Людмила Георгиевна Головина
Тайна замковой горы
79. Рассказ Руби. Сквозь долгие века. Фотий
Дожди всё не прекращались, а Фотий всё кашлял. В первые дни он порывался уйти, говоря, что не хочет злоупотреблять моим гостеприимством. Но я каждый раз уговаривал его остаться и подождать, пока исправится погода и пройдет болезнь. И он уступал моим увещеваниям. Да и идти ему было некуда. Дороги в горах он не знал, а оставаться в Медиленде не мог – его могли схватить и предать в руки церковного суда. Надвигалась зима, а бродить по горам зимой было сущим самоубийством.
Я предложил Фотию такой план. Зиму он проживёт в моей пещере. За это время у него подрастут волосы на голове, и исчезнет тонзура, по которой всякий мог признать в нём монаха. А ещё было бы неплохо отрастить бороду. Она тоже сильно меняет облик человека. Затем, следует расстаться с сутаной, тем более, что от неё остались одни лохмотья. Я постараюсь раздобыть для него какую-нибудь неприметную одежду. Затем, уже по весне, я разузнаю о тропе в Низовию, достану ему провизии на дорогу. Вот тогда есть надежда, что он сможет преодолеть трудный путь.
– Придумал ты неплохо, – сказал Фотий. – С моей стороны было настоящим безумством пуститься в такой путь без подготовки. Но принять твоё предложение я не могу. С какой стати тебе взваливать на себя все эти хлопоты и расходы? Да ещё и рисковать, укрывая у себя беглого монаха, скрывающегося от инквизиции? Я не могу подвергать тебя такой опасности. Довольно и того, что ты приютил меня на несколько дней. Я тебе очень благодарен, и сожалею, что ничем не могу тебе за это воздать.
– Поверь, мне не грозит никакая опасность. И мне совершенно не трудно будет сделать то, что я тебе предлагаю. Мне гораздо тяжелее будет сознавать, что я отпустил тебя на верную погибель.
В конце концов я уговорил Фотия принять мой план. Я уже упоминал, что, когда мой гость отдохнул, выспался и утолил голод, я понял, что он довольно молод, ему было не больше двадцати трёх – двадцать пяти лет (я уже неплохо разбирался во внешности людей). Несмотря на худобу, он был ловким и довольно сильным. Роста Фотий был среднего, но, конечно, гораздо выше меня. Он уже неплохо себя чувствовал, но всё-таки продолжал подкашливать. Как-то он попросил меня нарвать каких-то растений и принести ему, чтобы сделать отвар от кашля. Я давно изучил по виду все произраставшие на горе травы, но названия знал только для немногих, поэтому просьба Фотия вызвала у меня затруднение. Фотий понял мою неосведомлённость и стал объяснять, как выглядит то или иное растение. Я принёс целую охапку разных трав, и Фотий стал увлечённо о них рассказывать. Он объяснял мне, как они называются (причем, у некоторых трав было несколько названий), от каких болезней можно использовать каждое растение, какую часть следует для этого собирать (у одних растений это были листья, у других – цветы, а то и корни). Оказывается, каждое растение имело и определённое время, когда его целебная сила проявляется сильнее всего. Какие-то травы собирают по весне, какие-то – жарким летом, какие-то – осенью. От него я перенял различные премудрости траволечения. Сам я, конечно, не нуждался в целебных травах, но в будущем это моё умение помогло вернуть здоровье некоторым людям и даже животным. Впрочем, я не слишком показывал свои знания, поскольку слышал от людей, что от знахаря до колдуна – один шаг.
Фотий поведал мне, что в их монастыре был небольшой лазарет, и монах, исполнявший обязанности, лекаря, часто сидел в монастырской библиотеке, изучая старинные книги по медицине. От него-то Фотий и узнал все эти премудрости.
Фотий показал мне, какие травы надо собрать, чтобы он мог приготовить целебный отвар. Часть растений он засушил, чтобы использовать их зимой. Я был очень удивлён, когда через несколько дней кашель у Фотия стал слабее, а потом и вовсе прекратился.
Днём я уходил в свою кузницу, а Фотий оставался в пещере и, конечно, очень скучал. Я же торопился до наступления сильных холодов обустроит жизнь своего постояльца так, чтобы он смог пережить зиму. Работы в кузнице тогда хватало, я трудился с утра до ночи. И часто я стал брать плату не деньгами, а вещами. Так, я сделал прекрасный нагрудный панцирь одному стражнику, а в оплату попросил какую-нибудь теплую подстилку. И он принёс две большие войлочные кошмы и овечью шкуру. Теперь Фотий мог спать не на голых камнях и укрываться теплым руном.
Таким же образом я раздобыл своему гостю одежду и даже обувь. Каждый день я приносил в пещеру суму, полную еды. Фотий даже пошутил, что если будет так продолжаться, то он скоро не сможет выходить из пещеры. Но, на мой взгляд, Фотий не толстел, а просто становился более крепким и подвижным. И меня это почему-то очень радовало. Я открыл для себя новое чувство: радость от того, что ты кому-то нужен. То, что я делал для Фотия, оказывается, было нужно в первую очередь мне.
Наступила зима. Я стал реже бывать в кузнице, и много времени проводил с Фотием. Он был этому очень рад, ему хотелось с кем-то поговорить, поведать какие-то свои мысли, поделиться мнениями. Но тут я был ему плохим собеседником. Я был ужасно невежественным. Все мои познания ограничивались теми немногими сведениями, которые я мог почерпнуть из разговоров с людьми. А разговоры эти не были длительными, и касались, в основном, бытовых вещей.
Фотию же хотелось обсуждать со мной богословские темы, трактаты философов и труды святых отцов.
Я был вынужден признаться, что никогда не слышал об этих и тому подобных вещах. Фотий был поражён:
– Как, и Священное писание ты не читал?
Я объяснил ему, что не обучен грамоте. Вообще-то, тогда это было нормально. Но Фотий, выросший в монастыре, где читать и писать умели многие, воспринял моё невежество как большое несчастье, и вызвался немедленно обучить меня чтению и письму. Мне самому давно хотелось этого, и я согласился.
Затруднение было только в том, что ни у меня, ни у Фотия не было ни одного клочка пергамента, которым тогда пользовались вместо бумаги. Пергамент был вещью редкой и дорогой. Для обучения письму использовали грифельные доски, но и их у нас не было. Немного поразмыслив, я нашёл выход. Белые плоские камни заменили нам бумагу (или пергамент). Я выровнял и отшлифовал их поверхность. А писать на таких камнях мы приспособились угольками из очага. У меня руки от постоянной работы в кузнице и так никогда не были особенно чистыми, а вот пальцы Фотия в процессе моего обучения покрылись трудно смываемый угольной пылью, что, впрочем, нисколько его не огорчило. Фотий с энтузиазмом взялся за мое образование. Неизвестно, кто из нас получал большее удовольствие от учебы. Когда у меня было много работы в кузнице, мой учитель с нетерпением поджидал моего возвращения. К счастью, зимой работы поубавилось, и времени на постижение азов грамотности оставалось больше. Но в такие дни я переживал, что не заработал денег на пропитание моего постояльца. Впрочем, Фотий ел очень мало и был непривередлив.
Учеба продвигалась быстро. Я уже говорил, что особенностью моего народа является моментальное усвоение любой информации. У Фотия тоже была прекрасная память. Он наизусть цитировал целые страницы из книг, которые читал в монастыре. Настоящим открытием было для меня то, что люди, оказывается, говорят на разных языках. Я почему-то был уверен, что язык, который я слышал вокруг себя, был единственным. И вот сейчас Фотий мне поведали, что на земле живут разные народы и племена, и каждый из этих народов имеет свой язык. Но главным среди них следует считать латынь. Именно на этом языке пишут свои труды богословы, ученые и философы, на нём они общаются между собой. Я выразил желание познакомиться с этим удивительным языком, и Фотий немедленно принялся за дело.
Тут я должен пояснить. Я понимаю любой язык, в том числе и язык животных, безо всякого перевода, просто улавливаю смысл того, что заложено в словах. Но это не означает, что я знаю этот язык и могу на нём изъясняться. Для владения языком надо знать слова, уметь составлять из них фразы. Это гораздо сложнее.
Фотий не ограничился только латинским языком. Попутно он рассказывал мне о далёких странах, морях и океанах, об удивительных животных и экзотических растениях, о разных народах, населяющих мир, их нравах и обычаях. Обо всём этом он прочёл в книгах, когда жил в монастыре. Когда-то Внешний мир потряс меня. Думал ли я, что он гораздо более удивителен и разнообразен, чем я тогда представлял! И уж тогда, конечно, я и вообразить не мог, что вот, как сейчас, сам когда-нибудь смогу увидеть бескрайние морские просторы.
Но Фотий дал мне не только новые знания о мире. Он сделал гораздо более важное дело – пробудил в моей душе потребность в дружбе, желание заботиться о ком-то, понимать кого-то. Я осознал очень важную вещь: тех, кому мы делаем что-то хорошее, мы любим даже больше, чем тех, кто делает что-то хорошее нам. Почему это так? Не потому ли, что эти люди дают нашей душе счастье от осознания своей нужности кому-то? Я плохо могу выразить эти мысли, но всё же надеюсь, что вы меня понимаете.
Мне интересно было рядом с Фотием, но я ни на миг не забывал, что ему грозит опасность, и с наступлением весны мы должны будем расстаться навсегда. Я постоянно держал эту мысль в своей голове и не разрешал себе слишком сильно привязаться к моему гостю. Всю зиму я собирал Фотия в дальнюю дорогу. Я раздобыл ему теплую одежду и крепкую обувь. Я покупал продукты из тех, что могут долго храниться. Наконец, я старался, не привлекая внимания, узнать, как отыскать горную тропу, ведущую в Низовию. Ведь пришли же по этому пути первые переселенцы в наши края! Вечером я рассказывал Фотию всё, о чем узнал. Фотий благодарил, но смотрел при этом на меня очень грустно. Мне казалось, что ему тоже не хочется уходить.
Наше расставание случилось даже быстрее, чем мы планировали. Как-то, в самом начале весны ко мне в кузницу привели коня, и объяснили, что он принадлежит очень важному господину, приехавшему на днях в город. Конь потерял подкову, поэтому надо срочно выковать точно такую же. Слуг при лошади было двое. Одного из них я знал: это был слуга настоятеля городского храма. Вторым был, очевидно, слуга этого самого важного лица. Жара и грохот, царившие в кузнице, мешали им разговаривать, поэтому они вышли, а я продолжал работать. Вот только они даже и предположить не могли, что мой слух намного острее слуха любого человека. Поэтому я услышал их разговор до последнего слова. Приехавший господин был представителем инквизиции, и в наш город его привели поиски беглого монаха и еретика, некоего Фотия.
Нет, моя рука не дрогнула в этот миг. Я продолжал монотонно ударять молотом по раскаленному железу. Невозможно было даже помыслить, что я ловлю каждое слово разговора.
– А почему его преосвященство решил, что искать этого еретика надо у нас? – спросил слуга настоятеля.
– Его видели несколько человек. Он справлялся у них, далеко ли до Вундерстайна, и не знают ли они дороги в Низовию.
– Так, может быть, он давно уже в Низовии, либо сгинул в горах?
– Может оно и так, да только ваш господин настоятель написал его преосвященству письмо, в котором уведомлял, что неподалёку от города, в пещере давно живёт не вызывающий доверия человек. Говорят, он родом из Низовии. Никогда этот человек не приходит в храм, ни с кем в городе не общается. Работает, но за работу берёт сущие гроши. Спрашивается, что это за человек? Так вот, прихожане рассказали отцу настоятелю, что с осени его поведение изменилось. Он стал просить, чтобы его работу оплачивали продуктами, одеждой, да обувью. Сам он весьма мал ростом, почти карлик, а одежду просил на взрослого мужчину. Всю эту зиму около его пещерки люди видели дым, а раньше этого не замечали. Вот и подумал отец настоятель, что он кого-то укрывает. А уж его преосвященство сопоставил факты и предположил, что один еретик вполне может приютить другого. Сейчас весна, и есть опасность, что беглый монах сможет направить стопы в Низовию. Там его не достать.
– А я тебя сейчас удивлю, – сказал слуга настоятеля. – Ты только что видел одного из еретиков. И он в настоящее время подковывает вашу лошадь. Да, это наш кузнец. Верно, он малого роста, нелюдим и неразговорчив, живёт в пещере. Но мастер на все руки. Нет такой работы, которую он не смог бы выполнить самым наилучшим образом. И зла никому никакого не приносит, хоть в церковь, и правда, не ходит. Жаль будет лишиться такого мастерового.
– Его преосвященству виднее, – строго произнёс слуга инквизитора. – Смотри, держи язык за зубами, завтра его преосвященство собирается проверить, кто это там ютится в пещере.
Они замолчали, а потом направились в кузницу. Я как раз заканчивал работу.
– Ты и впрямь искусный мастер, – похвалил меня слуга инквизитора. Он щедро расплатился и при этом пристально на меня взглянул. Я как ни в чем не бывало поклонился и сказал, что всегда рад послужить его милости.
Работы в тот день у меня больше не было, но я не сразу ушёл из кузницы, чтобы не вызвать подозрений. Когда я убедился, что рядом с кузницей никого нет, я поспешил в пещеру, где и сообщил Фотию, что ему надо как можно скорее уходить.
Фотий стал уговаривать меня бежать вместе с ним.
– Тебе тоже угрожает опасность, – убеждал он меня.
– Мне очень бы хотелось сопровождать тебя, – честно сознался я. – Но не могу, прости, не могу, и даже не могу объяснить, почему. Это моя тайна, извини. Сказать правду не имею права. А врать не хочу. Но даже если бы рассказал, ты всё равно не поверил бы.
– Я давно понял, что есть в твоей жизни какой-то секрет. Но я не буду допытываться. Только ведь тебя могут схватить…
– Не беспокойся, – прервал я его. – Мне есть, где укрыться, я не вернусь в эту пещеру, пока всё не утихнет.
Во время этого разговора мы быстро собирали Фотия в дорогу. Вскоре всё было готово, и мы вышли из пещеры. Уже темнело, поэтому можно было не опасаться, что в сумерках кто-то решится предпринять опасное восхождение в гору.
Перед уходом я развёл в очаге огонь. Если кто-то наблюдал за склоном горы, то поднимающийся дымок должен был уверить его, что мы в пещере и ни о чём не подозреваем.
Я сказал Фотию, что провожу его и постараюсь вывести на тропу в Низовию. Двигались мы медленно, потому что мой спутник, в отличие от меня, плохо видел в темноте, и я боялся, что он оступиться и свалится в пропасть, тем более, что камни покрылись коркой льда, и ноги предательски скользили. Ночь была тёмной, безлунной. Когда мы отошли на такое расстояние, с которого нас никто не смог бы увидеть из города, я выбрал удобное место и предложил дождаться здесь рассвета. Я развёл небольшой костёр, поскольку видел, что Фотий совсем замёрз. Я предложил ему немного поспать, чтобы набраться сил, но он заверил меня что не сможет уснуть. Я снова и снова пересказывал ему то, что мне удалось узнать про дорогу через перевал. С рассветом мы опять двинулись в путь, но чем дальше я отходил от горы, тем сильнее наваливалась на меня уже знакомая мне слабость. Фотий заметил это:
– Ты болен? – разволновался он.
– Нет, всё хорошо. Но я должен возвращаться.
Мы обнялись и попрощались. Фотий сказал мне, что никогда не забудет меня, и всего, что я для него сделал. Я заверил его в том же. Затем он закинул на плечо свой мешок и быстро зашагал по тропинке, круто поднимающейся в горы. Перед тем, как скрыться за поворотом, он обернулся и помахал мне рукой.
А я пустился в обратный путь. Уже стало совсем светло, и я, несмотря на охватившую меня грусть, не мог не любоваться величественными и даже грозными горами, нависающими над тропой слева и справа.
Надо ли говорить, что я сразу же отправился в мою маленькую, «запасную» пещерку, чтобы снова надолго исчезнуть с глаз людей. Правда, на следующую ночь я всё же не выдержал и полюбопытствовал, приходили ли за нами с Фотием наши недоброжелатели. Я тихонько под покровом темноты пробрался в наше пристанище, и по некоторым признакам понял, что здесь побывали посторонние. Я думаю, они взяли с собой худенького подростка, чтобы тот осмотрел пещеру. Возможно, они приходили ещё несколько раз, не знаю, я больше не рисковал и твёрдо решил отсидеться в своём укрытии.
Добрался ли до Низовии Фотий? Если да, то как сложилась его жизнь? Я так никогда об этом и не узнал. Больше у меня не было друзей, так получилось, да я и не стремился к этому.
В следующее моё возвращение к людям произошло трагическое событие, сильно повлиявшее на мою жизнь.
80. Рассказ Руби. Сквозь долгие века. Битва при перевале
Когда я вновь поселился в моей пещерке, владельцем замка был рыцарь Альбиор. Суровый воин, получивший тяжёлые ранения в сражениях с низовийцами, которые теперь стали часто предпринимать набеги на наш город, он скончался, когда его сыну Валенту было всего шестнадцать лет. Люди в те времена взрослели рано. Валент вместе с отцом несколько раз принимал участие в обороне города и показал себя опытным воином. После смерти отца он взял бразды правления в свои руки, и достойно и разумно стал управлять нашим краем. Много внимания уделял Валент вооружению дружины, и у меня в годы его правления было полно работы. Я ковал оружие, изготавливал доспехи. Не буду пересказывать вам то, что вы и так знаете без меня. Прошло несколько лет, и он был приглашён в столицу на коронацию нового монарха. Вернулся оттуда с молодой супругой, а через год у них родился сын. Кстати. Удивительно, но у всех Вундерстайнов всегда был только один ребёнок, и это всегда был мальчик. Не представляю себе, как сложилась бы судьба замка и камня, если бы наследников было несколько, или если бы их не было совсем. Итак, Валент ничем не выделялся из своего рода. И до него было среди его предков немало доблестных воинов, отражавших натиск врага и прекрасно владевших оружием.
И вдруг случилось непредвиденное. Сидя около моей пещеры, я увидел, как с горы спускаются несколько всадников и карета. Я проводил их равнодушным взглядом, отметив, что господа куда-то уезжают. Но через какое-то время после того, как кавалькада скрылась из виду, я вдруг почувствовал знакомую сковывающую слабость. В одно мгновение я осознал, что это значит. Они увезли камень! Я из последних сил забрался в пещеру, после чего меня буквально парализовала мучительная боль, и свет померк перед глазами.
Потом откуда-то, издалека ко мне медленно стало возвращаться сознание. Я не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой, и так очень долго лежал, испытывая невыразимые страдания. Я полагаю, что пробыл в этом состоянии два или три дня, потому что в пещере то светлело, то темнело. Снаружи доносились какие-то звуки. Наконец, я собрался с силами и смог встать сначала на колени, а потом в полный рост. Я двигался и соображал, а это означало, что камень снова находится в замке. Сколько времени я был без чувств? Как пережили временное отсутствие камня мои братья в недрах горы? Я этого не знал, но боялся, что могло произойти непоправимое.
Я вылез из пещеры. Мои силы быстро восстанавливались, но внезапно появилось ощущение того, что произошло какое-то несчастье. Сначала я решил, что это страх за моих братьев. Но потом со стороны поля, на которое выходила тропа с перевала, я расслышал какие-то звуки. Это был женский плач. Уже начинало темнеть. Я незаметно пробрался к полю и увидел жуткую картину. Все пространство было усеяно телами людей. Жизнь уже покинула их. А среди трупов бродили рыдающие женщины. Они искали своих мужей, сыновей, братьев, отцов. Среди них я увидел жену оруженосца Микля. Я знал, что она ожидала ребёнка, но, видно, пока я был в беспамятстве, она родила, потому что заметил младенца, которого она привязала к себе платком. Сколько лет прошло, а перед глазами у меня до сих пор стоит скорбная фигура молодой матери, потерявшей мужа, отца своего первенца.
Когда совсем стемнело, женщинам пришлось до утра прекратить свои поиски, и тогда к полю приблизился я.
Не буду скрывать, для меня по-прежнему важнее всего был камень. Я очень боялся, что где-то здесь лежит тело рыцаря Валента, а на шее или в поясе у него – наш камень. Я не мог решить для себя, можно ли в такой ситуации забрать «Жизнь горы». Ведь у Валента был наследник – маленький Альберт. Я в ту пору не знал, что Алисия с ребенком уехали в столицу.
Я бродил по полю, вглядываясь в лица погибших. Я узнавал всех наших дружинников, но видел и много тел низовийцев. Было понятно, что бой был неравным. Убитых низовийцев было гораздо больше, чем наших воинов.
И вдруг я увидел их. Валента и Микля. Оба сражались рядом и погибли, очевидно, одновременно. Камня жизни на их телах я не обнаружил. Я стоял около них, и внезапно меня охватило чувство сильнейшей скорби. Повинуясь внутреннему порыву, я сделал то, за что впоследствии ругал себя: я решил сам их похоронить. Кругом летали птицы-падальщики, а ночью могли наведаться и звери из леса. Мне не хотелось, чтобы тела доблестных воинов стали их добычей. Но я не подумал о том, что жёны захотят воздать последние почести своим мужьям. Чуть в стороне от места битвы я выкопал обломком меча глубокую яму, обложил дно и стенки щитами и опустил в неё тела павших Валента и Микля, прямо в боевых доспехах и с оружием. Сверху я соорудил подобие крыши, также из щитов. Потом я засыпал могилу землёй и сверху положил большой камень, чтобы не смогли раскопать дикие звери. Если вам будет интересно, я могу показать, где покоятся Валент и Микль.
После этого я направился к замку. Мост был опущен, но ворота заперты. Тем не менее, я почувствовал, что наш камень в замке.
Я вернулся в пещеру и стал размышлять. Мне пришла в голову мысль, что поскольку многие считают меня низовийцем, то не обрушится ли на меня народный гнев, и не заподозрят ли меня в пособничестве врагам?
Я решил проявить благоразумие и не попадаться никому на глаза. Я снова ушёл в своё тайное убежище.
Но перед этим я сделал одно важное дело. Я понял, что постоянные набеги низовийцев могут повлечь за собой последствия, которые невозможно предугадать. И я решил положить этому предел.
Я отправился в горы. Когда я провожал Фотия, то заприметил одно местечко, где тропа была особенно узкой, а над ней нависали две отвесные скалы. Я уже восстановил свои силы, и решил, что задуманная работа будет мне по плечу. Я забрался на одну из скал, и стал сбрасывать вниз, на тропу, самые большие камни, какие удалось найти. Некоторые камни, теряя устойчивость, скатывались сами. Я посмотрел на свою работу и остался доволен, но не успокоился на этом, а взобрался на противоположную скалу и повторил все действия. Теперь тропа стала совершенно непроходимой. Вряд ли бы нашелся среди людей такой силач, который смог бы разобрать образовавшийся завал. Путь низовийцам был закрыт. Я жалел только о том, что не догадался сделать это раньше.
Все последующие годы протекли без каких-либо событий. Альберт вернулся в замок через много лет, и долго здесь не пробыл. Но уезжая, он забрал с собой сына оруженосца Микля, так что эта династия тоже не прервалась. Следующие хозяева замка наезжали в наши края редко и ненадолго, некоторых я никогда не видел. Город восстанавливался не одно столетие. Про камень, казалось, всё забыли, но я всё время чувствовал, что он где-то в замке. И вот, только сейчас «Жизнь горы» снова появилась на свет. И вы были так великодушны и благородны, что отдали наш камень мне. Я до сих пор не могу осознать, что это правда.
– Ну, допустим, мы вам поверили, – произнёс граф. – Но скажите, как вы узнали, что мы уезжаем и увозим камень?
– Я скажу вам. Но обещайте мне, что не будете ругать того, кто мне помогал.
– Хорошо, обещаю. Но, значит, в нашем доме есть шпион? Это кто-то из слуг?
– Нет. Это – Кот. Я попросил его сообщить мне, если он вдруг случайно услышит, что камень собираются увезти. Я ведь, ещё когда открывал шкатулку, понял, что «Жизнь горы» в ней. Простите меня и Кота. Я без ужаса не мог подумать, что снова переживу те муки, которые уже испытал однажды, когда камень увезли. Но ещё сильнее я переживал за моих братьев, покоящихся в горе. Если бы камень по какой-то причине не вернулся на своё место, мы бы все погибли. Вот я и попросил Кота. А когда он сказал, что вы уезжаете и увозите камень, я снова попросил его о помощи. И пока он отвлекал вас в гараже, я уменьшился и забрался в одну из сумок. Вы бы не заметили меня до конца плавания, если бы не оказалось, что яхта находится в аварийном состоянии и вот-вот затонет.
– Значит Кот шпионил за нами… – задумчиво произнес граф. – Никогда бы не мог подумать…
– Этот Кот – умное, доброе и благородное животное. Он очень старался, искал для вас клады, переживал за меня. Он хотел сделать для всех что-то хорошее. Не сердитесь на него.
– Ладно, мы обсудим это позднее. А теперь скажите, как получилось, что именно на этом острове оказались ваши знакомые, как их… девы воздуха?
– Поверьте, это было неожиданностью и для меня.
Как вы уже понимаете, самой главной моей целью было, чтобы вы в целости и сохранности вернулись из этой экспедиции домой и вернули камень в замок. Кот мне рассказывал, что вы хотите посетить некий невидимый остров, который не дано увидеть без «Жизни горы». Я тогда не до конца поверил ему – наш славный Кот не очень-то разбирается в подобных вещах и мог что-то перепутать. Но потом я подумал, что сам не знаю всех свойств нашего камня. Возможно, он обостряет зрение. Потом мне пришла в голову мысль: а что, если «Жизнь горы» способна рассеивать чары, наложенные каким-то существом, умеющим это делать? Если это так, то вторгаться на остров очень опасно, вряд ли это понравится тем обитателям острова, которым вовсе не хочется, чтобы их навещали посторонние. Вот почему я так волновался за вас, вот почему уговаривал покинуть остров как можно быстрее. С первых секунд пребывания на нём я понял, что, действительно, на острове кто-то есть, и этот «кто-то», возможно, обладает гораздо большей силой, чем вы или я.
Увидеть тех, кого я любил, было для меня большой радостью. Но одновременно я испытал и огромный страх, потому что был знаком с непростым характером Гелиселии.
Я вкратце поведал Девам воздуха о том, как камень оказался у людей. А потом спросил их, как получилось, что они оказались на этом острове. И вот что узнал.
