Елена Валентиновна Муравьева
Нерешенная задача
Как бы там ни было, надо объединяться вместе с родителями Игн и готовиться к похоронам.
Еще через день на пороге её квартиры появилось три фигуры мужского пола, это был Авдей, посередине Миррано и третий неизвестный господин, такой же цыганской национальности. Миррано висел у них на руках и все в жару, напрягая силы, чтобы притащить его домой, были взмылены как скаковые лошади. Авдей даже выругался:
– Притащили, дальше некуда, а-то допьётся до белой горячки – и бережно положил его на порог.
С затуманенными глазами и зловонным перегаром, Миррано попытался встать на колени, но оторвать руки от земли так и не смог, поэтому медленно пополз в квартиру, где первым кто с радостью его встретил был его любимый какаду и все дети, выбежавшие на суету в коридоре. Как бы Хелен не пыхтела от злости, в глубине души ей стало легче, что он сам объявился и ей никого не надо было посылать к цыганам. Михаэль и Гельмут стали живо его раздевать, до трусов и помогать встать на ноги. Это было смешно! Миррано падал тут же и в его затуманенном мозгу работала только одна цель – добраться до кровати.
Вошла Хелен и громко запротестовала:
– Только не на кровать! Направьте его, пусть ползет в ванну. Там заодно помоется и выспится! Ему сейчас все равно где спать!
Гельмут с Михаэлем сочли доводы матери разумными и развернули отца в другую сторону.
Но на этом дело не закончилось. На следующий день Миррано впал в повторную депрессию, ничего не ел и лежа на кровати, тупо смотрел в потолок. Это бесило Хелен больше всего. Чтобы не видеть его отчужденной физиономии, она пораньше сошла с дома и направилась к родителям Игн. Вилму доктор Цобик сегодня утром должен был отдать из больницы. Она то знала, как ему важно было сделать вскрытие. И как доктора, её интересовала причина смерти женщины, уже после благополучного родоразрешения. Как и прогнозировал старый опытный врач, это был тромб. Врачебной ошибки не было и Миррано зря опасался упреков со стороны детей Вилмы, которым придется сказать правду, когда они вырастут. И зря Миррано так себя бичевал. И на днях должен будет состояться суд над Игн. Господи, от всех мыслей голова становилась тяжелой, а настроение портилось мгновенно. Хотя, какое могло быть настроение, после всего случившегося? Она шла под палящем солнцем, чтобы по дороге отправить Ани письмо в Америку. Оно будет идти долго, но она должна знать, какие произошли у них беды! Может вернется на родину? Здесь же её друзья, попавшие в беду?
Вернувшись вечером, очень поздно, измотанная и растерявшаяся от всего, что стало происходить вокруг, она застала своего супруга в том же положении, что и утром.
Она только буркнула через плечо:
– Ты себе бока еще не отлежал, но в ответ ничего не услышала.
– Ты бы с детьми погулял, раз уж дома отдыхаешь, они скоро забудут, как ты выглядишь.
Опять молчание.
На следующий день, после обеда, она привела в семью все того же психотерапевта.
Он водил перед глазами Миррано металлической указкой и задавал ему глупые вопросы, насчет того, как он спит и что ест и когда в последний раз у него была близость с супругой, констатировав у того затяжную депрессию. Единственное на что Миррано отвлекся, так это чтобы поинтересоваться – Почему депрессия затяжная, что есть быстропроходящие?
Хелен все это начинало надоедать. Когда доктор ушел, она раскричалась на супруга.
– Подумаешь, беда у него, все …надо брыкнуться в люльку и ухаживайте за ним, как за младенцем! У меня денег больше нет – вот это проблема! Ты можешь мобилизоваться для того, чтобы семью обеспечить?
Миррано повернул к ней голову и устало окинул взглядом, но, снова ничего не ответил.
Хелен махнула в сердцах на него демонстративно, рукой.
– Дети здоровы в наше время, уже жизнь состоялась! Завтра пойдешь на работу, иначе ты точно нагонишь на себя болячек! Мне что к Гельмуту обращаться с денежной проблемой? Он то точно их достанет, только чем это нам обернется! Ты этого хочешь?
И тут Миррано тихо и спокойно проговорил, так безлико, как бы ему это уже все равно было.
– Наконец то до тебя стало доходить все происходящее с нашим сыном.
Она уперла руки в бока и тут произнесла то, что вызвало у Миррано сдвиг, пусть даже не в лучшую сторону, но сдвиг психологического дисбаланса с мертвой точки.
– Анри, я все время думаю последние дни о том, что нам нужно уехать в Америку, к Ане. Там нет войны, страна очень быстро развивается, нам нужно туда, у нас такие способные дети!
У него расширились глаза и в них забил луч разума. Смотрел на Хелен, как на удава, которого когда-то давно Гельмут притащил домой из цирка, но, уже через несколько минут огонь в глазах потух, и он отвернулся от супруги, безразлично проговорив – Да. Завтра же и поедем! Можешь уже собирать чемоданы.
Самое смешное было то, что Хелен действительно так думала. И её, как всегда, раздражал инфантилизм супруга. Она недовольно хмыкнула, сделав руками такое движение, как ударив кулачками о стол, только его не было и направившись из спальни к детям, деловито бросила по ходу. – Завтра мы начнем это обсуждать более обстоятельно иначе я самолично засажу тебе свинцовый антидепресант в висок! Глава семейства! Он в депрессии! – в её голосе было столько укора, столько обиды и столько твердых ноток, что Миррано кожей почувствовал, что надвигается очередная проблема, которая только лишь задвинет в задний угол прежнюю.
ГЛАВА 118
Вечером Ани с Бетти сидели у камина и пили чай с мятой и лимоном. Ани так полюбила такой способ употребления чая, приготовленный Бетти, что уже по-другому и не представляла его употребление. После этого напитка хорошо спалось, хотя после двух месяцев работы в клинике лорда Тейлора, эмоции захлестывали разум и ложась спать, она могла заснуть обычно часам к двум ночи и то, только благодаря большой усталости. Войцеховский давно уехал, она скучала и чтобы не чувствовать одиночества без него, отогревала душу вечерами разговорами с Бетти о жизни. У каждой из них был запас историй их жизненного опыта, и они пересказывали друг другу самые сложные периоды их жизни. Но, уже после первых двух дней, Ани больше стала помалкивать, в глубине души преклоняясь перед стойкостью Бетси, её трудностям жизни. Воистину, все познается в сравнении. И бедность не порок, но одно из тяжких испытаний, данным человечеству. Эта добрая женщина вытерпела ни мало! И слушая все это, Ани думала, что ей то жаловаться на судьбу – просто грешно! Но так Ани и отвлекалась, и прогоняла тоску.
Маленькая Джизи, обычно, в это время уже спала вместе с нянечкой. Ани и Бетси, получая удовольствие от потрескивающих поленьев и еле тлеющего огня, в одних сорочках, завернувшись в ажурные накидки, больше по привычке, чем от холода, к чаю наливали себе по малюсенькой стопочке коньяка и расслаблялись.
Работа у Идена Тернера была легче, чем её начало практики в больнице доктора Цобика. Но это потому, что не было такого аврала из-за нехватки врачей, как в муниципальной больнице и в достаточности были все медикаменты, чего никогда не было у доктора Цобика. Но и даже не поэтому, а дело в том, что она просто купалась в обходительности доктора Идена Тернера. Он не давал ей пока ассистировать сложнейшие операции, всегда подсказывал, давал советы.
Но…рано было еще о чем-то делать выводы, ведь прошла только неделя.
Но за последние два года – это была её первая трудовая неделя. К работе она относилась настолько серьезно и ответственно, что с первого же дня огромное напряжение как взяло её в свои цепкие тиски, так и не отпускало. Находясь полностью в своих профессиональных заботах и пережевывая каждый рабочий день вечером и частично ночью, она не замечала того, что Билли находился в таком же напряжении, как только стал посещать школу Pedie scool. Его открытая, непосредственная радость быстро улетучилась в небеса, и мальчик не мог понять, что же случилось с целым миром? Ему было там не комфортно, с ним старались не общаться, его чурались и высокомерно всегда смотрели. И потом, на самом деле он так много еще не знал и не умел! Он боялся заходить в столовую, где всегда так приятно пахло свеже-привезенными булочками. Он боялся лишний раз потревожить учителя вопросом, даже своих сокурсников. Он понимал их взгляды, а они всегда были холодными и пренебрежительными к нему. Он привык к одному учителю, манере его преподавания, его темпу. Здесь учителей было много и каждый требовал подстраиваться под его темп. А еще так много необходимо было принадлежностей, которых у него не было и попросить об этом маму, которая и так отдавала ему все свои прибереженные доллары, а их не хватало, он не смел. Она начинала сильно волноваться, расстраиваться и он её жалел. Ани же ему беспокоить и в голову не приходило. И когда его на уроке вычитывали из-за отсутствия того или другого, он терялся и каждый учебный день превращался для него в целое испытание!
А сегодня вечером Ани читала письмо, полученное от Хелен и по щекам у неё потекли слезы, что было вызвано теми событиями, о которых написала её подруга. Миррано заболел и впал в депрессию. Австро-Венгрия находилась в войне с Италией, Францией и Россией, что усугубило всю их жизнь. Игн был заключен в тюрьму на два года, и у него осталось на руках два ребетёнка, с которыми справляться было не легко и женщине, не говоря уже о мужчине. А пока его дочери, жили у его родителей. Хелен жаловалась на все и чувствовалось, что она ничего в этот раз не приукрашивает. Как-то все они быстро возмужали и стали серьезными! И на каждой странице стоял вопрос – «Ты не планируешь к нам вернуться?»
И когда Ани долго смотрела, уставившись на тлеющие угольки в камине, после прочтения письма, Бетси решилась спросить, насколько всё плохо там у неё на Родине.
Ани только выдохнула из себя.
– Плохо. Черт бы побрал моего Артура! Если бы я его так не любила, если бы он не подавлял меня своей амбициозностью, я, ни смотря на то, что ужасно боюсь плавать, больше и дня бы здесь не задержалась! Ко всему лешему эту Америку! Что я здесь делаю? – и опустила глаза, переваривая еще раз все то, что произошло там, так далеко, где остался её дом, предприятие, Дора и Ангел, Хелен, Игн, доктор Цобик, где её родная тетушка, совсем одинокая и могилка её отца с матерью!
Они сидели молча и у Бетси в душе зашевелилась опаска, что Ани вот возьмет и не выдержит, и сбежит с дочкой отсюда! И пусть она пообещала их с Билли взять с собой, но вот уж тогда Бетси опасалась нового места жительства и не хотела покидать Родину!
Помолчали и тогда только Бетси хмыкнула:
– Америка… – и в голосе её слышался упрек. Ани повернула лицо к ней и с удивлением посмотрела. Она не поняла. К чему было произнесено это слово? Но от себя добавила:
– Такая огромная страна, такая мощь здесь чувствуется и перспективы …но я ничего этого не хочу, это интересно Артуру. О, Бетси, а я хочу лечить людей, иметь стабильную, большую семью и спокойную, ровную семейную жизнь, а с Артуром как на вулкане. И большой семьи мне не видать …Но Артур – он такой… – и она не смогла договорить, потому что сумбур мыслей не дал четкого определения её эмоциям, лишь только так – Всегда за чем-то гонится, но он настолько дисциплинирован и вынослив! Ну откуда, откуда у него берется столько энергии на всё! Я им восхищаюсь! Мне кажется Бетси, ему в Америке, как рыбе в море – это его стихия.
Бетси только утвердительно кивнула головой.
Они еще помолчали и Ани вдруг вспомнила.
– У нас три дня выходных скоро. Мне в больнице сказали, что в Америке официально празднуется какой-то «День труда»? Все уезжают на пикники, на природу. Я оставлю денег, может вы с Билли захотите что-то себе устроить!
– А вы, мэм? – чуть слегка, даже, испугалась Бетси.
– Я, Бетти, поеду в Лос-Анжелес, к Артуру. Заберу эти выходные, праздник и еще несколько дней попрошу для себя. Я очень соскучилась. Но Джизи не смогу взять, оставлю её на ваших руках, дорога не близкая и я совсем не знаю Лос-Анжелеса.
– Я мэм, тоже не знаю, не довелось. А вы очень, очень правильно решили.
Ани так же внимательно всмотрелась в лицо Бетси и так же неожиданно спросила. – Скажи правду, как Билли в новой школе? Он мне всей правды не скажет, постесняется, так может с тобой больше делиться? – и легко покрутила рукой в воздухе, подкрепляя свои слова жестом:
– Я всю неделю занималась только работой, и совсем перестала интересоваться и своей дочкой и вами, ты уж меня пойми, я думаю, это временное явление – все уляжется. Так как же наш Билли?
– Не знаю, мэм. Приезжает со школы грустный, но молчит, и когда спрашиваю, отмахивается одной фразой – «Все хорошо», а глаза такие…
– Какие?
– Как побитой собаки, мэм.
– Надо с ним обстоятельно поговорить… – и Ани было хотела уже приступить мгновенно к претворению в действие своего намерения, но Бетси остановила.
– Он уже спит. Очень рано вставать в школу.
Ани откинулась назад в кресле. – Ну, тогда завтра.
А завтра из-за дневной суеты, это напрочь испарилось из памяти.
Лорд Тейлор всегда брал её с собой на операции и когда проводил обход. Она каждый день благодарила судьбу за такое стечение обстоятельств, потому что уже воочию убедилась, какой неоценённый опыт она черпает в этих ежедневных профессиональных заботах. Притом четкого участка, за который она отвечала бы, ей дано не было, она чувствовала себя свободной птицей, но при этом при всем, была всегда занята при главном докторе и минут свободных было мало. У Тейлора была индивидуальная особенность в работе. Когда возникали вопросы и колебания в четкой постановке диагноза у кого-либо из врачей, работающих в клинике, он не подавлял авторитетом, хотя для каждого подспудно так было. Он собирал быстрый совещательный консилиум, на котором каждый высказывал свои предположения, вносил предложения и обосновывал их рациональность и подавляющим большинством, принимался метод лечения. Это давало возможность ускорить пополнение профессионального опыта, так как знания коллеги, которым может быть ты еще не владел, озвучивалось вслух! Это было удивительно! Но, в самых редких случаях, когда сам Тейлор чувствовал, только на уровне интуиции, что принять решение надо вопреки большинству голосов, так и поступал. И даже если иногда это выглядело на грани сумасшествия, Ани видела, что все воспринимали это как должное и естественное, то есть, его авторитету полностью доверяли! И лишь в самых единичных случаях – его авторитарные решения приводили или к плачевному, или к нулевому результату. И это считалось большим прогрессом и прорывом в работе, потому что у каждого живого человека есть право на ошибку и даже у доктора, а считалось непоколебимо, что у доктора Тейлора процент этих ошибок самый ничтожный! И она с первых же дней стала просто естественно и ненавязчиво подпадать под его профессиональное обаяние и авторитет. А отрицательный результат – это тоже результат, говорящий о том, что эта дорога ведет в тупик – не становись на неё.
Казалось, что незаметно, но уверенно, этот авторитет начинает подбираться и ко всей её жизни, даже личной. Мнение лорда Тейлора по любому вопросу было настолько веско и ценно, что не возникало искушения поставить его под сомнение. Да, может это и было не совсем правильным, и все больше напоминало психологический театр, где сверху, невидимый на потолке сидел «Карабас-Барабас» и дергал грамотно и умело своих кукол за ниточки. Они были его марионетками, но с большой благодарностью и охотой исполняли эту роль. А «Карабас-Барабас» был всем виден и не от кого не прятался в клинике.
Под вечер, лорд Тейлор зашел в процедурную, где Ани с сестрой клиники осматривали сыпь у одной пациентки и прямо при её помощнице предложил ей в праздничный день отправиться на вечеринку, организованную в доме одного знакомого лорда Тейлора, по случаю предстоящего праздника «Дня труда» – который всегда проходил в каждый первый понедельник сентября.
Ани взметнула брови вверх.
– Да, мне уже говорили, что есть в Америке такой праздник. И откуда же он берет своё начало?
– Ну, ответил лорд Тейлор. – Я в истории не так силен, он берет свое начало в конце 19 века и впервые отмечался по инициативе «рыцарей труда». А вы, слышали что-нибудь о «рыцарях труда»?
И так мимоходом, уже чисто с профессиональной выработанной привычкой, внимательно сконцентрировал своё внимание на пациентке.
Ани же ответила:
– Нет. Откуда мне знать о рыцарях труда?
– Ну, это что-то вроде союза всех, кто ратует за улучшение жизни каждого трудящегося в Америке. Принимают всех, не зависимо от пола и национальности, профессиональных навыков. Туда, что я знаю точно, не допускаются только адвокаты, врачи и монополисты, банкиры. И для каждой из этой категории своя аргументация, почему они не могут быть членами этого союза.
– А врачи почему нет?
– Считается, что врачи невежественны и за свое невежество берут большую плату и это нарушает нормы кодекса этого союза.
Ани стало интересно. Она доставала какую-то мазь и смазывала пациентке руки, плечи, живот. Иден Тернер живо поинтересовался диагнозом.
– И что вы констатируете?
– Это узловатая эритема. Да? – по привычке напряглась в ожидании ответа.
Лорд Тейлор утвердительно качнул головой.
– И …так что вы мне ответите?
Ани совсем не задумалась.
– Ну что я могу вам ответить, Иден? Вы же предлагаете это замужней женщине?
– Ани. Все понятно. Но, ваш супруг может ни о чем и не узнать, как я слышал, он уехал – и ей даже показалось, что он готов был назвать куда. Но мгновенно сориентировался и остановился.
– Не усложняйте все! Вы два года в Америке, вы хоть задумываетесь чуть-чуть о вашем окружении, о своём досуге? Надо обзаводиться связями, в конце концов нужной информацией, а как её получать, если вы никуда не выходите и у вас нет нужных знакомств?
Ани невинно улыбнулась.
– Но… я же знакома с вами…
– Ани, при всем моём уважении к вам, мне не импонирует то, что у вас отсутствуют амбиции. Если вы планируете построить крепкую и высокооплачиваемую карьеру, вам нужно как воздух для человека, внедриться в американское общество, а оно не простое, и основательно в нем закрепиться. И я предлагаю вам свою помощь – сделайте первый шаг! Вы знаете, я прямолинеен, как всегда, но я знаю, что говорю.
Но Ани отрицательно покачала головой.
– Все так, вероятно…но я поеду на эти три дня к супругу и прошу разрешить мне взять для себя еще пять дней дополнительно.
Тень недовольства пробежала по лицу Тейлора, но он быстро отвернулся к пациентке.
– Обычно, ваша сыпь – стал он ей говорить – расцветает после того, как вы хорошо понервничаете. Постарайтесь, по возможности, не принимать все близко к сердцу. Дома будете делать себе ванночки с перманганатом калия, мы вам выпишем мазь с арникой, и настойку с красной бузиной. – потом снова повернулся к Ани. – Зря. Очень зря. «День труда» – отличный был повод, вздохнул, и придав себе живости, добавил – Посмотрите Америку, «Кардильеры» – тоже отличное времяпрепровождение. Удачи вам.
Он вышел. У Ани было еле уловимое ощущение какой-то своей неполноценности. Он прав. Она не завела за эти два года себе никаких знакомств. Она удовлетворена общением с лордом Тейлором и своей служанкой – Бетти. И все. И неужели она, действительно совершенно лишена амбиций?! А когда вечером она ехала домой, ей подумалось «откуда же он знает, что Артур уехал?». Стала усердно вспоминать, говорила ли она ему об этом. Прокручивая день за днём, проведенный в клинике, вспомнить разговора о домашних обстоятельствах, не смогла. Не говорила. Странно…откуда же тогда ему это известно? Неужели в светских кругах все так часто и тесно друг с другом общаются, что дела Артура в Лос-Анжелесе уже известны многим богатым людям Нью-Йорка? Если это так, то в отличии от неё, Артур успел войти в это общество, когда только успел?
Выезжать на поезде в Лос-Анжелес, нужно было рано. Она стала упаковывать дорожную сумку с вечера, только пол часа по нянчилась с Джизи и хотела расслабиться в горячей ванне, намазать тело розовым маслом, ведь понятно было изначально, как пройдут выходные и праздник, пусть с ним останется её запах подольше.
И когда она вспомнила о том, что собиралась поговорить с Билли, было уже затемно и он спал. «Ой, ну…тогда поговорю после возвращения» – успокоилась и так пожелала, чтобы скорее прошла эта ночь. Она хотела к Артуру так сильно, что когда думала о нем, у неё жгучей струйкой пробегала волна по телу и уже перед самым сном, в совершенно остановившихся мыслях, проплыла самая последняя, почти исчезнувшая в небытие «Только бы не забеременеть сейчас от переизбытка чувств и отсутствия осторожности»
Рано утром Джо на машине отвез её на вокзал и посадил на поезд. Ани еще рукой помахала ему из окна, отметив про себя, как он здорово изменился! Это был уже не тот Джо, которого она прооперировала. Болезненного вида и худой, как жердь. Он и сейчас оставался сухопарый, но выражение лица было счастливого человека. А как же! Ведь он теперь работал шофером и водил машину! Как он хотел, как он старался научиться водить и сейчас, как только он подходил к дверце автомобиля, его спина становилась прямой, плечи расправлялись, грудь становилась колесом, и улыбка растягивалась на всю ширину лица. Он даже не думал скрывать своего счастья и очень гордился тем, что он – водит автомобиль. А когда он мыл машину, то даже Бетси часами могла простаивать у окна, наблюдая за этим зрелищем, ибо такого не увидеть было даже в кино, о котором она и слыхом не слышала, конечно!
Однажды она подтрунила его:
– Ты свою Нэнси так нежно не гладил в жизни, как этот автомобиль!
На что Джо опять широко улыбнулся, прицокнул и ответил:
– Конечно! Жен может быть несколько, а автомобиль у меня один!
Бетси вытаращила глаза и прошла, качая головой мимо.
– Вот дурень!
Что тут скажешь! Что стоила в то время цена жизни человеческой, а тем более негра? Грош! А цена автомобиля? Это было сопоставлять даже не прилично!
Он же его по десять раз возил тряпкой, пока на нем не оставалось и пятнышка! У них всегда была самая чистая машина на дорогах Нью-Йорка. И когда за руль сел Джо, вместо прежнего водителя из Нью-Джерси, она тогда и заблестела. И она не просто блестела, она была отполирована. А однажды в ней что-то поломалось, так пока не пригласили механика для починки, на Джо весь день лица не было – он так переживал! Одним словом – он был абсолютно счастлив! И даже если иногда на него из соседних автомобилей, проезжавших рядом посматривали злыми и прибивающими к земле взглядами, он быстро отводил глаза и не расстраивался!
Ани как -то сказала ему мимоходом:
– Если так смотрят – значит завидуют! – а этому он тоже был рад!
Она еще пыталась рассмотреть из окна вокзал, когда поезд тронулся, но не нашла ничего привлекательного после Будапешта и улеглась спать, так как рано встала утром. Купе она разделила вместе с пожилой дамой, которая с любопытством на неё поглядывала, но, обменявшись не обременительным приветствием, обе решили оставить все разговоры на потом и добрать те часы, которых им так не хватило утром для сна.
Требуется сказать, что рельсовая сеть Северной Америке была в те годы самой мощной и длинной в мировом масштабе. И к первой мировой войне, её объемы и строительство достигли своего пика! К 1915 году, предпоследнему мирному для Америки, общая протяженность железных дорог страны достигла фантастических 400 тысяч километров. Для сравнения: в этом же году длина всех аналогичных магистралей Российской империи немногим превысила 70 тысяч километров. Сто лет назад США, особенно их восточная половина, оказались опутаны густой железнодорожной паутиной. Безусловно, ей было далеко до оптимальности. В стране существовало множество конкурировавших друг с другом частных операторов, чьи железные дороги зачастую дублировали друг друга. Более того, рельсовый бум породил и феноменальные спекуляции на этой почве. На железных дорогах заработали свои миллионы, нынешние миллиарды, Корнелиус Вандербильт, Джей Пи Морган и Джей Гулд, и, Железные дороги фактически обеспечили превращение США в мощную индустриальную державу, благодаря им в сельскохозяйственный оборот были введены сотни миллионов акров ценных земель в центре страны, что, в свою очередь, обеспечило снижение цен на продовольствие и остальные товары и способствовало притоку в Штаты обездоленных иммигрантов из Старого Света. Железные дороги были на передовой прогресса, были не просто символом страны, но и важным стимулом развития науки и техники, в их конторских зданиях рождались современные методы ведения бизнеса. Железные дороги сделали Америку Америкой.
Прямой путь от Нью-Йорка до Лос-Анжелеса составлял – 2801.76 мили. Железная дорога пересекала 18 штатов.
Когда она проснулась, первым кого она увидела, это был приятный образ попутчицы, мадам Милдред, как успели они представиться. Она напоминала ей тетушку. Это был схожий типаж и только потом Ани поняла, откуда у неё с первой же минуты к этой женщине пошла глубокая волна теплоты. Они подъезжали к Вашингтону и как оказалось, уже не молодая женщина, была родом из этого города. Завязался живой разговор и пользуясь ситуацией, Ани стремилась больше узнать об Америке и возможно, о Южной Калифорнии, куда она направлялась.
Столица Америки-Вашингтон, была так названа в честь Джордж Вашингтона. В Вашингтоне сосредоточена вся власть США. Верховную власть над Вашингтоном имеет конгресс США. Девизом города является латинское Justitia Omnibus, что переводится, как Правосудие для Всех.
Все это четко и лаконично было ей пересказано попутчицей и рассказ был больше похож на констатацию журналистского репортажа, нежели рассказ коренной жительницы столицы Америки. А как выяснилось по ходу, её профессия была именно связана с журналистикой. Вокзалы в Вашингтоне находились в центре города. Когда объявили въезд в Столицу, Ани прильнула к окну. Вашингтон строился. Небоскребами её было уже не удивить, но во всем этом ощущалась динамика жизни. Разношерстные дома были удивительны. Местность со строгой застройкой монументальных и строгих по своему виду домов, сменялась каким-то каскадом небольших домиков, напоминающих скворечники, только больших размеров, окрашенных разноцветной краской и воспроизводящих впечатление картонности. Возникающие ассоциации от города были такими же сумбурно-хаотичными, как сама северная столица Америки. Она увидела только вдалеке верхушку здания Капитолия, где заседал американский конгресс, как ей было объяснено, и там же происходила инсинуация президента.
Остановка длилась не долго и когда поезд снова тронулся, она выдохнула. Ей так не хотелось где-то терять время в простое. И стало бы намного веселее побыстрее добраться до места.
На следующий день они проехали Чикаго. Соседка сухо и деловито комментировала для Ани каждый город, в который они въезжали. Чикаго – столица штата Иллинойс. Был вторым по величине городом, после Лос-Анжелеса, куда прибывали иммигранты со всех концов земного шара. Про Чикаго говорят: «Если не нашел работу в Чикаго, значит не найдешь её нигде!» Они въехали на старый вокзал, где вперемежку с кирпичными зданиями, находились деревянные, что не вызвало у Ани почтения к нему, он был многолюден и суетлив, экипажи, запряженные двумя лошадьми, мешали проезду автомобилей, которые то и дело жали на гудок и повсеместно создавалось ощущение хаоса и беспорядка. Но, недалеко от вокзала стояли огромные заграждения, где рыли экскаватором траншеи и еще был заложен в прошлом году новый вокзал «Юнион Стэйшнл» планировавшийся как большой архитектурный проект по параметрам планировки и самое важное было в этом то, что большая часть всей системы вокзала залаживалась под землей. Чикаго имел более 39 верст береговой линии и множество пляжей – озера Мичиган. История зарождения этого города начата в 1837 году. А в 1885 году построен первый в городе небоскреб. В 1871 году город пережил большой пожар и практически перестал существовать. Жители города стали уезжать, но при субсидировании правительства США его стали поднимать из пепла и строился уже каменным, с металлическими каркасами зданий. Жаль, Ани не слышала никогда джаз. Чикаго – колыбель джаза и мюзиклов.
В конце 19 века в Чикаго не было канализации, все нечистоты сбрасывались прямо в реку, а она впадала в озеро Мичиган, из которого жители брали питьевую воду. В городе началась эпидемия холерры и тогда власти прокопали огромный отводной канал в 43 версты. С тех пор река Чикаго Ривер течет задом на перед.
Покинув Чикаго, долго ехали по штату Иллинойс, больше пригородам. Местность совершенно плоская, без холмов и деревьев. Почва вокруг серая, даже черная и стало уныло.
В обед они плотно покушали и Ани стала читать конспекты доктора Идена, где он описывал подробно проведение более сложных операций, и она выпросила у него их на несколько месяцев.
Следующим был штат Миссури. Местность изменилась, и они с мадам Милдред снова прильнули к окну. Полные жизни холмики, озера, каналы, ручьи. Полная противоположность мертвым полям Иллинойса. Столица штата Сент-Луис, довольно приятный город, и все что она рассмотрела, это кирпичные старые домики 19 века. После Сент-Луиса местность была ничуть не хуже: Миссисипи, появились отдельные каменистые участки, остановка в Коламбиа (в нем Колумбийский университет), разлив Миссури, холмистые лиственные леса и танец 4 орлов над ними. Вторая ночь в поезде прошла медленно и тяжело. Было жарко. Ани слушала стук колес и думала о своем Артуре. Умом она понимала, что-то, что они в чужой стране так далеко друг от друга до добра не доведет. Насколько она успела узнать мужчин, они быстрее отвыкают от семьи и привыкают к новой обстановке быстрее. Она не допускала мысль, но она исподволь появлялась вновь и вновь «Что она будет делать, если Артур встретит другую женщину, и она сумеет его очаровать? Еще в Будапеште, когда она училась в университете, до её ушей доходила молва о многочисленных романах князя Войцеховского. И еще не пожив с Артуром, она помнит, чего ей стоила его связь с Серафимой Гричич! А сейчас у них общий ребенок, в ней появилось ревностное чувство собственности на этого человека и конечно же, любой без колебания сказал бы, что ни один мужчина за долгие месяцы, находясь вдалеке от семьи не будет хранить верность своей женщине. Так этот мир был только в её восприятии, а что было за гранью этого восприятия? Она и знать не хотела! Иначе сердце не выдержало бы всей правды. А правда была так ясна – что-то необходимо делать с их жизнью, так как они распоряжаются ею сейчас – не правильно!