Елена Валентиновна Муравьева
Нерешенная задача
Настоящей революцией в акушерстве стало введение в практику антисептики и асептики. Предыстория этого связана с Англией. Здесь врачи, исходя из учения о контагиозности послеродовой лихорадки, призывали акушеров, бывших в контакте с инфекционными и лихорадящими больными, тщательно мыть руки и менять одежду, чтобы не перенести "заразное начало" здоровым роженицам. Й.Ф. Земмельвейс (1847) был первым, кто понял истинную причину послеродовой лихорадки (те же факторы, которые вызывают сепсис) и предложил эффективный способ профилактики послеродовой лихорадки с помощью мытья рук хлорной водой. К сожалению, коллеги подвергли учение Земмельвейса острой критике, и только после работ Луи Пастера, Дж.Листера и Р.Коха, которые подвели научную основу под во многом интуитивное учение Й.Ф.Земмельвейса, антисептика вошла в акушерство обходным путем через хирургию. Развитие асептики и хирургической техники к концу XIX века привело к возрождению операции кесарева сечения. Была детально разработана техника так называемого классического корпорального кесарева сечения. Усовершенствование техники операции, применение наркоза и соблюдение принципов асептики привели к тому, что к концу XIX века смертность от кесарева сечения значительно снизилась.
И впервые в гинекологии в докладах ученых врачей: первого лорда Тернера и затем французского гинеколога Рауль Палмера прозвучал метод диагностики, позволяющий меньше всего травмировать органы малого таза – лапороскопия, изучаемый Тернером-младшим и уже проводивший первые эксперименты во Франции Раулем Палмером.
Также появилась новая методика, называемая малоинвазивной хирургией (или хирургия «замочной скважины»), впервые примененная гинекологами и позже взятая на вооружение общими хирургами. Каждая из этих новых методик сыграла важную роль в развитии экстракорпорального (искусственного) оплодотворении для лечения бесплодия.
Тернер, как всегда, был великолепен. Он уверенно чувствовал себя в операционной и за кафедрой оратором. Ани словила себя на мысли, что Идену стоило бы заняться преподаванием медицины, потому что он сразу вызывал к себе внутреннее уважение и не прорекаемый авторитет и не понятно было откуда эти эмоции, появляются настолько скоро лишь при его появлении, то ли от его собственной уверенности в себе, то ли его внешний вид, с идеально правильными чертами лица, его холеность и безупречный вкус в одежде, не торопливость движений, в которых чувствовалась такая же продуманность, как и в мыслях? Ани знала, что занимает его мысли, его поступки продиктованы стремлением завоевать её сердце и ей льстило это, но полюбить не могла, даже тогда, когда поступки Войцеховского заставляли непроизвольно сравнивать отношение обоих мужчин к ней. И в проигрыше оставался её Войцеховский, с которым жизнь напоминала пребывание на просыпающемся вулкане с вечной неопределенностью будущего. С Тернером была защищенность везде, но не в работе, а работа занимала практически все время и поэтому его напряженная требовательность быстро принимать решения, думать, анализировать, сравнивать, выбирать и очень быстро шить, с самой тщательной аккуратностью ткани пациента заполоняли все её жизненное пространство и уже когда они общались не на работе и он становился совершенно другим человеком, внимательным и обходительным, очень галантным, она с ним рядом не расслаблялась и всегда поэтому ждала тот момент, когда он покинет её пространство и она просто на просто отпустит себя, то напряжение в позвоночнике и мыслях, в котором пребывала. Но как же важно, как ценна была для неё его похвала во время работы! Она не могла вспомнить моменты в жизни, когда слышала похвалу в чем-либо от Артура, она её и никогда не ждала, не задумывалась над этим, но комплименты и одобрение Идена помнила все до единого! Потому что ждала их и испытывала радость от его добрых слов.
Докладчики выступали один за другим, и через четыре часа она уже не воспринимала информацию как таковую. Потому что старалась запомнить все и очень быстро пришла умственная утомляемость. Съезд перенесли на завтра и все стали расходиться, торопясь направиться в ресторан, откуда уже играла тихая, очень мелодичная музыка. По всей обстановке было видно, как хозяин отеля стремился угодить гостям и как важно для него было прохождение данного мероприятия именно в его отеле.
Ани с мистером Тейлором-старшим очень медленно продвигались по холлу, в сторону направления основного потока гостей и она взялась исполнять роль его сопровождающей, катя коляску старого джентльмена, а он ей рассказывал, какие известные имена в свое время являлись гостями данного заведения. Ей совершенно не знакомы были многие фамилии Америки, но имя Аврама Линкольна, она слышала не первый раз и уже знала, что это был первый президент Соединенных штатов, а здесь он останавливался в феврале 1861 года по пути его инаугурации и произнес здесь пламенную импровизированную речь. Дважды останавливался в нем знаменитый адмирал гражданской войны Рафаэль Семмес.
Южная секция отеля в 1913 году была уничтожена строившимся метро, и его главенствующему положению по степени роскошности стали мешать построенный в 1852 году на северной стороне Бродвея Отель St Nicholas и некоторые даже стали причислять отель к старомодным зданиям и непривлекательным. Может поэтому и необходимо было так остро владельцу данного заведения столь масштабное мероприятие?!
Когда они вошли в широкие деревянные двери ресторана, сразу обозначили для себя, что он разделен для публики на две части. У входа располагались столы с едой и изобилием фруктов, напитки на подносах разносили официанты, а вторая половина была пустой, плавно переходящей в возвышенное место для оркестра и видимо было приготовлено и расчищено для танцев. Прекрасная итальянская плитка, бело-кремового цвета с золотистыми разводами задавала настроение всему огромному помещению, вызывая чувство некоей окрылённости и воздушности, света и чистоты и странным образом штор на больших, вытянутых в длину окон не было. А легким сквозняком покачивало такие же воздушные, как пелерина нежные белые тюлевые занавеси, просто висевшие цельным полотном мелкими волнами и вошедшим казалось, что они попали на залитую солнцем лужайку и где-то совсем рядом должен обозначиться водоем.
Очень хотелось пить и Ани чувствовала легкую утомленность физически, так как она вернулась из Чикаго разбитая, с неутешительными прогнозами по поводу поисков Войцеховского. А поехала она туда еще не придя в норму после тяжелой болезни. Тяжелая голова, от повышенного артериального давления усугубилась четырехчасовым напряжением в стремлении запомнить больше информации выступающих и ей казалось, что снять свои проблемы она сможет только хорошей дозой выпитого шампанского. Они с удовольствием угостились, и Тернер-старший с боку с улыбкой наблюдал, как она с жадностью опрокинула в себя целый бокал, как стакан газированной воды. Второй бокал она пила, уже не торопясь и взгляд её встретился с взглядом Идена Тернера, который у входа разговаривал с пожилым, очень полного телосложения джентльменом и одновременно глазами искал коляску с отцом и Ани, найдя их в общей массе гостей, он одобрительно кивнул ей и уже больше расслабившись, полностью отдал все свое внимание собеседнику.
Чтобы не возникало неловких пауз, Тернер-старший задавал ей вопросы о работе, но ей хотелось с ним разговаривать, потому что чувствовалась искренняя заинтересованность Тернера-старшего в её деловой жизни, а может и в личной, но границы светского такта не позволяли переходить определенные границы. Но……Тернер-старший, оказывается знал о том, что её Войцеховский таинственным образом исчез во время перелета из Чикаго в Южную Калифорнию и его это просто беспокоило.
Когда к ним присоединился Тернер-младший, они уже стояли не одни. Персона Тернеров пользовалась в этих кругах особенным вниманием и после первых двух сыгранных оркестром произведений, к ним стали постоянно подходить новые джентльмены с очень веселыми, но умными лицами, которые изначально нравились Ани за свою интеллигентность. Да, врачи люди особого рода и в них чаще всего присутствует черта ненавязчивого высокого интеллекта и такого не грубого, как у многих акул большого бизнеса, с бьющими флюидами наглого эгоизма и бескомпромиссности, сквозящими в каждом мускуле лица, в каждой морщинке или уголках губ. У этой публики такого не пробивало, ей становилось комфортно.
Всех живо интересовала персона Анны фон Махель, а еще и притом, что женщин здесь практически не было или их количество можно было сосчитать пальцами двух рук и все …, как это не было печально. В те годы еще – это больше была профессия мужская. Но очень быстро и главное, как-то так основательно, Ани стала понимать, что она здесь присутствует и воспринимается всеми как женщина Идена Тернера, а уже в какой роли, каждый воспринимал по-своему, в роли невесты, любовницы, ученицы – любовницы или невесты? А произнесенная мельком, почти неуловимая в разговоре фраза самого Тернера-старшего: «Простите старика, но мне так радостно видеть вас вместе с Иденом», ввела её в легкий ступор, а даже возразить она не успела, так как эта фраза так незаметно вплетена была в общий узор разговора о работе, о войне, в которую были втянуты и Соединенные штаты, только не на своей территории. И самым не постижимым образом, большинство присутствующих в ресторане – врачи, научные работники, выбирали основной темой своего разговора войну в Европе, то ли из-за желания расслабиться после прослушанных докладов, испытывая как и Ани стремление как можно больше вместить в себя информации, делая попытки переключиться, то ли это действительно настолько владело их чувствами и мыслями в эти годы, Ани спрашивала себя и не знала ответа, так как её война, развернувшаяся на Европейском континенте интересовала только с той стороны, что там осталась её тетушка, дом, Ангел и друзья со своими детьми. А еще ей в данный момент, почему-то четко вспоминался её второй в жизни бал, в России, во дворце Юсуповых. И конечно, же, ничто не сможет сравниться с той роскошью, которую она познала, пребывая там с Серафимой Гричич. Но обстановка была идентичная, и вероятно, поэтому, её стали посещать эти воспоминания. Мелькнула мысль, а почему бы не рассказать о том случае Тернеру-старшему? Ему будет интересно. Её желание было перебито более сильными чувствами, вспыхнувшими как жар, прокатившийся по телу, от бесцеремонного поведения Тернера-младшего, опрокинувшего её мысли и эмоции в бездну смятения, растерянности и возмущения. И для неё это явилось неожиданностью. Как только она начала свой рассказ Тернеру-старшему и двум очень доброжелательным джентльменам, у которых просто доброта отражалась в каждой черточке лица и поэтому Ане стало очень сразу легко в их присутствии, подошел Тернер-младший, неслышно, и она только с удивлением почувствовала его влажную ладонь, медленно, но уверенно даже не пробежавшаяся, а плавно спустившаяся по её оголенной руке от предплечья, до запястья и когда она повернулась в его сторону с немым знаком вопроса, он очень осторожно, почти не касаясь, но сделал все таки жест обвить сзади её талию своей рукой. Это мгновенно расставило все точки на «и», так как ясно, что с ученицами так себя не ведут. Замерев, она и не смогла вспомнить, о чем только что хотела рассказать и слегка отстранившись от Тернера-младшего, с возмущением посмотрела ему прямо в лицо, желая дать понять, что это лишнее, но и показывать это явственно она не могла в присутствии окружавших их джентльменов. Покинуть всех своим присутствием так же было не учтиво и единственный выход, который она нашла, это взять у мимо проходившего официанта третий бокал шампанского и сделать это самой, так как принято было брать предложенный бокал у сопровождавшего женщину мужчины. Тернер-старший усугубил ситуацию, и с этой поры, он для неё стал самой опасной и непредсказуемой инстанцией, с которой она когда-либо общалась, как только его уста произнесли эти слова во всеуслышание.
– Самой моей навязчивой мечтой на старости лет стала только одна – наконец то увидеть моего сына навсегда рядом с госпожой Ани фон Махель и еще подержать на руках их детей.
У Ани пузыри шампанского сильно ударили в нос и она стала хаотично искать носовой платок в радикюле, которого у неё не было, и ей его услужливо предложил Иден.
Когда давление от выпитого опустилось и возможно стало говорить, она воинственно развернулась к Тернеру-старшему, намереваясь ему объяснить, что от него она меньше всего ожидала такого! Они не смели ни по человеческим, ни по каким канонам разговаривать при всех с ней так откровенно, а что ужаснее всего, что как бы её мнение здесь игнорировали и вести себя настолько нагло к её личному пространству! У неё в сердце кровоточила неутихающая рана потери Артура и незыблемая надежда о его возвращении, и её надежду так вот открыто попрали ногами и втоптали в грязь. Но тут же она почувствовала, как уверенно её взял за локоть Иден Тернер и потянул за собой. Отойдя, она услышала тираду долгих извинений за старческую выходку своего отца и намек на то, что данное место не было подходящим для выяснения внутренних проблем каждого из присутствующих и она находила в этом здравый смысл, но и давать право так бесцеремонно вмешиваться в её настоящее и будущее, ей казалось не правильным.
– Иден, я прошу вас, пожалуйста, не создавайте для меня дополнительных проблем, я всего лишь слабая женщина и я не знаю как мне сейчас жить с существующей проблемой, что делать, что думать, а вы, а вы … – ей даже сильно захотелось его оскорбить, но она вовремя закусила губу.
– Ани, что я …моей вины нет в том, что пропал граф Войцеховский и я готов еще ждать сколько угодно, но …пусть уже придет тот момент, когда вы станете думать: «Сколько можно мне еще страдать, разрешать неожиданно возникающие проблемы и вы знаете о чем я говорю, не пора ли уже начать просто жить и наслаждаться жизнью, притом, Ани, если вы захотите вернуться на Родину, я куплю большой красивый дом, где пожелаете, и буду с вами где угодно. Меня здесь ничто сильно не привязывает и не держит, только вы. Ну какая разница, где лечить людей? Я продам клинику …
Ани от бьющих в нос, как атакующий фейерверк вырывающихся наружу вспышек, пузырьков шампанского, одной рукой прикрыла нос, другой поспешно замахала перед лицом Идена.
– О… стоп, стоп, Иден, мы так не договаривались! Вы понимаете, что Артур вернется, ну как же вы так, его уже похоронили! Ну как же так можно с чувствами людей!?
Тернер постарался исправить положение, потому что все реально было слишком жестко, поспешно и несвоевременно. – Все, закрыли тему, вы правы, мы так бестактны, Ани, простите меня, хорошо?
– Бог простит – услышал он рядом громкий, жесткий мужской голос и они с Аней обернувшись, застыли от изумления.
С бородой двухнедельной давности, в совершенно вызывающем, неопрятном виде, в непонятного фасона и стиля и даже с какого непонятного материала, штатах и мягких кожаных сапогах, с небрежно накинутой войлочной курткой на грязную, с глубоким вырезом на груди рубахой, перед ними стоял Войцеховский.
У Ани произошла последняя, очень мощная атака пузырей шампанского в нос и при этом ею резко завладела глубокая икота и глотнув в себя жадным глотком всеми легкими воздух, она выпустила его наружу в виде громкой икоты. Только медленно выдохнув при этом одно слово –Артур!
Его горящие не здоровым светом и без того черные и большие как у дьявола глаза с орлиным размахом черных красивых бровей над ними, выдали им сейчас Войцеховского, как реально возникшего черта из преисподней, да еще в таком одеянии! И главное, все присутствующие гости отеля это увидели и словно весь зал замер, развернувшись в его сторону и только впереди оркестр, ничего не видящий, продолжал играть пронзительно и уже весело, завлекая на танцы.
Артур совершенно не имел желания объясняться, а тем более являться объектом столь пристального внимания. Все что он делал, он делал быстро. Быстро подошел вплотную к Ани, быстро взял её за руку и с силой потянул за собой, а шел он так решительно и торопливо, что с бокалом в руке, она семенила за ним в узких туфлях на каблучках и совершенно позабыла одеться. Но он подумал.
– Где твоё пальто? – спросил, и Ани, чуть-чуть опомнившись за время беготни по залу ресторана, быстро направилась к гардеробу и там же отдала пустой бокал камердинеру. Они вышли на сырой вечерний воздух, где их ждал автомобиль без Джо, потому что Артур сам его вел. А Ани уже в автомобиле второй раз, непроизвольно втянула в себя глубоко воздух и на этот раз разразилась таким обилием слов, что пытаться вставить там свое, у Войцеховского просто не было шансов.
– Артур! Где ты был! Ты не представляешь, что мы все здесь пережили! Ты в какой-то странной одежде и если ты мне сейчас скажешь, что ты уезжал в командировку, я просто …я просто … – и она растопырила пальцы рук, которые била мелкая дрожь и подтянула их к своему лицу – я убью тебя, не знаю как, но я это сделаю! Где ты был?! С тобой как на вулкане, или как на войне, не знаю …не важно…эти стрессы. Эти твои исчезновения! Когда это кончиться?
Войцеховский повернул на секунду к ней лицо и хотел что-то сказать. Но только беззвучно что-то прошептал губами и с какой-то невероятной тоской в глазах, окинул её взглядом. Вероятно, решив, что в вечернее время, за рулем автомобиля ему не удастся поведать все свои злоключения, а может он понял, что Ани необходимо растратить все свои эмоции, чтобы стать способной услышать его оправдания своего отсутствия.
Эмоции на самом деле захлестывали её с такой силой, что от них стало жарко и густой румянец разлился по щекам, но руками она совершала все время непонятные движения, помогая эмоциям. Ей самой казалось, что её разорвет сейчас некая внутренняя сила от того шквала внутреннего давления возмущения и дикой, просто эйфорической радости, которые поднялись со дна человеческой сущности и ударили этим сумасшедшим потоком в голову, но в них вплеталась злость, яростная, необузданная на того, кто способен был так выкручивать её спокойную, подчиненную своим целям жизнь.
– Артур! Где ты был я тебя спрашиваю! – и когда она дождалась от него ответа, её просто прибило к дверце автомобиля и после жгучего, клокотавшего вулкана, вырвавшихся наружу эмоций, их подавили студеной водой, окатив с ног до головы.
Войцеховский спокойно проговорил:
– Вечеринки с Тернером единственный способ освободиться от переживаний…
Её словно каким-то барьером сразу отгородило от Артура и вжавшись сбоку в двери автомобиля, она с изумлением и недоверием смотрела на его точенный хищный профиль и от обиды не знала куда деться, но так до нетерпения захотелось выпрыгнуть из этого автомобиля, а в другую секунду, ей с большой силой, на которую она только была способна, захотелось ударить его, чтобы выбросить вон из себя этот пожирающий огонь жгучей обиды. И вместо этого безудержного приступа с желанием просто пуститься в драку, она глубоко вздохнула, но вздоху помешала очередная порция икоты от шампанского и чувствуя, как получилось смешно и нелепо, она молча заплакала от досады.
Артуру стало не по себе. Не так хотел он вернуться домой. После всего пережитого, он мобилизовав все свои силы, мчался домой так, как никогда! Первый раз в жизни ему было совершенно безразлично, как он выглядит, как его воспринимают окружающие, смотрящие на него люди, он шокировал многих на вокзале, когда покупал билет и он до смерти перепугал Бетси, когда появился на пороге их дома. Голодный и грязный, с сильнейшей тяжестью в ногах, уставший и радостный, с горящими глазами, он молча прошел в гостиную и выпил сразу из кофейника весь холодный кофе, стоявший на подносе и просто упал в кресло.
Между ним и изумленной Бетси возникла бессловесная пауза, а у него глаза просто закрывались от полученного от камина тепла, от команды, которую решительно дал телу изнуренный организм – «что все, цель достигнута, ты дома и отдохни!» Но цель до конца достигнута еще не была.
– Бетси, это я, я жив… – с закрытыми глазами, казалось уже в полусне проговорил он – Джизи здорова?
Бетси мелкими шагами и очень осторожно прошла за ним в гостиную, издали рассматривая его странное одеяние и на вопрос только кивнула головой, вовремя не подобрав слов.
Войцеховский энергетически почувствовал добрый посыл от неё и еще глубже стал проваливаться в сон, но уже медленно растягивая слова, как бы сам с трудом выстраивал логическую цепочку в них, произнес последний вымученный у сна вопрос – Где хозяйка наша?
Конечно же, Бетси сказала все как есть, но она же не успела рассказать, сколько беды прошло через их дом, как только они получили известие о том, что он пропал.
Просто отдирая себя большим усилием воли и сил из кресла, Войцеховский подобрал брошенную на стул войлочную куртку и быстро вышел из дома. Бетси ничего не успела осмыслить, только припала к стеклу дверного проема и видела, как хозяин ходил по двору, отыскал Джо, попросил выкатить автомобиль, но за руль сел сам, так как негру скоро требовалось отправляться на другом автомобиле за Билли в Нью-Джерси и уехал. Она стала с натугой осмысливать причину его быстрого исчезновения и радость от его неожиданного появления, сменилась легкой озабоченностью – «Не сказала ли я чего ненужного?»
Завернув на менее оживленную улицу, он сбавил скорость автомобиля.
– Ани, родная моя, не так я все себе представлял… прости, я так рвался домой, ты же видишь во что я одет, я хотел поскорее обнять тебя, Джизи, я думал как тебе тяжело получить известие о моем исчезновении и что… …я нахожу тебя снова в компании Тернера? – в его голосе было явное недовольство.
Она отвернулась от него совсем и после отхлынувших от сердца эмоций, её заполнила опустошенность и сразу навалилась слабость. Ей вдруг подумалось – всегда прав Тернер, жить нужно не сердцем, а только здравым смыслом и рациональностью. О… Господи! И Артур всегда твердил об этом, Святая Мария, это всегда так будет в мире мужчин? Смогу ли я так?
Войцеховский нашел её ладонь и крепко сжал её. Она посмотрела на него с немым вопросом. Это был её Войцеховский, её родной и близкий человек, а сейчас ей казалось, что она его не знает совсем. И что там дальше? Сейчас даже предсказать было трудно. Что-то изменилось в нем, в ней. Он будет по-прежнему упрекать её в том, что она вместе с Тернером пошла на бал, в качестве отдыха от всех переживаний и вечной тревоги, которую она ежедневно, и ежеминутно вынашивала в своем сердце. Или же он вернулся любящим, желанным, осознавшим то, насколько важна для человека семья и что только это самое главное в жизни?
Его черные, цвета вороньего крыла волосы, были зачесаны назад и собраны в узел и на мгновение ей показалось, что он постарел, из-за отросшей небольшой бороды, она не видела складок его губ, по ним она бы поняла, что он испытывал в данный момент, но глаза были серьезные и она не понимала, как можно так встречаться при сложившихся обстоятельствах, у него не было в глазах ни чувства вины перед ней, ни чувства сожаления.
Подумав, она решила быть здравомыслящей и не позволить ни обиде, ни слабости полностью завладеть её эмоциями, а откровенно и как можно спокойнее обо всем ему сказать.
– Меня уговорил поехать на международный конгресс врачей Тернер. Да. Тернер. Ты измучил меня. Артур. Я уже скоро начну тебя бояться. И даже не тебя, а то, что от тебя получаю. С огромным трудом я пережила твою измену, но пережила ли еще, не знаю, ты потом пропал и все перевернулось. Я просто забыла на это время обо всем. Мы наняли дедиктива, он каждый день старается мне телеграфировать или звонит, я, я, наверное, единственная, кто надеялся, что ты жив! Я не представляю жизни без тебя, а ты возникаешь, без объяснений и сразу с претензиями! Ты считаешь, у тебя есть на это право?
К её удивлению, Артур слушал внимательно, не пытаясь перебить, оправдаться и в конце отрицательно покачал головой, согласившись с тем, что право осуждать её у него не было. Но он молчал и это было не понятно. Да, ей почудилось в какое-то мгновение, что он сильно измучен, то ли физической болью, то ли усталостью, но мог бы тогда просто попытаться объяснить, а он не хотел.
На крыльце дома, их встретили Бетси, Том и только что вернувшийся из школы Билли, собравшиеся вместе, и тогда только Войцеховский по-настоящему широко и добродушно улыбнулся. Он потрепал Билли по плечу, обнял его как отец и Бетси в чувствах прослезилась. Тому и Джо он пожал протянутые ему на встречу огромные, натруженные в прошлом тяжелой работой ладони.
– Я искренне рад всем вам – произнес он – все объясню, потом, мне очень нужен отдых. Я высплюсь… и мы отпразднуем мое возвращение. Их идеальные белые зубы как два светляка летающие в темноте, прорезанной струёй света из приоткрытой двери в дом, мелькали белыми пятнами. Все зашли за ним следом, но он медленно и устало стал сразу подыматься по лестнице, на мгновение только обернувшись, чтобы найти глазами Ани и Бетси.
– Бетси, милая, можно я попрошу тебя в этот поздний час приготовить мне ванну?
Бетси поспешила подняться за ними с готовностью выполнить просьбу. А Артур с Ани вошли в свою комнату и она услышала глубокий, тяжелый вздох Артура и её тот час накрыл снова шквал бурных переживаний. Этот вздох объяснил ей его сдержанность и дал понять, насколько все его силы до сих пор были мобилизованы и вот, переступив порог родного дома, только теперь сумел разрешить себе отпустить эмоции и расслабиться. Он скинул с плеч груз, но такие глубокие грудные звуки сказали о том, насколько он был тяжелым. Она ласково и неуверенно, что это сейчас так важно, спросила – Артур, что с тобой было?
Он усмехнулся.
– Расскажу Ани, дай отойти. Я такое пережил… Джизи спит уже?
– Наверное …должна.
– Ани… – тихо попросил он – Если я засну в ванне, вы меня не трогайте.
– Как? – возразила она. И осеклась. Артур торопился снять с себя грязное белье и она увидела яркие, глубокие, бордовые шрамы у него на груди и застыла в недоумении.
Привыкнув за эти две недели выхода из лагеря в цивилизацию, Артур и не придавал значения своим шрамам. Ани с широко открытыми глазами смотрела на эти зарубцевавшиеся линии и ужас от понимания того, что за это время происходило с её Артуром, все больше отражался на её лице.
– Артур!? – выдохнула она и на слабых ногах шагнула к нему, сделав попытку пальцами дотронуться до этих ран и словно не веря глазам, что они настоящие, убедиться в этом. – Это как?
Войцеховский не сдержался и схватил её в охапку. Её губы закрыл глубокий настойчивый поцелуй, но она с такой же силой прильнула к нему, позволив себе отдаться силе порыва, ведь она только и грезила об этой минуте, дотронуться до него, вдохнуть запах его волос, заглянуть ему в глаза, главное – чтобы только живой. Её Артур вернулся. Её стал покорять этот вихрь, который всегда присутствовал в их близости, сильнейшего притяжения и сладострастной власти его мужской необузданной силы. Только рядом с ухом она услышала его слова:
– Ани. прости. Я до ванны не дотяну…
Утром она уже кричала и злилась на него, даже бросив подушку в гневе. Проснулись они слишком поздно и она, жадно, прильнула к нему, испытывая неимоверную радость от того, что все самое страшное осталось в прошлом. Выбритый, красивый и оживленный, он как повествование чужой истории, с долей сарказма рассказал ей о том, что с ним произошло. Она уткнувшись ему в плечо, втягивала снова и снова запах его кожи и ей было мало, её рука ласкала неустанно его шрамы на груди и в горле стояло застрявшее чувство жалости к тем индейцам, которые не захотели покинуть свои горы и невероятная гордость за своего мужчину, который так мужественно все перенес, а теперь без эмоций, способен рассказывать о своих злоключениях. Но когда Войцеховский как вывод в конце произнес следующую фразу:
– Мне необходимо наверстывать так много упущенного – она сначала не поняла, о чем речь и переспросила: – Ты о чем?
Войцеховский спокойно и непринужденно добавил:
– Столько дел без меня натворили в компании! Похоронили и завели музыку по-своему, мне срочно нужно возникнуть и разобраться со всем, они давно собирались сменить направления в разработках и выпуске двигателей для водного транспорта, я отказывался, теперь я буду танцевать под их скрипку.
У Ани переклинило эмоции. Выскочив как шальная из-под одеяла, совершенно обнаженная, она быстро стала натягивать через ноги свою брошенную сорочку, торопясь покинуть их спальню, потому что чувствовала, что точно отвесит своему Артуру жестокую оплеуху.
Не успела. Её из её сорочки чуть ли не вытряхнули назад и его сильные руки моментально ставили преграду перед её неуспешными попытками отхлестать его руками. Как она не старалась, он легко и непроизвольно выстраивал блок и ей даже не удавалось дотронуться до него.
– Ненавижу – сквозь зубы пропустила она и обессилев от неудачных боевых движений, развернулась чтобы убежать, но её схватили за талию и просто бросили назад в постель. Барахтаясь как перевернутый жук на подоконнике, она уступила неистовому желанию Артура здесь и сейчас, при этом в изумлении обнаруживая некое звериное, шальное новое чувство способное родиться в её теле в таком необычном переплетении ярости на своего насильника и невероятной радости от возможности очутиться в его жарких объятьях. У неё только очень быстро мелькнула мысль – Я становлюсь не нормальной женщиной – и она со всеми своими эмоциями сдавила руками его предплечья, стараясь хоть так проявить остатки своей ярости.
ГЛАВА 127
Тернер не дождался её второго дня международного конгресса в отеле «Артхауз». После выходки Войцеховского, она не нашла в себе желания появиться у всех на глазах, и они устроили большой семейный обед по случаю возвращения его домой. Билли был настолько рад и Бетси давно не видела его таким улыбающимся. Тренированное тело Артура и его само дисциплинированный характер вызывал у Билли чувство глубокого почтения. И именно в тот момент, когда своих моральных сил так не хватало мальчишке противостоять тому отрицанию в обществе, которое было направлено на всех людей с темной кожей и он устал получать практически от каждого обучающегося в «Pedi scooll» колкие придирки, заносчивые усмешки, принижение и несправедливость и оказался в полном одиночестве, потому что мать помочь ничем не могла, кроме глубоких вздохов, а сама хозяйка ходила по дому как тень бескровная и поникшая, и эта домашняя обстановка добавляла в его жизнь безнадежности. Но с появлением в доме хозяина, сильного и уверенного, который своим отношением к нему поддерживал в нем еще маленький лучик чувства собственного достоинства и пусть слабой, но веры в свои силы, ум и способности, которые принижали остальные, за пределами его дома. Войцеховский всегда относился к нему как к взрослеющему мужчине, хвалил, учил драться и воспитывал выносливость моральную и физическую. Том и Джо уже в силу возраста не сумели изменить своего мышления и продолжали вести себя только как слуги, привычно считая себя людьми второго сорта и навязывали Билли свою психологию. Приезжая, Войцеховский общался с ним только как с равным, братом, другом, только младшего возраста, и Билли взращивал в себе, а Артур помогал в этом, чувство полноценного, равного белым человека, притом сильного, грамотного и уверенного в себе.