Людмила Георгиевна Головина
Тайна замковой горы
– Прощай, Руб! – услышал я голос Флории.
Я смотрел на небо, превозмогая резь в глазах, пока совершенно не потерял из вида и облако, и моих подруг.
75. Рассказ Руби. Куница
Какое-то время я пребывал в оцепенении и даже не заметил, что на поляне я уже не один. На меня упала чья-то тень, и я инстинктивно уменьшился примерно до колена взрослого человека. Я спрятался в траве и осторожно стал высматривать, кому может принадлежать эта тень. Я почему-то решил, что меня ищут мои горные братья, заметившие пропажу камня. Но это было не так. На поляну, шагая широко и уверенно, вышел человек. Да, человек! Я сразу понял, кто это. Он был высок, широк в плечах и строен. Лицо его украшала небольшая бородка, довольно длинные волосы спускались по плечам, а на голове была остроконечная шапка. Одет он был странно, и я тогда не мог понять, из чего же сделана его одежда. Позже я узнал, что это кожа и шкуры убитых животных. В целом, он был похож на нас, сыновей горы, только гораздо крупнее. Я видел человека – ужасное существо, о котором поведали мне девы воздуха.
Человек стоял, задрав голову, как будто хотел что-то разглядеть на небе (поэтому-то он сразу и не заметил меня). Потом он стал внимательно осматривать поляну. Я побоялся, что он обнаружит место, где я спрятался, и решил потихоньку уйти. Но человек сразу почувствовал движение в траве и направился в мою сторону. Я побежал что есть сил, но понимал, что мой преследователь догоняет меня. Внезапно что-то ударило меня в спину, я споткнулся о корень дерева и кубарем покатился в сторону. Затаившись в какой-то ямке, я уменьшился, насколько мог, прикрылся каким-то листком и замер. И тут только я осознал, что, падая, выпустил из рук и корону, и мешочек с «Жизнью горы» (я совсем забыл снова спрятать его за пазуху). Я лежал, обмирая от страха, а мой преследователь, посмотрев по сторонам, и убедившись, что потерял меня из виду, наклонился и поднял с земли свой колпак (это им он сбил меня с ног). Под колпаком лежали корона и камень.
Надо сказать, что когда сын горы выпускает из рук какую-то вещь, то она снова приобретает свои истинные размеры. Корона и камень теперь были точно такой величины какими видели их и вы (я уверен, что корона, как и камень были в той шкатулке…)
Человек поднял оба предмета. Сначала его внимание привлекла корона. Он долго её разглядывал, вертел в руках, примерял её на руку (наподобие браслета), прикладывал к голове. Конечно, на его крупную голову она не налезала, ведь я её сделал для маленькой головки Флории. Тогда человек взял свой колпак из грубой кожи и натянул на него корону. После чего водрузил это сооружение себе на голову. Венец налез только на самую верхушку этого бесформенного головного убора. Я чуть зубами не заскрипел от возмущения, настольно нелепым, просто невозможным было соседство безобразного грубого колпака и моей утончённой работы.
Затем внимание человека переключилось на камень. Сначала его заинтересовал мешочек, он мял его в руке, смотрел на просвет, выворачивал наизнанку. Видимо, пытался понять, из чего тот сделан. Камень поначалу человека ничем не привлёк. Он бросил на него равнодушный взгляд и собирался, очевидно, выкинуть, как вдруг, к моему огромному огорчению, заметил искру внутри камня. Он покачал головой, что-то пробормотал себе под нос, вернул камень в мешочек и зашагал прочь с поляны.
Что мне было делать? Я очень осторожно, стараясь не выдать своего присутствия, слегка подрос, чтобы было легче идти, и отправился вслед за человеком.
Мы шли по направлению к озеру. Раньше я никогда так далеко не заходил, но знал об этом месте от сестёр.
Они рассказывали, что в озере живут удивительные водяные девы, лукавые, озорные и непостоянные, но не злые, просто они по-другому относятся ко многим вещам. Дочери воздуха даже дружили с ними.
Неподалёку от озера моим глазам предстала удивительная картина. Деревьев здесь почти не было, но повсюду из земли торчали пни от бывших стволов. Впрочем, одно дерево всё же осталось. Оно было не очень высоким и толстым. Ствол был лишён ветвей и обуглен. А вершину этого ствола венчала (тут я едва не лишился самообладания) голова оленя! Того самого, с развесистыми рогами, тёплыми бархатными губами и кротким взглядом.
Я отвёл глаза от ужасного зрелища. В воздухе пахло чем-то отвратительным. Позже я понял, что это был запах горелого мяса и гниющих кож. Передо мной было огромное почти затухшее кострище. Я понял, куда делись деревья, которые ещё недавно здесь росли. Поперек костра, в котором под золой ещё тлели угли, было перекинут нетолстый ствол дерева. На эту перекладину было нанизано то, что ещё недавно было телом оленя. Сейчас от него осталось меньше половины, и я догадался, куда делось остальное. Вокруг костра было сооружено несколько шалашей, из которых выбирались сонные, зевающие и потягивающиеся люди. Они ёжились от утреннего прохладного ветра и подходили поближе к костру, кидая в него ветки и обрубки стволов.
Я уменьшился до минимальных размеров и вскарабкался на одно из стоящих поодаль деревьев, до которых пока не добрались руки людей. Несмотря на весь трагизм ситуации, я полагал, что скоро сумею выпутаться из этой беды, и с интересом наблюдал за людьми. Они были очень разными. Одни, как и первый встреченный мною человек, были похожи на нас, жителей горы. Другие, скорее, напоминали дев воздуха: у них были гладкие лица и длинные волосы. Но этом сходство заканчивалось, они выглядели, на мой взгляд, отвратительно. Позже я понял, что их спины согнулись от тяжёлой работы, руки закорузли и огрубели от непрерывного непосильного труда, лица измождены от болезней и страданий. Среди людей встречались и особи гораздо меньшего размера, чем остальные. Сперва я решил, что они зачем-то уменьшились, но потом вспомнил, что у зверей имеются детёныши размером куда меньше взрослых. Я решил, что эти, маленькие – детёныши людей.
Появление человека, за которым я крался, вызвало в лагере оживление.
– Привет, Куница!
– Откуда идёшь спозаранку? Всегда тебе не сидится на месте!
– Ой, Куница, что это у тебя на голове?
Человек, которого все звали Куницей, не стал отвечать каждому, а дождался, когда люди соберутся вокруг него и тогда начал.
– Соплеменники! Всего несколько дней, как мы пришли сюда, и все вы убедились, что мои рассказы о обильном и плодородном крае – не выдумки. И вот сегодня произошло со мною нечто чудесное, чего я не могу понять и объяснить. Поэтому я прошу, приведите нашего Мудрейшего, пусть он выслушает мой рассказ и объяснит, что к чему.
– Куница, кто мы такие, или кто ты такой, чтобы беспокоить Мудрейшего? Он ещё не оправился от трудного перехода и набирается сил в своём шалаше.
– Без него я говорить не буду, – упрямо произнёс Куница.
Люди пошептались, и один из них отправился к самому большому шалашу. Через некоторое время из него вышел человек весьма примечательной внешности. Он был очень стар и очень худ. На нём было белое одеяние из какого-то меха (как я узнал позже, из шкур коз, специально для этого разводимых). Одеяние доставало почти до земли, а по нему струилась такая же белоснежная борода и остатки волос.
Одной рукой старец опирался на посох, другой – на руку сопровождавшего его мужчины средних лет, одетого точно также, только его одежда была чуть короче. С большими предосторожностями Мудрейшего подвели к лежащему бревну и помогли сесть. Все расступались перед ним и все, включая Куницу, склоняли перед ним голову.
Когда старец устроился поудобнее, Куница подошёл к нему и начал:
– Прости, Мудрейший, что потревожил тебя. Но только твой разум может рассудить о том, что со мной произошло сегодня.
Слушай, Мудрейший, слушайте, соплеменники.
Сегодня я проснулся рано, было ещё совсем темно, когда я вылез из шалаша. Мне не спалось. Хотелось подумать о том, как мы будем жить на новом месте. Стало подниматься солнце, которое осветило своими лучами большое облако, висящее на небе там, недалеко вон от той горы. Вскоре это облако вдруг засияло, как будто через него пробивались солнечные лучи. Но солнце было ещё очень низко и не могло светить сквозь облако. Вниз, к земле, протянулись такие же лучи. А потом всё, что находилось ниже облака, так засверкало, что я припустил со всех ног к тому месту, где это происходило, к подножью горы, чтобы поближе посмотреть, что это за чудо. Когда я достиг поляны (а на том месте была поляна), я уже ничего не застал. Я стал искать что-нибудь необычное на земле, но это была самая обыкновенная поляна, разве что в центре её была какая-то ямка, как будто там покопались крот или мышь. Вдруг я услышал шевеление в траве и направился туда. Какой-то зверёк пустился наутёк, а я – за ним вдогонку. Он убежал от меня, но я напоследок бросил в него шапкой, а он кинул мне под ноги две вещи. Одна – вот, – и он, сняв корону с шапки, почтительно подал её Мудрейшему.
– А вторая вещь – камень. Он лежал в красивом мешочке, и я не мог понять, из чего этот мешочек сделан. А камень показался мне самым простым, и я хотел, было, его выбросить. Но вдруг заметил, что внутри камня горит огонь, хотя он снаружи и холоден. Я решил, что это неспроста, и взял камень с собой. Что скажешь, Мудрейший?
С этими словами Куница передал старцу свои находки.
Тот долго молчал, разглядывая корону и камень, ощупывая их руками (видно, зрение его подводило).
– Как выглядел зверёк, бросивший тебе это? – наконец, спросил он.
– Мудрейший, я даже не уверен, что это был зверёк. Он бежал на двух ногах и был похож на человека, только очень маленького, – и Куница показал руками, какого я был роста. – А потом он исчез, как сквозь землю провалился!
Мудрейший снова надолго замолчал, иногда беззвучно шевеля губами, как будто что-то произнося про себя.
Наконец он с трудом встал и торжественно произнёс:
– Слушай, племя. Я вспомнил все древние предания, все священные слова, что были нам завещаны от предков. И сейчас оглашаю своё решение.
Все вы знаете этого Куницу. Вспомните, как мы жили там, за горами, как голодали, как тонули в трясине, как ежегодно взыскивали с нас человеческие жертвы зловредные трясовицы, живущие в болотах. И всё же ни один из нас даже не думал о том, чтобы пуститься на поиски новой, благодатной земли. Болели, голодали, умирали. Но никто не решился уйти в горы, чтобы за ними найти новые земли. А Куница решился. Три раза уходил он в горы, и дважды возвращался голодный и израненный, но ни с чем. А в третий раз ушёл надолго, и мы решили, что безрассудный смельчак сгинул в горах. И когда он, наконец, возвратился, многие ли ему поверили? Все смеялись над его рассказами о густых лесах, полных дичи, об озере, в котором столько рыбы, что её можно ловить голыми руками, о тучной земле, о месте, где вместо миазмов болот в воздухе витает только аромат цветов.
Кто ему поверил, а? Над ним все смеялись, называли безумцем. Никто не хотел рисковать жизнью и идти с ним через горы, никто не хотел покидать свои нищие хижины, потому что, говорили все: лучше худой кров над головой, чем совсем никакого. Но Куница был настойчив, и постепенно некоторые люди поверили ему и решились идти неизвестно куда. Наш вождь, Седой Лис не пошёл с нами, его сыновья Рысь и Сова тоже идти не захотели. И тогда вызвался я. Хотя я стар и слаб, и дни мои уже приближаются к порогу, за которым меня встретят духи земли и неба, но нельзя было пускаться в путь без кого-то из Больших людей. Об этом говорит закон. Я и верил Кунице, и не верил. И только когда мы ступили на эту землю я понял, что закончилась власть над нашим народом злобных болотных духов, что не станем мы более приносить в жертву ненасытным трясовицам наших родных, что не будут каждую зиму умирать от голода наши дети. Эта земля прокормит всех. А кто нашел для вас эту землю? Куница! Кто полгода уговаривал вас покинуть насиженные места и отправиться навстречу новому, неизведанному? Куница!
И сегодня, когда вы все ещё спали, Куница не спал. Он вышел из шалаша, и ему дано было знамение. Его призвал никто иной, как Хозяин этих мест. Обычно такой Хозяин живёт на горе или в горе. Он послал своего слугу, чтобы тот вручил Кунице особые вещи, означающие, что он дозволяет нашему племени жить на его земле. Куница правильно сказал, что он видел человека, только очень маленького. Именно так говорится в преданиях о Хозяевах гор и их народе. И я верю, что эти знаки хозяин вручил именно Кунице, потому что ставит его новым вождём над нашим народом. Я объявляю эту корону и камень с огнём внутри знаками власти Куницы и всего его рода над всеми нами на вечные века. А гора, с которой спустился посланец Хозяина, и поляна, на которой случилось чудо, пусть навсегда останутся неприкосновенными, и всходить на гору может только Куница и его потомки. Да погибнет любой, кто вторгнется в её пределы, или будет охотиться на ней, или срубит дерево в заветном лесу, где Куница получил знамение!
От длинной речи старец совсем ослабел. Он снова сел, опустил голову и, кажется, задремал.
Все мужчины подходили к Кунице и кланялись ему. А он, кажется, ещё до конца не осознал, что стал вождём. Колпак, украшенный моим венцом, снова был у него на голове, а камень он спрятал в складках пояса.
Потом всё племя уселось за трапезу, женщины уже успели напечь каких-то лепёшек из грубой муки. Они пекли их в золе, часть теста подгорела, а часть осталась полусырой, но это никого не смущало. В ход пошли и остатки оленины, и скоро я наблюдал, как животные, смахивающие на волков, дрались и грызлись между собой за обглоданные кости, которые им бросали люди. В первый раз я видел человеческое застолье, и оно показалось мне отвратительным.
Потом все разбрелись по своим делам. Очевидно, самым важным для пришельцев было как можно скорее обзавестись жильём, поэтому мужчины вооружились топорами и отправились к растущим вдали деревьям. А женщины принялись скрести шкуры оленя и ещё каких-то животных, готовить пищу, одна уселась плести из веток что-то наподобие корзины. Позже я наблюдал, как с помощью этого предмета они ловили рыбу.
Меня интересовал только Куница, я следил за ним и прикидывал, как незаметно вытащить камень у него из пояса. Решения я пока не находил. Мне в голову не приходило, что тайно или явно забирать что-то у другого существа (даже если это «что-то» раньше принадлежало тебе) – поступок недостойный и называется воровством.
Как раз перед тем, как Куница отправился вместе со всеми на рубку леса, к нему подошёл юноша, почти мальчик. Он низко поклонился и обратился к Кунице:
– Куница, возьми меня к себе прислугой и охраной, пожалуйста.
– Мне не нужна ни прислуга, ни охрана, Светляк. Я и без них прекрасно обхожусь.
– Сейчас ты наш вождь, Куница. Вспомни, у Лиса была охрана, и прислуга была, и все ему добычу несли, на то он и вождь. Ты не смотри, Куница, что я молод возрастом. Я сильный и меткий. Помнишь, ты меня на охоте как-то похвалил. Ну, когда ещё отец жив был. Я ведь совсем один остался, мать и сестёр трясовицы забрали, отца камнем придавило. А я тебе во всём помогать буду, вот увидишь! Ты доволен будешь. И я всегда за тебя буду, Куница, хотя бы и все на тебя ополчились, а я тебя никогда не передам и не покину! Юноша говорил это с таким жаром, что Куница улыбнулся, потрепал его по плечу и сказал:
– Ладно, Светляк, там видно будет, пойдем лучше деревья рубить.
Я немного поразмыслил и решил не идти вслед за лесорубами: я боялся быть обнаруженным.
Целый день просидел я на дереве, а вечером вернулись усталые мужчины, женщины их накормили, и скоро весь лагерь крепко спал. Я потихоньку заглянул в шалаш к Кунице. Он спал, не раздевшись, на животе, камень был под ним.
Я немного поразмыслил и решил вернуться в гору, а утром снова попытать счастья. Я, конечно, побаивался, что пропажа «Жизни горы» обнаружится, и меня станут ругать. Но потом решил, что опасаться нечего, ведь камень достают очень редко. А я, может быть, уже завтра верну камень на место и никто ничего не узнает.
76. Рассказ Руби. Приговор
Немного отойдя от стоянки людей, я увеличил рост (так идти было быстрее) и зашагал в сторону горы. Но чем ближе я к ней приближался, тем сильнее чувствовал какое-то странное недомогание. Ноги мои стали двигаться очень медленно и как бы неохотно. Я попробовал поднять руку, но этот простой жест дался мне с трудом.
«Что со мной? – недоумевал я (ведь раньше мне были совершенно неизвестны такие понятия как слабость и усталость. Даже слов таких не было в нашем языке), – неужели на меня так подействовало расставание с девами воздуха, с Фло? Или это из-за того, что я целый день просидел на дереве, наблюдая за этими ужасными людьми, и на меня светило солнце? Или это трусость? Я боюсь, что меня станут ругать за пропажу камня, если она откроется, вот мои ноги и отказываются нести меня к горе?»
Я шёл, вернее, через силу тащился, подбадривая себя. На гору я еле взобрался и с облегчением вздохнул, зайдя в пещеру.
То, что я увидел, поразило меня. Передо мной стоял Купр.
– Это правда? – спросил он таким тоном, что я понял – всякие отговорки бессмысленны. Говорил Купр как-то странно, будто ему что-то мешало разжимать губы.
– Да, – прямо ответил я, почувствовав, что и мой язык шевелится с трудом. «Что это с нами?» – не понимал я.
– Где «Жизнь горы»? Куда ты дел наш камень? Немедленно ступай, и принеси его сюда.
– Не могу, –ответил я.
– Почему не можешь? Где он?
– У человека. Но ты не переживай, Купр, я скоро всё улажу.
– Как, у человека?! Здесь нет никаких людей!
– Уже есть. Они пришли несколько дней назад из-за гор…
– И ты украл у своих братьев камень и отдал его людям? Как решился ты погубить свой народ? Что тебе посулили люди, что ты стал предателем?
– Купр, это вышло случайно! Я не виноват! Человек за мной погнался, я споткнулся и выронил камень, а он подобрал.
– Скажи, камень коснулся земли? Он не вырвал его у тебя из рук? Да? Тогда всё пропало! Закон гласит: если какая-то вещь упадет на землю, то настоящим её хозяином становится тот, кто эту вещь поднимет. Камень больше не принадлежит нам, мы погибли!
– Почему? – удивился я.
– А разве ты не ощущаешь как жизнь уходит из нас? Когда человек унесёт камень из этих краёв (а они никогда не задерживаются подолгу на одном месте!), то мы превратимся просто в кучу самых обычных булыжников, и тогда ничто не сможет возвратить нас к жизни!
– Они, вроде бы, не собираются уходить из наших мест, сейчас они подле озера. Я знаю, у кого камень, и придумаю способ забрать его. Так что, ничего страшного не случилось…
– Какой же ты глупец, – сокрушенно сказал Купр. – Я же тебе говорю, что уже сейчас жизнь постепенно уходит из нас. Озеро – это слишком далеко, чтобы камень мог долго поддерживать искры всех братьях.
– Можно выйти из горы всем нашим и переселиться поближе к озеру, – предложил я.
– Всегда таиться, прятаться, страдать от яркого солнечного света, забросить любимые дела, которыми мы можем заниматься только в горе? Или затеять вражду с людьми? Ничего хорошего из этого выйти не может. Запомни раз и навсегда: если ты, или кто-нибудь из нас совершит деяние, которое называется преступлением, то искра этого преступника станет как бы ядовитой. И эта отрава перекинется на наш Камень жизни. Яд погасит искру, и «Жизнь горы» станет самым обычным камнем, каких много вокруг. И мы тоже превратимся в камни.
– Но что такое преступление? – спросил я.
– Преступление – если ты когда-нибудь сделаешь что-то, что причинит другому вред, например, что-нибудь насильно отнимешь: камень, здоровье, жизнь или надежду – неважно. Преступно также говорить то, чего на самом деле нет, особенно для своей выгоды. Это называется неправдой, ложью, враньём.
Люди часто совершают преступления, за это тоже их ждёт возмездие, правда какое-то другое, я не знаю, какое. Но ты не должен этого делать никогда. Впрочем, сейчас это не имеет значения, жить нам осталось совсем недолго. И всё же я хотел бы напоследок узнать, как и зачем ты это сделал?
Делать нечего, я всё без утайки поведал Купру.
– Ты очень виноват, но я должен разделить эту вину с тобой. Я виноват в том, что не научил тебя сдерживать свои порывы и желания, пусть и самые добрые. Я уделял тебе мало времени, и ты стал развлекать себя так, как умел. И я не растолковал тебе наши законы, чтобы ты навсегда их запомнил. Ну что же, прощай. Прим не велел тебе заходить в гору без камня. Оставайся здесь или возвращайся к людям – мне это всё равно, – и он повернулся, собираясь уходить.
– Купр, погоди! Прости меня! Я же не нарочно, я просто не знал! Я обещаю тебе, что верну камень!
Купр долго смотрел на меня:
– Вряд ли это тебе под силу. Ладно, слушай. Прим сказал, что знает способ, как сохранить остатки искр в наших телах. По виду мы снова станем камнями, но, возможно, не навсегда. «Жизнь горы» сможет снова оживить нас. Но при одном условии. Камень всегда должен быть неподалёку от горы. Чем ближе, тем лучше. Однако, окаменение станет необратимым, если люди увезут камень далеко и слишком надолго. Почти вся сила «Жизни горы» сейчас достанется тебе. Только старайся быть всегда рядом. И не пользуйся без крайней нужды своими способностями: не изменяй своих размеров, не вмешивайся в невидимый состав веществ. Будешь это делать – отнимешь у нас последнее. Всегда про это помни. И никаких преступлений! Иначе сгубишь всё! Люди должны отдать камень сами, добровольно, и подтвердить, что больше он им не принадлежит. Ну, или если род того, кто владеет камнем, прервётся и наследников не будет. Или они выбросят камень, а ты подберёшь.
Если сможешь вернуть «Жизнь горы», зайди в наш главный зал, туда, где мы будем пребывать в окаменевшем виде. Положи нашу «Жизнь горы» на тот камень, что был Примом. Ты его узнаешь. Он будет лежать отдельно, в центре, на возвышении. И жди, когда он оживёт. Тогда дальнейшее он сделает сам. Ну, а если не оживёт…
Купр махнул рукой, очень медленно уменьшился, а затем, не сказав мне больше ни слова, протиснулся в узкий проход.
Не знаю, сколько времени прошло, пока я, наконец, пришёл в себя и стал медленно спускаться с горы. День наступил давно, пели птицы, светило солнце. А на душе у меня была непроглядная тьма. Я думал только об одном: как исполнить обещание и вернуть утрату. Меня уже больше нисколько не влекли красоты Внешнего мира. Как я был бы счастлив оказаться сейчас в горе, с моими братьями! Мысль о том, что я, возможно, стал виновником их гибели, угнетала меня. И даже расставание с Фло уже не казалось мне таким трагическим событием, как день назад.
