Лариса Кольцова
Пришельцы из звёздного колодца
– Отстань! Я не верю тебе. И почему ты в «Сапфире»?
– Так уж случилось. Отчего-то я вдруг забыла, кто я. Внезапно. Забыла, где мой дом, куда исчез сын, ты… я бродила по небоскрёбу ГРОЗ, искала тебя и Артура, не понимая, что означает это запутанное пространство с неисчислимыми помещениями и уровнями, где я оказалась. Помню, что в руке у меня была запечатанная корзинка с вишнями, но я не помнила, где взяла их. Какой-то симпатичный парень из ГРОЗ и отвёз меня в «Сапфир». Но теперь-то всё нормально со мною. Артём Андреевич оказался очень хорошим человеком, он навестил меня, поскольку сильно переживал. Я же к нему приходила, умоляя отправить меня к тебе. А он выгнал меня. Я вышла из его огромного офиса и сразу забыла всё, кто я и где нахожусь… Уже в «Сапфире» мы долго с ним разговаривали, и он сказал, что у твоего деда синие глаза. Что Артур твой. Он лично видел все секретные данные генетического паспорта нашего сына. Поэтому его возьмут в космический городок, как только он подрастёт. На Троле уже до тебя служил один парень, тоже родным сыном твоего деда был. Блондин с синими глазами по имени Шандор. Эту планету открыл и присвоил себе твой дед. Он создал здесь подземный город. Тут всегда работали и охраняли этот город его многочисленные дети, даже если не знали, кто их отец. Поэтому ты здесь вовсе не случайно. И твой дед считает, что планета рано или поздно перейдёт в обладание его потомкам, – Лора легла рядом, и его привычно потянуло к ней. К тому же он сильно скучал.
– Постригся, – нежно прошептала Лора, – мой желанный… хочешь быть таким же «Черепом судьбы» как твой шеф? Не надо! Ты забудешь меня, и у тебя уж точно будут другие женщины, но я рада, что ты и Ксению разлюбишь навсегда. Пусть не я, пусть будут другие, но пусть не она!
Он попытался освободить её от шёлкового платья-туники, рука охватила грудь, чья форма показалась слишком уж девственной для той, кто два раза успела стать матерью. Но сны на то и сны, что все населяющие их загадочное пространство персонажи способны к трансформациям. Лора превратилась вдруг в какую-то неизвестную ему девушку, очень юную и темноволосую с глазами синими-синими, как у мальчика Артура. И эта девочка доверчиво тянула к нему свои белые, точёной красоты руки и что-то шептала на трольском языке… И в тот самый момент, когда странный сон сродни кошмару вначале, плавно стал перетекать в эротическое сновидение с последующими сладостными подробностями, что-то укололо его шею возле уха.
Он резко очнулся. Включив ночник, он потрогал шею и увидел, что на пальцах остался след от крови. Встав, он осмотрел себя. Царапина была пустячная. Ничего не понимая и даже допуская, что забрался какой-то кровососущий мизерный гад, что было невозможно в столь стерильном месте, он обыскал постель и обнаружил возле подушки… брошку Лоры! Тот самый символ Советского Союза, усыпанный искусственными разноцветными алмазами. Не веря своим глазам, он поднёс брошь к носу, теряя ощущение прочности под собственными ногами. Сев на постель, он уже абсолютно не хотел спать. Так и пришлось погрузиться в рабочий планшет, чтобы отвлечь себя от необъяснимого абсурда.
Целый день он был не в своей тарелке, что называется, и утром почти не ел. Доктор опять участливо следил за ним, так что пришлось уйти из столового отсека. И тут возникший Разумов вдруг развеял все его гнетущие непонятки, забившие сам процесс мышления как ватой.
– Робин перед отбытием велел передать, что положил тебе под подушку подарок твоей жены. Воронов ему передал ещё на Земле. Просил вручить. Как напоминание о ней что ли, чтобы ты не забывал. Не знаю, зачем женщины дарят все эти пустяки. Робин сразу тебе не отдал, ты его чем-то задел, похоже, а потом вошёл в твой отсек, когда ты отсутствовал, и сунул под подушку этот ценный дар.
– Каким образом Воронов тут затесался? – испытывая почти счастье, спросил Рудольф. Разъяснение подобной галиматьи сразу же вернуло ему аппетит.
– Воронов встречался с твоей женой, не знаю уж зачем. Вот она и передала тебе. Очень уж просила по возможности доставить тебе, любимому беглецу. Так что поищи там у себя. Вот же чудак этот Бёрд!
У себя в отсеке Рудольф бросил брошь-заколку, «фибулу», как обозвала её мать, в один из пустых ящиков встроенного в стену шкафа, и тут же забыл о даре ненужной Лоры, к которой во сне испытал такую нешуточную страсть и ошеломительную разрядку, правда уже с другой девушкой, возникшей на месте фантома Лоры. Девушка помнилась долго, настолько была хороша и не казалась той, кого не существует в реальности. Даже встав с постели, он ощущал некий призрачный аромат, оставленный ею, – и это не был запах жареных кабачков, а неведомое веяние чего-то такого, что не подлежало расшифровке. Пальцы хранили в себе остаточное осязание от прикосновений к её коже, к бесподобной юной груди, к пушистым и шёлковым невесомым волосам, вовсе не таким жёстким, каковой была коса Лоры. И ни одна из знакомых девушек или женщин даже близко не была похожа на это придуманное, кем? фантастическое чудо. А при этом начисто забыл весь тот бред, нашёптанный Лорой, как и свойственно всем забывать сны.
Для него не являлось секретом, кто его враг в структуре ГРОЗ – Галактической Разведке Объединённой Земли. Хотя тайный покровитель, если он и существовал, будоражил, как и всякая загадка. А враг никогда не таился.
Затяжной диалог с врагом, наделённым превосходящей силой
– Никогда не таился в своём отношении к человеку, если испытывал к нему неприязнь. Я люблю прямоту. Чтобы тот, кто мне поперёк, всегда об этом знал. И моя более высокая профессиональная значимость перед тобой тут не причём. Я и главнейшим, и старшим коллегам говорю всё, что думаю о них.
Перед самым отлётом его вызвал Глава Российского КосмоЭкспо – Космического Экспедиционного поискового отделения – Артём Воронов. Враг встретил с открытым забралом. Это был огромный человек, совершенно лысый. Из-под огромного лба сияли жизнерадостно и вполне себе добродушно-большие, как у лошади, зелёные глаза в каштановых ресницах. Брови были темнее, сросшиеся у переносицы, но тоже с красным отливом. Дружелюбие, даже вполне искреннее, не обманывало. Все знали, что Воронов прощает обиды только после акта мести обидчику. Его личные апартаменты, несмотря на обширность, оказались простоваты по обстановке и скучны. Он не любил излишеств ни в чём, считая страсть к украшательству женским свойством натуры и презирая сибаритов. Стена-монитор, деловой кристаллический стол, кресла, на столе сфера-связь не только с теми, кем был битком набит колоссальный небоскрёб, но и с прочими коллегами и соратниками, обитающими по всей Земле.
– Садись, – Артём Воронов пил чай, заедая пряником большим и печатным с цветастой Жар-птицей на нём. Хвост у Жар-птицы был наполовину отъеден. Он пил и ел с большим аппетитом. – Пожрать некогда, – сказал он просто и по-домашнему, придвинув ему не чашечку, а увесистый бокал с чаем и новым пряником на плоском подносе. На прянике была изображена царевна в кокошнике, раскрашенная цветной глазурью как открытка.
– От праздника остались. Сказочные пряники. На вкус совсем свежие.
Рудольф вертел пряник в руках, думая с чего её начинать грызть? С головы или с украшенного ягодами подола? Куснул кокошник – корону и засмеялся как мальчишка, сказав вслух, – Каннибал! – и отложил пряник – девушку с отгрызенным головным убором. – Я люблю кофе, – сказал он, чтобы отказаться от угощения.
– Без проблем, – радушно отозвался шеф и сказал через связь, – Ратмир, сделай кофейку, сынок. Тут кофеман у меня сидит.
Вошёл Ратмир, высокорослый и очень стройный человек. Волосы на его голове были, похожи на каракулевую шапку. Он дежурил по этажу на данный момент. Европеоид с поистине африканской шевелюрой. Что за ген вынырнул из его родового котла, где и возникла будущая завязь его жизни? Как у того же Рамона – человека экзотической внешности с русской фамилией Грязнов. Ратмир Быстров, как звали того парня, девчонкам сильно нравился за внешнюю необычность, но жил как устрица – всегда тих, скрытен, загадочен в своих житейских путях-тропах, если вне учёбы. Не враждовал и не дружил ни с кем. Воронова боготворил. Он с блестящей выправкой и достоинством нёс мизерную кофейную чашечку на маленьком подносе. Напомнив вдруг ту самую старинную картину «Шоколадница», где хорошенькая девушка тащит поднос с напитком. У Ксении была даже жестяная коробочка с шоколадом, украшенная такой вот картинкой. Шоколад съели, а коробочку она оставила и хранила там свои пустячки, вроде брошек -колечек.
– Шоколада нет? А то кофе горький, – произнёс Рудольф самоуверенно. – Раз уж намечается взбучка, надо бы и подсластить.
Ратмир растерялся.
– Поищи там, Ратмир, где-то валялся и шоколад. Рита принесла. Тоже любит кофе с шоколадкой, – великодушно отозвался Воронов и взял из его рук поднос с чашкой. – У ребят в дежурке отличная кофемашина. Сам я кофе не употребляю, и прочим не советую. Хотя и не отговариваю. Вон Ратмир глушит кофе литрами. Так, Ратмир? И вроде, жив пока.
Ратмир улыбнулся, после чего ушёл. Вернулся с точно такой же коробочкой, на которой красовалась милая шоколадница в нелепом старинном наряде и чепце. Рудольф повертел коробочку, но открывать не стал, – Швейцарский? А я родной русский шоколад люблю.
– Похвальное патриотическое чувство, да ведь деревья с какао-плодами в России не произрастают, – принял игру Воронов, как кот перед расхрабрившейся мышью.
– Да всё равно сплошь замена натуральных продуктов повсюду на не пойми что, – подал голос Ратмир.
– Возьми шоколад себе, Ратмир, – сказал Воронов. – Девочке какой-нибудь подари. Рита из Швейцарии приволокла с десяток штук, наверное. Они им гордятся, старинный бренд, мол. Я попробовал, дрянь и есть дрянь. Не люблю. Уж и устал им всех одаривать, – и вытянул запечатанную коробочку из рук распоясавшейся «мыши». Ратмир ушёл, прихватив коробочку.
– Пей кофе, ешь пряники, коли шоколад тебе не угодил, – сказал Воронов, – будем говорить по-простому и по душам. Не официально. – И это как раз не сулило ничего хорошего. Если шеф говорил по душам, это и означало выволочку с далеко идущими часто последствиями для провинившегося. Если человек, конечно, не вымаливал ценой неимоверных унижений себе пощаду. Странное дело, но их космический отец любил ломать своих детей психологически. Рудольф взял увесистый толстостенный бокал, не притронувшись ни к чашке с кофе, ни к нелепому прянику. Чай был с добавкой мяты и шиповника, и Рудольф скривился, не вынося чаи с добавками любого рода. Воронов некоторое время молчал, как бы расшифровывая для себя отказ Рудольфа от заказанного кофе. Улыбнулся, явно найдя для себя отгадку. Решил, что это неизжитое подростковое упрямство, нечто вроде нонконформизма – сопротивления превосходящему авторитету.
– Я узнал, что у тебя родился сын.
Узнал он. Знал ещё тогда, когда сына и не было. – Полгода уже как.
– Почему сразу не сказал?
– Зачем?
– Затем, что у тебя есть выбор и ты можешь лететь в колонию, где живут семьями. Тоже не курорт, но тише, хотя выслуга не такая, как на Троле. Планета Трол опасна своей плохой изученностью, там живут такие же люди, как и мы, но такие ли? У них в прошлом шли страшные войны, убившие их планету на треть. Или больше. Наполовину. Там только военные базы и нет женщин, в смысле наших. Ты можешь и отказаться. Ты можешь вообще уходить на все четыре стороны без последствий. Ты, кажется, учился прежде на геолога? Вот и ройся себе в породах, в других несколько структурах, но также летая в иные миры. Чем и плохо?
Рудольф проигнорировал его выпад против себя. Артём Воронов не имел ни малейшего права и возможностей удалить его из ГРОЗ. И он прекрасно знал, насколько такие как он, Рудольф Венд, были редкостью в аудиториях и на учебных полигонах. И всегда понимал, что ему уготована здесь несколько иная будущность, чем прочим обитателям военных казарм. – Жить в колонии для семейных в каком-нибудь благоустроенном курятнике? Нет.
– Ишь ты, в курятнике. А жена и сын?
– И что?
– Что же так любишь свою жену, что не терпится и сбежать?
– Это мой выбор. Личный. – Рудольф отодвинул бокал с неприятным для себя чаем и стал пить крепкий кофе. Но напиток остыл и был горек на вкус. Воронов смотрел внимательно, но без затаённой угрозы. Даже весело. Женщины считали его красавцем, но на взгляд Рудольфа Воронов таковым не был. Он был своеобразно ярок и характерен. Необычен. От него и на большом расстоянии шло излучение силы и власти, избыточной жизненной энергичности, и вблизи он, казалось, сжимал незримыми стальными тросами. Движения становились замедленными, а дыхание будто реже. Воронов явно практиковал некое тайное воздействие на подчинённых. Рудольф уронил чашку и, насыщенный горечью и крепостью кофе вылился на блестящий искристый пол, в котором отражалось помещение, но становясь там, в отражении, тёмно-синим.
– Чего волнуешься? – усмехнулся шеф, – испугался, что закроют тебя в семейном курятнике? Что так любишь жену, что не чаешь удрать от неё? Говорю же, тебе предлагается выбор. Я не хочу сиротить твоего ребёнка. Да ты ведь и сам не хочешь воссоединения с ними?
– Мне важна выслуга лет, и застрять где-то в благополучной и тихой дыре я не хочу.
– Да разве есть в Космосе благополучие по земным меркам? Или безопасность? Ясно мне всё. Не выворачивайся. Не хочешь и ясно всё с тобой. Хочешь воли. А ты совсем другой, чем был твой отец. У того, несмотря на его бешеную эмоциональность, был всё же простой характер. А ты не прост. Не случайно, что и друзей у тебя нет. Не ровня тебе все, так ведь считаешь? Потомственный аристократ, голубая кровь, хотя папа твой и разбавил своей казацкой кровушкой гордую природу твоей матери. И ведь побрезговал простой казацкой фамилией, маменькину взял. Мать вышла замуж?
– Нет.
– И не удивительно. «Гиперборейская богиня».
В какой степени определение было издевательским, а в какой чем-то совсем другим, понять было проблематично, поскольку Воронов ушёл в себя. На короткий миг, но уловленный Рудольфом, миг внезапной и отрешённой печали. Воронов же славился своей нестандартностью во всём. Он мог явить из сокровенных глубин наружу любую и парадоксальную откровенность, а мог вывалить на собеседника такой же неожиданный кипящий котёл гнева и угостить разносом не всегда по мере вины. Рудольф считал его психопатом, не соответствующим своему месту, но Воронов, оправдывая свою фамилию, сидел на своей вершине прочно и уверенно, оглашая подвластные ему пространства зычным карканьем настоящего хозяина, а если было надо, то и долбануть твёрдым клювом нешуточно.
– Ей впору какой-нибудь пришелец из высших миров, да нет у нас таких – не завезли пока. – Он провоцировал, задевая мать Рудольфа, недостойно. Прощупывал на эмоциональную уязвимость. Могучий телесно и недурной внешне этот человек вовсе не был подобием утопически прекрасных представителей человечества объединённой Земли, вроде русского «Дар Ветра» или американского «капитана Кирка» из фантастических миров, как это изображали художники слова и кино в Эпоху первоначального выхода человека в Космос. – Повезло тебе, что у тебя сын родился, а вот у меня дочь… Вот будет у тебя дочь, а что будет, это и к гадалке не ходи, дур вокруг полно! Это мне они не нужны, дуры, тебе-то без разницы. Ты ведь в ум-то их не суёшься, тебе другое их место интересно. Но думаю, и ты поймёшь когда-нибудь, что боль дочери для отца больнее своей.
– И что не так с вашей дочерью? Она замуж вышла. Ребята сказали, за друга вашего из заокеанского подразделения ГРОЗ.
– Ребята сказали, – передразнил Воронов, – когда ты в его постели валялся с нею. Он не я. Он ничего не узнал, к его же это счастью. Он мечтатель, следовательно, дурак! Он пишет приключенческие романы для подростков под псевдонимом «Эрг Ноор», взятым из древнего русского фантастического романа, – хобби у него такое.
Тут Рудольф удивился, отметив совпадение направления их мыслей, поскольку и Дар Ветер и Эрг Ноор были персонажами из книг русского фантаста давно минувших времён.
– Робин светлый, а потому и ранимый человек, – продолжал Воронов. – Он считает, что чувствительность не то качество, чтобы его открывать наружу, поэтому и прячет себя под маской стального человека. Выучился актёрскому перевоплощению у своей матери, а у той тоже хобби – секреты архаичного актёрского мастерства. Я лично не считаю подобные игры достойным занятием ни для кого, поскольку они не способствуют обретению человеком нужной внутренней настройки себя окружающему миру, а только ещё большему разладу в себе. Как следствие возникают разнообразные формы субъективизма, неадекватности самого человека и его не состыковки с объективными жизненными реалиями. Ты знал, что у него русская мать? Возможно, в этом и скрыта причина внутренней конфликтности или разбалансированности людей смешанных кровей, хотя такие воззрения и считаются чем-то вроде расизма. Только кровь тут не главное, в чём я убеждён. Ведь в таких случаях человеческая психика замкнута на разные информационные эгрегоры, порождённые разными культурами и коллективной психикой. Или духом поколений, если хочешь, исторически веками пребывающих в мировоззренческом антагонизме, в который они включают и конкретную психику. Это сложный и долгоиграющий процесс – порождение, существование, борьба и вражда культурно – исторических эгрегоров. Они, эти образования, состоящие из полевых структур, живут дольше, чем породившие их сообщества. Влияние их может длиться и спустя тысячелетия на тех, кто к их возникновению не имеет никакого отношения. И ты, как десантник в чужеземные обитаемые миры, это учти. Воздействие происходит помимо твоего сознания и желания. И только нравственный человек, как наиболее способный к взаимодействию со своими бессознательными уровнями глубокого залегания, способен противостоять разрушительным вторжениям. Это тебе напутствие на будущее. Знания на вырост. Тем не менее, Бёрд мой друг. Поэтому я приложил свои усилия к тому, чтобы освободить его от тех самых познаний, что умножают скорбь, как и от той дряни, которая поселилась в его доме. Пусть она и моя дочь. Натворил ты с нею дел.
– Почему я?
– Потому! Превратил её в какое-то перекати-поле. А девочка какая была! Звенела по утрам, когда вставала, как птичка хрустальная. Дом мой озаряла, я думал, она для матери своей исцелением будет. А что теперь? Она превратилась в тень-скиталицу без радости и без смысла.
– А я причём? Все ваши претензии это по ведомству Творца, что сотворил её такой, а я и сам через неё чуть шею себе не свернул…
Ночью она позвонила ему и плакала, требуя приехать к ней в дом матери. Он хотел спать, но прибыл к ней. Она вышла в лес у дома. Стояли возле сосен. Было тихо и прекрасно настолько, что хотелось возврата в то прошлое, где всё было ещё впереди. «Я навсегда ушла от Робина», – сказала она. «И в который уже раз навсегда»? – спросил он и добавил, – «Завтра вернёшься»…
– Да она у тебя и с рождения вывихнутая была, голова на шее твоей! По наследству такая тебе досталась от древней рыцарской шпаны, видимо! – Глаза Воронова уже не светились дружелюбием, а метали зелёные и разящие молнии. Легко краснеющее, как у всех рыжих людей, лицо побагровело, даже на лысине проявились пятна. – Там вдали от Земли, может быть, ты и поймёшь всё! Хотя не дано таким, как ты и мать твоя, понять что-либо в страданиях человеческой души. И не случайно камни вы с нею любите, каменные кристаллические души!
– Мать попросил бы вас не трогать. Как бы и ни к чему здесь.
– Да что тебе мать! Ты и её не любишь ни черта. Ты вот и сына своего, малыша, бросаешь, и жену, не такую как моя дочь. Любит тебя, я слышал, с ума по тебе сходит. И что? Кого ты любишь? Только себя! Самое место тебе там, в том инопланетном террариуме. Там такие же, как ты, хвостами своими между собою схлещиваются. Вот и будешь с ними воевать.
– У меня нет никакого хвоста. Это у вас что-то со зрением.
– Шутник! – Артём Воронов оскалил крупные, и тоже будто лошадиные, зубы, изображая веселье. – Как твой начальник я выше личного к тебе отношения. Я ценю твои качества – работоспособность, дисциплинированность, ум, физическая мощь. Поэтому такие как ты там необходимы. Так что служи. Надеюсь, всё же, ты изменишься к лучшему и будешь способен оценить свой прошлый загул на Земле со стороны. Ты всё же молод, а молодость имеет право на ошибки, потому что у молодых есть время всё исправить. Да и моя дочь, надеюсь, тебя благополучно забудет.
– Я её уже забыл. Вы ведь этого всегда хотели?
…Целый час они колобродили по лесу, по шишкам, по опавшим иглам, по едва прощупываемым дорожкам. Он ей сказал, – Я понимаю всё происходящее как ерунду, но я не могу себе запретить желать тебя. И хотя я тебя ненавижу, такое чувство, что ты единственная женщина на планете, а все прочие вокруг меня только подделки под тебя». Он обнял её, или она его, – объятие было обоюдно горячим – и бормотал, – Я не могу тобой насытиться..
– Не надо мной насыщаться. Люби меня…. – такая вот озвучка обоюдно-цепкой нежности, наверное, являлась и пошловатой. Но других слов не было. – Робина жаль, – сказала она.
– Да иди и жалей своего Робина! – заорал он, – Кто тебе мешает? Возвращайся и продолжай свой обман
– Это не то. У нас с ним взаимный самообман, – ответила она. – Если я уйду от него, ты уйдёшь от неё?
– Нет, конечно. Она мать моего сына. А ты кто?
– Какой же выход из этой дрянной ситуации? – спросила она.
–Мне незачем искать какой-то выход оттуда, куда я пришёл по доброй воле. Ищи сама свои выходы из собственной путаницы, только меня оставь, наконец, в покое! – после чего ушёл, оставив её в условной чаще, откуда она нашла бы дорогу и с закрытыми глазами. Это был родной лес возле её родного дома.
– Моя Ксения глубокая девочка и в своём полудетском неведении понесла свои дары в проходной двор, где гуляют сквозняки. Ты-то что понимал в ней? Был способен понять разве? Всё расхитил без смысла и бросил в непотребную мусорную кучу. Нечем тебе было её понять, не развился ты до подобного понимания. А ты ведь думал, что я твой враг из-за Риты? Нет, конечно. Ты мне, златовласый херувим, не соперник. И быть им не можешь. А дочь свою я тебе не прощаю как отец. Но мстить не собираюсь. Отмщение, как говорят верующие люди, Богу. А мне лишь служба твоя нужна. И не мне, а нашей Земле, человечеству, выражаясь высоким стилем. Много чести тебе месть такого человека как я. А ведь и кличку-то тебе девушки придумали: Мерлин. Да какой ты Мерлин? Ты дракон, им недобитый!
Рудольф почувствовал злобу на Ксению. Откуда папаша узнал об интимной кличке, данной Лорой? Только Ксения знала. Лора не стыдилась иногда называть его так и при Ксении, не зная об их прошлых отношениях ничего до времени. Так было ещё до того, как он и Лора стали семьёй. В то время отношения с Ксенией иногда тлели до полного, казалось, истощения, а то вдруг бурно вспыхивали, обжигали всегда новым жаром и лишали возможности всякого анализа. А у Лоры отчего-то мутнело зрение, тупело всякое понимание ситуации, глохла женская интуиция. Подруги о чём-то же ей шептали? Но ей и слух отказывал.
– Это шутка. Детство же играло, сами знаете где… – произнёс он в ответ недружественному подавляющему шефу и учителю.
– То-то от твоих шуток дети появляются, тебе и ненужные. Не думай, что я от Ксении узнал обо всём. У меня свои источники.
– Прослушка была в её браслете?
– Тебя не касается это! Моя дочь, и я как могу, пытаюсь её защитить от таких Мерлинов. А кто мне придумал кличку «Череп Судьбы»? Ведь ты. Я знаю. Все и подхватили. Но для тебя я и буду таким Черепом Судьбы. Погубить не погублю. Но наставить тебя на путь истинный хотелось бы.
– Чем же лучше для вас все прочие?
– Тем, что я их в чистой постели своей несовершеннолетней дочери за шкирку не ловил. Забрался, ниндзя! Выучили на свою голову. Эти приёмы надо для врага применять, а не для того, чтобы к девушкам шастать. Ну, там-то в дальнем мире не разгуляешься. Не к кому там. Кто там? Не знаю. Не думаю, что тебе они по нраву будут, ценитель. Ладно, катись! Надоел ты мне. Отдохну хоть от тебя. Да и Земле легче будет. Чем больше скинем с неё таких как ты, тем лучше.
– Не слишком ли смело решать от имени всей Земли? Насколько мне известно, у вас не те полномочия.
– Они у меня как раз те самые. Не нравится – иди в геологи, каменщик
– В каком смысле «каменщик»?
– В том самом, в каком ты любитель ночной конспирологии. В постельном смысле. Ну, я понимаю, раз уж так оно всё свершилось однажды, – сам же я был молод и не обуздан, – кто мешал вам жить по-человечески? Кто тащил вас в разные стороны друг от друга, а затем бросал друг на друга с такой же звериной неудержимостью? Вы о тех, кто с вами рядом оказался по вашей же прихоти, могли бы хоть немного подумать? Моя дочь, как ты говорил, психопатка, – хорошо, примем за факт, – а ты-то сам кто?
И тут его укусила та самая муха, но, понятно, никаких мух и прочих комаров – насекомых в здании не было, ни единого экземпляра, если только сухие пауки висели в пустующих своих сетях в технических многоуровневых подземельях небоскрёба ГРОЗ. Субординация уже ничего не значила, – Исходя из инсайдерских источников у вас не только дочь, но и два сына в наличии.
– Да. Есть. И не два сына, а много больше, – отозвался он спокойно, изучая его так, словно хотел видеть на просвет. – Но дочь у меня единственная. Не получается у меня отчего-то столь ювелирная работа, как дочерей ваять. Тебе известно, что пол ребёнка всегда определяет отец? И не те ли это «инсайдерские источники», с которыми ты практикуешь лёгкий и ни к чему не обязывающий секс? Я от своих детей никогда не отрекаюсь. Даже если их родительница и не питает ни малейшей благодарности и верности человеку, давшему ей счастье материнства и сопутствующее этому состоянию материальное благополучие. Источник! Да в этот источник только ленивый не нырял. А она из святой семейной обители, где детей надо растить, устроила приют для таких же бродяг. Детей скинула социуму, в дом детства, поскольку свободная женщина – индивидуум, хотя правильнее, индивиду –ноль, а не ум. И я ещё добряк, что не сбросил её вниз головой с небоскрёба за тот позор, что она мне учинила. Да к её счастью внизу страховочное силовое поле имеется, не прежние времена, не выкинешь, как ни мечтай. Так что по поводу «инсайдера» ты загнул. Все знают об этом.
– Ксения не знает, Рита не знает, жена ваша Ника Анатольевна…
– Рита слишком горда, чтобы желать знать о том, что её высокого ума никак не касается. А Ксения слишком умна для своего возраста, чтобы с тобою отца своего обсуждать. Я этот «инсайдер», как ты говоришь, сам от себя отторгнул. Пристроил в казармы по хозяйственной части следить за роботами-уборщиками и прочей чистотой вплоть до постельного белья у курсантов. Самое ей там место. Потому что у неё застёжки нравственной в причинном месте не оказалось, чтобы иметь ей приближение к человеку такой космической высоты как я. А я женщин своих, как и своих солдат, в безупречно застёгнутом виде люблю. А ты, недовылупившийся ещё головастик, и одной жены не заслужил, так как не имеешь мужской ответственности за женщину, которая рядом. Ты не дорос до понимания многого. Ты по другой нравственной шкале ползаешь. А то сидит, судит в душе того, до кого тебе как до звёзд пока. Я по своему опыту и статусу могу и больше жён иметь. Потому что я не только имею силу, но и несу ответственность за ту, кому позволяю рожать от себя детей. Удивлён моей откровенностью?
– Скорее, шокирован её неуместностью для данного места. Но на откровенность отвечу откровенно же. Вы буквально космический Юпитер!
– Ого – огонь! Взвился-то как! Пользуешься моей добротой? Юпитер не Юпитер, а рождаемость поднимать необходимо. Люди должны рождаться, как ни заносит наших женщин в сторону от их прямого природного назначения. Не хотят они рожать! Нельзя заменять полноценных детей любви лабораторными биороботами! Тут я даже тебя поддерживаю, в том смысле, что чем раньше и чем больше наплодишь детишек, тем лучше. – Гнев оставил Воронова, но его зашкалившие за всякую норму откровения лишали дара речи и способности осмыслить то, что он неожиданно высыпал подчинённому на голову. – Твоя эрудиция, видимо, у тебя наследственная.
– Эрудиция не может быть наследственной. Она может быть лишь благоприобретённым качеством.
– Да что в тебе есть благого? Толку-то от твоей «благо» эрудиции. Пустяковина она, как и сам ты, медь звенящая.
– Так, по-вашему, нравственность имеет иерархию? Ниже, выше…
– А по-твоему? Ты думаешь, что дикарь на Троле и ты имеют одну нравственную оценочную шкалу? Да совсем ещё недавно и у нас на Земле какой-нибудь лесной человек из Папуа Новой Гвинеи, который ел человеческие мозги из черепа как из кастрюли, и банковский клерк из Лондона – они что, имели одну и ту же нравственность? Или тот же банкир и сельский хлебороб из одной и той же России двадцать первого века, скажем? Они имели одинаковые воззрения на должное и не должное для нравственного человека? Не думаю. Ты думаешь, мне моё высокое место в ГРОЗ даром досталось? Да я, прежде чем в этом небоскрёбе оказаться, через такое прошёл! Я ещё в молодости вернулся из первой космической поисковой экспедиции в таком состоянии, что тебе и не представить. Все погибли, кроме женщины одной и меня! Та инопланетная тварь, которая меня едва целиком не переварила в себе, оставила от меня половину, да и та угасала. Я чах, как сморчок под двести лет, а был почти мальчишкой по возрасту! Я гнил заживо, умереть хотел уже сам. У меня внутри половина органов – последующая репродукция, созданная из моего, правда, генетического материала. Несколько лет лечили меня. Там и волосы свои оставил, а были они у меня как солнечная корона, полыхали во все стороны. Вот точно такие же, как у нашего Ратмира. Девушка одна в юности дразнила меня «русским репейником», не за то, конечно, что я цепкий и приставучий был, хотя это и было, а за то, что голова походила на красный цветущий репейник. Никакая щётка не брала, такой гущины волосы были… Да ладно. Пошли. Официальная взбучка завершена. А хочу я тебе в качестве напутствия рассказать одну быль, поскольку ты сам отбываешь в мир плохо изученный. Чтобы ты понимал, во что люди могут вляпаться в тех мирах, куда нас никто не звал. В какие жуткие челюсти может провалиться человек. Только в земном понимании их и челюстями не назовешь, а чем? Но мы сами прёмся и нет нам преград. Только преграды, всё же, есть и для человеческого всеохватного любопытства.
