Людмила Георгиевна Головина
Тайна замковой горы
14. Отъезд
С вечера Поль собрал свои вещи, а на следующий день с утра сел в машину и поехал к корпусу исторического факультета. Он не мог уехать, не предупредив Полину. Экзамены ещё не начались, но студенты уже потихоньку собирались у дверей аудиторий, где им предстояло сдавать экзамены. Почти все лихорадочно листали учебники и конспекты и ничего вокруг себя не замечали.
Поль быстро разузнал, где сдаёт экзамен группа Полины. Она была уже там и очень удивилась, увидев Поля. Тот наскоро извинился и в двух словах объяснил причину своего внезапного появления и необходимость скорейшего отъезда. Полина его поняла и поддержала. Она сама поступила бы точно также в подобных обстоятельствах.
Поль дал ей адрес для писем, но попросил писать не в замок, а до востребования на почту городка Вундерстайн. Он объяснил Полине, что почту в замок доставляют очень редко. Это была половина правды. Ему почему-то не хотелось расспросов отца (а, может быть, и молчаливой заинтересованности слуг). После визита Иоллы Полю казалось, что все будут считать его либо ветреником, то и дело меняющим девушек, либо неудачником, около которого девушки долго не удерживаются. Ну и потом, его самого удручала мысль, что не слишком-то красиво заводить роман вскоре после траурных дней. Все могут подумать, что он не способен на глубокие чувства и слишком быстро забыл маму.
Они попрощались. Поль сказал, что будет ждать писем, и Полина обещала писать.
После этого Поль, не заезжая домой, отправился в замок.
15. На кухне
Пока Поль лежал под одеялом в своей комнате и перебирал воспоминания, Кот добежал известными ему тропинками до замка, юркнул в полуразрушенные ворота, пересёк площадь перед центральным порталом, завернул за угол и устремился к входу в кухню.
Этот путь был хорошо знаком Коту. Сейчас, попав на территорию замка, Кот припомнил их с Мисси любовь и удивился, почему в последнее время совсем забыл о ней. Пожалуй, она обиделась. Но, в самом деле, не мог же он целые дни проводить подле неё, у него есть и другие дела!
Кот проскользнул в длинную прихожую, куда выходили двери кладовых, и в нос ему ударил соблазнительный запах различных припасов, там хранящихся.
Но ещё вкуснее пахло из кухни, куда осторожно вступил Кот.
Кухарка, стоя к нему спиной, хлопотала у плиты. Она не заметила Кота. Но и сам Кот недолго смотрел на госпожу Микельс. Его внимание привлекла Мисси, вальяжно развалившаяся в корзинке. Её взгляд не предвещал Коту ничего хорошего.
– Здравствуй, Мисси, хорошо выглядишь. Извини, что долго не заходил, дела, знаешь ли… – пробормотал Кот, приближаясь к корзинке.
Внезапно Мисси вскочила, прижала уши к голове, дугой выгнула спину и угрожающе зашипела. Её когтистая лапа замахнулась в нескольких сантиметрах от морды Кота. Он отпрянул, хоть и был неробкого десятка.
В этот миг Кот заметил, что на дне корзинки копошатся несколько меховых клубочков, которые, к тому же, тоненько запищали, потревоженные поведением Мисси.
– Мисси, что ты! Ну не сердись! И зачем ты притащила этих пискунов?
Все их разговоры привлекли, наконец, внимание госпожи Микельс. Она отложила поварёшку и схватила веник, что не предвещало для Кота ничего хорошего. Он попятился и приготовился к бегству.
На его счастье, в этот момент на кухню зашёл Тоби с охапкой дров. Он сложил их у плиты и увидел, что его родительница решительно наступает на Кота со словами: «А ну, брысь отсюда!» Тоби остановил позорное изгнание:
– Погоди, мама, не гони его, это ведь папаша наших котяток, пришёл, видно, проведать жену и детей.
Госпожа Микельс сменила гнев на милость:
– Вот как? Ты уверен?
– Ну, ещё бы, разве такое забудешь! Тут такие концерты были!
Госпожа Микельс внимательно рассмотрела Кота, потом котят и вынесла своё заключение:
– Правда, похожи. Особенно рыженький – точная копия. Чей он?
– Да, вроде, ничей. То в одном месте поживёт, то в другом…
Кот был очень удивлён. Во-первых, тем, что его не прогнали, во-вторых, что он, оказывается, имеет непосредственное отношение к этой пищащей мелюзге, а, главным образом, тем, что Мисси продолжает вести себя враждебно и, как будто, его не узнаёт.
– Не тревожь её, – сказала госпожа Микельс уже почти миролюбивым тоном. – Отойди, она боится за котят. Потом их рассмотришь. Давай, я тебе лучше поесть дам, а то вон ты какой тощий, бродяга.
Кот не считал себя тощим. Не то, что год назад! Но в последнее время от беспрерывной беготни он и впрямь похудел. Есть, конечно, очень хотелось.
Перед Котом появились два блюдца. Два огромных блюдца! В одном из них белело превосходное, жирное молоко, во втором – целая гора всякой всячины. В такое счастье трудно было поверить. Кот набросился на угощение с такой жадностью, как будто боялся, что это всё дали ему по ошибке и сейчас отнимут.
Госпожа Микельс была женщиной сердобольной. Голодное животное вызвало в ней сострадание, и участь Кота была решена. Пока он набивал живот, госпожа Микельс вышла и вернулась со стареньким, но чистым и мягким ковриком. Со словами:
– Ладно, поживи пока здесь, бедолага. Там видно будет, – она положила коврик за шкафом, подальше от корзинки Мисси.
Кот всё понял. Он тщательно вылизал опустевшие блюдца, подошёл к госпоже Микельс, потёрся о её ноги и промурлыкал благодарственные слова. Затем удалился за шкаф, лёг на коврик и прикрыл глаза. Он не спал, но решил, что лучше всего не путаться под ногами.
16. Утренний ритуал
Поль понимал, что пора вставать. Не для того же он приехал, чтобы валяться в постели. Надо выяснить, что за важный разговор с отцом ему предстоит. Но в комнате было так холодно! Камин давно прогорел, а стены замка за зиму вобрали в себя столько холода, что ещё нескоро здесь прекратят топить печи и камины.
Часы Поль оставил на столе, поэтому не знал, сколько сейчас времени. И когда он, в который раз, приказывал себе вылезти из-под тёплого одеяла, послышался тихий стук в дверь и голос Микельса:
– Господин Поль, вы уже проснулись?
Поль сразу вспомнил, что ему предстоит «утренний ритуал» (так он шутливо называл про себя упорное желание дворецкого выполнять все освященные традицией процедуры, которые были заведены в незапамятные времена). Ни Поль, ни его отец не требовали, чтобы их одевали, умывали и каждую секунду старались освободить от любых усилий. В городе граф решительно отменил подобные услуги, но в замке, где не было удобств, Микельс считал своим неотъемлемым правом полностью исполнять все обязанности, доставшиеся ему по наследству от его предков, и воспринимал как личную обиду, если ему в этом препятствовали.
Поль решил не перечить и откликнулся:
– Да, Микельс, заходите!
Микельс появился не один. Брун нёс охапку дров.
Они пожелали Полю доброго утра, Микельс выразил надежду, что Поль выспался хорошо.
Брун сразу направился к камину, и через несколько минут по поленьям запрыгали весёлые язычки пламени. Комната стала наполняться теплом.
Микельс раздвинул тяжёлые портьеры, и комнату сразу залили лучи летнего солнца.
В этот момент вошла Фанни с подносом в руках. На подносе исходила паром большая чашка с какао, а рядом с ней на блюдце источали потрясающий аромат только что испеченные любимые булочки Поля.
Фанни наклонилась и поцеловала Поля в макушку. Она была счастлива от того, что её любимый мальчик (так она часто называла Поля) снова с ней.
Микельс для вида попенял жене, что она перебивает господину Полю аппетит, и что скоро завтрак.
– Ничего, Микельс, я так соскучился по домашней еде, что в меня влезет два завтрака, – засмеялся Поль.
Госпожа Микельс удалилась, но вскоре появилась снова с одеждой и халатом Поля. Всё было согрето на кухне. Младший сын Микельсов Тоби принёс кувшин с тёплой водой.
Когда Поль остался с Микельсом наедине, ему наконец-то было разрешено встать. Дворецкий помог надеть халат (Поль прекрасно мог сделать это сам!) и стал поливать из кувшина воду, чтобы Поль умылся над фаянсовым тазом позапрошлого века, как это делали многие поколения его предков.
Наконец, все священнодействия были закончены, и Поль был облачён в домашний костюм, подходящий, по мнению Микельса, для завтрака.
– Завтрак через пятнадцать минут, господин Поль. А сейчас я, с вашего позволения хочу сказать вам несколько слов о том, что меня встревожило.
Когда мы приехали в замок, всё было, как обычно.
Их сиятельство взялись за изучение архива. Они, как всегда, читали очередную бумажку, фотографировали её, записывали в карточки, укладывали в папки… Я в этом разбираюсь плохо, но их сиятельство не были ни взволнованы, ни огорчены. Но дней через пять что-то случилось: я пришёл звать их к ужину и буквально не узнал их сиятельства. Весь стол был завален открытыми книгами, посредине стола лежала какая-то старая бумага, прикрытая сверху стеклом. Я знаю, так их сиятельство делают, когда документ очень редкий и старинный. Их сиятельство отказались идти на ужин и велели мне не мешать. За ночь я несколько раз подходил к дверям кабинета, поэтому знаю, что их сиятельство в ту ночь не ложились.
На следующий день я с трудом уговорил их немного поесть, после чего их сиятельство снова уединились в кабинете. И с тех пор всё без изменений. Они почти не кушают, спят урывками в кабинете на диване, иногда начинают бродить по замку, по его старой части, и озираются кругом, как будто видят всё в первый раз. Мне ничего говорить не хотят, но как-то спрашивали, не сохранилось ли в нашем роду каких-нибудь преданий времён Битвы при перевале.
Хорошо, что вы приехали, господин Поль, а то я уж и не знал, что и делать.
На этом разговор прекратился, потому что пора было спускаться к завтраку.
17. Кота принимают на работу
Граф Вундерстайн уже был за столом. Завтрак накрыли в малой гостиной, её легче было протопить. Госпожа Микельс, наверное, сегодня совсем не спала, иначе, когда бы она успела наготовить столько потрясающе вкусных кушаний? Даже если бы сейчас пришлось принимать самых взыскательных гостей, и то бы не пришлось краснеть.
Поль воздал всему должное, но его тревожило, что отец ест мало и, кажется, совсем не обращает внимания на изысканный стол. Он расспрашивал сына об экзаменах, о его жизни в городе. Но Поль чувствовал, что граф слушает ответы рассеянно, а мысли его витают где-то далеко.
Наконец завтрак был окончен, и граф пригласил сына в кабинет. Но перед этим он попросил дворецкого тоже зайти туда и получить кое-какие распоряжения.
В кабинете действительно стоял непривычный беспорядок. На столе громоздились стопы книг, какие-то бумаги, ящики с картотеками.
– Подойдите, Микельс и посмотрите, – сказал граф, показывая на корешок одной из книг. – Как вы думаете, что это?
Дворецкий посмотрел, на лице его возникло скорбное выражение.
– Осмелюсь предположить, ваше сиятельство, это погрызла мышь.
– Вот именно. И вы, наверное, помните, что ещё в прошлом году у нас был разговор на эту тему. Вы обещали, что примете меры и заведёте кошку. И я, кажется, видел белую кошку, гуляющую по замку. Если она не способна ловить мышей, такая кошка не нужна. Сходите в город и купите мышеловки. Хорошо, что испорченная книга не является раритетом, но в другой раз может пострадать редкое издание.
Микельс, казалось, был раздавлен. Ему было указано на беспорядок в вверенном ему хозяйстве.
– Ваше сиятельство, это моя вина. Пока мы были в городе, у нашей кошки родились котята, а Тоби их пожалел и оставил. Я ему уже строго выговорил за это. Поэтому Мисси, наша кошка, на время отстранилась от своих прямых обязанностей. Это, разумеется, не оправдывает меня.
– Я видел вчера этих котят, папа. Они очень миленькие, – вставил Поль.
– Ваше сиятельство, – продолжил Микельс, – сегодня утром я заметил на кухне еще одного кота. Фанни говорит, что это отец котят. Он, кажется, бездомный. Может быть, пока у Мисси котята, оставим этого кота? Вдруг он хороший мышелов?
– Вы скоро превратите замок в приют для всех бездомных котов и кошек. Впрочем, это лучше, чем мыши, грызущие всё подряд. Несите сюда этого кота. Пусть сидит в кабинете весь день, может быть, кошачий запах отпугнёт этих грызунов.
Микельс удалился и вскоре появился с рыжим котом, которого бесцеремонно нёс за подмышки. Кот решил всё претерпеть. Он ведь знал, что ему предстоит сделать что-то важное, только не знал, что. В кабинете нос Кота сразу учуял знакомый запах. Надо мышь поймать? Ну что же, дело нехитрое.
Микельс опустил Кота на пол.
Граф с сомнением посмотрел на нового представителя кошачьего племени. А Поль вдруг узнал кота, которого видел вчера на обочине дороги.
– Да я его знаю, когда я вчера подъехал к подъёму на гору, он сидел около дороги, и даже мяукнул мне.
– Ты уже всех успел повидать, вот что значит молодость. Микельс, – оставьте кота и можете быть свободны.
Микельс удалился, а Кот спрятался под кресло, стоящее рядом с книжным шкафом (здесь запах мышей был сильнее всего). Он решил ни в коем случае не дремать и постараться расслышать и запомнить каждое слово.
Кот всей своей шкурой чувствовал, что сейчас будет сказано что-то очень важное.
18. Находка
Когда отец и сын остались наедине (кроме, конечно, Кота, которого во внимание не принимали), граф обратился к сыну:
– Я очень рад, Поль, что ты приехал. Я не мог дождаться, когда смогу рассказать тебе об уникальном документе, который обнаружился совершенно случайно.
Меня эта находка абсолютно выбила из колеи, настолько она необычна. Я все время о ней думаю, стал плохо спать, отсюда и раздражительность. Мне самому неприятен тон, которым я сейчас разговаривал с Микельсом. Он наверняка обиделся.
– Папа, он много лет живёт с нами, и я знаю, что он не умеет долго сердиться, кроме того, ты можешь попросить прощения за свою резкость.
– Пожалуй, я так и сделаю, – промолвил граф.
В глубине души Поль опасался чего-то плохого, поэтому вздохнул с облегчением и возблагодарил небо за то, что его страшные предположения оказались ложными. Отец не болен – это главное. После смерти матери Поля преследовал страх, что он может потерять и отца, и остаться один. Кто терял любимых людей, может его понять. И что тоже важно – отец не повредился в рассудке под тяжестью своего горя. Его ум был по-прежнему ясен и способен увлечённо заниматься своим делом. А документ, каким бы интересным он ни был, не может быть поводом для тревоги. И со спокойным сердцем Поль попросил отца рассказать ему о своей находке.
– Ты ведь знаешь, что архивы, хранящиеся в «невестиных» сундуках, принадлежат примерно одному периоду времени в каждом сундуке.
Поль это слышал от отца не раз.
«Невестины» сундуки на протяжении нескольких столетий были неотъемлемым атрибутом каждой свадьбы. В некоторых далёких уголках страны обычая хранить приданое в таких сундуках придерживались до сих пор.
Каждой невесте полагалось везти своё приданное в дом будущего мужа в специально изготовленном для этого сундуке. Размер и внешний вид зависели от достатка в семье невесты. В богатых семьях сундуки заказывали специальным мастерам, в бедных их изготавливал отец или старшие братья. Иногда сундуки начинали готовить сразу после рождения дочери. Было делом престижа украсить сундук как можно богаче и причудливей. Два раза использовать сундук не полагалось – это считалось плохой приметой.
После свадьбы такой сундук устанавливался в ногах супружеской кровати и стоял там до смерти его владелицы. После этого его можно было использовать для домашних нужд. В них хранили одежду, разную утварь, посуду, книги и многое другое. Когда сундук приходил в негодность, его обычно сжигали.
В замке Вундерстайнов за столетия собралась большая коллекция «невестиных» сундуков. Любой музей дорого бы дал за право выставить их в своей экспозиции. По ним можно было изучать историю развития декоративно-прикладного искусства на протяжении нескольких веков. Одни экземпляры из дорогих пород дерева были покрыты тонкой резьбой, другие расписаны сценами из мифологии, либо цветами и фруктами. Были сундуки, инкрустированные перламутром, слоновой костью и рогом, были покрытые пластинами чеканного или литого металла – бронзы или серебра… Разнообразие ручек, уголков и прочей фурнитуры могло вызвать восторг не только у знатока, но и у любого ценителя прекрасного. Когда-то в этих сундуках были сложены роскошные наряды из парчи, шёлка, бархата и дорогих мехов, драгоценности и уникальные безделушки. Но прошли столетия. Наряды сносились, меха истлели, драгоценности были утрачены в разные нелёгкие времена. Слуги стаскивали все сундуки в одно помещение (возможно, когда-то дал такое распоряжение один из владельцев замка). Чтобы сундуки не пустовали, в них стали складывать различные документы – хозяйственные книги, счета, арендные договоры, письма и любые бумаги, на которых было хоть что-то написано. Когда заполнялся один сундук, начинали складывать бумаги в следующий. Большинство слуг были неграмотными, поэтому ни о каком порядке говорить не приходилось. Графы (до нынешнего) совсем не интересовались содержимым сундуков, да вряд ли знали о них, поэтому никто не отдал распоряжения выбросить старые бумаги. А вышколенные слуги продолжали поддерживать заведённый когда-то порядок и сохранять все рукописные документы.
Когда теперешнему графу Рольфу Вундерстайну исполнилось восемнадцать лет, и он вступил в права владения своим имуществом, он сразу же отправился в замок, в котором не был двенадцать лет. Он тогда только готовился к поступлению на исторический факультет университета и был увлечён историей вообще и историей своего рода в частности. Он сразу же оценил богатство, которое ему досталось. Нет, не материальное, но для него не менее ценное. Из старых документов можно очень многое узнать об ушедших эпохах. Надо только разобрать и изучить весь архив, внести в картотеки все события, имена, даты. Надо было также сфотографировать наиболее важные бумаги, особенно если они плохо сохранились и, работая с оригиналом, можно его повредить. Поэтому граф оборудовал небольшую фотолабораторию в замке. А далее, документы сортировались и раскладывались по папкам.
Оценил граф и художественную ценность «невестиных» сундуков и мечтал, когда они опустеют, открыть специальную выставку и даже написать в соавторстве с каким-нибудь искусствоведом книгу.
Однако изучение архива продвигалось медленно. Сначала были годы учёбы, потом работа в университете, женитьба… Хрупкое здоровье графини не позволяло часто выезжать в замок. Тащить сундуки, либо их содержимое через всю страну в городской дом тоже не имело смысла, так как у графа всё время отнимала работа на кафедре и написание книг.
Всё это Поль знал. Граф между тем продолжал:
– Я разбирал архив, относящийся примерно к концу семнадцатого – началу восемнадцатого века. Никаких особых открытий не было. Выяснил имена нескольких арендаторов, нашёл описание небольшого пожара в конюшне. И вдруг среди страниц хозяйственной книги я обнаружил сложенный пополам лист пергамента. Я сразу понял, что он относится совсем к другой эпохе – на несколько веков старше всех остальных документов. Я с большими предосторожностями развернул пергамент. Он оказался письмом. Пергамент неплохо сохранился, но я решил, что лучше сразу сделать фотокопию, а сам документ поместить тёмное место и лишний раз к нему не прикасаться. Вот, смотри.
Поль взял в руки фотографию. Пергамент почти не потемнел, а вот чернила выцвели. Почерк писавшего был очень мелким и так сильно отличался от современного, что Поль с трудом одолел несколько строчек и вряд ли понял прочитанное.
– Я так и думал, что тебе с непривычки трудно будет прочитать этот текст, поэтому, если можно так сказать, перевёл его для тебя.
Граф уже хотел передать Полю несколько машинописных страничек, но потом сказал:
– Нет, давай я буду лучше читать сам, а по ходу, если потребуется, делать разъяснения.
И граф приступил к чтению.
19. Письмо
«Прощай, моя дорогая супруга! Прощай главное сокровище моей жизни!
Благодарю Бога за то, что в этот страшный час ты и наш сын в безопасности.
Думал ли я, что так неожиданно закончится наше счастье! Но враг подходит к нашим пределам. Силы неравны, и в этой битве с нашей стороны в живых не останется никто. Мы задержим врага, а там должно подоспеть войско государя, и отчизна будет спасена. Как тяжко мне сознавать, что я виной тому, что низовийцы дерзнули на этот поход, рассчитывая не встретить никакого сопротивления. Я проклинаю своё простодушие и доверчивость! Как я мог, беседуя с низовийским послом, открыть ему, откуда я! А сейчас по моей оплошности погибнет множество народа. И ещё. Сбылось древнее предсказание: если чудесный камень будет находиться далеко от горы, все жители горы и окрестностей погибнут. И хотя камень возвратился на то место, где он и должен быть всегда, губительное действо началось, его не остановить. Почему я не внял голосу древней мудрости? Но сделанного не вернуть, осталось только кровью смыть с моей совести этот грех. Молю Господа о прощении и о том, чтобы Он не оставил своей милостью нашего сына и тебя, моя дорогая супруга. Мой сын слишком мал, он не запомнит меня. Расскажи ему о его отце, скажи, что я его любил, что я завещаю ему быть добрым христианином, больше жизни беречь честь рода Вундерстайнов, верно служить королю и родине, почитать свою мать, любить свою будущую супругу и детей, быть милостивым, справедливым и мудрым управителем своих земель и своего народа.
Увы, не я посажу своего сына в первый раз на коня, не я научу его рубиться мечом, метко стрелять из арбалета, разить без промаха копьём. Твой отец, дорогая, – доблестный рыцарь. Передай ему, что я прошу его обучить всему этому внука. И отдельно завещаю сыну. Когда он достигнет зрелого возраста, пускай прочтёт мои записки, которые я сделал на корабле, возвращаясь на родину. Пусть он откроет тайну, которую хотел открыть я, но Бог судил иное. Его святая воля!
Мои записки, а также драгоценные реликвии нашего рода я положил в шкатулку с секретом и скрыл в тайнике. Ты знаешь его местонахождение и знаешь секрет шкатулки. Ещё знает Микль, но я не думаю, что он сохранит жизнь в грядущем бою.
И ещё. Всю казну и ценную утварь ещё до моего приезда слуги скрыли в земле. Ты знаешь это место, я показывал тебе, где в случае опасности должны быть спрятаны все сокровища. Да не достанутся они врагам! Моя семья не должна терпеть нужду.
Я слышу сигнальный рог. Войско врага близко. Пора облачаться в доспехи. Да поможет нам Бог! Молись о моей душе.
Письмо тебе отдаст жена Микля. Надеюсь, женщин они пощадят.
Мой последний поцелуй и благодарность за то, что ты была в моей жизни, пусть запечатлеет это письмо.
Твой супруг в этой и будущей жизни Валент Вундерстайн».
