Валерий Борисов
Децимация
Таня вышла и через комнату Арины прошла к себе. Аркадий был взволнован этим разговором. Он сел за фортепиано и стал играть. Сначала лились нежные, акварельные звуки. Он вошел в другой мир – голубой, с цветами, освещенный розовым светом… казалось, этому неземному миру не будет конца. Но пальцы непроизвольно стали брать минорные аккорды, и в пастельном мире появились тучки. Они росли, становились все чернее и гуще, из них сверкнули молнии, сначала как искорки, потом как стрелы, достигающие земли, с громовым грохотом сжигающие цветы и уничтожающие последние остатки розовой голубизны.
23
Сергей Артемов за два дня нахождения в Харькове был полностью измотан. Заседания большевиков – протокольные и непротокольные – шли беспрерывно, с утра до глубокой ночи. Спать приходилось урывками. А вчера ему пришлось заниматься разоружением солдат и офицеров рады Слободской Украины, поддерживающих киевскую раду. Сегодня начал работу первый Всеукраинский съезд советов. По его подготовке пришлось помотаться. Приехавших из Киева, с того сорванного Центральной радой съезда, было около восьмидесяти человек. Этого было явно недостаточно для проведения нового всеукраинского съезда. В это время в Харькове проводил свою работу съезд советов Донецко-Криворожского бассейна, а также земельных комитетов Украины. После трудных переговоров было принято решение об объединении делегатов харьковских съездов с прибывшими делегатами из Киева. Большевик Артем предлагал создание отдельной Донецко-Криворожской губернии из трех восточных губерний. Основанием для этого он считал тот факт, что эти территории всегда были российскими, отвоевывались и заселялись россиянами, и украинцы селились здесь по разрешению царя. Кроме того, тяжелая промышленность Донбасса самым тесным образом связана с Россией более, чем с Правобережными губерниями Украины. Его рассуждения не были лишены логики. Действительно, без связей с Россией экономика этого крупного промышленного региона рухнет. А это означало безработицу и неисчислимые бедствия населению Донбасса. Но предложения Артема натолкнулись на не менее весомые аргументы. Территориальное проживание украинцев захватывало Донбасс и даже приграничные великорусские губернии. И делить Украину – значит резать живьем по сердцам людей. Но большевики единогласно приходили к выводу, что оставлять Украину националистам Центральной рады нельзя. Ее на востоке и юге, и в большинстве других губерний, местные советы не признавали за правительство. Оставлять это искусственное, никогда никем не избираемое, самозваное политическое образование никто не хотел. Абсолютно большая часть делегатов поддерживала установление советской власти на Украине. Это радовало Сергея, и хотелось действовать с удвоенной силой. Так прошел первый день съезда, не принявший никаких документов.
Сергею очень хотелось увидеть брата Аркадия, но времени не было. И сегодня он пришел в гостиницу поздно. Они проживали в комнате с Бардом. Сейчас там находилась и Эльвира Фишзон.
– Чем занимались сегодня? – устало спросил Сергей. – Что у нас сегодня на ужин?
Делегатов кормили в рабочей столовой, но двухразового питания – завтрак и обед, было явно недостаточно для организма.
– Мы купили колбасы и отварили картошки, – ответила Эльвира.
– Это – сила! – Сергей полез в свой вещмешок, вытащил кусок сала, – как непременный атрибут питания последнего времени, – и банку рыбных консервов. – Ну, давайте быстрей все на стол!
Эльвира развернула одеяло, в котором была замотана кастрюля с картошкой, – чтобы не остыла, и поставила на стол. Сергей схватил горячую картофелину, подбросил в руке и потянул ее в рот.
– Горячо! – выдохнул он наполненным картофелем ртом.
– Ну, как там? – спросил Бард. – Завтра окончательно установим Советскую власть?
– Где?
– Где-где! – передразнил Сергея Бард. – Ты ж там ближе к верху, больше знаешь. На Украине.
– У нас нет верха, – веско ответил Сергей. – Все равны. Только один берет на себя больше ответственности, другой меньше. Завтра уже официально создадим Советскую Украину.
Он радостно хлопнул Барда по плечу. Эльвира вмешалась в разговор:
– Ты не прав, Сергей. Мы пока не равны, – сам видишь: один ездит в автомобиле, другой охраняет.
– Эля, не придирайся к словам. Это – пока не разбили буржуев. Потом будет настоящее равенство. Понятно?
Ему даже нравилось поучать своих товарищей. В их кругу он чувствовал себя старше и умнее.
– Ты написал стихотворение? – спросил Сергей Дмитрия. – Почитай?
Бард замялся:
– Да, написал. Но не про революцию, а про любовь…
– Э-э! – шутливо пожурил его Сергей. – Надо про революцию. Сейчас это больше требуется людям. А то видишь, Эля, он за любовь принялся.
Эльвира немного покраснела.
– Пусть пишет, что у него на уме и на сердце.
– Ну хорошо… прочти?
Но Бард, обычно безотказный, когда дело касалось его стихов, вдруг заупрямился:
– Оно у меня не слишком хорошее, надо его еще шлифовать. Не буду читать.
– А все-таки – почему? Нам любое стихотворение пойдет.
– Понимаете, – краснел Бард, – я ведь недавно стал поэтом. Во время революции я привык писать о том, что вижу. О революции, о труде, о народе. А вот про любовь пробую первый раз, и не все получается. Поэтому не буду пока читать… ладно?
– Ладно.
Сергей посмотрел в кастрюлю – картошки оставалось мало. Дмитрий и Эльвира явно не поспевали за ним в еде. Поэтому, дожевав последнюю картофелину, он принялся за чай.
– Ешь! – сказала ему Эльвира, но Сергей отрицательно махнул головой.
– Фу, наелся, – он похлопал себя по животу, показывая, что сыт, хотя на самом деле съел бы еще. Картошка незаметно растворилась в желудке, а колбасы попробовал совсем немного. Он скинул сапоги, потянулся и лег, не раздеваясь, поверх одеяла на койку, сказав:
– Я немного полежу, а вы доедайте.
– Я сейчас уйду, – заторопилась Эльвира.
– Не надо. Будь здесь.
Он взял газету, начал читать, и незаметно для себя быстро заснул. Бард тихо сказал Эльвире:
– Спит. Забегался вконец.
Он встал, осторожно вытянул из-под Сергея одеяло и накрыл его.
– Вот же человек, настоящий революционер. Молодой, а сколько уже прошел. Старые не идут к нам, все большевики молодые. Пойдем, не будем ему мешать спать.
Сложив аккуратно на столе посуду, они вышли.
Сергей проснулся рано. Было темно и вставать не хотелось. Он слышал, что Бард спал, негромко похрапывая. Сергей подумал, вспомнив о новом его стихотворении: «Влюбился хлопец. Лишь бы получилось у них с Эльвирой». Помывшись, он привел в порядок гимнастерку, шинель, почистил сапоги, проверил револьвер. После революции он не сделал из него ни одного выстрела. Потом вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
В здании, где проходил съезд, большевики были на ногах. Сергей увидел Бош, Артема и других партийных деятелей. Бош, увидев его, сразу же дала ему задание:
– Сходи, товарищ Артемов, в телеграфную и возьми телеграммы, поступившие за ночь.
Сергей пошел в телеграфную и взял у солдата-телеграфиста, который заменял сейчас гражданский персонал, телеграммы, и прошел в комнату заседаний. Там было накурено и грязно. Руководители большевиков выглядели усталыми, и красные, воспаленные от бессонных ночей глаза, выдавали крайнее напряжение. Бош и Артем стали читать телеграммы, к ним присоединился Ауссем. Артем раскладывал телеграммы по отдельным стопочкам. Закончив, он сказал:
– Вот, видите это? – он показал на одну из стопок. – Сообщения о том, что украинские полки переходят на сторону большевиков.
– Какие части? – сухо осведомилась Бош.
Артем стал смотреть телеграммы.
– Из Полтавы, Купянска, Изюма, Екатеринослава… а вот из Василькова. Это рядом с Киевом. Вот что они пишут: «Готовы следовать по первому указанию тем распоряжениям, которые будут исходить от той рады, которая признает власть советов и действует с ними заодно». Короче говоря, Киевская рада остается без военной поддержки. Это естественный финал той комедии, которую она ломала последнее время.
– Нет, Артем, ты не прав, – вмешался Ауссем. – В Киеве у нее есть галицийские сичевики. Они никогда не поддержат советскую власть. Но их немного. Поэтому надо сегодня первым вопросом объявить о провозглашении советской власти на Украине. Объявить о лишении Центральной рады всех прав по руководству Украиной, которые она себе незаконно присвоила.
– Да, надо сделать так, – согласилась Бош. – И пора начинать наступление на Киев.
– Это правильно, – поддержал ее Артем. – Солдаты и матросы направляются сюда, чтобы покончить с Калединым, и заодно надо кончать и с радой. Сегодня, конституционно, общим голосованием утверждаем советскую власть.
Ауссем осторожно осведомился:
– А харьковские товарищи нас поддержат? У них свои мысли насчет создания Донецко-Криворожской республики, а потом вступления ее в состав России. Этот вопрос надо с ними утрясти.
Но здесь возмутилась Бош:
– Вы, товарищ Ауссем, как и харьковские товарищи, узко понимаете украинский вопрос. По-вашему выходит, что мы должны оставить своих товарищей-рабочих Киева, Винницы, Житомира и других городов в руках националистической рады, и пусть они эксплуатируют их снова, как прежде. А где ж наша идея мировой революции? Забыли о ней? Мы должны заботиться о всех пролетариях. Это нам завещал Маркс. Мы должны об этом помнить.
Ауссем смешался:
– Я имел в виду Таврическую губернию и вообще все Причерноморье.
– Там, – назидательно ответила Бош, – будет создана Новороссийская Республика, которая тоже войдет в состав России. Одесские товарищи уже работают в этом направлении.
На минуту все замолкли и Бош, знавшая Сергея, обратилась к нему:
– Товарищ Артемов, как дела у вас в Луганске? Как рабочий класс и крестьяне насчет советской власти и создания новой республики?
– У нас, Евгения Богдановна, настроения за советскую власть. А в Луганске она уже давно установлена. Все пролетарии за нее, особенно заводчане. Шахтеры не против, но недовольны снабжением и питанием. А крестьянам, кажется, все равно. Они довольны тем, что мы дали им землю…
Бош перебила его:
– Крестьян, конечно, придется еще воспитывать. Но надо воспользоваться одним моментом. Центральная рада просит крестьян пока не делить землю, обещает издать закон о переходе земли организованно в их руки. Надо противопоставить им нашу аграрную политику. Давайте подготовим листовки с текстом декрета о земле и разъяснения к нему. Крестьяне и так делят землю, надо подхлестнуть этот процесс.
Все утвердительно закивали. Вопрос был решен. Телеграфист принес еще телеграммы. Одна из них привлекла внимание Артема.
– Вот, дождались. Центральная рада направила свою делегацию в Брест на переговоры с Германией. Там же российская мирная делегация, теперь они помешают ведению переговоров.
– Может, немцы не признают их полномочий? – осторожно предположил Ауссем.
– Нет, признают, – жестко, по-мужски ответила Бош. – И признают на таких же условиях, что и нашу делегацию потому, что это против России. Снова деятели Украины торгуют народом, говоря о защите «милой батькивщины». Продадут Украину, продадут! – жестко, но одновременно и сокрушенно закончила Бош.
– Не, должны! – сказал Ауссем. – Все-таки мы вместе воевали против немцев, вроде союзники сейчас.
– Плохо вы знаете украинских деятелей! – снова начала Бош. – Я родилась здесь, жила, вела подпольную работу и знаю не понаслышке, а наяву украинскую верхушку. Страдая о своей родине, они в то же время готовы продать ее любому… кроме России. Они видят, что Россия поглощает Украину. Это объективный процесс, и украинский народ это понимает. По-научному это называется ассимиляция народов, что происходило во все века, а сейчас этот процесс, – в эпоху империализма, – ускорился. А вот этого националистическая верхушка никак не поймет. Поэтому она совершит любую подлость против своего народа. Сейчас Галиция хочет завоевать Украину. Поверьте, я редко в этом вопросе ошибаюсь. Они попросят несколько полков у Германии, чтобы бороться с нами. Мы им страшнее, чем нынешние враги. Но кто даст своему врагу меч, от этого меча и погибнет, – перефразировала она известное изречение. – Украинские политики никогда не могли реально мыслить. Их мечты, желания, даже действия расходились с повседневной жизнью, – жестко закончила Бош.
Ауссем молчал, у него, видимо, не было желания спорить с Бош дальше. Артем читал телеграммы и, оторвавшись от них, сказал:
– Надо сегодня же на съезде создать свое правительство и немедленно послать свою делегацию в Брест.
– Надо-то надо, Артем… – ответила Бош. – Но сегодня мы не успеем сформировать правительство. Нет нужных кандидатур и времени. Это сделаем через несколько дней. А пока давайте обсудим наш политический отчет. На чем надо заострить внимание? Не только политических, но и на социально-экономических проблемах…
Сергей понял, что сейчас ему делать здесь нечего, но он все же решился сказать:
– Товарищ Артем. Вы скажите сегодня всем, что необходимо создать Донбасскую республику. Этим сразу покончим все вопросы с радой. Она нам не нужна. Ее толком и не знают в Донбассе.
Но ответила Бош, которую Сергей недолюбливал. Она подавляла собеседников не только своим решительным видом, но и бескомпромиссными доводами, где не было других вариантов, кроме ее. Артем был ближе ему, как революционер, умеющих прислушиваться к мнению других и не дававший резких обвинений и оценок в адрес другого, – в отличие от Бош.
– Товарищ Артемов. Я только сейчас говорила всем вам о мировой революции, а вы снова за свое. Запомните: сегодня – вопрос о создании Донецко-Криворожской республики стоять не будет. Понятно тебе?
Сергей неприязненно посмотрел на нее. Но Артем возразил Бош:
– Я об этом буду говорить. Если рада, как вы предсказываете, заключит односторонний мир, то нам ничего не останется делать, как провозгласить Донецко-Криворожскую республику. Обострять вопрос на сегодняшнем заседании не будем, но отдельную резолюцию принять требуется.
– Хорошо, – согласилась Бош. – Действительно, на всякий случай и для будущего такая резолюция нужна.
Они углубились в составление резолюции. Сергей вышел. Пора было идти в рабочую столовую завтракать. «Не успею и сегодня увидеть Аркадия», – подумал он, понимая, что сегодня заседать будут до глубокой ночи.
Второй день съезда открылся выступлением Артема, который подчеркнул, что власть советов – свершившийся факт. Он обосновал необходимость усиления классовой борьбы, в связи с тем, что гражданской войны избежать не удастся, и что это война – часть международной борьбы обездоленных рабочих и крестьян против мировой буржуазии.
В зале, в отличие от съезда в Киеве, не было видно холеных лиц в праздничных сюртуках, пышных казацких усов, характерных для западных районов. Это была сермяжная масса, одетая в шинели, полушубки, фуфайки, и только руководители большевиков были одеты в поношенные, неопределенного цвета костюмы. Их лица выражали решительность в проведении своей линии. Настойчиво и упорно они бросали в толпу непонятные слова и выражения: «мировая революция», «международный империализм», «экспроприация», «диктатура пролетариата». Зал напряженно слушал, впитывая в себя все новое и приемлемое ему. Когда Артем сказал о неизбежности гражданской войны, толпа недовольно заворчала, серые шинели не хотели больше воевать, жаждали мира и спокойной жизни. Но, когда было сказано, что земля отдается крестьянам без выкупа, зал удовлетворенно заурчал, как кошка, проглотившая мышь, и успокоено приготовившаяся к ее перевариванию. Также зал одобрительно откликнулся на то, что власть переходит в руки советов, то есть к ним самим. Когда было предложено избрать правительство Советской Украины, – а дело шло к вечеру, – мало кто прислушивался к предлагаемым фамилиям и не думал, что над их самостоятельной жизнью будет еще какой-то соглядатай, распорядитель их жизни. Все делегаты чувствовали сейчас свою значимость – они решали судьбы государства, его народа, и будущее представлялось им важнее реальности настоящего. А сегодня они получили то, что им нужно – землю, фабрики, заводы и правительство. Поэтому голосование шло практически единогласно. Также восторженно приняли резолюцию о возможности создания Донецко-Криворожской республики, в результате изменения международной обстановки. Рабочие встретили эту резолюцию одобрительными возгласами, так как многие приехали в Донбасс из России, и подчинение Киеву им не нравилось. Крестьяне механически проголосовали за это, не понимая сути вопроса, и мечтая быстрее вернуться домой и начать делить землю не только помещиков, но и куркулей. А потом, стоя, недружно, но громко толпа запела «Интернационал». Большевики пели гимн с серьезными, каменными лицами, старательно выводя мелодию, каждое слово, и громко. Кто из участников съезда не знал слов, глоткой вырывал нужное мычание. Некоторые молчали.
Съезд закончил работу. Советская власть на Украине была провозглашена.
После закрытия съезда Сергей, возбужденный, как и многие делегаты, прошел в комнату, где заседали руководители большевиков. Он был вхож к ним, но его обычно не допускали к обсуждению политических вопросов, да и сам чувствовал недостаток своих знаний и опыта. У него больше спрашивали подтверждения своих мыслей руководители большевиков, – как у человека, вышедшего из низов и знающего нужды простого народа. А еще больше использовали для поручений – что-то быстро сделать, куда-то сбегать. Он привык к такому положению и считал его в порядке вещей. Кто-то, как на фронте, должен командовать, кто-то должен исполнять.
В зале заседаний издерганные, усталые руководители съезда продолжали вести споры. Большевики жестко проводили свою линию. Меньшевики, эсеры, представители других партий, пытались доказать свое, внести в документы, которые уже были приняты съездом, хоть маленькую поправку. Но их попытки уверенно парировались большевиками, среди которых своей несгибаемостью выделялась Евгения Бош. С ней практически невозможно было спорить и поэтому разговоры велись с Артемом, Ауссемом и другими большевиками, которые были способны выслушать точку зрения другого.
– Мы создаем Народный секретариат, – говорила Бош. – И включим в него не только большевиков, но и эсеров. Мы не узурпируем власть, как некоторые говорят, а исходим из реальностей нынешней обстановки. Сейчас необходимо четкое знание будущей перспективы, а ее знают только большевики во главе с Лениным. Как только другие партии поймут это, их представители получат руководящие посты.
– Значит, всем становиться большевиками? – съехидничал кто-то.
– Необязательно, – отрезала Бош. – Но основные наши идеи должны разделяться другими партиями. Мы должны достигнуть не только единства цели, но и единства мыслей. Эти мысли мы должны внушить массам, а от них снова зарядиться новыми идеями. Эти идеи должны двигаться по кольцевой спирали – мы их даем народу, он их переваривает и снова выдает нам, мы их дополняем, обрабатываем и снова даем народу, – и так это будет вечный и бесконечный процесс, позволяющий заряжать руководство и народ. Вот тогда мы будем непобедимы, и именно тогда восторжествует мировая революция. Вы же пока не полностью разделяете наши идеи, и поэтому ваши претензии к нам неубедительны. Вы согласны?
Бош удовлетворенно смотрела на оппонентов. От напряженной работы, недосыпания ее одутловатое лицо приобрело серый оттенок, но воспаленные и из-за этого маленькие, с припухшими веками глаза смотрели прямо и уверенно.
– Артем, – обратился Шахрай. – Ты посмотри, каков состав нового правительства? Здесь нет ни одного украинца.
– А ты что, не украинец? – ответил Артем.
– Да, но я единственный, а остальные? Бош, Ауссем, Люксембург, Лугановский? Что это? – недоуменно спрашивал как бы самого себя Шахрай.
– Пойми, Василий, – ответил Артем, – все эти люди родились и жили на Украине. Донбасс – это смесь народов. И давай пока согласимся с этим составом правительства. Он боевой, но временный. Вот укрепим свою власть, – изберем других, всенародным голосованием. Хорошо? Ты посмотри состав российского правительства – много ли там русских? – но работают.
– Все-таки непонятно. Это у нас такое слабое место. Рада использует такое положение с составом правительства и раструбит, что Россия хочет захватить Украину.
– А ей осталось жить считанные дни, – весело ответил Артем.
– Да! – подхватила неожиданно присоединившаяся к их разговору Бош. – Теперь в повестку дня поставлен вопрос о войне с радой. Повод для войны она дала – запретила торговать хлебом с северными губерниями. А в Петрограде и Москве сейчас страшенный голод. Рассказывают приезжающие товарищи, что выдают паек по четверти фунта хлеба в день, и то не всегда. Она хочет голодом победить большевиков, но мы все выдержим и выкорчуем ее. В ближайшее время начнем создавать отряды Красной гвардии. Совет народных комиссаров обещал поддержку оружием. А ты, товарищ Шахрай, как секретарь по военным делам собирай команду и готовься отправиться в Брест на переговоры с немцами. Надо нейтрализовать киевскую делегацию и провести там свою линию.
Шахрая, видимо, это предложение устраивало, и он спросил:
– А когда отъезжать, Евгения Богдановна?
– Скоро. Только проконсультируемся с Лениным, получим инструкции – и сразу поедете.
Сергей подошел к Артему:
– Никаких поручений не будет?
– А, Артемов, вроде нет поручений. Ты все еще мечтаешь о Донбасской республике?
– Поддерживаю. Я служил на Юго-Западном фронте, был в Галиции. Мы ж совершенно разные части Украины. Так что Донбасской республике рабочих и крестьян – быть! – он улыбнулся.
Артем усмехнулся и одобрительно хлопнул Сергея по плечу:
– На сегодня не будет поручений. Иди, отдыхай.
Было поздно, когда Сергей пришел в гостиницу. В комнате сидели, возбужденные от событий сегодняшнего дня, Эльвира и Бард.
– Ура! – закричал Бард, увидев Сергея. – Советская власть установлена! Аж легче дышать стало. Теперь впереди – мировая революция. Ура! Вся власть советам!
– Да, – снисходительно ответил Сергей своим более молодым, чем он, коллегам по партии. – Теперь мы победили. Но впереди война. Бош об этом сейчас говорила. Будьте готовы к ней.
– Война, так война, – возбужденно продолжал Бард. – Сначала мы к ногтю Центральную раду, а потом всю мировую буржуазию!
– Да. И так будет.
Вмешалась Фишзон.
– Заканчивайте свои радости. Давайте ужинать.
– Давайте, – ответил голодный Сергей.
Стол был накрыт и на нем, на фоне скромных закусок, выделялась бутылка водки.
– Отметим этот радостный день, – сказала Эльвира. Она подняла стакан и произнесла: – За наше дело, о котором мы мечтали, и вот наконец оно сбылось. За наш народ, за мировую революцию!
О мировой революции постоянно твердили руководители большевиков и заразили этой идеей рядовых большевиков. Бард и Эльвира под влиянием всего выслушанного часто стали говорить о мировой революции. Они выпили и Сергей сказал:
– Что вы все о мировой революции, да мировой революции. Давайте пока доделаем свою революцию, а потом уже и за мировую. Как только у нас и вправду народ станет руководить собой, то тогда Германия, а затем и другие страны потянутся за нами. А пока свергнем раду и начнем мирную жизнь, – он вздохнул. – Потом пойду снова работать токарем. Буду учиться много-много, все книги перечитаю, что есть на свете. А особенно – Маркса и Энгельса. Вот тогда стану действительно грамотным и буду знать, как строитъ новое общество. Сознательно, а не как говорят всякие, и по-разному. Я сам до этого дойду. А ты, Бард?
– Я тоже буду читать все книги, но одновременно и стану писать книги… стихи и другое. Напишу о сегодняшнем дне, о тебе, Сережа, об Эльвире… о том, как жили раньше, как боролись за лучшую жизнь. Обо всем, что было. Только бы быстрее начать новую жизнь.
– А ты, Эля?
– А я хочу быть учительницей и учить не только детей, но и таких как вы взрослых, – смелых, честных, но безграмотных. Это я сужу по вашим словам. Вам всем не хватает образования, – она засмеялась. – Сбылась, наконец, мечта народа. Никто не станет обижать других и мы, евреи, станем полноправными людьми, среди всех равных. Вы не знаете эту боль нашего народа. А еще я хочу иметь детей, как у моей мамы – шесть. Три мальчика и три девочки, для равновесия… не смейтесь… давайте лучше еще выпьем.
Они еще долго мечтали о будущем, пока не выпили бутылку. Потом Бард пошел с Эльвирой, а Сергей лег спать. Перед его глазами мелькали лица виденных им сегодня людей, они что-то говорили, потом их черты стали расплываться, превратились в сплошное серое пятно, и Сергей провалился в глубокий сон.
