Наталья Борисовна Русинова
Ниенна. Берендеево проклятие
Глава 1
Пролог
Каменные стены давили тяжёлым величием. Куда взгляд ни кинь – серые валуны, свинцовое небо с рваными облаками. В туманной долине, что раскинулась внизу, гулко каркало вороньё.
Маркиз Кристоф Серневаль Жермен зябко поёжился, кутаясь в плащ. Глухое раздражение билось в висках: погода портится, значит, к вечеру суставы снова начнут ныть. И ванны с лучшими столичными эликсирами из королевской лечебницы вновь не помогут…
Когда-то он хотел отстроить замок до небес, а стеной опоясать все земли, что ему принадлежали. Его величество запретил, мальчишка неблагодарный. Вырос и нос задрал: дескать, я здесь власть, мне и решать, как государством править. Дальнего родственника, с тех пор как принял корону, слушать отказывался. Нос воротил от его знаний да опыта.
Соглядатаи поговаривали, Александр и вовсе отправил бы его на покой. Ибо маркиз владеет армией и в случае чего поведёт её в битву против врагов государства, а с него, старика, какой прок? Наследниками не обзавёлся, заменить в бою некем. От детей, случайно заделанных безропотным служанкам, он успевал вовремя избавиться. А маленькая белобрысая дрянь сбежала, едва её папаша-граф заявил дочурке, что нашел ей самую выгодную партию. И сколько он ни посылал головорезов вернуть её, ничего не получалось.
А теперь ещё хлеще. За её спиной – чародеи и сам его величество, чтоб его в клозете лазутчики эльфовские утопили! Подающая надежды чародейка, будущий член Тайного сыска, ишь ты!
Он прекрасно знал, какие надежды подаёт везучая соплячка, что всегда избавлялась от преследователей раньше, чем они успевали хотя бы припереть её в темном углу. От злости и бессилия вмиг свело челюсть, во рту появился поганый привкус. Нет, пора прекращать хлебать омолаживающие эликсиры, словно запойный каторжник – бормотуху. С них толку всё меньше, а побочных эффектов – больше.
Нужно вернуть девку. Без её дара через пару-тройку лет он окончательно сляжет, а затем и отойдет к праотцам.
Оставалось надеяться, что последняя задумка всё же окажется удачной. Столько сил в неё вложено, столько правил, установленных королём, втайне нарушено. Хоть ещё с десяток голов отращивай, чтобы за все совершённые преступления на плахе сложить.
Но пока что на виселицу да в застенки к палачам уходили другие. Ему удавалось выйти сухим из воды уже много лет. Маркиз невольно прибодрился. Не может быть такого, что не выгорит задуманное! Он ведь всё правильно делает: ежели одна попытка не сработает, так вторая уже наготове…
Сзади раздалось деликатное покашливание.
– Господин…
Маркиз обернулся:
– Адриан? Уже отправляешься?
Высокий и статный мужчина в военном мундире кивнул. Хорош собой – светловолосый, лощёный, девицы таких любят.
– Говори, что ты должен сделать?
– Ехать с отрядом в Пятиречье, остановиться на постоялом дворе и ждать. Затем втереться в доверие к девице Антарской и её дружку: если вдруг поганец выжил, они наверняка будут искать следы. Искать придётся долго – баба померла от сердечного приступа, как вы и обещали. Вдобавок эликсир за сутки превратил её мозги в кашу. Некромансерке надо было сразу же её допросить, как скончалась, но кто ж знал?
Светловолосый улыбнулся. Точнее, оскалился, показав зубы. Маркиз невольно поёжился.
– Девица Антарская должна быть доставлена целой и невредимой, ты помнишь? Я тебе и за это плачу в том числе.
– Помню, милорд, – Адриан прищурился. – Позволите забрать её компаньонку?
– Твои пристрастия однажды доведут тебя до застенков Инквизиции, – покачал головой маркиз. – Последняя из девок, что ты тискал две ночи назад, скончалась вчера к обеду.
– Не выдержала моей любви, – вновь оскалился тот, ничуть не смутившись. – Какая жалость. С ней было… неплохо, я бы ещё разок повторил.
– Хватит, не на моей территории. Слуги устали остатки тел в болоте топить. Хочешь, чтобы язык у кого-нибудь в итоге развязался и сюда колдунов с проверкой принесло?
– Нет, милорд, – смиренно склонил голову Адриан. – Поэтому и прошу вас о милости. Если одна пропадёт, вторая всё государство на уши поставит, вы же знаете. Наступит день, когда и к вам в замок явятся, чародеи королевский указ выспросят – и всё, придется уступить. А вот если обе одновременно сгинут, еще и с безродным вместе… Вы только травы той зачарованной мне в дорогу дайте. Сами знаете, без неё с колдунами не справиться.
– Согласен, – чуть подумав, ответил маркиз. – Поступай, как считаешь нужным. Но, сделай милость, не оставляй следов. Если тебя поймают, я всё буду отрицать и ничего не докажешь. А попробуешь меня утопить перед жандармами – не доедешь и до тюремных застенков, понял?
– Конечно, господин, – обезоруживающе улыбнулся Адриан. – Конечно.
Лесными тропами
Глава первая. Зелье от пьянства и наёмные убийцы
Ниенна проснулась на рассвете. Сладко потянулась, перекатилась на бок, провела ладонью по краю перины, набитой пухом, задела пальцами смятый угол льняной простыни, торчавшей из-под плеча спящего мужчины. Подумала – и подползла поближе, прижалась к спине, зарылась носом в тёмные волосы, пахнущие травяным мылом.
Ингвар не шелохнулся. Он крепко спал, и у Ниенны невольно защипало в глазах от нахлынувшего тёплой волной счастья.
Год прошёл с тех пор, как он прекратил на ночь класть рядом с кроватью кинжал, тот самый, с витой рукоятью. Четыре месяца – с тех пор как перестал вскакивать от любого шороха. И три недели – как начал спать спокойно и глубоко без эликсиров Азали, теперь служившей в королевской лечебнице и подвизавшейся на изготовлении снадобий от нервенных болезней. Ибо ментальных целителей на свете мало, а поводов для кручины у честного люда много. Не упыри, так неурожай. Не дуэль младшего сына, оскорбившего честь знатного соседа, так побег просватанной за офицера дочери со смазливым слугой. Не лихорадка, так франц-венерия, не понос, так золотуха. Вот и приходилось лечиться, чем Стихии послали.
В их с Ингваром жизни напастей тоже хватало, чего уж греха таить. Ах, если бы и впрямь эльфовский колдун оказался настоящим Лихом, которое побеждалось отсечением одноглазой головы с плеч! Увы, горести и болезни испокон веков самостоятельно ходили по земле, мучили всякое живое существо. Не зря отцы-благодетели говорят, что человеку вовек несчастий не избыть, слишком уж грешен он по натуре. Будет в жизни много праздности и довольства – не попадёт душа в обитель Милосердной Матери после окончания земного пути.
Но счастье, которое они с Ингваром обрели однажды друг в друге, с лихвой сглаживало все неурядицы. Молодой кузнец охотно делил с ней свой таинственный драконий дар, и вот уже третий год сила Ниенны только росла, а здоровье укреплялось. Больше она не мёрзла и не простывала после зимних патрулей на ярмарке, как бывало раньше.
Сам же Ингвар стал за прошедшие месяцы тише и неторопливее в движениях и речах, а взгляд сумеречно-синих глаз перестал быть колючим, как замёрзшая заводь. Он мог выйти утром в цеха Магни на половину часа раньше, чтобы просто постоять на мосту через Рейну, наблюдая, как пляшут по зеркальной поверхности воды солнечные зайчики – или льдинки, в зависимости от времени года. Или заскочить по дороге в пустующую с утра пекарню Беззубого Ганса, чтобы – немыслимое для ремесленника дело! – сесть за столик у окна и выпить тонко пахнущего чаю вприкуску с имбирными «петушками» или яблочными штруделями, щедро посыпанными сахарной пудрой.
– Ингварка, ну совсем ты с ума сошёл! – то и дело охала тётка Услада, провожая его на службу. – Такие деньги за кипяток с травами платить! Нешто дома ентого чаю выпить нельзя? Или плохи тебе мои ватрушки да бублики? Печка вон справная какая, на той неделе так трубу вычистили, что пламя теперича полыхает – рогатые в Бездне бы обзавидовались! А ты нос воротишь!
И обиженно дула губы, как любая хозяйка, стряпню которой не ценят по достоинству.
Ингвар же со смешком расцеловывал её в обе щеки, заверял, что готовит она лучше всех и он обязательно перепробует все её угощения вечером после службы – и всё равно убегал к Беззубому Гансу или в лавку Осипа Матвеича, где всех страждущих с деньгой в кармане ждали не только лучшие на Кузнечной улице расстегаи с печёнкой да бочковые малосольные огурцы, но и отличный вид на Королевскую площадь из огромного окна, возле которого можно было попить чаю или медового сбитня за дубовым столом.
И Ниенна понимала, почему.
– Не за съестным он бегает, тётушка, – то и дело объясняла некромансерка расстроенной женщине. – А за тем, чтобы полюбоваться Ахенбургом. Привыкает, что теперь живёт в столице и не бедствует. К хорошему-то тоже не сразу приспособиться можно. Это с горем сжиться легче лёгкого: чуть только поддался – а оно тебя уже по рукам и ногам сковало… Дай ему время. Опять же, разве вы нуждаетесь? Или денег не хватает? Гляньте, в каком доме вы теперь живёте, разве не красота?
Услада вытирала краешком фартука намокшие глаза и согласно кивала. Она сама ведь до сих пор стеснялась часто пить чай вприкуску с дорогущим баловством – сахарной головой. Та украсила бы любой купеческий стол, завлекающе сверкая острыми гранями из шуршащего бумажного свёртка. К ней прилагались щипчики, которыми нужно было отколоть, а затем подцепить кусочек сахара и отправить в рот, запивая чаем из блюдца.
К хорошему привыкать оказалось гораздо сложнее, нежели к плохому. Но они очень старались и потихоньку страх нужды уходил в небытие, уступая место тихой радости благополучных и – страшно даже сказать! – зажиточных людей.
Дом Ингвар купил прошлым летом, совершенно случайно. Он планировал разжиться хоромами попроще, комнаты на четыре – им двоим, детям и тётке Усладе с котом Васькой. Тем более денег на счету в дворфовском банке, который ему посоветовал старый Магни, хватило бы с избытком и на два таких домика, если на окраине брать – молодой кузнец давно уже числился не простым мастером, а правой рукой самого господина Брамоса. А рядом с привычными «Сталью» и «Кольчугой» встал третий цех – «Фермуар», метко прозванный среди мастерового люда «бабьей радостью». Именно тамошним хозяйством и заправлял Ингвар. Шутка ли – первый кузнец с дипломом среди подчиненных Магни!
Диплом тот достался непросто, и если бы не помощь декана Рейвана… Ниенна прикрыла глаза и невольно заулыбалась, вспоминая, как настойчиво, по-отечески, магистр убеждал молодого мастера окончить лучшее ремесленное училище Ахенбурга для студиозусов с чародейским даром. Там занимались ребята, чьих сил не хватило бы на пожизненное служение любой из трёх Стихий. Но ремесло, взращённое на маломальских, но все же колдовских способностях, давало молодым подмастерьям серьёзную фору при устройстве на службу. Да и ковать металл или резать из дерева фигурки с помощью толики чародейства всяко легче и интереснее.
Но как же страшно было знакомить декана, человека, приближенного к королю, с хранителем драконьего пламени, чьих предков в своё время люди почти истребили!
И ведь помнила, что именно Рейван отправил её практиковать на дальние рубежи государства, чтобы заодно и найти таинственного мужчину с огненным сердцем. И убеждала Ингвара, что в их знакомстве нет ничего дурного, а покровительство не последнего в столице человека им в любом случае пригодится. Тем более декан сам догадался, что некромансерка нашла того, кого искала, едва увидел её после многомесячного отсутствия. И потребовал представить ему Ингвара, клятвенно пообещав не проболтаться никому.
В итоге после удачного зимнего патрулирования вкупе с закрытой авансом (за убийство волкодлака и остроухого колдуна) сессией разомлевшая от счастья Ниенна уступила его настойчивым просьбам и упросила о том же кузнеца. Встреча была назначена в Академии вечером ближайшей пятницы.
– Какой ему резон со мной знакомиться? – недоумевал Ингвар, идя по коридорам башни боевого факультета в кабинет Рейвана. – Кто я – и кто он? Аристократ, служивший в королевской армии, а теперь наставник лучших боевых магов государства. Не нравится мне это… Может, задумал меня раскрыть?
– Он не из таких, – защищала декана Ниенна, хотя и у неё сердце трепетало от волнения. – Я же тебе рассказывала, друг у него в юности погиб, до сих пор тоскует.
– Но я не его друг, – дёрнул уголком рта кузнец. – Если твой наставник хочет утешить израненную душу с моей помощью, то сразу скажу: идея эта негодящая. К тому же я совсем его не знаю, да и он меня – тоже.
– Ты подожди, не руби сгоряча, – убеждала Ниенна. – Может, он ничего такого и не думал, просто хочет тебя поддержать, в память о старом сослуживце. Да и протекция в столице нужна. Я же не всемогущая. Паспорта новые справить вам с Хеленой и Йоханом получилось, а в более сложных делах как быть? Мало ли, и впрямь нагрянут убийцы в Ахенбург. Так лучше иметь к тому времени защиту статусного лица. В конце концов, в твоей жизни появится ещё один человек, перед которым не надо притворяться.
Пока спорили, сами не заметили, как поднялись на самый верх башни. Дверь в кабинет декана была приоткрыта. Ниенна верила наставнику – но на всякий случай пустила вперед себя поисковый маячок, способный почуять живых существ даже сквозь наведённые чары. Тот, вернувшись в руку, явственно показал: магистр в комнате один.
Внутри царила атмосфера в лучших традициях новогодней сказки: потрескивали догорающие поленца в камине за решёткой, загадочно мерцали золочёные буквы на корешках книг, расставленных в беспорядке по высоченным шкафам. В воздухе разливались ароматы хвои, свежей древесины и клюквенного чая.
Магистр Рейван поднялся из обитого бархатом кресла сразу же, как только гости переступили порог. Судя по всему, действительно ждал. И нервничал.
– Доброго вечера, – ровным голосом сказал Ингвар, и некромансерка невольно вспомнила посиделки у Бажена, когда Герда рассказывала детям байки про упырей, а молодой кузнец тщетно пытался сохранить лицо перед девицей, что была так похожа на сказочную принцессу из его детских снов. Сейчас внутри него бушевали не меньшие страсти.
Рейван не ответил. Он смотрел на Ингвара во все глаза, не моргая и не шевелясь. Лишь незнакомый Ниенне медальон покачивался в стиснутых пальцах.
Некромансерка замерла у двери. В таком состоянии она видела декана боевого факультета всего один раз – в королевской лечебнице после битвы со Скарапеей и откровений, что вытянули из израненной души все жилы.
Рейван наконец отмер, неловко провёл ладонью по лицу, словно смахивая морок, и тихонько рассмеялся.
– А ведь чуял, старый хрен, – прошептал он севшим голосом. – И задницей, и башкой, спать нормально не мог. Говорил сам себе, что так не бывает, что лишь страшные сказки сбываются по щелчку пальцев, а хорошие – раз в тысячу лет, и то если повезёт. Решил – посмотрю, пойму, что сам себе всё придумал, и успокоюсь…
А затем он подошел ближе – растерянный, с полным печали взглядом – и молча протянул Ингвару ладонь с раскрытым медальоном. И Ниенна, высунувшая нос из-за плеча кузнеца, увидела на раскрытых половинках портреты молодых мужчины и женщины, что были нарисованы зачарованным пером. Такие изображения стоили очень дорого, позволить их себе могли лишь аристократы – или дипломированные чародеи, не нуждавшиеся в деньгах.
Девушку, скорее всего, писали со слов возлюбленного – кудрявые светлые волосы, высокий лоб, тонкий нос, лучащиеся нежностью глаза. Образ, больше похожий на чью-то фантазию, нежели на живого человека.
А вот мужчина явно сам позировал мастеру, потому что облик его был выписан со всем тщанием, без малейших прикрас. Хотя он в этом и не нуждался, ибо был хорош собой. Взлохмаченные тёмные волосы едва прикрывали уши, островатый подбородок почти упирался в высокий ворот офицерского мундира. Глаза смотрели на присутствующих с задором, свойственным очень подвижным людям, которые любили повеселиться.
Ровно так же смотрел порой на окружающий мир Ингвар: чуть приподняв брови и едва заметно морща нос.
Даже без чародейских заклинаний на сличение образов было понятно, что оба молодых мужчины – и тот, что лукаво улыбался с портрета, и тот, что стоял теперь в кабинете Рейвана с пришибленным видом, – родичи, пусть и не самые близкие.
Декан первым справился с нахлынувшими чувствами. Всё-таки офицерская выучка и многолетняя служба в армии помогли отточить умение держать себя в руках.
– У тебя наверняка много вопросов, мальчик, – вздохнул он. – Сядь, глотни чаю, а потом мы с тобой поговорим. Расскажу без утайки всё, что знаю.
И перевёл взгляд на Ниенну, которая собралась потихоньку ускользнуть. Уже поняла: беседа будет долгой и очень болезненной. Захочет ли её драконий мужик открываться перед своей девчонкой до такой степени, чтобы показать и самую свою потаённую боль во всей красе?
– Куда собралась, лялечка? Тебя это тоже теперь касается.
Ингвар же просто стиснул её пальцы – торопливо, отчаянно. Шепнул побелевшими губами: «Не уходи!» Уверенность и напускное ехидство осыпались с него, как скорлупа с яйца, явив миру растерянного одинокого мальчишку, которым он был много лет назад – и которым в глубине души до сих пор оставался.
Ниенна сжала его руку в ответ и улыбнулась – с нежностью и ободрением, как взрослая. Она улыбалась не своему возлюбленному, а тому самому напуганному мальцу, который хлебнул так много горя сначала в сиротском приюте, а затем в таборе у цыган. Обрёл новую семью – чтобы спустя десять лет снова её потерять самым страшенным образом.
«Вряд ли в нашей Академии есть хоть один адепт с такими ранами на душе, – вспомнились ей слова Герды. – Разделишь ли ты с ним эту ношу пополам, пока он не оправится?»
«Я бы разделила с ним и большую тяжесть, – думала Ниенна, аккуратно подводя Ингвара к креслам у камина. – И ликование до небес – тоже. С ним я вообще разделю всё, что угодно».
Конечно, кузнец сразу не поверил в то, что погибший почти сотню лет назад друг декана – его дальний родич. Мало ли на белом свете схожих лиц? Однако у Рейвана сохранились остатки треснувшего амулета с кровью Харальда, которую можно было пробудить заклинанием и сличить с той, что текла в жилах Ингвара. Спустя четверть часа стало ясно: да, родственные связи между двумя мужчинами определённо есть.
– Я думаю, прадед, – вынес вердикт Рейван, склонившись над осколками стеклянного шарика, потемневшего от времени и покрытого бурыми пятнами. – А красавица эта, стало быть, прабабка твоя. Я знал, что у Харальда оставалась молодая жена на сносях, и хотел её навестить, как только дадут очередной отпуск от службы. Но степняки тогда как с цепи сорвались, половину года их от ближайших селений гоняли почти ежесуточно. Когда наконец удалось вырваться и поехать к его родне, оказалось, что поместье они продали и укатили куда-то на север.
Ингвар помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем спросил:
– Каким он был?
– Охочим до весёлых шуток, – рассмеялся декан. – Мы как-то по лету в одной из деревенек квартировались, раздобыли тайком от командира бражки целый кувшин, а из закуски – ломоть хлеба с сыром, меньше, чем лялечкина ладошка. Ну, и захмелели вмиг, много ли двум молодым дуракам надо? Затаились в стогу сена и ветер вызывали, чтобы на покосе девкам подолы позадирал… Точнее, я вызывал, потому как сила его только под огонь и была заточена, а мы легенду свято блюли. Но придумал эту шалость Харальд. Девки, не будь дуры, живо вычислили, откуда свистит. Окружили стог с граблями наперевес, глазищами гневно сверкают, косы растрёпанные по плечам вьются, хороши – глаз не оторвать! Обещали сначала нажаловаться командиру за учинённое бесчестие, затем граблями по хребтине отходить. Настоящие, мол, аристократы в королевском дворце на балах пляшут, а не честных девиц смущают, в стоге сена прячась! Пришлось кошель развязывать да за молчание платить, с десяток серебрушек плутовкам раздали. Ну да ничего, мы к ним потом ещё полторы седмицы по ночам бегали…
Рейван поперхнулся, сам себя одёрнул и уточнил:
– Но всё это было до женитьбы Харальда на твоей прабабке, ты не подумай плохого!
Ингвар, судя по виду, и не собирался – его лицо тоже расплылось в улыбке.
Разговор продолжался до самого утра. Хорошо, как чуяли, оставили малыша Йохана на попечении Герды, что обещалась и покормить названного «племянника», и спать уложить, если понадобится. Ниенну саму разморило после третьей кружки ягодного чая, даже колыбельной не понадобилось. Её убаюкали тихие мужские голоса, к которым она в итоге перестала прислушиваться. Свернулась калачиком в огромном кресле, как в детстве, в отцовом поместье, и задремала.
И проснулась на рассвете от дымно-сладкого запаха потухших свечей. Чья-то заботливая рука накрыла её колючим шерстяным одеялом, от которого чесался кончик носа. Она тоненько чихнула в ладошку и открыла глаза.
Ингвар с магистром Рейваном сидели у окна, только тёмные силуэты голов торчали над спинками стульев. За стеклом тянула заунывную песню вьюга, слева тихонько потрескивал камин, и свет от почти прогоревших угольков ни капли не рассеивал тёплую бархатистую тьму кабинета.
Тьма бывает стылой и злой, как в лесу с волкодлаками. Ядовито-жадной и живой, словно в склепе, где прячется очередной кровосос. Выворачивающей душу наизнанку и отнимающей всю радость – когда возникает не снаружи, а внутри.
А бывает тьма как мягкое одеяло, как руки доброй матери. В ней быстрее излечиваются любые раны, хоть телесные, хоть душевные. «Спи, девочка, – ласково шепчет она. – Больше не надо бежать. Больше не надо искать. Было больно вчера и наверняка будет больно завтра, ибо жизнь – штука невероятно сложная. Но сегодня – спи-отдыхай».
– Хочешь, я тебя официально признаю своим сыном? – вдруг раздался в тишине шёпот декана. – Внешнюю непохожесть спишем на покойную матушку, с которой вы якобы на одно лицо. Что ты объявился только сейчас, объясним моими срамными похождениями и нежеланием позорить перед честным народом женщину, что состояла в официальном браке с другим. Мне это ничего не будет стоить, репутация потомственного вояки и декана боевого факультета и без того не подразумевает кипенной белизны. Зато убийцы ваших с Хеленой и Йоханом приёмных родителей, ежели объявятся, триста раз подумают, трогать вас или нет. Нападение на сына аристократа, пусть и побочного – прямой путь на виселицу.
Но Ингвар помотал головой.
– Мои отцы заканчивают ранней смертью, – ответил он сухим надтреснутым голосом. – Раз семья прадеда была благополучной, вряд ли они бросили бы невинное дитя. Если мать меня нагуляла, пристроили бы в другую семью, к надёжным людям. А я жил в приюте самого низкого пошиба, где крысы по ночам маршировали по детским спальням, словно солдаты его Величества на военном параде. Значит, с большой вероятностью родители тоже погибли. Я, может, и мнителен чересчур, да только нехорошая намечается тенденция. Лучше уж вы живите долго. Я никуда не денусь… если позволите.
Последнюю фразу он тоже произнес шёпотом, Ниенна едва расслышала.
– С ума сошёл? – тихонько хмыкнул Рейван. – Я бы сам тебя просто так не отпустил. При добром стечении обстоятельств именно я бы тебе имя в храме давал и небесам показывал, на правах отца, посланного Всеблагим Левием. Значит, наречённым отцом от бога перед людьми для тебя и стану. Мы, чародеи, не шибко религиозны, как водится, но есть правила, которые иногда соблюсти и вовсе не стыдно. Только потом, как случай удобный представится, скажу правду Удмертию с Левией. Не тревожься, они прекрасно знают древние предания и чураться живой легенды не будут. И секрет твой не выдадут даже под страхом смерти. Я лично соответствующие заклинания наложу, они позволят.
Первое, что сделал магистр через несколько дней после разговора, – вместе с Ниенной навестил Ингвара в цехах у Магни. Оглядел скромный угол за шторкой, где кузнец ютился с Йоханом, покачал головой и прямо в лоб спросил про планы на будущее. Услышав, что сейчас главное – заработать денег и снять для себя и брата какую-никакую комнатёнку хотя бы на окраине Ахенбурга, сурово сдвинул брови:
– Никаких окраин. А если убийцы в город таки явятся? Нужно чистое жилье, где можно и мальца растить в нормальном окружении без горьких пропойц и распутных баб. И не в тесной клетушке, в которой только поганому ведру стоять.
– Зря вы так, здесь хорошо, – обиделся Ингвар. – Магни вообще не обязан был приют нам давать, а так живем второй месяц, ни медяка не заплатив. Мужики иногда и за Йоханом присматривают, учат всякому, хотя тоже ничего мне не должны....
– Учат всякому, говоришь? – сощурился декан. – Слышал я, с какими словами два рыжих дворфа тележку с зачарованным углём по двору в соседний цех толкали. У тебя братец сейчас каждую фразу на лету ловит. Хочешь, чтобы он однажды Левию удивил преизрядно богатым лексиконом, с которым только разбойникам на трактах стыдные недуги врачевать?
Ингвар вмиг залился румянцем – видно, Йохан уже выдавал что-то подобное. И Ниенна поспешила вступиться:
– Магистр, насчёт комнат – кто же его возьмет, пришлого, в приличные доходные дома? Нужна протекция известного и добропорядочного лица, а лучше письменное поручительство, да где ж его взять? Магни могут не послушать: он хоть и достойный гражданин Острижского государства, но не человек, а дворф. Его рекомендации далеко не всеми принимаются во внимание. Мы уже пытались…
– Хм, – магистр задумчиво огладил короткую бороду. – Ну, думаю, протекция декана боевого факультета для этих целей сгодится.
– И все решат, что Ингвар действительно ваш внебрачный сын, – рассмеялась некромансерка.
– Еще лучше, – довольно оскалился Рейван. – Тогда вообще его обидеть не посмеют.
Так Ингвар с Йоханом уже к середине января переехали в просторные меблированные комнаты на углу Кузнечной и Свешного переулка. Денег, заработанных под Ночь явления на продаже брошей-букетов, хватило на оплату сразу трёх месяцев аренды.
А дальше жизнь полетела вперёд, будто сорванец на салазках, чьи полозья были смазаны лучшим курдючным жиром. К маю декан Рейван огорошил их еще одной новостью: он договорился с начальством главного ремесленного училища Ахенбурга, из которого выпускали мастеров с чародейским даром, о принятии к себе недоучившегося в малом городишке студиозуса. Объяснил, что хороший парень остался без диплома, когда его училище сгорело и все документы пропали бесследно.
Начальство, щедро подмазанное дорогущими эликсирами от подагры и ревматизма, согласилось принять талантливого юношу по протекции знатного лица даже без вступительных испытаний с помощью Извечной силы. Была назначена лишь ремесленная комиссия, члены которой подтвердили достойные знания приезжего адепта и зачислили его сразу на последний курс, разрешив учиться экстерном.
К следующей зиме Ингвар получил диплом чародея-ремесленника с кузнечной специализацией, а вместе с ним – и новую должность при хозяйстве Магни. Кольчуги и клинки остались в прошлом: теперь он заведовал цехом, где создавались дамские украшения всех видов и мастей. Огненный дар позволял ему выполнять самую тонкую работу, порой даже без инструментов, просто пальцами.
Именно тогда денег скопилось столько, что впору было покупать дом и играть свадьбу. Но пока Ингвар с Ниенной перебирали подходящие варианты, у старого Магни уехало из столицы семейство одного из многочисленных племянников, выставив на продажу двухэтажные хоромы из камня и дорогой илльской древесины, которую не брал ни один жучок-короед. Домище стоял на Купеческой улице, по соседству жили вполне себе приличные – в рамках общества – люди: торговец, сколотивший состояние на солонине, и старая вдова, державшая после смерти мужа небольшую швейную фабрику.
Племянник с семейством оставляли покупателю всё, вплоть до шкафов из морёного дуба, кроватей, в которых уместился бы всадник с лошадью, а ещё гигантских запасов угля и дров в сарае на заднем дворе. В самом же доме на первом этаже была не только кухня с огромной печью, но и собственная банька – не деревянная, привычная любому жителю Острижского государства, а каменная, с сухим жаром.
Вот из-за этой баньки дом и не могли долго сбыть с рук. Купеческий люд, не привыкший обходиться без дыма и пара, отказывался заселяться в хоромы, где обустроено эдакое диво.
– По-иноземному шибко, – ворчали покупатели. – Еще и банька в самом доме! А ну как ночью обдериха в спальню прокрадётся да зацарапает когтищами до смерти? Или другая нечисть объявится? А то и сырость в комнатах разведётся, гнус пойдет да прочая пакость кровопийственная…
И расстроенный Магни однажды предложил его Ингвару, ощутимо уступив в цене. Всех кузнецовых накоплений хватало впритык, и на свадьбу – такую, чтобы широко, с размахом гулять неделю и не упасть лицом в грязь даже перед товарищами Ниенны, аристократами с боевого факультета – пришлось бы снова откладывать минимум год, а то и больше.
От переживаний Ингвар едва не разболелся. Тёр виски на дождливую погоду, жаловался на духоту, как старик, но чаще угрюмо молчал. Выбрать между домом мечты и свадьбой с любимой женщиной (а точнее, данным ей обещанием, которое пришлось бы нарушить) он не мог, и отчаяние сжирало его заживо. Ниенна видела, что с её ненаглядным творится неладное, но с присущей ей мнительностью так и не решилась спросить, в чём дело.
Проблему решила Герда в своём собственном репертуаре: припёрла к стенке сначала одну, потом другого, затем витиевато и от души обложила обоих некуртуазными словами и турнула кузнеца к Магни – оформлять бумаги на залог за дом, пока не нашёлся более сговорчивый покупатель.
– Ты Ниенку за курицу мещанскую, что ли, держишь, которой главное замуж поскорее выскочить, а там хоть трава не расти? – рычала она, да так, что стены цеха тряслись, а подмастерья Ингвара спешно высыпались, как горох, на улицу, якобы полюбоваться погожим зимним деньком. – Приводить её после свадьбы ты куда собрался, в халупу на окраине, где кошке гадить тесно? А дети пойдут – Всеблагому Левию поклоны бить будешь, чтобы по милости своей к зайкам и лужайку подбросил?
– А обманывать с женитьбой Ниенну лучше? – повышал в ответ голос Ингвар. – И так на меня мужики косо смотрят, что второй год девчонке хорошей голову морочу!
– И третий поморочишь, и четвёртый, – валькирия даже бровью не повела. – Для вашего же общего блага. Окольцеваться всегда успеете, дурное дело нехитрое. Тем более до окончания учёбы она в любом случае живёт в Академии. А дом такой может больше и не подвернуться…
Через полтора года после заселения в комнаты доходного дома Ингвар покинул их с телегой пожитков и младшим братишкой – чтобы въехать в новое жилище, о котором он всю жизнь мог только мечтать. Подобного богатства не было ни у кого из его старых знакомых, и у приёмных родителей тоже. Но почивать на лаврах кузнец не собирался. Едва обустроившись, стал брать ещё больше работы – отложенная свадьба не давала покоя, сидела в душе, как заноза.
