Сергей Быльцов
Гераклея
215. Афина снаряжает Геракла в доспехи
Покинув Торону, Геракл прибыл к реке Эхедору, что протекает по Македонии, родине будущего великого воина Александра, стремившегося покорить весь обитаемый мир. Там Алкида остановила светлоокая дева Афина-Паллада, выскочившая в этот раз из колесницы, запряженной двумя белыми лошадями, и такие провещала крылатые речи:
– Радуйся, о славнейший герой всей Эллады, силу великую дает тебе Зевс, верховный владыка блаженных, Кикна, сына грозного Ареса и девы Пелопии, ныне сразить и совлечь с него брони!
Геракл сначала широко улыбнулся при появлении своей и воинственной, и мудрой богини – сестры, но потом глаза его округлились:
– Не хочу, богиня, выглядеть в твоих глазах чрезмерно самоуверенным, но после труднейшей победы над ужасным морским чудовищем, я совсем не боюсь поединков с подвластными смерти героями. Они мне не противники.
Афина между тем, не слушая Геракла, вынула из колесницы и положила перед ним поножи из ярко сияющей меди – дар преславный хромого Лемносца – вокруг наложить на голени, и панцирь медный, сотворенный искусно, чтобы облечь мощную спину и могучую грудь. При этом она говорила герою своему подопечному:
– Этот Кикн, племянник мой самоуверенно – дерзкий, обычно любит сражаться на колесницах, предлагая противникам за победу призы, но побеждает всегда только сам, побежденным же головы отрубает и их черепами украшает храм своего вечно запятнанного кровью родителя.
Геракл, как все греки, с детства больше всего любил летом ходить почти обнаженным, не закрывая тело ничем, кроме узкой повязки набедренной. Богиня стыдливости Айдос длительное время запрещала древнему греку обнажать свое тело при свете солнечного дня. Однако жажда красоты, выражавшаяся в восхищении прекрасными человеческими телами, поборола природную стыдливость и стали обнажаться не только те, кто позировал ваятелям, но и участники всевозможных состязаний. Одежда у эллинов стала лишь несущественной подробностью, которую можно было скинуть в одно мгновенье.
За последние годы герой привык к каменной шкуре Немейского льва и ни в одежде, ни в доспехе совсем не нуждался, но спорить не стал с богиней мудрости и справедливой войны и все одел, что дала светлоокая Тритогенея. Так же на мощные плечи герой возложил редкое в то время железо, оплот от несчастья в бою и просторный колчан вокруг могучей груди по оплечью сзади навесил, где много стрел внутри пребывало. Крепкое взял он копье из колесницы Афины, повершенное медью блестящей, шлем на кудрявую голову надвинул, вдоль облегавший чело, из адамантовой стали изделие редкое. И блистал ярко на солнце шлем этот с конской гривою густой; развевались вокруг длинные волосы, в гребне его закрепленные искусно Хромцом обеногим. В руки Геракл взял щит семикожный, покрытый медными бляхами. Так же, как если на спокойном море промелькнет пред моряками блестящий свет от пожара, что бушует где-то на берегу, так от щита отпрыска Зевса, – прекрасного, дивной работы Гефеста, – отраженный солнечный свет достигал до эфира. Был тот щит не только нетленным и ярким, но еще всем своим видом взор восхищал.
Гесиод поет, что весь этот щит был покрыт по кругу блестящей эмалью белой и полированной костью слоновой, светлым он мерцал янтарем и притом излучался златом блестящим. Был посредине щита изображен ужасный дракон, и страх исходил во все стороны от него несказанный: часто взирал он очами, в коих пламя светилось, полнилась пасть его от зубов, белевших рядами, неумолимых и острых.
Оглядев одетого в доспехи Геракла, довольная Афина сказала ему:
– Когда ты Кикна от сладостной жизни навечно отторгнешь, то должен только воззреть на его родителя Ареса, как тот навстречу тебе грядет, мужегубный. Хорошенько запомни – судьбой не дано ныне коней его тебе захватить и сорвать нетленные с его тела олимпийского бога доспехи. Теперь же, возвратись, возьми Иолая возницей и справедливую победу в состязанье с Кикном добудь!
216. Геракл убивает Кикна
Престарелый Иолай потом о поединке своего любимого дяди так его детям – Гераклидам рассказывал:
– Одетый непривычно, как бог или царь, родитель ваш, величайший герой и мой дядя любимый, громко вскричал, как подобало одежде, и кони, побужденные его повелительным возгласом, резво помчали повозку, высоко воскуряя пыль на равнине, – небывалую мощь им придала совоокая дева Афина, грозно вслед потрясавшая своим огромным копьем. Широкогрудая Гея – земля под колесами крепко сколоченной нашей двухколесной повозки застонала окрестно.
Вскоре впереди мы увидели колесницу, в которой находился подобный огненной буре, Кикн могучий коней укротитель. Когда наша повозка с его колесницей стали сходиться друг против друга, громко кони заржали, и вокруг в горячем воздухе преломлялось их ржание звучно. Тогда, перекрывая конское ржание, дядя мой, обычно очень серьезный, закричал с легкой усмешкой:
– Кикн, воин любезный! Ты зачем против нас стремительных своих гонишь коней? Ведь не безусые юноши мы с тобой, а мужи, познавшие уже много тягот и бедствий. Пышноточеную мимо веди колесницу свою, и мне спокойно проехать позволь, ведь мы с Иолаем не путники обычные, черепа которых часто ты на родительский храм прибиваешь. Если же ты все же со мной жаждешь сойтись в поединке, то будь уверен: и родитель твой Арес, могучий городов разрушитель, тебя не спасет от смерти позорной.
Но Кикн с душою надменной, видно, уже попал в объятья грозной Эриды – этой неистовой спутницы бога кровавой войны. Не пожелал он коней своих удержать, колесницу нам навстречу влекущих, и злобно так зарычал, словно имя его означало не лебедь, а лев, и эхо в горах откликнулось неотчетливо, но грозно и громко:
– Как бы ни был могуч ты, Геракл, всех победить все равно ты не можешь, кто выйдет сразиться с тобою. Знаю я, что и ты ведь на свет не бессмертным родился. Если я только сумею в самое сердце тебе угодить заостренною медью, то, как ты ни силен, как в мощной руке ты ни уверен, все-таки нетленную славу я получу, а Хтоний Аид – твою душу.
– С виду доблестен ты, сын Арея, но зачем, если уж решил биться со мною, так много болтаешь? Дело в сражениях руки решают, а слова – на собраньях! Не будем много пустых речей разводить, давай-ка лучше сражаться!
Кикн с плеча ударил бичом по коням, скачущим высоко и со скоростью дивной по дороге летящим. Брызги песка и камней из-под копыт и дивных для взора колес, тяжкой медью обитых, высокими фонтанами взметнулись вокруг. Как только колесницы близко сошлись, так сразу возникла свирепая битва. Кикн, желая низвергнуть Геракла, в щит, прикрывавший его мощную грудь и упругий живот, ударил копьем медноострым. Медь копья не пробила не подверженного тлену щита, была отринута божественным даром Гефеста. Отскочил наконечник копья, как бобы разноцветные скачут на широкой лопате или горох на пространном току, когда их веятель-муж на лопату бросает под протяжно свистящее дыхание осеннего ветра, так же от дядиного щита, упруго прочь отскочив, далеко копье отлетело.
Дядечка мой – самый великий герой и всеми в Элладе любимый, особенно мной, повернул ко мне свое лицо самое прекрасное в мире и быстро сказал:
– Спасибо мудрой Афине и Гефесту искусному. Если бы на мне была львиная шкура, то копье бы вонзилось как раз там, где ее края расходились.
Дядя мой, не только красотой героев всех превзошедший, но могучестью тела и рук, однако ж, и сам у Кикна в долгу не остался. Метнул он мощно копье длинномерное и быстро гортань, что открылась тогда под самим подбородком Кикна, точно пронзил, и оба рассек сухожилия ясеня наконечник острый из меди. Пала Кикна воителя надменная сила, рухнул он замертво, как рушится еще крепкий дуб, разбитый жгучей молнией Зевса. И опять дядя благодарно сказал:
– Спасибо Афине – Палладе за это копье, ибо своей дубиной я не достал бы Кикна, даже если бы кинул ее, как копье.
217. Геракл ранит Арея
Тут невдалеке мы с возлюбленным моим дядей узрели, как Арей – могучий непреступных твердынь сокрушитель, в одежде, как всегда, чужой кровью залитой, откуда-то появился на своей искусно сделанной колеснице и к нам устремился, что-то грозно крича. Дядя мой был, как лев, который у тела убитого им оленя иль тура мощно когтями крепкими кожу рвет, чтоб оттуда животворный дух поскорее отринуть.
Увидев Ареса, дядя мой, еще ненасытный сраженьем, выпрыгнув из нашей повозки, стал, как скала нерушимая против Ареса, дерзанье львиное в широкой груди воздымая. Тот же приближался, сердцем кручинясь за Кикна, милого сына, который уж скрылся в покрытую гнилостным мраком обитель Аида. С криками боевыми дядя мой – непобедимый герой и бог кровавой войны стремительно бросились один на другого.
И тут я увидел могучую сероглазую деву с русыми волосами, выбивавшимися сзади из-под яркоблестевшего коринфского шлема с двумя пышными конскими гребнями. Как между бесчисленных звезд средь мрака ночного сияет Геспер, которого в небе звезды нет прекрасней и ярче, так сиял этот особенный шлем. Я сразу узнал – это была мощная дочерь Кронида, которая вышла против Ареса с нетленной эгидой своею, страшной, которую пробить неспособна и молния Зевса. Грозно глядя исподлобья своими совиными выпуклыми глазами, богиня могучеотцовная злорадные брату молвила речи:
– Мощную ярость, Арес, укроти, ибо тебе не судьба с плеч доспехи сорвать, Зевсова дерзкого сына Геракла повергнув на землю сегодня и над ним надругаться. Поэтому брань свою лучше уйми… Да не вздумай против меня для сражения становиться! Не стоит тебе тягаться со мной, ведь я, хоть тебе и сестра, но обладаю большею силой.
Однако воинственный дух бога вероломных кровавых сражений теми словами богиня войны справедливой смирить не сумела, и он, потрясая копьем, с криком великим к моему дяде рьяно стремился, буйно волнуемый жаждой убийства: копьем ударил он медным, сильно ярясь за гибель сраженного сына, в щит великий, но прочь совоокая дева Афина полет копья могучей рукой отвела, с колесницы стремительно прянув. Горе объяло нещадно рассудок и чадолюбивое сердце Ареса. Из лона изъяв заостренный свой меч, ринулся, как ураган, он к Гераклу. Однако дядечка мой с душою красивой и крепкой, все еще не насытился сраженьем грозным. Он прямо в бедро, что щит обнажил Гефестом искуснотворенный, мощно Эниалия поразил и премного рассек ему божественной плоти, твердо уметив острым копьем, и ниспровергнул на землю.
Не знаю откуда взялись могучие сыновья Ареса от златовенчанной Афродиты страшный Фобос и ужасный Деймос, но каждый в своей колеснице примчались они и молча наблюдали за боем отца. Увидев ранение родителя, они оба вскочили в его колесницу и ударили бичами нетерпеливых коней, наполнив воздух высокими, звонкими криками. Тотчас примчались братья – возницы к Арею и с тверди широкодорожной на пышноколесную колесницу его уложили, затем, не мешкая, хлестнули коней и, вздымая клубящуюся пыль в облака, проворно умчались, оставив повозки свои без возниц.
Вслед за ними совоокая грозная дева в яркоблестящем шлеме коринфском, гневно посмотрев на Геракла взглядом высокомерным, на своей колеснице пышноколесной, на великий Олимп вознеслась в нетленные жилища бессмертных богов, для светлого счастья рожденных. Мне показалось, что гневалась богиня за то, что дядя мой брата ее тяжко ранил.
Дядя же подозвал меня, и когда я подъехал, снял поскорее доспех и, положив его на повозку, сказал:
– Не могу я из меди доспехи долго носить – сильно с непривычки мешают и натирают они мне все тело. Давай же скорее поедем к кому-нибудь пировать. Очень я голоден, подлый желудок все время дает о себе знать, особенно после сражения иль поединка.
Дядечка мой, хоть и был в Элладе герой величайший, всегда был неприхотливым во всем, обычно и ел, и спал у своих товарищей и приятелей, довольствуясь тем, что у них было. Больше всего он, конечно, любил гостить у меня. Когда ж ему самому случалось товарищей угощать, он у них же брал для этого и столы, и покрывала, и посуду, потому что сам ничего не имел, кроме нестроганой дубины, лука и львиной шкуры. Совсем бескорыстным героем дядя мой был.
Некоторые, рассказывая о схватке Геракла с Кикном, говорят, что, когда войнолюбивый бог стал поддерживать своего сына Кикна, вмешиваясь в единоборство, Зевс Астрапей (молнийный), кинул посреди них перун и приказал немедленно прекратить борьбу грозными такими словами:
– Я вам обоим вещаю и все непреложно исполню: сначала вашим коням я ноги сломаю и в прах ваши крепкосколоченные сокрушу колесницы! Если же и после этого вы братоубийственную схватку не прекратите, то молнией обоих вас поражу, и десять лет круговратных вы глубоких язв не излечите, какие мой гром вашим телам нанесет.
Это все выдумки, Зевс в схватку Ареса и Геракла не вмешивался, да и зачем, если там Афина была. Много люди выдумывают о Геракле, лишая правдивые рассказы о его великих подвигах впечатления достоверности.
218. Гера и Эврисфей замышляют 10 подвиг
10-й подвиг для сына пышнокудрой Алкмены придумала белорукая мачеха с на редкость ревнивым и злокозненным сердцем так, чтобы покрыть своего пасынка дурной славой, и, явившись к Эврисфею, как обычно, во сне она так к нему обратилась:
– Радуйся Эврисфей. Ты вот тут спишь, как невинный ребенок, сладостным сном наслаждаясь, а я, не желая неоконченным и тщетным долгий труд мой оставить, новое дело для Геракла придумала, и даже, если его он исполнит, то слава поганая за ним будет гоняться. Давно хочется мне, чтобы пасынка все считали в Элладе грабителем мерзким и вором. Он уже похитил Керинейскую лань, Эриманфского вепря, Критского быка и коней Диомеда, но люди говорят, что все они были чудовищными животными и от них было необходимо избавиться. На этот раз подвиг будет иным. Поручим Гераклу похитить коров, не только вполне безобидных, как все коровы, но самых прекрасных, статных, красивых, дающих чудесное молоко, и едят они, в отличие от коней Диомеда, только траву. Хозяина этих коров зовут Герион, и живет он почти на самом крае земли, куда смертному добраться почти невозможно. Этот Герион, хоть и трехтелый, но ни свирепым чудовищем, ни тем более кровавым злодеем, он не является. Проживая на самом краю света, он никого не обижает и никому не мешает. Поэтому похищение чудесных коров у Гериона, их владельца законного, будет иметь простое название – воровство и разбой. Надеюсь, многие эллины, которые почитают законы, установленные для них богами и Зевсом, наконец, осудят Геракла, ибо это будет справедливо… Наконец, Герион является любимым внуком чадолюбивого Посейдона, моего милого брата. Конечно, Герион без боя не отдаст Гераклу своих прекрасных коров, и необузданному моему пасынку ничего не останется, как убить трехтелого великана. И вот тут-то на помощь любимому внуку я позову могучего деда с его огромным трезубцем, которым он дробит скалы. У меня уже чешутся руки – хочется поскорее натравить на Геракла самого Посейдона, а там, глядишь, и Зевсу придется за родного брата вступиться, если у того самого силы против Геракла не хватит.
Размечтавшаяся Гера долго еще, время от времени крепко потирая ладони, присев у Эврисфея в ногах, неспешно вещала, то и дело, покусывая локон своих белых с рыжим отливом волос. Эврисфей, лежа с открытыми глазами, задумчиво глядел на звездную россыпь, видневшуюся в темном проеме окне. Он почтительно выждал некоторое время после того, как его златотронная покровительница замолчала и восторженно молвил:
– Я не могу сдержать восхищения, о царица блаженная, делящая законное ложе с самим Зевсом-Кронидом! Даже, если б я совсем спать не ложился, такого трудного и, одновременно бесславного подвига Гераклу не смог бы сам я придумать. Слышал я от корабельщиков об острове Эрифия, на котором пасутся прекрасные коровы, принадлежащие герою Гериону. Да, не легко даже Гераклу будет добраться до края земного, да и похитить этих коров будет не просто – пес огромный и злобный с двумя головами по имени Орф их охраняет, а пасет великан, Эвритион его имя. У Геракла такой бешеный нрав, что он всех, кто только под руку попадется, убьет не задумываясь, и славы доброй ему это совсем не прибавит. Если позволишь, богиня, властвующая над всеми, то я предложу от себя еще привлечь к этому делу Менета, пастуха, который, как я слышал, пасет где-то там стадо незримого Аида и супруги его Персефоны. Если этому Менету вложить в неспокойное сердце бурную смелость, то он, справедливости ради, кинется за коров с Гераклом сражаться и тут же будет убит, а это не понравится твоему ужасному брату Аиду, ведь кто-то должен коров его черных пасти.
– Молодец Эврисфей! Телом ты сущий уродец, но какой хитроумный! Ведь можешь, если захочешь! Хорошо ты с этим Менетом придумал, и о нем я не забуду. Сейчас же я на Олимп удалюсь, ибо за тебя я спокойна, уверена, что ты и без меня сделаешь все, как надо. Однако нам заранее необходимо подумать, как Гераклу подневольную службу продлить, ведь настал его 10-й, последний подвиг, что Пифия объявила. Он необузданный и строптивый, может взбунтоваться и не известно, как Зевс себя поведет – трудно и мне иногда предсказать его слова и поступки. Надеюсь, что сама Ткачиха Лахесис, как надо свою вещую пряжу соткет и нам поможет Геракла у тебя на службе оставить, ведь точно я знаю, как ей подвиги моего пасынка необходимы.
Гера не слышно, как легкий туман, растворилась в предрассветном сумраке ночи, а Эврисфей, сжавшись комочком на огромном пурпурном ложе, еще долго лежал с широко открытыми глазами и тихо беседовал сам с собой:
– Как хорошо, что Гера сама дело такое предложила Гераклу назначить, ведь и я о прекрасных коровах трехтелого Гериона давно уж мечтаю, да всего опасаюсь… Как бы не вышло, как с Критским быком, которого я хотел на племя заполучить в свое стадо. Некоторые, конечно, назовут Геракла разбойником и вором, похитившим у сына Каллирои и Хрисаора героя Гериона законную собственность, и это славой его покроет дурной. Однако, я знаю, что люди все разные, и многие будут им восхищаться, как первооткрывателем для колонистов новых земель, проложившим безопасные дороги для них, а также для торговцев и путешественников, и это даст ему еще большую, и совсем не поганую, славу, ведь ее он добудет своими ногами.
219. Начало похода за коровами Гериона
Недолго ждал Геракл нового приказа Эврисфея, который, красуясь перед собравшимся на микенской агоре народом, огласил Копрей, любимый царский глашатай с тощими перекошенными плечами и нарочито выпученными глазами:
– На этот раз, Амфитрионид, сын Алкмены, тебе предстоит отправиться на западный край света, туда, куда каждый вечер Титан, пламенеющий в небе, неслышно склоняется, опускаясь в своей огненной колеснице в мировую реку Океан. Точно не знаю, но где-то там тебе надо найти прекрасное стадо коров и быков, которых ты узнаешь по их дивной стати и особенной красной масти. Эти красные коровы принадлежат недостойному Гериону, великану трехтелому. Ты можешь тайно похитить этих коров иль дерзко отобрать их с помощью силы, ведь ты хвастаешь, что могучестью всех превзошел. Все прекрасное стадо пригонишь сюда. Да смотри приведи всех этих чудесных коров, никому их не дари и сам не ешь, себе пропитание луком и копьем добывай! Чтобы пригнать сюда без потерь все герионово стадо с края земли, тебе дозволяется взять с собой помощников-пастухов, сколько надо.
Путь Алкиду предстоял дальний и потому до 10 подвига, который, как он надеялся, будет последним, ему пришлось совершить и другие труды, достойные его ярко сияющей славы. Например, он установил по столбу на двух соседних материках, изменив расстояние между ними. В это же время или после 10 подвига Геракл совершил еще много великих деяний. Он на поединке задушил сына Посейдона и Геи чернокожего великана Антея и преобразовал Ливию в благоприятную для существования человека страну, так же на поединках убил сына Энносигея и Афродиты Эрика и знаменитого борца Кротона, убил сына царя морей и нимфы Ливии Бусириса и сына колченого Лемносского бога огнедышащего великана Какоса, сражался с войском Иалебиона и Деркина, освободил титана богоборца Прометея и выполнил много других достойных великого героя трудов.
Сведения о маршруте, по которому Геракл шел в поход за коровами Гериона и обратно содержат много путаницы у древних авторов, в том числе и у тех, чьи описания его жизни и подвигов наиболее полны. Эта путаница связана с путаницей во времени, о которой уже говорилось. Даже сейчас можно лишь в общих чертах проследить маршрут Геракла – это северная Малая Азия, Колхида, Океан, Ливия (северный берег Африки) и Европа (Лигурия, Тиррения, Испания, Пиренейские горы, Галлия и Альпы, Италия, Сицилия, Греция). При этом, древние авторы по понятным причинам путались еще и в географических названиях городов, рек, областей и даже стран, ведь некоторые из них только открывались греками и не имели устоявшихся названий.
Поэтому не будем ставить непосильную задачу – рассказать о том, в какой точной последовательности и когда именно Геракл посещал те или иные места – до совершения 10 подвига или на обратном пути с коровами Гериона или же еще позже. Может быть, это не так и важно, важны сами его деяния, которые он совершил в период между 9-м и 12-м подвигами.
Итак, когда Эврисфей приказал совершить десятый подвиг – похитить и пригнать коров Гериона, пасшихся в той части Иберии (Пиренейский полуостров), которая примыкает к Океану, предусмотрительный Геракл, учитывая, что это поручение сопряжено со значительной подготовкой и тяжелыми испытаниями, снарядил несколько кораблей чернобоких. На этих судах, кроме команды он собрал подобающее количество для такого похода помощников, в основном это были восторгающиеся его подвигами юноши и пастухи.
По всему миру ходили слухи, что царем всей Иберии был Хрисаор (золотой меч), само имя которого указывало на его огромные богатства. Опирался же богатый отпрыск убитой предком Геракла Персеем Медусы-Горгоны на поддержку трех своих сыновей, отличавшихся и телесной силой, и доблестью в ратных делах, причем каждый из них имел под своим началом немало воинственных племен. Вот почему Эврисфей считал поход в те земли обреченным на неудачу и потребовал от Геракла совершить этот подвиг.
Возможно, по этой же причине Микенский царь не стал возражать против планов Геракла привлечь к похищению ленивых коров Гериона других мужей и, конечно, юношей, которые жаждали великих свершений под началом не только величайшего, но и любимейшего героя Эллады.
Как и на предыдущие подвиги, Геракл отправился навстречу новым опасностям без спешки и суеты. Новых спутников сын Зевса и добродетельной Алкмены собрал на Крите. Он решил начать поход именно отсюда, поскольку этот крупнейший остров пеласгов, омываемый тремя плюющимися пеной морями, имел исключительно благоприятное положение для совершения походов в любую часть темной Ойкумены. Местные жители оказали знаменитому герою чрезвычайно радушный прием, и поэтому, желая отблагодарить потомков древних Куретов, он перед отплытием с помощью своих самых верных друзей – дубины и лука очистил остров от наиболее свирепых зверей. Вот почему в более поздние времена на острове ста городов уже нельзя было встретить ни львов, ни медведей, ни волков, ни змей, ни других опасных диких животных.