Лариса Кольцова
Пришельцы из звёздного колодца
Разумов был из породы позитивных говорунов. Сама должность в инопланетной среде не допускала до управленческих уровней людей необщительных и мрачных. Он должен был находить подход к каждой душе, живущей и работающей рядом. Конечно, если надо, он мог и молчать сколь угодно долго. Но тут был случай, когда в его безудержней болтовне скрывалось нешуточное огорчение пополам с отчаянием, разряжался гнев на молодого, а потому и неопытного соратника. Это было и его промахом также. Погибли двое молодых ребят, нанесён конкретный материальный ущерб, утрачен ценный источник информации, сам, вернее сама, залетевшая к ним в руки редкая птица с уникальным оперением. Выход на предельно закрытое аристократическое сословие был невероятно ценен, редок, потому что всегда труден. – Эх, Рудольф Ростиславович! И чего ты такой ханжа-то? Ну, увлёкся женщиной, не робот же в самом деле, а потом-то чего не привёл её ко мне? Я же давал тебе понять с самого первого нашего откровенного разговора в отсеке Шандора, что таким как ты многое позволено. Хоть гарем заводи…
– Ещё чего!
– Гарем, конечно, плохо. Не в этом дело. Пойми, через женщин иногда большего можно достичь в смысле проникновения в любые срезы их общества, чем с мужчинами. Шандор через своих, как ты выражался «услужливых девушек», иногда выходил на таких местных «царь – грибов»! Однажды даже сблизился с самим начальником Департамента Безопасности, а у того была перспектива выхода на саму Коллегию Управителей. Его, к сожалению, убили неизвестные конкуренты. Столько сил было затрачено на сближение, на определённое даже понимание, и на тебе! Провал! А этот новый Ал-Физ, можно сказать, сам в руки приплыл, и опять срыв! К нему же не войдёшь вот так запросто в его Департамент. Подходы нужны. А это время и опять затраты. К тому же Ал-Физ человек порочный, жестокий, ограниченный. Безудержный в эгоизме, чем и опасный для любого серьёзного с ним контакта, в отличие от прежнего старого начальника, человека тоже не благостного, но неглупого и хотящего кое-чего не только себе в одну пасть, а и о социуме думающего, о его будущем. А этот так живёт – день пригож, а ночь то ли будет, то ли нет. Попрыгунчик – стрекозёл. Шучу от отчаяния. Кандидатура и без того мало подходящая, а другой нет. Выше – Коллегия Управителей. А там такая свора нелюдей, что опасно к ним и приближаться. Да и невозможно даже с нашими возможностями. Альтернативные люди, отрицательный отбор. Узнают о нас хоть какие значимые подробности, так все горы взорвут вместе с планетой. Если возомнят, что украдут наши технологии для укрепления своих властных стульчаков.
– Шеф, – произнёс Рудольф осевшим голосом, но не от страха это было. Рудольф никогда не боялся ГОРа Разумова. Он и не лгал ему никогда, исключая несущественные, как он считал, пустяки. Да и ложь эта никогда не приобретала словесные формы, это была ложь по умолчанию того или иного проступка того или иного коллеги. Себя Рудольф не выгораживал никогда. И этот случай с женщиной был впервые, когда коснулось его лично. – Почему мы не помогаем этим людям? Почему не защищаем тех, кого они гнобят в своих пустынях?
– Не помогаем? А как? Объявить, что вот, мол, мы ангелы с небес? Пришли вас очистить от скверны? Этот мир не принадлежит нам. Мы и сами тут торчим временно, нас не звал сюда никто. Вон как глубоко спрятались, в самое исподнее нутро планеты. А и то, того и гляди расшифруют. Они вовсе не дремучие тролли, как мы их обзываем. Мы с тобой всего лишь солдаты – функционеры. Недра здесь богатые, а порядка мало. Да и планету, того и гляди, угробят! Не поддерживай мы здешние здоровые силы! Вот мы и придерживаем их у самого края, чтобы не грохнулись окончательно к вселенской чёртовой бабушке.
– А кто нас приглашал сюда? Кто такое поручение давал?
– Кто? Да твой же Соломир Змеелов! Он же и нынешний Виталий Вайс.
– Мой? Скорее, он ваш шеф. А вы мой шеф. Зачем он имя сменил?
– Может, хотел следы былых преступлений с пылью Времени смешать? Или думаешь, у нас в ГРОЗ все святые космические ангелы? Там всякой твари по паре, на то ГРОЗ и космический ковчег. Может, и не менял он имя. Это лишь моё предположение. Я тоже конспиролог.
– Приобщите и меня к своей науке. Я считаю, что отличие конспиролога от обычного человека лишь в том, что конспиролог понимает, что мир структурирован намного сложнее, чем думают все прочие…
– Вот скажи, кому ты в той свалке хотел бы помочь? Военным? Так за ними вся мощь их государства. Вооруженным бродягам? Среди них каждый второй вор, убийца и насильник. Они пришли пограбить и убежать. Вот и все их подвиги. А женщину невиновную убили. И сколько таких случайных женщин и детей они стирают с лица своей планеты? Об этой узнали, потому что не простая была, влиятельный родственник шум поднял, а о простых людях кто узнает, сколько их уничтожено? Кому до этого дело? Вот ты помог, а во что твоя помощь её детям обернулась? В сиротство и преждевременную тоску.
Гелия, никому не принесшая счастья
Из дневника Инэлии
В сиротство и преждевременную тоску погрузили они сердце своего ребёнка, хотя сами жили и здравствовали. И я проявила бы несправедливость, если бы всё свалила на одного только отца. А мать? Разве сама Гелия являлась настолько и безупречной матерью? Нет. Она была очень плохой матерью.
Однажды во время очередного облёта, изучая местные горные породы, Венд и обнаружил нашу маленькую колонию беженцев. У нас были природные террасы на уступах гор, неизвестно кем и когда устроенные, прирученные животные и много ещё чего. Ведь все эти беженцы вели своё происхождение не из простых сословий. В своём прошлом учёные и специалисты-практики в разных областях, им многое было известно. Бежали в основном из элиты, из клоаки жизни и из рабочих зон никто и не бежал. Жили в скальном городе – пещерах. У Хагора всегда имелись свои скрытые убежища в горах. У него было много тайн, о которых никто и никогда не знал. И люди-земляне также о них ничего не знали.
Венд спустился на летающей машине на удобную ровную площадку и вышел из своей прозрачной сферы. Все разбежались, а Хагор и Гелия остались. Совсем юная в ту пору, она напоминала бутон, несущий в себе обещание будущего сказочного цветка. Так оно и вышло. Красота её, раскрывшись, поражала необычностью, так и не дав ей счастья. Наши колонисты любили её за доброту, лёгкость, за милую отзывчивость души. Мы жили дружно.
Разговаривая с Хагором на прекрасном языке Паралеи, землянин не сводил своих необычных и блестящих глаз с Гелии, настолько она поразила его. Пожалуй, он сам был красавцем, но резко выраженная и сложная характерность этого лица, делала его отчасти и отталкивающим для человека, обладающего даром читать в душах других. Но не для юной девушки, конечно. Увидев его даже раз, такого человека запомнил бы всякий. Он обладал мужественным лицом очень непросто устроенного, сильного, наделенного склонностью подавлять других, человека. Фигура его, особенно на фоне слабосильных беженцев, впечатляла необыкновенной развитостью и красотой пропорций. Сколько ему было лет, определить с первого взгляда я бы не смогла. Он выглядел юношески молодым по сравнению с совсем не юношескими, умными и заметно печальными, глазами. Внимательными и быстрыми, когда он оценивал человека, и чувствовалось, что короткого мгновения ему достаточно для оценки тех качеств, которые ему и требовались, и тех, которые могли быть опасными. Если он смотрел пристально, его взгляд гипнотизировал. Не завидую тем девушкам, кому он повстречался на своей жизненной дороге. Он не принадлежал к тем, кто даёт им безмятежное счастье. Хотя временами его глаза сияли весёлостью и, как бы почти детской добротой, что и выдавало его почти юношеский возраст.
Хагор рассказал ему вкратце, кто мы, а на его вопрос, – Чем больна чудесная девочка, ваша дочка? – Хагор, сильно удивившись его проницательности, заявил, что здоровье Гелии неплохое, но родилась она слабой несколько. От того и бледна, худощава, веса не набирает, какой и уместен для девушки на выданье, способной производить потомство. А так бы давно уж её взял в жёны любой из здешних мужчин.
Пришелец также удивился в свою очередь, – Какая ж она невеста? Лет-то ей сколько? Совсем юная для того, чтобы рожать детей.
Хагора сказал, – Повсеместно возраст для замужества наступает в пятнадцать лет, а ей уже шестнадцать.
Незваный гость засмеялся, – Да! Теперь уж точно не видать ей мужа уже никогда! – после чего рассказал, что у них есть прекрасные врачи, невероятные для нас возможности и технологии. Они и вылечат её на своей базе. Попросил отпустить с ним для того, чтобы её исследовать и ей помочь. Мы знали, что земляне в горах не причиняют вреда живущим тут беженцам, хотя и следят за ними. Но беженцы и сами боялись шпионов Обаи – владыки Архипелага. Хагор категорически не хотел её отпускать с ним. С недобрым прищуром он намекнул, что у него есть заброшенная пещера недалеко от их базы…
– Разве? – поразился гость, – Да быть такого не может! Мы там давно бы тебя отследили.
– Чего ж не отследили? – спросил Хагор, не скрывая презрения. – Я ведь постоянно купаюсь в том самом озере, где купаетесь и вы все. Да вот и Инелия моя любительница там поплавать вместе с дочкой. Ты бы у того бродяги, что мусор всякий выкапывает в горах, да в пещеры нос свой суёт, откуда можно и не вылезти, поспрашивал. Он имел возможность со мною пообщаться.
Пришелец изумлённо уставился на Хагора, – Я тоже помню тебя… – но не договорил, – И всё же, дед, ты бы о здоровье девочки озаботился. Не знаю, кто она тебе, дочь или внучка. Я уже по лицу её вижу, что у неё есть проблемы…
Хагор перебил его и с нескрываемым превосходством умного над дураком заметил, что не в здоровье его дочери тут дело, – Ты разве целитель, чтобы видеть болезнь, скрытую глубоко внутри? Ты всего лишь хочешь заманить её в свой подземный город!
– Да в мыслях того не держу! – вскрикнул тот запальчиво, – Она же маленькая совсем!
– Какая уж тут маленькая! Оглобля такая вымахала, разве что не плечистая как мужик!
– Дурак ты, дед! – ответил пришелец. – Она же идеально сложена, и я всего лишь хотел сказать, что у неё слишком бледная кожа, а при этом слишком уж яркие губы. Опять же под глазами заметные тени, что есть признак её сердечного недуга.
– Ишь ты, каков провидец! Можно подумать, ты специально и прибыл её спасти… – но заметно смягчился и сказал, что сам приведёт Гелию к ним, к специалистам, если они там имеются, и сделает это без посредников. А сам будет временно жить в той пещере и ждать, когда она поправится.
Венд усмехнулся, поняв сразу его недоверие к себе, и спросил, – Разве ты знаешь, где мы обретаемся? У нас много тут объектов.
– Я имею в виду вход в ваш подземный город, а не те объекты, где работают ваши машины и люди.
Удивление Венда переросло в подозрительность к Хагору, и он посмотрел на него с затаённым опасением. Так возникла их, в дальнейшем уже и не исчезнувшая, неприязнь. Но со стороны Хагора, думаю, это была ненависть.
– Давно ты нас вычислил? – спросил землянин.
– Давно, – буркнул Хагор. – Убьёшь теперь как шпиона? Вдруг выдам всё Обаи?
Хагор издевался, и тот это понял, сказав тоже вроде бы и в насмешку ему, – Теперь твоя дочь будет для нас гарантией твоей лояльности.
Но Гелия сама сказала, что полетит с ним и попросила показать вблизи их удивительные небесные машины, не эти, а те, что иногда летают вверх, как летающие стрелы и пробивают небесную твердь, исчезая за нею, а потом возвращаются назад. Она была очень наблюдательна и любознательна. Он удивлённо смотрел на неё, став задумчивым. Глаза его переливались оттенками столь разных и сложных чувств, что их было столь же сложно и понять. Любопытство, восхищение, умиление, зарождающееся чувство к ней и понимание неуместности, как он считал, влечения к столь юной дикарке.
– Ей никто не причинит у нас вреда, – сказал он. – Только помощь.
Хагор показал ему нашу пещеру в скальном городе, рассказал, как мы тут выживаем. Мы сидели на каменной террасе у входа, и я вынесла Гелии связанную мною накидку, чтобы она не застыла от вечерней прохлады. Гелия пристально следила за каждым движением незнакомца. Она не отрывала глаз от его твёрдых и чётко очерченных губ, когда он общался с Хагором, чью неприязнь на грани вражды упрямо не желал замечать. Или же он считал, что со стороны жалких дикарей ему ничего не угрожает. И был прав в этом. Зрачки Гелии расширились, как у кошки в темноте, но было ещё светло. Он перехватывал её взгляд и замолкал, теряя нить разговора. Серебристый костюм был подобен предвечерней небесной тверди. Гелия, казалось, робко трогала ткань его костюма, и он улыбался, лицо становилось добрым и простым. Но в душе Гелии не было ни малейшей робости, только напряжение всех чувств, и это понимала только я. Она готовилась к своему судьбоносному броску, она и смотрела на него, как кошка на вожделенную добычу. Да добычей-то стала она сама!
– Хочешь, я подарю тебе такой же костюм? – спросил он.
– Да, – ответила она.
– У нас есть на базе. Много. Я тебе подарю.
– Но он большой.
– Когда они новые, они не имеют размера и принимают форму того, кто их надел впервые.
Они переглядывались и иногда замолкали неожиданно. Гелия изучала с интересом его бритую голову:
– Можно я потрогаю её? – спросила она, и он покорно подставил ей свою макушку, наклонившись вперед. Она провела ладонью и засмеялась. Видя его выражение при этом, я поняла, что главное уже произошло. А всё остальное случится с неизбежностью.
Хагор, и это видела только я, был тёмен и лицом, и душой, следя за их нехитрым диалогом. Рудольф взял Гелию за руку. Она стала рассматривать его пальцы, перебирая их. Это была откровенная ласка.
– Какая необычная у вас кожа, – сказала она, трогая и запястье тоже. – Как шёлк, а на вид вы каменный.
Было заметно, что её прикосновения вызывают в нём напряжение, и было очевидно, что её касания ему приятны и желательны.
– Покажи мне ваш город в скалах, – попросил он. – Познакомь с другими. Почему они спрятались? Их много, а я один.
И она повела его знакомить с обитателями пещер, не выпуская его руки из своей. Хагор был похож на злую чёрную птицу, сидящую на уступе. Он смотрел перед собой, вперив глаза в далёкие горы, в их кажущуюся бесконечность, говоря сам себе:
– Он не тот, кто ей нужен. Но она уже вошла в его душу. Она будет очень об этом жалеть.
– С чего ты взял? Он столь необычен. Чему и удивляться?
– Он железный, и он погубит наш с тобой цветок.
– Как он сможет? Зачем ему это?
– Он раздавит её глупую душу. Он слишком сильный и жестокий.
– Что с того? Она выполнит нашу Миссию.
– Он не отпустит её и не даст ей ничего выполнить. Ты же видишь, она уже в нём, а выйти обратно он ей не даст. Это вход без выхода.
Когда они вернулись, а прошло уже много времени, Хагор всё ещё сидел, нахохлившись, и не встал им навстречу. Они болтали, не обращая на него внимания.
– Что это у тебя? – спросила Гелия, трогая его затейливый пояс, похожий на металлический из-за блеска, но не бывший таковым. На нём был прикреплён загадочный предмет.
Он взял предмет в руку, легко освободив его от пояса. – Смотри! – вытянул руку в сторону ближайшей скалы. И в это мгновение скала дрогнула, от неё посыпались вниз куски породы. Послышалось эхо камнепада. Хагор вздрогнул.
– Это оружие, – сказал он, обращаясь к Хагору. – Если цель будет совсем близко, то от неё ничего не останется. – И когда он говорил так, лицо его уже не было добрым.
– Если вы обладаете таким оружием, почему же ваших людей убивают? – спросил Хагор.
– Убивают, потому что охотятся на них. Но ни одной пока твари не удалось уйти от ответственности.
– Выходит, вы тоже убиваете? – не отставал Хагор, всё заметнее накаляясь ненавистью.
– Мы всего лишь защищаем свою территорию, – спокойно ответил незваный гость.
– Свою? Почему же чужая земля стала вашей?
Землянин ничего ему не ответил.
– Выходит, ты тоже убийца?
– Я солдат, – ответил гость, – а не убийца.
– А если я войду в зону, где работают ваши механизмы, где вы купаетесь, отдыхаете и выращивает свои сады? Где ваша территория, как ты говоришь, меня убьёшь? – тут глаза Хагора загорелись злорадно и насмешливо.
– Да успокойся ты, – ответил тот так же насмешливо. – Вас-то кто тут трогает?
Гелия испуганно глядела на то, что было оружием.
– Спрячь! – попросила она умоляюще. – Оно страшное. Там могли погибнуть животные. Там внизу пастбище горных оленей.
Он пожал плечами: – Я же не знал того. Но ведь там дикие животные, не ваши.
– Но их всё равно жалко. Завтра я пойду и посмотрю.
– Завтра я к вам опять прилечу. Хочешь этого? – он обращался к Гелии.
– Да, – ответила она.
– Хочешь, будем гулять с тобой в горах?
– Хочу.
Он погладил её волосы, – До завтра, моя волшебная лилия.
– Лилия… Кто это?
– Цветок.
– Где они растут?
– Далеко отсюда. Там тоже есть горы, реки, озёра и океаны. Леса и цветы, города и пустыни. Но так далеко, что иногда мне кажется, что их и нет, и они лишь галлюцинация моей души.
– Разве ты душевнобольной? – спросила она. – Но не похоже.
– Да нет, конечно. Но это очень далеко отсюда.
– Где же ещё есть другие горы? В архипелаге только, но ты ведь не оттуда. Больше гор нет.
– Есть. Там. – И он указал вверх.
– На тверди?
– Дальше, за вашей твердью. Очень далеко.
– Ты тоже жил в горах?
– Я жил везде. И в горах тоже. У моих предков был замок в горах, и есть до сих пор. Сейчас он принадлежит всем людям. Любой может прийти туда, посмотреть на это старьё, что там есть. Это называется старинные коллекции. Музей. Там живёт моя мать. Она любит старину, но не любит людей, а любит вместо них кристаллы. Ты любишь кристаллы? Я покажу их тебе. Я умею и сам их делать в нашей лаборатории, но я много насобирал их и в горах у вас. Для мамы, для изучения.
– Что можно изучать в камнях? – удивилась Гелия.
– Много чего, тебе не объяснишь так просто. Хочешь учиться? Знать больше?
– Хочу.
– Ну вот, будешь приходить к нам на нашу базу. Будешь всему учиться. Тебе станет интереснее жить. Ну, жди меня, – и он развернул её к себе лицом. Лицо её было прекрасно и будто мерцало. Он не сводил с неё глаз, и они сияли какой-то свирепой яркостью. Тонкие ноздри крупного носа вздрагивали, словно он обонял её, да так и было. Тут и я почуяла нечто, признав правоту Хагора.
– Трудно улетать от вас, – сказал он, но было ясно, что это относилось только к Гелии.
На следующий день он вернулся к вечеру. Гелия ждала его весь день и не пошла, как хотела вниз на пастбище оленей. Она боялась пропустить его прилёт. Ждала весь день, сидя там, где они сидели вчера. Никогда ещё не видела я мою девочку такой радостной, когда она стояла на площадке и смотрела, как он опускает свою чудо-машину и машет ей рукой изнутри. Уже темнело, и сбоку его сферы сияли разноцветные огоньки, синие и жёлтые. Он вышел, и Гелия подбежала так, будто знала и ждала его всю свою жизнь. Он даже оторопел от такой её бурной радости, и сам всем счастливо улыбался. Надо и признать, что таким красивым, каким он был в тот день, я его уже и не видела. Счастье его было столь же велико, как и у моей несравненной девочки. Невзирая на протесты Хагора, она радостно залезла в его прозрачную сферу, махая нам всем рукой. Остальные тоже вышли её проводить, поняв, что нечего им бояться.
Через неделю Гелия вернулась вместе с ним в его летающей сфере, и никто не узнал её. На ней был диковинный облегающий костюм, как и у него, и её точёное тело было столь непривычно обтянуто и подчёркнуто, столь идеально, что все мужчины из нашей общины не могли ни любоваться ею, да и женщины любили её все и радовались её красоте. Мы жили как семья, в семье же все радуются, если есть чему, друг за друга. Лицо её порозовело, было напитано свежестью, Она рассказывала, что целую неделю она проспала в удивительной прозрачной сфере, где её изучали и лечили. – Восстанавливали мой организм, – сказала она и посмотрела вопросительно на Венда, правильно ли она говорит? Он ласково кивнул.
– Это совсем не больно, мама, – счастливо говорила она, – я спала и видела чудесные сны, будто я попала в сады из горного хрусталя и летаю там на крыльях. Я никогда не видела таких снов раньше.
Рудольф Венд был тоже счастлив и держал её ладошку в своей, периодически поднося её к губам и прижимая. О нет! Тогда у них ничего ещё не было, и быть не могло. Это произошло много позже. Но я понимала, что она вся в его власти, и уже не зависит, как прежде от нас. Хагор стоял в стороне и был всё также тёмен. Я чувствовала, как в нём пульсирует страдание. На сей раз летающая машина была грузовая и больше той первой. Он предложил перевезти нас в нашу ближайшую к ним пещеру, чтобы быть нам рядом. Ведь Гелии требовалось некоторое последующее восстановление.
– У неё был врождённый порок сердца, и если бы не я, – сказал он без ложной скромности, да в нём и не было вообще-то никакой скромности, – вы потеряли бы дочь. Она была у вас обречена. И с кровью у неё были проблемы. Говорю обо всём в прошедшем времени, поскольку теперь ей ничего не угрожает. Если бы не мой прилёт и не ваше везение, девочка могла умереть в любой из дней в течение ближайших лет. – И это было правдой. А иначе, как бы и смирился с таким раскладом Хагор? – Мы же её вылечим полностью. – И они, земляне, вылечили её.
– Мы будем давать вам всё необходимое для жизни и поможем устроить вам сад и огороды. Наши роботы сделают вам насыпные террасы, а ваши коллеги дадут вам все нужные семена, – так он назвал наших колонистов. Хагор покорно пошёл за нашими нехитрыми пожитками. Ведь он понимал, что землянин прав. Гелию надо лечить. Он мог отдать ей весь свой жизненный ресурс, но он не умел лечить больные органы. Это ведь я родила её больной. Объяснять причину нашего бегства из блуждающего в океане Архипелага, я не буду. Это долго и не так уж важно для настоящего времени. Хагор подготовил и устроил наш побег оттуда.
Гелия подпрыгивала от радости, не умея стоять на месте спокойно, столь живой и подвижной она была, несмотря на свой недуг. Она была наивна и непосредственна как ребёнок, да она им, в сущности, и была в свои шестнадцать лет.
Рудольф думал, что Хагор многое расскажет ему, но он ошибся. Никто и ничего не рассказал ему об Империи Обаи-Паука. Да и не мог рассказать. Они ведь знали, что живы, пока молчат. Если же будут слишком разговорчивы, то палачи островного владыки найдут их и в пустынях. Всюду. Куда им было и бежать? Не в лабиринты же? Как там было и жить? Или бежать в джунгли к мутантам – людоедам? Чтобы наверняка стать их трапезой.
Рудольф Венд заметно злился, но что он мог поделать? Не мог он вытащить из них никаких сведений, да и были ли они у них эти сведения? Те, у кого они были, никогда не оставались долго жить, даже если бежали в опасные и недоступные, вроде, для Паука горы. К тому же, у них имелся и свой внутренний кодекс чести, и они не нарушали его никогда. Они же были, хотя и бывшие, но элита духа. Ведь и земляне имели свой внутренний кодекс чести. Во всяком случае, старались его придерживаться. И Хагор обманул его ожидания. А этот человек даже из своей любви стремился извлечь выгоду ради своей карьеры. Он мечтал о высоких уровнях своей служебной иерархии, чтобы занять на Земле высокие позиции. Он не любил никому подчиняться. За что и поплатился там у себя в молодости, войдя в конфликт с начальством. Он говорил, что был там лучший в своём выпуске, а загремел в Паралею, как худший из худших.
Хагор ничего ему не говорил, и Рудольф махнул на него рукой, к тому же Гелия занимала его сильнее тайны страны Паука. Он же был так молод тогда. Рудольф никогда не узнал о том, что Хагор своим тайным умением зачистил память Гелии, как и мою о жизни в той загадочной стране, состоящей из подвижных и многочисленных островов, постоянно меняющих своё месторасположение в пределах огромного океана. К тому же особый прозрачный купол накрывал их сверху, отчего аппаратура землян и не могла вычислить те острова, ибо их умные машины слепли. То, что у Гелии отсутствовала память о прежней жизни в Архипелаге, ей ничуть не мешало, да и мне подобный изъян давал безмятежность и внутреннюю тишину. Если Хагор так поступил, значит, он имел на то причины.
Рудольф считал Гелию дурочкой, но это было совсем не так. Он ещё не знал, что не только она, а и сам он в её власти. Когда он это понял, бедной Гелии пришлось не сладко. Он был не из тех, кем приятно владеть и которые сами к тому стремятся. Наверное, в этом тоже крылась одна из причин их будущей взаимной муки друг от друга. Если бы Гелия нашла в себе силы, поверила Хагору и ушла бы в Зелёный Луч, как и было ей предначертано… но Гелию так захватила земная страсть к земному человеку, что она нарушила волю Хагора. А человек, что же, впоследствии он явил себя в своей подлинной сути.
Родившуюся дочь отец назвал земным именем Лоролея. Какая-то волшебная красавица из легенды, как он пояснил. А Хагор упрямо называл её Икри. Лора-Икри была плоть от плоти своего отца. В ней не было ни воздушности, ни мягкой доброты, ни пронзительной трогательности её матери. В детстве это особенно проявлялось в её угрюмой сосредоточенности только на себе. Она не играла с детьми, находя в них одни недостатки, хотя они всегда стремились к играм с нею, она не умела прощать им их детских шалостей и обид. Она презирала окружающих за их бедность, в которой они не были виноваты, не принимала их смирения перед жизнью, потому что другой им никто не давал, и считала себя втайне, но не от меня, что она всех лучше на этой планете. По традиции, по инерции старых представлений они считали её дочерью падшей женщины. И она не прощала им их традиций, с которыми они были сращены с детства. А своему отцу не могла простить того, что он был причастен к падению матери, которую одну и любила и за которую болела, понимая детским сердцем её мучительную жизнь. Но и любимой матери она не прощала её любви к недостойному отцу. А своего одиночества не могла простить им обоим, вечно занятым где-то далеко от её тихой провинции, где у неё в отличие от окружающих было всё по меркам провинции.
Когда она повзрослела и достигла порога взросления, природа извлекла из неё воздушные покровы её матери и закрыла ими стальную сущность её отца. Она не была как Гелия, и она не могла простить тебе, человеку, который полюбил её так, как никогда не любил её мать её отец, даже случайной пощёчины. И хотя ты носил её на руках и весь полностью отдался ей своей душой, она с лёгкостью ушла в Зелёный Луч, отняв у тебя всё и ничего не приобретя для себя. Я же никогда не верила в совершенство покинутой своей Родины, откуда выбросили нас с Хагором, да и возможен ли он в этой Вселенной, где есть смерть и конечность всего сущего? Я не хотела отдавать её, мою Лору-Икри с её будущим ребёнком, зачатым от чистой и первой вашей любви, Зелёному Лучу ради давно чуждого мне Кристаллического совершенства.
Я говорила Хагору, – Забудь об этой Миссии, как они забыли о нас, купаясь в своей кристаллической роскоши. Пусть девочка будет счастлива с землянином. Её матери не удалось, а дочь пусть проживёт свою счастливую жизнь и за себя, и за мать вдвойне счастливой, найдя себе доброго и верного человек.
Но этот упрямец всё бубнил свое. Одному он ставил в вину неправедность, тебе твоё безволие. Считал, что люди порченые существа и вряд ли исправимы для лучшего будущего.
– Разве ты их Творец, чтобы быть им судьёй? – спрашивала я. «Разве знаешь ты их пути, ведущие в Будущее, предначертанные им не тобою?
– Я настолько тут страдаю, и он есть причина того… – бормотал Хагор.
– Нет. Ты сам тому причина. Никакие слова не утешут тебя теперь, только само время неизбежно сделает это. Ожоги, нанесённые твоей душе, заживут. Только в высочайших температурах зарождаются кристаллы. И когда всё в тебе остынет, ты увидишь твёрдый кристалл, холодный, но прекрасный – свою память о том, что было. А сейчас тебе надо только перетерпеть. Всё это пройдёт.
Гелия не была счастлива. Когда её не стало, я часто обращаюсь к ней и шепчу, – Страдалица ты моя, я так страдала за тебя, так любила, но никогда не говорила тебе об этом.
Планета Трол как редчайшее космическое Чудо с заглавной буквы
Звёздная система Магниус была открыта несколько десятилетий назад по чистой случайности матерью и её сыном, возвращающихся из космической колонии семейного типа, – Магдой и Николаем по фамилии Усовы. Под этой аббревиатурой звезда и значилась в базе галактических данных. Вокруг звезды в числе прочих имелась планета земного типа, населённая людьми во всем же людям Земли подобными. До сих пор велись нескончаемые дискуссии и споры о том, стоит или нет вести её исследования и искать контакты с разумными обитателями? Возможны ли они эти контакты, нацеленные на содружество? Потому что содружества как такового с планетой, хотя и населённой людьми, похожими на людей Земли по своей антропологии невероятно, казалось делом невозможным в ближайшем будущем по ряду причин, простых в обозначении, но нелёгких в их разрешении.
Планету в структурах ГРОЗ именовали Трол, опять же по имени командира первого звездолёта «Змеелов», спустившегося со звёзд в эту мало счастливую обитель. Его звали Трофимов Олег. Все члены экипажа впоследствии погибли. Планета же закрепилась под начальными буквами его имени, как и было принято. Её назвали Трол, а местных жителей прозвали троллями за их сумрачность, неприязненность и непредсказуемость, а также за лживость их элит по отношению к остальному населению. Их развитая наука шла почти исключительно на обеспечение войн в их прошлом, а сейчас, когда планета была наполовину уничтожена, на обеспечение и обслуживание изысканной жизни и пороков всё тех же элит. Оставшееся после грандиозных катаклизмов государство закапсулировалось и тихо деградировало, свалившись в некий цивилизационный и беспросветный мешок-ловушку.
Только одному выдающемуся человеку удалось невероятное. Сам он был крупным функционером в системе ГРОЗ и добровольно сменил комфорт бюрократа на поиски спасения планеты Трол_- Паралеи, как называли её те, кто жили в счастливо уцелевшей, но далеко не счастливой стране. Его звали Рудольф Разумов. Он, как бы, оправдал свою фамилию всей своей деятельной и успешной в своих замыслах личной карьерой – в лучшем понимании этого слова «карьера», поскольку оно редко употребляется в значении положительном. Для Разумова его звёздная «карьера» означала служение как полная самореализация на благо окружающим и как собственное информационное самообогащение в непрерывном саморазвитии. Он внедрился сам и внедрил впоследствии своих людей в структуры властной и научной элиты Паралеи.
