Лариса Кольцова
Пришельцы из звёздного колодца
И в следующее мгновение нечто страшное по своей силе опрокинуло Ксенэю навзничь ударом в лоб. Мир взорвался, став разноцветной слепящей пылью, и каждая пылинка в этой туманности обладала своим голосом и своей болью. И эта туманность вихрем затянула её в себя, лишив дыхания и лишь на миг дав ей увидеть проблеск изумрудного неба, возникшего в серой бесцветности утра, открытого как окно в завтра первым лучом восходящей Ихэ-Олы…
– Откуда она здесь? – спросил один из военных, по форме – офицер, а не рядовой. Привычно и равнодушно тронув её концом военного ботинка, он спокойно наблюдал предсмертные судороги в конечностях женщины. – Она не может быть бродяжкой. Смотри, какая чистая и нарядная. Откуда она и выскочила?
– На свидание, должно быть, ходила беспутная, – второй военный кивнул на близкий шатёр, образованный наполовину поваленным древесным великаном. – Известное тут место для тех, у кого завихрения под подолом или в штанах, неважно. Вот и погуляла! Гляньте-ка, какие у неё любопытные ботинки, как наши – военные. А в ушах-то что? Вы понимаете ценность подлинных камней? Мне кажется, что это «слёзы Матери Воды», а они доступны только аристократическому сословию. Вот мы вляпались!
– Да ведь не девочка, чтобы по ночам бегать, – отозвался первый, рассматривая убитую женщину. Дырка во лбу выглядела устрашающе, из неё, пузырясь и шипя, выходили кровавые пузырьки вместе с мозговым веществом. И в следующую минуту он широко открыл глаза и приоткрыл рот в гримасе безмерного удивления. Он узнал женщину, несмотря на устрашающий пулевой канал на лице, обезображенном к тому предсмертной судорогой и закатившимися глазами. И вот это лицо застывало и обесцвечивалось с непостижимой быстротой. Хрипы прекратились, и нижняя её челюсть безвольно отпала книзу, открыв превосходные и очень женственные зубки. Это была та самая красавица, хотя и не юная, которой всего пару дней назад он сам готовил нехитрый завтрак в апартаментах своего начальника и отца, для которой он же брал провизию с продуктового склада в самом Департаменте, не желая ехать на рынок. На складе у него были свои люди, и он мог там брать всё, что хотел. А деньги отца-начальника присвоил себе, и в тот же вечер прокутил их в неплохом доме яств с вольной подружкой. И он тоже в тот день обратил внимание на сверкающую радужную красоту и необычно-крупный размер кристаллов в абсолютно-прозрачных серьгах женщины, которую обхаживал сам глава Департамента. Также он знал, что она – жена влиятельного, но скороспешно устранённого кем-то, Виснэя Роэла. Впоследствии за поспешную и преступную его ликвидацию было казнено несколько людей из Департамента Безопасности, поскольку выявили непричастность Роэла к тому, в чём его обвинили. Сам старый начальник Департамента Безопасности вскоре умер на рабочем месте, а его родственник Ал-Физ ловко избежал кары, умудрившись и тут подставить других вместо себя.
– Заварила кашу для смерти в своем безмозглом котелке! – брякнул второй, его подчинённый, всматриваясь в жуткую рану. – Сразу видно, что она убита из новейшего оружия, а оно только у вас. Вон какой узкий раневой канал, уходит в самую глубь головы, и кость не треснула, и наповал сразу. У пустынников оружие – дрянь, не всегда и голову способно пробить. К чему я? Если женщина не из простых, будет разбирательство. Экспертиза сразу установит тип оружия. А вы как главный над всей бригадой один владеете новым типом вооружения. – Он задумчиво смотрел в сторону своей, далеко уже убежавшей группы. Там, за розовеющей от утреннего света стеной высоких древовидных кустов, кричали, с треском ломая сучья, продираясь сквозь них те, кто отстали.
– Откуда у пустынников оказалось оружие? – осевшим голосом спросил тот, кто подошёл к убитой первым, кто и попал в её голову, поскольку целился умышленно. Он посчитал её одной из пустынных тварей, притащившейся сюда в сообществе обнаглевших дружков. Такое и раньше бывало. Женщины не отставали от мужчин, в желании поживится там, куда они прибывали для добычи – иногда они грабили жилые посёлки, иногда продуктовые склады и богатые торговые лавки. Как уж получится. А тайный приказ сверху был – убивать на месте, как только у преступников выявится наличие оружия. Это было и проще, чем тащить их всех для дальнейшего разбирательства в тюрьмы живыми и невредимыми. Это был и урок устрашения тем, кто оставался в живых.
– Нашли военный склад в заброшенных городах. Не все они и не умеют стрелять. Там разные люди, всякие туда попадают. И из числа наших коллег тоже. А вы думали, там одни мутанты?
Первый и, несмотря на молодость, очень статный военный, а это был тот самый Вит-Ал, входящий в личную охрану Ал-Физа, ловко вытащил из руки своего подчинённого его оружие и стал задумчиво осматривать короткий ствол, хотя всё было ясно и так. – Я думал, что у тебя тоже новый опытный образец. – Он был заметно разочарован обследованием оружия. – Кому будет и дело, чтобы устраивать разбирательство по поводу жены, пусть и аристократа, но ведь преступника. Ведь тогда так и посчитали, и никто пока не вынес официального опровержения. Дело засекретили. Вдова не потребовала пересмотра… Она, похоже, неплохо устроилась, если не стала поднимать пыль до самых верхних этажей Коллегии Управителей… Да ведь она жила в последнее время в бедном столичном районе. Личный водитель Ал-Физа туда её и отвёз после того, как она посещала его в Департаменте. Я тогда подумал, что она была одной из его любовниц. Вот думаю, как ей стало невмоготу, что прибыла к нему на рабочее место… – он явно говорил не то, теряя самообладание от непоправимости содеянного. – Тогда почему она не требовала повторного разбирательства в высшей судебной инстанции? Она просто не знала или не хотела?
– Так она жена Виснэя Роэла?! – другой военный не без усилия вслушивался в бормотание своего более молодого начальника. – Она боялась за жизнь своих детей. Ал-Физ мог ей угрожать. Он мог ради себя уничтожить не только её, но и её детей. Он – редкая и кровожадная тварь! – вдруг взорванный злостью, военный уже не скрывал своего отношения к всемогущему шефу Департамента Безопасности, – но это, понятно, между нами… У меня есть данные, что он, ради того, чтобы подняться наверх, принимал участие в магическом ритуале, что служат Чёрному владыке. Там такое бывает… вроде, девственниц приносят в жертву подземному Чёрному владыке. У похищенных несчастных девушек вырезают сердца, а потом эти сердца сжигают. Но сектанты слишком хорошо запрятались, слишком хитры и неуловимы, имея покровительство в очень высоких уровнях власти. Чёрные колдуны берут огромные деньги у тех, кто желает покровительства Чёрного владыки. Страшная магия работает безотказно, но тот, кто получил свой куш, никогда не умирает своей смертью.
– Ты о чём? Разве ты входишь в спецгруппу по выявлению чёрных сект? Откуда ты накопал эти сведения об Ал-Физе? И хотя это вопиющая ложь и явный навет, если он что прочует, тебе не жить.
– Опасаться надо тебе, Вит-Ал, а не мне. Пусть ты и выше по званию, ты намного моложе меня. Кому неизвестно, что ты ничем не заслужил своего возвышения над теми, кто имеет несопоставимый с тобою опыт многолетней службы? Убийство этой высокородной тётки будет отличным предлогом для людей, обиженных Ал-Физом, чтобы засадить тебя в тюрьму, если уж сам он им не по зубам.
– Никто и пальцем меня не тронет, а вот тебя в случае чего Ал-Физ подставит так, что ты не успеешь и чихнуть в своё оправдание.
– Выходит, слухи о том, что загульный новый Хозяин твой отец, не выдумка слабоумных уборщиков и прочих низких слуг из Департамента, как сам же ты и смеялся? А кто видел, что это были мы? Разве она кому-то настолько важна, что ради изгнанной аристократки будут производить затратную и тщательную экспертизу?
– Нельзя её оставлять тут. Нельзя чтобы было разбирательство. Рядом посёлки крупных торгашей, а они при деньгах, вой поднимут, что мы рядом с поселениями отстреливаем пустынников. Давай её зароем тут в лесу. Своим скажем, что заплутали несколько, побежали за другой шайкой. – И Вит-Ал взял ту, кто была Ксенэей Роэл, за ноги и потащил в сторону леса, волоча её отяжелевшее тело по колосьям. Второй офицер присоединился к нему. Взял её за раскинутые молодые и обвисшие руки, красоту которых он невольно отметил, стараясь не смотреть в её изуродованное лицо. Но не видеть его было невозможно и, спотыкаясь, ругаясь, он тащил её за руки, подгоняя идущего впереди.
– Чего ещё потеть! – крикнул он, не желая идти в лес, – давай тут в этих зарослях, – он кивнул на густой сизый шатер, – тут как раз никто не увидит.
Они пролезли через заботливо устроенный кем-то вход и там, в укромном блаженном чертоге для местных влюбленных, достав длинные боевые ножи из-за пояса, вырыли в мягкой красноватой земле ямину, мелкую, вовсе не заботясь о том, что тело будет вскоре обнаружено из-за того, что запах разложения выйдет наружу. Следы промаха было важно скрыть сейчас, а то, что будет потом, их уже не волновало. Пусть это будет головная боль Департамента охраны социального порядка. А местным грешникам будет неповадно прятаться от сурового ока своего ближнего окружения и предаваться своим маленьким тайным радостям на хитро устроенном местечке. Злорадно ругая неведомых влюблённых, они снимали своё нервное напряжение и старались не думать о той, кого так неподобающе скрывали от белого света, предварительно этого света её лишив.
– Я как чуял, что не к добру мы увидели это НЛО. А ты зарадовался, как будто оно прилетело тебе подарки дарить. НЛО! НЛО! Хорошо ещё не шибануло белым лучом. А то и такое бывает. Потом как паралитики люди ползают по несколько суток, и память всю отшибает, – ворчал тот, кто не был причастен к смерти женщины. Но раз так вышло, он не мог противодействовать старшему по чину.
Затоптав землю ботинками, выровняв её по возможности, они ушли догонять свою группу. Ни единой птицы не было слышно в это утро в тенистом шалаше, ни одна из них не пропела, не прозвенела в массиве нескольких крон огромных деревьев, сцепившихся в насильственном объятии. Видимо, воители, ставшие могильщиками, их вспугнули, или тут действовали некие иные законы природы.
Дух возмездия в утренней аллее
Ал-Физ пьянствовал всю ночь. Он проснулся и долго соображал, где он. В предутреннем молочном свете он не узнавал собственной спальни. Рядом с ним на подушке валялась синяя стеклянная фляжка в форме хрупкой идеально-сложенной женщины, такой, каковой была жена Айра в юности. Она сидела, поджав под себя ножки и открывая на обозрение то, что женщины обычно прячут. Вызывающая эротичная поза была намёком на необыкновенный ингредиент, спрятанный в рецептуре дорогого, очень дорого вина. Принятие такого вина вызывало красочные видения, а ощущения человека становились удвоено-насыщенными, – касалось ли это вещей самых конкретных или неких фантазий, невозможных в реальности. Головка девушки была откинута назад, казалось, со смехом над тем, кто к ней прикасался. Пробка в виде высокой причёски была утеряна, поэтому девушка не имела никаких волос, и выше лба у неё был вызолоченный ободок горловины сосуда. Ал-Физу почудилось, что его голова точно такая же дырявая и пустая, только непрозрачная. Внутри у него было настолько черно, что ничего не проглядывалось. Никаких волшебных видений винная дева ему не подарила, и памяти о них не было. Зря только потратился!
Издав стон, он приподнялся и сел, и тут увидел Ифису, сидящую на краю постели. Он хорошо помнил, что вчера её тут не было, и за вином в «Ночную Лиану» он заезжал один. Она была частично раздета, в одной шуршащей юбке и в соблазнительном корсете. Каскад волос падал на её безупречную спину, скрывая её. Обнаружив, что он проснулся, она сделала попытку к тому, чтобы расстегнуть корсет, и возилась с ним очень долго. Наконец распахнув всю себя, она подставилась его губам, изогнувшись в утянутой атласным поясом, заметно располневшей талии. Он дотянулся до обкусанного накануне фрукта, натёр им её соски и стал их сосать, лениво оглаживая саму Ифису и думая о том, какой расплывчатой и большой стала её грудь после рождения третьего ребёнка, какими толстыми ляжки и мягким её живот, прежде такой упругий и сладостный. Она заметно портилась. Тут он отвалился от неё, вдруг вспомнив, что отселил её в столицу, где приобрёл ей небольшую квартирку для проживания.
– Ты чего тут забыла? – прохрипел он довольно сердито. – Не всё ещё вывезла из своего барахла? Так забирай, что осталось и уходи. Зря, что ли, я потратился тебе на жильё? А я и так на грани разорения. Я же сказал тебе, что возвращаюсь к своей чистейшей жене.
Ифиса закрыла руками своё чудесное нежно-розовощёкое лицо, изображая страдание. Или искренне страдала, что было уже не важно. – Я просто решила тебя навестить. Последний раз посмотреть в твои любимые прекрасные глаза.
– Это у меня-то любимые и прекрасные глаза? Наверное, красные и заплывшие. Но чего не скажешь тому, кто перестал быть мужчиной, а стал только бочкой с богатством. – Он еле разлеплял свои веки, чувствуя собственный смрад от перепоя и всё ту же душную черноту в голове, из которой хотелось мучительно вылезти как из подвала.
– Я люблю… А твоя чистейшая валяется с очередным мужиком в своей половине дома. После того, как Вит-Ала выгнали прочь из твоего Департамента, и он уже не может свободно приходить в твой дом, она быстро нашла, кем его заменить. Хотя она уже и до этого устала от его юношеских экспериментов над собою. Теперь у неё начнётся бесконечный поиск, как это и бывает в подобных случаях…
– Закрой рот, я сказал! Чего несёшь? Ни Айра, ни Вит-Ал никогда бы не посмели!
– Почему бы им не посметь? Она молодая, ничья, а Вит-Ал ей никто.
– Вит-Ал мой сын. А Айра принадлежит мне.
– Как же она тебе принадлежит, если ни разу с тобой не попробовала? Удивительная женщина – мать Вит-Ала. Она не отдала его тебе, а была всего лишь простая служанка в доме яств. Она перехитрила всех, пройдя обряд в Храме Надмирного Света с другим, пусть и простолюдином, а стала законной матерью своего сына. А я? Где мои дети? У чужой женщины, в чужом доме. А эта чужая женщина спит сейчас с чужим мужиком, вовсе не с тобой. Ты же ей чужой. Ты родной только своим детям от других женщин. – Она захлюпала, одновременно пытаясь его затянуть под пуховое одеяло к себе. Она уже полностью успела обнажиться и юркнуть к нему в нагретую постель в процессе своего укоряющего монолога. Ал-Физа привычно потянуло к ней, накрыло её молодой страстностью, горячим родных духом женщины, которая принадлежала ему уже немало лет, едва ли не с подросткового своего возраста… Но тут же внезапно-резко он спихнул её на пол и, натянув на себя расшитый домашний халат-тунику, свирепо потребовал, чтобы она немедленно убиралась прочь. – Распоясалась! Забыла, кто ты, а кто я? Раньше и пикнуть боялась, говорила только полушёпотом, а тут возомнила о себе! Не смей ко мне лезть, если я тебя не звал! Запихивай обратно своё вымя! – и он с размаху бросил ей в лицо её же корсет. – Если будешь нужна, я знаю, где ты живёшь. А дорогу в эти места забудь навсегда, глиняная лоханка для простонародья! Изобью, если ещё сунешься!
– Дай хоть денег на обратный путь! – крикнула она ему вслед, – отсюда не выберешься! Только на частном извозе…
– Пешком топай. К полудню дойдёшь до столицы. Тебе полезно растрясти свои толстые ляжки. Ты стала такая толстуха, что я тебя уже не хочу. – Вслед ему понеслись отчаянные рыдания.
Выйдя из спальни, он увидел своего нового телохранителя, спавшего в одежде на атласном диване. Тот вскочил, моментально проснувшись, имея тренированный чуткий слух. – Довези эту женщину, куда ей надо, – приказал ему Ал-Физ. И тут же его пронзила жалость к Вит-Алу, выброшенному прочь со службы в бескрайние просторы столицы. Ал-Физ сумел сделать для Вит-Ала невозможное, если знать, какие силы схватили Вит-Ала и могли приговорить его к пожизненной работе на рудниках. Но Ал-Физ нашёл ещё более влиятельного корыстолюбца, у кого выторговал свободу для сына, ставшего преступником. Пусть и свободу для нищего безродного человека, кем обречён отныне быть Вит-Ал. Ал-Физу за эту милость пришлось пожертвовать всё бывшее имение Роэлов, дом с парком, якобы в фонд процветания страны. Но свалить вину только на одного офицера, бывшего в подчинении у Вит-Ала, не удалось. Тот уверял, что стрелял Вит-Ал и сделал это умышленно. Да и как жена высокородного аристократа, – ведь Виснэя Роэла не успели осудить, – оказалась в толпе беглых пустынников? Что она могла делать в провинции вдалеке от своего дома? Только если её туда увезли сами военные, где и убили, чтобы скрыть следы преступного насилия над нею. Под Ал-Физом зашатался пол в его властных апартаментах. Он умышленно ввёл Коллегию Управителей в обман, а некто довёл дело о преступлении до сведения самой Высшей Коллегии. Пришлось отдать и прекрасное озеро с островами, и уникальный лес Роэлов. Таково было условие того, с кем он и вошёл в корыстный сговор. Под угрозой как бы случайной, но неминуемой гибели, бывший офицер признал, что оговорил Вит-Ала, и Вит-Ал стал всего лишь невольным соучастником, но о карьере военного ему пришлось забыть навсегда. «Как пришло, так и ушло», – думал Ал-Физ. У него и своего добра и угодий хватало. Только вот опять траты. Надо будет как-то помочь Вит-Алу, любимому, пусть и незаконнорождённому сыну. Впрочем, других детей, то есть рождённых Айрой, у него и не было. Уж если надоевшей Ифисе квартирку купил, надо бы и Вит-Алу. Он-то дороже, – родная, пусть только и наполовину аристократическая кровь, родная плоть, – умный и статный красавец.
Тут он вспомнил откровения Ифисы об Айре и, вскрикнув от негодования, босиком понёсся в её половину. Минуя сумрачные переходы между освещёнными восходящим светилом многооконными комнатами, он на бегу сплёвывал кислую слюну. Пытаясь избавиться от вкуса фрукта, каким вымазал Ифису. Тихая как утренняя тень прислуга, убиравшая дом, еле успела увернуться от плотного внезапного вихря, чем показался хозяин, мчавшийся куда-то. Женщина уронила щётку и ойкнула. Хозяин влетел в ёмкость с водой для уборки, та загрохотала, а он, проехавшись по скользкому полу, устоял, замахал руками и помчался дальше. Все мысли были поглощены Вит-Алом. У него не было веры Ифисе, хотя его сильно задела её болтовня. Взять Вит-Ала обратно на службу даже простым солдатом было нельзя. Приказ из Коллегии Управителей был ясен. Выгнать. Кто, какая мразь дошла до таких верхов? Потребовала расследования по делу убийства бывшей аристократки. И расследование было проведено моментально, раскрыто сразу.
Он дёрнул узорчатую дверь в комнату-спальню, а она оказалась закрыта изнутри. С лёгкостью отжав замок, – тот был препятствием лишь для детей и прислуги, а не для такого силача как он, – Ал-Физ влетел в спальню Айры. С мокрыми ногами, со съехавшей набекрень туникой-халатом, лохматый и неумытый, он застыл у порога. Среди нежнейшего голубого белья сидела его, проснувшаяся по привычке очень рано, жена, закрытая только наполовину бельевым туманом. Она уже успела смыть остатки сна водою, поскольку пудрила свой слегка вздёрнутый очаровательный носик, держа перед собою ручное зеркальце. Белые, девственной формы, слегка удлинённые груди засияли ему навстречу. По совершенным выточенным плечам рассыпались тончайшие длинные волосы. Два строгих тёмных глаза расширились и сверкнули как у зверя во мраке, хотя комнату заливало уже полновесно-золотым утренним светом. В груде скомканного постельного белья рядом с нею кто-то зашевелился. Была видна только непомерно большая всклокоченная голова, лицо вжато в подушку. И рука, мощная и покрытая оранжевым волосом, высунулась в поисках сладостной добычи. Коричневая, с заметными синими жилами, как бывает у огрубелых трудяг, ручища легла на прекрасную и юную по виду грудь чужой и далеко не юной жены, даже в полусне жадно тиская её крупными пальцами. Ни малейшего страха или удивления не выражала эта безупречная живая статуя – фикция жены при виде Ал-Физа -мужа, так и оставшегося её вечным женихом.
Ал-Физ вышел прочь. Он ничего не чувствовал ни к Айре, ни к её мохнатому любовнику без лица. Ведь даже прислуга, даже животные имеют свои природные права на поиск и реализацию сладкого соития. Он боялся только одного – что с нею находился Вит-Ал. Скрытое простынями, шерстяное сопящее чудище не могло быть Вит-Алом, его прекрасным мальчиком, у которого были совершенные сильные руки с нежным юношеским пухом на белой коже и с ловкими длинными пальцами на узких артистических кистях.
– Твари-! – взревел он, обращаясь ко всем, – к Ифисе, к Айре, к отсутствующему Вит-Алу, к прислуге, сжавшейся в углу, к наступающему очередному дню. Постепенно чёрное подземелье внутри него наполнялось как гнилой водой злобой ко всему, что окружало. Он выскочил в сад, пробежав туда через открытую террасу и спустившись по шершавому, плавно покатому пандусу. Он не понимал, куда и зачем он стремится, и что за сила призывает его. Он торопился и уже задыхался, продолжая босиком и в тончайшем халате углубляться в сырую насквозь, после прошедших накануне ливней, рощу. Парковые аллеи уводили взгляд в глубокую тень, а лучи светила уже наводили румянец на бледные листья просыпающихся деревьев. И тут он увидел фигуру незнакомца, внезапно отделившуюся от массива древесных стволов. Он глянул на Ал-Физа как выстрелил золотым и обжигающим пучком неведомого излучения, и Ал-Физ пошатнулся, споткнулся о корень, поцарапал лицо о колючую ветку, после чего грохнулся в после дождевую жирную грязь. А высокий широкоплечий человек уже стремительно уносился вглубь парковой аллеи. Именно уносился, поскольку чёрный плащ-балахон поднимался кверху как крылья, а ноги будто и не касались почвы. И Ал-Физ узнал его. Это был старый Тон-Ат, непонятно зачем шныряющий по чужому парку. Воздух был не только насыщенно-влажным, но и не прогретым. Силуэт удаляющегося старого отчима Ксенэи вдруг истончился до степени прозрачности, чего быть не могло, и растворился, – не ушёл, а именно слился со стволом огромного лакового дерева с розовеющей кроной. И тотчас же заголосили птицы. Они завопили все разом, будто по приказу невидимого лесного властелина, вечного в отличие от жалкого в своей самонадеянности и кратковременного владельца теперешнего. Челюсти Ал-Физа заплясали от холода и страха. Жуткий старик знал, кто убийца его дочери. Он был осведомлён о том, что происходило в доме Ал-Физа. Кто же был осведомителем? Ифиса не солгала, Вит-Ал шныряет по ночам в спальню женщины с невостребованным роскошным телом и таким же невостребованным усохшим навсегда сердцем. Но у той был скользящий график приёма для разных посетителей. Несомненно, Тон-Ат искал Вит-Ала. А если бы ему был нужен сам хозяин, он бы подошёл. Как он мог пройти в парк через охрану и не быть замеченным? Чему удивляться, имение Роэлов рядом, а там старик знал все ходы, все тропы. Ал-Физ с утренней ясностью понял, что очень плохо он сделал, освободив сына из тюрьмы. Очень плохо сделал. Поскольку старик добивался только справедливого приговора, а не смерти его сына в обмен на смерть своей дочери. А теперь… С утренней холодной и несомненной, как и реальность вокруг, беспощадностью Ал-Физ понял, сотрясаясь уже всем телом, покрывшись липким потом ледяного ужаса, что от загадочного мага не спасёшься, не откупишься. Что милости Вит-Алу уже не будет. Как не было пощады и его тестю – заказчику убийства Виснэя Роэла. А это… Что это было? Посланный магический знак? Видение крылатого духа смерти?
Примирение с заброшенной женой
Тесть был жилист и вёрток, он собирался пережить и самого Ал-Физа. Он говорил ему, – «Не восседать тебе, сладострастнику и низшему из всех, кто у меня работает, на верхнем этаже моего Департамента. Даже если я поднимусь выше, в Коллегию Управителей, ты не войдёшь сюда, где сижу я теперь. Да, есть лучшие, чем я, но это уж никак не ты. Ты завладел моей малышкой Айрой, моим имением, но никогда не завладеешь моим местом. А я и так поспособствовал тебе, ничтожеству, забраться туда, где ничтожеству не место». Как он ошибся! Тесть умер на своём рабочем месте. На его крик-вопль сбежались его подчинённые, все люди военные, а застыли в страхе и без всякого понимания, что могло случиться? Из ушей, носа и рта начальника лилась кровь, он захлёбывался, а его незрячие глаза были покрыты инеем ужаса, так они побелели. Дальнейшее вскрытие не смогло установить причину смерти. Как будто его мозг взорвался внутри, а черепная коробка была не повреждена. В тот самый день, в тот самый час Ал-Физ видел в нижнем этаже здания, как высокий человек с широкими плечами и в чёрной одежде стремительно направился к выходу. Ал-Физ видел его со спины и выскочил за ним следом, из-за праздной минуты любопытствуя, кто такой? В то время Ал-Физ был мало нагружен работой, поскольку тесть держал его в Департаменте только ради своей дочери и её – он тоже делал вид, что дети её! – детей. Высокий ли рост, великолепная выправка, полностью обесцвеченные волосы в сочетании с абсолютно не старческой фигурой, были тому причиной, но Ал-Физ некоторое время шёл след в след за ним. И когда преследуемый обернулся, та же золотая яростная вспышка его глаз ослепила Ал-Физа. Он запнулся ногой о камень на дороге и позорно упал, подбородком и губами уткнувшись в заплёванную и утрамбованную пыль города. Из разбитой нижней губы пошла кровь. Так с окровавленным подбородком он и вошёл в служебные апартаменты тестя-начальника, к тому моменту уже бывшего начальника. А поскольку шума, толкотни, крови было там много, на маленькую кровавую струйку на подбородке Ал-Физа никто не обратил внимания. Случилось так, что он и словом не обмолвился, кого встретил только что на выходе, отлично узнав отчима Ксенэи. А вот почему не сказал ни слова, этого он не знал. Как не знал и того, почему старого Тон-Ата не видели другие, пока тот был в здании. Мистический страх, абсолютно ему прежде не свойственный, наложил печать молчания на его уста и запрет на всякое самодеятельное расследование. К тому же дальше-то последовал его взлёт, стоивший Ал-Физу того материального наследия, что ещё осталось после тестя, в виде пары небольших домиков и довольно больших угодий, состоящих из леса и аграрных земель в провинциях. Больше он никогда уже не встречал Тон-Ата. Он отлично понял, чьих рук это дело – жуткая кончина тестя. Он думал о Тон-Ате часто. Думал с тёмной тревогой, с застрявшим страхом, отчего и не смел тронуть Ксенэю при её жизни, без всякого обмана решив отдать ей имущество, согласись она на интимную связь с ним. Она была нужна как жена, которой у него не было. А живую фальшивку жены он планировал отселить туда, где и обретались все ненужные аристократические жёны, – в особый маленький и очень уютный посёлок на полном обеспечении. Не сочно-насыщенном, конечно, а вполне сносном.
Он вытер рукавом кровь с поцарапанного лица, радуясь, что ещё легко отделался и не сломал себе ногу или руку при падении. – Тварь! – произнёс он, обращаясь к жене, отчётливо воспроизведя своим воображением ручищу чужака на её белоснежной груди. Она стоила того, чтобы быть отселённой. Папаши-заступника нет. Да вот дети её любили. С кем они будут тогда? Окончательными сиротами, поскольку он, папаша, не больно-то ими занят. Тут он сознался сам себе во вполне определённом желании интима с фиктивной женой, возникшем вдруг и впервые после стольких невозвратных лет. Ифиса смертельно надоела, любые поиски кого-то утомляли и были противны. А та, кто позволяла грубому инкогнито лапать себя, удовлетворяя тем самым свою насущную женскую потребность, в которой он её и не упрекал, была, всё же, его собственностью. Он встал и поплёлся к ней, зная отлично, что мужик из её спальни уже давно выбрался наружу и, тише тени, проскользнул к тайной своей тропе на выход отсюда…
Айра всё ещё валялась в своих паутинных кружевах, на голубом постельном белье. Она интуитивно, как любая женщина, почуяла в нём то, что не было даже и малейшим подобием прежней юношеской любви, то, что возникло при взгляде на её наготу, ласкаемую другим. Поэтому Айра нисколько не удивилась его возврату. Она только отвернулась к стене, открыв ему на обозрение ту самую спину, которую он никогда не забывал. Не прикасаясь к изгнанной Ифисе все последние дни, он накинулся на свою жену как изголодавшийся пустынник, измазав грязными ступнями её простыни. Он исследовал языком вкус её кожи, страстно плюща её маленькую нежную грудь. Он не забыл о том, кто валялся тут до него, но в данный момент это было не настолько значимо, чтобы встать преградой на пути его тёмного неодолимого устремления, аналогичного жажде напиться до бесчувствия. С сугубо осязательной радостью он ощупывал и тискал её идеальный упругий живот нерожавшей женщины, забираясь всё ниже, нисколько не волнуясь по поводу её ответных ощущений.
– Извращенец, – прошипела Айра, не оказывая ни малейшего сопротивления, а наоборот, исторгла из своего нежного горла животный вскрик животной кошачьей радости. И эта взаимно-позорная радость соединила их впервые после ритуала в Храме Надмирного Света. Вливаясь в неё, с многократно усиленным новизной ощущением разрядки, он был уверен, что мешает своё семя с семенем чужака, бывшего у неё ночью. Но когда посмотрел вниз, то увидел растекающееся алое пятно крови на чистой до этого простыне. Получалось, что Айра так и оставалась до самого этого раза старой девой? А что же тут делал Вит-Ал, а потом и некто с грубыми руками труженика? Ни он, ни она уже не жалели о прошлом, напротив, прошлое – это то, что уже нельзя вкусить, пощупать, то, чем телесно не насладишься, а у них к тому же и не было никаких взаимно-сладостных воспоминаний об этом прошлом. А настоящее было. Пусть Айра назвала это извращением, пусть это будет повторяться нечасто, но пусть уж будет хоть так. Она так и не повернулась к нему, после всего спрятав лицо в подушку, и он видел по её вздрагивающей чувствительнейшей спине, что она не просто удовлетворена его разбойничьим набегом, а осчастливлена этим. И что отказа ему не будет уже никогда. А её плач – от налетевшего как ураган счастья. Ал-Физ искренне считал себя счастьем для всякой женщины. Вспомнив опять о том, кто пускал слюни в эту самую подушку, о шерстистом, – не сопернике, соперников у него быть не могло, – утешителе, Ал-Физ не выдержал и спросил у Айры, – Кто был этот, кто храпел у тебя под боком? Надеюсь, он не мой близкий сосед, и я его не знаю.
