Людмила Георгиевна Головина
Тайна замковой горы
117. Второй белый камешек
Давным-давно Полина на спала так крепко и безмятежно. Её сон был глубок и сладок, как у маленького ребёнка, не имеющего никаких забот и печалей. Даже не снилось ничего. Но перед пробуждением она всё же увидела сон, и он был так прекрасен и упоителен, что каким-то краешком своего сознания Полина решила остаться в нём как можно дольше.
Она плыла по цветочному морю. Да, в этом море не было воды, только цветы, цветы, цветы… Они были невесомы, и невесомой была сама Полина. Она ныряла в душистые цветочные волны, а потом выплывала и долго лежала на спинке, глядя в небо, которое тоже было из цветов. Странно, но Полина совершенно не удивлялась, что оказалась в таком удивительном месте, она только наслаждалась нежными прикосновениями лепестков и их ароматом.
И вдруг в этом зачарованном мире, который ни за что не хотелось покидать, прозвучал вполне земной, хотя и родной и любимый голос:
– Радость моя, милая, пора вставать!
Полина сделала отчаянную попытку нырнуть с головой в цветочное море, но оно почему-то стало бледнеть и исчезать. Тогда она протянула руку в то, что было явью, нащупала край простыни, которой была укрыта, и попыталась натянуть её на голову. Но сильные и ласковые руки не позволили ей этого сделать. Более того, на своих губах она почувствовала нежный поцелуй. Пожалуй, это было даже приятнее, чем цветочное море, но сон держал крепко, тем более, что хотя цветы и исчезли, но продолжали благоухать.
– Просыпайся, милая, – продолжал уговаривать голос. – Ты ведь не хочешь проспать все те дни, которые нам подарены для нашего счастья? А кроме всего, твой муж проголодался и очень хочет с тобой позавтракать, хотя уже и время обеда!
– Сколько времени? – пробормотала Полина.
– Не ведаю, часы стоят. Но солнце почти в зените.
– Муж – растяпа, забыл завести часы – это ты вчера сам так сказал, – прошептала Полина, и её снова прервал поцелуй.
Она, наконец, приоткрыла глаза и не поверила тому, что увидела: на её подушке лежал букет невиданных экзотических цветов. Они-то и благоухали так, что обзавидовались бы все парфюмеры мира.
Полина окончательно разлепила глаза. На краю кровати сидел ее муж. Он был весь чистый, какой-то сияющий, в светло-голубой рубашке с короткими рукавами и с влажными, тщательно приглаженными волосами (один вихор, впрочем, уже выбился).
Полина села и обвила руками шею Поля:
– С добрым утром! Я что, долго спала?
– Ого, долго! Это неправильное определение! Я испугался, что этот остров тоже зачарован, и ты превратилась в спящую красавицу. Уже прикидывал, как тебя расколдовать! Я проснулся утром и увидел, что ты ещё спишь, причём, так сладко, что у меня рука не поднялась тебя будить. Я немного полюбовался на эту волшебную картину, а потом решил заняться кое-какими делами.
Сходил к роднику, умылся, набрал воды. Там, за дверью в кладовке нашёл небольшую бочку, на ней написано: «для воды», всю её до краёв наполнил. Сбегал в наш домик: вдруг ты проснулась и испугалась, что меня нет? Но ты продолжала мирно спать. Я помыл посуду после вчерашней трапезы. Стол тоже пришлось драить – вчера мы оставили много объедков, так вот, налетела целая стая птиц и устроила себе пир, со всеми вытекающими последствиями, как ты сама понимаешь. Не надо больше ничего оставлять на столе, если мы не хотим заняться торговлей удобрениями. Снова проверил – ты спишь!
Пошёл в лабаз и кладовую, решил разобраться, чем же мы располагаем. Смотри, нашёл ценную вещь – «Поваренную книгу необитаемого острова»! Она в буфете лежала, причём, на самом видном месте! Здесь всё описано: и как очаг правильно разжигать, и как рыбу запекать, и многое другое. Теперь нам не грозит голодная смерть! Жалко, что мы эту книгу вчера не заметили, темновато уже было.
Опять посмотрел, как ты там? Оказалось, всё то же самое – крепко спишь, даже позу не меняешь.
Я решил немного прогуляться по окрестностям, тебе записку оставил, чтобы не волновалась, вот она. Побродил тут неподалёку, набрёл на полянку, а там – заросли таких цветов. Решил немного нарвать для тебя.
Вернулся, а ты всё так же безмятежно почиваешь. Ещё немного подождал и решил тебя будить. А то ты проспишь весь наш медовый месяц!
– Поль, ты даже не представляешь, как сладко мне спалось! Здесь так тихо, как спокойно, никуда не надо торопиться. А потом приснился волшебный сон, будто я плыву по цветочному морю… Теперь я понимаю, откуда он взялся, этот сон, – и Полина погрузила своё лицо в букет, принесённый Полем.
– Нравится? – спросил он.
– Очень! Только надо поставить цветы в воду, а то они завянут, жалко будет.
– Всё предусмотрено! – и Поль вскочил, а через несколько секунд в его руках уже была банка с водой.
– А ты у меня, оказывается, хозяйственный! – похвалила Полина мужа.
– Да ты ещё не знаешь и половины моих талантом! – шутливо похвалился Поль.
– А кофе в постель? – подначила его Полина.
– Моя радость, моё счастье! Для тебя – не только кофе, а даже все наши продуктовые припасы я готов сюда перетаскать. Дело только в том, что я никогда не варил кофе на открытом огне, а если честно, вообще варил только пару раз в жизни, и результат мне не понравился. Но я обещаю, что научусь и когда-нибудь порадую тебя, мой ангел, кофе собственной варки!
– Хочу тебя попросить вот ещё о чём, давай, ты не будешь ловить рыбу, и мы не будем её больше запекать на решётке. А то наши родные, когда мы вернёмся, решат, что мы не отдыхали, а работали кочегарами на рыболовецком траулере!
– Слушаю и повинуюсь! Если честно, мне самому жалко лишать жизни рыб. Пусть себе плавают в морских глубинах! И тратить время на отмывание копоти и чешуи тоже неохота. Вон, у меня до сих пор чернота под ногтями! А нам, в отличие от книжных робинзонов, провианта хватит с запасом.
После умывания и завтрака (или обеда?) он решили прогуляться по окрестностям. Добрались только до поляны, открытой Полем, полюбовались цветами. Их аромат был так силён, что даже немого кружилась голова. Солнце начинало печь нещадно, и молодые сочли за благо вернуться в свой прохладный домик, немного освежившись перед этим в море.
– Ты прав, сказала Полина, – днём здесь очень жарко. Надо ценить утренние и вечерние часы.
– Ничего, мы и днём найдём, чем заняться, – оптимистично заметил её муж.
Полина слегка смутилась. Но она постепенно стала привыкать к их близости, их объятиям и ласкам. Они уже не пугали её, а влекли. Она становилась женщиной. И это ей нравилось, хотя застенчивость и стыдливость ещё оставались в ней, что так нравились Полю.
Потом они долго лежали, обнявшись, и молчали, думая каждый о своём.
– Поль, а что было бы, если бы я не пришла в тот день в библиотеку? Я ведь собиралась сделать это на следующий день. Встретились бы мы тогда?
– Не знаю. Я часто думаю о том, как образуются семейные пары. Это, как составление пазлов: есть два элемента, у них должны полностью совпасть и все вырезки по краю, и рисунок. Да ещё и идеально бывает, если они лежат рядом и их можно быстро найти и соединить. Иногда тот, кто складывает картину, бывает рассеян или небрежен. Вроде бы подошли два элемента друг к другу, ну цвет немного не совпадает, ну надавить пришлось, чтобы половинки соединились. Мелочь, вроде бы. Но картина не составляется. Так же и у людей. Ну, не близки люди духовно, не понимают друг друга. Ничего! Стерпится – слюбится. Знаешь, сколько таких семей, где рядом годами живут под одной крышей совершенно чужие друг другу люди? Разве это не трагедия?
– Да, Поль. Как ты правильно обо всём этом говоришь. Я тоже это чувствую, только сказать так не смогла бы.
– В одном тебе признаюсь честно: я был бы очень несчастлив, если бы мы не встретились. Я часто вспоминаю тот день. Вот, представь себе. Не прошло и двух месяцев, как умерла моя мама. Дома траур, и у всех подавленное настроение. Отец сильно сдал, тяжело смотреть на то, как он переживает утрату. Да и я сам был в ненамного лучшем состоянии. В учёбе я отстал: много пропускал, пока мама болела, потом её смерть, похороны. Одним словом, я был даже рад, когда отец решил уехать в замок, я надеялся, что смена обстановки и разбор архивов отвлечёт его от тягостных дум. Все Микельсы поехали с ним (я сам настоял), а я остался один в пустом и грустном доме, где всё было полно воспоминаниями о маме.
Я с головой ушёл в учёбу. Ни о чём другом, кроме как о скорейшей сдаче экзаменов и отъезде в Вундерстайн я и не думал. Целыми днями с утра до ночи сидел в библиотеке. Домой идти не хотелось. В тот день погода была пасмурная, что тоже прибавляло тоски. И вдруг выглянуло солнце. Я поднял голову и увидел тебя. Я понимаю так, что это был знак судьбы. Но я настолько погрузился в свои переживания, что сначала не понял этого. А потом ты села рядом со мною, и я увидел у тебя папину книгу. Это был второй знак судьбы. И он до меня дошёл. Я обратился к тебе, и ты ответила. Правда, мне через секунду стало стыдно. Получилось, что я похвастался своим происхождением. И мне почему-то было очень важно, чтобы ты не подумала обо мне плохо. Вот с тех-то мгновений я и думаю о тебе непрерывно, и понимаю, как мне повезло.
– А у меня любовь к тебе появилась ещё, наверное, до нашей встречи. Да, да – не удивляйся. Когда я поступила в университет, у нас на курсе были ребята, которые не прочь были познакомиться со мной поближе. Я ничего против них не имела, но они мне казались какими-то неинтересными, невзрослыми, что ли. В них много было ребячества, вроде как в Робе и его приятелях. Я их всерьёз не воспринимала.
Я ходила на занятия и с удовольствием училась. А после бежала на подработки. Свободного времени было в обрез.
Особенно я любила лекции профессора Вундерстайна. Во-первых, на меня произвела огромное впечатление личность твоего отца. Нет, не подумай, он интересовал меня не как мужчина. Он был уже немолод, чтобы заинтересовать меня с этой стороны. Но в нём чувствовалось в каждом слове, каждом жесте врождённое благородство, а ещё, какая-то отстранённость, замкнутость, как будто он был погружен в себя, в свои мысли. Но когда он начинал говорить про историю Медиленда, то весь преображался: его глаза сверкали, голос звучал как со сцены театра, повествование было таким живым, как будто он сам был свидетелем всех тех событий, о которых рассказывал. Я поделилась с папой своими впечатлениями. Оказывается, он тоже учился у профессора Вундерстайна, только тот был тогда очень молод, только что получил кафедру. Отец поведал мне, что профессор Вундерстайн – прямой потомок рыцаря Валента Вундерстайна, героя Битвы при перевале, и носит графский титул, только не любит, когда это подчеркивают. Он считает себя в первую очередь ученым, а уж затем – титулованным аристократом. В общем, мой отец окончательно укрепил во мне образ профессора Вундерстайна, как рыцаря без страха и упрёка. И вдруг, после Рождественских праздников курс лекций по отечественной истории продолжил читать уже не твой отец, а профессор Гудман. Он, конечно, тоже хороший лектор и прекрасно знает предмет, к тому же он ученик профессора Вундерстайна, он сам об этом рассказывал, когда мы были в Археополисе. Но он – обыкновенный. Понимаешь? (Поль кивнул).
И вот, я прихожу в библиотеку, чтобы взять кое-какие книги для экзамена, и вдруг вижу книгу по геральдике, и на обложке – имя твоего отца. Кто-то её сдал. А я эту книгу не читала и даже не видела. Вот и попросила, чтобы мне её выдали тоже. Скажи, если бы не эта книга, заговорил ли бы ты со мной?
– Вряд ли, – задумчиво произнёс Поль. – Не нашёл бы предлога, а просто так приставать к девушкам, да ещё в библиотеке – я так не могу.
– Ну вот, значит, это тоже знак судьбы, – резюмировала Полина. – Нас просто что-то подталкивало друг ко другу. Так вот. Ты ко мне обратился, и я впервые на тебя взглянула, и что-то во мне… не знаю, как сказать… щёлкнуло. Ну, знаешь, как будто какой-то выключатель вдруг включился. В тебе было что-то такое, как в твоём отце: какая-то особая осанка, взгляд, даже манера смотреть. А ещё, у тебя были очень грустные глаза. Я поняла, что такой взгляд может быть только у человека, у которого большое горе. Мне сразу захотелось утешить тебя, стереть на твоём лице эти следы печали. Знаешь ли ты, мой муж, что женщины часто влюбляются в мужчин, испытывая чувство сострадания?
– «Она меня за муки полюбила, а я её – за состраданье к ним», – процитировал Поль слова Венецианского мавра.
– Вот именно. Шекспир был знатоком женского сердца. Ну, а когда я вышла, и мы стали разговаривать, я окончательно пропала. Мне нравились твоя вежливость, простота в общении, искренность и какое-то трепетное, даже чуть старомодное обращение с девушкой. Ты тоже был рыцарем, рыцарем до мозга костей и сразу обосновался в моём сердце. Но я запрещала себе даже думать о чём-нибудь ещё, кроме дружбы. Ведь между нами, по моему представлению, была непреодолимая пропасть: ты аристократ, дворянин с длинной вереницей благородных предков, а я – простая девушка из самой обыкновенной семьи. В то же время, во мне присутствовала гордость: я ни за что не допустила бы оказаться в роли временной игрушки в руках отпрыска знатного семейства. Всё это терзало меня, и я почти каждый день внушала себе, что пора прервать знакомство, которое ни к чему хорошему привести не может. Но всё же любовь была сильнее. Как я радовалась каждому твоему письму! Я зачитывала их буквально до дыр ( – И я тоже, – вставил Поль). И вот, наконец, наступил день нашей встречи после летней разлуки. И чем это свидание закончилось?
– Не вспоминай! – перебил её Поль. Для меня это просто как жуткий ночной кошмар. Я был совершенно не готов к такой подлости и буквально окаменел. Мне до сих пор стыдно, что я тогда не дал должного отпора и не защитил свою любовь. Поделом мне были те страдания, которые я пережил после этого.
– Я тоже страдала, хотя это и не извиняет мою жестокость. Я твердила себе, что ты оказался обычным светским повесой, ветреником, порхающим от одной девушки к другой, и что я должна приложить все силы и выбросить тебя из своего сердца. Но не могла. Потом я попала в ваш дом и невольно стала к тебе присматриваться. Ты вёл себя совсем не так, как легкомысленный ловец удовольствий. Наоборот, после занятий ты сразу спешил домой и уединялся в своей комнате. А когда мы сидели напротив друг друга за обеденным столом, я старалась не поднимать головы, чтобы не видеть твоих грустных, исстрадавшихся глаз. Я твердила себе, что ты прикидываешься несчастным, чтобы сломить меня. Шли дни за днями, ничего не менялось. Разве можно было притворяться так долго?
Конец моим сомнениям положил разговор с твоим отцом. Он мне сказал, что ты признался ему в том, что его оговорила некая молодая особа, с которой он учится на одном курсе, и которая поставила своей целью женить его на себе. Не имея никаких моральных принципов, она уверена, что для достижения цели все средства хороши, и разыграла подлый спектакль. И прибавил, что ты виноват в одном – что растерялся от подобной наглости и не сумел её осадить. Отец рассказал мне о твоём характере, о твоей ранимости, о том, что ты честен и простодушен, и неспособен на подлый поступок. Ну и то, что все ваши предки, о которых было хоть что-то известно, были однолюбами и примерными семьянинами. Наследственность или итог воспитания, но факт остаётся фактом. В конце профессор прибавил, что мрачная и безысходная атмосфера, воцарившаяся в доме из-за нашей ссоры, пагубно действует и на него самого: он уже лишился сна и начались проблемы с сердцем. Он сказал, что выходка невоспитанной и безнравственной особы не стоит того, чтобы приводить к таким печальным последствиям и разрушать судьбы. Мне стало очень стыдно. Ну а дальше ты знаешь всё сам.
– Да, милая, – это все прошло, и пусть никогда больше не повторится. А всё-таки Урсик молодчина! Как он пресёк вторую атаку! Надо всегда брать его с собой, он точно отобьёт охоту кое у кого делать гадости!
И они оба рассмеялись, вспоминая сцену в парке.
Жара уже стала спадать, и они выбрались из домика. Остаток дня они то купались в море, то перекусывали, не сообразуясь ни с каким расписанием и руководствуясь только своими желаниями. Потом они полюбовались на морской закат и на звёздное небо и, обнявшись, отправились в свою хижину.
Когда воцарилась ночная тишина, и были слышны только два лёгких дыхания, на прикроватном столике можно было разглядеть маленькие белые камешки: пять в правой кучке, и два – в левой.
118. Третий белый камешек
На сей раз Полина проснулась раньше, но всё равно Поль её опередил. Он уже успел умыться и натаскать воды.
– С добрым утром, милая, пора вставать. Уже десять часов.
– Откуда ты знаешь? – спросила, зевая и потягиваясь, Полина. – Часы-то стоят.
– Я их завёл.
– А откуда узнал, сколько времени?
– Маленькая хитрость. В наш последний день на «Альбатросе» мы долго были на палубе и любовались закатом, помнишь? Я случайно посмотрел на часы и запомнил, когда это случилось. Так вот вчера, когда солнце зашло за горизонт, я поставил на часах то же время. Думаю, погрешность невелика. За минуты не ручаюсь, но примерный час определить можно.
– Какой ты умный, – похвалила Полина мужа.
– Умный растяпа, – уточнил Поль. – Ладно, признание моих положительных качеств отложим на потом, а сейчас, мой свет, поднимайся, умывайся, и пошли завтракать. Очень уже хочется что-нибудь проглотить!
– Мы же вчера целый день только и делали, что ели! Куда в тебя столько влезает?
– Да, это ещё одно моё положительное качество! Хороший аппетит украшает мужчину! Но если ты не поторопишься, мне придется утолить голод чем-то другим!
– Чем же?
– Да тобой, моя сладенькая и вкусненькая! – и Поль, наклонившись к жене, несколько раз выразительно чавкнул около её уха.
– Надо было сразу предупредить о своих каннибальских пристрастиях, уважаемый супруг! Ой, Поль, отпусти, уже встаю, встаю! – хохотала и отбивалась от мужа Полина.
– Знаешь, – сказала она, когда они закончили завтракать, – я поняла, что приступы голода у тебя от неправильного питания…
– А я думаю, от чего-то другого, – улыбаясь возразил Поль.
– Не перебивай, – строго сказала Полина. – Так вот, в связи с этим я решила совершить небольшой подвиг: что-нибудь приготовить и испечь лепёшки. Я посмотрела рецепты в той книге. Они несложные. Не исключаю даже, что у меня что-нибудь получится.
– Ни за что не позволю! – продолжал дурачиться Поль, – эта жертва чересчур велика, я не могу её принять!
– А ты будешь мне помогать. Подбрось-ка в очаг пару поленьев.
Поль пошёл выполнять поручение, а его жена тем временем погрузилась в изучение рецептов. Наконец, она на чём-то остановилась и принялась колдовать над продуктами.
Поль сидел рядом и взирал на неё с изумлением. Кулинария казалась Полю совершенно непостижимым таинственным действом, сопоставимым с манипуляциями средневековых алхимиков. Фанни не допускала Поля на кухню, когда готовила (мало ли, вдруг обожжётся или обварится!) Он видел всегда только готовые плоды её кухонных трудов. И вот сейчас Поль смотрел и не понимал, как из выставленных на стол продуктов может возникнуть какое-нибудь съедобное блюдо. Полина же, напротив, была настроена весьма решительно, и вскоре под её руками возникло то, что вполне можно было назвать тестом, правда, недрожжевым, но это мелочи.
– Это можно есть? – удивился Поль, заглядывая в миску.
– Пока нет – пояснила Полина. – Но скоро, я надеюсь, вполне.
Она взяла самую большую сковородку и поставила её на решётку над тлеющими углями. Немного подождала, плеснула масла и, слепив из теста плоский диск, бросила его на сковороду. Раздалось шипение, а вскоре над очагом поплыл упоительный аромат.
– Дай попробовать, – попросил Поль, глотая слюну.
– Что ты, – удивилась Полина. – Пока не готово. Ты же видишь, поджарилось только с одной стороны, да и то не совсем. А потом ещё надо и охладить немного. Горячее тесто есть вредно – так моя мама говорит.
– Я не выдержу, – трагически произнёс её муж. – Нельзя пытать голодного человека такими ароматами. Это бесчеловечно!
– Кто у нас голодный? – удивилась Полина. – Разве мы только что не позавтракали?
– Разве это еда? Да и когда это было?
Но Полина не слушала супруга. Она, не забывая приглядывать за лепёшкой и перевернув её на другую сторону, перелистнула несколько страниц книги, после этого сбегала в кладовку за кастрюлькой, отогнала Поля от сковородки, где он стоял в созерцании лепёшки, наполнила кастрюльку водой, затем снова убежала и в этот раз явилась с картошкой и луковицей.
В это время лепешка поспела. Полина переложила её на блюдо, и, сверившись с книгой, прикрыла салфеткой. Поль тяжело вздохнул. На сковородку отправилась порезанная луковица, а Полина уселась за чистку картофеля. Поль вызвался ей помочь, но результаты жену не порадовали: от огромной картофелины остался малюсенький шарик величиной со сливу. Поль смутился.
– Послушай, как же Фанни чистит по ведру картошки за раз? Я сам видел.
– Навык и привычка. Не унывай, когда-нибудь у тебя тоже получится.
Почищенный картофель отправился в кипящую воду, а подрумянившийся лук Полина сняла с решётки, потому что он уже начал темнеть.
– Принеси, пожалуйста, окорок. Он высоко висит, мне не достать, – попросила Полина.
От окорока были отрезаны два ломтя. Их (с целью экономии посуды) стряпуха поместила на ту же сковороду, где раньше жарился лук. Снова зашкворчало. Поль уже не знал, что ему нюхать. Наконец, картофель сварился. Полина слила с него лишнюю воду, немного потолкла, перемешала с поджаренным луком, разложила по тарелкам и сверху водрузила по ломтю истекающего соком окорка. Поль застонал и протянул руку к тарелке.
– Подожди ещё минутку, – попросила Полина, исчезла в лабазе и вернулась с пучком какой-то травы. Когда на тарелки выпал зелёный дождь мелко порезанной зелени, Полина подвинула одну из тарелок Полю. На несколько минут воцарилась тишина. Когда же Поль поднял голову от идеально чистой тарелки, он с обидой в голосе спросил:
– Почему врала, что готовить не умеешь?
– Понравилось? – спросила Полина.
– Спрашиваешь! Да я никогда вкуснее не едал!
– Я, правда, не умею, это в первый раз, по книжке.
– Значит, у тебя талант! Добавки нет?
Полина придвинула ему свою тарелку:
– Кушай, я уже наелась.
Упрашивать Поля не пришлось.
– Сразу побольше делай! – неразборчиво произнёс он с набитым ртом.
– Ладно, при условии, что картошку будешь чистить ты.
– Договорились!
Потом настала очередь лепёшки с чаем. Поль снова уверял жену, что она – скрытый гений кулинарного искусства.
Когда они, наконец, выбрались из-под навеса, солнце палило нещадно, да и Поль от обилия съеденного слегка осоловел. Он явно перебрал с количеством, и теперь ему категорически не хотелось никуда идти.
Полина попеняла ему за это, заявив, что объедение делает человека ленивым, на что он сонно возразил:
– А не надо было так вкусно готовить…
Когда через пару часов Поль переварил пищу, а снаружи стало чуть прохладнее, они направились на пляж и провели там весь остаток дня, то плавая, то просто валяясь на мелководье в набегающих волнах.
– Знаешь я понял, любимая, что чревоугодие – это, действительно, грех. Полдня прошло сегодня в приготовлении пищи, а потом в её переваривании. Целых полдня из семи драгоценных дней! Завтра будет половина срока, отпущенного нам для пребывания в этом райском уголке, а мы ещё толком ничего не увидели кроме родника и пляжа. Давай завтра встанем пораньше, пока попрохладнее, и побродим по острову. Уверен, здесь много интересного!
– Согласна. Только ты меня разбуди, а то будильника здесь нет.
Вечером они с некоторой грустью переложили в левую кучку ещё один камешек. Теперь кучки были почти равны.
