Лариса Кольцова
Пришельцы из звёздного колодца
Он ничего не понял. О каких таблицах она тараторила? О каких наветах и запретах шла речь?
– Так вот где вы поселились, – произнёс он. – Как же ваше незаконно конфискованное имение? Почему его вам не вернули? – он радостно ухватился за столь удачную возможность сближения с ней, используя своё несуществующее знакомство с таинственной Ласкирой Роэл – матерью мужа той самой «шпионки» Ксенэи Роэл, трагически погибшей на хлебном поле…
– Если ты дашь мне исчерпывающую информацию о тех мразях, что устроили погром в вашем доме, я смогу призвать их к ответу. Заставлю вернуть бабушке её ценности! – произнёс он с уверенной властностью, упиваясь собственной самоуверенностью и не соображая, как выглядит сейчас в мокрых штанах и в мятой рубашке, отчего-то куце-короткой спереди, но обладающей длинных хвостом позади, – уж такая перекошенная попалась, купил где-то, скорее всего, в низкосортной лавчонке. Костюм был напялен ради маскировки для похода в простонародные здешние просторы. Зато девушка отлично разглядела, что за подозрительный тип к ней приблизился. Она пребывала в заметной раздвоенности мыслей, – он её интриговал, привлекал и он же её отталкивал своим нищим видом, пугал неподобающим приставанием.
– Ведь твоя бабушка – аристократка Ласкира Роэл? – он уверенно приосанился, чтобы подбодрить её своей значимостью, которой в её мнении взяться было неоткуда. Она глядела на него со смешанными чувствами, – испуга, недоверия и доверчивости в то же время. Бродяга в жёванной рубахе просто идиот! Или даже хуже. Сбежавший из пустынь, бывший заключённый дома неволи, что-то и где-то подслушавший из разговоров хупов… хотя и непонятно, откуда узнавший, что именно она внучка Ласкиры Роэл – бывшей жрицы запрещённого культа. Подвергшейся обыску на предмет её незаконного промысла, – гаданий и обещаний негодному народцу будущего преуспеяния или же осторожно предупреждающей, где и в какое время следует избежать опасностей. И то, и другое не годилось в мнении властей. Скоту не следует думать о будущем, как и не следует изворачиваться от возможных бедствий, ими всегда заслуженных. Конечно, свои домысли он приписал свирепым хупам. А мысли, вернее, ощущения девушки не были настолько отчётливы. И, однако, он чуял, как входит в закрытые от всех, таинственные глубины её прозрачной невинной души, всё глубже при этом погружаясь в настоящую речную воду и тесня её саму в опасную глубь…
Столкновение с Нэилем
Вода доходила ей до уровня груди, давила своей массой, и девушка с трудом дышала, – Не надо уже… Мой брат это сделал сам. Он вернул бабушке часть драгоценностей, какие сумел… Те, что они не успели продать и пропить. Он их побил, а то не отдали бы. Только он сказал, они могут и опять прийти, если найдут другой законный повод…
– А где твой дом? – и что-то в его голосе или в выражении лица испугало чувствительную нимфею уже окончательно.
– Что вам от меня надо? – задрожал её голос, – Уйдите от меня прочь! Ай-ай…
Чем бы всё завершилось, неизвестно, – возможно и спасением утопающей, – но с уханьем и плеском рядом оказался один из приплывших откуда-то типов. Отряхивая мокрую голову и разбрасывая брызги на всю округу, как вылезший из воды пёс, плохо различимый весь в целом из-за того, что пребывал в остаточном водном коконе, он как водяной схватил девушку сзади. И синеглазая недотрога вдруг радостно повисла на нём, вскрикнув, – Нэиль!
– Чего надо этому бродяге? – услышал он вопрос водяного.
– Да он бабушку ищет, – ответила нимфея, оказавшаяся вдруг такой неприязненной.
– Зачем?
– Сам спроси, – она обернула к Рудольфу своё лицо, распахнула такие диковинные, узнаваемые глаза, чуточку удивлённые, чуточку испуганные и… чуточку восхищённые тоже! приоткрыла розовые губы в намерении что-то сказать и долго всматривалась в его лицо, обретя смелость от внезапной поддержки со стороны, – Кажется, он помощник жреца Надмирного Света…
– Помощник жреца Надмирного Света? – с сомнением произнёс водяной, – Он не из болота случайно вылез? Что-то подозрительно весь всклокоченный, хотя и без волос почти! – молодое, смеющееся и обозначившееся, наконец, лицо говорившего поразило Рудольфа не столько своей красотой, сколько узнаваемостью, тогда как знакомы они не были. Это был тот самый актёр, чьи ролевые игры в иллюзорную любовь вместе с Гелией однажды ввели его в некое помрачение ума. Когда он решил, что увидел отнюдь не игру. Гелия потом объясняла, что грань между иллюзией и реальностью не всегда ощущается человеческим сознанием, если актёры талантливы к тому же, но она есть!
Между ними произошёл как-то разговор, – Ты не думаешь по поводу того, что и сами актёры, наполняя себя вымыслом посторонних творцов, принимают их за собственную уже реальность? Это же настолько опасная грань, невозможно тонкая и неразличимая порой для органов чувств, что и ты вполне можешь перейти её? И он тоже…
– Да он уже не актёр, – ответила она. – Он ушёл из мира лицедейства. Выбрал другую и уже перспективную для своего будущего профессию. Он аристократ! Хотя и утративший своё богатство и влияние не по своей вине. Там были трагические обстоятельства. Он никому и ничего о том не рассказывал. Он не был общительным. Я же говорю, высокомерный и холодный ко всем. Он жаждет реванша за поражение отца. Так что забудь о нём.
Он бы и забыл, да разбуженная ревность так и не пожелала отвязаться.
– Эй! Мужчина! Ты кто? – крикнул бывший актёр хорошо поставленным голосом. Он был худощав, но имел отменно тренированные мышцы, великолепную осанку, что говорило о многолетнем спортивном образе жизни. Даже то, что он презрел яркую славу лицедея-красавца, вряд ли стало причиной того, что девушки перестали замечать его. И эта малышка, конечно, тоже влюблена… да ведь Гелия говорила, он аристократ! Выходит, он сын погибшего Роэла, брат синеглазой нимфеи…
– Конь в пальто! – рыкнул он в ответ, но на языке, которого тут не знали. На лице девушки изобразилось нечто, подобное состраданию к душевнобольному.
– Он сумасшедший, что ли… – растерялась она.
– Вали отсюда! – весело крикнул ему бывший актёр, – Пока я тебя не дотопил!
– Нет, Нэиль! Давай лучше расспросим его. Он бабушку знает…
– А я его бабушку не знаю и знать не хочу! Ты хуп?
– А похож? – скалился Рудольф ему в ответ.
– Был бы похож, я бы тебя тут же и утопил! А все прочие мне бы в этом помогли! Но ты похож на человека.
– А в чём отличие хупа от человека? – он сделал попытку ввести общение в дружеское русло.
– Да лицо у тебя слишком уж для хупа приличное, – сощурился Нэиль. Тем временем девушка обвила своими лилейными руками шею Нэиля и уже висела на нём как на том, кто ей не мог быть посторонним.
Оторопевший Рудольф увидел загадочный браслет на уровне её предплечья, – рукавов у купального платья не было, и в чрезмерно просторном вырезе мелькнула и колыхнулась её белая грудь настолько идеальной формы, что он на миг забыл о браслете, ослеплённый и блеском реки вдобавок.
– Слушай, плыви отсюда, если ты умный и умеешь чувствовать ту границу, за которой шутки уже кончаются! – интонации голоса бравого военного и бывшего актёра не давали шансов на дружбу.
В его потемневших, как речное дно, глазах вызревало бешенство. Красивый тролль, вынырнувший из речных волн, напоминал какое-то водное мифическое существо, угрожая расправой за вторжение в его владения. А тут и были его владения, по праву обитания, куда чужим ход воспрещён. Здесь жизненные территории имели чёткие границы, а для тех, кто пытался их нарушать, расправа являлась обычным делом. Тихо и никого не затрагивая пройдёшь, тебя и не тронет никто, а уж если заденешь… Какой был выбор? Устроить гладиаторский бой в воде? При том, что нимфея вполне может утонуть, а спасти её будет уже некому, такой разворот событий по любому исключал её симпатию в будущем.
– Нэиль, а ты счастливчик! – крикнул он, – Если бы не эта недотрога, я утопил бы тебя, не дав и булькнуть!
Казалось, что речная вода шипит, касаясь раскалённой кожи Нэиля, но он был скован висящей на нём девушкой. Недотрога шепталась и игралась со своим водяным, явно пытаясь умиротворить его боевой пыл. Выходило, что причинения вреда ни одному из них она не желала. Вскоре к ним подплыли и другие разновидности местных водяных, и русалок в том числе. Все они затеяли свою шумную возню, хохот и оглушающий визг, так что делать тут Рудольфу было уже нечего.
Он развернулся и побрёл прочь. Ощутимо задетый и отчего-то повторно обиженный, будто получил незаслуженную оплеуху от очень близкого человека, чего не было в действительности даже и близко. Нелепая история быстро забылась, как и множество ей подобных незначительных историй, загружаться которыми не имело ни малейшего смысла.
Камень-глаз браслета, похищенного у шпионки, оказался после изучения его в лаборатории земным хризобериллом – цимофаном с редким эффектом астеризма, делающим его похожим на глаз живого существа. Так же в кристалл оказался включён элемент – источник освещения, автономно включающийся в абсолютной темноте – земная технология! Но ответ получить уже не у кого. Он стёр поспешно все записи и отпустил женщину без тщательного расследования, полагавшегося в сомнительных случаях. К тому же те, кто были свидетелями её поимки, двое дежуривших тогда на объекте штрафников, оказались убиты. Будто островитяне умышленно отвлекли их женщиной и напали, когда этого не ждали.
Дублирующий искусственный интеллект слежения за всеми объектами в горах, расположенный под землёй планеты Трол в их городе глубинного залегания, по неизвестной причине не зафиксировал тех событий. Никто, включая Разумова, не умел объяснить странностей того происшествия. И Разумов тогда просто взял Рудольфа врасплох, сам домыслив те события, но сказав ему, что есть дублирующие записи произошедшего. Камни же из браслета той женщины могли быть утрачены прежними владельцами – землянами из прошлых экспедиций, а она со своим мужем нашла их в горах, заказала себе украшение, поскольку сплав, из которого была изготовлена её безделушка, не был земным. Изысканная поделка местных ремесленников, змейка была гибкой, чешуйчатой и округлой, извиваясь в ладони так, когда он взял её, словно была одушевлённой. Даже возник неожиданный рефлекс испуга – сбросить её. Но такова была магия художественного творчества искусников Паралеи. А у этой девочки могла быть всего лишь похожая ювелирная игрушка. – Похожая игрушка, похожие глаза, – твердил он себе.
Арсений – лакомка и его встреча с загадочным стариком
Однажды к Арсению, когда он тихо и незаметно сидел в уличной забегаловке, наслаждаясь вкусом невероятных охлаждённых десертов, подобных земному мороженому, – Арсений был сладкоежка, но привередливый, – к нему подсел высокорослый старик с тарелочкой голубоватых ягод. Всё столики оказались заняты, и Арсений, не любивший ничьего соседства, вынужденно смирился. Он только отодвинулся чуть дальше от незваного соседа, погружаясь едва ли не носом в глубокую вазочку с розовато-пастельным суфле. Лакомство напоминало именно суфле. Оранжевый тент, трепещущий над их головами на жарком ветру, придавал лицу пожилого человека оттенок красивого загара. Арсений невольно, но исподтишка, залюбовался эпичной внешностью незнакомца. Высокая мужественная шея, пусть и тронутая суховеем прожитых лет, держала на себе его крупную лобастую голову. Орлиный выдающийся нос с несколько широкими ноздрями, твёрдые волевые губы и умные, очень умные глаза цвета золотистого переливчатого янтаря. Абсолютно седые волосы были откинуты назад и касались его мощно развёрнутых под тонкой тёмно-зелёной тканью плеч. Чисто вымытые, эти волосы буквально сияли от прочищенной белизны. Арсений замер, как если бы он был художником, впитывая в себя необычную красоту пожилого человека. Старик, катая ягоду в сильных пальцах, не глядя на соседа, морщил крепкие губы в усмешке. Кому она предназначалась, – его внутренним мыслям или сидящему Арсению, – было неясно. Тролли не любили навязчивости в общении, как не любил этого и сам Арсений. Тем не менее, он даже забыл о своём лакомстве, а оно растекалось на жаре в непривлекательную жижу.
Старик приподнял тёмные густые, но аккуратно-тонкие при этом брови, к чему-то приглядываясь на поверхности стола, сделанного из кружевной древесины. Тут уж Арсений не выдержал и посмотрел на старика в упор. Одна рука деда легла на эту самую столешницу, после чего он стал слегка приподнимать крупную ладонь, явно не знавшую тяжёлого физического труда. Быстрым движением он будто перехватил нечто, а развернув ладонь кверху, поднёс едва ли не к носу изумлённого Арсения непонятную сферу размером с приличное яблоко. Если и можно было её с чем-то сравнить по внешнему виду, так это, пожалуй, с сизым лабрадором. По поверхности шара перетекали смутные сгустки, внезапно загораясь ярко-жёлтым огнём. Старик потёр другой ладонью шар, и на нём вдруг проявилось изображение маленького летящего человечка с крыльями, как у того самого, на жука похожего, существа, встреченного в горах. Арсений разинул свой рот вовсе не для того, чтобы продолжить поглощение забытого десерта, а от не контролируемого и чисто-детского изумления игрушкой, как и самим фокусом с появлением шара в ладони старого тролля. А тролль-фокусник внезапно раскрыл шар как коробочку, и тот оказался полым внутри, но заполненным какой-то серой высушенной травой. Старик высыпал траву в горячую воду в зелёном толстостенном бокале, услужливо поднесённого работником заведения. Вода окрасилась в красновато-бурый цвет, как чай, и слегка зашипела, а сосед по столу не спеша принялся смаковать напиток. Ни дать, ни взять обычный земной дед, чаёвничающий на досуге. Шар-коробочка уже закрытым лежал рядом, и как ни старался Арсений, он не увидел на нём ни малейших швов – монолит, одним словом.
– Хороша игрушка? – зычно спросил у него старик.
– Любопытная, – отозвался Арсений. – А напиток у вас целебный, не иначе?
– Понятно, что не наркотик, – просто отозвался человек-тролль, – укрепляющее и тонизирующее средство. Хочешь себе приобрести точно такую же диковинку? – и он кивнул на сферу, – в горах люди находят, в подземных пещерах. А умельцы их очищают от скорлупы, которой они обрастают в толще пород, шлифуют и продают.
– Никогда не находил, – пробормотал Арсений.
– А что, бывал в горах? – старик ухватился, что называется за язык Арсения. – Любитель или коллекционируешь древние безделушки?
Арсений не нашёлся, что ответить. Непонятно в какой связи, или связь эта и была, Арсений подумал о Хагоре. Ведь впоследствии, когда тот появлялся у них в подземной базе после того, как его дочь родила ребёнка от Рудольфа, Арсений сразу его признал. Только старик делал незрячее лицо при их встречах, а если и касался Арсения взглядом, то был этот взгляд рассеянным и невидящим. И жену его, ту купающуюся прекрасную русалку, Арсений узнал. Её звали Инэлия.
Одержимость Арсения Инэлией
Она носила бесформенные и вечно-серые хламиды, а волосы прятала под повязкой-тюрбаном. Но Арсений так и не смог забыть её дивной телесной и молодой красоты, всегда представляя её наготу такой, какой увидел в тот день. Словно бы волшебная сила приблизила его тогда на такое близкое расстояние к ней, что он рассмотрел даже бледный рисунок голубых прожилок на её полупрозрачной коже, вздрагивание бледных сосцов нежной русалочьей груди… Её лазурные и отстранённые от всего на свете глаза тоже запомнил, их зыбкую робкую и женственную красоту. Она была прохладна как поток в жару и настолько же манящая. И когда Инэлии случалось проходить мимо Арсения, она застенчиво прятала свои русалочьи заманчивые глаза под пушистыми русыми ресницами. Просачивалась в никуда настолько быстро, неуловимо для зрения, что Арсений, оборачиваясь, уже не видел её. И Арсению казалось, что на кончиках этих ресниц мерцают голубоватые искорки. Что касается её дочери Гелии, то Арсений был уверен, что Инэлия вовсе не мать её, а старшая сестра. Если бы кто предоставил ему этот выбор, он выбрал бы Инэлию, а не юную и стремительную Гелию, на которую пялились все, но владел ею один Венд. Так что Арсению рядом с нею делать было нечего, он даже старался на неё и не смотреть. К чему это было? Инэлия же будила в нём настолько очевидно мужское и конкретное влечение, что ему даже трудно было заставить себя не мечтать о ней во вполне определённом смысле. Тогда он переключался на Гелию – это было бессмысленно, но более возвышенно и абсолютно не мучительно в физиологическом смысле.
Однажды, а было это довольно давно уже, когда дочь Гелии и Рудольфа была молочной крохой, Арсений возвращался с Хрустального Плато. Задумчивый и уставший, не нашедший ничего из того, что могло порадовать, он на самом выходе из подземного города столкнулся с Инэлией. Она часто туда приходила из своей ближайшей пещеры, поскольку малышка Икри обитала в отсеке Венда вместе с Гелией – дочерью Инэлии. Инэлия вдруг остановилась и безмолвно прижалась к Арсению. Его руки сами собой потянулись к ней, жадно прощупывая её хрупкое прекрасное и молодое тело через уродливую тунику-мешок. Она же сама стащила ловким движением со своей головы намотанный тюрбан, и белоснежные невесомые как воздух, душистые и лёгкие как пух горных цветов волосы опустились на её хрупкие плечи. Арсений утопил в них свой нос, оглаживая её гибкую спину, прижимая к себе её всю, а она отзывалась на его спонтанную страсть и тянула свои прохладные руки к его плечам. Он почти поднял её, не понимая, как быть дальше?
– Пойдём купаться, – только и смог он пробормотать, – жарко очень. Душно.
– Гроза будет, – прошептала Инэлия в ответ.
– Пойдёшь»? – тоже на шёпот перешёл Арсений.
– Да, – она коснулась его вмиг пересохших губ своими влажными и прохладными, беззастенчиво шаря руками в области ниже его живота, проверяя наличие полной готовности к тому, чего настолько очевидно жаждала сама. Впервые в жизни Арсений пожалел о том, что у него не было своего жилого отсека в подземном городе. Он жил на поверхности в жилом секторе «Зеркального Лабиринта», как и работал почти всегда на поверхности. Инэлия бы точно туда с ним не пошла. А тут, где пристроишься? Если только в какой-нибудь технический или сугубо хозяйственный блок? Возможно, Инэлия бы и согласилась, но это было бы слишком уж низко, слишком уж откровенно по-скотски. А ему хотелось красоты, тонкой игры, неспешности. Хотелось повторно увидеть её чудесную и милую наготу. Хотелось плавать вместе с нею там, в бирюзовом озере, откуда она и вышла в тот день, сметая в его душе все его аскетические и неубедительные конструкции, в которые он сам себя и запер. Нет, это вовсе не было любовью, но и примитивной жаждой женщины это не было. И тут, едва они тронулись, не размыкая рук, как свет был перекрыт худощавой фигурой Хагора, заслонившего выход наружу, как и сам путь к озеру и к обоюдно желанному блаженству.
– Инэлия», – произнёс старый хрен буднично и тихо, как будто и не заметил их тесных объятий. – Ты пойди, посторожи нашу крошку, а то она того и гляди проснётся. Гелия с Рудольфом в озере купаются, а я устал – не спал две ночи уж как. То бессонница, то детка не спала, плакала. Ты по ночам спишь, так уж днём постереги, милая. Она юркая, того и гляди, проснётся, так из постели и выскочит. А колыбельку я в пещеру отнёс, подремонтировать надо. Лиана сырая оказалась, как я её сплёл, а высохла, так и рассохлась, колоться начала. Вдруг девочка поцарапает ручку, как будет баловаться.
При этих словах он тянул Инэлию за руку к себе, а она сопротивлялась, не меняя выражения ясного спокойствия на своём нежном лице. И тут Хагор сильно пихнул её в сторону длинного перехода, ведущего в зону жилых отсеков космодесантников. Инэлия покорно и всё также безмолвно пошла по направлению, заданному толчком старого мужа. А Хагор встал перед Арсением, глядя ему в грудь, поскольку был невысок ростом в сравнении с землянами. Опалённый только что сумасшедшей страстью, Арсений едва не шипел от вынужденного и резкого перехода в отрезвляющий и остужающий режим. Его коробило и вздымало от гнева, от унижения как застигнутого на недолжном поступке мальчишку. Только делать было нечего. Инэлия была чужой женой, а он это знал, как и все прочие на базе. Хагор так и не поднял на него своих глаз и едва сделал попытку шмыгнуть в сторону по своим делам, не предъявляя никаких претензий к тому, кто посягнул на его половину – на его неприкосновенное достояние.
Арсений не выдержал и спросил охрипшим голосом, – Где же твои крылья? Я так понимаю, что они не были твоей органической частью, а только техническим средством передвижения? Я кстати, никому о них не рассказывал, – а вот это не было правдой. Арсений сам же обо всём рассказал Венду, только тот не поверил ему.
– А где твоя верность обещанию? – спросил Хагор, впервые вперив в Арсения прямой недобрый взгляд.
– Обещанию? Какому же? Когда я тебе его давал»?
–Ты не прибыл тогда, когда я тебя ждал! Ты передоверил своё задание другому, а он всё испортил! Всё! Недоразвитое ты существо! Поэтому я никогда уже не расскажу тебе о принципе работы моего летательного аппарата, не раскрою тебе тех тайн, которые ты жаждешь постичь. И не постигнешь уже никогда! Я мог бы осчастливить тебя не только счастьем любви прекраснейшей из женщин планеты, но и многими познаниями, а теперь их не будет ни у кого из вас – ни счастья, ни познаний, недоразвитые вы существа!
– Так я же из-за тебя сломал тогда ногу! – крикнул Арсений ему вслед. – Как бы я смог прискакать на одной ноге к твоему селению на другой же день? Меня никто не выпустил бы в горы, и к аэролёту бы близко не подпустил с больной ногой. У нас военная дисциплина, старый ты дурак!
– Никто не тянул тебя за язык, болтун! Я дождался бы твоего выздоровления, – ответил Хагор на чистейшем русском языке, – Ты обо всём рассказал Рудольфу. А он влез в проект, созданный для тебя, и всё разрушил. Я ещё сумею отомстить и утоплю тебя в глубокой тёмной воде точно так же, как ты меня в пучине страданий, когда придёт время. Я достану тебя всюду, даже через многие годы, даже тогда, когда ты будешь на Земле, недоразвитое ты существо!
– Колдун! – пробормотал Арсений, – злой колдун!
– Я-то? – Хагор вернулся и приблизил к Арсению страшное лицо с горящими глазами. Казалось, что яркая синева радужных оболочек его глаз пролилась наружу, затопив и сами глазные яблоки целиком. Арсений отпрянул от жуткого неправдоподобного зрелища, от безумного излучения, идущего из глаз тролля.
– Я добряк, в этом всё и дело. Я мог бы прямо сейчас убить тебя своим Кристаллом. Просто-напросто перерезать направленным излучением твой шейный позвонок вместе с артерией и нервными путями. Но я так не делаю именно потому, что не могу из-за отсутствия нужного подъёма агрессии в себе. Ничего я теперь не могу. Если тебе так легче, считай меня безумцем, как и твой коллега Рудольф. И не смущай Инэлию своим вожделеющим взглядом. Она не даст тебе того, чего ты жаждешь. Много вас тут, хотельщиков. Вот и Разумов совсем сдурел. Проходу Инэлии не даёт. А хочешь, поведаю тебе одну отнюдь не возвышенную тайну вашего шефа? Когда-то Разумов получил от Инэлии желаемое, и она родила от него дочь. Инэлия всегда была у меня в узде, да вот как-то выскользнула, и понесло её, как и вашего безупречного ГОРа. Она шлюха! Она всегда была шлюха. Она погубила меня ещё там, где не были в полной мере проявлены её порочные наклонности, она увлекла меня во тьму внешнюю, в которой я утратил все свои способности, как и свою сияющую красоту. Я не сумел адаптироваться к столь чудовищному миру, а она, видишь, и тут осталась верна себе. Хотя и не прежняя уж, а всё же способна отчасти сиять своей нездешней красотой. Ей не надобен ваш гнусный секс, ей хочется только напитаться излучением чужой любви в себя, чтобы продлить своё бессмысленное сияние. Она любит только себя одну, она улыбается только своему отражению, где оно ни будь – в водном потоке или в мужских глазах. Шлюха и есть. Я отнёс то дитя одной бездетной паре. К чему мне был ещё один ублюдок после Гелии? Мне же одному приходилось растить Гелию с самого её младенчества, поскольку Инэлия ни к чему не способна в этом мире, даже к материнской любви. Ваш ГОР Разумов так и не узнал о том, что совсем недалеко от столицы живёт его родная дочь. Их тут много – детей от кровосмешения землян и местных женщин. Ты этого не знал? Можешь поискать её на досуге – младшую дочь Инэлии. Она уже выросла. Тебе ведь так одиноко, а она очень красивая.
– Да пошёл ты! – Арсений еле удержался от недостойного желания садануть пусть и мерзкого, но слабого старого Хагора в ухо. – Врёшь ты всё! Не может у Инэлии быть таких взрослых дочерей. Она и сама тебе во внучки годится!
– Может, и годится, да я-то ни к чему уже не годен. А всё из-за неё. Она гораздо старше меня, почему я и попал в ловушку её Кристалла. Я был совсем юн, потому и был я недоразвитым существом. А ты, хотя и половозрелый, а всё равно продукт педоморфоза, что и означает – недоразвитое существо. Вы все тут недоразвитые существа – головастые мальки из перегретого океана вашей земной эволюции!
– Какого ещё Кристалла? Сам ты тролль недоразвитый! Плетёшь какой-то рваный бред – то узел, то дыра, ничего не понятно.
– Потому и непонятно, что ты – недоразвитое существо. А я не могу наполнить твоё сознание вещами, о которых в тебе нет ни малейшего понятия. Нет в вашей речи для них и словесного обозначения, поскольку чтобы эти обозначения появились, должно быть сформировано хотя бы приближённое представление о других мирах, превосходящих вашу привычную и мнимую модель Мироздания.
– Заткнись ты! Пустобрёх ты! Модель Мироздания! Какие слова мы знаем! Философ из тьмы пещер. Знаю я, где ты те крылья нашёл. Я и сам их фрагменты в горах находил. Ты сам сроду бы такие не изобрёл. Ты и повозки-то простейшей из четырёх колёс не изобрёл! Ты уголовник, сбежавший от наказания в горы!
Неизвестно, чем бы закончилась столь любезная беседа, Арсений даже побелел от непривычных для него злых эмоций, а старик будто крючком вытаскивал их из его взбаламученной души, одну злее другой, – да появился Рудольф Горациевич Разумов. Тогда он был ещё на Паралее. И Хагор угас, стал этаким тихим и согбенным дедушкой с укором в невинном взоре.
– Ты чего тут разорался? – добродушно и насмешливо обратился к Арсению Разумов. – Чего старшее поколение обижаешь?
Обиженно сопя бурым носом, «старшее поколение» изобразил гримасу невинно попранной добродетели.
– Да я…, – сказать Арсению в своё оправдание было нечего. Он махнул рукой и пошёл себе восвояси, оставив дедушку Разумову для утешения. Ему и самому было странно, неловко и смешно за собственное бесконтрольное размахивание руками и вопли не по существу. А главное, суть спора так и осталась не прояснённой, невнятной. Вроде бы, дед приревновал к нему свою русалку, спрятавшую свою красоту в хламиду и нелепый тюрбан?
Обещание незнакомца
– Да я и не собираюсь тебя допытывать, – добродушно встрял старик в его мысленный поток, унёсший его далеко отсюда. Арсений не сразу и сообразил, о чём он, забыв содержание разговора. – Отринь печаль. Пустое это. Я по лицу твоему понял, что ты затосковал. Может, именно мне и удастся исцелить тебя от твоего одиночества?
– Как же это? Или вы ещё один волшебник, встретивший меня по случаю? Надеюсь, что вы не злой. Вы меня простите, но я как-то утратил нить нашей беседы.
– Злой ли, добрый – это всё зависит от столкновений прямо противоположных интересов или от их совпадений. Чего мне с тобой делить? Мы с тобой имеем пока что разные пути-тропы, ведущие к цели. Как и сама цель у нас различна. А вот пересеклись мы не случайно, ибо случайность всегда закономерность, и только недопонимание законов сцепления поступков и их последствий, не отслеживание всех взаимосвязей между протекающими вокруг нас и в нас самих процессами, приводит к неправильным выводам о наличии неких случайностей. Их нет. Это фикция нашего ума вследствие недопонимания им мира вокруг нас, в который мы не просто вселены, но в который и пророщены каждым своим живым и трепетным нейроном. Они взаимно переплетены не только друг с другом тысячами своих связей, но и с целой Вселенной, с её разумными структурами. Мы вложены во все процессы, происходящие в Мироздании, а они вложены в нас. Безумие это и есть разрыв и нарушение связей человека не только внутри него, но и с миром, объемлющим его. Мы же о горах с тобой заговорили. У нас же многие в горах рыщут, хотя это и не безопасно. Бывает, что и в тоннелях теряются навсегда. Уж коли у людей с достатком есть запрос на подобное баловство, чего же не пользоваться. А шахтеры и горнодобытчики так и мешками, – бывало и такое, – вытаскивали такие вот штуковины из недр. Иные, веришь, бывают размером с огромный валун, только идеально круглые, а поскольку неподъёмные, то их никому ещё не удалось из-под земли вытащить. Никто и не знает, полые они внутри или нет, поскольку их даже с места сдвинуть невозможно. А те, кто пробовали их своротить, так все погибли от обвала породы. Так я слышал.
– А вы кто? – дерзко вдруг спросил Арсений.
– Врач, – охотно ответил дед, – практикую помаленьку. Исцеляю недужных душой. Имя своё тебе не назову, поскольку ты не нуждаешься во врачебной помощи. К чему тебе моё имя? Или мне твоё?
– А мне и без надобности, – пробурчал Арсений.
– Хочешь, назову место, где ты можешь приобрести себе такую вот безделицу? Ты же собиратель?
– С чего это вы решили?
– А по глазам твоим понял, – дед смеялся, демонстрируя неестественно-молодые зубы. И не похоже, что вставные. – Хорош я? Правильно ты всё понял. Я ведь и не старик совсем, а вот состарился, потому что на чужбине я живу и ни единого дня без тоски не просыпаюсь.
– На чужбине? Где же ваша Родина?
– А там, куда путей нет ни для кого, в том числе и для тебя. И всё же чужбина эта прекрасна, что ни говори. Разве ты иначе считаешь?
– Я? Разве я на чужбине… – и Арсений запылал смуглыми скулами. Благо оранжевый тент отлично это скрывал.
– Некогда мне, – старик протянул ему листок с золотым обрезом – знак того, что он был уважаемым человеком в столичном социуме. Там был прописан адрес. – Это лавка торговца разными диковинами, – пояснил сосед. – Есть у него и дорогие предметы, есть и совсем бросовые по стоимости. Может, что и приглядишь себе в утешение. А такой вот шарик будет там через три дня во второй час после зенита Ихэ-Олы. Девчонка одна принесёт. За сущие крохи продаст. Мне это известно доподлинно. Если не хочешь упустить удачу и получить к ней в придачу ещё кое-что поважнее, приходи. Собиратель тайн. – Тут старик встал во весь рост, почти упёршись седой головой в полотнище тента. Арсений, оценив его богатырский для Паралеи рост, – а был тот едва ли ниже, чем рост самого Арсения, – не нашёлся, что и сказать, хотя был и не против поговорить с приветливым стариком и ещё. А тот, быстро развернувшись, ушёл, не сказав уже ничего. Скорее по привычке Арсений сгрёб в маленький герметичный контейнер остатки растительных крошек, рассыпанные стариком по поверхности стола. Чтобы исследовать их на досуге, что за странную траву, столь похожую на земной чай, пил старик. Откуда он знал о том, что Арсений, как он выразился, «собиратель тайн»?
