Наталья Борисовна Русинова
Terra Mirus. Тебе не кажется
Но Гелиос только хмыкнул, взял нетронутый кофе со стола и тоже пересел на кровать, сложив ноги под себя. Лохматый, с пузатой чашкой в руках, в смешных вязаных носках, берегущих ноги от холода, он выглядел таким домашним и уютным, что девушка окончательно перестала его бояться.
Сокол протянул руку, почесал мурчащего котенка за ухом и начал рассказ.
– Это случилось чуть больше десяти лет назад, когда повелитель Гаруда привез из вашего мира очередную диковинку, называемую палаткой. Чудесная вещь – легче походных шатров, быстрее разбирается и собирается, занимает меньше места…
– И горит за пару минут, – ахнула Июлия, вспомнив рассказ Индры у костра в ту ночь, когда спасали Витта. – Ты был тем огневиком?
– Знаешь эту историю? – невесело усмехнулся Гелиос. – Да, я. И признаюсь честно, никогда за всю жизнь мне не было так страшно. Я с детства знал, что огонь станет моей боевой стихией, с тех пор, как случайно подпалил сарай в загородном доме отца. И владел магией я, как своими пальцами на руках. Но этот огонь меня не послушался.
Он вздрогнул, погружаясь в воспоминания.
– Я проснулся от страшных криков рядом – парни горели заживо и остановить этот ужас я не мог. Уже потом мне рассказали о химии, из которой делают материал для палаток, и что затушить ее невозможно ничем. Счет шел даже не на минуты – на секунды, и тогда я в отчаянии вызвал свой огонь, которым подавлял ядовитое чужое пламя с его испарениями, пока остальные выбирались наружу. Спали мы впятером, все остались живы, хоть и с ожогами, один страшнее другого. А я вдобавок перегорел внутри от напряжения и потерял сознание, а когда очнулся в лазарете, понял, что ничего не вижу…
Гелиос стиснул кулак, аж костяшки пальцев побелели. Июлия едва сдержала желание обнять его, чтобы разделить тот страшный день на двоих.
«Почему он молчит о таких вещах, выпячивая лишь злой сарказм и самовлюбленность? – думала она. – Ведь ее в нем не так много, как сам хочет показать!»
А рыжий, не догадываясь о терзаниях феи, продолжал говорить.
– У меня блестяще складывалась военная карьера, я в двадцать два года уже смог купить дом неподалеку от дворца повелителя, имел богатство, почет и славу. И любовь женщин, конечно, – Гелиос усмехнулся. – Удивительно, но репутация ослепшего ради спасения товарищей героя только прибавила мне очарования. В итоге мне выделили личные покои в самом дальнем крыле лазарета, так как количество дев, желающих навестить покалеченного воина и утешить его в момент тяжелого недуга, росло с каждым днем. Главная целительница сначала ругалась, а потом плюнула и сказала, что, если уж ее заведение становится филиалом храма Утешений, пусть это будет как можно незаметнее для остальных пациентов.
Июлия не выдержала и хихикнула.
– Я тоже очень быстро просек, что зрение для романтических встреч не особо нужно, – уже привычно осклабился рыжий. – Так и жил себе, надеясь, что меня в скором времени вылечат. Но через месяц после случившегося заявился отец и сообщил, что с нами готовы породниться сразу три знатных рода, живущих в Аквиллариуме, надо только выбрать самую выгодную партию. И увечье мое не пугает ни невест, ни их семьи. Что неудивительно – повелитель выдал мне орден за заслуги, который в моем возрасте никто еще не получал, а еще выплатил такую компенсацию за спасение ребят, что я мог до конца жизни купаться в золоте, как сумасшедший богач. Я сначала не понял, к чему он клонит, начал заверять, что обязательно поправлюсь и вернусь в разведотряд, и жениться мне сейчас вообще не с руки. А отец сочувственно, как маленького, погладил меня по голове и сказал, что целители не дают благоприятных прогнозов, для восстановления глаз может понадобиться вся жизнь. И лучше ее вместо этого потратить на выгодный брак с невестой из приличной семьи, это будет… полезнее для рода Ульвара. И вообще, пора бы мне уже остепениться.
– И жить по закону жанра с некрасивой или сварливой женой, на которую бы здоровый не позарился, несмотря на родовитость, – угрюмо поддакнула Июлия. Злость на неизвестного ей сокола, готового ради выгоды пожертвовать искалеченным сыном, ткнулась в висок холодной иглой.
Рыжий подавился отпитым кофе, едва не выплюнув его на пол, а затем расхохотался.
– Не думал, что могу услышать подобные слова от тебя, птичка. Но ты права. Сам факт, что меня могут продать, как племенного быка тому, кто заплатит больше всех, отравлял душу ядом. И я поклялся, что наизнанку вывернусь, но восстановлю глаза и вернусь на службу. Целители честно признались – процесс будет долгим и дорогим, и гарантий никаких нет. Цену назвали неподъемную, и компенсации не хватало, я всерьез думал продавать дом и жить в казармах, пока не скоплю на новый, потому что возвращаться к родителям после таких разговоров было противно. А повелитель через Рагнара передал мне, чтобы я не дурил, и сам полностью расплатился с лазаретом. Я же девиц разогнал и начал заниматься без устали по методикам, что лекари советовали. Спал с целебными кристаллами на веках, ежедневно закапывал в глаза десятки снадобий. И спустя полтора года зрение вернулось. Только отец обиделся, словно я нанес ему душевную рану, и не разговаривал со мной еще два года…
«Вот потому ты и мечешься по чужим койкам да веселым компаниям, нося на себе образ легкого на подъем раздолбая, с которого любые взятки гладки, – подумала Июлия, надеясь, что к многочисленным талантам рыжего не относится чтение мыслей. – Готовый, чтобы приняли тебя хоть где-нибудь, раз уж в собственной семье ты чужой. Вот откуда и щедрость, и дорогие подарки девицам. И отношения лишь с теми, чью любовь можно купить, зато с гарантией».
Ей вдруг стало невыносимо грустно.
Гелиос отхлебнул из кружки, помолчал пару минут. За окном по листьям плюща уютно шуршал долгожданный дождь.
– Поначалу я был счастлив, с радостью вернулся в разведотряд. Но потом начались проблемы: после каждой стычки или тренировки, где приходилось колдовать, меня скручивало от боли в ладонях. Целители долго не могли понять, в чем дело, пока однажды не ушли мы на задание с валькириями. И старшая их боевой ватаги, посмотрев на мои руки и заглянув в голову, как они умеют, установила точную причину.
Он дернул за шнур, включая люстру под потолком, и протянул Июлии ладони, чтобы та увидела много мелких и едва заметных глазу шрамов, испещривших кожу.
– Огневики считаются самыми сильными из стихийников, наш дар поддерживает внутренний жизнеогонь. А мой после случившегося ополчился на данную мне ипостасью магию, и стал ее подавлять. Болью, различными вариантами недомогания, ночными кошмарами. Валькирии говорили, нужно лечить разум, который так сильно испугался ядовитого непокорного пламени, что отвернулся и от собственного естества. Но наши целители ничем мне помочь не смогли.
Гелиос нервно дернул уголком рта и закончил историю.
– Приходилось терпеть. Заживлять шрамы по ночам, спать с перебинтованными руками, а еще сцеживать часть жизнеогня с помощью кровопускания. Здоровье у меня железное, поэтому помогало ненадолго. Так я и жил, пока не встретил одну миленькую феечку из рода фейри, которую сначала обидел по дурости, но потом возблагодарил всех богов, что это сделал. Как бы я иначе понял твою особенность?
Июлия сидела молча, пытаясь переварить услышанное. Бестия вернула ее в реальность, ткнувшись головенкой в руку – чего, мол, сидишь без толку, гладь давай.
– Получается, я оттягиваю часть твоего жизнеогня, давая возможность колдовать без боли? И не ограничивать себя в использовании стихии на полную мощность?
– Именно, – кивнул сокол. – С начала жизни в крепости я впервые за много лет не пользуюсь заживляющими средствами, мне просто это не нужно. И творю тонкую магию, тренирующую ловкость пальцев. До этого не мог, я же постоянно их колол, чтобы сливать кровь.
Гелиос встал, прошелся по комнате, разминая затекшие ноги, а потом снова взглянул на Июлию.
– Поэтому пусть думают, что хотят, пусть Ровена злится, она просто безмозглая дура и ничего не понимает. Я прошу, продолжай делать то, что ты делаешь, и сейчас, и после победы над белобрысыми, если мы выживем.
– Конечно! – с радостью согласилась Июлия. – Я помогу тебе, а ты мне, и обоим станет намного легче.
– Вот и славно, – и рыжий впервые улыбнулся ей приветливо и открыто, как другу. – Кстати, раз уж нам оказалось полезным проводить время вместе, я могу заодно заняться твоими тренировками. Кое в чем магия наших народов совпадает, например, в творении иллюзий.
– Самое бестолковое умение, – с досадой фыркнула девушка и тоже встала. – Ищейкам с белобрысыми красивые картинки показывать?
– Не скажи. Иллюзии могут быть очень опасными для врага и отличаться от реальных существ из плоти и крови только своей недолговечностью. Завтра на закате продемонстрирую несколько фокусов, думаю, тебе понравится.
В эту ночь впервые за долгое время Июлия засыпала легко, без мрачных мыслей. Даже противная знахарка Ровена больше не несла угрозы для ее репутации. Рыжий сокол, сам того не осознавая, не только снял с души феи огромный камень, но и в очередной раз повел себя, как настоящий рыцарь и защитник из волшебной сказки.
«Права была Кира, – с улыбкой думала Июлия, проваливаясь в сон. – Наши парни действительно самые лучшие».
**
Рику в эту ночь не спалось. Он без перерыва ворочался с боку на бок, а когда проваливался в дрему, тут же начинал храпеть и будить жену. Сам на себя досадуя, он встал, оделся и пошел на кухню заварить успокаивающего чаю с иномирными травками.
Циферблат на стенке возле холодильника показывал второй час, но сон, как оказалось, не шел еще и к семейству дворфов. Они сидели за обеденным столом, доедая вприкуску с чаем остатки пряников из пекарни фазана Мебиуса, переданных вместе с целительницей. Рик уже хотел повернуть назад, но Гиннар увидел его и замахал рукой, приглашая присоединиться.
Изрядно удивившись, Рик присел напротив Зигфрида. Тот поднял на него глаза из-под кустистых рыжих бровей и тихо шепнул:
– Спасибо тебе. А то уже сколько дней прошло, а я так тебя и не поблагодарил…
«Кажется, исцеление волшебной настойкой проходит благополучно», – сообразил Рик, и тут же смутился.
– Да ладно, чего уж там, главное, мы выбрались живыми и сейчас все в порядке.
– Нет, не ладно, – вдруг возмущенно хлопнул ладонью по столу Гиннар. – У меня характер, конечно, не сахар, да и все вы тут, мягко говоря, не драгоценные камушки из казны соколиного правителя. Но ты спас моего сына, рискуя собой. А никто в обоих мирах не смеет упрекнуть старого Гиннара в неблагодарности. Говори, чего тебе хочется, и не смей отказываться, обижусь, ей-ей!
Рик от неожиданности едва не просыпал мимо чашки успокоительный травяной сбор.
– Я даже не думал о какой-либо компенсации, – честно признался он. – И не знаю, чего мне хочется.
– Как так? – всплеснул руками старик. – Мы же мастера на все руки! Хошь, ковер-самолет тебе сделаем быстрее, чем у соколиного главнюка? Или ящик музыкальный, который песни орать будет целыми днями без подзарядки?
– Или колесницу, как та, на которой мы драпали, – добавил полудворф, почесывая рыжую бороду.
– Не-не-не, вот без колесницы я точно обойдусь, – Рик содрогнулся, вспомнив скачки по небу, земле и воде, после которых желудок пришел в норму лишь через сутки. – И ковер мне без надобности, куда я на нем? Чтобы соседку нашу до инфаркта довести? Ее же удар на месте хватит, если вдруг увидит, что мы по небу летаем…
И замолчал, внезапно вспомнив любимый и очень старый фильм из ныне запрещенных.
– А вот идея насчет полетать здравая, – медленно произнес Рик, думая о своей самой иррациональной детской мечте. Кто сказал, что нельзя ее воплотить в жизнь, если сама судьба предлагает ценный дар? – Может, соберешь мне штуку типа ранца, которая на спину вешается и позволяет держаться на высоте за счет извергаемого пламени? Фильм раньше показывали, где наемник в броне и шлеме летал на подобном устройстве, и стрелять мог с воздуха, у него в наручах были лазеры…
– Это где чудик маленький и лопоухий был, зеленого цвета? – обрадовался Зигфрид. – Я тоже его смотрел. Там еще главный злодей пыхтел, словно у него болезнь легочная.
Полудворф смешно выпучил глаза, протянул вперед руку со скрюченными пальцами, пошевелил ими у Витта перед носом и просипел:
– Познаааай теооомную сторону!
– Спасибо, предпочту печеньки, – с достоинством ответил Витт, беря с тарелки еще один медовый пряник, а затем оба покатились со смеху.
– Добро, – кивнул Гиннар, с улыбкой наблюдая за младшенькими членами своей септимы. – Я по кину, особенно старому, не спец, потому ничерта не понял, о чем вы говорите, но штуку подобную склепаю и без чужих подсказок. Броню, наверное, всю не успею собрать, есть у меня ощущение, что заварушка с нефилимами вот-вот начнется. Но ранец и шлем попробую сварганить. Завтра приходи с утречка снимать мерки.
**
За неделю до окончания лета в лесу ощутимо похолодало. Ночью моросило, днем временами налетал пронизывающий, почти осенний ветер. Нынешним утром он не только высушил мокрую траву, но и сдул с балкона Эльзы купальник. Нашли его около заводи молодые соколы, о чем тут же громко и со смехом возвестили окружающему миру, попутно высказав желание примерить сию дивную красоту по очереди. Разъяренная драконица со скандалом отняла у них пикантный наряд, пообещав сгоряча, что примерит каждому по очереди обгоревший саван с белыми тапочками, если невоспитанные поганцы не прекратят дурить.
– А натянули бы общую бельевую веревку, одну для всех, как я месяц назад предлагал, такого сраму бы не случилось, – ворчал старый дворф за послеобеденным чаем.
– Был бы другой срам, – выразительно подняла брови Ксана.
– Ну и ищите в таком случае свои панталоны по всем ближайшим кустам, – хмыкнул Гиннар. – Вторая связка прищепок за месяц ушла с концами, вы их с маслом едите, что ли? Начну поштучно выдавать каждому, надоели!
– Тебе завхозом вместо меня надо работать, – рассмеялся Рик. – Будет каждая вещь наперечет.
– А потом меня посадят за убийство, потому что я бы половине ваших ротозеев голову открутил за беспорядки на полках и в инвентарных книгах. Нет уж, спасибо, сами свой бардак разгребайте.
– У тебя, между прочим, тоже вечный бардак на рабочем столе, – сказал Артур. – Какое-то гайки, склянки, железки…
– Много ты понимаешь, ученый, в тесте печеный, – поморщился дворф. – У меня каждая вещь на своем месте лежит! А вместе они – животворящий хаос, из которого растут новые идеи.
Тем не менее, на закате веревку все-таки пошли натягивать. Но поскольку у всех резко появились важные дела, задачу пришлось выполнять Илоне с Кирой. Валькирия проворно вбила в землю столбы, мстительно воткнув последний прямо в заросли крапивы, а Илона натянула между ними тоненький канат. Закрепили его на ближайших деревьях.
– И вроде труда от силы на полчаса, а как будто мешки ворочала, – выдохнула Илона, вытирая вспотевший лоб, а затем взглянула на луг и замерла. – Стоп, а куда это рыжий Июльку повел?
По тропинке за речкой, ведущей на луг с люпинами, поднимался размашистым шагом Гелиос, ведя за собой фею, одетую в потертый синий костюм механика. Светлые волосы были заплетены в косу, не такую длинную, как у Киры, но уже спускающуюся ниже лопаток.
А еще сокол держал Июлию за руку, и та вела себя абсолютно спокойно, словно воспринимала его действия как должное.
– Это я сейчас вижу то, о чем думаю? – обалдело шепнула Илона подруге.
– Увы, нет, – фыркнула валькирия. – Сейчас он просто кормит ее фейскую сущность жизнеогнем через прямое прикосновение. Конечно, легче было бы действовать, хм, иным путем, более простым и приятным. Но Июлька на такое не согласится, воспитание не позволит и моральные принципы. А Гелиосу, как оказалось, это тоже для здоровья полезно, вот они и держатся вместе. Спасибо Ровене, что своим скандалом открыла обоим глаза.
– Звучит отвратительно, если честно, – Илона невольно поежилась. – А Рагнар как отнесся к тому, что у одного из его лучших бойцов жизненную силу тянут, еще и у всех на глазах?
– Я слышала, как Юлиан осторожно спросил, понимает ли командир, что происходит между феечкой и рыжим. А тот без тени улыбки заявил, что да, идет процесс превращения беспутного шалопая в нормального мужика, и нечего посторонним совать в него свой нос.
– Во дела, – ошарашенно покачала головой Илона. – С другой стороны, если им так комфортно, почему бы и нет?
– Вполне комфортно, соколы сильнее людей, как и драконы. И вообще, я думаю, наша нежная девочка если и выйдет замуж, то за иномирца. Не знаю уж, за рыжего или нет, но с человеком у нее однозначно ничего не выйдет. Она привыкнет питаться жизнеогнем, и с людьми будет сходить с ума от тоски и голода. Значит, впереди замаячат проблемы и неудачи, а то и вдовство раннее, упаси боги. Зачем такие мучения, когда можно жить припеваючи, дольше обычного сохранять молодость, красоту и здоровье, да еще с мужем-красавцем постель делить и детей растить?
– Лишь бы в башне ее в итоге не закрыли, – фыркнула Илона. – С другой стороны, ее попробуй закрой, она в окошко улетит и проклятие запершему благоверному на прощанье оставит.
– Ну, так далеко я бы не загадывала. Пока что единственный возможный благоверный собирается всего лишь тренировать Июльку в вопросе создания иллюзий. Они несколько дней назад начали, вчера даже попробовали дракона сотворить, но ящер не взлетел, крылья вроде не под тем углом встали. Рыжий потом половину вечера ей строение крыла рептилии объяснял, еще и Айрела привлек как наглядное пособие…
Рабочая радиотрубка Киры, лежавшая на балконе, внезапно разразилась тревожным верещанием.
– Да чтоб вы стухли! – выругалась валькирия, бросая остатки веревки на землю. – Неужели опять в ночной патруль выходить некому? Если выходные на завтра и послезавтра не дадут, не буду соглашаться, пошли вон! Пусть начальники отделений выходят, а то как ликероводочные и сладкие конфискаты жрать и премии за доблестный труд получать, так они первые. А как на очередных спортивных соревнованиях выступать или в самый поганый район на рейд выходить, так пожалуйте, Кира Дмитриевна, на вас вся надежда! Конечно, на кого ж еще? Я столько за день не съем, сколько они за один обед лопают!
Бурча, как старый дворф, валькирия поковыляла в крепость, оттягивая встречу с неизбежным. Илона направилась следом, думая о том, как они все-таки устали, если даже у потомка легендарной девы-копьеносицы сдали нервы.
Пока они шли, трубка успела упасть на пол, не прекращая звонить и вибрировать. Чертыхнувшись, Кира нажала на зеленую кнопку и рыкнула в микрофон.
– Слушаю!
– Кирочка, милая, простите за беспокойство, – запричитал в трубке старческий голос. – Не стал бы вас тревожить, знаю, сколько вы трудитесь, но прошу вас, уделите мне минутку…
Бормотание показалось Илоне смутно знакомым.
– Кира Дмитриевна, пожалуйста, выслушайте! – шептал тем временем старик, давясь словами. – Вы добрый человек, я знаю, вы с Илоной Владимировной дружите, я видел вас вместе в нашей богадельне, и слышал, как вы проверки проводите, вы ее покрываете, я уверен! Но не бойтесь, я никому не скажу, только помогите ей, прошу вас! Мне бояться уже нечего, я отжил свое, а она ведь еще молоденькая… Скажите ей, пусть не приходит на работу!
И в трубке раздались уже полноценные всхлипывания.
Прежде, чем Кира успела сказать хоть слово, Илона поняла, кто плачет на том конце провода. Она моментально выхватила у валькирии трубку и прижала ее к уху, чтобы лучше слышать.
– Василий Иванович, я здесь, – тихо сказала она, стараясь не глядеть, как ошарашенная подруга вертит пальцем у виска.
– Илоночка, родненькая, – старик всхлипнул еще раз, и у Илоны засосало под ложечкой от тревоги. Ни разу за все время ее работы в Доме призрения крепкий телом и духом ветеран не позволял себе ныть и жаловаться, даже когда у него выкручивало перед плохой погодой суставы. Неужели случилось что-то страшное?
– Придумай, что угодно, заболей, уволься, только не возвращайся! Тут господа Великие приходили за неделю уже дважды, спрашивали про тебя. Говорят, тебя на Перерождение отправить хотят, станешь такой же, как они… Только смотрю на них и не верю! Может, я на старости лет уже разума лишился, только мнится мне, что не ангелы это, а те самые бесы, которыми люди друг друга пугают. И пусть меня покарают за хуление новой власти, не могу я больше молчать!
– Василий Иванович, вы где? – ахнула Илона. – Надеюсь, не в Доме призрения? Услышат ведь и проблем не оберешься, и вас вычислят, и нас!
– Дочка, я войну прошел, – усмехнулся старик сквозь слезы. – Ты думаешь, я не научился в свое время прятаться от вражин подлых и путать следы? Разум у меня пока что не отказывает. Сейчас я с телефона-автомата говорю, который за городом едва ли не в чистом поле стоит, на автобусе доехал, как приличный. А потом поеду к товарищу, он в городе живет, переночую у него. В богадельню не вернусь, сил моих больше нет. Господа Великие сегодня ребят твоих забрали, и никто ни слова не сказал, они еще и сами пошли, несмышленыши глупые…
Илона не успела окончательно осознать услышанную новость, а дурнота холодным комком уже поползла от груди наверх, сдавливая гортань.
– Ребят забрали? – с трудом прохрипела она. – Скольких?
– Не помню, кажется, человек десять, – ответил Василий Иванович. – Мишку с Илюхой, Женьку, Ниночку кучерявую… Сначала вроде в бани поедут, а потом на сопки, где горнолыжка была. Заявили, что ты с ними встретишься, когда из отпуска выйдешь, но в интернат не вернешься. А у сиятельных господ в гостях можно будет с тобой регулярно видеться. Они и ринулись скопом, как котята неразумные.
Илона облокотилась спиной на кварцевую балконную дверь, тяжело дыша.
– Василии Иванович, в городе опасно. Давайте, мы вас заберем в ближайшее время к себе. Вот только…
Она помялась, набираясь с духом.
– У нас тоже нелегко, и люди, которые нам помогают, не то чтобы люди.
– Я уже догадался, услышав истории про бесов с крыльями и ярмарку, – тихо ответил ветеран. – Видел я подобных. Товарищ мой фронтовой в ящера огромного превращался. Я думал, в первый раз умру, как увидел, а потом ничего, привык. С ним наш взвод поражений не знал. Погиб он, правда, в самом конце войны, когда мы в засаду попали. Только никому я про это не говорил, боялся, в дурку упекут.
– Ох, мама дорогая, – Илона вытерла пот со лба. Спина тоже моментально взопрела от беспокойства. – Василий Иванович, миленький, берегите себя. Не высовывайтесь, не рискуйте, не лезьте на рожон, увидите Великого – поклонитесь с почтением и пройдите мимо. Мы приедем за вами, совсем скоро.
Она записала название автобусной остановки на клочке бумаги, сбросила звонок и закрыла глаза. Слезы моментально заструились по щекам. Бездонное отчаяние, страшное и тяжелое, как скала, захлестнуло рассудок.
– Кира, ты слышала? – шептала она, как безумная, даже не пытаясь унять дрожащие руки. – Ребят забрали, ты поняла? Детей забрали, не по виду, а по разуму, но детей! Вот что имела в виду Алиса, вот о чем говорил нефилим рептилиям во время того поганого ритуала. И со дня ярмарки как раз две недели прошли…
Лицо валькирии побелело, словно рассыпанная мука в складских ящиках. Она стиснула зубы, вдохнула и выдохнула несколько раз, пытаясь успокоиться, взяла трубку со стола и набрала номер.
– Аделаида Степановна, это вы? – заговорила она спокойным голосом, будто ничего не произошло. – Простите, что звоню в нерабочее время, мы сейчас делаем сводки по нашим подопечным во всех Домах призрения. Сколько вернулись домой, сколько перевелись в другие учреждения… И скольких господа наши Великие для своих нужд забрали.
Видят боги, никогда Илона так не жаждала скандала со стороны вредной наставницы северного интерната. Пусть скажет: «Да вы что, рехнулись там со своими отчетами, никого у нас не забирали! Кого бы мы отдали просто так? Это наши подопечные, и мы за них ответственность несем!»
Но Аделаида, пожевав губами, ответила:
– Сколько по домам разъехалось, я сейчас не вспомню, надо документы поднимать. За последний год перевелись четверо. А вот скольких забрали, я вам сейчас скажу. С момента появления сиятельных господ в нашем мире по десять человек каждые два года. По традиции, сначала в городские бани везут, там парят и отмывают до скрипа, потому как грязными невозможно войти в оазис, где живут благородные Великие. Говорят, нашим неразумникам там нравится, они письма иногда пишут, такие, что аж завидки берут…
Она помолчала и в сердцах добавила.
– Хоть бы всех уже забрали, а то достали они ныть, почему одним везет, и они живут бок о бок с нашими благодетелями, а другие в приюте скучному распорядку дня подчиняются!
– Спасибо, Аделаида Степановна, – просипела Кира. Видимо, голос от переживаний тоже сел.
Валькирия положила трубку и несколько секунд сидела, уставившись в пустоту перед собой.
– Бред какой-то, не может быть! – вскочила она и нервно зашагала по балкону туда-сюда. Затем резко повернулась к подруге. – Илона, у вас забирали кого-то еще за десять лет?
– Нет, Кир. Но у нас под людей с поражением интеллекта всего двадцать пять мест. Больше взять не можем, профильных сотрудников, способных с ними работать, всего трое – я, Оля и Женька Валентинович, и вакансий для расширения нам не дают. В северном Доме семьдесят специалистов с этой категорией взаимодействуют, потому там и подопечных почти четыреста человек…
– Логично, – кивнула валькирия. – Со всех населенных пунктов насобирали. Великое Солнце, что же за нелюди они проклятые? И как Полиция нравов такое прозевала? И почему я ничего об этом не знаю, и даже ребята мне не говорили на личных встречах?
Она присела на соседний стул и уронила лицо в ладони.
– А кто бы ими интересовался? – тихо сказала Илона. – Они инвалиды, еще и с олигофренией. Их во все времена запирают под замок, чтобы приличным людям глаза не мозолили, собственные семьи с облегчением спихивают заботу о них на государство, а потом практически не навещают. Если и родня не беспокоится, остальным тем более наплевать. А найдется неравнодушный сотрудник, который заподозрит неладное и напишет заявление моралфагам – пойдет потом сам под трибунал, как хулитель новой власти. А ребята молчали потому, что им стыдно: товарищей по приюту забрали к господам Великим, а их – нет, значит, плохие, недостойные. Ты же слышала, едва ли не дерутся за то, чтобы их первыми увезли.
Илона вытерла слезы и долго смотрела на закат, догорающий над темными сопками. От закипающего внутри гнева трясло, каменный балкон словно гудел под ладонями. Земля отзывалась на ее ярость и тихонько напевала звоном в ушах – только позови, только пожелай…
– Кира, я не отдам их этим тварям, – сжала она кулак. – В бани, значит, их повезли? Так я эти бани разберу по кирпичику и на воздух подниму, если надо, но ребят освобожу!
– Тише, тише, не спеши, – валькирия положила ладонь Илоне на плечо. – Пойдем другими путями. Я позвоню туда и узнаю, можно ли прямо сейчас забронировать парилку на десять человек. Скажу, что пьяниц ловим, а как поймаем – надо их срочно на исправительные работы определить, а до этого помыть да побрить, потому и хотим приехать после наступления комендантского часа.
Столб с натянутой веревкой, стоящий в крапиве, накренился и со скрипом рухнул в зеленую поросль. Кира проводила его тяжелым взглядом и отрешенно махнула рукой.
– Конечно, в бане мне откажут, потому что большая парилка у них одна, и сейчас она занята, зато любезно сообщат ближайшее свободное время. Так мы поймем, когда примерно их увезут. Подкараулим машину на выезде из города, я знаю дорогу, по которой они будут добираться. Вряд ли они поедут в огромном кортеже с ищейками, он слишком заметный.
– Так улицы нынче после восьми часов пусты, кто их увидит?
– Кто-нибудь да увидит. Не будут они так рисковать. До этого времени заберем твоего старика. Кстати, почему вдруг он ветеран?
– Потому что участник Главной войны. Ученым был, оружие изобретал, ну и на фронте воевать довелось, – Илона с недоумением уставилась на валькирию. – Ты не знаешь историю мира, в который переехала?
– Как раз очень хорошо знаю. Какой сейчас год?
– Одиннадцатый год светлой эпохи Всеобщего равенства, – заученно оттарабанила Илона.
– А по старому стилю? – спросила валькирия, выразительно подняв брови.
– Эммм… Две тысячи тридцать восьмой.
– А Главная война когда случилась?
Илона помнила эти цифры назубок, их в свое время заучивали и в детском садике, и в школе, а потом в университете. Но сложить одно к одному она почему-то догадалась только сейчас. Кровь жаркой волной прилила к щекам, и она ахнула, зажав рот.
– Вашему ветерану, если он действительно был ученым на момент начала военных действий, сейчас минимум сто тридцать лет, – сказала Кира, подтверждая ее догадку. – Многовато для простого человека, как думаешь?
– Я ничего уже не думаю, у меня разум вытек из ушей, – простонала Илона, держась за балконные перила. – Неужели он тоже… из ваших?
– Выясним, – ответила валькирия, вставая. – Пошли, сообщим нашим нерадостные новости, а затем соберемся за стариком и детьми. Попутно надо весточку передать соколиному правителю, чтобы подготовил армию в считанные часы. Больше ждать нельзя.
**
Полночь накрыла город тяжелым свинцовым одеялом, давящим на виски. Отчаянно, до дурноты хотелось кофе. Как назло, в период стресса у Илоны просыпался зверский голод. Она посмотрела на проплывавшую мимо круглосуточную заправку с покосившейся вывеской на ларьке со здоровыми перекусами и жалобно вздохнула.
– Можем заехать, – тут же шепнула Кира, с тревогой наблюдавшая за подругой весь вечер. – Рагнара нет, на мозги капать никто не будет. А заправиться все равно надо.
– Мне тоже захватите, – в щели между передними сиденьями блеснули глаза Айрела. – От ваших новостей не по себе, весь аппетит перебило, но надо что-то в себя впихнуть, иначе скрутит желудок часа через три.
– Братец, ты же людей в юности жрал и не морщился, – фыркнула Эльза, ехавшая четвертым пассажиром в Кириной машине. – Откуда вдруг такая чувствительность? Я согласна, что ситуация очень неприятная, но не до такой степени, чтобы аппетит портить…
– Много ты понимаешь, – скрипнув зубами, ответил дракон. – Да, я тысячу лет назад ел людей, и этого не скрываю. Только вот детей и убогих никогда не трогал, совестно было. Рыцарей, желающих на дармовщинку поживиться драконьими сокровищами, с избытком хватало.
Он открыл дверь автомобиля и размашистым шагом двинул к заветной вывеске. Пока Кира заправляла машину, Айрел, рассыпавшись в любезностях перед продавщицей, добыл четыре слоеных пирожка с вишней без сахара, два стакана с чаем и – в знак особого расположения – еще два стакана с кипятком, а к ним и старые пакетики растворимого кофе.
