Елена Валентиновна Муравьева
Нерешенная задача
– Как могли похитить Гельмута? – прямо задал вопрос отец Хелен.
Миррано, исподлобья, посмотрел на него и ответил – откуда я знаю! Если бы я знал, как его похитили, то я знал бы и кто …
Старик понял, что задал не верный вопрос и переспросил.
– Почему именно Гельмута?
Миррано тяжело вздохнул.
– Потому что тягается по борделям, водит дружбу с цыганами.
Он отдавал отчет своим словам, но… прекрасно понимал, что та действительность, которой жила его семья в этот вечер ну никак не останется больше тайной. А уж кто и как пережует в себе эту информацию на данный момент ему было всеравно.
У Хелен сразу началось икание и с широко вытаращенными глазами, она уставилась на Миррано с таким испуганным видом – «Не сошел ли он с ума, говорить такое!?»
А отец Хелен приподнял брови и произнес:
– Я подумал, что произошло нечто ужасное, а вы развлекаетесь, совсем очумели от безделья!
Миррано вскочил со стула и смахнул попугая с плеча. Его сейчас настолько раздражало присутствие этого недоброжелателя, так как нервы дергало все, что его сейчас окружало в доме, и он, зная, как необходима сейчас им денежная помощь, тем не менее подавить свой негатив к этому человеку был не в состоянии.
– Где вы тут бездельников увидели? Я работаю по десять часов в сутки!
Хелен было подалась к нему, чтобы предотвратить грозивший развернуться грандиозный скандал в самом его зародыше, но Игн перехватил её за руку и жестом показал на дверь, увлекая её туда, чтобы подробнее расспросить о случившемся.
А Миррано походив взад и вперед около стола, устало опустился на тахту, на место супруги. Ему сейчас было все равно, как воспримет правдивую информацию отец Хелен, он уже сошел полностью на нет от томившей неизвестности – «Что дальше? Где сын? И когда дадут о себе знать его похитители?».
Отец Хелен проводил взглядом траекторию перелета попугая и снова уставился на зятя.
– У вас твориться какой-то бред! Когда мне Хелен звонила, я не поверил, если бы не её плач.
– Зря – буркнул Миррано
– Кому от вас может быть что-то нужно? Что с вас взять? Может быть вас кто-то разыгрывает?
Миррано протянул ему письмо.
Надев пенсне, так как зрение у него было слабое только на одном глазу, отец Хелен внимательно стал изучать написанное, нахмурив брови. Но …видимо, информация письма в полной мере стала доходить до него, потому что, как и Миррано ему сразу стало жарко.
– И все равно это чушь, какая-то! – констатировал свекр и отложил бумагу. Его глаза беспомощно забегали по гостиной. До него никак не доходило, почему именно Гельмут, всем известно, что чета Миррано жили не бедно, но и не богато. Но …через несколько минут, видимо его смекалка заработала, и он додумал – Нет… – задумчиво произнес. – Это мои единственные внуки. Видимо, через них, хотят выпотрошить меня и нанести удар по моему бизнесу!
Миррано с большим удивлением посмотрел на него и неоднозначно хмыкнул. Выводы не были бестолковыми и не лишены логики, но, сердцем он знал, что не эта причина являлась для похищения. Он уже стал задаваться вопросом, если этому человеку такой вывод сам пришел в голову, то стоит ли ему рассказывать всю подноготную их семьи в таком случае? И он решил прикусить язык, но, неожиданно в разговор вклинился Михаэль.
– Нет, дедушка – возразил он.
– Не тебя хотят обанкротить похитители. Мама с папой хотят одолжить у тебя денег, но потом продать квартиру и отдать эти деньги тебе.
Отец Хелен сел и стал рассматривать пачки денег, лежащие на столе.
– Квартиру продать? – переспросил он и его мозг стал пытаться соединять пазлы всего того, что он слышит, знает уже и видит на столе. Но голос его стал неуверенным и приглушенным.
– А где же вы жить то будете? – и его длинные пальцы очень быстро и проворно, со знанием дела перебрали купюры в одной из пачек, а опытный глаз прищурился и быстро оценил, приблизительно сколько денег в пачках лежало на столе. – Откуда у вас деньги, а эта бестия Хелен по-прежнему клянчит у меня на нянек и гувернеров! Это ваши деньги? – и он выразительно одарил взглядом зятя.
– Это наши деньги! Гельмут наторговал.
Брови старика опять взметнулись вверх.
– Что значит наторговал? Он что-то продает?
Миррано хоть и понял уже, что правда вылезла наружу и пошла раскручиваться на полную катушку, но почему-то не решился так сразу произнести это новое слово в обиходе и запрещенное церковью
– Презервативы. – На некоторое время повисло неудобное для всех молчание, и вот в комнату вошла Хелен, уже успевшая расслышать конец разговора и решилась это слово произнести, догадавшись, что супруг не решается.
– Папа. Ты только прими эту информацию как грамотный и просвещенный человек. Гельмут наш метеор и очень талантливый мальчик.
Ее отец перебил:
– Что-то ты всегда говорила обратное – разгильдяй, все проблемы связаны всегда с ним, может это не Гельмута похитили, а Михаэля? Вы не перепутали?
– Нет, папа. Гельмут очень перспективный бизнесмен.
При этих словах Миррано только как-то крякнул вслух или что-то наподобие этого вырвалось из него.
Хелен глянула в его сторону и продолжала.
– Наш Гельмут так удачно наладил торговлю этими средствами – предохраняющими от нежелательной беременности женщин.
У её отца дернулась щека, но, по лицу пробежало скорее недоумение, чем возмущение.
– Это колпачки что ли? Ребенок? Он торгует?
– Нет, не колпачки – возразила Хелен. Потом опомнившись, что рядом за столом сидит Михаэль, с недовольством обратилась к нему. – Михаэль, сынок, ступай уже спать.
Когда Михаэль послушно поплелся к себе в детскую, Хелен произнесла это запретное слово:
– Он продавал везде где только можно презервативы.
Пожилому человеку стало уже нестерпимо жарко.
– Так… – двусмысленно произнес он, осматривая присутствующих в гостиной подозрительным взглядом. Мысли стали скакать в черепной коробке просто галопом, но еще не все было понятно до конца. – А цыгане, цыгане тут причем?
Хелен с Миррано переглянулись.
– Он давно водиться с цыганами, он видит карты и играет на деньги – ответила Хелен и так тихо и осторожно, будто от силы громкости её голоса могло бы что-то измениться.
Старый еврей тряхнул головой. Ему стало тяжело совладать со своими мыслями.
– Не понял, что значит видит карты? – и вдруг резко повысил голос. – Я ничего не понял про карты!
– Ну… – тут уж встал Миррано и нервно заходил по гостиной – Дар у него есть, дар, только неизвестно в кого. Карты насквозь видит – взял письмо на столе и стал показывать. – Вот. С обратной стороны пусто, ничего, а я вижу, что написано со стороны, обращенной в вашу сторону! Ясновидец он у нас! – голос его был наполнен язвительностью и сарказмом. – Вот, эта зараза, пользуясь своим даром играет в карты на деньги и всегда выигрывает!
Отец Хелен снова тряхнул головой и ему стало окончательно душно, сам поспешно, как и Миррано до этого, взялся за графин с водой. А Миррано, понимая его состояние, все так же язвительно предложил:
– Вы разденьтесь лучше, эту информацию спокойно и правда принимать невозможно! Хелен, принеси еще воды.
Игн не во что не вмешивался. Сев в углу на тахту, он решил ждать новых вестей и потом по ходу, они будут принимать какие-то решения. И правда, скоро на всю квартиру забарабанил дверной звонок. И гробовая тишина повисла в воздухе. Миррано, Игн, Хелен бросились к двери, из детской выскочил Михаэль. И только отец Хелен остался сидеть за столом. Он резко почувствовал слабость в ногах. Возраст сказывался, нервная нагрузка была опасна для организма и тела.
На пороге никого не было. Но на плитке, перед дверью лежал конверт. Все вернулись в гостиную и сгруппировавшись, втроем одновременно стали его читать. Отец Хелен сидел за столом с видом человека, которому показалось приведение и предсказало его будущее, и он сидел, переваривая то, что услышал и ловил ушами то, что они читали хором.
Все дальше было, как в приключенческих романах. И видимо похитители Гельмута их читали, так как не придумали ничего нового. Родителям мальчика было назначено место и время, куда они должны были принести деньги, и конечно же, это было за чертой города. Северный пригород столицы – Уйпешт, был определен в записке и его окраина, где находилась свалка. Туда и должен был прибыть Миррано с деньгами. Времени дали до утра. И все разом обернулись к главе семейства Хевеши – Старому еврею. И, глаза Хелен с виноватым выражением захлопали ресницами, чуть не вытягивая из своего сердца эти унизительные слова:
– Папа, ты дашь денег?
Он скривился в недовольной гримасе и стал произносить те нравоучительные слова, которых и боялся Миррано и они его злили. А боялся он, что его гордость взыграет, в самую неподходящую минуту, что он не выдержит этого всегда пренебрежительного отношения венгерских сливок общества к малому мещанству, которые только своими знаниями и трудом добывают себе хлеб на пропитание. И глубоко вздохнув, Миррано сжал зубы, чтобы держать себя в «узде» как он выражался.
– Да… – вначале протянул старый Хевеши и постучал ладонью по столу. – Докатились. Внуки встали на большую дорогу …
Но тут Хелен взвизгнула:
– Папа! Сейчас не до этого. Ты всегда сгущаешь краски, до большой дороги еще очень далеко!
Но она, как всегда, напоминала малого ребенка в своих возражениях и её уже никто всерьез не воспринимал. Старый Хевеши встал с места и повысил голос, ему необходимо было высказаться и оставить последнее слово за собой.
– Будет. Большая дорога будет, в такой семье, с такими корнями, с таким воспитанием – года через два и большая дорога будет!
Михаэль только из глубины комнаты подал осторожный голос, но полный несогласия.
– Дедушка, почему ты говоришь внуки? Я очень далек от стиля жизни Гельмута.
Старый Хевеши посмотрел в его сторону, и все переглянулись, уж слишком как-то по-взрослому выразил свои мысли Михаэль, так, что Игн даже улыбнулся несмотря на то, что до веселья было так велика пропасть!
– Если бы ты был так далек, как ты говоришь, Михаэль, то не позволил бы своему брату стать картежником и, прости меня, Дева Мария, таскаться в бордели, уже в этом возрасте! – и тут всем стало смешно. Так как у него брови неимоверно прыгнули вверх и он не столько из желания кого то уколоть, сколько из своего внутреннего удивления и не полного доверия ко всему тому что узнал, произнес эту фразу. – Уму не постижимо! В этом возрасте зарабатывать на проститутках! Мой отец и прадед в могиле давно перевернулись!
– Вы не понимаете… – не выдержал Миррано, но Игн дернул его за локоть так, что ему пришлось резко замолчать и тем более Хелен так выразительно одарила его взглядом негодования!
– Папа. Я прошу тебя! – вновь перекинула Хелен свой выразительный взгляд с супруга на отца. – Все потом, здесь все на нервах. Нам надо точно знать, мы можем надеяться или нет? Время не терпит!
Резко дернув плечом, как бы откидывая от себя весь негатив, отец Хелен сорвался с места и пошёл прочь. Все услышали, как входная дверь громко ляпнула и гул некоторое время прокатывался по квартире. В спальне снова раздался плач малюток. Но Хелен не проявила никакого внимания. С ними была нянечка.
Миррано развел руками.
– Так это что? А сказать что-то конкретное трудно?
Но Хелен уже всё поняла. Отец пошел за деньгами. И тяжело опустилась на стул, её рука заметно дрожала, она потирала лоб и постоянно сморкалась в платок. Все последовали её примеру и нашли себе места в гостиной, чтобы переждать возвращение старого Хевеши с деньгами. Миррано только буркнул себе под нос:
– Так откуда же он знает, сколько надо, не спросил, не посчитал?
Хелен махнула на него рукой.
– В этом не беспокойся.
Утром, плотный туман, словно участник похищения, не спешил рассеиваться и мирно стелился по земле на пустыре, где находилась старая, гниющая пригородная свалка. Закрывая носы повязками, Игн и Миррано почти вслепую продвигались в пространстве. Всклоченные волосы Миррано делали из него книжного персонажа. Как Карабаса из детской сказки о Пиноккио. Игн был и внутренне и внешне спокойнее. Не пойти он не мог, но они опасались, что двое мужчин вызовут опасение и это – спугнет похитителей.
Миррано медленно крутился на месте, потому что на расстоянии трех метров от себя, он уже ничего не видел.
Игн съежился от сырости.
– Надо же, такого тумана я лет десять не видел, словно сама природа вникает в нашу ситуацию.
– Да уж… – протянул Миррано. – Как только увижу этого засранца, высеку, так высеку! – и его кулак нарисовался перед носом Игн.
Тот с пониманием отвел его кулак от своего лица.
– По-моему, это уже не к чему, мальчишка вырос и битьём ничего не изменишь.
– Да уж… – опять задумчиво протянул Миррано, напрягая всё свое зрение, чтобы увидеть хоть какие-нибудь силуэты сквозь туман. И вслушивался в каждый шорох. Деньги лежали в сумке, на большом ремне, который он перекинул слева на право через плечо, чтобы из-за тумана, её у него не вырвали из рук. Никакого страха он не испытывал, но нервы были никуда! Толи, как и Игн от сырости, но холода он не ощущал, то ли от нервного перенапряжения, во всем теле господствовала мелкая дрожь и на это он злился еще больше. – Черт бы побрал этот туман, и так в подвешенном состоянии! Ничего не видно дальше носа.
Послышался шорох, Игн и Миррано насторожились, но шорох приближался к ним, кто-то быстро, почти бегом ступал по песку и у них сердце заколотилось учащенно, а слух превратился в огромный слуховой локатор, как у летучих мышей. Напряглись и взгляды устремились в сторону приближения человека. По шагам было уже понятно, он бежал один. И это было странно.
В туман нырнула темная фигура, какого-то «низкорослика» и резко остановилась, перед стеной стоящих рядом друг с другом Игн и Миррано и как только нарвалась на эту стену человеческих силуэтов, было похоже на то, что сразу же предпринял попытку так же быстро отправиться в обратную сторону, но реакция Игн была молниеносной, он схватил карлика за плечи и рывком развернул к себе.
Картина была смехотворная, у всех троих открылись рты и застыли в таком положении и только спустя несколько секунд Миррано, глубоко выдохнул из себя с шумом воздух, произнес эту бестолковую фразу:
– Ты!
Гельмут раньше всех сориентировался в происходивших событиях и его ответом было четкое:
– Папа, вы с экипажем?
Миррано взревел.
– Какой, на хрен, экипаж! Мне приказано явиться одному и откуда ты здесь?
– Сбежал – кратко ответил Гельмут и по лицу его пробежала недовольная реакция не нужными вопросами из-за которых упускалось драгоценное время.
– Откуда? – вопрос был задан одновременно в один голос Игн и Миррано.
– Оттуда – и Гельмут махнул рукой в ту сторону, откуда он вынырнул из-за тумана.
– Ах. Да… – выпрямился его отец, но по выражению лица очень легко читалось то, что ему ничего не понятно было. А стало еще больше не понятно.
Гельмут на редкость был шустрым во всем и в любой ситуации, уж таким он родился. Быстро дотронувшись до руки отца, он жестом показал, что им необходимо идти. И идти в сторону, противоположную его появлению. И он пошел быстро, постепенно увеличивая скорость, чуть не переходя на бег. Двое мужчин поспешили за ним. Но, Миррано был не удовлетворен. Ему нужно было разобраться.
– Тебя же, похитили – срывающимся от быстрой ходьбы голосом, спрашивал он. Словно уточнял, так как был уже не уверен ни в чем, после внезапного появления сына в тумане.
– Вероятно – быстро отчеканил Гельмут.
Миррано стал нагнетать эмоциональность и себе и другим. Все это было в духе проделок его отпрыска и его даже иногда посещали мысли, не придумал ли всю эту катавасию сам Гельмут и как только эти мысли приходили, его вожжа подхлестывала в зад и ему хотелось схватиться за ремень прямо сейчас, потому что нервное напряжение больше некуда было девать и появление блудного сына его не убавило. Он взвизгнул:
– Что вероятно! Ты знаешь какую сумму за тебя запросили! Вся семья чуть без жилья не осталась! Что значит вероятно! Я тебе еще дома задам!
Но Гельмут был стремителен в движениях, но не возмутив в эмоциях.
– Потом, все потом, па! Я просто удрал от них.
– Да? – как-то странно отозвался Миррано. – И это как? Откуда ты знал, куда тебя привезли и как найти дорогу назад?
– А я ничего не знал, просто побежал по дороге и все!
– Тебя связывали?
– Да.
Миррано остановился и как мальчик в нетерпении топнул ногой. Со стороны это выглядело комично.
– Так как ты тогда сбежал?! Ты из меня опять идиота делаешь?!
Гельмут уступил, а еще и для того, чтобы перевести дух, остановился и тяжело дыша, спокойно прокомментировал:
– Я сын врачей, как никак.
– И что? Что с этого? Врачи люди интеллигентные, что далеко не про нас, я каждый день разгребаю какое-нибудь дерьмо!
Гельмут и правда выглядел старше своих лет. В этом был какой-то секрет природы! Сколько Миррано не перенес своими нервами его выходок и неприятностей, но его не покидало ощущение, что рядом со своим сыном он воспринимается как ребенок. Не сын, а он ощущал некую незрелость и от этого кипятился еще больше. Это же чувствовала и супруга, и он боялся, что это стало заметно уже всем.
Отдышавшись. Гельмут решил дать отчет всему происходившему.
– У меня бизнес опасный, я давно ношу с собой маленькую бутылочку эфира. Попросился в туалет, мне развязали руки, ну я и подсунул им к лицу эту жидкость. Подействовало, я пустился бежать.
– А… – после короткой паузы протянул Миррано и его брови взметнулись вверх, впрочем, и у Игн тоже.
Надо отдать должное находчивости мальчишки и Миррано стал хвататься за отголоски его навязчивого желания высечь Гельмута дома ремнем и уже не мог их уловить, так как глубокое уважение к своему ребенку постепенно затмевало первое желание, и он уже понял, что не сможет даже руку на него поднять. Какое высечь?! Его ребенок рассуждал про свой бизнес и даже защиту себе он создал сам! Да, Миррано чувствовал себя ребенком! Вопросительно глянув на Игн, заметил ли он его ощущения, он тихо крякнул и пожал плечами.
– А сколько их было?
– Двое! Один все время отлучался.
Но как отец что-то сказать он был должен и сказал:
– Да, вот видишь, до чего доводят твои амбиции! Мы с матерью чуть «дуба» не дали! Давно говорю, до добра твой бизнес не доведет!
Гельмут как-то машинально махнул рукой. Он и на самом деле эти фразы слышал уже двадцать пять раз. Выдохнув и опять глубоко вздохнув, он пустился быстрым шагом в ту сторону, где туман стал реже и впереди уже выплывали крыши каких-то домов, заборов и деревьев. Они торопились к городу. Напряжение рассеивалось само собой и Слава Господу, эта проблема решилась для семьи Миррано бесплатно!
Но… Миррано сдал. У него началась депрессия. На следующий день после возвращения Гельмута домой, он так притих, что если бы его не видели, то все думали бы, что нет дома. Хелен слышала о депрессии, и в её клинике врач-психиатр последние годы часто употреблял его в своём лексиконе, но она не верила до конца. Все что касается духовного мира и то, чего нельзя было потрогать руками и ощутить, она не воспринимала, поэтому термин «депрессия» был для неё далек и не досягаем в понимании и причины, вызывающие эту самую депрессию, её не интересовали. Гельмут вернулся, они радостно с Игн отметили это событие, хотя дети и испарились из дома уже через два часа после возвращения. И вот на следующее утро он выпил две большие чашки чая, молча и смотря как-то свозь всех, а вернее ни на кого не смотря, весь в своих мыслях и даже дети, за завтраком все с большим интересом посматривали в его сторону, так как это было не так как обычно. Малюток забрала нянечка и стала собирать на прогулку в парк, так как поздняя весна очень радовала солнцем, а воздух был чист и свежа листва кругом. А Хелен вернулась в спальню, чтобы собираться в клинику и обнаружила, что её супруг вернулся после завтрака в постель, но не спит, а лежит с открытыми глазами и смотрит в окно. Даже не на неё, а в окно, но так – без интереса и с потухшим взглядом.
Она прошла вдоль кровати взад и вперед, желая привлечь к себе его внимание, но оказалось, что он понимал, что ей хотелось. Произнес эту странную фразу, совершенно без эмоциональности в голосе.
– Не мельтеши… –и опять уставился в окно.
Она поинтересовалась. Хорошо ли он себя чувствует и в ответ получила только кивок головы, в знак отрицания.
– А ты на работу не пойдешь сегодня? – спросила и в ответ получила все такой же кивок. Пожав плечами, она подумала про себя, что что-то с супругом не то, но не приняла как всегда близко к сердцу, игриво попользовала себя своими любимыми духами и ушла.
Но когда вечером вернувшись, она застала супруга в таком же состоянии, что-то в её сердце зашевелилось и поднялось легкое беспокойство, оно было продиктовано больше интуитивно. Проявив заботу, она даже смерила его температуру, которая оказалась чуть ниже нормы, но это только самую малость. Её озадачило больше всего то, что нянечка на вопрос, что делал Анри весь день дома, ответила, что лежал в своей комнате и даже не просил еды. А когда ему предложили обед – отказался.
Утром, он все-таки выпил чай и даже с пирогом, но ничего за завтраком никому не сказал. Дети совершенно никак его не интересовали, умывшись кое-как, она уже думала, что начнет собираться на работу, но он поплелся в свою спальню и она застала его в таком же сумрачном состоянии, как и днём раньше. Она приступила к допросу.
– Анри, что тебя беспокоит?
Он отрицательно покачал головой, и она долго и очень внимательно смотрела на него сбоку, даже и отдаленно не зная, что ей спрашивать и как себя вести и что со всем этим делать?
– Ты потерял аппетит, у тебя что-то болит, ты должен сказать, не скрывать, любую болезнь легче предупредить… – говорила она, но не закончила. Он опять закачал отрицательно головой. Она слегка разозлилась. – Анри, ты второй день качаешь головой, как лошадь в стойле! И сам на себя не похож. Признавайся. Что не так?
Он безлико перевел на неё взгляд и ей стало от него не по себе, потому что так смотрят на слишком что-то привычное, надоевшее и неодушевленное. – А тебя ничего не беспокоит? – равнодушным тоном спросил.
– В смысле – не поняла она, пожала плечами. – Ничего.
И её брови просто машинально поползли вверх, когда она услышала ответ:
– Ну и хорошо.
– Что же тут хорошего? Ты на работу перестал ходить, тебя доктор Цобик может не уволит, но уж довольным точно не будет!
– Не будет, конечно… – безразлично ответил он.
Хелен еще постояла несколько минут рядом с кроватью. Старательно копаясь в голове, потом в прошедших днях. Стараясь восстановить подробную картину событий, чтобы найти в них причину такого упаднического состояния супруга и яко бы нашла, но подумала. Что они вместе все это переживали. Однако же она то чувствует себя после всего произошедшего просто везучей. Так как все обошлось самым наилучшим образом и деньги, и дом, и сын остались целыми и невредимыми. Поэтому, вся картина не дала ей нужных зацепок для понимания его нынешнего поведения. Она ушла в клинику, но днём стала разыскивать этого врача-психиатра, у которого ей хотелось узнать очень много вещей. Когда поведала ему о своём беспокойстве, то получила только один ответ:
– Депрессия на лицо, но я должен посмотреть его сам.
Когда дома, приглашенный психиатр что-то расспрашивал у супруга в их спальне, она звонила Игн и жаловалась, что Анри, её Анри, который пропадом пропадал на работе без выходных, сейчас просто «гвоздь забил на неё» и не ходит никуда и даже не просит еды, имея до этого аппетит за двоих!
– Игн, поговори с ним, он не адекватен или что-то скрывает от меня, а тебе он расскажет, как другу, коллеге – и видимо, он отказал ей, так как причиной был его отъезд назад на работу в Австрию и у неё первый раз за всю их семейную жизнь к супругу появилось чувство жалости и любви. Она остро почувствовала, как он ей дорог!
Игн перезвонил через пол часа и сказал, что скоро придет и тоже обескуражил этой неоднозначной фразой:
– Да гори она огнем эта Австрия и вся их медицина! Я остаюсь в Будапеште и Вилма туда ехать не хочет – что вызвало у Хелен просто прилив радостных чувств, так как последние два года, после отъезда Ани, потом Игн с Вилмой, её не покидало чувство брошенности и тоски по близким ей людям, с которыми ей было проще всегда, чем со всеми остальными.
Когда ей психиатр долго и обстоятельно рассказывал свои предположения и как с ними бороться, по поводу «депрессии» Миррано, она уже пропускала это мимо ушей, так как сердцем чувствовала, что он не уловил и десятой части причины настоящего недуга её супруга и это загромождение умных терминов и замысловатых предложений были сутью пустоты, которую просто необходимо было заполнить умными словами, но они не соответствовали истине. А истину подсказывало только сердце, и оно говорило о том, что её Анри очень устал от отсутствия выходных, в погоне за деньгами, от постоянных стрессов, от её придирок по поводу его несостоятельности и от своей неоцененности никем из членов их семьи, а ведь он прилагал для самоутверждения все свои силы! Что там ни говори, а ответы на поставленные проблемы и вопросы зачастую к нам приходят свыше и совершенно спонтанно! Она определилась, что ему нужен отдых. Смена обстановки и длительная поездка, и пусть это будет поездка к себе на Родину, в Италию. Как только она подумала, что останется с детьми одна, то за сомневалась в своих догадках, но… если надо, значит надо. Она Гельмута с Михаэлем отправит к своему отцу с матерью, погостить на недельку, а для малюток есть нянечки и она тогда справиться без супруга, а чтобы поднять себе для этого тонус, отправиться за покупками, благо денег уже было в достатке!
ГЛАВА 111
Ани сидела наверху кафедры во втором ряду в клинике Идена Тернера затаив дыхание и уже жалела о том, что пришла. Как всегда, он стимулировал и воодушевлял своим мастерством, и ты чувствовал в себе огромный прилив непреодолимого желания сделать в этой жизни все возможное и невозможное для достижения таких результатов в профессии. Она пришла, чтобы обратиться к нему за помощью в трудоустройстве в одной из клиник Нью-Йорка, но только не его, так как не имела желания осложнять отношения с Войцеховским, которые последнее время и так были натянутыми. Но посетив еще одну клинику на днях, получив там отказ, она совсем отчаялась в ближайшее время устроиться на работу и это её тяготило. Но, когда с кафедры она наблюдала за работой Тернера, за его легкими и быстрыми руками, за его хладнокровием и абсолютным спокойствием, граничащим с равнодушием в ходе операции и в то же время, на фоне этого глобального спокойствия, умения быстро менять весь ход операции в случае непредвиденных осложнений или полагаясь на интуицию, иметь смелость кардинально изменить всю логическую цепочку выстроенных умозаключений и шаблонных, наработанных опытом практик, мотивировало её отбросить прочь все семейные недоразумения с Артуром по поводу работы у Идена Тернера и последовать своему желанию работать именно здесь, под началом этого хирурга и в этой клинике. Её атаковали сомнения, правильно ли она живет, думает и принимает решения, уступая давлению Артура и его недовольству, касаемо общения с Тернером. Она очень любит своего Войцеховского, но есть ли у него моральное право определять, с кем ей работать и где? А еще и на фоне того, что попытки удовлетворить его опасения и самолюбие она предпринимала – добросовестно и честно, но безрезультативно. Её совесть чиста и у неё нет выхода, кроме как работать с лордом Тернером. Ее в мыслях наклоняло в эту сторону принятия решения, но через несколько минут, она их меняла, так как старалась поставить себя на место Артура и её коробило. Он где-то прав, ему это никак не могло быть безразлично! Ей очень тяжело было переносить натянутость отношений между ними, и пусть даже при том положении обстоятельств, что его дома почти никогда не было! Она меньше всего хотела причинять чем-либо дискомфорт ему в их совместной жизни и боялась, что этот сильный, очень красивый и мужественный человек перестанет быть её, а еще может и разлюбит, ведь в жизни всякое бывает. Вообще, сколько вокруг горя и мрака, она всегда думала, что полное счастье не длиться долго, такого не бывает. И за любовь, и за покой, и за достаток, и за положение, и за свое место под солнцем – за все в этой жизни необходимо бороться! И так обычно говорила её родная тетушка. Она слышала эти слова с того дня, как умерла её мама.
В университет она поступала с трудом. Женщину не видели в нем, в лекционных аудиториях! Она учила все предметы больше остальных, так как к ней даже сами преподаватели относились первое время предвзято. Но это только первое время. А потом она учила старательнее остальных, потому что вовремя за учебу денег заплатить никогда не было и ей каждый семестр грозила опасность быть исключённой из университета, а провал хоть одного экзамена просто ускорил бы это событие. Реже всех остальных она участвовала в гуляниях и праздниках. А на каникулах её не встречали на студенческих сборищах и праздных шатаниях по увеселительным заведениям столицы. Причиной была как первая, так и то, что ей не хватало на вечеринки денег. А чьей-нибудь становиться девушкой-рантье, из-за финансовых трудностей, не могла, ей никто не был по сердцу. Так же она боролась с собой. Со своими страхами. Когда осталась одна после смерти графа фон Махеля и за плечами у неё встал завод с большим коллективом и такая большая ответственность за бизнес, за людей, она боролась с собой, когда убегала от Артура, она постоянно видела борьбу людей за жизнь в больнице и она наблюдала за усилиями своей подруги Светланы в России за умы людей и огромное желание бороться за лучшую жизнь простого народа. Борьба была в её жизни всегда как главный стержень, костяк, на который накручивалось все остальное.
Иден Тернер после операции пригласил её в свой кабинет и угостил каким-то напитком, который она пила впервые, напоминающее что-то среднее между вином и ликером, только белее, терпкое, с еле уловимой горчинкой от миндаля. В глазах его прыгали искорки радости приходу этой женщины и глубокого удовлетворения проведенной операцией.
Ее проблему о поисках работы он выслушал с саркастической усмешкой и на её просьбу помочь ей с устройством в любую другую клинику или муниципальную больницу, минуя его, по причине недовольства этим Войцеховского, в чем она откровенно призналась, высказался так:
– В этом помощи от меня не ищите. Я жду вас в своей клинике. И помочь могу только в этом. Я не пойду навстречу потаканиям эгоизма вашего суженного. Увольте меня от этого. Если начинает из-за этого страдать ваша семейная жизнь, то будь по сему. Я мечтаю, чтобы она разрушилась окончательно, и вы пришли ко мне. Ани, я всегда вам об этом говорил. Вы разные и он просто сломает вас своим восточным нравом турка, своими амбициями и эгоизмом. Он опасается беспринципности с моей стороны и этим изводит вас, а на самом деле обладает еще большей беспринципностью, чем я.