Элиза Полуночная
Сила, способная изменить мир. Долг
Глава 17. Мечта
Выпив злобу и печаль,
Не оставив ничего.
Я устала биться в сталь
Двери сердца твоего.
А тебе дороже нить
Замороженной тиши.
Легче в спину нож вонзить,
Чем достичь твоей души.
Дорога вперед, дорога назад,
Куда повернешь: в рай или в ад?
Бьет ангел крылом, спасая тебя,
Черт лесть разливает, душу губя.
К чертям так легко бывает идти,
В рай ноги сбивают камни пути.
И в сердце кровит тревожная дрожь,
Ах, если бы знать, куда ты пойдешь…
Канцлер Ги – Дорога в рай или в ад
Силлиан.
Как же несправедливо порой бывает мироздание… Какая малость порой отделяет победу от поражения… Секунда раньше или позже и вот ты уже не успел. Этот сантиметр, который порой бывает так нужен… Кончики пальцев зацепили багровое марево портала, которое тут же растаяло в воздухе. Шум дождя эхом отзывался во вмиг опустевшей голове. В то, что случилось, просто не верилось. Три дня безудержной гонки, практически до смерти загнанный конь, ни сна, ни отдыха и всё ради чего? Ради того, чтобы увидеть разрушенную демонами крепость, где никто не может внятно ответить ему на вопрос о том, где его друзья? Ради того, чтобы с ужасом осматривать накрытые грязными тряпками тела погибших, и понимать, что опоздал? Ради того, чтобы тут же ввязаться в новую гонку со временем и снова не успеть? Ледяные капли попадали за ворот доспеха и стекали по спине, отчего стёганка неприятно липла к коже. Цена его опоздания оказалась просто чудовищной. В самом буквальном смысле этого слова.
В случившееся просто не верилось. Да и как такое могло быть правдой? Если бы ему кто-то рассказал о том, что Аман кого-то убил, да ещё и так жестоко, Силлиан бы посмеялся над этой шуткой или, может быть, разозлился на такую ложь. Но никогда бы он не поверил в то, что подобное могло быть правдой… Если бы не видел своими глазами измазанного в человеческой крови дэрона, стоящего под проливным дождём, и десятки изуродованных тел подле него. Как такое вообще могло случиться? Ведь совсем недавно он махал им рукой, стоя на каменной стене Лютерана, а сейчас… Что могло измениться за эти несколько дней? Как до такого дошло? Он бы поверил, если бы что-то подобное устроила Аньюриэль, но Аман…
Анью…
Внутри всё похолодело… Он медленно обернулся, ища колдунью взглядом. Девушка сидела на земле, в луже крови и грязи, глядя перед собой в одну точку словно остекленевшими глазами. Перемазанная кровью и грязью, в рваной одежде, с практически белой кожей и копной спутанных волос на голове, она была похожа на куклу, которую нерадивая хозяйка бросила мокнуть под дождём. Сходство нарушали лишь искусанные в кровь губы. Силлиан протянул ей ладонь, но девушка словно не замечала его, продолжая смотреть вникуда.
– Не сиди в… – он задумался, подбирая слова, чтобы как-то назвать это жуткое мессиво из крови, грязи и внутренностей. – В этом.
Она никак не отреагировала, будто перед ним была лишь пустая оболочка, лишенная души. Отсутствие какой-либо реакции от вспыльчивой и склонной в магическому буйству чародейки начинало казаться до пугающего странным.
– Анью, – он наклонился, подхватывая колдунью под локоть и пытаясь поднять её на ноги.
– Это неправда…
Силлиан замер, не зная, как на подобное реагировать. Ему самому не хотелось верить в то, что всё повернулось вот так, но глаза его не обманывали: Аман ушел с демоном в Фетранию. Его собственные ноги по щиколотку утопали в кровавом мессиве. И людей этих, по всем признакам, убил именно Аман. Крови за этот день король видел слишком много… Происходящее не было сном. Просто потому что эта мерзкая тяжесть в его груди была настоящей. Хотелось злиться. Хотелось сломать что-нибудь. Например нос Аману, а лучше челюсть. Потому что друзья так не поступают, как поступил он с ними. Друзья не сбегают в другой мир, даже не попытавшись объясниться. Плевать на этих шеакрийцев, он бы нашел способ избежать политического конфликта, придумал бы, как замять всю эту историю, король он или нет? Но вместо того, чтобы сесть и хотя бы попытаться спокойно осмыслить случившееся, нужно было каким-то образом привести в чувства Аньюриэль. Он только что потерял друга. Она потеряла любимого и ей наверняка было в разы больнее.
– Анью, послушай меня, – он замолчал, не зная, что вообще можно сказать в такой ситуации.
– Он ведь обещал, что не бросит меня, – девушка перевела взгляд на него, по щекам, размазывая грязь, текли слёзы и струи дождевой воды. – Обещал. Ты же сам слышал. Аман сказал… Тогда, в бильбринских лесах… Он ведь пообещал мне…
Сердце рвалось на куски. Видеть её в таком подавленном состоянии было невыносимо. Если бы он мог, то выволок бы этого идиота за шиворот из портала, чтобы он своими глазами увидел, до чего довёл Анью. Сказать ей ему было просто нечего. Что он вообще должен ей сказать? Никакими словами нельзя объяснить случившееся. Силлиан просто стоял, продолжая держать девушку под локоть и не в силах выдавить из себя ни звука.
– Ты знал кто он? – к ним подошел Михан.
Силлиан лишь молча кивнул в ответ. От него снова ждали каких-то слов и решений. А ведь он и сам толком не понимал, что случилось. Он же знал Амана, по крайней мере, в это хотелось верить, и друг не мог просто так взять и убить кого-то.
– Селия! – Аньюриэль неожиданно подскочила на ноги и побежала куда-то дальше по утёсу.
– Стой! – Силлиан побежал следом, оскальзываясь на мокрых камнях.
Проще было поймать ветер, чем эту девушку. Догнал он её на самом краю утёса. Волны разбивались о скалы, подкидывая в воздух брызги и клочья морской пены. Впрочем, неистовая красота природы сейчас была лишь фоном для развернувшейся на камнях трагедии. Десятки мертвых людей… Безоружных. Расстрелянных из лука, а не разорванных на части. Лежащий на камнях посох служителя Руфеона… Понимание случившегося пришло практически мгновенно.
– Он мстил. Убил шеакрийцев за то, что они убили этих людей, – Силлиан покачал головой.
– Не за них, – тихо прошептала Анью. – Он мстил за неё.
Колдунья, пошатываясь, подошла к лежащей в луже девушке, опускаясь рядом с ней на колени. Король подошел ближе, присматриваясь к погибшей, отмечая светлые волосы, аккуратные черты лица, стрелу, пронзившую сердце, обруч в волосах и медальон в форме креста.
– Жрица Руфеона?
– Селия… Так её звали. Аман… Я думаю, он увидел в ней свою пару… – чародейка аккуратно убрала с лица девушки прядь волос.
– Пару?!
Ситуация стала ещё сложнее. Ведь казалось, что Аман, несмотря на все заветы и запреты своего положения, неровно дышит к Аньюриэль. Как всё так быстро переменилось? Откуда вообще взялась в этих местах жрица из Загорского храма? Вопросов было больше, чем ответов на них. Подошел Михан, наклоняясь и выдергивая стрелу из горла какого-то мальчика. На лице ребёнка посмертной маской застыло выражение растерянности. Остальные солдаты из его отряда сопровождения молча толпились неподалёку, ожидая приказа.
– Этих убил не Аман. Такие же стрелы у мертвых шеакрийцев в колчанах, – Михан задумчиво поглаживал пальцем оперение. – Что Шеакрии понадобилось в наших землях?
– То же, что и при моём отце. Война и залежи лютерита. Нужно похоронить этих несчастных.
– Я сама, – колдунья поднялась на ноги, поднимая с земли посох служителя Руфеона.
Она закрыла глаза, беззвучно шевеля губами. Задрожал воздух и земля под ногами. Навершие магического оружия тускло засветилось. Медленно поднимались из воды камни. Мелкие, размером с человеческую голову, и крупные валуны, которые могли бы с легкостью размозжить череп пещерному троллю. Они кружили в воздухе и медленно формировали курган, навеки погребая под собой погибших людей.
Ощущение от магии мурашками прокатывалось по коже. Силлиан часто жалел, что родился без этого дара, что никогда не сможет увидеть этот мир таким, как его видят чародеи, что никогда не сможет зажечь на своей ладони волшебный огонь и что ему не дано творить такие невероятные по своему размаху вещи.
Девушка тем временем достала что-то светлое, размером с монетку, из своей сумки. Маленький камушек поднялся в воздух и устремился к вершине кургана. Анью замерла на месте, вытянув перед собой обе руки и хмуря брови. Мокрые пряди её волос шевелились, словно змеи. Несколько секунд ничего не происходило. Силлиан напряженно наблюдал, не понимая, что она делает. На вершине, медленно удлиняясь, росла вверх какая-то светлая палка. От неё отделился сначала один отросток, потом, в другую сторону, ещё один, после появились ярко-красные листья. Росток с невероятной скоростью увеличивался в размерах, пуская всё новые и новые ветви, узловатые корни оплетали камни. Там, где всего пару минут назад были мокрые и пустые камни, красовалось могучее дерево с белой корой и густой алой, будто кровь, листвой. Настолько большое, словно росло здесь уже не одну сотню лет, и продолжало увеличиваться в размерах.
Это сколько нужно иметь силы, чтобы такое сотворить?
Он перевёл взгляд на Анью и почувствовал, как на мгновение подогнулись колени. Девушка смотрела в одну точку совершенно пустым взглядом. Сосуды в глазах полопались, по щекам текла кровь. Кровь текла и из носа. Силлиан мало что понимал в тонкостях магического искусства, но даже его смутных познаний было достаточно для осознания того, что ситуация вышла из-под контроля.
– Анью, – он потряс девушку за плечи. – Хватит уже!
Она продолжала беззвучно шевелить губами, смотря словно сквозь него. Ужасающе, отрешенно и будто бездушно. Как если бы от неё осталась лишь пустая оболочка. Неправда, что от любви до ненависти лишь один шаг. Есть ещё боль, разочарование, горечь и пустота. Пугающая пустота, что сковывает морозом душу, стягивается холодной лозой вокруг сердца, вонзая в него свои ледяные шипы. Среди кроваво-алых волос появилась тонкая полоска седины, становящаяся всё шире и шире.
– Анью!
Посреди шума дождя, словно гром, раздался хлёсткий звук пощёчины. Она никак не отреагировала, лишь потекла по подбородку тонкая струйка крови из рассеченной губы. Силлиан не понимал, что сейчас с ней происходит, но чувствовал, что что-то не так. Так не должно было быть. Он не знал, что сделать, как остановить её, как прервать заклинание… За спиной колдуньи появился полупрозрачный силуэт. Призрачная дымка приняла форму эльфийской женщины. Длинные серебряные пряди парили в потоках ветра. Она наклонилась к Анью, закрывая ей глаза ладонью, и что-то тихо прошептала на ухо. Чародейка бессильно опустила руки и пошатнулась. Король едва успел поймать её, так и не поняв, в какой момент исчез призрак и кто это был.
***
Странное ощущение, что он уже был в подобной ситуации, не оставляло Силлиана ни на мгновение. Сборище лекарей и целителей лишь растерянно пожимали плечами и разводили в стороны руками, не в силах ничем помочь. Жизнь неумолимо покидала тело Аньюриэль. Где блуждало её сознание никто не мог сказать наверняка. Из заумных объяснений магов он понял только одно – магический источник в теле девушки треснул, и магия, вместе с жизненной энергией, вытекает из неё, как вода из прохудившегося бурдюка. То, что она уже несколько дней каким-то невероятным образом балансировала на грани между жизнью и смертью, было подобно чуду. Король окинул взглядом её осунувшееся лицо, потрескавшиеся губы и седую прядь у виска, отметив, что белых волос стало больше. Перешептывания магов за спиной раздражали. Собственное бессилие злило. Сейчас ему как никогда нужна была помощь и поддержка друга. Друга, который их бросил. Силлиану нужен был тот, на кого можно положиться и опереться. Спокойствие Амана, его решимость идти до конца и непоколебимая вера в Свет и добро были для него будто маяк в море житейского хаоса. Но ещё больше Аман был нужен Аньюриэль, чтобы вытащить её из очередной передряги. За девушку было страшно. Страшно потерять ещё и её. Страшно оттого, что это его промедление привело к такому исходу.
Если бы Аман не ушел, она бы не оказалась сейчас в таком состоянии.
Из глубин души поднималась волна злости. Он потерял одного друга, а теперь теряет ещё одного. Медленно, неумолимо… Может лишь наблюдать, как она угасает.
~ За тебя, Силлиан, я готова убивать… За Амана я готова умереть. ~
И она умирала. Те слова не были ложью или преувеличением. Каждый вдох мог стать последним. Силлины не могут жить без своей магии, таков закон их мира. Даже у сильнейшей в Акрасии расы было слабое место. Силлиан провёл рукой по её бледной, практически белой, коже, поражаясь тому, насколько холодная она стала. Аньюриэль была словно фарфоровая кукла со свечою внутри. И пламя это едва горело…
– Если ничем помочь не в состоянии – вон отсюда! – он резко обернулся к магам, что продолжали шушукаться стоя возле окна.
– Но, Ваше Величество, ей нельзя помочь, – затараторил один из лекарей. – Таковы законы мироздания. Она, каким-то непостижимым образом, застряла в состоянии выгорания. Поймите, мы просто не в силах удержать магию в теле этой девушки…
– Я разве не ясно выразился?! Вон из дворца!
Силлиан проследил, как спешно покидают спальню люди. Гедрюс мрачно смотрел на него, но никак не комментировал. Где-то в коридоре дежурила Милица, которую не впускали в спальню из-за постоянных слёз и причитаний, наполняющих и без того напряжённую атмосферу комнаты унынием и обреченностью.
– Я проследил, чтобы в Берн отправили магического вестника. Вот-вот должен прийти ответ. Наверняка другие силлины знают, как ей помочь, – Тео постарался ободряюще улыбнуться, но эффекта это не возымело.
Все прекрасно понимали, что время не на их стороне. Солнце медленно коснулось горизонта, бросая последние лучи уходящего дня на город и окрашивая алым стены дворца. Тени удлинялись, собирались в узких переулках, разгоняемые светом зажигаемых фонарей. Сколько прошло дней с ухода Амана? Силлиан уже сбился со счёта. Он мерил комнату шагами, ходил из угла в угол, словно загнанный в клетку зверь. Бессилие угнетало. Не давало сосредоточиться на решении прочих проблем, большую часть которых взяли на себя Гедрюс и Михан. Но было и то, что он обязан был решить самостоятельно. Ему предстояло написать послание шеакрийскому архиепископу, дабы уведомить его о том, что посланный им в земли Лютерии отряд пал под стенами Боэр Морхен, защищая мирных людей от атаки демонов. Ему тошно было от одной мысли, что этих подонков придётся представить как героев, но это был наиболее удачный способ избежать политического конфликта. По крайней мере, поможет отсрочить войну, что уже не первое десятилетие нависает над Лютерией подобно топору палача.
Но ещё хуже было при мысли о том, что придётся писать послание и в Леонхольд, наставнику Амана. Что он может сказать Верховному жрецу? Что лучше сказать? О чём умолчать? Тяжкий груз давил на его сердце, агония бессилия то рвала грудную клетку на части, то сжималась тугим комком в районе солнечного сплетения. Он снова делал шаг. За ним ещё один. Доходил до стены. Разворачивался и снова шагал, пока вновь не упирался в стену. И так раз за разом. Разум искал, просчитывал варианты решения навалившихся проблем. Сердце тайно надеялось, что сейчас, вот прямо в эту минуту, дверь распахнётся и на пороге появится Аман, попытается пригладить ладонью растрепавшиеся волосы, виновато улыбнётся и, махнув рукой на оправдания, уверенной походкой пройдет к кровати, мерно постукивая основанием своего посоха по полу, на его руках засияет целебная магия и Анью распахнёт глаза. Конечно, колдунья будет злиться и дуться на жреца, назовёт его глупым святошей. И Силлиан тоже поворчит для приличия, а потом похлопает друга по плечу и скажет какую-нибудь глупость вроде «а я уже начал было волноваться». Жизнь снова войдёт в привычное русло…
Дверь распахнулась. Силлиан резко обернулся и замер.
– Там какой-то музыкант пришел. Говорит, что может помочь леди Аньюриэль, – в дверях стоял Михан.
– Пусть зайдёт, – король кивнул.
Из-за спины капитана королевской гвардии вышел Амадей, мягко улыбаясь. Менестрель совершенно не изменился с тех пор, как играл в большом зале Орзельской крепости накануне их отбытия в Озёрную деревню на переговоры. Если верить Анью, то этот лазенис оставался неизменным на протяжении веков.
– Рад видеть вас в добром здравии, Ваше Величество, – менестрель низко поклонился.
– Мне сейчас не до любезностей, – Силлиан отмахнулся, не желая размениваться по пустякам. – Ты сказал, что можешь исцелить её.
– Я знаю, как это сделать, – уклончиво ответил Амадей, проходя в комнату и без приглашения усаживаясь в кресло.
– И как же?
– Скоро вы всё увидите, – менестрель улыбнулся в ответ. – Однако, необходимо чтобы ваше окружение удалилось. Они могут помешать исцелению.
Силлиан переглянулся с Миханом, затем перевёл взгляд на Гедрюса. Десница едва заметно пожал плечами, пристально изучая музыканта.
– Ну право слово, что может сделать старый музыкант с лютней против короля-рыцаря, вооруженного Шай’Соларом? – старый лазенис мягко улыбался окружающим. – Более того, до меня дошли слухи, что меч в руках Его Величества воссиял Первозданным Светом.
– Мы будем за дверью, – Гедрюс бросил ещё один пристальный взгляд на менестреля и вышел из комнаты. Следом за ним тихо засеменил Тео. Дверь закрылась с едва слышным щелчком.
– И что может сделать лазенис, чтобы помочь ей? – прямо спросил король.
– Мне стоило догадаться, что Ан’ю Риэл поделится со своим мэлринд моей маленькой тайной. Обычно я предпочитаю сохранять инкогнито. Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать одного умудренного сединами лазениса, не так ли, молодой король. Я не могу исцелить её разбитое сердце, но я могу помочь. Нужно лишь впустить в комнату мечту.
– Впустить мечту? При чём здесь мечты?! Она умирает! – он сжал руки в кулаки до такой степени, что ногти впились в кожу.
– Да, именно мечту. Но для этого нужно открыть окно, – Амадей разговаривал мягко, словно с непонятливым ребёнком. – Уверяю вас, Ваше Величество, что это необходимо, чтобы вернуть юную эсдо из того места, где блуждает её сознание.
Король несколько секунд недовольно смотрел на музыканта. Если бы в его власти было прожечь дыру одним лишь взглядом – менестрель был бы уже похож на кусок сыра. Амадей его недовольство попросту игнорировал, взяв в руки свою лютню, настраивая инструмент. Так как никаких других вариантов предложено не было, Силлиан подошел к окну, распахивая его настеж.
– Так достаточно? Твоя мечта пролезет? – даже не стараясь скрыть внутреннее недовольство, спросил мужчина.
– Более чем, – Амадей улыбнулся, не обращая внимания на тот тон, которым с ним разговаривали. – Присаживайтесь, Ваше Величество. И уверяю вас, мечта принадлежит лэри, а не мне.
Он что, собирается вернуть Амана через окно?
Силлиан сел в кресло, скрестив руки. Было совершенно непонятно, почему менестрель медлит. Ведь если ему по силам спасти Анью, то почему он не сделает это? Почему нужно ждать и столь бессмысленно тратить время. Время, которого у неё, возможно, уже почти не осталось.
Солнце скрылось за линией гроизонта. Амадей медленно перебирал струны, наполняя комнату тихой лирической мелодией. Король молча прожигал его взглядом, сжимая и разжимая кулаки. Гнетущее ощущение, что они просто тратят время, не покидало его. У окна что-то зашуршало. Силлиан обернулся. Появилось странное ощущение, будто нижняя челюсть отвисла. Но подоконнике сидела крупная птица с синим оперением. Мощный, как у орла, клюв, длинные перья на хохолке горели синим пламенем, два внимательных, синих, словно сапфиры глаза осматривали комнату.
– Доброй ночи, – менестрель вежливо кивнул.
Птица что-то проклекотала в ответ и впорхнула в комнату, усаживаясь на столбик кровати. Длинные хвостовые перья касались пола, мягко скользили по нему, оглаживая доски тем синим огнём, которым полыхали сами. Молодой король протер глаза рукой. Синий огонь, которым горел феникс, был поразительно знакомым… В груди затеплилась надежда.
Птица осмотрела комнату, ненадолго задержав взгляд на нём, тихонько, будто бы раздраженно, проклекотала что-то и одним неуловимым движением оказалась на кровати. Длинный хвост распластался по белому покрывалу. Огонь, которым горел феникс, стал ярче, интенсивнее и вмиг охватил всю кровать. Следом раздался истошный женский крик. Анью выгнулась почти дугой, наполняя комнату криками. Силлиан сорвался с места и тут же рухнул на пол, стянутый чем-то невидимым, но осязаемым.
– Не стоит вмешиваться, – спокойный голос менестреля казался каким-то ненормальным посреди крика боли и рёва пламени.
– Ей больно! – собственный голос, казалось, походил в рычание озлобленного зверя.
Он рванулся, пытаясь преодолеть те несколько шагов, что неумолимо отделяли его от кровати. Жар пламени чувствовался кожей. Кто-то колотил в дверь. Дерево прогибалось под ударами, но не поддавалось, хотя Силлиан был уверен, что не проворачивал ключ в замке. Ярость придала сил и он почти смог порвать эти странные путы. Амадей снова ударил пальцами по струнам и невидимые нити стянулись сильнее.
– Так и знал, что удержать потомка Лютерана будет непросто, – лазенис раздосадованно покачал головой.
– Отпусти!
– Так должно было случиться, – спокойно возразил Амадей.
Ох, если бы можно было убивать взглядом… От менестреля не осталось бы и мокрого места. Крики Анью рвали его изнутри. Она сгорала заживо, а он был совершенно бессилен чем-то помочь. Силлиан рванулся, яростно, отчаянно, умудрившись высвободить руку и схватиться за рукоять меча. Шай’Солар ярко засветился, придавая ему сил, разрывая чужое колдовство. Король подскочил на ноги, извлекая клинок из ножен. Мелодия, которую играл музыкант, изменилась. Меч высек искры из защитного купола.
– Я бы не прожил так долго, если бы позволял отсечь свою голову всем, кто этого желает, – лазенис улыбался. – Взгляните, Ваше Величество.
Силлиан медленно перевёл взгляд туда, куда махнул рукой менестрель. Анью поднималась с кровати, прижимая к груди какой-то синий комок. Всё такая же бледная и истощённая, в красных волосах терялась одна седая прядь, но она в сознании и что-то подсказывало ему, что самое страшное осталось позади. Рука с Шай’Соларом опустилась.
– Силлиан? Что случилось? – она непонимающе переводила взгляд с него на Амадея. – Аман… Он вернулся?
***
Аньюриэль.
Она бегала от дерева к дереву, собирая опавшие листья. Рохэндельские клёны, что подарил их народу сам Кратос, подпирали небосвод своими высокими кронами. Могучие деревья казались ей огромными, словно великаны, которых создала богиня гармонии Гивена. Великанов Анью никогда прежде не видела, но полагала, что они точно не уступают клёнам в размерах.
Вредить деревьям, дарованным богом-покровителем, было запрещено, поэтому можно было собирать лишь те листья, которые сами покинули древо. Духи ветра игриво подхватывали алые, словно волосы девочки листья, унося их, заставляя её побегать. Анью радостно смеялась, принимая правила этой незатейливой игры, следуя за потоками ветра, носящими листву по всей роще. В руке её, подобно ленте, трепыхался почти сплетенный венок.
Недостающие пара листьев были пойманы и находу вплетались в импровизированную корону, пока она бежала в сторону дома. Родители наверняка уже её заждались. Трава приятно щекотала босые ступни, длинные волосы, будто алый флаг, развевались за её спиной. Девочка легко взбежала по ступеням, разве что не влетая в распахнутые двери. На мгновение вспыхнули и тут же погасли руны, начертанные отцом на дверном косяке.
– Мамочка!
– Да, моя звёздочка! Ты где гуляла так долго?
Анью шустро метнулась в столовую, радостно подбегая к матери и протягивая венок.
– Это мне? Какая прелесть! Риваль, ты только глянь, это же чудо, – Эльвия одела подаренный венок на голову.
Серебристые, словно свет звёзд, волосы, зелёные с золотистыми вкраплениями глаза и венок из кленовых листьев. Анью восхищенно смотрела на мать, всем своим существом восхищаясь её удивительной красотой и мечтая однажды вырасти такой же. Мужчина оторвал взгляд от магических расчётов, пристально смотря на свою мэлдо. Губы его тронула едва заметная улыбка.
– Ты как всегда прекрасна, душа моя, – он кивнул дочери, возвращаясь к своей работе.
– Ну уж нет! – Эльвия забрала у супруга ворох исписанных бумаг. – Хватит безвылазно сидеть над своими артефактами! Удели хоть немного времени своим красавицам. Ты ведь так увлекаешься этими своими творениями, что даже про еду и сон забываешь, Риваль.
– Это важно! Я почти совершил открытие! – мужчина взлохматил ладонью свои алые, как листва рохэндельских клёнов, волосы и осуждающе посмотрел на супругу.
Судя по тому, как недовольно покачивал кончиками ушей отец, он был раздражен, но всё равно старался говорить мягко и спокойно. Он всегда был предельно спокоен и собран, наверное, не было ничего в этом мире, что могло бы пошатнуть его уверенность в себе. Анью села на стул, покачивая в воздухе босыми ногами, положила руки на стол и уперлась в них подбородком, счастливо наблюдая за родителями. Было так хорошо и спокойно. Мама разливала по чашкам цветочный чай. Приятный травяной запах растекался по столовой. За окнами перелетали с ветки на ветку птицы. Паргелий жил своей тихой размеренной жизнью. Ходили по улицам города силлины, в фонтане на площади резвились духи и сильфы. Ещё один спокойный день. Мама смеётся, ей сейчас не надо бежать и кого-то спасать, как того требует долг Ари, отец пьёт с ними чай, а не заперся в своей лаборатории.
Умиротворение разрушилось внезапно. Разлетевшись со звоном бьющегося хрусталя. Пение птиц сменилось рёвом беснующегося пламени. Что-то дернуло Анью из-за стола.
– Нет! – девочка отчаянно вцепилась в ускользающую реальность.
То, что было там, несло в себе боль, горечь отчаяния, тугим комом застревающую в горле и мешающую дышать. То, что ТАМ, принесёт страдания. Так хотелось остаться здесь, рядом с теми, кто ей так дорог и нужен. Всё вокруг словно поплыло, размазалось, теряя очертания. Уютный мирок рушился, разрывался на части. Дом исчез и её бросило на холодные камни. Аньюриэль медленно поднималась, осматривая черные скалы утёса ветров. Острые края камней неприятно впивались в босые ступни. Память об этом месте до боли сжала сердце. Она кричала. Яростно, отчаянно, стремясь избавиться от боли, которая переполняла каждую частичку её тела. Казалось, что сердце вырвали из груди и теперь эта пустота поглощает её. Казалось, что она просто медленно умирает. Яркое синее пламя колыхалось вокруг скал, словно бушующее море.
– Сколько ещё ты будешь лелеять свою боль? – холодный голос опекуна подействовал как пощёчина.
– Таллеан… – она вытерла слёзы и только после этого обернулась.
Хотелось сжаться и стать как можно менее заметной. Хотелось снова стать ребёнком. Может тогда он не будет смотреть на неё с таким осуждением. Анью сделала неуверенный шаг назад. Отвела назад и прижала к голове кончики ушей, предчувствуя очередной нагоняй. Таллеан всегда был строг к ней, хотя и справедлив.
– С каких это пор я должен задавать один и тот же вопрос дважды? – мужчина скрестил руки на груди, выжидающе смотря на неё.
Порывы ветра трепали его чёрные волосы. Взгляд льдисто-голубых глаз блуждал по ней, вызывая мурашки на коже. Лёгкая рубаха, небрежно застегнутая только на половину пуговиц, как и обтягивающие брюки из выделанной кожи, не могли скрыть развитого телосложения бывшего воина.
– Я… Я ошиблась… – мямлила себе под нос Анью, боясь посмотреть опекуну в глаза. – Из за моей ошибки… Я не успела…
Она осела на камни, заливаясь жгучими слезами. Внутри смешались в бурлящую массу боль, отчаяние, одиночество, разрушенные надежды и разбитые вдребезги мечты. На самом дне этой мерзкой смеси, подобно камню, лежала горечь предательства и нарушенных обещаний. Таллеан в одно мгновение оказался рядом с ней, крепко хватая за предплечье и рывком поднимая её на ноги.
– Что такое путь воина?
Прежде она точно знала ответ на такой простой вопрос. Но это было в какой-то другой жизни. Сейчас в голове было совершенно пусто, а в ушах гудело неумолимое пламя, жадно облизывающее черные камни. Анью непонимающе смотрела на наставника, откровенно недоумевая, к чему сейчас этот вопрос.
– Я не… – она опустила взгляд, стыдясь собственных чувств и того, какой слабой показала себя перед ним.
– Больно бывает всем, – уже мягче сказал Таллеан. – А вот страдать или нет – выбор каждого… Так что такое путь воина?
Я могу выбирать страдать мне или нет… И как я должна это сделать? Как мне это выбрать?
Таллеан выжидающе смотрел ей в глаза. Он и так уже сделал ей послабление, повторив вопрос. Нужно было вспомнить, чему её учили. Взгляд колдуньи блуждал по черным скалам, рассматривая их острые грани. Вокруг, подобно волнам, поднимались и опускались языки синего пламени, грозясь затопить собой всё. Мрачное, темно-серое небо нависало над ним. В этом уродливом мирке не было ни намёка на счастье, здесь была лишь боль… Нужные слова всплыли в памяти.
– Путь воина – быть беспристрастным во всём, убить в себе страх смерти, жадность, сожаления, зависть, грусть, вражду, тягу к удовольствиям, удобствам, любви и всем остальным желаниям, – повторила Анью давно заученные строки.
Да, всё верно. Допустимо только одно желание – посвятить себя правде, своим убеждениям и истинному Пути.
У неё нет права сдаваться. Есть то, что она должна сделать. Ещё не всё закончилось. Ещё не всё потеряно. Появилось странное чувство облегчения, будто один из камней, лежащих на сердце, упал. Словно стал меньше тот ком боли, что давил на грудь. Стало легче дышать.
– Не плачь и сдавайся, а плачь и продолжай, – Таллеан отпустил её руку и аккуратно вытирал с её щёк дорожки слёз. – Не сдавайся со слезами, тебе ведь всё равно будет больно, хотя бы получи что-то от этого. Терять мэлдо всегда больно. Но лично я считаю эту боль эгоистичной. Ведь тебе так плохо из-за того, что ТЫ потеряла. Ведь если умрёт кто-то для тебя незнакомый, навряд ли ты испытаешь те же чувства. Можешь плакать, но не смей сбегать и никогда не сдавайся. Помни, чему я тебя учил.
– Спасибо, – Анью звучно шмыгнула носом. – Ты помог мне обрести опору. Снова.
– Она всегда была в тебе. Просто иногда ты забываешь об этом, – наставник по-доброму улыбнулся.
– А как мне… вернуться?
– Откуда мне знать, – Таллеан пожал плечами. – Я всего лишь образ, созданный твоим сознанием. Я знаю не больше, чем ты.
Анью задумчиво обвела утёс взглядом. Черные, как ночь, камни, словно кривые клыки огромного чудовища, ощерились к небу. Синее пламя всё так же буйствовало вокруг. Понимание пришло само собой, она знала ответ с самого начала, просто не хотела принимать его, как и ту боль, что на неё обрушилась. Но бежать от этих чувств всё равно, что бежать от самой себя – невозможно и совершенно бессмысленно. Она подошла к краю обрыва.
