Людмила Георгиевна Головина
Тайна замковой горы
77. Рассказ Руби. Что было дальше
Уважаемые господа, теперь вы знаете главное, знаете, мою вину, и каким образом наша «Жизнь горы» оказалась в руках людей. Я понимаю, что не смогу описать вам все годы, столетия, которые я прожил в непрестанном страхе за судьбу братьев, терзаемый муками совести и не находивший ответа на вопрос: как исправить моё деяние, которому не могло быть оправданий.
Очень скоро я потерял надежду на то, что Куница добровольно вернёт мне камень. Во-первых, я боялся людей и научился наблюдать за ними так, что они меня не замечали. А во-вторых, Куница никогда не отдал бы мне камень, ведь он был уверен, что тот является залогом процветания их племени.
И жизнь людей, действительно, налаживалась. Я не успел и глазом моргнуть, как поселенцы уже соорудили несколько грубоватых, но прочных деревянных хижин, да к тому же и со сложенными из камней очагами. Следующей весной они распахали поле и засеяли его какими-то злаками. На пастбищах паслись овцы и козы. Поселенцы привели с собой не слишком много живности, но на хороших кормах она быстро размножалась. С удивлением смотрел я на животных, которые пришли с переселенцами. Меня особенно поразили лошади. Они, такие большие и сильные, повиновались человеку, позволяли ездить у них на спине и пахали землю, таща за собой соху. Ещё люди лепили из глины и обжигали на кострах посуду, плели корзины и даже обрабатывали металлы, пусть грубо и примитивно, но я видел, как они быстро совершенствуются. Ну, и, конечно, они много охотились. Зверей в лесу становилось всё меньше, да и сам лес редел. Нетронутой оставалась только поляна у подножья горы. Раз в год, весной туда приходил Куница с Мудрейшим. Они совершали какой-то обряд и оставляли на поляне привязанного ягнёнка. Надо ли говорить, что бедняга становился добычей волков. Это называлось: принести жертву. Потом я, жалея ягнёнка, стал его отвязывать и потихоньку возвращать в стадо. Мудрейшим был уже не тот, который объявил Куницу вождём. Тот вскоре умер и был торжественно погребён с исполнением странных, на мой взгляд, ритуалов. Скажу пару слов об этих Мудрейших. На самом деле их имя звучало вроде: «память племени». Они были чем-то средним между жрецами, сказителями и ходячей библиотекой. Готовили Мудрейшего с детства. Отбирали самых смышлёных мальчиков с хорошей памятью. Они поступали на испытание к младшему Мудрейшему (рядом со старшим всегда был один из повзрослевших учеников, готовый в любое время заменить его). Младший заставлял их наизусть запоминать длинные тексты, иногда совершенно непонятные, а потом в течение некоторого времени проверял, как крепко эти тексты держатся в их детской памяти. Самых способных (обычно двух) оставляли продолжать обучение. А все остальные возвращались к родителям. Те дети, которые официально становились учениками Мудрейших, облачались в особую белую одежду. Родители теряли право на них, и ученики Мудрейшего становились как бы его детьми. У них не было имён, им не полагалось выполнять никакой работы, воевать, охотиться. Они не могли иметь семью. Их главной задачей было затвердить наизусть все предания, сказания, ритуалы, священные тексты, песни, былины, сведения обо всех обычаях, об истории племени… Книг тогда не было, и Мудрейшие были ходячей памятью своего народа. Потом одного из двух учеников могли отпустить (чаще всего, после смерти самого старого Мудрейшего). Этому отпущенному ученику племя делало большие дары, он мог жить отныне обычной жизнью, но навсегда оставался одним из самых уважаемых членов своей общины. А другой, оставшийся ученик, достигнув определенного уровня знаний, сам начинал искать себе учеников. Вот так и сменяли друг друга Мудрейшие, передавая эстафету знаний. Когда появилась письменность, Мудрейшие сами стали переносить то, что хранилось в их памяти на пергаментные свитки. А потом, уже в эпоху христианства, к ним стали относиться как к колдунам, и через какое-то время каста Мудрейших исчезла. Как исчезли практически и все их свитки: церковь не слишком жаловала языческие предания и обычаи.
Но вернусь к тому времени, когда правил этим краем вождь Куница. Прошло несколько лет, и он при радостном ликовании своего племени ввёл в свою хижину девушку и назвал ее своей женой. Через известный срок она произвела на свет сына Куницы, и тот нарёк ему имя – Чудесный Камень.
Вот так, уважаемые господа Вундерстайны появился на свет первый представитель вашего рода, который носил это имя. А через несколько лет женился и Светляк. Из юноши он превратился в крепкого сильного мужчину, удачливого охотника и умелого мастера. Всякая работа спорилась в его руках. Но как и в свои юные годы он был беззаветно предан Кунице и всегда был готов прийти тому на помощь. Как-то на охоте на Куницу напал огромный медведь, и было бы ему несдобровать, если бы на помощь не кинулся Светляк и не сразил зверя рогатиной.
Вот так и пошли рука об руку через долгие-долгие годы род Куницы и род Светляка. Много поколений промелькнуло с тех времён, а потомки Светляка – Микельсы по-прежнему преданы роду Куницы. И потомки Куницы благодарны потомкам Светляка за то, что всегда рядом с ними было надёжное плечо.
78. Рассказ Руби. Сквозь долгие века
Вундерстайны молчали. Трудно было поверить в то, что они услышали. Могло ли это быть правдой? Как это возможно – разговаривать с человеком (ладно! пусть не человеком), который отчётливо помнит столь отдалённое прошлое, знал их древних предков, основателей рода? Это не укладывалось в голове.
Руби, кажется, уловил их мысли и продолжал:
– Я рад был бы рассказать вам о каждом дне жизни с людьми, обо всём, что хранит моя память, но время нашего плавания близится к концу. Поэтому сейчас поведаю вам о самом важном.
Когда в поселении правил потомок Куницы (его праправнук) Стрела Чудесный Камень (да, теперь все потомки прибавляли к своему личному имени и родовое), многие люди стали покидать насиженные места: уже не хватало на всех пастбищ, угодий и дичи в лесах. И вот, как-то я подслушал один разговор. Стрела делился с другом своей мечтой продвинуться дальше в глубь страны и там, на новом место заложить большое селение, чтобы всем хватало места и еды. Видимо, в нём жил беспокойный дух его предка Куницы.
Я обмер от ужаса, ведь это означало гибель моего народа. Я ломал свою голову над тем, как это предотвратить, и при этом не нарушить те запреты, о которых поведал Купр.
Наступил день ежегодного принесения жертвы на заветной поляне.
К ней направилась большая толпа поселян, но не доходя до поляны примерно за тысячу шагов, все остановились, а дальше пошли только Стрела и Мудрейший. Простым людям путь на поляну был заказан. Также запрещалось приносить туда оружие, и Стрела оставил свой кинжал Сойке, потомку Светляка.
Они вошли на поляну: Мудрейший в белоснежном одеянии и Стрела, по случаю торжественного дня надевший колпак с короной, и с ягнёнком на руках.
И тут из зарослей со стороны горы к ним шагнул я.
Думаю, вы не смогли бы узнать меня в том наряде, что был на мне, когда я предстал перед ними. Трудился я над этим одеянием несколько дней. Я рассудил, что чем причудливее будет моя одежда, чем меньше она будет напоминать человеческую, тем больше поразит их воображение и даст понять, что я не человек, а некое всемогущее существо. Люди в ту пору без сомнений верили во всевозможных природных духов, поклонялись им и боялись их гнева. На этом я и решил сыграть.
Итак, я вышел к ним, напоминая, скорее, неведомое растение, нежели живое существо. С ног до головы я был оплетён гирляндами и венками из листьев и цветов, к своему лицу я прикрепил с помощью сосновой смолы подушечки из мха, так, что на лице видны были только глаза. На голову я водрузил высоченный головной убор из ивовых веток и цветов (он придавал мне роста). В руке я сжимал посох (я уже понял, что для людей это было каким-то символом власти).
Не давая Стреле и Мудрейшему опомниться, я заговорил:
– Стрела Чудесный Камень, потомок Куницы! Так-то ты уважаешь духов этих мест и Хозяина горы? Когда Кунице был дан чудесный камень, разве не понял он, и не передал потомкам, что камень дан как залог владения этим местом? Потомкам Куницы запрещено на веки веков уносить чудесный камень из владений Хозяина горы. Чудесным камнем вы можете владеть только пока живёте на этой земле. И то, и другое принадлежит Хозяину горы! А что задумал ты, Стрела? Хочешь отправиться на поиски новых земель? Помни, что если ты унесешь камень с огнём внутри из этих мест, случится огромное несчастье! Погибнет весь народ! – при этом я сделал широкий жест, и моя рука указала на гору, то есть, для себя я имел в виду, что погибнет народ горы, но надеялся, что люди решат, что моё пророчество касается поселян. Они так и поняли и испугались.
– Как мы можем тебя умилостивить, о неведомый дух? – дрожащим голосом вопросил Мудрейший. Стрела молчал. Он без страха охотился на опасных диких зверей, но передо мной, совершенно безобидным и безвредным, остолбенел от ужаса.
– Мы принесем тебе, обильную жертву, только не гневайся на нас, не насылай бед, – продолжил, справившись с волнением, Мудрейший.
– Мне не нужны ваши жертвы! – строго промолвил я. – Отпустите бедное животное, – указал я на ягнёнка. – Слушайте мои повеления. Камень всегда должен оставаться рядом с горой, потому что между ними существует невидимая связь. Только так можно избежать большой беды. Вы должны построить на вершине горы дом для потомков Куницы. Пусть этот дом будет не из дерева, а из прочного, крепкого камня. Камни для постройки берите в других местах, потому что гора должна быть неприкосновенной! Дом этот должен быть крепким и надёжным, чтобы никто из посторонних не мог в него проникнуть. Жить в этом доме могут только потомки Куницы и их слуги. Остальным дозволяется приходить изредка и ненадолго. И в этом доме обязательно должно быть тайное место, где следует сохранять чудесный камень. Если же Стрела или его потомки задумают навсегда уйти из этих мест, то, во избежание беды, пусть положат камень на вершине горы и громко скажут:
– Я добровольно отказываюсь от владения этой землёй и этим камнем и возвращаю эти дары Хозяину здешних мест.
Так надо сказать трижды, а после этого спуститься с горы и более никогда на неё не подниматься.
Вот моё повеление. Мудрейший, запомни все эти слова, и пусть они навечно останутся в памяти рода.
При этих словах я грозно ударил посохом о землю и исчез. То есть, конечно, не исчез совсем, просто я очень быстро уменьшился и спрятался в заранее присмотренную мышиную норку. Конечно, это превращение отняло сколько-то сил у камня, но он был совсем рядом, в поясе у Стрелы. А сейчас такой эффект был мне крайне необходим.
Ошарашенные моим представлением Стрела и Мудрейший несколько секунд стояли неподвижно, потом решились подойти к тому месту, где я столь внезапно исчез. Убедившись, что меня нет, они пошли в сторону поселения, а я, немного прибавив роста, поспешил за ними.
На опушке, там, где их ждал народ, Мудрейший рассказал всем о чудесном явлении, поразившем их.
Он поведал всем о воле Хозяина горы, переданной через неведомого Зелёного Духа (так он назвал меня). Мудрейший подкрепил истинность моих слов многочисленными примерами из легенд и былин и закончил свою речь тем, что Дух обращался к Стреле, а, стало быть, тому и решать, вернуть ли дары Хозяину горы и добровольно отказаться от этой земли, или принять его условия и выполнить его волю.
Стрела сказал, что он будет думать, и на три дня заперся в своей хижине.
Потом он вышел и огласил свое решение.
– Хозяин горы всесилен и могуч. Много лет назад он разрешил нашему народу поселиться на этой земле, и как знак своего благоволения передал нашему первому вождю Кунице венец, символизирующий власть, и чудесный камень с огнём внутри – непостижимый чудесный знак союза нашего племени и этой земли. Наши предки получили в этом краю всё, о чём мечтали: леса, полные дичи, пастбища, питающие наш скот, озеро, богатое чистой водой и рыбой. И мы благодарили духов этой земли за все благодеяния. Но прошло много лет и некоторым, в том числе и мне, захотелось пуститься на поиски других, ещё более благодатных мест. И это прогневало Хозяина горы. Он послал к нам своего вестника – Зелёного Духа с грозным предостережением. Что нам делать? Наша земля уже не в состоянии прокормить весь наш народ. И многие, но не все, собираются уйти. Мне хотелось возглавить их. Но я боюсь, что если мы откажемся от даров Хозяина горы, и покинем эти места, то его гнев падёт на оставшихся людей, потому что уже не будет у них права на владение этой землёй. А все идти не захотят, я знаю, многие не желают покидать родные обжитые места. Я опасаюсь за них, если откажусь от того дара, который получил мой предок Куница.
Поэтому вот моё решение. Пусть та часть племени, которая хочет уйти на поиски новых мест, собирается в путь и выберет себе нового вождя. Я же буду с теми, кто решит остаться. Пусть с теми, кто уходит, отправится также и лучший ученик Мудрейшего, чтобы была с ними память предков. А крепким мужчинам, из тех, что останутся, повелеваю завтра же начать сбор подходящих камней, чтобы до зимы мой дом на горе был готов!
Видимо, я их сильно напугал, потому что всё племя, за исключением ушедших (кстати, их ушло гораздо меньше, чем собиралось раньше), с энтузиазмом принялись за работу. Конечно, я надеялся, что Стрела выберет добровольный возврат камня но мало верил, что он на это решится. К осени, действительно, удалось соорудить совсем небольшой дом из дикого камня. Я незаметно наблюдал за строительством, и даже немного жалел семейство Стрелы, потому что представлял, как холодно будет обитателям дома зимой в доме на самой вершине горы, открытой со всех сторон холодным ветрам. Сам я никогда не испытывал холода, поэтому не подумал об этом обстоятельстве, когда изрекал свои повеления. Я вздохнул с облегчением, когда весной стало ясно, что все домочадцы Стрелы благополучно перезимовали. Весной строительные работы на вершине горы продолжились и длились потом много лет. Возводились всё новые помещения. От первоначального домика не осталось и следа. Постройки были обнесены надёжными стенами, после того, как из-за гор стали регулярно совершать вылазки низовийцы. Они решились в конце концов пройти той тропой, которую когда-то отыскал Куница, и по которой отказались идти их предки. Сейчас же они были не прочь заселить эту землю, но она была уже занята. Низовийцы грабили местное население, угоняли скот, убивали жителей, жгли дома. Замок укрывал за своими стенами женщин, детей и стариков, в то время, как мужчины давали отпор врагам. Давным-давно уже не было на свете Стрелы, и даже имя его было забыто. Замок всё строился и совершенствовался. Воздвигли дозорную башню, выкопали глубокий ров, соорудили подъемный мост…
В эти века достигло наших краёв христианское учение. Не скажу, что сразу все приняли его в свою душу. Многим были дороги языческие обычаи их предков. Христианство заметно смягчило нравы, люди стали внимательнее относиться к своей душе, боялись запятнать её грехом. Но не все и не всегда соблюдали заповеди. Более того, часто преступления творились во имя веры. И пару раз это коснулось меня.
С тех пор, как ваши предки поселились на вершине моей горы, я избрал местом своего жительства ту пещерку, которая служила выходом во Внешний мир. Я постоянно ощущал там, что камень рядом, и это придавало мне сил. Правда, оставалось всё меньше шансов, что я его когда-нибудь ещё увижу, а тем более смогу им завладеть. Я решил, что скрываться мне в моем нынешнем положении нет такой уж необходимости. В то время, с приходом новой веры в наших краях стало появляться много чужестранцев, и я решил выдать себя за одного из них. Я был немногословен (чтобы не отвечать на неудобные вопросы), так что некоторые думали, что я немой, а некоторые – что не понимаю местного языка. Но зато все скоро узнали, что я хорошо умею работать с металлом. Под горой я оборудовал кузницу. Работы было столько, что я целыми днями напролёт стоял у наковальни. Чего только я не передал за свою жизнь: оружие, доспехи, посуду, подковы, цепи, решетки, флюгеры, лопаты, косы, замки́…
Мои работы пользовались успехом, говорю без ложной скромности. Мне под силу была любая работа. Сегодня я мог подковывать лошадей, а завтра делать ожерелье для супруги знатного гражданина.
Одно было неудобно в моем положении: я не старел. И для людей, оказывается, это было недобрым знаком. Как-то после сорока шести лет работы меня внезапно схватили и притащили в какой-то подвал. Я бы легко мог раскидать людей, навалившихся на меня, но боялся показать свою настоящую силу. Хорошо, что дом, в котором этот подвал находился, был не слишком далеко от горы, и я чувствовал себя неплохо. Вскоре явился человек в сутане. Он стал допытываться, кто я, откуда, какой веры, а потом стал выяснять, сколько мне лет.
– Горожане свидетельствуют, – заявил он, – что знали тебя, когда ещё были детьми, что они за это время выросли и состарились, а ты совсем не меняешься, вопреки человеческому естеству. Признайся, ты пользуешься колдовским зельем, или заключил сделку с дьяволом? Мне донесли, что в своей кузнице ты совершаешь некие обряды и вызываешь нечистых духов, которые тебе помогают, иначе, разве смог бы ты работать без сна и отдыха и делать такие прекрасные вещи?
Долго он принуждал меня признаться в этих и других грехах, но я молчал. Правду я сказать не мог, а лгать боялся. Наконец, инквизитор сказал:
– Подумай этой ночью, чего ты хочешь больше: молчать и подвергнуться пыткам, или сознаться и принять с раскаянием лёгкую смерть.
С этими словами он покинул мою темницу. Загремели замки, засовы и я остался один в полной темноте. Но меня это не пугало. Не боялся я и пыток, поскольку они не могли причинить мне вреда. Меня волновало только то, что во время истязаний откроется моя необычная природа, да и сжечь меня на костре им тоже не удастся. Боялся я, что после всех этих неудач меня захотят увезти в какой-нибудь дальний монастырь или на суд инквизиции в другой город. Вот тогда-то пришёл бы мне конец.
Мои тюремщики не ведали о моей силе. Я без труда разогнул звенья цепи, которой был прикован к стене, потом так же легко выбил дверь. На шум прибежали стражники, но я схватил их и забросил на крышу. Кажется, я не причинил им никакого вреда, кроме испуга.
Я прекрасно понимал, что моё освобождение будет объяснено помощью тёмных сил, а поэтому, и думать нечего было оставаться в городе. Но и уйти далеко я тоже не мог. К счастью, я уже вдоль и поперёк обследовал мою гору. На противоположной, отвесной стороне я нашёл ещё одну, совсем маленькую пещерку. Я не мог в ней даже распрямиться в полный рост, а помещался только сидя, поджав ноги. Но это меня совсем не беспокоило. Главное – эта пещерка была совершенно неприступна. Только я, с моими врождёнными способностями, мог карабкаться по почти отвесной каменистой круче. Я забрался в эту крохотную пещерку, свернулся клубком и провёл так следующие семьдесят лет. Я рассудил, что за это время исчезнут все или почти все люди, которые меня помнили. Я принял решение через каждые тридцать – сорок лет скрываться в малой пещере, чтобы не давать людям повода удивляться отсутствию у меня столь естественных для всех людей признаков старости.
Я то исчезал, то появлялся. Людям не было до меня дела. Но однажды я снова попал в поле зрения инквизиции. Дело было так.
Моей пещерой люди не интересовались, поскольку она была слишком мала, а проход в неё – очень узким для взрослого человека. Но однажды, вернувшись в своё жилище, я нашел его занятым.
На полу полулежал какой-то очень худой человек в рваной одежде, в которой я не сразу признал сутану.
– Ты здесь живёшь? – спросил незнакомец, – извини, что зашёл без спроса. Дозволь мне побыть у тебя до утра, начинается дождь, а я третий день не ел, и меня мучает кашель.
– Оставайся, – сказал я.
Я понимал, что по законам гостеприимства, принятым у людей, я должен накормить и обогреть путника. Тем более, что он сам сказал, что голоден.
Я спустился в свою кузницу (во время этого прихода к людям я снова решил немного потрудиться, потому что тосковал без работы). Там я взял угля, которым разжигал горн, и кувшин с водой, чтобы напоить моего гостя. Но вот чем его накормить, я совершенно не представлял. За работу мне давали мелкие монеты, но я никогда их не тратил, да и понятия не имел, что можно на них купить. Я добрался до ближайшего дома и постучал. Когда вышел хозяин, я протянул ему несколько монеток и спросил, не продаст ли он мне какой-нибудь еды. Он кивнул и вынес мне краюху хлеба и луковицу.
Всё это я предложил путнику, и пока он ел, постарался соорудить у стены некое подобие очага из камней. В стене была небольшая трещина, и я надеялся, что дым будет уходить в неё. Так и вышло. Мой гость поел и согрелся. Я увидел, что он довольно молод. Пришелец с любопытством разглядывал мою пещеру.
– Ты всегда здесь живёшь? – спросил он.
Я подтвердил.
– Ты, наверное, отшельник, ведущий святую жизнь. Только святые способны жить, отрекаясь от всего земного. У тебя в келье не было ни крупицы еды, ни питья, ни подстилки, чтобы не лежать на голых камнях. И очаг ты только для меня соорудил, я это понял. Никогда не встречал я человека, выдерживающего столь суровую аскезу! Назови мне твое имя, святой человек!
– Я вовсе не святой, а простой кузнец. А живу так, потому что привык. Зовут меня Руб.
– Странное имя. Никогда не слышал такого.
– Меня так назвал отец.
– Ты, наверное, не из этих мест.
– Да, мой народ там, – и я снова, как уже привык, махнул в сторону горы. Я уже твёрдо усвоил, что люди при этом думают, что я указываю на страну за горами.
– Знаешь дорогу? – заинтересовался мой гость.
– Нет, не знаю, я очень давно здесь живу.
– Странный ты какой-то. Ну, да это твоё дело. Я хочу тебе кое-что поведать, только обещай, что никому обо мне не расскажешь.
– У меня нет знакомых, которым я мог бы что-то рассказать, и нет желания никому ничего рассказывать. Да и тайну твою совсем не стремлюсь узнать.
– Говорю же, ты странный. Всем людям хочется узнать чужие тайны. Ну да ладно, я всё равно расскажу. Хочется, знаешь, поделиться с кем-то, а ты, я почему-то уверен, не предашь меня. Меня зовут Фотий. Я монах. Беглый монах. Убежал из монастыря, потому что аббат собирался меня отдать на суд инквизиции.
Фотий рассказал мне, что в монастыре живёт с детства. Смутно он помнил, что маленьким ребёнком жил в семье, но не знал, каким образом попал в монастырь. То ли его отдали сюда родители, то ли он осиротел, а монахи взяли его к себе.
Фотий был смышлёным мальчиком, быстро научился читать и писать, знал наизусть все службы, пел в церковном хоре, Став взрослым, Фотий сделался переписчиком книг. У него был красивый почерк, а ещё, никто не умел лучше него рисовать красивые буквицы и орнаменты. Книги стали страстью Фотия. Так он познакомился с довольно обширной монастырской библиотекой. Но на беду Фотия, его пытливый ум замечал все противоречия и несоответствия, встречаемые им в книгах. Он стал то и дело обращаться за разъяснениями к старшим монахам и к самому аббату, чем нередко ставил их в тупик. Ему объясняли, что человеческий ум не в состоянии постичь все тайны священных книг, и советовали подавить в себе душевредное любопытство. Когда старый аббат умер, и на смену ему был назначен другой, тому очень не понравилось умонастроение Фотия. Он пару раз строго предупредил монаха, чтобы тот держал свои сомнения при себе, а ещё лучше вообще ни о чём подобном не думал.
Но Фотий не унимался. Некоторые молодые монахи тоже стали увлекаться идеями Фотия. Наконец, аббат решил, что со смутой во вверенном ему монастыре пора кончать. Он запер Фотия в келье и пообещал, что при первой возможности передаст его, как еретика и вольнодумца, на суд инквизиции. Перед мысленным взором Фотия запылал огонь костра.
Ему удалось бежать. Фотий решил направиться в Низовию, полагая, что за горами его не найдут. Три дня проблуждал он по горам, изорвал сутану, чуть не свалился в пропасть, ослабел от голода и простыл. Он был рад, что нашёл дорогу назад, но в город зайти побоялся и тут, на его счастье, обнаружил мою пещеру.
