Сергей Быльцов
Гераклея
196. Геракл захватывает коней Диомеда
После схватки с Танатосом Геракл понял, какой необыкновенной силой наделил его родитель и Могучая Судьба. Он, наконец, поверил в рассказы провидцев, что он не просто равен бессмертным, но уступает в силе лишь великому Зевсу. Теперь герой, сломя голову, не кидался в огонь и воду, крича «Победа или смерть!». Навстречу неотвратимой опасности ныне он шагал спокойнее и увереннее в своей победе, чем при свершении первых опасных подвигов.
Перед тем, как отплыть во Фракию Геракл постарался разузнать как можно больше о царе бистонов Диомеде и его необыкновенных конях. Один торговец, часто бывавший в землях, простиравшихся на запад от Понта до самого Стримона, ему рассказал:
– Я несколько раз бывал у бистонов, которые живут по берегам изобильного рыбой озера Бистониды и у Эгейского моря. Они славятся своей воинственностью и чрезмерным употреблением вина. Бистоны считают своего нынешнего царя Диомеда сыном дочери владыки лапифов Гипсея Кирены и щитодробителя буйного Ареса. Слышал не раз я их восторженные рассказы о четырех особенных царских конях. Говорят, что более сильных и красивых лошадей, чем эти кони не бывает на свете. Однако, мое тебе слово такое: подобных ужасных кобылиц я больше не знаю потому, что их мощные челюсти съели уже немало людей – они питаются только человеческой плотью. Я видел их близко только однажды, но мне и этого хватит – из их челюстей огнедышащих куски тел человечьих торчали, застряв меж клыкастых зубов в пастях окровавленных. Обычные путы не могут удержать ужасных этих коней, поэтому они всегда прикованы толстыми железными цепями в стойлах с каменными стенами. Царь-нечестивец с самого их рождения кормит своих лошадей не только телами рабов, но и убитыми чужестранцами – одинокими путниками без роду и племени и отставшими от своих кораблей мореходами…
Геракл выслушал все с неопределенной улыбкой, на словах не высказал недоверия торговцу, бывавшему у бистонов и предложил ему плыть вместе в диомедово царство, но тот наотрез отказался. Тогда, собрав две дюжины добровольцев, согласившихся его сопровождать и при необходимости сражаться с бистонами, он отправился в Фивы, оттуда переправился через узкий пролив на большой остров Эвбею, с которого и отплыл в туманную страну чубатых фракийцев.
Время в пути кануло в Лету, и вот уж пловцы тихо в пристань на веслах вошли, белые паруса на судне быстроходном быстро вверх подтянув, и у самого берега на мелкой воде чернобокий корабль канатами закрепили надежно. После этого Геракл с товарищами безмолвно в полной тиши вышел на пустынную прибрежную землю. Не встречая никаких препятствий, Зевсов сын вместе с длинноволосыми юношами, еще не посвятившими своих кудрей Аполлону, добрался до видных с моря мощных стен дворца Диомеда, к которому сзади была пристроена конюшня с высокими, толстыми стенами из крепкого серого камня.
Дворец царя бистонов, окруженный глубоким рвом, находился на высоком холме и казался неприступным для штурма и потому его называли Картера Коме (Крепкое селение). Самого сына Ареса по случайности не было дома, он во главе большого отряда бистонов, знаменитых воинственным пылом и буйными играми, на самой высокой горе в честь гроздолюбивого Вакха разные игры и пышные пиры учинял, ведь бистоны были известны своим непомерным пристрастием к употребленью вина.
Геракл, приказав своим спутникам ждать его во дворце, сам, раздавая налево и направо удары свой дубиной из дикой оливы, легко одолел слуг и рабов, охранявших конские стойла. Когда оставшаяся в живых прислуга, побросав оружие, с криками разбежалась, герой осторожно вошел в конюшню и увидел прикованных железными цепями к массивным медным стойлам четырех удивительных коней.
Красота этих лошадей завораживала. От волшебных линий прекрасных тел этих необыкновенных животных сын Алкмены, большой почитатель Каллоны, не мог оторвать глаз, хоть он и не был особым поклонником лошадей. У всех коней были мощные грудные клетки, поджарые животы, гибкие шеи и длинные точеные ноги, под их гладкой, лоснящейся кожей играли упругие сильные мускулы. Каждое движение этих животных было полно природного изящества, неизъяснимой грации и дикой первозданной мощи.
Герой, как зачарованный стоял у первого стояла и восхищенно смотрел на коней. В глазах этих необыкновенных животных ему привиделось сознание собственной неотразимости. Ему показалось так же, что эти дивные создания, обладая такой красотой, от которой невозможно было глаз оторвать, должны быть добры, ласковы и дружелюбны к людям, сердца которых вечно жаждали красоты.
Однако, первое впечатление, производимое чудесными конями, было обманчивым. Когда он получше рассмотрел коней, кровью чужеземцев вскормленных, он понял, что взгляд их глаз был не просто свободолюбивым или строптивым, он был злобным и диким, а из их ноздрей во время дыхания вырывался сизый горячий воздух, цветом и запахом напоминающий дым.
Амфитрионид, увидев дым, выдыхаемый лошадями и почувствовав его обжигающий жар, закрыл глаза и помотал головой, чтобы избавиться от зачаровывающей красоты необыкновенных животных и быстро накинул им на головы, заготовленные заранее мешки из сырых воловьих шкур. Кони вначале словно взбесились от непривычных головных уборов. Они непрерывно хрипели и ржали, то становились на дыбы, то, наоборот, припадали на передние ноги и высоко взмахивали копытами могучих задних ног.
Однако после того, как сын прекрасноволосой Алкмены молча дал кобылицам почувствовать мощные удары своих кулаков по их спинам и задам, от которых их тела, как большие мешки с растопыренными ногами шмякались на пол, они присмирели. Укрощенные кони перестали беситься и покорно позволили отвести себя на чернобокий корабль с палубой крепкой, сбитой из просмоленных толстых досок сосновых и брусов из мореных дубов.
Погрузив огнедышащих лошадей с кожаными мешками на головах в просторное нутро полого мореходного судна, Геракл привязал кобылиц их же цепями и оставил на попечение своего возлюбленного юноши Абдера. Абдер был сыном зевсова глашатая и вестника бога Гермеса от умершей при родах матери, имя которой было забыто, жившей в Локриде Опунтской.
Говорят, что с самим Аполлоном был этот юноша очень схож: прекрасное лицо, нежный румянец и голос те же, и золотистых кудрей благовонных волна одинаковая у обоих, и гибкая стройность, и прелестная юность, а это прекрасная сила!
Геракл, крепко обняв за плечи Абдера и глядя с обожанием ему прямо в глаза, сказал голосом подчеркнуто строгим:
– Сын благородный Гермеса, мальчик возлюбленный мой! Пока я буду искать Диомеда, и трупами любящих драки бистонов его страну наполнять, ты здесь останешься с этими конями, которые только с виду кажутся такими безобидно красивыми. Запомни крепко-накрепко: близко к этим лошадям нельзя подходить, только издали окатывай их холодной водой и не забывай о сыромятных мешках на их головах, чтоб не высохли они и не истлели от их огненного дыхания. Да, лошади эти очень красивы, но еще раз, как заклинанье, тебе повторяю: не дерзай подходить к этим ужасным красавцам близко, ведь они людоеды и очень сильны!
197. Разгром бистонов и пленение Диомеда
Смиритель многих чудовищ, а теперь и необыкновенных коней, Геракл вновь сошел на берег, где на этот раз его уже поджидали воинственные бистоны во главе с грозным, как отец Эниалий, царем Диомедом. Вернувшийся во дворец владыка бистонских народов обнаружил пропажу своих необыкновенных коней и, узнав от слуг, кто похититель, быстро собрал 12 сотен вооруженных воинов и с воинственным криком пустился в погоню.
Герой, уже давно на земле истреблявший чудовищ, увидев тысячное войско врагов и окруженного телохранителями царя, своим спутникам молвил:
– Очень доволен я, милые други, что не надо мне будет долго искать сына дикой девы Кирены и вечно испачканного в крови Арея. Ведь, если я уплыву с этими чудовищными лошадями, не наказав, для примера другим, царя – нечестивца, выкормившего коней-людоедов, то сделаю лишь половину дела и не будет ни истинного торжества справедливости в любимой моей Элладе, ни мне подлинной славы.
Некоторые рассказывают, что поскольку людей Геракла было намного меньше, чем преследователей, он одолел их, прибегнув к военной хитрости. Он прокопал небольшой канал по берегу и, спустив морские воды на равнину, одолел свирепых противников, многие из которых утонули в разлившейся влажной пучине. Когда уцелевшие бывшие преследователи сами обратились в бегство, Геракл с запрокинутой шеей, с бешеным криком «Алала» на них нападал. С криком подобным журавли погибель готовят мужам низкорослым пигмеям, пролетая в небе высоком, когда устремляются от холодной зимы и дождей бесконечных к землям, ласковым солнцем согретым. Под ударами разящей налево и направо дубины Геракла мертвые враги, как тряпичные куклы во все стороны далеко разлетались. Разбушевавшийся герой лютовал, словно рассвирепевший вепрь, что своре собак сам навстречу бросается яростно и загнутыми рвет окровавленные тела их клыками. Настигнув, спасавшегося бегством царя, Геракл раскидал в стороны его охранников и, поразил Диомеда не сильным ударом своей помощницы верной – дубины, осененной бледной красою дикой оливы.
Однако те, кто сопровождал Геракла, говорят, что он не рыл никакого канала, а просто направился к неприятелям, и те, числом около тысячи бросились на него. Десятка два юношей, сопровождавших Геракла, стали дружно уговаривать его спасаться бегством, но он, пылая безумной яростью боя, громогласно воскликнул:
– Нет! Не видать лучам яркого солнца, чтобы доблестный сын Алкмены спину врагам показал и несмываемым позором себя запятнал. Лучше доблестно погибнуть в бою, овеяв себя немеркнущей славой!
Впрочем, те, кто видел храбрейшего мужа в этом бою, говорят, что Геракл о преждевременной смерти не помышлял и был твердо уверен в своей победе. Он расстрелял многих из лука своими губительными стрелами, а когда они окружили его, он еще большее число врагов искалечил и убил своей огромной дубиной. Ни городов разрушитель буйный Apec с Энио, ведущей за собою безумный ужас и смятение в битве, ни бодрящая к бою мощная и справедливая Афина-Паллада с пренебреженьем на него не взглянули б. Могучий Геракл непрестанно сражал бегущих бистонов. Так же, как бурный огонь на сухой лес яростно нападает; быстрый ветер его с воем повсюду разносит, и падают с вывернутыми корнями деревья высокие, и высохший кустарник громко трещит под напором мощным огня, не знающего пощады. Падали бистонские головы так под дубиной Геракла, и много коней длинногривых с грохотом мчало в прорывы меж войск колесницы пустые, томясь по возницам, которые по всей равнине неподвижно лежали, больше подходящие для хищных птиц и бездомных собак, чем для своих жен полногрудых. Неотступно Алкид преследовал с криком ужасным противников и их кровью багрил дубину из дикой оливы и свои необорные руки. Так тучи мелких птиц во все стороны испуганно мчатся с жалкими криками, увидев летящего к ним смерть несущего ястреба, хищного ловца голубей и голубок. Так же и многочисленные враги Геракла, видя, что ничего не могут сделать могучему герою, одетому в непробиваемую львиную шкуру, а их ряды заметно редеют с каждым взмахом его жуткой дубины, с оглушительными воплями в разные стороны разбегаются, охваченные диким страхом и паническим ужасом. Огромного войска стоит один человек, если Зевс его в сердце, как родного сына возлюбит.
Гибрис, богиня непомерной гордыни и спеси, уже прочно облюбовавшая место в дерзком сердце могучего зевсова сына, игриво предложила ему не убивать бистонского владыку легкой смертью, и он радостно с ней согласился. Геракл догнал Диомеда, вскормившего ужасную четверню кобылиц, и выбил его из седла своей любимой дубиной насколько смог осторожно, так, чтобы он не сразу издох. Затем он еще живого царя бистонов заарканил и, вскочив на коня, под его душераздирающие вопли неспешно потащил волоком на берег к чернобокому кораблю, плавно покачавшемуся на прибрежной влажной дороге.
198. Смерть Абдера
На корабле героя, с отвердевшим в разных бедствиях сердцем, ждало новое большое несчастье. Возлюбленный юный Абдер, в этом походе заменивший Гераклу племянника Иолая, поленился часто поливать морской водою мешки, одетые на головы диомедовских лошадей, они высохли и, как сухие лучины, истлели от их огненного дыхания. Зверские лошади, опять почувствовав свою прежнюю силу, зажарили своим огненным дыханием юного Абдера, когда он подошел к ним слишком близко, чтобы одеть на их головы новые мешки. Чудовищные кобылицы сожрали юношу, о чем свидетельствовали несколько крупных белых костей, валявшихся между ними на забрызганных кровью сосновых досках корабельного пола.
Громкий стон издал герой необорный, подобно тому, как воет могучая горная львица, когда ловцы в ее отсутствие похитят львят ее малых, и она, у логова своего появившись, жестоко страдает, места себе нигде не находит, рыщет и нюхает всюду со звериной надеждой в глазах, но нигде их не может найти и по-своему плачет. Так же и Геракл горестными стонами окрестности оглашал, не находя нигде милого друга Абдера:
– Острое горе, словно метательный дрот, вонзилось в сердце мое. Горе безмерное! Горе невыразимое! Сколько разных слов я говорил ему в этот день злополучный, чтоб ни за что не подходил он близко к лошадям этим страшным. Но все так же ко мне жестока Судьба, опять в самое сердце лягнула меня своим железным копытом! Если б Абдер доблестно пал в бою, пронзенный губительной медью, он выглядел бы вполне пристойно, лежи он хоть так, хоть иначе. Он и мертвый был бы прекрасен, если б его мальчишеское тело было от крови отмыто и умащено маслом. Я бы мог милому другу руки на грудь положить, но мне даже тела для похорон жестокий Рок не оставил – только несколько обглоданных белых костей.
На эти белые кости, возложив к убийствам привычные руки, тяжко стонал отпрыск Зевеса, подобно тому, как чадолюбивая львица тихим урчанием сетует, что кто-то похитил львят ее малых, а она тоскует без них, рыщет везде, принюхивается – следов похитителя ищет, и, не найдя, берет ее ярая неукротимая злоба. Так же недолго горестным воплям предавался Геракл, не любил он богиню скорби Алгею, зубы его скоро заскрежетали от ярого гнева; прищуренные синие очи потемнели и страшно, как пламень, стали светиться; сердце и душу страданьем истерзанную ему раздирала теперь злость нестерпимая.
Отпрыск Зевеса широко замахнулся дубиной, собираясь раскрошить головы лошадей ненавистных, но в последний миг сумел удержаться, и спутники услышали его горестный крик:
– Нет! Я должен быть справедливым. Кони не виноваты в том, что их жеребятами Диомед приучил питаться человеческим мясом. На душе моей ужасная горечь, но справедливость превыше всего! Пусть живут эти красивые твари, надо только лучше за ними следить. Дубину мне все же лучше отбросить, чтобы не было искушения убить этих людоедов – красавцев.
Геракл отбросил дубину и долго стоял, сжимая и разжимая голые кулаки, а в голове были мысли такие:
– Нельзя этих коней убивать и, конечно, не потому, что они очень красивы и не виноваты в глупой смерти Абдера. Еще как виноваты! Но если я их живыми Эврисфею или Копрею не покажу, то царь мне подвиг этот не засчитает и придется лишний год в ужасной неволе служить. Как все же хочется страшные головы на мелкие части дубиной им раздробить!
С огромным трудом сумев взять себя в руки, Амфитрионид волосы рвать, их безобразно терзая, и стенать себе не позволил. Не руками, а лишь вздохами тяжкими он грудь себе изнутри раздирал и к сопровождавшим его юношам обратился с такими словами:
– Пиры и шутки надолго я теперь забуду, веселый круг друзей покину. Абдер, ты взял из этой жизни моей радость… И все же пусть другой влюбленный проливает неутешно слезы над телом друга, его целует и обнимает, речи скорби говорит, печали полный. Пусть юноше другому, безвременно ушедшему из жизни, высокий насыпают холм и погребальную доску, как скорбный дар истерзанной души на могилу ему ставят. Возлюбленного Абдера в Аид провожая, я не буду свои пряди волос обрезать в дар ему, чтоб у него на могиле оставить… Я поступлю совершенно иначе: город прекрасный я здесь заложу в честь возлюбленного друга Абдера.
О городе Абдера знали Ферекид, Гекатей и Гелланик. По преданию, сын Зевса от прекраснолодыжной Алкмены основал город в Эдонийских лесах, к востоку от устья Неста и назвал его Абдерами в память о своем верном Абдере, растерзанном ужасными конями.
А перед этим знаменитый герой все же устроил пышные похороны по своему любимцу. Он собрал все немногие останки Абдера и, приобщив их огню, пепел сложил в могилу, собственноручно насыпав на ней высокий холм. В память о прекрасном юноше Абдере Геракл учредил атлетические игры в честь Абдера, включающие все обычные соревнования, но только не на конях, – как память о том, что Абдер погиб от них.
Некоторые говорят, что по желанию Геракла Абдеры один раз в год подвергаются очищению, во время которого во искупление преступлений населения города его граждане насмерть забивают камнями выбранного для этого горожанина из числа наиболее опустившихся. За шесть дней до казни этого человека изгоняли из города, чтобы он мог в одиночестве осознать свое недостойное гражданина поведение.
199. Наказание Диомеда и судьба его кобылиц
Разгневанный Геракл жаждал, как можно страшнее наказать мерзкого царя фракийских бистонов за то, что он вскормил человеческими телами своих лошадей. Сначала он хотел каждый день отрубать у Диомеда по частям руки и ноги, чтобы тот подольше мучился. Тут кто-то из сопровождавших Геракла восторженных юношей сказал:
– Только те любезны бессмертным, которым ненавистна богиня несправедливости Адикия.
Тогда, отпрыск Зевса, стремясь всегда и во всем быть справедливым, бросил еще живого царя, взращенным им лошадям, и те долго с хриплым ржанием рвали своего бывшего хозяина и кормильца еще живого на части.
Геракл дождался, чтобы затихли душераздирающие вопли мучительно умиравшего Диомеда и негромко заговорил сам с собой:
– Ну почему мои настоятельные слова к Абдеру оказались напрасными? Я ль не просил его не подходить к ужасным этим коням очень близко? – Просьбы наши без внимания безразличная ко всему оставляет Судьба, невозмутимо метущая людей по земле, как вихрь – осенние листья. Не зря говорят, что дочери – Просьбы великого Зевса-Кронида на ноги хромы, с лицами в морщинах сплошных, с маленькими глазами, глядящими робко; за Ослепленьем могучим они всегда озабоченно следом ступают. Да, в этой тягостной жизни не просьбами надо всего добиваться, а только лишь силой!
Один из юных спутников, вскоре заменивший Гераклу Абдера, ведь тот и одной ночи не мог прожить без брани с Эротом иль без сражения с Афродитой, рассказывал:
– После похорон возлюбленного Абдера могучий Геракл, раздавая лошадям кулаками и локтями удары, надел им на головы с окровавленными мордами новые сырые мешки из воловьей кожи и сам, никого к ним не подпуская, поливал их, когда было надо, пока плыли в Микены. Сойдя на берег, Геракл запряг в крепко сколоченную колесницу всех четырех кобылиц необычных, которые до этого не знали ни вожжей, ни узды, и отправился через горы в Микены, поливая лошадей не водой, а ударами бича, и те больше уже не пытались сопротивляться герою дерзновеннейшему, несокрушимому львиному сердцу, лучшему цвету Эллады.
Гера, следуя своему плану, пыталась погубить ненавистного пасынка с помощью Ареса или Гекаты, но все ее старания оказались напрасными. Сын нелюбимый всеми смертными и богами ей заявил, что он бурно воевал на стороне бистонов против Геракла, но сделать против его силы не смог ничего. Кратеида же, высокопочтенная богиня и призрачная волшебница, пришедшей к ней Гере язвительно сказала, что Диомед ей не брат, а герой Геракл не сделал ничего худого.
Когда верноподданный слуга златотронной Геры Эврисфей, не зная, что делать с доставленными ему Гераклом чрезвычайно опасными для жизни конями, хотел подарить их своей царственной покровительнице, ведь они были бесподобно красивы, белокурая супруга Громовержца, решительно замотала прекрасной своей головой. Она наотрез отказалась ездить в упряжке с такими красивыми конями и, не объяснив причину отказа, приказала отпустить их на вою. Слуги Эврисфея, соблюдая величайшую осторожность, выпустили кобылиц у подножья горы Олимп, на сияющих вершинах которой хромоногий искусник Гефест для богов нетленные чертоги построил. Дальнейшая судьба табуна Диомеда доподлинно не известна.
Одни говорят, что богиня дикой природы вечно юная Артемида, чтобы не было лесных пожаров, наслала на чудовищных кобылиц свирепых горных львов и черных пантер, которые разорвали их на части и сожрали.
Другие говорят, что до того, как четырех лошадей Диомеда звери сожрали, они успели оставить многочисленное потомство. Родившиеся дивные кобылицы очень понравились Посейдону – Гиппию (конный), который умел диких коней укрощать, и они его почитали. Он сделал леса, где они обитали всегда очень влажными. Там они, питаясь лесной дичью, научились жить в этих сильно заболоченных лесах, где их жаркое дыхание не вызывало лесных пожаров. Продолжая скрещиваться с обычными конями, они много лет давали потомство, которое постепенно теряло свои способности страшные.
Став травоядными, некоторые потомки страшных кобылиц дожили до мировой Троянской войны, а другие – даже носились под седлами знаменитых воинов надменного сердцем македонского царя Александра, дерзко пытавшегося завоевать весь подсолнечный мир и прозванного «Великим» людьми раболепными.
По древнему преданию, сам Буцефал (быкоголовый) – любимый конь Александра Македонского – происходил от этих красивых и ужасных коней. Буцефал долго был диким и неукротимым конем; никто не мог заставить его слушаться, никому не позволял он сесть на себя верхом и всякий раз кусался, как лев, лягался и взвивался на дыбы. Только не ведавший страха 10-летний Александр, страдавший, как Геракл, с самого детства приступами бешенства, смог укротить своего сверстника коня и с тех пор никогда ним не расставался, пока тот не погиб от смертельных ран на поле сражения.
Палефат, рассуждая о 8-м подвиге Геракла, пишет, что лошадь – это животное, которое куда больше радуется сену и ячменю, чем человеческому мясу. Истина же вот в чем. Поскольку в древности люди были земледельцами и таким способом добывали себе еду и имущество, возделывая землю, кто-то особенно стал заботиться о содержании лошадей. Он до того им радовался, что загубил свое имущество и, продавая его, растратил все деньги на корм для лошадей и умер больным и нищим, и тогда близкие к нему люди прозвали его лошадей людоедскими.
Согласно толкованию Гераклита-Аллегориста, кони-людоеды Диомеда – это просто опасные для людей дикие лошади, которых Геракл объездил, обуздал и запряг в повозку.
Геракл же вскоре получил очередное, по счету, уже девятое задание от Эврисфея – принести пояс царицы амазонок Ипполиты.