Эвандр от древней прорицательницы Фемиды давно знал, что Геракл, благодаря своему великому родителю и собственной доблести предопределен самой непостижимой Судьбой поменять свою смертную природу на бессмертную. Именно поэтому он сначала очистил Геракла, а потом первым в Италии стал воздавать ему божеские почести. Он воздвиг отдельный алтарь и принес Гераклу в жертву белую телку, что не знавала ярма и стал умолять его возглавить священнодействия.
Отпрыск Зевеса, слава которого гремела уже не только в Элладе, но по всей Ойкумене, сам все чаще задумывался – когда же он, наконец, обретет обещанное бесстаростное бессмертие и так часто беседовал с милым сердцем своим:
– Уже 10 великих подвигов я совершил, а ведь именно столько было предначертано мне аполлоновой девой. И нет никого среди эллинов, кто бы дерзнул надо мною гордиться такими громадными достижениями во всех областях, как у меня. Я – самый великий истребитель чудовищ, губитель жестоких владык и разных нечестивых преступников. Я открыл много новых земель и основал на них множество городов, проложив к ним дороги. И вообще: я – защитник богов и благотворитель людей. И все это мне не просто далось – сколько всяческих зол – о них страшно даже подумать – на этих трудолюбивых руках, и на измученных плечах своих я перенес, сколько тягостных мук и ужасных страданий при этом я вынес. И вот, наконец-то, люди оказывают мне не только обычное гостеприимство, но и воздвигают алтарь, как бессмертному богу. О, это очень благочестивые и чрезвычайно справедливые люди, и я им покровитель стану! А чтобы народ не думал, будто великий Геракл совсем пресытился земной славой, я в благодарность за божественное почитание буду щедро его угощать.
После слов таких, к сердцу своему обращенных, Геракл принес в жертву 12 прекрасных коров Гериона, что составляло в это время 1/10 часть стада и десятину из всей прочей добычи, скопившейся в последние годы.
Десятина такого рода является долей богов от того, что достается в жизни человеку, она приносилась богам под видом какого-нибудь посвящаемого им дара.
Говорят, что сверх этого Геракл совершил моления за тех местных поселенцев, которые первыми посчитали его богом и сказал:
– Пусть здесь вечно воздают мне почести, принося ежегодно в жертву безъяремную белоснежную телку и отправляют священнодействия по эллинским обычаям. При этом я вменяю эту почетную обязанность двум самым знатным местным семьям Нотациев и Пинариев.
Согласно Дионисию Галикарнасскому, были тогда обучены эллинским священнодействиям Нотации и Пинарии, потомки которых долгое время продолжали заботиться о совершении жертвоприношений в том виде, как их установил Геракл: Нотации предводительствовали священнодействиями и начинали сожжение жертв. Пинарии, лишенные права кушать внутренности жертв, во всем остальном получили вторую по значению почесть. Такое умаление почести было им определено из-за опоздания, так как им было велено явиться на заре, а они прибыли в то время, когда другие уже прикоснулись к внутренностям жертвы. Впоследствии попечение о священнодействиях уже не возлагается на потомков Нотациев и Пинариев, их совершали юноши из рабов на общественный счет. Алтарь, на котором принес десятинные жертвы Геракл, называется у римлян Величайшим, у него даются клятвы и заключаются договоры теми, кто хочет устроить дело, а также взимаются десятины всякого рода по обетам.
Говорят, что именно в это время у Геракла впервые проявились способности к прорицанию. Изведав благожелательность жителей Палатина, Геракл предрек им:
– Все, кто после моего вознесения на Олимп, посвятит мне, как бессмертному богу, по обету десятую часть своего имущества, обретут в последующей жизни большое благоденствие. Те же, кто посвятит мне десятину до того, как я стану богом, особенно быстро достигнут наибольшего благосостояния и благополучия.
Такой десятины обычно требовал тиран от всех своих подданных, и Афинское государство взимало десятину от всех своих земельных владений; особенно часто такая подать взималась в пользу храмов.
Так было и с десятиной Геракла во все последующие времена. Многие богатые люди, дав обет посвятить Гераклу десятую долю имущества и достигшие после этого благосостояния, посвятили затем десятую часть своего имущества. Так, Луций Лициний Лукулл, – один из самых богатых римлян своего времени, – оценив свое состояние, посвятил новому богу Гераклу десятую долю, продолжая непрестанно устраивать дорогостоящие пиршества – знаменитые лукулловы пиры. Впрочем, согласно историку Аппиану, жестокий, алчный и непорядочный Лукулл разбогател, развязав новую войну с лояльным Риму племенем вакеев. Римляне также воздвигли богу Гераклу величественный храм у Тибра, в котором совершали пожертвования из десятой доли.
Глядя с блистательных всей Олимпа, как Гераклу воздвигли храм, и, как богу, пожертвования совершают римляне, Гера выскочила из-за пиршественного стола и к мужу, возлежащему, подбежала с криком возмущенным таким:
– Видишь и сам ты, Чернотучий, что сын твой от Алкмены Геракл, как Салмоней богом бессмертным себя выставляет, требуя, чтобы жертвы из десятой доли ему приносили. Не пора ли, если не перуном его поразить, то хотя бы послать Немесиду, чтобы покарала его за нечестивость и дерзкую спесь?!
Зевс на скамейке своей приподнялся так, что стал выше не только, как он, возлежащих богов, но и сидящих богинь и к расстроенной супруге недоуменно так обратился:
– Гера, уж женаты мы не одну тысячу лет, но я тебя все никак не пойму: глупая ты иль притворяешься часто, преследуя какие-то свои интересы? Салмоней надо мной издевался, и я поразил его перуном, низверг в Аид и уничтожил весь город с жителями, которые ему потакали. Геракл же, веру в нас, олимпийских богов по всей Ойкумене распространяет. Благодаря ему, римляне нас лучше узнали, меня, нарекши Юпитером, богом верховным считают, а тебя царицей неба Юноной назвали, и пышные приносят нам жертвы.
Плутарх спрашивает и сам же отвечает: почему многие богачи приносят в жертву Геркулесу десятую часть своего состояния? Не потому ли, что Геркулес сам принес в Риме в жертву десятую часть Герионова стада? Или потому, что Геркулес освободил римлян от десятинной дани этрускам, или просто Геркулес был чревоугодником и любил сам хорошо поесть? Больше походит на правду то, что богачи хотели умерить избыток своего богатства, ненавистного для сограждан, и рассудили, что так они порадуют Геркулеса, ведь он был неприхотлив и вел жизнь скромную, без излишеств.
Пройдя Леонтинскую равнину, Геракл погнал свое стадо рогатых скотин в сторону Лакинийского мыса в Бруттии, которая находилась на самом юге Италии. Некоторые говорят, тамошний правитель, царь Лакиний, тогда похвалялся:
– Мне единственному удалось обратить в бегство знаменитого истребителя чудовищ никем непобедимого сына великого Зевса и Алкмены Геракла.
Другие говорят, что причиной этого «бегства» Геракла было то, что Лакиний построил храм Юноны (Геры), при виде которого Геракл объявил своим спутникам:
– Я решил обойти этот храм стороной потому, что испытываю отвращение к несправедливо преследующей меня с самого рождения и до сих пор мачехе, которую считаю самой злокозненной и мстительной богиней на всем Олимпе.
Пройдя шесть парасангов, Геракл пустил стадо отдохнуть и неспешно поесть, а сам, приняв приглашение, пошел в дом к зятю Лакиния Кротону. Известный в Лакинии борец Кротон вместе с женой Лавретой оказал Гераклу самое радушное гостеприимство. Спутники Геракла говорят, что возвышенное общение с Темоном надоело Гераклу, и он не взял его с собой в дом Кротона. Там прославленный герой каждый день позволял красивым и молодым служанкам омывать себя в прекрасно отесанной ванне, а после умащивать маслом и утолять голод его плоти, истосковавшейся по женскому телу.
В это время царь Лакиний, увидев, как прекрасны коровы Гериона, приказал своим слугам взять из стада 12 коров и быка. Когда охранявшие стадо спутники доложили Гераклу о том, что по приказу царя его воины взяли дюжину коров и быка, то он так разъярился, что с бешеным ревом схватил свой лук и дубину и бросился из дома Кротона, но хозяин, слышавший, что сказали спутники, преградил ему путь и обратился к нему с такими словами:
– Ты мой гость, сын могучий Зевеса и я с радостью в своем доме тебя принимаю. Но я супругу свою Лаврету очень люблю и тестя Лакиния глубоко уважаю. Сердце свое, доблести полный герой, успокой! Ярость свирепую свою укроти, в бешеном гневе ум опрометчив, его рассуждение слабо. Поэтому я не могу позволить тебе в безудержном гневе, не разобравшись куда твои подевались коровы, к Лакинию с луком и дубиной бежать.
Геракл, стараясь сдержать гнев, сказал ему спокойно, но твердо:
– Не хочу я ссориться с человеком, оказавшим мне радушное гостеприимство, но ты меня оскорбляешь тем, что не даешь мне пройти, словно ребенку. Я никому не могу позволить так со мной обращаться! Живо дорогу освободи!
Тогда Кротон не только не дал Гераклу дороги, но и при людях вызвал его на поединок в борьбе. Герою, чтобы не прослыть явным трусом, молча пришлось согласиться на поединок с гостеприимным хозяином.
У ворот двора Кротона предстали друг против друга два высоких и мощных атлета, словно два раскидистых дерева Зевса в горной долине. Часто то дождь, то снег их листья сечет, и ветер их кроны треплет жестокий, непоколебимо, однако, стоят они на разветвленных корнях крепких и длинных. Так же и оба героя-борца, на руки и силу надеясь, друг против друга стояли.
Геракл сразу понял, что Кротон – не Эрик, хоть у того оба родителя были могучие олимпийские боги. Кротон был мощным и очень искусным борцом. Атлетически сложенный, физически сильный, почти как Геракл, он еще и владел всеми видами оружия, как сын чудовищной Стикс и титана Паланта Кратос (Сила), который вместе с сестрой Бией (Мощь) тащил закованного в цепи Прометея к кавказской скале.
Противники между тем стали бороться перед домом Кротона, и вскоре посмотреть их поединок сбежались многие жители города, и среди них был юный Милон. Геракл, как и с Эриком, решил бороться не в полную силу, однако ловкой подсечкой Кротон кинул его на землю и навалился на него всем своим мускулистым тренированным телом. Лишь благодаря своей необыкновенной силе, стойкий герой смог разорвать мертвый захват Кротона, сомкнувшего могучие руки на его шее.
Прирожденный боец – Кротон был высок, широк в плечах, тонок в талии и очень мускулист. Виртуозно владел всеми видами оружия, но предпочитал меч и клинки, прикрепленные цепями к плечам. Ему не было равных в поединке с оружием, но в кулачном бою и в борьбе, где есть правила и разные приемы, он был слабее могучего Алкида.
Разгоряченный борьбой, Геракл, забыв о радушном гостеприимстве Кротона и о том, что собирался бороться не в полную силу, поднял его вверх и, что есть силы, кинул на землю. Кротон же, по воле случая, приземлившись на голову, не успел помочь себе руками и смягчить удар. Борца знаменитого со сломанной шеей тут же быстротечная смерть осенила, и в очах его черноокая тьма разлилась. Танатос чернокрылый тут же отсек волос прядь пушистых его и бессмертную душу исторгнул из некогда мощного тела, и теперь оно без души в холодную мглу навсегда погрузилось.
После того, как Амфитрионид отобрал весь свой скот у Лакиния, он собрал на городской площади много людей и громко сказал:
– Я не буду Лакиния, укравшего у меня 12 коров и быка, убивать, чтобы все поняли, что я совсем не желал смерти его зятя Кротона, это досадная случайность. И я не уйду отсюда, пока не устрою Кротону великолепного погребения и не сооружу ему величественную гробницу.
Выступая перед собравшимися людьми, Геракл, вдруг устремил свои синие, как небо, глаза вдаль и торжественно изрек:
– Чувствую, как меня захватывает непреодолимое желание предсказать грядущее, и я это сделаю: со временем будет построен значительный город моими внуками здесь!
Когда Геракл был вознесен на Олимп, он явился во сне одному из многочисленных своих потомков, аргивянину Мискелу, и приказал ему отправиться в Италию и построить там город. В Аргосе в то время существовал суровый запрет на эмиграцию, и Мискел попытался отказаться. Тогда разгневанный бог пригрозил ему страшными карами, и Мискел дал слово исполнить приказ Геракла. Законопослушные аргивяне предали Мискела суду за то, что тот нарушил их запрет на эмиграцию, и уже были готовы предать его смерти, но все черные камушки, опущенные в урну для голосования, чудесным образом превратились в белые. Так сбылось предсказанье Геракла о построении города его потомками, и его потомок не пострадал.
Когда Геракл с коровами Гериона подошел к западному берегу Италии и уж готовился переплыть в Эпир, Гера укусила себя в губу и, крутя сцепленными пальцами, стала досадливо разговаривать со своим исстрадавшимся сердцем:
– Пасынок мне ненавистный уже исполнил все 10 предписанных Пифией подвигов. Многие злокозненной меня называют и безмерно ревнивой. Да, я злокозненна и ревнива и к прошлому даже ревную, но как жить мне иначе? Ведь у меня еще ноет иногда правая грудь, раненная стрелой этого нечестивца, особенно когда я на него гневаюсь. Может быть, зря я не рассказала Зевесу, что негодяй ранил в грудь жестоко меня – сестру и супругу его, законную царицу Олимпа? – Нет, я все правильно сделала, иначе не только любящая поиздеваться Афина, все насмехались бы надо мной, за спиной моей говоря, когда я не вижу: «Вот так царица! Вот так богиня богинь! Справиться не может даже с пасынком смертным! Он ей грудь прострелил, а она только жаловаться может супругу». Но, ничего! Он еще узнает, как я в безжалостной мести страшна и как я могу ненавидеть! Клянусь, что, когда случай для мести удобный настанет, ничего не забуду, ничего не прощу… Пусть свидетелями моей клятвы будет полногрудая Гея и широкое Небо, а также никогда не дремлющая Мойра Лахесис! Я клянусь во что бы то ни стало отомстить жестоко Алкиду! Я буду мстить за нечестивость и несправедливость, за мерзкий разврат, за всякие гнусные беззакония и злодейства, которые он всюду творит, благодаря своей силе неимоверной… А удобней всего отомстить, если Геракл будет по-прежнему служить послушному мне Эврисфею.
План действий созрел сам собой в белокурой головке царицы Олимпа, и она ночью явилась во сне к покорному ей сыну Сфенела и ехидно промолвила:
– Опять ты сладко спишь Эврисфей, даже легкая зависть берет, а ведь мы с тобой так до сих пор и не расправились с нечестивым отродьем Алкмены. Какой-то ты уж очень добрый царек, слова ругательного я не слышала от тебя о Геракле, а вот он тебя всюду мерзкими словами поносит, называя низкорослым уродцем и недоноском ничтожным с ушами ослиными.
Эврисфей нехотя открыл свои большие грустные глаза и, поморгав часто – часто, чтоб окончательно проснуться, ответил голосом слабым:
– Знаю я, как он меня называет, царица, но ведь сами вы, боги, создали его таким буйным и мощным! Для него превыше всего не закон и царская власть и даже не справедливость, а его сила, в гневе же он совершенно неодолимый и бешеный, даже собственных детей зверски жизни лишил. И потом, и сама ты знаешь прекрасно, что Зевс всемогущий при необходимости сына своего защищает и называет самым лучшим из всех своих сыновей, для смерти рожденных. Что же я, от рождения такой слабомощный, с ним могу сделать?
– Прежде всего нам с тобой службу Геракла под твоей властью, обязательно надо продолжить. Запомни все хорошенько: Ты не засчитаешь Гераклу 4 подвига, а чтобы это выглядело справедливым, свое решение так объяснишь: Убийство Гидры Лернейской не засчитываешь Гераклу потому, что ему помогал племянник Иолай, ведь он отрубленные головы факелом змее прижигал. Не засчитываешь и очистку Авгиевых конюшен потому, что всю работу за него сделали речные боги Алфей и Пеней и, кроме того, он договорился с Авгием о плате, что незаконно, ведь Геракл был не свободным, а находился на службе у тебя и, как сказал Феб устами Пифии, подвиги был обязан свершать бескорыстно. Похищение коней Диомеда не включишь в зачет потому, что Геракла сопровождали спутники, среди которых был и погибший Абдер. Эти юноши сражались с бистонами и помогали ему в похищении лошадей Диомеда. И, наконец, не следует засчитывать похищение пояса Ипполиты потому, что Геракл взял себе в помощники многих пожелавших отправиться с ним знаменитых героев Эллады, среди которых был и сын Посейдона знаменитый афинский герой Тесей. Конечно, мне хватит ума, чтобы придумать поводы для того, чтобы не засчитать Гераклу еще больше подвигов, но я этого делать не буду. Во всем должна быть мера, как любит говорить сын притворной скромницы Лето. Боюсь еще, что всеведущая Афина пожалуется Зевсу на то, что ты по моему приказу Гераклу слишком много деяний не засчитал, и не известно, как Громовержец себя поведет. И потом, если четырех новых подвигов нам не хватит, чтобы Геракла окончательно погубить, то не велика нам цена, видно плохие мы защитники справедливости…
Тут богиня богинь, неожиданно звонко хлопнув себя по лбу, вдруг с места сорвалась и, став невидимой никому, по прямой воздушной дороге ринулась к герионову стаду, по пути, хватая огромных слепней. Чтобы путь скоротать и длинную скрасить дорогу на самый дальний край света, она со своим сердцем так мило беседовала:
– Как же я про инахову дочку Ио забыла?! С виду такая чудесная жрица была в моем храме – чистое невинное личико и не развитая девичья фигура, только-только начавшая округлость приобретать. И кто бы мог подумать – скромная такая тихоня, а Зевсу отдалась прямо у моего алтаря! Чтобы я не наказала забеременевшую потаскуху, Зевс решил ее хитро спрятать и в телицу белоснежную превратил. Наглый, бесчестный Кронид от всего отпирался и даже Ио в образе белой телки, как доказательство своей непричастности, мне подарил. Я не кровожадная и всего лишь, чтоб они больше никогда не встречались, велела тайно отвести Ио-корову в Немейскую оливковую рощу и поручила стеречь ее там своему верному слуге стоглазому титану Аргусу. Днем он пастись ей давал и только на ночь в хлев запирал. Зевс узнал от Гелия, где находится Ио в образе белой телицы и поручил своему сыну от Майи, краснобаю и вору, Ио спасти и Арга смерти предать, что тот и сделал. Ио-корова была совершенно свободна, но кара моя справедливая была еще впереди. Я наслала на Ио ужасного слепня, не знавшего пощады. Слепень начал жалить всех молодых телиц белой масти и вскоре обнаружил Ио, которая вела себя не как все коровы. С этого момента слепень не покидал Ио. Некоторые говорят, что я бываю злорадная. А какой я должна быть по отношению ко всяким развратницам, соблазняющим… ну или не дающим должного отпора моему любвеобильному мужу?! Сердце мое вместе с Дике торжествовало видя, как Ио мычала то жалобно, то истошно и бежала, сломя голову, по всей Греции, но слепень не отставал. В безумных странствиях Ио очутилась даже в горах Кавказа, где слепень покинул ее, оставив в ней свое жало… Ну вот и герионово стадо, которое пасынок со своими возлюбленными юношами гонит, и уж не длинный путь до Микен им остался, но все ли коровы его одолеют?
Гера, оставаясь невидимой, очень боялась она стрел Геракла, наслала два десятка собранных слепней на коров Гериона, и все прежде ленивое тихоходное стадо словно вдруг обезумело. Грозно слепень на телок молодых нападает, не напрасно пастухи его именуют коровьим стрекалом.
Геракл, видя неожиданно взбесившихся быков и коров, сначала ничего не понимал. Когда же он увидел одного из жирных слепней, впившегося в огненно-красный коровий хребет, то сразу все понял. В яростном гневе схватил он свой погибельный лук и убил слепня пернатой стрелой, не ранив при этом корову.
Быки и коровы, на которых слепни уже усидели и жалили, с оглушительным мычаньем и воем стремительно разбегались в разные стороны, казалось, что их невозможно остановить и собрать воедино; остальные вели себя смирно. Так стадо разделилось в области фракийского предгорья на две неравные части. Геракл, оседлав коня, все же смог догнать ужаленных быков и коров и убить почти всех слепней не знающими промаха стрелами Феба. Не удалось поймать всего двух мощных быков, которые далеко убежали и без присмотра через некоторое время одичали.
Говорят, разъяренный потерей пары прекрасных быков, Геракл, согнав оставшихся коров к реке Стримону, вознегодовал на эту реку, издавна бывшую судоходной. В яростном бешенстве он набросал в нее много огромных камней и обломков деревьев и скал и сделал ее изобилующей отмелями.
– Что этот негодяй вытворяет?! Теперь и река ему помешала, негодует он, что вода в ней течет, и суда под парусом по ней плавают. Геракл – это поистине бесчестие века, а в Элладе гордящейся справедливостью, его многие любят и великим героем считают. Да, из всех тварей, которые дышат и ползают в прахе, истинно в целой вселенной никого нет глупее и дурнее, чем человек, ведь, если все взвесить иль посчитать, то злых дел Геракл натворил намного больше, чем нужных людям подвигов совершил. Ведь людей он убил в тысячу раз больше, чем чудовищ истребил, а сколько дев и юношей развратил и сделал несчастными?!
Так говорила своему саднящему сердцу Зевса сестра и супруга, глядя, как ее пасынок с несколькими спутниками собрал почти все стадо и двинулся по направлению к Арголиде, уверенно завершая последний из объявленных Пифией 10 подвигов.