Элиза Полуночная
Сила, способная изменить мир. Долг
Глава
9.
Призраки
прошлого
Can you hear the noise around?
It's like a rave oh tonight's all bludfire.
Can you here the noise out there?
It's like a rave we burn it down like bludfire.
Can you hear the noise around?
We gonna rave oh tonight's all bludfire.
Can you here the noise out there?
It's like a rave we light it up like bludfire.
Еva Simons – Bludfire
Аньюриэль.
– Это плохая идея, – Энвиса в её подсознании неодобрительно качала головой, скрестив руки на груди.
Анью всегда было интересно, как она может это ощущать, не видя свою даро. Спрашивать было бесполезно. Связь между силлином и даро была слишком сложной для осознания. Они просто чувствовали друг друга. Колдунья поставила ногу на подоконник, легко выпрыгивая на улицу. Несколько секунд свободы падения и немного воздушной магии. Анью не стала оборачиваться, легко скользя среди теней по королевскому саду на восток, туда, где едва начал светлеть небосвод, готовясь к восхождению солнца.
– Нельзя постоянно убегать от проблем, – не унималась Энвиса.
– И что, по-твоему, я должна сделать? И я не сбегаю, просто взяла себе немного времени на размышления.
– Если бы знала, то уже посоветовала бы.
Анью быстро пересекла королевский сад, перемахнула через ограду, оказываясь на мостовой. В это время улицы были пустынны, лишь несколько стражников охраняли покой честных жителей Лютерана. На неожиданно появившуюся колдунью они не отреагировали, хоть и заметили. Её уже успели запомнить и знали, что с доверенным рыцарем Силлиана связываться не стоит. Девушка бесшумно бежала по улицам города, оставляя за спиной тот тяжелый разговор, который не было сил начать…
На одной из площадей, неподалеку от дворца, была красивая статуя, которая постоянно привлекала её внимание. Анью в очередной раз остановилась подле неё. Высокий постамент, на котором стояли две крылатые девушки, держащие на вытянутых руках крупный прозрачный камень. Но привлекала колдунью не сама работа человеческих скульпторов, а магический фон от статуи. Разобрать, какое именно заклинание заключено внутри, она никак не могла. Девушка медленно обходила постамент, пытаясь понять внутренние ощущения, что-то тянуло её к этому месту.
– Что-то не так? – Энвиса тоже вслушивалась в эти странные ощущения.
– Не понимаю, что это за магия, – Анью покачала головой и снова двинулась в сторону выхода из города.
Городские ворота были предсказуемо закрыты. Она легко взбежала по лестнице к дозорной башне и спрыгнула вниз, под испуганные вскрики солдатиков.
Могли бы уже привыкнуть.
Снова упоение падением и мягкое приземление. Иногда Анью думала о том, какого это, родиться с даром ветра, повелевать бурями и иметь возможность парить в воздушных потоках. Но судьба распорядилась иначе. Её дар пламя, годное лишь на то, чтобы сжигать врагов, а имеющихся способностей к воздушной стихии для полёта недостаточно. Предрассветный туман ласково принял её в свои прохладные объятия. Анью на пару мгновений прикрыла глаза, прислушиваясь к голосу интуиции, решая в какую сторону бежать дальше.
Чего я хочу?
Было бы неплохо повернуть время вспять, чтобы не было минувшего дня и её глупой инициативы. Зачем она вообще потащила Амана в город? Чего хотела этим добиться? Зачем было целовать его? Дурацкое проявление человеческих эмоций! Пламя внутри кипело, чувствуя её эмоциональное смятение, и требуя свободы.
Почему нельзя было придумать ничего получше? Можно было просто заставить его спеть какую-нибудь глупую и похабную песню из того, что поют по вечерам солдатики Силлиана. Посмеялись бы над тем, как Аман краснеет, и временами напоминали бы об этом… Какая же я дура!
Внутренний компас выбрал направление, и она бесшумно заскользила, сбивая капельки росы с растений. В небе над Лютерией появились первые солнечные лучи, возвещая о начале нового дня и разрывая покрывало тумана в клочья. Анью продолжала бежать, куда глаза глядят. В груди тугим комом сжалась странная горечь.
***
Она продолжала бродить по холмам, наблюдая за жизнью простых людей. Где-то косили траву, кто-то собирал с полей остатки урожая. Люди чинили дома, ухаживали за животными, о чем-то разговаривали. Псы по-прежнему поднимали шум при виде колдуньи, но быстро сбегали, стоило ударить хоть одного энергией. Книги из Морайи оказались весьма познавательным чтением, правда читать их приходилось тайно, чтобы не провоцировать некоторых, отдельно взятых жрецов, на очередную проповедь. Хотя, кажется, Аман примирился с тем, что силлин, доставшаяся ему в напарники, немного далека от обычных представлений людей о её расе.
Может свести всё к глупой шутке?
Анью пнула носком сапога подвернувшийся камушек, смотря на то, как он улетает в придорожные кусты, вспугнув стаю каких-то мелких птиц. Делать вид, что просто пошутила, было уже, откровенно говоря, поздно. Ещё оставался шанс на то, что можно просто сделать вид, что ничего не было и надеяться на то, что Аман не попытается об этом заговорить. В конце концов она ведь не человек, для силлинов такие касания ничего не значат.
И кого я обмануть пытаюсь?
Дорога привела её к странному зданию с куполообразной крышей. В небо одиноко уставилась покрытая слоем ржавчины труба. Всё вокруг заросло травой и бурьяном.
– Обсерватория Семи Звезд. Одно из творений Рунарта, – пояснила Энвиса.
– И тоже заброшена, как и мастерская, – Анью провела рукой по шероховатой стене здания, в траву упали ещё несколько кусочков штукатурки.
– Человеческая жизнь весьма быстротечна, как и их память. Люди быстро забывают своих друзей, своих героев и свои обещания, – интонация у даро была странно-грустная.
Анью обошла здание обсерватории, находя пустой дверной проем, лишь ржавые петли указывали на то, что дверь здесь прежде была. Внутри всё было уныло-заброшенным. Ветер нанес в помещение целые кучи сухой листвы, которая едва слышно шуршала под ногами. Пауки сплели в углах свои домики и выглядывали из обитых белым шелком норок. Где-то в углу шуршал какой-то мелкий грызун. Под потолком тихо попискивали летучие мыши. Колдунья бродила среди гор мусора, рассматривая заброшенное творение великого архитектора. Линзы в телескопе потрескались и покрылись слоем грязи, увидеть что-то было просто невозможно.
Чьё-то пение отвлекло девушку от размышлений. Анью вышла на дорогу, смотря на то, как тянет небольшую повозку серая, в яблоках, кобылка. В повозке, на куче сена, сидел менестрель. Анью прежде видела его на королевском балу, Мужчина был тучен и аляповато одет, да и его музыкальные способности оставляли желать лучшего, по мнению колдуньи. Однако этот человек носил гордое звание королевского менестреля. Он перебирал струны лютни и горланил какую-то песню о короле и прекрасной русалке. Менестрель отвратительно фальшивил. И, судя по лицу фермера, управлявшего телегой, скоро менестрель пойдет пешком.
– Про короля поет, – подметила очевидное Энвиса.
– Ну да, это же придворный менестрель, о чем ещё ему петь, – Анью пожала плечами.
– Интересно, а какие ещё песни о королях он знает?
– Энвиса, ты – гений! Не обязательно ведь сидеть над книгами, можно поспрашивать менестрелей, они держат все эти стихи в голове! – Анью со всех ног побежала к повозке. – Нам по пути!
Девушка кинула фермеру пару серебряных монеток и запрыгнула на кучу сена, устраиваясь неподалеку от менестреля.
– Я помню Вас, прекрасная леди-рыцарь. Вы украсили своим присутствием королевский бал и, поговаривают, завоевали сердце молодого правителя, – мужчина улыбнулся ей, продолжая перебирать своими толстыми пальцами струны лютни.
– Найду того, кто об этом поговаривает и похороню живьем, – ласково улыбнулась в ответ колдунья.
– Я ни в коем разе не верю в подобные сплетни, – шустро исправился менестрель. – Хотя получилась бы прекрасная баллада о любви. Всё-таки в последнее время я пел лишь о войне. Вы помните, на балу я спел «Оду о дне восшествия на лютерийский престол Его Величества Силлиана Первого, самодержца всея Лютерии»?
– Помню, – Анью улыбнулась, вспомнив лица Силлиана и Амана, старающихся не уснуть в процессе слушания. – Это было весьма… длинно.
– Поэзия – это моя жизнь. Менестрель всегда должен быть в гуще событий, должен окунуться в жизнь с головой, иначе не сможет написать ничего стоящего. Войны, междоусобицы, мятежи – вот где творческое раздолье! Колоритные герои и героини, – мужчина отвесил ей галантный поклон. – Фактурные злодеи, противостояние идей, крушение идеалов, смесь натурализма и высокого пафоса! Вот чего просит моя душа, душа поэта!
– Вот как… И куда же ты сейчас держишь свой путь?
– Тут неподалеку музыкальный фестиваль, соберутся менестрели со всей Лютерии. Хочу послушать, что нового сочинили мои товарищи, да поражу их своими стихами. Я столько корпел над той одой, она поразила высшее общество в самое сердце. Вы помните, как мне аплодировали, какое было ликование!
Да все просто радовались, что ты закончил горланить…
Анью вежливо улыбнулась в ответ. Рушить иллюзии человека о собственной значимости она не видела смысла. Раз этому менестрелю до сих пор никто не сказал, что талант существует лишь в его фантазиях, то не ей в это лезть. Да и своих проблем ей хватает.
– Господин… – она замерла, пытаясь вспомнить имя человека.
– Один, – подсказал ей мужчина.
– Спасибо. Так вот, господин Один, а много ли песен про королей Вы знаете?
– А какая именно интересует прекрасную леди?
– Та, в которой есть слова «Светил небесных вечный круг свершится и солнца луч разбудит короля».
– Дайте мне немного подумать, – мужчина нахмурился, тихо бормоча строки себе под нос.
Облегченно вздохнул фермер, радуясь тишине. Тихонько стучали подковы лошади по камням дороги. Пели в траве птицы, да разносился то тут, то там стрекот кузнечиков. Анью наслаждалась теплом солнца и потоками ветра, скользящими по коже.
– Право слово, я помню наизусть все оды, панегирики, баллады и мадригалы, в которых, так или иначе, упоминаются короли Лютерии. Но таких строк не припомню. Может, это какая-то деревенская похабная песенка про пастушку, захомутавшую короля? Местные их очень любят. Но я в подобном рифмоплетстве, к счастью, не силён. Могу посоветовать, Ваше благородие, с Клодом поговорить. Он все эти поганые частушки наизусть знает. Я всё-таки – придворный менестрель, если и погружаюсь в жизнь простого народа, то описываю её высоким слогом.
– А где мне найти этого Клода?
– Да там, где эль разливают, там и Клод орёт свои песенки, – пренебрежительно махнул рукой менестрель.
***
Двери трактира широко распахнулись, и из помещения вылетел молодой мужчина, неловко перевернувшись в воздухе, и упал в дорожную пыль. Из помещения донеслись крики и улюлюканье.
– Иди пой в другом месте, – следом за хозяином вылетела лютня.
Мужчина попытался поймать свой инструмент, но явно не успевал. Анью окутала магией лютню, перехватывая её в нескольких сантиметрах над землей. Бард удивленно смотрел на зависший в воздухе инструмент, не понимая, что произошло. Он неверяще потер руками глаза, ситуация, ожидаемо, не изменилась.
– Надо бросать пить… – бард пальцем ткнул в лютню.
– Отличная идея, – поддержала его в этом начинании Аньюриэль. – Клод, я полагаю.
– Зависит от того, кто спрашивает, – мужчина поднялся на ноги, прижимая к себе музыкальный инструмент и, с нескрываемым подозрением, смотря на неё.
Анью скептически окинула молодого барда взглядом. Совсем ещё юный мальчишка, не старше Силлиана. Высокий, темноволосый, худощавый, одет в кожаную куртку, из-под которой торчит чумазая рубаха, простые штаны с протертыми коленями и кожаные сапоги. Криво сросшийся нос, шрам, рассекающий правую бровь, и несколько свежих ссадин на скулах свидетельствовали о том, что юноша частенько участвовал в потасовках.
– Моё имя Аньюриэль. Я – рыцарь короля Силлиана.
– Наслышан. Бернская колдунья, участвовавшая в штурме столицы. А ещё поговаривают… – мужчина резко замолчал, оценив, как засветились от магии глаза девушки.
– Кто много «поговаривает» лишнего – того потом долго откапывают, – кровожадно улыбнулась Анью. – И я из Рохэнделя, если быть точной.
– Простите, Ваше благородие, буду знать. Вы так отличились во время битвы за Лютеран, немудрено, что столько слухов ходит. Уж простите, простой люд, что не знает, часто додумывает. И чем скромный бард может быть полезен королевскому рыцарю?
– «Светил небесных вечный круг свершится и солнца луч разбудит короля». Знакомые стихи?
– Нет, леди, это точно не я сочинил, – он старательно замотал головой. – А я, знаете, что написал?
– Не знаю, – колдунья тут же потеряла интерес к человеческому мальчишке.
– Вам ли, любящим власть и злато, должен служить менестрель?
Я лучше в трактире красоткам буду подносить деорийский эль!
Бард требовательно смотрел на неё, словно ожидая оваций и восхищения. Анью скептически приподняла одну бровь. Взгляд мужчины стал ещё более требовательным.
– Впечатляет, – выдавила из себя похвалу этому, весьма сомнительному творчеству, Аньюриэль.
– Свежо! Так бы я сказал, – не стал страдать от лишней скромности бард. – Ну, сам себя не похвалишь – никто не похвалит. А какую балладу я про бунт напишу! Закачаетесь! Мне бы побольше материала собрать. Общий антураж я понял, мне бы теперь узнать, что у этих тыквоголовых на уме, чтобы характеры интереснее обернуть. Да сам король меня петь во дворец пригласит, вот увидите!
– Какой такой бунт? – Анью непонимающе смотрела на мужчину.
– А Вы разве не слышали? Партия «Фермерская воля» взбунтовалась против нового короля. Тыквы с полей ночью украли, деревушку сожгли, теперь ополчение собирают. Я как раз собирался в ту сторону.
– А вот это любопытно. Далеко идти?
***
– Ваше благородие, а Вы когда-нибудь задумывались о чести менестреля?
Анью глубоко вздохнула в ответ. О подобных вещах она не задумывалась. Её вообще жизнь человеческих музыкантов мало волновала. Хотя конкретно этого уже хотелось покалечить. Убивать тех, кто под покровительством Силлиана, было нельзя, чтобы не портить отношения с другом. Поэтому колдунья сдерживалась. Кроме того, этот мальчишка был нужен в качестве провожатого к неизвестным, бунтующим против власти нового короля, крестьянам.
– Вот Один – придворный менестрель – лицемер! – мужчина, очевидно, не нуждался в её ответе. – Этот гад прикрывается высокой рифмой, а сам только рассуждает о том, как должен действовать менестрель. А как до дела доходит – носа из дворца не высунет. Рифмует избитые штампы в хвалебные песни аристократишкам и радуется. Вы слышали, как он стал придворным менестрелем?
Анью опять глубоко и показательно вздохнула. Желание прибить барда становилось всё навязчивей.
– Это случилось после смерти Вейлора Мудрого. Один просто вовремя подсуетился. Когда его предшественник, господин Лютик, отказался служить при дворе регента, то он просто заменил в гимне Лютерии «Лютерана» на «Эрхарда». Так и получил должность при дворе. Поганый лизоблюд! А всё оправдывался, что сделал это специально, чтобы наблюдать за Эрхардом, а потом, когда закончатся смутные времена, сочинить оду о страданиях народа.
– Клод, а ты про обет молчания слышал? – девушка старалась не выдать ту робкую надежду, которая зародилась в душе.
– Конечно слышал, – мужчина улыбнулся. – Я даже как-то песенку написал про пастушку и монаха, давшего обет молчания. Хотите послушать, леди?
Я тишину хочу послушать…
– Нет, благодарю. Лучше расскажи мне, что это за организация такая «Фермерская воля»? – решила перевести болтливость человека в полезное русло Анью.
– Да раньше они хорошими были. Это вроде коммуны или партии из фермеров. Они ещё при Вейлоре Мудром появились. Но тогда никаких погромов не было, да и не жгли ничего. Всё тихо, мирно, путём переговоров. Хотели, чтобы были представители от простого народа в Большом Королевском Совете. Вроде как фермеры же на полях работают и лучше знают, что земле нужно. Школы для детишек в деревнях строили, грамоте учили. Я в такой школе обучался, тогда и появилась у меня тяга к музыке. А что сейчас у них в голове перевернулось – никак не пойму.
– И ради чего они подняли бунт против Силлиана?
– Вот поэтому и иду с Вами, леди-рыцарь. Узнаю всё в первых рядах. А какую песню напишу об этом приключении! – Клод мечтательно улыбнулся. – Прошлый глава у «Фермерской воли» башковитый мужик был. Он даже удостоился аудиенции у короля. Вейлор Мудрый даже согласился с его доводами, обещал допустить фермеров в совет, да не успел подписать указ – умер. А недавно у них поменялся лидер и началось… Сенный хутор сожгли, набирают людей, планируют восстание против короля. Странно это.
– Действительно странно. Силлиан добрый и справедливый правитель. Почему не пошли к нему на мирные переговоры? – Анью вдохнула запах гари, что принес ей ветер.
– Скоро узнаем, – пожал плечами бард.
Они поднялись на вершину холма. Анью обвела взглядом пепелище, оставшееся от небольшой деревеньки. То тут, то там торчали обгорелые опоры зданий и заборов. Почерневшая кладка колодца. Истоптанные огороды, по которым ветер кружил облака пепла. Обгорелую тушу какого-то животного дербанит стая облезлых псов. На площади собралась группа людей, один из них взобрался на помост, яростно что-то выкрикивая. Колдунья смотрела на этот театр абсурда. У людей на головах были тыквы…
– Это как понимать? – происходящее не укладывалось в голове. – Зачем они надели на голову еду?
– Да кто их разберет, – Клод внимательно вглядывался в окружение, словно старался запомнить каждую мелочь. – Люди поговаривают, они просто нового короля боятся, вот и прячут лица. А идею подцепили из легенды о тыквоголовом пугале, что ночью бродит по этим холмам и убивает всякого встречного. У меня есть отличная песня об этом пугале, я назвал его Тыкверт, хотите послушать?
– Сейчас? – Анью удивленно приподняла брови. – Сейчас я пойду и покрошу эти тыквы на рагу, а ты стой тут. Будешь крутиться у меня под ногами – пеняй на себя.
Девушка спускалась с холма в сторону пепелища. Внешне спокойная и равнодушная, внутри бесновалась огненная буря. Вид обгорелых бревен и почерневших стволов деревьев, ворошил в ней воспоминания о пробуждении собственного дара. Не хватало только потрескавшихся от жара камней. Магия скручивалась в груди тугим узлом и рвалась наружу. Огонь своенравная стихия. Огонь требует высокой степени контроля и уважения, иначе поглотит своего создателя, иначе волна смертельного тепла уничтожит всё вокруг. Анью улыбнулась, чувствуя внутреннее напряжение. Уже очень давно стихия в ней не рвалась так яростно. Может, виной всему были клочья пепла, летавшие всюду? Или то, что последние пару недель она практически не колдовала?
Люди не обращали внимание на её приближение. Люди вообще слишком часто опирались на засевшие в голове стереотипы о том, что численное превосходство гарантирует им безопасность. С другой стороны, численные перевес людей, как расы, обеспечил им весьма продуктивную стратегию выживания, и они заселили практически всю Акрасию, умудряясь адаптироваться под практически любые условия. И одновременно с этим, человечество отделилось от природы, противопоставило себя ей и утратило связь со своей колыбелью жизни. Слабые поодиночке, люди умело объединялись в группы, ради достижения общей цели. И сейчас перед колдуньей как раз была одна такая группа, преследующая, увы, не самую благую цель.
– Забудьте прежние лозунги! – надрывался мужчина с тыквой на голове, стоящий на помосте. – Отныне мы требуем, требуем и требуем! Никакой пощады титулованным нахлебникам и всем, кто с ними заодно! Жги и грабь!
– Жги и грабь! – вторила оратору толпа.
– Всякий, кто готов бороться, пусть берет оружие, грабли, вилы и вступает в наши ряды! Мы отвоюем нашу страну из рук узурпатора! Вместе мы победим! – из-за тыквы голос оратора казался глухим, но, кажется, никого это не волновало.
Какая прелесть…
– Браво! Впечатляющая речь! – Анью изобразила аплодисменты. – Восстание – это одновременно и самое неотъемлемое право народа и его самая святая обязанность… И чего же вы требуете?
Тыквы, с вырезанными на них глазницами, обернулись к ней. Выглядело это и смешно и жутко одновременно. В повисшей тишине было слышно, как скуля, убегают псы, почувствовавшие неладное. Животные явно соображали быстрее людей.
– Землю крестьянам! – выкрикнул кто-то из толпы.
Остальные одобрительно загудели. Анью кровожадно улыбнулась.
– Землю значит, – она ударила каблуком по иссохшей земле, вливая в неё магию. – Это я вам сейчас обеспечу.
Люди, вопя от ужаса, погружались в землю, отчаянно и бесполезно сопротивляясь. Колдунья, улыбаясь, наблюдала за происходящим.
– Не понимаю, чего вы так надрываетесь?! Теперь вся эта земля ваша. Можете пользоваться ею на своё усмотрение. Разве не об этом вы просили?
Однако люди её порыв не оценили. Рядом пролетел камень. Следом за ним какая-то палка. Осознав неизбежность смерти, бунтовщики переключили внимание на неё, стараясь хоть как-то навредить. Девушка молча слушала проклятия в свой адрес и лишь изредка отмахивалась магией от летевших в неё предметов.
– Почему ты не вступился за них? Разве эти люди не под твоим покровительством? – дождавшись, когда последняя, вытянутая в отчаянной попытке спастись, рука погрузится в землю, Анью перевела взгляд на предводителя этой жалкой попытки к восстанию.
Мужчина с тыквой на голове продолжал молча стоять на своем помосте всё это время, даже не попытавшись вмешаться. Дурацкая маска скрывала от колдуньи лицо, но не дорогую по человеческим меркам одежду и вычурный клинок на поясе. Предводитель бунтовщиков, так активно ратующий за то, чтобы покарать аристократию, сам даже не удосужился скрыть собственное происхождение. Поняв, что остался один на один с магом, и оценив возможный исход этого неравного, во всех отношениях, противостояния, мужчина принял единственное верное решение в данной ситуации, хотя и не самое благородное. Человек так резво рванул с помоста, что в воздух поднялись облачка пепла.
– Я тебя ещё и догонять должна?! – Анью возвела глаза к небу.
Взмах посохом и пламя, всё это время рвущееся на свободу, накрыло куполом руины деревушки, отрезая мужчине путь к спасению, запирая его на пепелище. Колдунья медленно шла в сторону человека, затравленно озирающегося по сторонам. В земле под её ногами затих последний удар чьего-то сердца. Чародейка пнула носком сапога валяющуюся на земле тыкву и проводила взглядом то, как она катится к своему бывшему владельцу.
Подобной «удачи» Анью не ожидала и искренне надеялась, что разбираться с этой проблемой придется Гедрюсу. Перед ней, обнажив клинок, стоял молодой мужчина, примерно того же возраста, что и Силлиан, с такими же по цвету серо-голубыми глазами, напоминающими Анью осеннее небо, хотя сам разрез глаз был немного другой. Светлые волосы были облеплены тыквенной мякотью. Нос с горбинкой и тонкие, плотно сжатые губы. Художник, писавший тот портрет, явно приукрасил сына регента. На неё, с нескрываемой ненавистью во взгляде, смотрел Сигард, кузен Силлиана.
– Тебе следовало прийти в Лютеран и принять власть нового короля. А вместо этого ты решил собрать кучку дураков и поднять восстание, – Анью покачала головой.
– Война не закончена! Трон будет моим! Я отомщу за отца!
– Война продолжается лишь в твоей голове, глупый мальчишка. Эрхарда убил не Силлиан, а его собственная алчность и жажда власти. Твой отец спутался с фетранийцами, и я его за это убила. Можешь попытаться отомстить мне, – Анью отвела в сторону руку с посохом, разжимая пальцы и бросая оружие в пыль.
– Я принесу Силлиану твою голову! – Сигард бросился на неё, замахиваясь клинком.
Мужчина ни на мгновение не задумался о том, что несмотря на тот факт, что маг перед ним выглядит безоружным, огненный купол никуда не делся. Анью легко уклонилась от диагонального выпада и телепортировалась в сторону, спокойно смотря на искаженное яростью лицо человека перед ней. Мужчина бросился на неё, совершенно не осознавая, что попался на весьма простую уловку. Колдунья вытянула руку вперед, призывая оружие. Посох пробил грудную клетку противника, прилетая в раскрытую ладонь.
– Разве ты достоин править? Ты молча смотрел на то, как погибают те, кто пошел за тобой. В тебе нет чести и достоинства истинного правителя, ты не знаешь, что такое долг сильных. Лучше бы ты сбежал и начал новую жизнь, навсегда забыв о Лютерии, – Анью повела рукой в сторону, очищая оружие от крови.
Сигард лежал, на смешанной с пеплом земле. Алая лужа медленно растекалась, подступаясь к колдунье. Девушка сделала шаг назад, не желая вступать в кровь.
– Тогда… В тот день отец спросил, хочу ли я стать королем. Если бы я ответил иначе… ничего бы этого не случилось…
Мужчина выдохнул в последний раз. Сердце замерло, пустой, безжизненный взгляд остановился на ней. Анью молча смотрела на убитого человека, пытаясь понять, правильно ли поступила. Сигард был угрозой для Силлиана, и в то же время его последним родственником… Родственные связи люди, в большинстве своем, ценили. И что ей теперь делать? Стоит ли сказать другу о том, что сделала? Совесть молчала. Возможно Аман был прав, когда твердил, что у неё вообще нет этого странного качества? Энвиса тоже не вмешивалась в происходящее, хотя Анью улавливала какие-то отголоски её эмоций.
– У нас лишь одна жизнь. Право на ошибку есть у каждого, но нужно иметь в себе достаточно смелости, чтобы эту ошибку исправить и нести ответственность за свое решение, – немного магии и мертвый человек тоже погрузился под землю.
Анью развеяла огненный купол, смотря на осеннее небо. Такое же по цвету как глаза Силлиана. Такое же по цвету, как глаза убитого ею только что человеческого мальчишки. Жалости не было, она сделала то, что потребовалось для защиты своего мэлринд. «Смерть – исход живого. Если ты убиваешь ради забавы – ты чудовище. Если убиваешь ради того, чтобы спасти других – ты герой. Но, какая бы причина не была, она не меняет того факта, что ты – убийца», – любил повторять Таллеан во время тренировок.
– Ваше благородие, а куда девался их предводитель? – к ней подбежал Клод. – Такой огромный шар огня, что я ничего не увидел. Как же я теперь напишу об этом песню?
– Придумаешь что-нибудь, – Анью пожала плечами, бард начал ассоциироваться у неё со стервятником.
– Я уже кое-что придумал. Вот послушайте. «Если голову в тыкве прячешь, если грабли сложить не хочешь, ты стоишь за свое право, вопреки наговорам прочих». Что скажете?
– Свежо… – выдавила из себя колдунья.
Анью развернулась на каблуках, уходя с пепелища, ставшего могилой для пары десятков человек. Почему-то попытки убежать от проблем всегда приводили к ещё большим проблемам…
– Леди, постойте. Насчет вашего стишка. Я тут подумал: «Светил небесных вечный круг свершится». Свершится – устаревшее слово. Сейчас так никто не пишет. Вам стоит поговорить с господином Лютиком. Он самый старый из ныне живущих менестрелей Лютерии. Его дом тут недалеко. Менестрели часто селятся в старости в Солнечных холмах. Свежий воздух, город рядом и ежегодный фестиваль неподалеку проводят. Давайте я объясню, как добраться.
– Буду признательна, – Анью улыбнулась.
***
Жил бывший придворный менестрель очень скромно. Маленький кособокий домик с грязными окнами и, местами облетевшей черепицей, утопал в разросшейся траве. Кажется, рядом раньше был небольшой огород, но и тот зарос травой. На полусгнившей лавочке сидел сгорбленный старичок, перебирая струны обшарпанной лютни. Мелодия получалась какая-то рваная. Узловатые пальцы дрожали и плохо слушались своего обладателя.
– Доброго дня, уважаемый, – Анью вежливо кивнула старику.
– Кто здесь? – человек поднял лицо, смотря немного в сторону белесыми, совершенно слепыми глазами.
– Моё имя Аньюриэль. Я хотела спросить Вас об одной песне. Мне сказали, что Вы знаете их великое множество, – она аккуратно подошла ближе к человеку.
– Имя-то у тебя не человеческое. Силлинка что ль?
– Да, – не видела смысла скрывать правду колдунья.
– Ух, дожил! Силлины ко мне приходят о песнях поговорить. Кто бы мог представить… Ну спрашивай, коль пришла, – Лютик улыбнулся, демонстрируя, практически полностью растерявшие зубы, челюсти.
– «Светил небесных вечный круг свершится и солнца луч разбудит короля». Вы знаете, откуда эти строки?
– Я уже слышал это сегодня. Эту песню напевал какой-то менестрель на фестивале. Голос у него такой приятный, мелодичный и играет как я в лучшие годы. Я послушал его немного, да домой вернулся – колени, как и я, не молодеют. Тяжко стареть… Но тут уж ничего не поделаешь, такова доля каждого. Сходи на фестиваль, там найдешь того певца.
– Благодарю за помощь, – Анью улыбнулась старику и положила в его руку несколько монеток. – Порадуйте себя чем-нибудь.
– Не стоит, деточка. Мне самому было приятно послушать твой голос. В моем мире осталось не так много прекрасного…
Анью уже спускалась с холма, направляясь в сторону фестивальных шатров, маячащих на горизонте.
***
Солнце уже медленно скрывалось за горизонтом, а она продолжала бродить среди людей, пытаясь выяснить, кто из присутствующих менестрелей пел нужную ей песню. А пели тут практически все, стараясь переорать других певцов. На холмах собрали множество разнообразных сцен и помостов, на которых постоянно кто-то выступал. В глазах рябило от ярких нарядов танцоров и артистов. Некоторых не смущало отсутствие сцены, достаточно было встать на какой-нибудь ящик, чтобы читать стихи. Тут же стояли лотки со всякой едой, которую готовили неподалеку. Вокруг всего этого балагана бродили фермеры и ремесленники, наслаждаясь фестивалем, с криками бегали дети. От обилия разнообразных звуков уже болела голова.
Ещё один музыкант ничего не знал и не мог ничем ей помочь. Анью осмотрелась по сторонам, пытаясь выловить взглядом следующего певца. Вот только в поле зрения были только те, кого она уже спрашивала сегодня.
– Да как же так? Тот старый менестрель сказал, что слышал эту песню, – Анью уселась на какой-то ящик, озираясь по сторонам, на тот случай, если пропустила какого-то певца.
– Может он ошибся? У некоторых людей с возрастом развивается слабоумие, – постаралась утешить её Энвиса.
– Я даже одного такого, кажется, знаю, – фыркнула Анью и улыбнулась.
Стоящий рядом с ней торговец аккуратно, бочком отошел в сторонку, с подозрением косясь на разговаривающую саму с собой девушку. Магов люди уважали и побаивались.
– Отдохни немного. Ты весь день на ногах.
– Ладно. Думаю, в тишине будет проще сосредоточиться и решить, что делать дальше, – Анью поднялась, отряхивая полы мантии и уходя подальше от этого шумного мероприятия.
