Сергей Быльцов
Гераклея
136. Геракл чуть не погибает в трясине
Не дождавшись с безучастного неба никакого ответа, Геракл, не зная как дальше с Гидрой сражаться, ведь и дальше рубить ей головы означало делать ее только сильней, решительно развернулся и что есть силы бросился к повозке, у которой Иолай, спрыгнув на землю, с трудом сдерживал за вожжи пытающихся убежать от болота коней. У стройного юноши были совсем не широкие плечи и было видно, как ему тяжело держать словно взбесившихся лошадей.
Раненная Гидра, растившая себе новые головы взамен срубленных, не преследовала дерзкого врага и осталась далеко позади, и тут Геракл, мчавшийся, не разбирая дороги, не добежав до племянника полсотни шагов, провалился в трясину по самый пояс. Не чувствуя под ногами твердой опоры, он, с испугу, не раздумывая, сразу одним мощным рывком попытался выскочить из вязкой зыби, но от резкого усилия только еще глубже погрузился в трясину. Увидевший это сын Ификла, догадался замотать вожжи вокруг ближайшего дерева и с криком, что он бежит на помощь, бросился к дяде; тот же, увидев, как племенник с пустыми руками покинул твердую землю и по болоту несется к нему, неистово заорал:
– Остановись Иолай и послушай меня! Не беги ко мне быстро, если не хочешь сам провалишься! Срежь ножом крепкое деревце и осторожно приближайся ко мне, каждый шаг проверяй срезанной жердью. Близко ко мне не подходи, протянешь мне конец жерди и за нее вытянешь меня из этой липкой грязи.
Гераклу сильно мешала львиная шкура, он чувствовал, как она сковывает его и тянет вниз, но избавится от нее, он даже не помышлял, наоборот, свободной рукой он затянул на груди узел из львиных лап еще крепче, а другой рукой продолжал сжимать меч серповидный. Услышав ужасный вой Гидры, герой почувствовал, как мороз продрал всю его кожу, и вновь попытался выскочить из трясины, но от этой отчаянной попытки увяз так, что на поверхности осталась только голова и вытянутые вверх руки, в одной из которых был меч.
Поняв, что еще одна такая попытка, и он с головой уйдет в липкую жижу, Геракл усилием воли заставил неподвижно себя замереть, не шевелить ни одним членом. Совсем не шевелиться оказалось на удивление трудно, но от этого зависела жизнь, и потому ему все удалось, и дальнейшее погружение в трясину прекратилось. Тело Геракла было, как мертвое, шевелились только мысли разные в голове, глаза смотрели и слышали уши. Он видел Иолая, уже срезавшего небольшое тонкое деревце и слышал непрекращающийся вой Гидры. Очень осторожно он повернул голову и увидел в стадие от себя Змею, здоровые головы которой зализывали только, что выросшие четыре новых головы.
Только теперь, находясь в томительной неподвижности, Гераклу пришли на память напутственные слова Афины в том числе и о трясине, которым он вчера не придал особого значения. Боясь даже разговаривать с собой без особой необходимости, он, сморщив нос и губы, досадливо прошептал, стараясь даже, как Мойра, не шевелить при разговоре губами:
– Ну, почему я такой невнимательный? Мудрая Афина обо всем мне вчера рассказала, а сегодня я успел все позабыть. С самого начала все следовало делать иначе: надо было идти осторожно к Гидре, пробуя шестом в болоте дорогу и не одному, а с Иолаем и факелом, ведь не напрасно я взял их с собою… Но не все потеряно, я еще жив и прежнюю силу имею. Только бы из трясины мне выбираться, а уж потом…
Иолай в это время на коленях осторожно приблизился к Гераклу и уже начал проталкивать к нему конец срубленной жерди. Почти полностью погруженный в трясину Геракл не мог видеть, что многоглавая Гидра, вырастившая четыре новых головы вместо срубленных двух, движется к нему, как большая неповоротливая повозка, запряженная дюжиной змей с длинными шеями, но он это почувствовал по дрожащей трясине и по жуткому многоголосому злобному вою. Он, с трудом сдерживая нетерпение, сохраняя необходимую неподвижность, дожидался спасительного конца жерди и громко вопил:
– Лучше бы мне в настоящем бою с достойным противником доблестно умереть или в смертельной схватке со львом длинногривым или вепрем клыкастым. Посмертные почести мне эллины даровали бы, а Судьба – громкую славу! Нынче же жалкая смерть мне грозит, как свинопасу-мальчишке, захлебнуться в этой мерзкой трясине, или погибнуть от желчного яда многоголовой змеи. Но нет! Не в моей породе сдаваться!
Вот конец жерди оказался в левой руке Геракла, и племянник, покраснев от натуги, с огромным трудом стал медленно подтягивать пока еще неподвижное тело Геракла. Трясина хлюпала, как живая, словно, она не хотела сдаваться и выпускать своего пленника, но вот уже могучая грудь отпрыска Зевса оказалась над поверхностью зыбкой. Когда в трясине оставались лишь ноги, Геракл всей своей кожей ощутил горячее ядовитое дыхание Гидры, которая была уже совсем близко. Казалось, еще миг и острые ядовитые зубы всех 11 змеиных пастей вонзятся в тела обоих героев.
Однако в последний момент Алкид, державшийся левой рукой за жердь, оставил ее и, схватившись за небольшое, но крепкое деревце, рванулся и, высвободив из плена ноги, вылетел из трясины, как камень из пращи.
137. Ожесточенный бой с Гидрой
Оказавшись на кочке, Геракл с разворота ударил по ближайшей к нему лязгающей зубами голове серповидным мечом, который он так и не выпустил из правой руки, почти утонув в трясине. Он срубил одну из смертных голов, и она с громким всплеском упала в трясину с навсегда закрывшимися глазами. Раненная Гидра глухо завыла, словно поняла, что не сумела воспользоваться удачей, предоставленной ей богиней случая Тюхе, и, тряся десятью головами, со злобным шипением отползла на несколько шагов.
Геракл тоже отскочил подальше от чудовища, чувствуя, как все сильнее кружится голова от ядовитого дыхания Гидры. Повторяя про себя напутствие Афины, он крикнул племяннику сейчас же принести горящие факелы, а сам не в силах долго сдерживать дыхание, на миг сбросил львиную шкуру, рывком стащил с себя хитон и обвязал им голову, чтобы тонкая ткань задерживала яд испарения, носившейся по воздуху всюду. Быстро прибежавший с факелами Иолай по примеру дяди тоже натянул на голову свой хитон.
Увидев на головах смертельных врагов повязки, а в их руках не только меч, но и факелы, Гидра озлобленно сверкнула немигающими своими глазами и протяжно хрипло завыла, словно сотня одичавших собак. Иолай, передернув плечами, спросил у Геракла:
– Этим своим хриплым тягостным воем она выражает сожаление, что опять предоставляет нам передышку?
– Нет, она чувствует свою близкую смерть! Уж я постараюсь, чтоб предчувствие не обмануло ее!
Твердо ответил дядя племяннику. Как бы там ни было, но о том, чтобы бежать с поля боя змея явно не помышляла. Смертные головы по-прежнему пытались вонзить свои острые зубы в тело Геракла, а бессмертная ее голова вдруг начала еще и плеваться густой ядовитой желтовато-зеленой слюной, клочья которой, словно хищные птицы быстро полетели навстречу героям.
Геракл, плотно закутавшись в львиную шкуру, приказал Иолаю держаться позади него, но недалеко, чтобы быть защищенным, и чтобы быстро прийти на помощь с факелом для прижигания отрубленных голов. Сам же сын Зевса проявил неожиданную для его могучего тела сноровку, и ни одна желто-зеленая ядовитая «птица» не сумела его клюнуть в шлем, где были дыры для глаз, хотя львиная шкура вскоре вся покрылась желто-зелеными пятнами. Труднее всего было не броситься, сломя голову, на Гидру, но герой уже хорошо понимал, что безликая трясина не менее опасна, чем само многоглавое чудовище. Глядя под ноги, он осторожно приблизился к Гидре и сразу снес серповидным мечом чудовищу голову, которая вцепилась всеми зубами в львиную шкуру. Верный Иолай тут же подскочил и прижег отрубленное место на шее горящим факелом и опять быстро спрятался за мощное дядино тело, защищенное львиной шкурой.
Запахло смрадом паленого мяса, но новая голова на месте отрубленной не появлялась. Гидра не сдавалась, и на героя обрушилось несколько тяжелых ударов ее острых зубов и мощного хвоста, который в самом толстом месте одному человеку было не обхватить. От ударов могучего хвоста Геракл несколько раз падал, но тут же, как тугая пружина, вскакивал и бросался в смертельный бой, закипевший с новой силой. Несмотря на все буйство сражения, Геракл, когда Иолай прижигал очередную срубленную голову, несколько раз успел погладить свободной левой рукой львиную шкуру и тихо сказать:
– Спасибо тебе лев из Немеи. Если б не каменная твоя кожа, защищающая меня сразу и сверху, и со всех четырех сторон от ядовитых зубов и плевков Гидры, лучше любого щита, плохо бы мне пришлось.
138. Гера помогает Гидре и призывает рака Каркина
Гера не осталась вполне безучастной к пасынка горестным воплям и, покинув пир беззаботный богов незаметно, укуталась в плотное белое облако и никому невидимая по нисходящему воздушному потоку быстро метнулась к болоту Лернейскому. Это болото вблизи Перголиды она знала прекрасно, ведь это она поставила там многоглавую змею великаншу сторожить Лернейский вход в подземное царство мертвых.
Появившись у логова Гидры, никому незримая Гера молча крепко обхватила обеими руками ее за туловище сзади и стала сильно толкать в ту сторону, где виднелась повозка с двумя бесновавшимися конями. Чудовище сначала даже сопротивлялось, не понимая кто ее сзади так сильно толкает – она что есть сил упиралась своими сильными задними лапами в землю. Наконец, в черных немигающих глазах Гидры, начисто лишенных ресниц, вместо дикой свирепости появилось какое-то осмысленное выражение, и она даже издала радостный рев, словно поняла, что ей надо делать. Чудовище прекратило сопротивляться толканию сзади Геры, и само стало двигаться к погруженному в трясину Гераклу да так быстро, как только могло.
Гера, по-прежнему оставаясь невидимой, сама со всем вниманием следила за ходом сражения нелюбимого пасынка с Гидрой. Злобно прищурив свои огромные, как у телки, глаза и губы изящные, искривив, она с ожесточением терла себе лоб и виски, свободные от локонов пышных волос, которые, как всегда, очень тщательно были расчесаны и, собраны в узел тугой на затылке. Было видно, как она что есть сил напрягала весь свой божественный разум, старалась придумать, как Гидре помочь в бое с Гераклом, и тут белокурая царица, звонко хлопнув себя по чистому прекрасному лбу, радостно себе возвестила:
– Вот кто Гидре поможет! Как я забыла, ведь здесь большой Рак по имени Каркин давно проживает, в глубокой норе на другой стороне этого же болота. Не откажется Каркин любимой соседке в смертельной битве помочь!
Некоторые говорят, что Каркин и Гидра были давними любовниками, когда змея была молодая и не такая большая и плодом их болотной любви стали тысячи змей, названных в честь матери гадюками.
Царица богов кинулась на другой край болота, подобно бурному ветру, с ревом обрушившемуся на кроны могучих дубов и ветвистых платанов. Чтобы как можно быстрее бежать она даже задрала подол пеплоса много выше колен и тут же поджала губы стыдливо – забыла богиня богинь, что ее все равно не видит никто, ведь, отправившись на это болото, она пожелала остаться невидимой никому. Очень она не любила оголяющие бедра хитоны, заканчивавшиеся выше колен и имевшие высокий боковой разрез, так что бедра даже при неспешной ходьбе полностью обнажались. Особенно любили показывать свои стройные бедра спартанки – девицы с вечно обнаженными бедрами, которые, занимаясь гимнастикой, снимали с себя и это единственное одеяние. Гера не карала за бесстыдство спартанок, ведь Спарта вместе с Аргосом и Микеной во всем обитаемом мире наиболее ей города дорогие.
Гера отыскала спящего на дне Каркина и, подняв за клешни его на поверхность болота, сильно толкнула туда, где кипело сражение. Рак все понял и неожиданно быстро для раков, тем более таких больших, заскользил по зыбкой трясине на помощь к бывшей любовнице, а теперь милой соседке.
Чудовище, между тем, со звериным упорством выискивало слабое место в шкуре своего Немейского брата, в которую плотно обернулся Геракл и не находило. Гидра сумела лишь обрызгать плевками ядовитой слюны оголенные ноги героя ниже колен, а тот успел уже срубить шестую смертную голову. Ловкий Иолай по-прежнему, прячась сзади Геракла, как только тот отрубал очередную голову, сразу подскакивал, ее прижигал пламенем факела и вновь быстро прятался за дядину спину, облаченную в непробиваемую львиную шкуру.
И тут сын Зевса вдруг схватился свободной рукой за ногу с душераздирающим криком:
– Ой! Горе! Она сумела зубами схватить меня за голую ногу! Боги! Что мне делать? – Впрочем я и сам знаю! Даже если мне суждено сегодня от ее яда погибнуть, и я уже одной ногой ступил в подземелье Аида, все же головы все я ей успею срубить, включая бессмертную!
Могучие руки героя, как заведенные, продолжали упорно свой труд, и вот уже последняя десятая смертная голова была отделена от мощного драконьего тела. Иолай по-прежнему прижигал все отрубленные места шей змеиных огнем ярко пылавшего факела. Воздух вокруг был наполнен ядовитым зловонием, смешанным с густым запахом паленого мяса. От тяжелой работы и недостатка чистого воздуха оба героя совсем задыхались.
Геракл думал, что это ядовитая Гидра укусила его за голую ногу, хотя на самом деле это его тяпнул зубами и прищемил клешнями Рак, Гидры давний любовник, а теперь сосед и товарищ, которого с другого конца болота призвала Гера на помощь. Сын Алкмены старался успеть добить чудовище, пока яд не распространился от ноги по всему телу и не появился чернокрылый Танатос, чтобы исторгнуть из его бренного тела бессмертную душу.
139. Победа над Гидрой
И вот герой, срубив последнюю смертную голову, которую Иолай старательно прижигал, стал попытаться отсечь огромную бессмертную голову на очень мощной шее. Терзаемая жестокой болью, змея тяжко хрипела последней неподверженной тлену своей головой и каталась по болотной трясине, ломая кусты и чахлые деревца, она поднимала шум несказанный.
В это время Иолай прижег обрубок последней смертной шеи, но вместо того, чтобы опять быстро спрятаться за дядю, вдруг подскочил к нему спереди и ткнул своим коротким спартанским мечом ему между ног. Геракл опять почувствовал жуткую боль в левой ноге, о которой успел позабыть в пылу боя. Стиснув зубы, он терпел эту адскую боль и приказал Иолаю бежать поскорее к коням, которые, видя чудовище так близко, давно дико ржали и рвались, пытаясь порвать привязь. И не был племянник непослушным любимому дяде.
Геракл, наконец, изловчился и мощным ударом, вложив в него всю свою безграничную ненависть ко всяким чудовищам, срубил Гидре последнюю бессмертную голову. Боясь, что яд не даст ему довести дело до конца, он прыгнул к бессмертной голове и нанес ей еще несколько ударов мечом. Однако следы ударов быстро затягивались, и неподверженная тлену отрубленная голова продолжала метать в героя взгляды, наполненные дикой ненавистью и изрыгать желто-зеленую слюну, и все это сопровождалось уже не бычьим могучим воем, а мерзким злобным шипеньем. Гераклу даже почудилось, что сквозь это ужасное шипенье он, якобы, слышит человеческие слова:
– Тебе меня никогда не убить, отродье Зевеса, потому что умиранию я совсем не подвластна! Ты же скоро в тяжких мученьях от моего яда умрешь, ведь уже глубоко он в твою ногу проник и сейчас растекается по всему твоему телу…
Чтобы бессмертную голову Гидры больше не слышать, Геракл поднял похожий на обломок скалы огромный валун, который и 12 сильных человек не смогли бы поднять, если бы их усилиями не руководил бы еще один человек, давая громкие им команды. Он придавил этой глыбой громадной бессмертную голову и забравшись на нее, провозгласил такие слова, остервенело топая по камню здоровой ногой:
– Здесь ты, злобное порожденье Ехидны с Тифоном, теперь заживо находись хоть тысячу лет, в недрах болота липкого и сырого! Никогда больше не будешь ты лютой пагубой людям!
На небе есть созвездие «Гидра», однако эта Гидра не имеет никакого отношения к чудовищу, убитому Гераклом. Зато на небосклоне есть созвездие Рака.
Арат рассказывает о ярком звездном наряде Рака, посмевшего дерзко тело Алкида язвить, в то время как он неустанно головы Гидры косил, урожай, пожиная обильный.
Согласно Эратосфену, Рак помешен среди созвездий Герой вот за что. Когда Геракл истреблял Гидру, все прочие звери сражались на его стороне, и один только Рак, как сообщает в «Гераклее» Паниасид, выпрыгнул из болота и укусил его за ногу. Геракл, очевидно, в гневе раздавил Рака ногой. Вот почему он удостоился великой чести быть причисленным к двенадцати Знакам зодиака.
Согласно Сервию и Ватиканскому мифографу, Гидра это было место, извергавшее воды, которые заливали близлежащие земли и опустошали соседние города. Когда люди пытались перекрыть один водный источник, рядом вырывались наружу много других. Видя это, Геркулес сумел осушить всю местность и таким образом перекрыл доступ воде. Ведь Гидра и означает слово «вода».
В Лерне и некоторых других местах Геракла за его победу над Гидрой назвали Офиоктоном (змееубийца).
140. Геракл узнает, что его укусила не Гидра, а рак Каркин
Геракл, стоя на придавившем бессмертную голову валуне, все топал по нему здоровой ногой и горестно причитал, не испытывая от окончательной победы радости никакой:
– С Гидрой покончил я, а что будет со мной? Может пока не поздно ногу отсечь серповидным мечом, или уже слишком поздно? Да и как я буду дальше по жизни скакать без ноги? Буду я не отважный герой, а жалкий калека. Нет, без ноги я жить не согласен. Что-то Танатос не спешит за своей законной добычей. Но ему я не сдамся без боя! Не позволю я демону смерти отсечь себе волосы и увлечь мою душу в мрачное царство, из которого выхода нет! Я буду со Смертью до последнего дыханья бороться, но почему же ее все не нет…
Геракл скинул совсем львиную шкуру и стал внимательно осматривать укушенную ногу. Вытерев тканью с ноги кровь, он увидел на ней рваные следы острых зубов, но эти следы были какие-то маленькие – зубы Гидры даже у смертных голов были значительно больше. Озадаченный тем, что зудящая боль в ноге утихла, герой позвал племянника с факелом, который послушно стоял рядом с успокоившимися конями и колесницей.
– Меня Гидра все-таки укусила в ногу, а ведь желчь очень ядовитая у нее. Может огнем раненую ногу от яда прижечь иль огонь не поможет?
Спросил Геракл племянника дрогнувшим голосом, когда тот подбежал по его зову. Юноша стал на колени и внимательно осмотрел дядину ногу. Не вставая с колен, Иолай показал рукой на что-то похожее на пень с отходящими в стороны корнями, затем нежно поцеловал и пососал место укуса и сказал:
– Здесь нет никакого яда. Тебя укусил в эту прекрасную ногу вон тот рак, которого я убил мечом после того, как прижег последнюю смертную голову Гидры.
Геракл подошел к тому, что было похоже на пень и увидел огромного мертвого рака, и, вспомнив племянника, ткнувшего мечом ему между ног, он все понял. И тут его словно прорвало: он начал оглушительно хохотать, и это не был смех радости. Безумный смех героя со слезами на красных от ядовитых испарений глазах долго не прекращался, и Иолай, пытаясь успокоить дядю, подошел и нежно обнял его.
Почувствовав нежные, как у девушки, руки племянника, могучий герой почти успокоился, он перестал неистово дергаться и хохотать. Внезапно он отстранился от племянника, должно быть, застыдившись слез, но сделав вид, что вспомнил о чем-то. Он брезгливо поднял одну из беспорядочно валявшихся вокруг мертвых змеиных голов, и понес ее к повозке, прихрамывая на левую ногу.
Счастливый от того, что вместе с дядей-героем принимал участие в сражении с чудовищной Гидрой, сияющий Иолай шел следом. Когда они подходили к повозке легконогие кони почуяли близкую змеиную голову и опять начали бить копытами, ржать и вяло вырываться. Геракл кинул голову Гидры в повозку, отвязал лошадей, и они поскакали в Аргос.
141. Геракл сжигает тушу Гидры и пропитывает стрелы в ее желчи
Когда Геракл на главной площади Пеласгии, этой древней вотчины Геры, показывал людям ужасную голову Гидры, мужчины от непереносимого страха бледнели и, как осенние листья на сильном ветре дрожали, хоть и понимали, что это мертвая голова, а у женщин подкашивались колени, и впечатлительные сердца их сжимались от леденящего страха.
Надменный Копрей, почему-то ненавидевший сына Алкмены, даже больше, чем Эврисфей, увидев мертвую голову Гидры, которая была во много раз больше головы обычной змеи, сначала ничего не сказал, а лишь долго смотрел на молодого героя выпуклыми своими глазами и облизывал сухие губы то ли от скрытой ненависти, то ли от внезапного страха. Успокоившись, он особенно высокомерно и очень громко сказал Гераклу:
– Голову чудовища ты прямо сейчас отвезешь подальше от города, чтобы не пугать здесь наших добропорядочных граждан и сожжешь, чтоб ничего от нее не осталось. Затем будешь в Аргосе ждать новый приказ, и потому ежедневно в полдень являйся сюда, на площадь, где всегда много народа. Когда царь мне объявит, что тебе дальше следует сделать, я на площадь в полдень явлюсь и здесь тебе его приказанье при народе громко провозглашу.
Копрей всегда, выступая глашатаем Эврисфея, говорил специально очень громко объясняя это тем, что средством, помогающим его словам достичь слуха людей, служит голос, и чем голос громче, тем лучше люди его услышат и поймут. Геракл все время порывался что-то сказать Копрею, но всякий раз сдерживался, только сжимал и разжимал кулаки. Когда Копрей медленно с высоко задранной головой важно повернулся к нему спиной, он презрительно плюнул на землю и плевок тщательно растер ногою. Затем, положив на плечо дубину, второй рукой он схватил голову Гидры и понес ее к колеснице, где его ждал верный возница и друг Иолай.
Дядя с племянником вернулись вместе на место убийства Гидры, и Геракл изоострым мечом ее тушу разрезал на крупные части и, добравшись до желчи, осторожно смочил в ней все свои стрелы, которых он заботливо взял три полных колчана. Не зря Мойра Лахесис соткала этот подвиг Гераклу. Самый страшный, из всех существующих на земле ядов, яд желчи Лернейской Гидры сыграет большую роль в подвигах и жизни Геракла. Ужасная желчь Лернейской змеи, как и каменная кожа Немейского льва много раз спасут жизнь героя, который скоро прославится, как самый знаменитый истребитель чудовищ Эллады. С помощью этого яда отпрыск Зевса погубит много врагов, но порой яд не пощадит и друзей таких, как Фол и Хирон.
После заправки ядом стрел Геракл разрубил тушу чудовища на мелкие куски и вместе со смертными головами бросил на большую кучу дров, воздвигнутую по его просьбе Иолаем. Когда костер ярко запылал, герои поспешили покинуть болото, ибо смрад от горящих останков гигантской многоглавой змеи был совершенно невыносимым.