Наталья Борисовна Русинова
Terra Mirus. Тебе не кажется
– Он врет, повелитель! – поднялся вдруг с места Юлиан, дрожащий от ярости. – Девица Кирия была лучшим боевым товарищем, всегда готовым прикрыть спину. Она обладала и обладает пытливым умом и храбростью, которой хватит на десятерых. А еще Кирия – одна из самых благочестивых женщин, которых я знаю, обвинения эти лживы насквозь!
Сидевшие на лавках соколы зааплодировали, подкрепляя свое согласие одобрительными выкриками. Кто-то с дальних рядов подкинул в воздух шлем, изрядно помятый в бою.
– Юлиан, твои речи – на вес золота, и я охотно верю тебе, – кивнул повелитель Гаруда, когда гвалт стих. – Только видишь ли, друг мой, вопрос этот выеденного яйца не стоит. Кирия из рода Крыловых, без сомнения, достойнейшая женщина, а вот благочестие – исключительно ее дело. Она могла бы, прошу прощения за непристойный пример, завести отношения хоть со всем разведотрядом, ибо по закону является дорослой девицей, и распоряжается собой, как угодно. Если личная жизнь не мешает службе, то никого не должно касаться, чем мои воины занимаются в свободное время.
И Гаруда перевел взгляд на Киру, которая от стыда не знала, куда деть руки.
– Я правильно понимаю, госпожа Кирия, ваша личная жизнь никак не влияла на военную карьеру и отношение к службе?
– Никак не влияла, – ответил за нее Рагнар, сделавший шаг вперед. Он смерил советника презрительным взглядом и продолжил. – Ни о каком блуде не могло быть и речи, это бред сивой кобылы. Кирия всегда славилась примерным поведением, и более того, много лет хранила верность своему предмету обожания…
И командир осекся, увидев, что Кира от смущения тоже пошла нервными пятнами. Однако девушка нашла в себе силы встать и объясниться.
– Командир Рагнар хочет сказать, что моя, хм, личная жизнь касалась отношений лишь с одним мужчиной, который, как считали многие, не подходил мне по статусу. В любом случае, я осознала свою ошибку, и отношения эти давно прекратились.
Договорив, Кира тяжело бухнулась назад на лавку, сцепив трясущиеся ладони. Юлиан сочувственно погладил подругу по плечу, но та лишь отвернулась.
– Дайте-ка угадаю, – сердито заворчал Рагнар. – Обвинение в рукоприкладстве Кирия получила, когда прочитала эту позорную писульку и попыталась поговорить с советником Хаммондом, чтобы узнать причины изгнания? А он отказался ее даже впускать во дворец?
– Она меня ударила! – вскрикнул толстяк. – Она напала на меня после того, как я высказал ей все, что думаю, о ее неподобающем поведении, повелитель! Но разве я мог иначе? Ведь она была застукана в стенах главного храма Утешений Аквиллариума!
– И что? – даже бровью не повел Гаруда. – Для того эти заведения и существуют в столице, чтобы желающие находили там отдых и удовольствия.
– Так девица Кирия была обнаружена в главном зале для встреч, одетая в срамные тряпки, которые призваны услаждать глаз неотесанных мужланов, думающих лишь о низменных удовольствиях!
Прежде, чем лицо у повелителя вытянулось от изумления, разъяренная Кира вскочила на ноги.
– Так договаривай до конца, сморчок ты склизкий, что я там делала? – рыкнула она, сжимая кулаки. – Или ты думал, я стану молчать? Да пусть меня трижды проверят на ложь эликсирами, ментальным воздействием и кристаллом правды, я повторю то же самое, что и говорю сейчас! Вы над жрицами издевались, карауля их в темных переулках по пути домой! Под предлогом защиты нравственности били девиц кулаками и плетью, заворачивали юбки на головы, связывали и бросали в канаву со сточными водами! Я переодевалась несколько вечеров подряд, служа приманкой для мерзавцев, которых мы в итоге изловили.
– Подтверждаю, – тут же поднялся Юлиан. – Мы вдвоем в этом участвовали, по просьбе госпожи Шарлотты, руководящей главной обителью. Жрицы потом рыдали целыми сутками, за большие деньги у целителей синяки да поломанные ребра лечили. Они тоже полноправные гражданки Аквиллариума, налоги платят, в конце концов. Значит, имеют право на защиту.
– Велика честь, слушать их бредни! – с презрением поджал губы советник Хаммонд, кутаясь в пальто. – Они вам еще и не такого наговорят! Слезы падших женщин – что дождик, пролился да высох.
– А я наивно полагал до сегодняшнего дня, что у нас равноправие, – хмыкнул соколиный правитель. – И, если житель государства честно трудится, платит десятину от заработка в казну, не ворует и не обманывает, он уже достоин уважительного отношения и всех возможных благ. А оказывается, есть те, кто считает себя ровнее других. И уверен в своем праве в обход закона мучить и истязать живущих якобы неправильно. Уважаемая Кирия, вы можете назвать имена негодяев, которых изловили в ту ночь?
– Охотно, повелитель, – Кира вздернула подбородок. – Руди из рода Шервуд, Адриан из рода Харви, Олаф из рода Алвы…
Сидящие на лавках соколы сначала замерли, а затем заговорили разом. Разгоряченный гул, похожий на жужжание пчелиного роя, заглушил даже неровно всхлипывающее дыхание советника Хаммонда.
– У меня одной ощущение, что мы присутствуем при раскрытии серьезного многолетнего заговора? – шепнула Ксана подругам.
Илона лишь кивнула, жадно наблюдая за происходящим.
Повелитель Гаруда поднял ладонь, и присутствующие моментально утихли.
– Как интересно, – задумчиво сказал он. – Оказывается, твой сын, уважаемый Хаммонд, тоже в этом участвовал?
– Неправда! – истерично закричал толстяк, сбрасывая шапку на землю и вцепляясь себе в волосы. – Адриан – хороший мальчик, просто совершил много ошибок, но ведь исправляется потихоньку! Жертвует золото на сиротские дома, воздерживается от всевозможных излишеств и пороков, исправно посещает храмы Великого Солнца, молится за процветание государства и за ваше здоровье, повелитель…
– Лучше бы он храмы Утешений посещал, а то воздержание, смотрю, до добра его не доводит, – иронично поднял брови Гаруда. Толпа соколов тут же взорвалась хохотом. – Каждые полгода с ним какая-то беда происходит, то драку с поножовщиной на оружейном рынке затеет, то посыльного вниз головой с лестницы спустит. Но избивать хрупких нежных девиц, чью красоту народные поэты сравнивают с цветами в моих розариях… По-моему, это уже никуда не годится.
Собравшиеся моментально поддержали последнюю фразу гневным ворчанием. Советник Хаммонд съежился под теплым пальто и задрожал еще сильнее.
– Однако я не помню, чтобы видел официальные рапорты об этих происшествиях, – вернулся к обсуждению соколиный правитель. – Все-таки серийные и тщательно спланированные нападения, не банальная драка на почве ревности.
– Я подавал, – тут же ответил Юлиан. – Но по странному совпадению весь разведотряд прямо на следующий день услали в восточную провинцию выслеживать демонов, якобы оттуда поступил сигнал бедствия. Рогатых мы не нашли. Зато проделали длинный путь, растянувшийся на неделю, так как переносные порталы нам в тот раз почему-то не выдали. Пришлось отправить письмо с посыльным голубем, чтобы не терять время. А когда мы вернулись, Кирия уже уехала.
– Как интересно, – протянул Гаруда. – Никакого голубя с письмом я не дождался, зато прекрасно помню тот подозрительный сигнал о помощи. Бумагу с сообщением принес писарь, который через пару дней после вашего отъезда скоропостижно скончался от неведомых причин. Я думаю, здесь есть только один вариант до конца прояснить, что же произошло.
Он хлопнул в ладоши, и два плечистых охранника, стоявших за креслом, тут же кинулись к дрожащему Хаммонду. Миг – и толстяку скрутили руки за спиной, заставляя с воем осесть на землю.
– В подземную темницу его, и пусть с ним менталисты из судейства поработают, да обязательно при свидетелях! – приказал соколиный правитель, не обращая внимания на стоны советника, умолявшего о пощаде. – Все до единой буковки записать, что он расскажет! Дальше решу, сразу ему голову рубить или ограничиться изгнанием, на этот раз совершенно прилюдным, безо всяких закрытых совещаний.
Когда связанного толстяка уволокли в дальний шатер, соколиный правитель развернулся к Кире и демонстративно разорвал старый указ. Клочья бумаги вспыхнули огнем и сгорели, не успев долететь до земли.
– Девица Кирия из рода Крыловых полностью оправдана и реабилитирована в глазах короны, виновные понесут самое строгое наказание, – торжественно заявил он.
Конец фразы заглушили ликующие вопли, огласившие долину. Кира смеялась и плакала одновременно, пошатываясь от дружественных, но крепких тычков в бока со стороны бывших сослуживцев.
– Кирия, вас с подругами на пару слов, – кивнул Гаруда. – Остальным – готовиться к возвращению домой.
Пока крылатое войско собирало вещи и складывало шатры, правитель вывел четверых девушек за земляной вал. Золотисто-розовые лучи рассветного солнца, показавшегося над сопками, подсвечивали Медвежью долину необычным сиянием, и со стороны казалось, будто камни и голая земля принадлежат неведомому сказочному миру.
– У меня осталась к вам еще одна просьба, госпожа Кирия, – заговорил сокол, снимая венец и устало потирая лоб. – Не как от представителя власти – бывшему подданному, а как от коллеги по ратному делу, уважающего ваши былые и нынешние заслуги.
Он сделал паузу.
– Назовите еще одно имя. Ведь мерзавцев, возомнивших себя лучше остальных, было четверо, и я думаю, вы прекрасно это знаете.
Кира замерла, сжав руки у груди.
– Дэра… из рода Сахават, – наконец, призналась она.
Соколиный правитель молчал, опираясь на посох, и смотрел на валькирию пронзительными синими глазами. И ее прорвало.
– Я могла бы подать рапорт в ту же ночь, когда мы с ребятами поймали недоносков, – забормотала она, то и дело кусая губы. – Но меня попросили… подождать одни сутки. И я согласилась, потому что в истории замешан был… личный интерес. Казалось, один день погоды не сделает. Но следующим же утром разведотряд услали на задание, а я осталась. И к обеду получила приказ об изгнании. Рагнар не понимал, почему я не подала прошение о возобновлении расследования уже потом, когда осела на Земле. А я не могла. Потому что понимала – наказание свое я вполне заслужила, ибо содействовала сокрытию преступления.
И замолчала, уставившись пустым взглядом вдаль. Молчали и девчонки, как громом пораженные.
А повелитель Гаруда сделал шаг и встал с валькирией рядом.
– Вы знаете не все, – тихо начал он. – Срочное письмо про демонов с просьбой о помощи было прислано из восточной провинции, где частью земель владеет род Сахават. Поэтому вместе с разведотрядом мною был направлен разбираться в ситуации и воздушник боевого круга Ильяс. Когда спустя неделю парни вернулись и узнали о вашем изгнании, все громко выражали свое возмущение. Все, кроме него.
Кира с презрением дернула уголком рта, но сокол поднял ладонь, давая понять, что не закончил.
– А через полтора месяца, когда первый гнев утих, и жизнь, казалось, потекла своим чередом, четверых паршивцев нашли возле казарм избитыми до полусмерти. Совершивший это даже не скрыл личину с помощью магии. И в первый раз за долгое время я не знал, что мне предпринять. Как судить достойного во всех смыслах воина и гражданина, сильнейшего воздушника государства, вдруг затеявшего жестокое избиение сопляков, едва достигших возраста зрелости, среди которых был и его собственный младший брат?
Повелитель окинул взглядом девчонок, с жадностью его слушающих.
– В темнице закрыть на несколько лет? Бесполезная трата ценного ресурса, подобных боевых магов в государстве единицы. Выпороть прилюдно на главной городской площади? Позор для всего рода Сахават и оскорбление, которое мы никогда друг другу не забудем. К тому же, упрямец наотрез отказался объяснять, что на него нашло, но вину свою признавал полностью и настоятельно требовал наказания. Это теперь я задним умом понимаю, что проснувшаяся совесть истязала его душу хлеще, чем плеть. Не думаю, что он пытался прикрыть поступок своего брата, скорее всего, просил у вас отсрочки, чтобы сначала поговорить с семьей. Вместо этого стал невольным соучастником не только преступления, но и предательства в отношении вас.
– И какое наказание он понес? – не выдержав, шепотом спросила Июлия.
– Достойное, – ухмыльнулся Гаруда. – Отправил я его служить простым патрульным в район главного храма Утешений, на двухлетний срок. Правда, род Сахават все равно затаил обиду, что я их старшего отпрыска отправил в самую неблагонадежную часть столицы. Да и леший с ними. Младший таскался туда избивать девчонок, и почему-то за него стыдно не было никому, кроме брата. А Ильяс заодно и порядок там навел, все воришки, картежники да жулики его десятой дорогой обходили, а при случайной встрече уважительно раскланивались.
Илона представила себе черноглазого красавца-воздушника в роли служителя правопорядка, обходящего дозором сточные канавы, таверны с пьяницами и подворотни, где найти кинжал под ребро было проще, чем медную монетку, и невольно рассмеялась. Захихикали за ее спиной и девчонки, и только Кира задумчиво смотрела вдаль, как будто мысли ее витали совсем в другом месте.
– Я ведь тоже виновата, – тихо сказала она. – Поступила не как воин без страха и упрека, дававший присягу, а как дурная баба, не имевшая разума. И пойму, если вы и меня накажете за попытку сокрытия преступления.
– Все мы в своей жизни совершаем ошибки, за которые потом очень стыдно, – загадочно сощурился повелитель Гаруда. – Главное – помнить о них, чтобы в следующий раз не повторить. А насчет наказания… Думаю, вы сами себя за прошедшие годы уже не раз наказали, мое вмешательство будет лишним.
И он протянул валькирии руку. Кира с опаской вложила в нее пальцы, соколиный правитель поднес девичью ладошку к губам и дунул. В рассветном сиянии зазолотилось сначала рыжеватое перо, затем орлиная голова. Последним вспыхнуло и пропало лучистое солнышко, круглое, как блин.
– Хорошего дня, уважаемые союзники, – кивнул сокол, перебрасывая через руку подбитый мехом плащ и возвращая венец на прежнее место. – За вами прибудут через пару минут. Еще увидимся.
И ушел к своим, не оглядываясь.
А Илона сначала пятками ощутила гул земли, а затем увидела у дальних скал, где располагалась крепость, блестящую точку, которая росла прямо на глазах.
Кира продолжала смотреть в собственную ладонь, раскрыв от удивления рот.
– Золотая магическая печать, – прошептала она. – Даже у советников нет подобной. Дает право на беспрепятственное прохождение во все дворцовые покои, включая сокровищницу, темницу и тронный зал.
– Наверное это означает высшую степень доверия, – хмыкнула Ксана. – Кира, а этот Ильяс… он тебе кто?
Валькирия шмыгнула носом и грустно улыбнулась.
– Уже никто.
И пошла по усыпанной мелкими камнями тропе навстречу блестящей точке, которая в процессе движения успела вытянуться, зазеленеть и отрастить длинные ноги.
Удивительная конструкция, похожая на небольшой самолет с лапами вместо крыльев, сделала последний прыжок в воздухе и приземлилась прямо напротив шести ажурных кресел, оставшихся с полуночного суда. Металлическая дверца с протяжным лязгом открылась.
– Карета подана! – довольно заорал Зигфрид, высунувшись наружу.
– Это ваша «лягушонка», на которой Рик себе всю спину отбил? – тут же попятилась назад Илона. – Может, мы пешком дойдем? Тут всего пара километров.
– Нельзя, соколиный правитель прямо заявил – доставить домой всех четверых как можно скорее, – помотал головой рыжий полудворф. – А насчет тряски не бойтесь, мы с батей подшаманили еще пару дней назад. Как говорится в людском мире, учли пожелания клиентуры. Забирайтесь скорее, нас уже ждут. Братьев мы привезли, батя с Риком, Артуром и Марысей их потихоньку возвращают в сознание, но нужно время, чтобы они окончательно проснулись. Сутки, а то и двое. Витт напек очередную гору плюшек и кормит нашу юную охрану, а коты под шумок сперли со стола целую куриную тушку. Следить-то за ними нынче некому. А еще соколята собираются Илониных ребят будить и везти домой. Женька с Мишаней будут молчать, а остальные чудищ с мужиками крылатыми все равно в глаза не видели.
– Беспокойное хозяйство, – засмеялась Июлия. – Ну что ж, тогда поехали.
Илона залезла в кабину последней. Пока девчонки устраивались поудобнее и пристегивались, она смотрела в окно, как полыхает над долиной огромный портал, клубящийся фиолетовым маревом, как исчезает в нем крылатое войско, навьюченное походным скарбом и оружием. Скрылась в волшебном тумане Хельга, сжимавшая в руках огромную сумку с бинтами, кристаллами и эликсирами, следом ушел Рагнар с опорами для шатра, взваленными на плечо.
Соколиный правитель стоял на верхушке земляного вала и руководил процессом. Алый плащ трепал ветер, на рассыпавшихся по плечам темно-русых волосах играли крохотные солнечные зайчики. Почувствовав на себе чужой взгляд, он обернулся и помахал рукой, прощаясь.
«Одна сказка заканчивается, другая начинается, – тут же вспомнила Илона. – И в наших силах сделать ее интереснее предыдущей».
– С демонами мы теперь заклятые враги, – начала она перечислять вслух, загибая пальцы. – Да и ангелам с их потомками тоже, можно сказать, на святое место наступили. Заключили мирный договор с героями легенд и преданий. Обзавелись волшебными умениями и друзьями из числа сказочных существ. Боюсь даже представить, как мы заживем дальше.
– Ну… скучать нам точно будет некогда, – рассмеялась Ксана, затягивая потуже ремень на тоненькой талии.
«Лягушонка» чихнула огненными брызгами, двигатель пару раз кашлянул и натужно загудел на одной ноте. Колесница дрогнула, поднялась на ноги и поскакала на запад.
Над Медвежьей долиной вставало солнце.
Эпилог №1
Утро после битвы
Наставница северного Дома призрения Аделаида Степановна в будни просыпалась ни свет, ни заря, чтобы успеть в тишине погладить одежду, выпить успокаивающего чаю и настроиться на новый рабочий день. Правда, настроение в последний месяц никуда не годилось, да и подопечные дурачки надоели хуже пареной репы. Душу грели только мысли о возможном переезде в столицу. Главное, чтобы настырный хмыренок со странным именем сообщил о ее трудовых достижениях тем, кому надо.
Она закрывала глаза и представляла, как переедет в большой зеленый город и поселится в чистом и ухоженном районе, поближе к лону природы и подальше от соседей. Надоели, проклятущие, мочи никакой нет! Шаркают ногами по подъезду, шумно возятся за стенками, а Петров из тридцать седьмой взял моду ежедневно стены сверлить. Ремонт, видите ли, у него. Откуда у нормальных честных людей, соблюдающих все заповеди Великих, деньги на ремонт?!
Сегодня Петров превзошел сам себя – начал стучать и дребезжать с рассвета. Разъяренная Аделаида Степановна схватила толкушку для картофеля и выскочила с ней за дверь квартиры, чтобы напомнить наглецу о комендантском часе, но тут же поняла, что шум доносится не сверху, а с улицы.
Петров обнаружился у подъезда, где стоял, открыв рот от удивления и пялясь по сторонам.
– Аделаида, ты видела? – завопил он, словно забыл про былые ссоры. – Смотри!
Аделаида увидела. И сама разинула рот, точно галка в гнезде.
Заброшенный завод через дорогу от дома гудел, стучал и мигал разноцветными огнями. Стены каким-то неведомым чудом восстановились за ночь. На парковке перез огромным зданием стояли в ряд грузовики, от которых избавились десять лет назад, дабы не загрязнять окружающую среду.
– Там работа кипит, – продолжил сосед. – За Васькой из тридцатой с утра пришли. Выходи, говорят, в смену, как раньше, ибо возвращаются былые времена. Великие нас покинули.
– Как покинули? – побелела от ужаса Аделаида.
– Ты телевизор не включала, что ли? По всем каналам с ночи крутят обращение от них. Возлюбленные наши дети, вы достигли своего предела и стали не вровень с нами, а даже лучше. Ну и дальше еще мура на полчаса о том, какие мы распрекрасные и как быстро стали взрослыми. В общем, жить по чужой указке нам больше не к лицу. Все сожженные, казненные и заморенные тяжким трудом воскреснут и вернутся по домам. Книжки читать разрешили, машины иметь – тоже, самолеты скоро вернут. Лечиться таблетками можно, предкам поклоняться – по желанию, а в районные храмы лучше не ходить, ибо там сплошное мракобесие. Жрецы по всей стране рыдают и одежды на себе рвут. Народ возмущается, мол, жили десять лет, как в дурмане, а теперь нас просто бросили. Но я думаю, к лучшему оно все. А ты как считаешь, Степановна?
Степановна никак не считала. Осев на лавку у подъезда, она плакала, даже не пытаясь скрыть горькую обиду. Ибо поняла, что нового дома в зеленой зоне столицы ей не видать, как своих ушей.
**
Спустя две недели после битвы
– И это, по-вашему, нормально? – клокотала от гнева главная целительница южного Дома призрения, стоя за плечом Евгения Валентиновича. – Полюбуйтесь, какие каракули он малюет целыми днями! Вы всерьез считаете, что здесь не нужны лекарства для успокоения психики? А если он на почве своих художеств зарежет кого-нибудь?
Евгений Валентинович смерил коллегу тяжелым взглядом и подошел к Илье, сидевшему за столом в кабинете Илоны. В отсутствие хозяйки кабинет казался пустым и неуютным, даже ее воспитанницы не заходили сюда без крайней нужды. Уборка делалась как попало, цветы в горшках на подоконнике обреченно свесили листочки вниз.
Но Илюха ничего не замечал, погруженный в ведомые одному ему мысли. Не слышал он и шипения вредной бабы, которая стояла у дверей, сложив руки на груди. Он с азартом творил, заканчивая работу уже над третьим рисунком. На нем бушевало травяное море, торчали вверх серо-зеленые горы, вырисованные с тщательностью старательного второклассника. Посреди картины тянулся вверх огромный каменный столб, на вершине которого стояла рыжеволосая женщина с булыжниками в обеих руках. На ней был рабочий костюм наставницы Илоны Владимировны.
– Илюша, это у тебя что такое? – ласково улыбнулся заместитель директора по воспитательной работе, погладив парнишку по встрепанным вихрам.
Тот взглянул в ответ, как на дурачка, и пояснил.
– Рисунок же, Евгений Валентинович! Вы разве не видите?
– Вижу, мой хороший. А что это?
– Сказка, – мечтательно зажмурился Илюха. – Когда меня забрали, я долго спал, и мне снилась сказка…
На двух других рисунках были изображены мужчина с крыльями за спиной и мечом в руках, похожим на блестящую палку, и старик на инвалидной коляске с огромным ружьем наперевес. Конечно, технически работы были очень далеки от совершенства, но их яркость и живость невольно притягивали взгляд.
– Хорошо рисуешь, молодец, – похвалил Евгений Валентинович и повернулся к двери. – Так я не понял, Ксения Ромуальдовна, что вас не устраивает? Картинки отличные, глядишь, и в городской выставке ко Дню инвалидов участие в этом году примем. И вообще, хорошо, что ребята такую травму перенесли без особых проблем. Забрали их господа Великие якобы к себе, а сами бросили посреди чистого поля. Хорошо, парни Киры Дмитриевны помогли домой добраться…
– А вас не напрягает, что все сцены у него с оружием? – снова сжала губы тетка. – Это же явная тяга к насилию, вам любой целитель душ скажет! С ума все посходили после возвращения! Я бы еще проверила, что там за парни у Киры Дмитриевны! Откуда взялся этот отряд «Соколы» и почему они патрулируют город вместо Полиции нравов?
– Не вместо, а вместе, – поправил Евгений. – Вам какая печаль? В городе благодаря им тишина и спокойствие, в поселках похуже, но порядок наводится в течение часа. На материке народ с катушек сходит, грабежи, мародерства, да убийства, а у нас благодать. Не справляются служители правопорядка.
– Мне не нравится, что они и к нам постоянно таскаются, а проживающие потом неуправляемыми становятся! – взвилась Ксения Ромуальдовна, потряхивая завитыми кудельками. – Мишка Олейник их как видит, аж трясется весь! Какая дружба может быть с олигофреном, что у них общего?! Раньше Илону только слушался, и то через раз, а теперь никого! Решил с какого-то перепугу, что его эти соколы к себе возьмут, и бегает каждое утро по району, на брусьях отжимается. Всю одежду перепортил, с утра по деревьям лазит, по-пластунски в кустах у забора ползает, после обеда дырки штопает. Зачем это все нужно? Наживем проблем из-за его бзика!
– А лучше, чтобы водку тайком пил по комнатам, как некоторые жильцы?
– Они хоть пьют, да лишнего себе не позволяют, – стояла на своем главная целительница. – А теперь не Дом призрения, а проходной двор какой-то! Соколы ваши с дурачками хороводятся, школьники в лежачее отделение ходят, грязь на обуви таскают, постоянно ругаешь их, чтобы не топтались, бесполезно, они и ухом не ведут! А некоторые вообще охамели в край, я Женьке Ирговой замечание сделала, чтобы не орала на весь коридор, когда читает вслух, так она на меня посмотрела, как на вошь платяную, и заявила: «А идите вы лесом, да к лысому пню, целительница Ксения!» Это вот что такое? Чему Илона их тут учит?!
И тетка побагровела от злости.
«А тебя только лесом и посылать, потому что ты кикимора болотная, – сердито подумал Евгений Валентинович. Чертова баба надоела хуже каши на пророщенной гречке, но скандал закатывать не хотелось, потом ведь не заткнешь. – И подопечным достается, и коллегам. Всю атмосферу рабочую своим пакостным языком портит».
– Я с Женей поговорю, – кивнул он. – Мишку оставьте в покое, и Илюху тоже. Пусть дружат, с кем хотят, пусть бегают вместе. И школьников не трогайте, это одноклассники Илониной дочки, они к Нине Константиновне ходят заниматься, а потом гулять ее вывозят. Нормальные ребята, Гриша и Леша. Вы бы поговорили с ними хоть раз, прежде чем ругаться! Она им математику с литературой подтягивает, а сама духом воспряла от осознания собственной нужности и присутствия детей рядом. Вот-вот встанет на ноги и в общее отделение жить переедет. Разве это не хорошо?
Евгений Валентинович прошелся по кабинету и взглянул в окно. Внизу рабочие клали тротуарную плитку, с грустью посматривая в безоблачное небо, не обещавшее дождя, что освободил бы их от труда. Приглашенный садовник заканчивал подстригать кусты. По соседству с ним возились со свежекупленными саженцами роз местные бабульки.
– Да, и от «Соколов» отстаньте, убедительно вас прошу. Они наше учреждение под опеку взяли через пару дней, как ребят вернули. Приезжал мужик седой, их начальник, глянул на недоделанный ремонт во дворе и облупившиеся стены, и тут же попросил телефон и позвонил в банк, чтобы нам деньги перевели. Шутка ли, почти полмиллиона на хознужды получили, из внебюджетных источников! Сейчас и дорожки отремонтируем, и цветами весь двор засадим, и коляски новые для прогулок купим.
– А вам не страшно с этим мужиком общаться? – поежилась главная целительница. – Он в первый раз как взглянул на меня, так душа чуть в пятки не ушла. Злой у него глаз, волчий, порчу наведет еще. И что это за угрозы, мол, узнаю, что воруете – руки отрублю?!
– Не бывает дурных глаз, это предрассудки, – устало махнул рукой Евгений Валентинович. – Надоело с вами спорить, честное слово. Вы воровать, что ли, собираетесь? Нет? Вот и я не собираюсь. С чего тогда нам переживать? Пусть хоть на ушах посреди двора стоят, лишь бы и дальше помогали. Идите уже работать.
Женьку он нашел внизу. Девушка явно куда-то спешила, торопливо расчесывая волосы перед зеркалом в фойе.
– Красавица моя, ты далеко собралась? – ласково спросил он. – А у Илоны Владимировны кто цветы польет в кабинете?
– Ой, забыла! – ахнула воспитанница, подпрыгнув на месте. Расческа со звоном упала на пол. – Сейчас полью! А потом убегу до вечера, вы меня не теряйте!
– Куда ты? – удивился Евгений Валентинович, оглядывая девчонку. Сегодня она была в новых джинсах, явно недешевых, и широкой клетчатой рубашке.
– А я ж это, на работу устроилась! – похвасталась Женька, поправляя челку. – К Генке безногому в мастерскую. Там сын его командует, который потерялся три года назад, а теперь нашелся. Я им отвертки да ключи гаечные подаю, инструменты некоторые на вызова ношу, с уборкой помогаю. Они добрые, и платят хорошо, и кормят вкусно, не жадничают!
– Ну, коли так… – замялся заместитель директора.
Сына старого Геннадия он видел, когда тот приходил забирать из комнаты вещи отца. Здоровый, рыжий и бородатый, но простой и не кичливый в обращении. Может, и вправду Женьку там не обидят. А девчонка около доброжелательно настроенных людей потрется, к обществу адаптируется и, глядишь, когда-нибудь нормальную работу себе найдет, с полным соцпакетом.
– Тогда беги, – кивнул Евгений Владимирович. – Только еще хотел попросить, не дразни ты Ксению! Я понимаю, она кикимора злобная, но ты-то будь умнее!
– Кикиморы добрые, – лукаво посмотрела на него Женька. – Она эта… белобрысая!
И с хохотом убежала наверх, поливать цветы. Евгений Владимирович посмотрел ей вслед и с недоумением пожал плечами.
**
Город за десять лет изменился. Вдоль улиц тянулись старые обшарпанные здания с полупустыми магазинами на первых этажах, окна кое-где до сих пор были заколочены досками. Зато радовали взгляд многочисленные скверы и парки, в которых играли дети. И – веяние новейших времен – машины, продающие кофе на вынос, стояли теперь на всех центральных площадях.
– Хорошо у нас, спокойно, – рассказывал пожилой таксист, посматривая на симпатичную пассажирку в зеркало заднего вида. – Больше не лезут ни в тарелки, ни под одеяло, не поучают, как нам жить, где спать и чем питаться. Я вот машину восстановил, работаю. Поначалу боялся, что бандитов расплодится, как крыс, убьют еще за лишнюю копейку, но ничо, приезжие нам помогают, что соколами называются. Хорошие мужики, порядочные, в каждом районном участке Полиции нравов их патрули базируются. И чуть что – на помощь бегут. Моему соседу, пьянице и драчуну, в последний раз всего пару слов сказали на ухо, он аж похолодел. А утром, не поверите, кодироваться от алкоголизма побежал!
Женщина старательно кивала в ответ, делая вид, что слушает. А сама не сводила взгляд с пролетающих мимо домов.
– Вот! – наконец, указала она. – Я правильно помню, тут десять лет назад был магазин, где продавали детские игрушки?
– Он самый, – кивнул таксист. – Вы здесь раньше жили?
– Заходила в гости, – чуть улыбнулась пассажирка, но глаза ее оставались тревожными.
Женщина вышла из машины и направилась по тротуару в обход здания – высокая, статная, одетая в шелковые синие брюки и белую блузку, она словно плыла по растрескавшемуся асфальту, едва цокая каблучками. Высоко поднятая голова, горделивый профиль, пухловатые румяные щечки, тонкий нос, ясные зеленые глаза и темные волосы, завязанные в низкий пучок. Таксист невольно засмотрелся ей вслед.
– Ну, вышагивает, – одобрительно крякнул он. – Чисто лебедушка белая.
Незнакомка не обращала на чужие взгляды никакого внимания, она торопилась, поднимаясь к старой пятиэтажке, стоявшей у самого края большой березовой рощи. Остановившись у одного из палисадников, пестрящего игольчатыми георгинами, она подошла к лавке, на которой сидели две пожилые тетки.
