Елена Валентиновна Муравьева
Нерешенная задача
– Ани… …просто для вас это несколько необычно……мы же в нашей семье вначале также все это воспринимали. Я не знаю в кого и откуда. Но наш Гельмут – это же просто ходячий магнит для денег. Если ты сомневаешься, давай его позовем, и ты убедишься, что мой ребенок уникален и он, действительно, обладает необычными способностями.
Миррано резко обратился к Войцеховскому.
– Господин Артур, сколько вы вчера проиграли Гельмуту?
Войцеховский на секунду задумался, но Миррано даже и не планировал получить ответ, он сам же поспешил и ответить – Это не важно… вы ему ничего не должны, я строго запретил этому аферисту брать с вас хоть доллар. Пусть только посмеет!
Войцеховский и не нашелся что ответить, они с Ани несколько были обескуражены услышанным от Хелен. Только нельзя сказать, что все услышанное сразу вызвало чувство недоверия у них. Войцеховский в затуманенном сознании почему-то сумел вспомнить, что уже когда-то с таким явлением сталкивался, когда нашел раненную в плечо Ани в лесу, в доме у странной женщины, которая спасла ей жизнь своим, не понятным никому способом.
Ани почувствовала такой сильный, не объяснимый позыв тут же обратиться к Гельмуту с вопросом: – «Скажи, что ты видишь про меня дальше, в моем ближайшем будущем?» У неё даже кровь прилила к вискам и застучала как на наковальне. И тут же, вслед за этим позывом прилило чувство холодного страха к сердцу и медленно поползло по всему телу и уже жаркая волна, резко сменилась холодом, даже омертвели ноги, руки, ей захотелось бежать, а когда она осознала свои чувства, то взгляд, которым она исподволь посмотрела на подругу, так же невольно испугал Хелен.
Ани чаще задышала и Хелен, расширив глаза, подалась вперед с дивана, выпалив этот вопрос неосознанно.
– Ани, тебе не хорошо?
Ани закрыла на какое-то время лицо руками и только спустя минуту убрала руки. Она бы ушла из гостиной сейчас же, но так резко её покинули силы. Как это все чаще стало случаться последнее время.
Перед ней на колене сидел Артур и пытливо смотрел на неё. – Ани, ты как себя чувствуешь?
И эти как ей казалось «липкие» вопросы, не помогали. А наоборот, больше лишали её сил и были тяжелы, так невыносимо не нужны!
Она взяла своими руками его за руки и силой стала отстраняться. – Не создавайте суеты, мне еще тяжелее. Это гормоны играют во время беременности, то в жар, то в холод. Сейчас все пройдет.
Она сделала очень глубокий вздох, выдох и дернула плечами, желая стряхнуть с себя возникшее чувство. Войцеховский не поверил, мужчина, но сейчас очень тонко почувствовал лживость слов Ани и её внутреннюю борьбу с неизвестными угнетающими её силами и такой силе духа мог бы позавидовать даже он. Не хотя поднялся и очень странно продолжал смотреть на неё, как сейчас она старалась играть, а он чувствовал, она ведет истощающую её борьбу с какой-то проблемой. Он сейчас решил про себя, что никуда не уедет, пока не выяснит, что так мучает изнутри Ани и что вообще происходит в их доме. Пусть это будет не при гостях. А его решение подкрепила и возникшая растерянность на лице Бетси, которая, не понимая языка, увидела состояние своей хозяйки и сильно разволновалась, застыв с посудой в руках. Явно, что-то происходило не хорошее, почувствовал Артур, нужно найти только подходящий момент, чтобы все выяснить.
Ани откинулась на спинку кресла, как было удобнее, уже совсем не стараясь придерживаться хороших манер так принятых в высшем обществе и постаралась продолжить разговор в размеренном и поддающемся осмыслению направлении, стараясь выкинуть из головы все что она услышала от подруги.
– Давайте хоть что-то сейчас определим для всех нас четко и понятно. Миррано, ты как глава своего большого семейства должен выстроить для себя и меня план своих дальнейших действий. Он. конечно же, будет корректироваться, исходя из возникающих обстоятельств и результатов, но он будет для нас как направление, определенное для всех нас. Иначе, мы не тронемся с места.
Миррано утвердительно качнул головой и напрягся, чтобы внимательно слушать, не отвлекаясь на детский лепет своей благоверной.
– Первое, что нам сейчас предстоит сделать, найти хорошего репетитора для всей вашей семьи, чтобы помог выучить язык. Это должно происходить не по одному часу в день, а больше, гораздо больше. Этот человек должен быть с вами первое время всегда и неотлучно.
А насчет жилья… …мы начнем этим заниматься, только пусть это не происходит в темпе спешки и напряжения. Куда спешить? Вы у меня и живите, сколько придется, я только рада в данный момент, что мои близкие и дорогие люди рядом со мной, если бы вы знали, как я скучаю по Родине и как мне вас всех не хватало! Вы так же начнете это чувствовать скоро. Ностальгия – гораздо серьезнее, чем мы можем к ней относиться по началу. Она еще даст о себе знать. Дом будем искать в хорошем районе. И пусть он будет не большой, но удобный, комфортный для вас. Вам необходим двор, у вас много детей, и чтобы вы сильно не отвлекались на них, им необходимо где-то гулять. Мои финансы так же к вашим услугам в крайнем случае, только о затруднениях сообщайте заранее, чтобы мы все планировали. Я сейчас не в самом хорошем состоянии по поводу денег, видите ли, розыск моего Артура, извлек из нашего семейного бюджета не малую сумму денег, но я все-таки не нахожусь в финансовом затруднении. А вот затем, мы будем думать о устройстве на работу – это очень сложная задача, на самом деле… …и никто ничего из нас, ни я, ни Артур не может сказать наверняка. Мы постараемся помочь. Всеми нашими силами, но ничего обещать не можем. Я сама искала работу трудно, долго……и мне все-таки помогли, я сама не нашла. А детям потом необходимо будет искать школу… когда выучат хоть как-то сносно язык. – и подкрепляя свои слова – И вот……вот наш план. – она развела руками, словно открывая всю себя навстречу. Хлопот прибавилось и так много и такие трудные! Ани в душе взмолилась «О. моя чудная Дева Мария, помоги нам в этих заботах! Дай мне сил побольше.».
ГЛАВА 135
– Что ж ты пропала совсем? – шел ей на встречу лорд Тернер. Он просматривал карты больных и смертельно хотел спать. Очень рано утром пришлось оперировать больного с аппендицитом и тут же рядом удалять другому больному селезенку, разорвавшуюся от удара ногой и так как его основной ассистент, господин…Робин Уильямс… …взял себе отпуск в связи с резким ухудшением состояния матери, и Ани не выходила на работу, лорду Тернеру пришлось срочно приехать в клинику по звонку телефона. И вообще, все последнее время, так все заметили, Иден Тернер изменял себе. Он перестал настолько щепетильно придираться к своему персоналу, как это было всегда и у него появилась некая доля рассеянности, что было ему не свойственно и даже некая прохладца в отношении дел клиники. Он перестал выслушивать ежедневные доклады по закупкам медикаментов и несколько раз махал в сторону своего администратора рукой, как от назойливой мухи, чем вызвал большое удивление последнего. Такого не бывало, ибо утренние ежедневные доклады Тернер выслушивал тщательно и его скрупулезность даже в хозяйственных вопросах клиники держала в постоянном напряжении назначенных работников по обеспечению бесперебойной работы клиники. Тернер выкручивал наизнанку все потуги администратора находить поставщиков дешевле и надежнее, предъявляя претензии к отсутствию изворотливости и практичности при заключении контактов, тендеров и требуя высокого качества товара. В его же обязанности входило добывать самую свежую информацию по появлению не только в Нью-Йорке, а и на мировом пространстве новейших разработок медицинской науки, для чего в этом направлении работало два его заместителя. И вот, казалось бы, у самого Тернера пропал к этому весь интерес. Его окружение еще не поняло, что все это означало и какова причина этого безразличия. По внутреннему энергетическому пространству поползли робкие вопросы – Что все это означает и не случилось ли чего в клинике того, о чем они не знают?
Когда в кабинет неожиданно открылась дверь, Тернер поднял резко голову от бумаг и сощурился. Тихо и осторожно вошла Ани, слегка наклонившись вперед и как бы всем своим видом извиняясь за свой визит. Она не знала, что сейчас встретит, или радость или наоборот гнев Тернера за то, что резко, без всякой договоренности с ним бросила работу, за что любого другого Тернер без сожаления уволил бы сразу. И она боялась сейчас брать на свои плечи еще лишнюю толику негатива, ибо свой внутренний негатив и страх, который она тщательно скрывала и так прибивал её к земле и не давал дышать свободно.
Брови Идена взметнулись вверх – он был удивлен, но глаза загорелись, что не осталось не замеченным для Ани и ей стало легче сразу, словно в душную комнату впустили свежий воздух и сразу свободно можно было вдохнуть. Живо, даже торопливо, его снесло со своего стула и стремительно он направился к вошедшей женщине, словно только и ждал её в своем кабинете и, наконец, дождался. Иден, действительно, изменился, только изменения в нем каждый видел разные. Для Ани в нем появилась некая торопливость, которой она никогда в нем не замечала и радость от её визита, не приглушенная хорошими манерами, даже смутила её на некоторое время.
Он что-то её спросил, но она была сбита с толку такой его реакцией, потому что, зная строгость Тернера в клинике и его отношение к работе, ожидала по крайней мере увещевания в своей адрес и это только при том, что она пользовалась всеми привилегиями у него по отношению к себе и никому другому он никаких льгот не предоставлял.
Следующий его вопрос был – Ани, мне угостить вас чем-нибудь? Я так рад, что вы появились снова в клинике!
Он хотел проводить её к кожаной тахте, но ей почему-то захотелось сесть на стул возле его стола и даже чуть стушевавшись, он, как хозяин кабинета и клиники, вынужден был вернуться за свой стол. И Ани, на самом деле, первый раз в его присутствии, так захотелось отпустить свои эмоции и сейчас, очень отчетливо, она чувствовала, что он самый близкий ей человек и это её саму же удивляло и делало слабой, очень уязвимой, слезы подкатывали к горлу, её натянутая внутри её струна, расслаблялась, расслаблялась и ей становилось сложнее с каждой минутой контролировать свои мысли, слова, действия и просто обмякнуть, дать себе возможность пожалеть себя и обрушить на плечи другого весь свой внутренний страх, боль, огромное желание поддержки от кого то, кто сможет понять. Может она что-то в жизни упустила, может заблуждалась, может обманулась, но только в присутствии Идена ей так захотелось отдаться своим эмоциям, с Артуром у неё такого желания не возникало, и она не могла объяснить почему, ведь это же Войцеховский, сильный, умный, волевой, такой всегда мобилизованный и подтянутый. А может и поэтому. Он никогда не распускал себя и ей передавалось это, она не смела распустить себя в его присутствии??? Она вспомнила сейчас, как этим утром, когда они рано встали оба, а дом еще спал и в комнатах гостей было тихо, в комнате Джизи было тихо, а Артур уже собирался в отъезд, виновато обняв её за плечи, когда она расчесывала волосы перед своим туалетным столиком. – Я должен уехать, милая. – и её это в тот момент совсем не задело, ни разочаровало, как обычно, потому что в голове было столько планов, как никогда! И его присутствие в доме ей было совершенно не нужно, даже не желательным, потому что не хотелось расспросов и подозрений, о тех делах, которые ей предстояло спешно решать и объяснять, куда и она утром собирается и с какой целью.
Она в ответ утвердительно кивнула, и молча продолжала приводить себя в порядок.
Войцеховский облокотился на её столик и очень внимательно стал всматриваться в её лицо. Она заметила, он хочет что-то спросить, вопрос стоял в его глазах, а слова произносил совсем другие. – Я не надолго. К твоим родам я буду здесь и уже подольше побуду с вами.
– Хорошо – просто ответила она.
– Тебе сейчас некогда будет скучать, целый дом гостей, ты всегда этого хотела – говорил он, а его взгляд продолжал озадаченно её изучать и ей было все равно, она, действительно, знала, что так и будет, как он говорит, что вернется к родам, а у неё голова работала в этот момент над вопросом, как устроить на работу, хотя бы Миррано, как пойти к Тернеру и как осмелиться просить о новом одолжении, хотя она и выстраивала все отношения с Тернером на одних сплошных одолжениях и это было уже слишком!
Артур всегда читал огорчение в глазах Ани когда сообщал ей об отъезде и где то, даже, обиду. И её спокойная в данный момент реакция, словно он собирается выйти в соседнюю комнату, была ему необъяснима. Он стал продолжать собираться, но уже чувствовалась в его движениях некая неудовлетворенность, ни то – реакцией его женщины, ни то тем, что необходимо уезжать?
Ани накинула капот и направилась к двери – Я быстро соберу для тебя завтрак, ведь еще так рано и Бетси с Билли спят. Пусть спят.
Он выпрямился резко, на ходу одевая пиджак и спросил – А ты зачем так рано встала?
– Тебя проводить – просто ответила она.
По глазам его читала, что он подвергает отрицанию изначально все, что она ему отвечает, но ему, действительно скоро необходимо ехать и некогда заниматься расспросами. Она вышла из комнаты и он шел за ней, легким веером за ними потянулся свежий аромат его и её духов. Они шли тихо, стараясь не шуметь, дом еще спал.
И так легко она утром его отпускала, и так легко не отпускала никогда. А вот пришла к Идену и чувствует себя маленькой девочкой, любимой и долгожданной, и это не желательно для неё, но как-то снимает часть тяжелого груза, который носили эти месяцы её плечи, делая её сосем беззащитной перед самой собой, но и чувствуя, что невидимая рука выстраивает стену защищенности её от всех проблем в этом кабинете, только в нем.
– Иден, я знаю, что подвела вас и не оправдала ваших ожиданий – начала она робко, голос её дрожал и она прикладывала усилия, чтобы сделать свои слова тверже. Искала его глаза, когда прямо улавливала взгляд, не выдерживала, опускала, но снова вскидывала ресницы, потому что испытывала острую необходимость видеть все вибрации его эмоций, отражающиеся во взгляде. – Иден, но……у меня, действительно были на то причины. Если нужно, я могу оправдаться, но мне кажется, что ни вам ни мне этого сейчас не хочется. Это не нужно, Иден, это так не важно …– уже что-то лишнее говорила она, чувствовала это и не знала, как приступить к тому важному разговору, ради которого она сюда пришла.
– Да, Ани …не важно – произнес он четко – мне сейчас важно только одно – Как ты себя чувствуешь? Только твое здоровье?! – и –резко повысил голос и даже требовательно повторил – Ани, как твое здоровье?
Она сразу опустила глаза, так как еще с утра, собираясь в клинику, знала, что он это будет спрашивать, и знала, что будет лгать, готовилась заранее, но не ожидала, что произнести слово «хорошо» ей будет настолько трудно, его для того, чтобы обмануть, нужно было сказать очень уверенно, а оно застряло в горле и такая мелочь, такая мелочь, а губы не могли отдать это слово! – О, Господи! – только пронеслось в уме и руки суетливо затеребили ридикюль, лежавший на коленках.
Но это был Иден! Впрочем, так же, как и Артур, им, практически, чтобы обмануться требовалось совершить для этого так много, а Иден был врач, уже не молодой и очень прозорливый. И пусть она, все-таки и смогла быстро произнести это слово – Хорошо – оно только поколебало воздух, но, видимо, не донеслось до слуха Тернера. Он откинулся на спинку стула, намереваясь встать, но передумал и уже становился тем Иденом Тернером, которого она знала по повадкам, реакциям, жестам. Его пальцы нервно простучали дробь по столу, и она услышала знакомые претензионные нотки в голосе. – Ани, ты сейчас же отправишься к Роберту на осмотр. Я буду ждать тебя под кабинетом, потом все остальное. И как врач, я должен сразу задать этот вопрос – Что тебя сейчас беспокоит в твоем самочувствии?
Она отрицательно поспешила закачать головой – Иден, все хорошо, правда! Я пойду на осмотр, но вначале, пожалуйста, мне так нужна ваша помощь, Иден, ну… …Мне очень нужна ваша помощь!
– Что Ани? Я всегда готов быть для тебя скорой помощью! – и очень ласковая теплота почувствовалась в его словах, после того требовательного тона.
Она приготовилась сразу озвучить ту проблему, с которой пришла к нему. – Иден, я сразу скажу прямо, пришла просить за одного человека, это мой друг, он итальянец, муж моей лучшей подруги. Они переехали в Америку и кроме меня у них здесь никого нет. Он врач, очень хороший врач, у него опыт больше моего, я просила бы вас только лишь попробовать у вас работать, посмотрите… я в нем уверена.
Тень и недовольства и не доверия пробежала по лицу Тернера, ведь она очень четко знала, что просто с улицы он не берет никогда и знала, что в данный момент ему для клиники не нужно было новых врачей и если он и решал для себя, что клинике нужна еще одна единица оперирующего хирурга или младшего персонала, то это происходило только так – он посещал операции в других больницах и долго присматривался там к людям, к их стилю работы, а только затем делал предложение. И то, что у него работала Ани, эмигрантка, не с большим опытом, так это только по известной всем нам причине. А Миррано не знал языка, он был никому не знаком и изначально все это выглядело утопией, но у Ани не было времени!
Предваряя его отказ, даже и в том случае, что он был для неё скорой помощью в любой проблеме, она умоляюще сложила руки и чуть подалась вперед – Иден, подождите, не удивляйтесь, прошу… …да, нагло, бессовестно, все понимаю, но вы только дайте ему шанс проявить себя в работе, а уже если не понравиться, вас не осудит никто за ваше решение…
Иден быстро менялся и менялся его тон голоса, смотря о чем он говорил и о чем думал в этот момент.
– Он итальянец? Хорошо… что опыт, а английским он хорошо владеет?
И это было для Ани, как ведро холодной воды вылить на себя. Она сразу обмякла, растерялась и даже расстроилась. Не произвольным движением, она отрицательно качнула головой и выражение её лица стало виноватым.
– Ани, так а как я смогу дать ему шанс? Я даже не смогу поставить его за операционный стол, как он сможет ассистировать без языка?? Жесты в нашей работе неуместны. Ты же не ребенок.
– Иден. Все понимаю… …это такое препятствие, но… …я не сейчас прошу… …через месяца три, Иден, я вас умоляю, вы не разочаруетесь. Мы уже нашли хорошего репетитора, он учит язык! Там большая семья, ему очень нужна работа и это на мое место, Иден …
Тут она уловила, что уже ведром холодной воды окатила его словами она. Его кольнули эти слова. Его жест был жестом очень уставшего учителя на экзамене. Он провел ладонью себе по лицу и медленно встал из-за стола. Она видела, что его взгляд отрешенно обвел пространство за окном, обращаясь к дневному свету, как за помощью или подсказкой, и потом рассеянно упал на её фигуру, не смотря на её лицо. – Значит, ты чувствуешь себя плохо, Ани?
– Иден, я, хотела сказать, что я бы некоторое время после родов посвятила полностью детям, семье. Я им очень нужна.
– Ты чувствуешь себя уставшей? – был его следующий вопрос.
– Да. Иден, так – ответила она.
– А ты же так хотела стать перспективным хирургом… – раздосадовано произнес он и уже сейчас внимательно стал смотреть на её лицо. – Быстро меняются твои амбиции… …– выдохнул и голос его стал жестче – Это не ты, Ани… …сейчас пойдем на осмотр, не медленно. И не говори глупости, родишь и будешь работать…
То, что он сделал затем, то лучше бы ему этого не делать. Он зашел вперед перед Ани и опустился на корточки, положил свою ладонь поверх её рук и стал просто въедаться своим взглядом в её лицо.
– Скажи мне, я сейчас просто врач и любящий тебя человек, которому ты дороже всего на свете, и я готов горы свернуть для того, чтобы у тебя благополучно прошли роды:
– Что тебя сейчас беспокоит? Не лги… Мне…
Даже не осознавала она что делает. Первый её импульс и она вскочила со своего места, а зачем, не объяснимо, порыв, чтобы стряхнуть с себя тот шквал эмоций, резко приступивший ко всем границам её тела, запертые в нем волей беременной женщины, но ничего не получилось, она взметнула руки к губам и даже попыталась ими помочь удержать вскрик, который рвался наружу. Подскочил вслед за ней и Тернер.
У неё потекли горючие слезы из глаз, и она через секунду уже лежала головой на груди Идена, обливая соленой водой его и рубашку, и жилет.
– Я видела сон, я знаю, чем все закончится, Иден.
– Что ты знаешь, этого никто не может знать! Ты молодая, сильная, тебя так много вещей еще держит на этой земле, Ани, ты про чепуху просто думаешь!
– Меня уже забирают к себе мой сын, Кристиан, мой супруг, они мне говорят, что я им там нужна.
Тернер не нашелся что сказать, но он отрицательно покачал головой. Ани уже не могла остановиться. – Я ничего не могу сделать со своим состоянием. Я когда рожала Кристиана и Джизи, ничего подобного не было, а сейчас. О…Иден, и у меня так болит спина, чуть похожу и она раскалывается просто пополам, и низ живота, так тянет, словно ребенок ножкой запутался и рвет во мне жилы …тупая боль, она терпимая, а у меня нет сил… …
Она почувствовала, как он еще сильнее прижал её голову к своей груди и ничего не говоря, но какими-то невысказанными словами, она читала на духовном уровне его сердце, оно сильно билось, как у затравленного зверя и плакало вместе с её сердцем, только без слез. Как бы так хотелось вцепиться в него всеми своими силами и не отпускать, не отходить, как от горы, закрывающей от шквальной бури, сметающей любую жизнь на своем пути.
И она настолько уже замочила всю его рубашку, что от соприкосновения с ней, лицо становилось еще более мокрым, но никто не придавал этому значения, он, щекой, прижался к её волосам и видимо она производила много шума, потому что испуганная секретарша из соседнего кабинета решилась заглянуть, но только лишь тихо приоткрыв дверь, мгновенно захлопнула её обратно. Ани понимала, что дискредитирует себя, и даже Идена, что по клинике пойдут разговоры, но ей было все равно, но она настолько измочила ему одежду, что уже так дальше было нельзя. Она высвободилась и попыталась отстраниться, она выпустив эмоции и опустошивши себя, стала получать сигналы разума, подсказывающего, что сколько бы её слезы ни лились, ничего от этого не изменится, А Тернер стоял уже с совершенно мокрой рубашкой и она настолько забылась, что такого надрыва сейчас может не выдержать даже её не рожденный ребенок. Она стала стараться собрать силы, но такая боль, как стержень, стояла в груди, что от боли не могла прийти в спокойное состояние. Она закрыла только свое лицо руками, а Иден попытался их оторвать от лица и когда ему это удалось, она только произнесла, и в голосе у неё слышалась такая просьба о помощи – Иден, простите, простите меня……за мою слабость и глупость..
– Ани – уговаривал он. – Ты все себе надумала, это от страха и того, что я тебе тогда еще наговорил, мы будем бороться так, что даже Господь Бог станет перед нами на колени, ты мне веришь? Мне веришь??? Успокойся, нельзя в твоем положении столько нервничать.
Она попыталась согласиться с ним, но ей так захотелось сказать ему, о том, как ей тяжело, и как она хотела бы, чтобы стало легче – Иден, я верю, вы такой для меня человек! и …поверьте …я… …но я…Иден …я так не хочу… …я хочу жить!!!!! – и у неё как новая волна накатило и снова обессилено прильнула к плечу Тернера.
– Верить снам??? Наша профессия настолько рациональна и прагматична, Ани… И если ты её выбрала, значит есть в тебе этот прагматизм. Просто ты давно одна, в чужой стране, это любому тяжело. Много работала, я же это видел, знаю……а теперь тебе необходимо только отдыхать, много отдыхать! И забыть про проблемы, особенно чужие, заботы… не сейчас, не в этот период… …отмети все и просто много спи… гуляй. Делай покупки – приятные эмоции, красивые люди, все… …все что должно происходить вокруг тебя, только позитивное! Давай я тебе покажу такое место… …оно даст тебе много свежего воздуха, вдохновения, радости! – он даже похлопал легонько ладонью ей по плечу. – Я идиот – это мысль! Я должен свозить тебя туда!
Ани выплакавшись, затихла, дыхание приглушилось и даже на какой то момент ей стало легче, она выплеснула с эмоциями и слезами всю свою боль и страх! Груз временно упал с плеч. Отстранившись, она снизу в верх, затаив дыхание, смотрела на Тернера и широкая волна благодарности растекалась по её сердцу! Но увидев перед собой темные расширенные зрачки, дышащие нескрываемым чувством и все-таки в них какое-то убийственное отчаяние, которого никогда в его взгляде не было, её это убивало тут же, а стоять было нужно, что непроизвольно её захотелось выйти из-под защиты его объятий. Сумбур чувств, она это понимала и все её движения совершались импульсивно, ибо она знала, что, если потеряет над собой контроль, и как над всем её женским началом и просто человеческим, она уже никогда не вернется к той прежней Ани, а станет совершенно другим человеком, растекающимся в слезах и истерике от малейших неприятностей, раболепствуя в поисках одобрения людей более сильных энергетически и поэтому берущих над нею власть. Она аккуратно, чтобы не задеть его самолюбия, отстранилась и отошла в сторону, её повлекло окно, солнечный свет. – Иден, ну, надо пойти на осмотр, вы такой для меня человек!!!Сколько есть сил, я всегда буду просить у Бога для вас счастья и здоровья, любви Иден, любви, дорогой мой человек! Вы заслуживаете большой, глубокой любви, поверьте!
– Ну, Ани… – как-то вяло отмахнулся он, ему тоже было тяжело…… и этот её визит, её поведение, открытый страх, для него солнечный свет в окне выглядел настолько рассеянным, неясным, зыбким. За окном зеленые ветки лиственницы, совсем молодой, одногодки самой клиники, покачивались ровно и плавно, получая наслаждение от ясной и слабо ветренной погоды, зазывая мерным покачиванием на улицу, у Тернера же в душе только вызывали в данный момент удивление несоответствием его настроению. Природа отдавала свои последние праздничные дни концу лета, чувствуя приближение осени, а с ней приходом пронзительных, холодных ветров и сыростью с залива, дождями. Деревья словно в предчувствии погодных перемен, впитывали в себя с жадностью тепло, солнце, ослепительную голубизну неба. У Тернера такой год в жизни был впервые. Его душевное состояние настолько находилось в подавленном положении, что в энергетическом пространстве только и мог повиснуть немой знак вопроса:
– Почему?
Взгляд выхватывал все вокруг, как всегда, плавный танец лиственницы за окном, безоблачное небо, у него был самый притягательный вид из окна во всей клинике. Это продумывалось тщательно заранее, еще при строительстве, так как работа поглощала практически все время его жизни и он подсознательно обустраивал рабочее место с комфортом для себя. У него в кабинете было так много вещей и мебели, что могло показаться странным. Прекрасный бар, два кожаных дивана, глубокие кресла, миниатюрный бильярд, шкафы с книгами, сейф, тяжелый письменный стол, но рядом с креслом высокий круглый столик для напитков. Это даже больше было похоже на комнату отдыха, а все обустройство и вызывало такие ассоциации, но каждый работник этой клиники, который уже за эти годы не однократно побывал здесь и выслушал нарекания хозяина клиники, его щепетильную требовательность, жесткий тон, ощущал себя здесь не комфортно. И вот как Тернер сейчас, смотря в окно, как природа радовалась чудной погоде, не замечал её стремления окутать каждого своей само отданной любовью, так и врачи клиники уже давно не замечали изысканности и комфорта этого кабинета.
Ани прошла осмотр. Тернер ждал за ширмой. У них в клинике уже опеку Идена Тернера над молодым доктором Ани фон Махель воспринимали как должное. У Ани не было завистников и недоброжелателей. Своим спокойным и добрым нравом она смогла расположить симпатии коллег к себе буквально за пару месяцев. Конкуренции явно выраженной в клинике не наблюдалось, каждый был на своем месте. Старательность и скрупулезность нового коллеги в работе пользовались уважением, да и врачей Тернер подбирал себе долго присматриваясь, и если они устраивались к нему, то работали долго, никто им в спину не дышал, ошибки наказывались, но не рассматривались сразу как повод для увольнения. Тернер как был талантливым хирургом, так и очень обстоятельным, рассудительным администратором и руководителем.
Доктор Роберт пожал плечами, Ани с помощью помощницы врача осторожно спустилась со смотрового кресла. Он посчитал свои долгом очень четко доложиться Тернеру, и со стороны это выглядело нелогично. Игнорируя свою пациентку, он скрылся за ширмой и Ани только слышала его недовольный тон, с нотками сожаления.
– Низкое прилежание плода. Мне нужны анализы завтра же, чтобы сказать что-то конкретнее. Я патологии не вижу. Опасность вызывает только рубец на матке, плод будет расти, выдержит ли? Моя рекомендация к повторному оперативному вмешательству на сроке 30 недель, – и он замолчал, чтобы многозначительно хмыкнуть – а это уже через две недели. Необходима госпитализация сейчас и наше ежедневное наблюдение. Все очень двусмысленно.
Тернер качнул головой. – Что надо для того, чтобы разрешить двусмысленность?
Роберт даже не стал думать. Его опыт позволял говорить ему с Тернером смело и уверенно. – Ничего. Я назначаю госпитализацию, завтра анализы. Патологии нет, только рубец меня беспокоит, вы же знаете, Тернер, в нашей клинике – и он сильно понизил громкость голоса – первый случай такого быстрого повторного оперативного вмешательства. Рубец грубый, ткань мертвая, неэластичная, не везде исчезли спайки после первой операции, да … это и естественный результат после операции. – он игнорировал взгляд Ани, вышедшей из-за ширмы.
Всем было понятно, что в подтексте говорилось, что второй беременности нужно было не допустить, а женщина не сделала этого.
Тернер настаивал отвезти Ани домой. Она ему не призналась, но сделать этого не могла. Они большими усилиями, но довольно быстро нашли квартиру на продажу для семьи Хелен и Миррано. Квартира находилась в районе Мидтаун. А он считался одним из самых престижных и богатых районов Нью-Йорка. Район был суетным и деловым, а так же очень красивым, так как ограничен на Западе рекой Гудзон, а на Востоке – проливом Ист-ривер, где можно было вечерами гулять по набережным с собакой, и лелеять свое душевное состояние тем, что ты находишься как бы в центре деловой жизни и держишь руку на пульсе, а с другой, спокойно прогуливаться со всеми своими домашними, показывая себя и на других глядя, вести размеренную культурную жизнь. А тем более, эта квартира была не далеко от клиники доктора Тернера, а Ани, все таки надеялась, что Тернер оставит работать Миррано у себя.