Валерий Борисов
Децимация
19
В этот декабрьский вечер в Киеве, греясь от тепла камина, который был специально сделан в здании французской военной миссии, беседовали начальник при штабе Юго-Западного фронта генерал Жорж Табуи и специально прибывший из Одессы английский генеральный консул этого черноморского города – Пиктон Багге. Они ждали на переговоры кого-то из руководителей Центральной рады. На столе была расстелена карта. Оба союзника, обменявшись мнениями о положении на фронтах, пришли к выводу, что Германия несомненно потерпит поражение, но впереди предстоит тяжелая и длительная военная кампания. Отрицательно отнеслись к ответу советских комиссаров, которые отказались от предложенной союзниками военной помощи для продолжения войны с Германией, а сейчас ведут мирные переговоры со своим противником, что является ударом в спину Антанте.
– Сейчас главное, – говорил Табуи, – добиться, чтобы Украина вместе с Доном, чехословацкими легионами и различными национальными частями, наряду с Румынией, продолжала хотя бы пассивное сопротивление немцам. Германия находится в ужасном экономическом положении, но резервы у нее, чтобы противостоять Антанте как минимум год, еще есть. Наличие двух тысяч километров фронта на Украине и Румынии заставляет наших противников держать крупные силы для сдерживания этого фронта. У нас во Франции фронт менее тысячи километров, и если Германия перебросит часть сил с востока, то вы, господин Багге, понимаете: нам придется тяжело, хотя я уверен в нашей победе. Но будет много жертв. А это не в интересах Франции… и Англии тоже.
Багге, глядя на огонь камина и покуривая трубку, внимательно слушал своего собеседника. Прямота французского генерала ему нравилась, но мысли его шли гораздо дальше.
– Я с вами согласен, сэр, что Украину надо удержать в сфере нашего влияния и не позволить ей выйти из войны. А для этого следует немедленно признать ее самостоятельность. Руководители рады об этом просят, даже умоляют, и мы не должны задерживаться с ее признанием. Переговоры в Брест-Литовске с немцами о мире могут подтолкнуть украинское правительство к прямой войне с Россией, а значит – немцы навяжут необходимый им мир Украине и вы, генерал, представьте себе, что восточного фронта не будет, и мы тогда не на год, а на более долгий срок останемся с глазу на глаз с Германией. А может быть, еще хуже – объединятся с Германией в борьбе с большевиками. Фактически – против нас.
Табуи поморщился:
– У нас в раде есть солидная поддержка, и Франция выделила им деньги для формирования национальных вооруженных сил. Эти люди, на наш взгляд, честны в отношениях с нами.
– Кого вы имеете в виду? Не Петлюру ли?
– И его тоже. Этот человек, когда ему платишь, способен быть честным и даже преданным. К тому же он хочет власти и славы. Я его знаю уже более двух лет, думаю, изучил его.
Багге наклонился к камину и аккуратно вытряхнул пепел из трубки.
– Я не до конца разделяю вашу точку зрения. Вы сколько лет находитесь в России?
– Более двух, – если считать постоянно, а до этого приезжал в Россию несколько раз. А что вы имеете в виду?
Багге внимательно посмотрел на Табуи:
– А я на различных должностях пробыл в России более десятка лет. Изъездил ее от Владивостока, Мурманска, до Ростова и Одессы. И я, как мне кажется, знаю славянскую нацию. Но народы этой нации различны. И каждый из них в одном и том же случае поступит по-разному.
Табуи подумал и медленно ответил:
– Мне пришлось на фронте близко наблюдать славян, как они бились с врагом, и могу отметить только хорошее. Их мужество превосходит мужество многих народов Европы… к сожалению, может быть, и наших, – что прискорбно. Им присущ… как бы сказать… отрешенный фанатизм – или все, или ничего.
Табуи внимательно посмотрел на Багге – какое впечатление произвели его слова на собеседника. Но тот был спокоен, и его лицо не выражало ни обиды за свою нацию, ни восхищения наблюдательностью Табуи.
– Вы правы, господин генерал, в оценке славян, но только вообще. А частности говорят о другом. Вы говорите – мужественная нация. Но русский народ – народ с женской психологией. Никогда не замечали? Сначала они, как неуравновешенная женщина, поднимают шум в семье, скандал, бьют посуду, крушат мебель, а потом думают и плачут, и начинают собирать разбитое, скреплять и наживать новое состояние. Глубже взгляните на их историю и увидите, что это так. – Табуи внимательно слушал, и Багге продолжил: – Вспомните их крестьянские восстания, революции… сколько крови, жестокости, сожженных городов, убитых людей и среди них – известных всему миру, даже царей! В России никогда не было компромиссов. Только – кто кого. Наши английская и ваша французская революции – детская шалость по сравнению с тем, что происходит сейчас в России. А что будет дальше? У них даже говорят не «женщина». Это слово употребляют бесталанные писатели, а великие говорят – «баба». Слышали это слово? – Табуи кивнул. —Так вот, весь русский народ, как баба – расходился в своем доме, рыдает и ломает назло себе все, а что делает – пока не понимает.
Табуи, удивленный наблюдательностью Багге, осторожно спросил:
– Но это русские, а украинцы? Они тоже такие или другие?
Багге стал по новой набивать трубку табаком.
– Не совсем. Они сформировались в несколько других условиях. С бабой легко. Пошумит, поплачет, а потом снова запряжется в работу и нарожает детей, чтобы те произвели такой же погром в доме, как она когда-то. Забывают историю и ее уроки. Украинцам их интеллигенция и политики внушили, что они – подневольная нация. Даже гимн сочинили… что-то о том, что они еще не умерли и это хорошо. Украинцев свои же деятели хотят видеть подневольными. Такими легче управлять, и это вбивается в головы простого народа. Даже российские правители так не поступали с украинским народом, как их собственные деятели. Исходя из этого, делается вывод, что этот народ не может жить без хозяина. Украине надо, чтобы ею руководил кто-то другой, со стороны, опекал, а они чтобы ворчали на опекунов, но жили. Украинским руководителям всегда нужен образ врага. Так легче управлять народом. И этот враг – Россия. Русский народ единственный среди всех славянских народов достиг мирового уровня. И это вызывает не только зависть, но и ненависть у других славянских народов. Яркий пример – Болгария: ее русские освободили от турок, а сейчас она воюет против России. Почитайте историю Украины. Всегда восставали против всех, кроме России, но одновременно хотели от нее отделиться, а защиту искали то у Польши, которая ими помыкала, то у Турции, а то и у России, когда народ допекал своих руководителей. Украинский народ и их предводители – это совершенно разные по характеру и сознанию категории.
Багге, набив трубку табаком, прикурил от свечи:
– Исходя из сказанного, я не верю нынешним киевским руководителям. Они могут подло предать нас, если к этому вынудит их внутреннее положение. Они готовы сотрудничать со всеми, но прильнут иудиным поцелуем к той руке, которая им больше даст или, в крайнем случае, пообещает. Надежды на честность и благородство Петлюры – эфемерия. Ради славы, как вы изволили сказать, он откажется от родной матери, а не только от Украины. Руководители рады не могут мыслить стратегически, только узко утилитарно, что им надо конкретно сейчас.
– Правительство Франции, – ответил Табуи, – решило признать самостоятельность Украины. Пока это единственная реальная оппозиция большевизму в стране. Надо еще выше поднять их национальное чувство и поддерживать его на абсолютном высоком уровне. Пусть как можно дальше отрываются от России.
Багге затянулся трубкой.
– Один древний грек, – раздумчиво сказал он, – выпив много вина, пообещал выпить все море. А когда он пришел в себя после попойки, то надо было выполнять обещание, – просто-напросто невыполнимое, абсурдное. И его раб посоветовал ему поставить перед спорщиками контр условие – перекрыть все реки и ручейки, которые текут в море, тогда он выполнит обещание. Пари не состоялось, но в результате был высечен раб, давший ему дельный совет. Так и рада взялась на невыполнимое для нее задание – выпить Украину. Но она забывает, что реки и ручейки между Украиной и Россией текут в обе стороны, и эти народные реки не перекроешь принятием универсалов и оружием. Но руководители спасут себя и приспособятся жить в любых условиях. А высеченным, как всегда, окажется народ. Мы можем только на более или менее короткое время удержать Украину в сфере своего влияния, но не постоянно, – из-за ее подлого руководства.
Оба замолчали, думая о чем-то общем. И Багге, и Табуи было ясно – их миссия в Киеве зависит не от них, не от Украины и России, а от позиции Германии. Как пройдут переговоры в Брест-Литовске? Пойдет ли Россия на условия немцев? Не попросит ли Украина военной помощи у Германии в борьбе с Россией? Догадки, проблемы, вопросы…
Вошел адъютант и доложил, что прибыл, – как он выразился, – президент Украины – Грушевский. Табуи нетерпеливо махнул рукой: «Просите».
Вместе с Багге они перешли от камина к большому круглому столу и дополнительно зажгли настольную лампу, так как свет от люстры был слаб.
Вошел Грушевский. Он был без пальто, которое оставил в передней, в тройке с бабочкой, которую закрывала седая борода. Табуи и Багге встали при его появлении.
– Добрый вечер, господа, – негромко, нарочито подчеркивая свою усталость, поздоровался Грушевский. – Прошу милостиво извинить, что задержался. Такие сегодня события, такие… – продолжал возвышенно-неконкретно говорить он, пожимая руку представителям союзных держав.
Табуи представил своего гостя:
– Мистер Пиктон Багге, генеральный консул Великобритании в Одессе. По поручению английского правительства, – подчеркнул он.
– Да, я о вас слышал, но лично не был удостоен чести познакомиться.
– Пока лично, а вскоре и как полномочный представитель английского короля в вашей стране, буду рад близкому знакомству с президентом Украины, – с учтивой улыбкой дипломата ответил Багге. Он старательно подчеркивал слово «президент», зная пристрастие Грушевского к возвеличиванию своей личности, хотя такой должности в раде не существовало.
Они насколько секунд крепко жали руки друг друга, внимательными взглядами изучая выражение лиц. Табуи, как хозяин, пригласил всех к столу, на котором ловкий лакей расставлял чашечки для кофе и тарелочки для бутербродов. На каком языке вести беседу – вопрос не стоял. Багге говорил по-русски свободно. Табуи – с большим акцентом, но быстро, проглатывая окончания слов, а то и отдельные слова. Грушевский, кроме приветствия на украинском, после говорил только по-русски. Для него это была ворожья мова, и он подумал: «Ничего, скоро и вас заставим говорить по-украински!»
Лакей, открыв шампанское и налив кофе, удалился. Табуи, подняв фужер, сказал:
– Я бы хотел предложить тост за президента Украины!
– Что вы, зачем, я еще не президент… – слабо возразил Грушевский, но по увлажнившимся за стеклами очков бледно-синими глазам было видно, что он внутренне доволен таким обращением к нему.
– Я бы хотел провозгласить тост, – снова повторил Табуи, – за президента, за независимую Украину, которую вы возглавляете, ее народ и вхождение нового государства в европейскую семью народов. За нашу дружбу!
– Спасибо, – ответил Грушевский, выпив фужер шампанского до дна. – Спасибо. Сегодня поистине великий день для нас. Мы, видимо, навсегда отделимся от России. Сегодня она, руками большевиков, снова хотела связать нас с бывшей империей. Но, слава Богу, наш народ изгнал большевиков с Украины, – он уточнил: – Пока со съезда, а вскоре и вообще. Этот великий день навсегда войдет в историю! – профессор истории Грушевский не мог не отметить этого факта перед собеседниками. – И мы, как вы сказали, навсегда войдем в европейскую семью.
Грушевский перевел дыхание.
– Если уж честно говорить, то украинский народ в корне отличаете от русского. Новые научные изыскания показали, что даже антропологически эти народы отличаются. Украинцы и русские – разные расы. Даже на границах проживания с другими народами мы не слились с ними. Посмотрите, жили рядом с венграми, поляками, русинами, а остались все же украинцами.
Табуи перебил его:
– Это в Галиции. А на востоке, юге Украины – совсем другая ситуация. Народы смешались, – непонятно, кто там русский, кто – украинец.
Грушевский согласно кивнул и пояснил:
– Да, это в городах. А деревня осталась украинской. Крестьяне – истинные носители украинского духа. Именно крестьяне преобразуют русифицированные города и создадут единую украинскую культуру, внеся в нее дух самовыражения…
Пиктон Багге, до этого молчавший и внимательно слушающий собеседника, вмешался:
– Насчет европейской культуры и антропологического расхождения европейских народов я имею противоположную точку зрения. Вся Европа – это одна раса, в том числе украинцы и русские. Но вы представьте себе Европу и Азию – это же один континент. Кому принадлежит приоритет в цивилизации человечества – надо разбираться. Мне кажется, Азии, – Багге пришлось быть во многих местах мира и, конечно, как умный и образованный человек он воспринял различные теории развития человечества, и в данный момент он решил выступить с точки зрения Азии. – Индия, Тибет, другие восточные страны – это мозговой центр человечества. Россия – это перерабатывающий центр всех идей, практически исполняющий волю этого мозга. Европа, – он кивнул в сторону лежащей на столе карты, – это хвост. Посмотрите, сколько государств и границ! Этот хвост способен только вилять, заметая гнусные следы своей прошлой и текущей политики, лихорадочно отметая великие восточные идеи, потому что они переработаны в России для всего человечества. Каждой евроазиатской стране выделена определенная биологическая роль.
Грушевский долгое время работал во Львове и глубоко воспринял психологию этого региона – унижать всё, что находится восточнее, и унижаться перед всем, что западнее. В присутствии своих соратников по борьбе он чувствовал себя профессором, читающим лекцию студентам, в присутствии европейцев – наоборот: студентом, жадно заглядывающим в рот собеседнику для получения знаний. Так было и сейчас, и от этой привычки он избавиться не мог. Он напряженно думал и никак не мог согласиться с Багге, что Украина вместе с Россией перерабатывает чьи-то идеи. У Украины должны быть только свои идеи! И осторожно спросил:
– А Украина тогда какой частью человеческого организма является? Что-то между хвостом и близкими к нему внутренностями? Так?
Он обидчиво посмотрел на союзников по войне. Багге, улыбнувшись, промолчал с ответом, а Табуи поспешно, чтобы ликвидировать возникшую неловкость, ответил:
– Господин президент, извините, мы не решаем какую часть европейского организма занимает Украина. Это, понимаете ли… – он замешкался, подыскивая нужное слово, – образное сравнение. Философия. Давайте перейдем к вопросам, которые нас сейчас больше всего интересуют. Согласны, господа?
Грушевский кивнул. Табуи взял документы, которые лежали возле карты, посмотрел в них и официальным тоном произнес:
– Мое правительство, так же, как и правительство Соединенного Королевства, желает знать точку зрения украинского правительства по вопросу переговоров Германии и России, и как относитесь к данной проблеме вы, господин президент?
Он замолчал. Багге жадно впился глазами в лицо Грушевского. Тот напряженно молчал, взвешивая каждое будущее свое слово для ответа:
– Это вопрос неоднозначный.
Такое уклончивое начало вызвало разочарование в лицах его собеседников. Табуи и Багге переглянулись.
– Мы, – продолжал Грушевский, не заметив перемены в настроении союзников, – желаем также вести переговоры с Германией и предприняли для этого определенные шаги. Мы не хотим, чтобы Россия, как в старое время, выступала от имени украинского народа. Поэтому наше правительство приняло решение вести переговоры с Германией о мире отдельно от России, – и, спохватившись, что сказал не то, добавил: – Но это не означает, что мы с ними заключим мир! – и для большей убедительности произнес: – Никогда этого не будет. Никогда! Это тактический ход, чтобы показать всему миру и России, что мы самостоятельное, суверенное государство. В этом наша главная цель. А в остальном мы верны обязательствам, которые взяли и еще возьмем на себя перед союзниками.
Багге настороженно спросил:
– Господин президент, а вы не предполагаете, что между Россией и украинским правительством может возникнуть война? – Багге не сказал Украиной, а именно – правительством. – И мне кажется, вам не удастся устоять и потребуется помощь какой-то из воюющих ныне сторон. Пока же Антанта непосредственно своих солдат и офицеров послать к вам сюда на помощь не может. Не заключите ли вы тогда сепаратный мир с Германией?
– Нет, нет! – торопливо ответил Грушевский извиняющимся тоном. – Мы, в своей борьбе, можем рассчитывать только на помощь своих союзников, то есть на вас. Вы нас, как державу сохраняете, немцы же могут ликвидировать нашу независимость. Создание независимых держав не входят в планы кайзера. Вы – наша главная опора. Я думаю, что вы проинформированы о том, что с представителями Северо-Американских Штатов у нас есть договоренность об оказании нам военной помощи. Они сейчас разрабатывают планы настоящей и будущей помощи, изучают материальные и продовольственные ресурсы Украины на случай, если их и ваши армии появятся у нас… – Грушевский глубоко вздохнул. – Но это будет, конечно же, позже. Вам надо разгромить Германию и Австро-Венгрию. А мы постараемся продержаться это время против большевиков. Для этого у нас силы есть. Наши истинно украинские полки Сагайдачного, Орлика, Хмельницкого, Груш… – он осекся, но, увидев заинтересованные лица собеседников, упрямо предложил: – Да, есть полк и моего имени. Я отказывался! Но народ, солдаты, видимо, видят во мне то ли отца нации, то ли гаранта независимости, то ли честного человека – и назвали моим именем полк и сразу же пошли на фронт. Есть еще и другие силы – сичевые стрельцы из Галиции, которые ненавидят Россию больше, чем Австро-Венгрию, в составе которой они находятся. Сил для защиты хватит. Солдаты преданы украинскому правительству и народу. Вместе с ними, добрыми вояками, мы достигнем самых высоких вершин в создании новой украинской державы, – Грушевского несло уже по привычке, будто выступающего на каком-то собрании. – Так что быстрее заканчивайте с Германией – и поможете нам в борьбе с большевиками.
Грушевский закончил свою речь. Багге и Табуи молчали. Может быть, аргументы собеседника их не убедили, может, у них были совсем иные планы. Багге задумчиво, размышляя, произнес:
– Главное не достичь вершины – главное не упасть в пропасть. А это – более вероятно. Основ для строительства державы у вас недостаточно, они зыбки. А помощь вам нужна немедленно.
Грушевский с горячностью перебил его:
– Не упадем в пропасть, не упадем! Нас не только поддерживают солдаты, но и весь народ. Весь! Он столько мечтал о своей державности, что все отдаст за родину, голову положит. Никто – ни Германия, ни Россия, никто другой не уничтожит Украину! – на глазах Грушевского выступили слезы, и он вытер платочком уголки глаз. – Извините, разволновался. Как слышу об Украине, не могу к этому спокойно относиться. Готов как угодно защищать ее, всеми способами – от теоретического спора, до оружия. Да, мы, истинные украинцы, такие. Или Украина, или ничего!
Он снова протер глаза и надел очки. Багге и Табуи сочувственно смотрели на него. Такого рода переговоры им не приходилось еще вести – дипломатия не место для чувств.
– Значит, – напрямую спросил Табуи, – мы можем сообщить своим правительствам, что Украина, в отличие от России, никогда не нарушит союзнический договор?
– Да, да! Не сомневайтесь в этом!
Табуи продолжал:
– У меня к вам письмо от моего имени с поддержкой самостоятельности Украины, – он не стал произносить слово «независимость». Такое слово обязывает ко многому, а ко многому Украина не готова. – Я готов от имени Французской республики признать Украину отдельным от России государством и установить с ней официальные отношения. Такие полномочия предоставлены мне моим правительством. Я могу вам официальные документы передать сейчас.
Багге, улыбнувшись, сказал:
– Правительство Великобритании также готово признать державность Украины. Я немедленно свяжусь с Лондоном и попрошу разрешения на оформление мною официального документа о вашем признании.
– Хорошо! Прекрасно! – чуть ли не прокричал в ответ Грушевский, от волнения пропустив мимо ушей фразу, что собеседники сами, а не их правительства, оформляют документы о признании Украины. – Но я попрошу это сделать не сейчас, а позже – в торжественной обстановке. Скажу об этом Винниченко, он у нас премьер-министр. Пусть весь кабинет присутствует на этом событии, мы пригласим гостей. Это будет праздник для Украины… для всех нас. Мы долго мечтали, когда Украину признают европейские государства, но чтобы нас сразу же признали такие государства… – Грушевский задыхался от раболепного восторга. – Скажу Винниченко, и он все устроит торжественно и красиво!
Багге кивнул головой в знак согласия о торжественном обмене документов и ответил, подчеркивая каждое слово:
– Мы желаем вам успешно провести переговоры в Брест-Литовске, – и многозначительно добавил: – А также, чтобы Украина вышла из них более крепкой, не поступилась бы и пядью своей независимости.
– Спасибо! – волнующимся голосом ответил Грушевский. – Спасибо. Будьте уверены, мы останемся верны всем обязательствам, которые взяли перед союзниками.
Табуи сам налил шампанское в фужеры. Дальше пошла свободная беседа. Когда прощались, то Грушевский склонил на прощание голову в знак уважения к собеседникам и их странам, и вышел. Табуи и Багге снова сели за стол. Молчали, обдумывая итоги встречи и переговоров, потом Табуи произнес:
– Не верю в их обязательства перед нами. Они непредсказуемы. Смотрят не на перспективу, а на то, что им необходимо сейчас. Это опасно.
– Согласен с вами. Верить им нельзя. Слишком уж импульсивны и непоследовательны в своих действиях. Ради бредовой идеи какой-то державности, когда народ давно живет в сильном государстве и не протестует, бросить этот народ на лишения. Бредовые идеи живут долго, и их трудно вытравить из больной головы, и в определенные моменты они могут быть популярными. Так что народу снова придется пострадать за идею. Но пока нам важно удержать Украину в сфере своего влияния. И сегодня на некоторое время это удалось… В этой революции нам важно оторвать от России ее окраины: Украину, Кавказ, может, Дальний Восток…
– Вы правы, наступил удобный момент разрушить Россию и мы должны им воспользоваться. Россия должна быть поделена на десять и даже двадцать государств, которые будут находиться под нашим влиянием… Чтобы никто и никогда не мог даже высказать мысль о том, что Россия – великая держава. А русский народ – смешать с другими народами, чтобы его не осталось и в памяти…
Они еще обменялись мнениями о международной обстановке, и после этого Багге уехал.
