные боги могли бы, выйдя все вместе навстречу Гераклу, его удержать, как он устремился против шестируких чудовищ. Взор его пылал зловещим огнем, необорные руки силу свою и мощь неудержимо несли на врагов.
Многих страшных врагов Геракл в этом бою с большого расстояния сразил своими стрелами, смоченными в ядовитой желчи Лернейской Гидры. Тогда оставшиеся в живых чудовища бросились в рукопашную сами атаку, пористых скал огромные куски по пути отрывая, убить ими пытались Геракла. Тогда он в недра подземные отправил еще нескольких шестируких великанов ударами своей знаменитой дубины из дикой оливы, а остальных чудовищ истребить помогли подоспевшие друзья аргонавты.
Аполлоний Родосский поет как стрелы и копья метали герои в бегущих навстречу в буйном порыве шестируких чудовищ, пока не смогли уложить всех их ничком на землю навечно. Словно, только срубив топорами деревья большие, их лесорубы рядами кладут вблизи от приморья, чтобы, намокнув, могли они прочно выдержать скрепы, так у теснины седого залива лежали рядами горы шестируких великанов убитых. Одни – погрузились в соленую воду грудью и головой, а всем телом лежать оставались на суше, на песок прибрежный другие легли головами, так что ноги у них омывались морскими волнами.
Во время бушевавшего бурно сражения никто слов Геракла не оспорил, но потом Мопс Титарисийский, которого сам Летоид обучил прорицать по полету пернатых, все же ему возразил:
– Волоокая царица Олимпа благоволит аргонавтам потому, что всем сердцем ненавидит Пелия и, как милого сына, любит Ясона. Поэтому она не может таких страшных чудовищ натравить на пловцов, возглавляемых Ясоном, а значит и на Геракла.
Аргонавты, когда беспримерный свой подвиг бесстрашно свершили, ночью туманной отплыли в открытое вечно-свободное море и попали в полосу противных ветров. Не узнав в вечернем непроницаемом сумраке гостеприимного берега, накануне оказавшего им радушную встречу, они вновь причалили к стране долионов. Народ Кизика в этот раз принял их за войско пеласгов, с которыми у них постоянно происходили кровавые стычки. Началось роковое ночное сражение, во время которого ни те, ни другие не знали, кто их противники. Аргонавты многих перебили и в том числе убили молодого правителя Кизика. Когда же наступил день, и пловцы поняли, что случилось, то в знак почитания богини Алгеи (Скорбь), они остригли себе волосы и устроили юному Кизику пышные похороны.
После погребения несчастного Кизика на всеобъемлющем море стали бушевать жестокие бури непрерывно в течение целых двенадцати дней и ночей, они не давали аргонавтам снова в плаванье выйти. Тогда по вещанию гальционы Эсонид с товарищами поднялся на вершину Диндима и помолился пышнотронной богине Рее – великой Матери всех богов. К чистым жертвам пловцов богиня ожившее сердце склонила и явила им настоящее чудо. Дали разные деревья вдруг много вкусных плодов, и каменистая земля под ногами неожиданно изумрудной травой и яркокрасочными цветами покрылась. Прежде свирепые звери, покинув свои берлоги и глубокие норы, вышли на освещенные солнцем луга и лесные поляны, дружелюбно помахивая хвостами. Пир был устроен тогда на горе по прозванью «Медвежья» в честь Великой богини. С утренней зарей же, как только встречные ветры утихли, остров Кизика герои покинули и сначала на веслах дальше поплыли, а потом и белый парус на высокую мачту поставили.
По рассказам жителей фракийского Салмидесса их царь Финей, получивший от Феба Локсия замечательный дар прорицания, подобно многим другим предсказателям, был поражен слепотой. Финей был ослеплен либо Посейдоном, либо Бореем или же самим Зевсом, ибо он выдавал людям тайны богов. Не зря говорят, что многознанье – великая беда тому, кто молчать не умеет: это, как острый меч в руках у ребенка.
Некоторые говорят, что аргонавты освободили Финея от нескончаемой пытки голодом: всякий раз, как он садился за стол принимать пищу, прилетавшие Гарпии (хищные полуженщины-полуптицы отвратительного вида) расхищали большую часть яств, а остальное оскверняли зловонными испражнениями. Крылатые сыновья Борея Зет и Калаид прогнали Гарпий на далекий остров, а сын Аполлона искуснейший врачеватель Асклепий вернул Финею зрение. В благодарность царь-прорицатель указал пловцам краткий путь по ворчливому морю и многое им поведал из того, что их впереди ожидает.
Другие о посещении аргонавтами Фракии, где царствовал Финей, рассказывают иначе. На застонавшем от сильного ветра море поднялась такая сильная буря, что герои утратили всякую надежду на благополучный исход плаванья, но тут божественный певец Орфей, единственный из участников похода посвященный в священные мистерии (таинство), взмолился о спасении к Самофракийским богам. Его пенье было настолько прекрасно, что ветер сразу же утих, а к головам братьев Диоскуров опустились с небосклона две ярких звезды. Все изумились этому чуду, поняв, что от опасности их избавило благоволение богов. Это происшествие сохранилось в памяти людей, и поэтому попавшие в бурю мореходы всегда молятся Самофракийским богам, а присутствие звезд объясняют явлением могучих Отроков Зевса.
Когда буря улеглась, герои сошли на берег Фракии в стране, где в городе Салмидессе царствовал Финей, и увидели там двух окованных юношей, которых зарыли наполовину в землю и люди варварского вида подвергали их частым ударам плетей. Когда перед терпящими страшные мучения юношами нежданно возникли аргонавты, то, увидев могучего телом Геракла, они стали взывать его о помощи, протягивать к нему руки и так рассказать о себе:
– Мы несчастные сыновья Финея от его первой жены Клеопатры, дочери Орифии и Борея. Такому жестокому наказанию мы несправедливо подвергнуты нашим доверчивым отцом из-за бесстыдства и лживых наветов злокозненной мачехи. Отец женился второй раз на Идее, дочери скифского царя Дардана, которая по возрасту нам в сестры годится и из большой любви старался всячески угождать ей. Куда только разум его подевался, которым когда-то славился он и среди чужеземцев, и в собственном царстве. Беспрекословно он поверил Идее, когда она ложно нас обвинила, сказав, что мы все вместе пытались ее изнасиловать, желая так угодить своей матери.
Геракл не сдержал довольной улыбки, когда сыновья Финея обратились именно к нему, а не к Ясону, сделавшему аргонавтам повелительный знак руками, чтобы они замолчали и дали послушать речь истязаемых юношей. Рассказав об учиненной отцом несправедливости, юноши умоляли опять же Геракла, а не кого-то другого, вызволить их из беды.
Финей же, злобно сверкая глазами, встретил чужеземцев грубо с такими словами:
– Не надо лезть вам, чужестранцы, в наши дела и не надо вам легко верить россказням всяких нечестивцев! Да, я действительно отец двух этих молодых людей, и это я наказал их, но сделал все вполне справедливо. Ведь никакой отец никогда не пожелает подвергнуть каре своих сыновей столь суровой, если только они не совершили такого ужасного преступления, которое превозмогло над естественной любовью, которую все родители питают к своим детям.
Геракл, как только услышал о злокозненной мачехе Идее, сморщил нос и сильно нахмурился – он живо вспомнил свою мачеху Геру и по его сочувственному взгляду было ясно, что он бесповоротно встал на сторону сыновей Финея.
Когда юноши закончили свой рассказ, Геракл в знак согласия кивнул головой своим спутникам в точности так, как это часто делал его великий отец. Тогда бывшие среди спутников Геракла Бореады Зет и Калаид, братья Клеопатры, по причине родства первыми устремились на помощь племянникам, разбив наложенные на юношей оковы, они сразили мечами пытавшихся оказать сопротивление варваров.
Говорят, что, когда в битву ринулся сам Финей во главе множества фракийцев и отборного отряда скифов, то Геракл превзошел всех доблестью в сражении, убил и самого Финея, и много его воинов. Затем крепкодушный Алкид овладел царским дворцом, перебил всю охрану, состоявшую сплошь из одних скифов. Он освободил из темницы Клеопатру и передал сыновьям Финея Плексиппу и Пандиону принадлежавшую их отцу власть.
Когда же юноши собрались казнить коварную мачеху мучительной казнью, сын прекрасноволосой Алкмены, прищурил голубые глаза и, задумчиво глядя куда-то в сторону, вскричал громко так, чтобы все услышали:
– Нет! Воздержитесь от кары жестокой такой, ведь вы не судьи! Будьте милосердными и отправьте эту женщину в Скифию к Дардану, ее отцу, человеку, как я слыхал, справедливому. Пусть он сам накажет Идею за учиненную над вами несправедливость.
Так и было сделано: Скиф за жестокость к пасынкам присудил дочь к заслуженной смерти, а сыновья Клеопатры стали пользоваться среди фракийцев доброй славой за проявленное милосердие. Однако больше всех неслыханной славы стяжал по всей Элладе Геракл, как герой не только самый могучий и справедливый, но к тому же и мудрый, и великодушный.