Людмила Георгиевна Головина
Тайна замковой горы
86. Этот долгожданный, но не оправдавший надежд день
Поль сидел на «их» скамейке в Восточном парке и с нетерпением ждал появления Полины. До её прихода оставалось ещё достаточно времени, потому что занятия у Поля сегодня закончились довольно рано, домой он не пошёл, чтобы его там случайно ничто не задержало. Он позвонил и предупредил, что, возможно, сегодня придёт поздно, чтобы к обеду, а может быть и к ужину его не ждали.
Мысли Поля блуждали, перескакивая с одного предмета на другой. Он то представлял, как произойдёт их встреча, то предвкушал, как удивится Полина, услышав его рассказ о поиске кладов (он сожалел только о том, что о самом интересном вынужден будет молчать, он ведь обещал хранить тайну).
Но невольно его мысли возвращались к воспоминаниям о вчерашнем дне, и это слегка омрачало его хорошее настроение.
Поль даже не представлял, насколько популярной стала его особа за минувшее лето. Если в прошлом году никто не уделял ему особого внимания, разве что Иолла (теперь, впрочем, ему был ясен мотив её заинтересованности), то вчера он впервые осознал, что означает выражение «бремя славы». Как только он появился в аудитории, как сразу же был окружён толпой однокурсников. Оказывается, все без исключения летом читали газеты и поэтому знали, что в замке Вундерстайнов был найден огромный клад. Газеты называли семью Поля самым богатым семейством королевства. К тому же стало известно, что граф – студенческий друг короля, и его величество принимает большое участие во всех делах семейства Вундерстайнов.
Престиж Поля взлетел до небес. Все хотели с ним пообщаться, узнать подробности, все поздравляли, желали успеха. Поль не успевал благодарить. Начало лекции дало ему возможность спокойно вздохнуть. Но на перемене всё повторилось. Только в этот раз первой рядом оказалась Иолла. Она решительно взяла Поля под руку и оттащила от толпы. И все отстали, сознавая её права.
Иолла была сегодня даже обворожительней, чем когда-либо. Она слегка загорела, а рассыпавшиеся по плечам волны волос стали ещё светлее и золотистее. Девушка была одета во что-то воздушное и нежно-голубое. Лицо ее выражало самую что ни на есть искреннюю радость.
– Поль, как я рада, что снова вас вижу! Я так скучала по вам всё лето, так ждала дня, когда мы снова увидимся! А вы меня вспоминали?
Поль промямлил что-то невразумительное.
– Ну, конечно, вам было не до воспоминаний! У вас ведь было такое богатое на события лето! Всё это просто поразительно! А я томилась от скуки в Ницце. Нет, не думайте, там было совсем недурно, окружение вполне светское, общество мировых знаменитостей, и я, скажу без ложной скромности, пользовалась успехом. Мне даже сделал предложение один актер из Голливуда, возможно, будущая звезда. Вы его вряд ли знаете. Красивый юноша, но он совершенно не задел моего сердца. Ну что я всё о себе! Я слышала, вы тоже были на море, купили яхту. Расскажите же мне о ней. У нас пока нет яхты. Я о ней только мечтаю.
– Мы не покупали яхту, а только арендовали. Нам хотелось сперва поближе познакомиться с этим видом отдыха, понять, понравится ли нам.
– Ну и как? Понравилось? Расскажите, большая ли была яхта, как устроена, сколько человек команды было на борту, как развлекались, где совершали плавание? Ах, так и представляю как это романтично, сидеть в шезлонге на палубе с бокалом мартини и наблюдать за морскими красотами!
– Боюсь вас разочаровать, Иолла. Яхта была маленькой. Команду мы не брали, и управляли яхтой сами по очереди. Да, было и красиво, и романтично, только отдыхать было некогда, да и не было на борту ни шезлонгов, ни мартини. Плавали мы всего несколько дней, и только вблизи от побережья.
– Поль, вы меня, право, удивляете! Сейчас, когда все знают, что вы не стеснены в средствах, вы продолжаете скопидомничать! У вас нет вкуса к красивой жизни! Это печально, но его ещё можно развить.
К счастью для Поля в этот миг прозвучал звонок, и разговор прервался.
Но Иолле было не занимать упорства, и на следующей перемене она снова оказалась рядом с Полем. На этот раз она решила изменить тему.
– А правда, Поль, что вы решили вложить значительную часть вашего состояния в организацию какого-то медицинского центра? В газетах писали, что там будут изучать какие-то редкие болезни. Послушайте умного совета моего отца (а уж он-то знает толк в таких вещах): благотворительность сейчас в моде, совсем неплохо прослыть меценатом. Но зачем же выбирать болезни такие редкие, что и названий их никто не знает? На этом ни денег, ни славы не заработаешь! Пока не поздно, лучше перепрофилировать этот центр под что-нибудь актуальное, сделать лечение платным, вот тогда затея себя оправдает!
– Именно от одной из таких, никому не известных болезней, скончалась моя мама, – промолвил Поль.
– Ну да, мне её очень жаль, примите мои соболезнования. Но ведь её уже не вернуть. Больше в вашей семье никто не болен, а остальные люди, которые этим страдают, вам совершенно незнакомы. Не можете же вы упразднить все болезни на земле! А если хотите кому-то помочь, то можно делать это более расчётливо, и с выгодой для себя.
– Но есть другие люди, которые страдают, и у них есть родные, которым от этого очень тяжело. И если у людей нет денег на лечение, они что, обречены болеть и умирать?
– Вы же их не знаете… Всех не пережалеешь, – процедила Иолла.
Кажется, к ней возвращался её прежний нравоучительный и слегка презрительный тон. И это развеяло даже небольшие остатки сомнений, если они ещё и оставались в сердце Поля. Красота красотой, но душа для Поля была намного важнее.
Иолла, кажется, тоже это почувствовала, и, дёрнув плечиком, удалилась с гордо поднятой головой. Больше ни вчера, ни сегодня она к Полю не подходила. Но в душе у него возникло очень неприятное предчувствие, что в истории с Иоллой точка ещё не поставлена. Он слишком хорошо понимал, что если в прошлом году Иолла охотилась только за его титулом, то сейчас, после того, как они нашли клад и разбогатели, он стал вдвойне более желанной добычей. И добровольно отказаться от этой добычи Иолла никогда не захочет. Поль прекрасно это сознавал, и нехорошее предчувствие немного омрачало радость от предстоящего свидания.
Поль настолько погрузился в свои размышления, что чуть не прозевал тот момент, которого он ждал всё лето: в конце аллеи показалась фигурка Полины. Поль вскочил и устремился к ней навстречу. Когда они, наконец, оказались рядом, то оба слегка смутились. Полина показалась Полю ещё прекраснее, чем была в его воспоминаниях. Она вся была какой-то солнечной: солнечной была загорелая кожа, которая, казалось, впитала в себя весь свет и всё тепло прошедшего лета, солнечными были глаза, сияющие радостью, солнечной была улыбка, в которой читалось неподдельное счастье. Поль протянул Полине букет белых роз. Ему бы хотелось подарить Полине какие-нибудь другие, менее официальные цветы, но в цветочном магазине были ещё только хризантемы, поэтому Поль, поколебавшись, всё-таки предпочёл розы, белые, нежные, душистые розы. Пока он ждал Полину на скамейке, перочинным ножом срезал с них все шипы, чтобы она случайно не уколола пальцы. И сейчас Поль увидел, что его выбор был правильным: Полина поднесла цветы к самому лицу и выдыхала их аромат. Перекидываясь ничего не значащими фразами, и ничего кругом не замечая, они дошли до «своей» скамейки и сели на неё. Поль не сводил глаз со своей любимой. Он решился взять Полину за руку, и она не отняла её. Поля распирало желание как можно быстрее рассказать Полине обо всех невероятных событиях, которые произошли с ним этим летом (ну, почти о всех, кое о чём он должен был молчать).
– Ты не представляешь, Полина, какие необыкновенные приключения мне пришлось пережить за эти месяцы! Писать об этом было нельзя, а мне так хотелось с тобой поделиться!
– У меня этим летом тоже было много всего интересного…
– Да, я понимаю, очень интересно участвовать в раскопках. У меня, кстати, тоже произошло нечто подобное…
И в этот момент Поль вдруг увидел, что выражение лица его подруги стало меняться: сначала исчезла улыбка, потом брови удивлённо поползли вверх, а затем сдвинулись к переносице. И только Поль хотел спросить, что случилось, как вдруг кто-то крепко обнял его сзади, а шею обвили нежные, но сильные руки. Секундой позже Поль ощутил на своей щеке поцелуй и почувствовал запах духов, который, к своему ужасу, сразу узнал.
– Поль, дорогуша, как я рада тебя видеть! А то ты сегодня так быстро ушёл после лекций, что я даже не успела с тобой договориться насчёт ресторана! Завтра я не смогу. Поль, а что, это твоя новая подружка? Ну что ты молчишь? Ты ведь знаешь, я не ревную и снисходительно отношусь к твоим мимолётным увлечениям. Ты ведь художественная натура, тебе простительны маленькие шалости. Ну, познакомь же нас!
Поль молчал. Он словно онемел от такой подлости. Никогда в жизни Иолла не обнимала, и тем более, не целовала его, никогда они не были на «ты», никогда никаких «увлечений» ни мимолётных, ни серьёзных в период их знакомства не было. И у него и в мыслях не было приглашать Иоллу в ресторан. Ясно, что весь этот спектакль был разыгран специально для Полины. Но что теперь делать? Оправдываться? Не будет ли это звучать, как признание несуществующей вины? Высвободиться из объятий Иоллы? Не будет ли это выглядеть грубо по отношению к девушке?
Пока все эти мысли проносились в голове Поля, Иолла, обращаясь к Полине, продолжала:
– Меня зовут Иолла, Иолла Терс. Да, да, именно Терс. И я не однофамилица, а дочь владельца самого крупного банка в стране. И, кстати, Вундерстайны – самые почётные наши вкладчики, это ведь самое богатое семейство в королевстве! Ну а я – студентка, учусь на одном курсе с Полем, а ещё я – поэтесса, у меня уже вышла книга стихов! Впрочем, что я всё о себе. Я вас, милочка, определённо, где-то видела раньше. Ну да, вы ведь служите продавщицей в отделе нижнего белья в магазине «Модная леди»? Ах нет, у меня такая плохая память на лица! Вы – модистка из шляпного салона мадам Анри, верно?
– Я студентка, – сухо ответила Полина.
– Студентка? – удивилась Иолла. – Я вас никогда не видела в университете. Впрочем, возможно, это всё моя постоянная рассеянность, я всё время витаю в облаках! Милочка, – перескочила на другую тему Иолла, – а что у вас с руками? Где ваш маникюр? Ваши руки выглядят так, как будто вы копались в земле!
К слову сказать, руки Полины не были ни грязными, ни неопрятными, но от работ на раскопках кожа несколько загрубела, да и маникюра, действительно, не было.
– Дорогуша, – продолжала Иолла, – я вам дам один совет, Поль у нас эстет, поэтому надо следить за собой, если хотите ещё на некоторое время удержать его возле себя. Могу посоветовать вам салон «Орхидея». Я им пользуюсь много лет. Дороговато, правда, но я уверена, что там даже из ваших рук можно сделать что-нибудь стоящее. Ну, ладно, не буду мешать вашему свиданию. Поль, милый, не будь, как всегда, скрягой. Купи девушке что-нибудь посущественнее, чем этот жалкий букетик! Не все так снисходительны к тебе, как я! С другой стороны, девушкам из несостоятельных семей любой подарок кажется роскошным! Мне пора. Да, Поль, я ещё тебе не рассказала про папин подарок к началу учебного года. Смотри, вон он стоит!
Иолла указала на молодого человека, переминающегося с ноги на ногу метрах в двадцати от их скамейки и исподлобья смотрящего в их сторону. Он был высок, плечист и спортивен.
– Я ему велела там подождать. Нравится? Это мой личный шофер и телохранитель. Я же тебе рассказывала, папа ещё в том году купил мне миленький автомобильчик, а ездить не разрешал, я, знаешь ли, всегда путаю эти дурацкие педальки… И охранник не помешает, а то много всяких, желающих познакомиться, пристаёт, просто проходу нет.
А этот парень классно водит, всеми видами борьбы владеет, курсы телохранителей кончал. Он к нам во время войны попал, иностранец, из какой-то там страны, не помню, по-нашему с таким смешным акцентом говорит, имя непроизносимое, я его сокращённо зову – Мит. Ну всё, до встречи, рада была увидеться.
И Иолла упорхнула, напоследок снова чмокнув Поля в щёку и по-хозяйски потрепав его по волосам.
Поль пару секунд наблюдал, как она удаляется по аллее, а когда перевёл взгляд на Полину, то увидел, что та вскочила со скамейки и устремилась в противоположную сторону.
– Полина! – Поль бросился за ней.
Полина обернулась, щеки у неё пылали, в глазах стояли слёзы.
– Оставь меня в покое! – крикнула она и почти бегом направилась к выходу из парка.
Поль, как громом поражённый, стоял возле скамейки. Что это было? Разве возможно, чтобы за несколько минут было разрушено всё, о чём он мечтал, что было ему бесконечно дорого? Что он сделал не так? Или чего не сделал, что должен был сделать? Как всё исправить, и можно ли вообще что-то исправить?
Поль увидел сиротливо лежащий на скамейке букет роз. Розы были по-прежнему прекрасны, и так нежно благоухали, как будто ничего не произошло. Поль почувствовал такую досаду, что едва не выбросил ни в чём неповинные цветы в урну. Но потом подумал, что кому-то эти цветы могут принести радость. Пусть порадуется тот, кто способен радоваться. И Поль оставил букет на скамейке, а сам, полный отчаяния и самых угрюмых дум, поплёлся домой.
87. Секретарь
Поль явился домой к концу обеда. Он был неважным актером. Резкую смену его настроения, как ни старался он её скрыть, заметили всё. Граф поинтересовался, не случилось ли чего, но Поль уверил всех, что всё в порядке, он просто устал, и голова разболелась. Отцу такое объяснение показалось малоубедительным, но приставать с расспросами он не стал, полагая, что если у сына возникнет желание поделиться, то он сделает это сам, а не под нажимом.
После обеда Поль удалился в свою комнату, сказав, что хочет отдохнуть. Чтобы Микельс не проявлял излишней заботы, он согласился выпить предложенную дворецким таблетку аспирина, а потом попросил его не тревожить.
Оставшись один, Поль дал выход своим чувствам. Он упал на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, беззвучно зарыдал.
Он проклинал вероломную Иоллу, разыгравшую гнусный спектакль, ругал себя за то, что растерялся и не смог дать достойный отпор, и даже сердился на Полину за то, что она, не усомнившись ни на минуту, поверила в тот бред, который сочинила Иолла.
Поль выплакался, и ему стало чуть легче. Как бы он хотел поделиться с кем-нибудь, посоветоваться. Если бы жива была мама, он доверил бы ей свою беду. Но отец… не подумает ли он, что его сын ведёт себя неблагородно. Сначала встречался с Иоллой, потом, оказывается, увлёкся другой девушкой. Точку в отношениях с Иоллой поставить, как видно, не сумел, вызвал её ревность. В результате: некрасивая сцена и разрыв отношений с новой девушкой. И кто, спрашивается, виноват кроме его самого? Нет, не мог Поль признаться отцу в своем поведении, недостойном порядочного мужчины.
Поль постарался успокоиться, и решил попробовать объясниться с Полиной. Возможно, она поймет и простит.
На следующий день Поль не без опаски зашёл в аудиторию. Он боялся очередного спектакля Иоллы. Но напрасно. Иолла вообще не обратила на него никакого внимания, она даже не поздоровалась, «не заметив» его, когда они чуть не столкнулись нос к носу. И всё же Поль чувствовал, что история со своенравной и бездушной красоткой отнюдь не окончилась, и каждую секунду можно ожидать от Иоллы какой-нибудь новой гадости. Вся сложившаяся ситуация доставляла ему немало страданий.
Через пару дней Поль не выдержал и сделал попытку примирения с Полиной. Он дождался её после занятий у выхода из здания, в котором размещался исторический факультет. Полина была грустна и задумчива, но увидев Поля резко переменилась. В её глазах засверкали грозовые молнии, а щёки скачала покрылись густым румянцем, а потом побледнели. От волнения Поль даже снова перешёл на «вы».
– Полина, давайте поговорим, вы всё не так поняли…
– Я всё поняла правильно! Думаете, если я из небогатой и незнатной семьи, это даёт право вам и вашим друзьям использовать меня, как игрушку или объект для насмешек? Я, к вашему сведению, тоже человек, и у меня могут быть свои симпатии и свои антипатии. Так вот, вы мне противны, и я не хочу иметь с вами ничего общего!
– Ну, Полина, послушайте….
– Простите, мне некогда. У меня ещё много дел. Я, в отличие от вас, сама зарабатываю на свою учёбу, и не могу тратить время попусту.
И, не попрощавшись, Полина быстро ушла.
На этот раз Поль окончательно осознал, что их отношения, по сути дела даже не начавшись, разладились навсегда.
Он решил, что ему остаётся только напрячь все силы души и постараться забыть Полину. Однако решить было гораздо легче, чем сделать. Чем больше старался он не думать о Полине, тем упорнее становились мысли о ней, тем неотвязнее стоял перед глазами её образ. Он всё время как бы разговаривал с ней, оправдывался, убеждал, признавался в своих чувствах, сердился… Это было настоящее наваждение. И это наваждение называлось любовью.
Хорошие или дурные события случаются с нами – неважно, время всё равно не останавливается, а движется вперёд. Мелькали дни за днями, и каждый из них нёс рутину ежедневных дел, которые хочешь – не хочешь, а надо выполнять.
Поль ходил на занятия и в библиотеку, готовился к коллоквиумам, писал рефераты. С Иоллой они совсем не общались, даже не здоровались, но иногда Поль ощущал на себе её насмешливый и торжествующий взгляд и ожидал нового подвоха с ее стороны. Её цель он понимал вполне ясно, но вот пути, которые она избрала для достижения этой цели, предугадать не мог. Возможно, она решила взять эту крепость измором.
Граф почти всё время проводил в своём кабинете, разбирая архивные документы, привезённые из замка. Отвлекали его от этой работы только дела, связанные с организацией медицинского центра. Но граф явно переоценил свои силы: прошёл уже целый месяц, а изучена и обработана была весьма незначительная часть привезённых документов.
Слуги, пользуясь тем, что материальные затруднения больше не вынуждали экономить на каждой мелочи, старались придать дому вид, отвечающий (по их мнению) самым высоким требованиям. Они увлечённо меняли портьеры, ковры, а кое-где и мебельную обивку, нанимали мастеров для проведения различного мелкого ремонта, покупали новую кухонную утварь и постельное бельё. Граф доверял Микельсам и предоставил им полную свободу в расходах. Дворецкий просто помолодел от счастья, ведь в течение многих лет его мучали переживания о том, что его господа живут в условиях, не подобающих их положению в обществе. Сам граф уделял этой проблеме гораздо меньше внимания, но был рад, что слуги наконец-то могут устроить всё так, как они считают нужным.
Что касается животных, то у них были свои радости и огорчения. Мисси было всё равно, где стоит её любимая корзинка: в замке, или в столичном доме. Кот, напротив, был недоволен своей теперешней жизнью. Он боялся далеко отходить от дома, и довольствовался маленьким садиком вокруг него. Его пугало обилие людей и машин, раздражали шум и суета. Собак на улицах было ещё больше, чем в Вундерстайне. Правда, в последнее время они почему-то его не трогали, но Кот всё равно их побаивался. Поневоле Кот стал домоседом, но его, свободолюбивого бродягу, это угнетало.
Урсик рос не по дням, а по часам. Он уже был ростом со взрослую собаку, но всё указывало на то, что он будет увеличивать свои габариты и дальше. Характер у пса был самый что ни на есть добродушный. Все окружающие его существа были им горячо любимы с самого первого взгляда. Он приходил в бурный восторг от прихода почтальона, молочницы, посыльного из магазина, рабочих, нанятых для ремонта. Что уж говорить про графа, Поля и Микельсов! Дворецкий, глядя на него, ворчал:
– Вот уж кого точно из него не получится, так это сторожа и охранника. Лаять и то не умеет…
Лаять Урсик, конечно, умел. Он мог залиться весёлым тявканьем, когда затевал шумную возню, или гавкнуть пару раз от нетерпения, когда ждал свою миску с едой. Но вот разразиться злобным лаем, грозно зарычать, показав клыки, – нет, тут он был не на высоте.
Обладая врождённым дружелюбием ко всем без исключения, Урсик всё же особо выделял изо всех людей и зверей одно существо. И это был Кот. Для щенка он был самым непререкаемым авторитетом, самым обожаемым и любимым старшим товарищем. Стоило Коту строго посмотреть на не в меру расшалившегося Урсика, как тот моментально прекращал хулиганить, уходил в свой уголок и какое-то время сидел очень тихо. Куда бы не пошёл Кот, щенок неотступно следовал за ним. Кот притворно сердился, но в душе ему очень нравилась такая преданность и верность.
«Моё воспитание, – с гордостью думал он. – Пожалуй, он даже не хуже Рыжика, хоть и собачьей породы!»
Говорил, правда, Урсик мало, в основном, отдельные слова, ну, или Кот плохо его понимал. Он иногда спрашивал себя, смог бы Руби хорошо разобраться в том, про что лает и повизгивает его подопечный? Наверное, да.
Однажды граф пригласил Поля в кабинет, сказав, что хочет с ним посоветоваться. Он показал сыну ещё даже не раскрытые ящики с документами.
– Видишь, не успеваю. А ведь это малая часть архива. Грустно думать, что я не смогу за свою жизнь ознакомиться со всеми документами. Боюсь, это неосуществимая мечта.
– Может быть, я могу помочь тебе? – неуверенно спросил Поль. Если честно, его совсем не манила перспектива целыми часами перебирать старые бумажки, по большей части совершенно неинтересные, и выуживать из них крохи ценной информации.
– Спасибо за предложение, но я вовсе не хочу, чтобы ты тратил своё время на занятие, которое тебе неинтересно. Не возражай, я это знаю. Мне пришла в голову другая мысль. Как ты смотришь на то, если я найму для технической работы помощника, секретаря, если сказать точнее. Тогда бы я освободился от рутины, и дело пошло бы куда быстрее.
– Конечно, нанимай, почему я должен быть против? Буду рад, если это тебе поможет в работе.
– Значит, договорились, – констатировал граф. – Тогда я буду искать подходящую кандидатуру.
Мог ли подумать Поль, какие для него последствия будет иметь этот разговор?
Через два дня, когда Поль вернулся из университета, встретивший его в прихожей дворецкий передал просьбу графа, чтобы сын сразу же по возвращении домой зашёл в кабинет.
Там Поля ждал такой сюрприз, что он потом долго не мог понять, как ему удалось сдержаться и не выдать своих чувств.
Рядом с отцом сидела Полина. При появлении Поля она вскочила, а Поль замер в дверях.
– А, Поль, заходи. Хочу тебя познакомить с девушкой, которую порекомендовал мне на должность секретаря профессор Гудман. Она студентка второго курса исторического факультета, отличница. Этим летом принимала участие в раскопках в Археополисе. Зарекомендовала там себя очень хорошо. Надеюсь, мы сработаемся. Так что позволь представить: Полина Петерс. Мадемуазель Полина, это мой сын Поль.
– Мы знакомы, – пробормотал Поль.
– Вот как? – удивился граф, – и где же вы познакомились?
– В библиотеке, – ответил сын.
– Ну что же, место для знакомства не хуже всякого другого. Поль, мадемуазель Полина будет приходить к нам во вторую половину дня, так как с утра она учится, как и ты. За обедом и ужином она, я надеюсь, будет составлять нам компанию. Так что у вас будет время, чтобы продолжить знакомство. А сейчас, ступай, скоро обед, а нам надо обсудить с мадемуазель Полиной ещё кое-какие вопросы.
Поль на ватных ногах отправился в свою комнату, где сел на стул, закрыл глаза, и сжал голову руками.
«Что же это такое? Так, спокойнее. Будем рассуждать здраво. Это отец не знал о том, что мы знакомы. А Полина всё знала прекрасно. Она знала, что в этом доме ей придется, хочет она того, или нет, всё время видеться со мной. Но согласилась на эту работу. Вдруг это означает, что она больше не сердится, что всё может стать, как прежде?»
Эта мысль окрылила Поля, перед ним засветился слабенький огонёк надежды.
Он быстро переоделся, потому что приближалось время обеда, и поспешил в столовую.
Поль явился первым, но уже через несколько минут появились граф и Полина.
Длинный стол был сервирован на три персоны. Граф обычно всегда занимал место во главе стола, а по правую руку от него сидел Поль. Раньше это место принадлежало графине Глории. После её кончины оно пустовало, но по возвращении из замка Микельс объявил, что по существующим правилам это место теперь должен занять Поль, так как это – место второго по значению члена семьи. Спорить с дворецким было бесполезно. Пришлось повиноваться. Граф подвёл Полину к месту, слева от себя, то есть к тому, что было напротив Поля.
Микельс в новой ливрее с неподражаемой важностью и чопорностью начал подавать кушанья. Обилие столовых приборов, дорогая сервировка, величественный лакей настолько подавили Полину, что она почти ничего не ела, хотя граф и уговаривал её попробовать то или иное блюдо, говоря, что никто не умеет его так хорошо готовить, как госпожа Микельс.
Поль тоже ел очень мало, но по другой причине. Кусок не лез ему в горло от присутствия рядом Полины. Кроме того, никогда ещё он не был так раздосадован всей этой церемонностью и древними традициями, с которыми постоянно носился Микельс, поскольку прекрасно представлял, что должна обо всём этом думать Полина.
Граф, напротив, был настроен очень благодушно. Он с интересом расспрашивал Полину о раскопках, жалел, что сам там не присутствовал. Впрочем, обмолвился он, и у него было весьма занимательное лето. Дальше граф углубляться не стал.
Обед прошёл довольно быстро. Госпожа Микельс сокрушалась на кухне, что все блюда оказались почти нетронутыми, и не могла себе объяснить причин этого.
Граф и Полина в кабинете обсуждали разные детали предстоящей работы.
Поль сидел у себя в комнате, размышляя, как ему следует себя вести в сложившихся обстоятельствах, чтобы вернуть расположение Полины.
Ужин прошёл в менее напряжённой обстановке. Поль взял себя в руки и держался более непринуждённо. Полина уже не смотрела на прислуживавшего за столом Микельса со смесью неловкости и неодобрения. Видимо граф объяснил ей, что для дворецкого это вовсе не проявление неравноправия, а любимая работа, своего рода профессиональное мастерство, которым он гордится и особенно рад его продемонстрировать, когда за столом присутствуют гости. Все воздали должное кулинарному искусству госпожи Микельс, и она, наконец-то, успокоилась.
После ужина граф сказал, что уже поздно, и Полина может идти домой.
– Я думаю, Поль с удовольствием отвезёт вас домой на автомобиле.
– Конечно, – сразу же откликнулся Поль.
– Нет-нет! Не надо. Я прекрасно доберусь сама на автобусе, – стала решительно возражать Полина.
Всё же Поль проводил девушку до прихожей и вышел с ней на крыльцо.
– Полина… – нерешительно начал Поль.
– Послушайте, Поль, – перебила она его. – Я хочу сейчас всё объяснить, чтобы избежать дальнейших недоразумений. Я приняла приглашение на работу от профессора Вундерстайна вовсе не потому, что изменилось моё отношение к вам. Я по-прежнему не желаю с вам общаться. Но эта работа для меня очень важна. Во-первых, она очень щедро оплачивается вашим отцом. Да-да, можете меня считать расчетливой и меркантильной. Вам, не привыкшему считать каждую копейку, этого не понять. Все деньги, накопленные в моей семье за много лет, ушли на то, чтобы мне начать учёбу в университете. Но её надо ещё и закончить. А главное, в следующем году мой брат тоже должен поступать в университет. Я не прощу себе, если из-за меня Роб не сможет получить образования. Следовательно, я должна заработать деньги на учёбу и для него. А это нелегко, поверьте. А во-вторых, предложенная мне работа для меня имеет и большой профессиональный интерес. И, конечно, я и мечтать не могла, что мне выпадет счастье поработать под руководством профессора Вундерстайна. Поль, я вас прошу, если у вас осталась ещё хоть капля порядочности, пожалуйста, не возобновляйте всех этих мучительных для меня объяснений. Иначе мне придется отказаться от этой работы, что меня, как вы понимаете, очень огорчит.
– Хорошо, я постараюсь, – с болью в сердце пообещал Поль.
– Спасибо. Надеюсь, что вы сдержите обещание. Провожать меня не надо, доберусь сама, – и Полина быстро зашагала прочь.
Граф попенял Полю на то, что тот не настоял, и не отвёз девушку в это позднее время домой на автомобиле.
– Она не захотела, – буркнул Поль.
– Значит, ты не так предложил, – ответил граф. Он уже почувствовал, что в отношениях между молодыми людьми есть какая-то трещина. Но надеялся, что со временем всё наладится. Молодости свойственна запальчивость и бескомпромиссность. Житейская мудрость и умение понимать других приходят с опытом. Если вообще приходят.
