Елена Валентиновна Муравьева
Нерешенная задача
– Ну, я предлагаю, а вам решать. Первое мое предложение – купить автомобиль. Ты Светлана и Григорий много ездите на окраины столицы, посещая семьи рабочих. Автомобиль же позволит меньше времени тратить на дорогу. И так, может из-за экономии времени, вы сможете большему количеству людей быть полезными. А второе – просто предложить самым нуждающимся семьям по камушку. Или семьям, где есть больные детишки.
Светлана растрогалась. Быстро подойдя к Анне, она чмокнула её в склоненную макушку, обняла сзади за плечи. – О… милая моя! Ты поверишь, но я и не думала иное. Я знала, что ты поступишь только так. Добрая душа. Мы подумаем. Аннушка. Ведь, деньги есть и нет. Надо не торопиться и все обдумать.
ГЛАВА 89
В больницу к Миррано влетел как вихрь молодой рабочий, прямо в специальной одежде, перепуганный и взбудораженный.
Он молил, слезно, чуть не на коленях, пойти с ним к нему домой, так как его жена умирает.
Миррано сорвался с места и хорошо, что вернулся с завода графини фон Махель Игн, что позволило ему отлучиться, откликаясь на мольбы ворвавшегося в больницу.
Взбежав на второй этаж обшарпанного, каменного дома, испещренного всего маленькими комнатушками, он застыл в открытых дверях. На пороге появилось еще пару любопытных зевак-соседей, но тяжелый смрадный воздух от духоты поздней весны и отсутствия вентиляции в доме, от закупоренных окон, словно плотной завесой стал в воздухе и еще какая-то невыносимая для понимания ситуация, в которой он уже почти разобрался, но еще принять не сумел. На лицах у всех застыл ужас, а молодой рабочий, совсем с перекошенным лицом, прошел к кровати своей жены и казалось, что каждая его нога налита свинцом и шаг давался с большим трудом.
Когда до Миррано, наконец, дошел весь смысл произошедшего. Когда огромное красное пятно, расползшееся между ног женщины на платье, отчетливо рассказало всем свидетелям о сделанном ею, силы, которые он готовил для оказания помощи, оставили его и он обреченно облокотился спиной о косяк не крашенной двери. От духоты и нахлынувших мрачных эмоций, на лбу выступили капельки пота и машинально, забыв про платок в кармане, он стал вытирать его руками. Но его прибавлялось все больше и больше и возникало ощущение, что ты находишься в бане, а не в жилье человека.
Все стало уже так очевидно, что задавать вопрос молодому рабочему, почему его жена это сделала, было нелепым.
Муж женщины, не перенесшей небрежного аборта, рыдал, сидя на коленях возле кровати. Миррано медленно прошел к нему и дотронулся до его плеча. Постоял минуту. – Я думаю, я сейчас здесь не нужен.
Тот с невыразимой мукой взглянул на него и Миррано чуть сам не разрыдался. Он молча взял руку рабочего и, настойчиво, вложил ему в ладонь несколько бумажек. Это были деньги.
И этот день, этот случай определил для Миррано многое. Вернувшись в больницу, он нашел Игн. Тот молча зашивал рваную рану на руке пациента. Встав за его спиной, впечатленный итальянец, четко произнес такую фразу. – Я думаю, что нет ничего более противоестественного, чем смерть молодой женщины от аборта. Но родить ребенка в тех условиях, в которых она жила – было бы более чем противоестественно! Все! Решено!
Игн перестал шить, иначе он причинил бы человеку боль, так озадачили его слова коллеги.
– Что решено? – удивленно спросил.
– Потом. Потом узнаешь. – Миррано не мог делиться мыслями при пациенте.
Вечером у него состоялся разговор с Хелен. Но…он не советовался, он даже не делился своими мыслями. Он просто поставил её в известность, что начинает торговлю противозачаточными средствами. То есть, презервативами и наживаться на этом не собирается. Они будут продаваться как можно дешевле и это он считает своим долгом – долгом врача!
– Ты сегодня трезвый? – сразу спросила Хелен.
– Настолько трезвый, как никогда! – обтекаемо ответил муж.
– Мне потом несколько лет передачи носить в тюрьму? – очень серьезно отнеслась она к этому.
– Тогда помогай! Вместе проще! Надо действовать очень, очень осторожно!
– Да, ты в своем уме? Сколько веревочке не виться! Ты врач – самый законопослушный гражданин в стране, ну…после полицейского может, после юриста… – и он её прервал.
– Хелен. Мне сейчас не до политики.
– Представь, что мне даже не до сна, после твоих заявлений! Ты подумал, если это откроется! Мне больше в клинике не работать! А мой отец! Он еле отошел восемь лет назад от моего замужества, но от такого уже не отойдет никогда!
Миррано резво подскочил к ней и схватил её за плечи. – А твой папа еще не узнал, что Гельмут нас стал профессиональным шулером в игре в карты и что каждая дыра в нашей квартире забита деньгами! Ты бы лучше больше беспокоилась о будущем нашего ребенка, а не о том, какая реакция будет у твоего папы!
– Так в семье же хоть деньги завелись! Может за них мне и придется выкупать тебя из тюрьмы?
Миррано слегка стал её дергать за руки! – Ну что ты за чушь опять несешь? Я сам очень, очень сильно люблю деньги, но не все же в жизни они определяют!
– Все! – только отчеканила она.
Миррано понял, что в вопросах денег они с женой никогда не смогут найти понимания и эта очень щепетильно болезненная тема в их семье, так же, как и Гельмут! Обреченно опустив руки и засунув их в карманы, он стал как столб перед женой, но с потупленным в пол взглядом.
Немного помолчав, проговорил. – Я еще колебался. Но сегодня видел яркое зрелище. Молодая женщина неудачно сделала себе аборт. И её можно обвинить в невежестве, в грехе. Да…можно – и голос его стал повышаться. – И женщина замужняя, не распутная девка. Но… Но – это молодая семья. Живут – чуть лучше собак в будках! Да у зажиточных семей – лошади и собаки, коты – живут в лучших условиях! Как, как в те условия можно принести ребенка!? А после еще и еще – ребенка. А понятно же сразу – из пятерых детей, там выживет только один! Да, она не самоубийца, но я скажу тебе кощунственные слова – и хорошо, что она отправилась на тот свет! Как бы она жила на этом!
Хелен была не каменная. Она была вздорная, импульсивная, но добрая женщина. Она глубоко вздохнула, подошла к нему вплотную и погладила по плечу. – Делай как считаешь нужным. Только надо осторожно. Только осторожно, я тебя умоляю!
Попугай, самым странным образом все это время молчавший, как всегда, восседая на плече хозяина, в довершение вставил реплику «Горе! Какое го-ре-ре…»
– Не каркай, Чарли! – возразил Миррано.
Вскоре все закружилось, понеслось, как в водовороте.
К этому делу с большим энтузиазмом, подключился Игн. И самым трудным делом, как оказалось, было доставать «противозачаточные» штучки, а не сбывать. Поставщики часто подводили, требовали деньги наперед. Миррано выкручивался самым бессовестным образом – вскрывая тайники Гельмута в квартире.
Мужчинам приходилось объяснять принцип действия этого средства и его полезность. Кто-то брал из интереса, кто-то быстро принимал его ценность, кто-то невежественно смеялся, кто-то пугался. Но …как бы там ни было, торговля пошла бойко. Миррано стал все чаще носить туда-сюда простую коробку из-под обуви, и даже некоторые соседи заинтересовались, зачем он так часто покупает обувь? Он весело отвечал, что мальчикам, жене и себе, а еще в подарок тестю и своим родственникам в Италии. Коробка ездила то в больницу, то домой. Хорошо, что приличные люди не посещают районов с разгульными притонами, иначе удивились бы частому пребыванию там итальянца, и это вызвало бы шквал сплетен.
Хелен стала жаловаться, что осталась в управлении своей огромной квартиры практически одна, с попугаем Чарли. Миррано возвращался всегда поздно и сразу заваливался спать, сильно уставший.
Денег в семье прибавилось, но не настолько, чтобы это удовлетворило Хелен. Проделки Гельмута, его постоянные «загулы» стали целиком её головной болью.
Игн не достиг объемов реализации таких как Миррано, по вполне понятным причинам – большей занятостью на работе. Он постоянно оперировал, и доктор Цобик в этом году отдал «пальму первенства» целиком в его руки, признав огромные успехи и талант молодого хирурга. Его операция кесарева сечения с переливанием крови пациенту во время операции привлекла внимание врачей Будапешской клиники. Его пригласили работать в ней, на что молодой хирург ответил категорическим отказом. Он своим принципам не изменял. Миррано узнав об этом пришел в неописуемый восторг, так как в обратном случае не знал бы как к этому относиться. Ведь изначально он должен был устроиться туда работать, по протекции тестя и остался у доктора Цобика, поддавшись влиянию доводов Игн, помогать простым людям.
Все чаще коляску молодого хирурга видели у дома графини фон Махель. Там по хлопотам Игн поселилась женщина с дочкой, которую он, успешно, прооперировал. Вилма растила малышку и помогала в школе для детей рабочих, при заводе Анни фон Махель. Девочка – Николлет, привязалась к молодому доктору и удержать на руках её было невозможно, как только она заслышит знакомый голос. Дора с радостью коротала свое одиночество, после отъезда Анни, с новыми жителями особняка и давно поняла, что эта история будет иметь продолжение, так как замечала, как напрягалась Вилма, при появлении Игн, как она в его отсутствие ходила мимо окон, выглядывая на улицу, в ожидании. Как все больше причин, чтобы навестить их, стал находить молодой доктор. Мать или малышка больше привязали его к себе?
– Было не важно. У него появился новый смысл жизни, все дневные заботы, все дела его заканчивались, вечером, в этом доме.
И заключительную точку в этом поставил сам доктор Цобик, спросив его однажды – Не пора ли ему завести себе семью?
Вот как жизнь оборачивается – «Не знаешь где найдешь, где потеряешь!» Вилма перед самой свадьбой сказала Доре. «Еще вчера я думала, что жизнь моя закончилась или мой удел – одни черные тучи над головой. Я боялась завтрашнего дня. Но Дева Мария сжалилась над моим бедным сердцем.»
Дора запротестовала: «Ты считаешь, милая моя, что Дева Мария только сжалилась над тобой?! Она сжалилась над тобой, когда помогла рукам хирурга сделать тебе «Кесарево сечение», а потом найти крышу над головой. А сейчас она сделала тебе большой подарок. Ты выходишь замуж за порядочного человека, которого любишь!»
Свадьба была скромной. Пригласили только самых близких. Но в костеле произошел непредвиденный инцидент. Служанка семьи Миррано, запыхавшись примчалась в церковь и хозяева, никому, не говоря ни слова, тихо ушли. Хелен ехала в коляске ни живая, ни мертвая. В их дом пришли полицейские. Михель с Гельмутом, их гувернер сидели на тахте напротив разместившихся на стульях двух полицейских, а попугай Чарли, обеспокоенный новыми людьми в хозяйской квартире, то и дело перелетал с предмета на предмет, иногда опускаясь на плечо Гельмута или Михеля, приковывая к себе внимание полицейских. Мальчишки с огромным любопытством рассматривали дядей в форме, не понимая причину визита их к себе в дом. Как только Хелен с Миррано вошли в гостиную, попугай с четко обозначенным намерением, приземлился хозяину на плечо и перестал метаться по квартире. Миррано так привык к этому, что отсутствие у себя на плече попугая уже воспринимал как что-то необычное.
Полицейские попросили увести детей и предъявили Миррано претензии в распространении в столице противозачаточных средств, как они их называли «средства против беременности женщин»
Миррано, конечно же стал все отрицать, но ему предъявили бумагу, где местный глава полицейского участка давал «Разрешение» на проведение обыска. Миррано и Хелен понимали, что если начнут переворачивать в их квартире все вверх дном, то найдут «тайники» Гельмута с деньгами. Бледный как полотно, хозяин квартиры, вынес на всеобщее обозрение небольшую коробку с запрещенным содержимым и поставил её на журнальный столик, возле двери.
Лица полицейских вытянулись то ли от удивления, то ли от повышенного интереса, когда коробка открылась, но никто не стал трогать её содержимое, так как считали это «ниже своего достоинства»
– Господин Анри Миррано, вы обязаны рассказать, как это применяется. – попросил представитель правопорядка, залившись румянцем во все щеки.
Без особого энтузиазма, Миррано вынул из коробки несколько «презервативов», сделанных из бараньих кишок и со знанием дела расправил их у себя на ладони. И при его словах – Я все это приобрел для собственного потребления, ввел Хелен в полный ступор. Она только широко раскрыла глаза и готова была наброситься на мужа с кулаками, если бы не полицейские.
– Вы утверждаете, что приобретали это для себя, а не для продажи? – переспросил представитель правопорядка. – Но, в таком случае, вы обязаны сказать у кого вы это приобрели и где? Вы их приобрели в таком количестве, что, я полагаю, вам это на несколько лет хватит.
Становилось не легче. Миррано замялся.
– Я же врач. Я должен быть прогрессивен и на себе испробовать в первую очередь все новшества науки. – Полицейский повторил вопрос еще более настойчиво.
Миррано ответил не хотя. – У одного человека. Я его имя не спрашивал.
– Вы запомнили его внешность?
– Самая обычная. Я некоторое время помнил, но потом все стерлось из памяти.
– Где вы приобрели эти средства?
– На улице. Ко мне подошли прямо на улице.
– Господин Миррано, вы утверждаете, что у нас в Будапеште такие средства предлагаются прямо на улице?
– Ну, не совсем прямо на улице. Видите ли, я женатый человек. – и он покосился на близкую к истеричному состоянию супругу. – Мы не могли бы это обсуждать без участия моей супруги.
Полицейский посмотрел на Хелен, но запротестовал.
– Нет, господин Миррано, эти средства нашли в вашей общей квартире и может нам еще понадобятся показания вашей супруги.
– Моя супруга ничего не знала и это для неё удар, …и я не хотел бы добивать её подробностями. Разрешите ей удалиться. Вы можете себе представить, какой еще мне предстоит разговор с ней?!! – настаивал он.
Когда Хелен выходила из комнаты с возмущенным видом, Миррано упаковал все назад в коробку и закрыл её крышкой. В комнату неожиданно прошмыгнул Михаэль, яко бы из любопытства, а Миррано резко поднялся и возбужденно стал ходить по комнате. Полицейские потребовали удаления ребенка. Но Михаэль уходил с большим нежеланием, приковывая к себе внимание. Гельмут также из любопытства вынырнул на минуту из-за двери и исчез.
Дальше ситуация была такова, что хозяин квартиры сознался в посещении им любовниц и приобретении этой коробки прямо на улице, возле дома одной из них. На что ему было предложено проехать в полицейский участок для выяснения дальнейших обстоятельств и за хранение этих запрещенных средств, так как их хранить, было так же греховно, как и распространять. Нарушалось сразу несколько статей закона и прежде всего творилось святотатство перед церковными канонами. И еще у него потребовали назвать имя женщины, которую он посещал или несколько таких имен! Миррано стал хаотично вспоминать всех своих прежних знакомых, но не мог вспомнить ни одной. Это его удручило.
Но приехав в полицейский участок и представив содержимое коробки главе полицейского участка, было обнаружено, что она набита только разнообразными лентами для шитья. Коробки подменил Гельмут в тот момент, когда, пользуясь своим сходством с братом, показался у двери. Михаэль и нырнул тогда в комнату, наушканный им, чтобы отвлечь на себя внимание. Затем, воспользовавшись отсутствием полицейских, он вычистил все свои тайники с деньгами и исчез из квартиры.
Эта ситуация закончилась благополучно, но Хелен запретила Миррано дальше связываться с этим бизнесом категорично!
На что Миррано ей только ответил – «Первый блин комом»
Но через две недели на скамье подсудимых оказался Игн. Полицейские оказались хитрее. Они приобрели несколько этих штучек под видом покупателей и доктор попался с поличным. Суд был закрытым. Самыми важными обвинителями на нем выступали архиепископы католических костелов.
Разгорелись мощные дебаты. Пресса на заседание суда допущена не была и Игн понимал, что он виновен будет в любом случае. Вопрос стоял только в том, насколько серьезным будет наказание судьи.
Рассмотрение дела долго не длилось. Вину не требовалось доказывать, Игн был взят с поличным.
– Господин, Игн Йошек – в итоге произнес заключительную речь судья. – Вы признаетесь виновным в незаконном сбыте запрещенных средств против беременности. Закон предоставляет вам последнее слово, хотя у вас и нету оправдательных мотивов.
Игн еще с места выкрикнул в сердцах:
– У меня есть оправдательные мотивы!
Судья с сожалением покачал головой, так как только от суда присяжных зависело смягчиться ли приговор и не стоило их злить.
– Ну, что ж, мы выслушаем вас.
Игн прошел за кафедру и повторил:
– У меня есть оправдательные мотивы. – и в зале возникла пауза.
Судья еще раз произнес:
– Какие?
– Я врач – твердо произнес Игн.
– Мы это все знаем – ответил судья. Но Игн повернув голову обвел взглядом пятерых присутствующих в зале архиепископов, сидящих у окна.
– Я врач – как бы уточняя всем присутствующим еще раз повторил он. Те пятеро закачали головами. А судья осадил.
– Вы вышли за кафедру все время повторяться?
Но Игн сердито стрельнул взглядом в сторону судьи и нашел глазами свою жену, он чувствовал в данный момент вину только перед ней, так как сразу после свадьбы вынужден будет на длительное время её оставить.
– Нет, ваше святейшество и присутствующие здесь представители церкви, я повторяю для того, чтобы вы поняли, все -таки. Я врач. Я стремлюсь хорошо делать свою работу. Так как каждый день в моих руках жизнь человека! В моей работе я руководствуюсь только лишь одним уместным законом – сделать все от меня зависящее, чтобы сохранить, продлить и сделать жизнь человека без боли, избавить его от каждодневных мучений!
Тут с места встал самый пожилой из всех пятерых священников.
– Но, вы идете против Господа! Это самый высший духовный закон и человеческий. Вы читаете Библию, господин Йошек? Это грех перед Господом, не ему ли одному решать – давать человеку детей или нет? Ни у одного человека на нашей грешной земле нет такого права!
Игн вцепился руками в кафедру, словно боялся сорваться с места. Пальцы его от напряжения побелели.
– Я… как и любой грамотный человек, старался проникнуться библейскими постулатами – тихо произнес он, но в сердце его клокотала буря. Он знал об этом и всеми силами держал себя в руках.
– И что – спросил архиепископ. – Тогда вы должны были знать, что прерывание деторождения женщиной или кем-либо другим в библии называется – лицемерием!
Игн думал, что он может ответить на эти речи, ему хотелось кричать, как всегда, когда он вынужден был время тратить на доказательство здравого смысла глупцу. А кричать он не мог. Не спешно, дрожащей рукой он достал из кармана носовой платок и вытер лицо. Потом более снисходительно посмотрел на священника.
– Ваше святейшество. Библия писалась двести лет назад. И я усматриваю верх невежественности в том, чтобы и в наше время следовать её постулатам.
Священник настолько возмутился от его слов, что сам вспотел в одно мгновение и видно было что и его нервы затронуты.
– Господин Йошек. Библия написана святым духом и ей нет давности времени! Это знает любой законопослушный гражданин и добропорядочный католик.
– О, отец мой – стараясь оставаться не воз мутимым – возразил Игн. – Мне и больно, и печально от того, что еще до сих пор церковь имеет такое сильное влияние на общество, людей, на разум человеческий. Когда невежество затмевает своим неисчислимым количеством здравую мысль – вот настоящее преступление перед Господом! Потому что я глубоко убежден, что если Иисус Христос пошел на такие муки и смерть, возлюбив человека и сделал это только из-за огромной любви к человечеству, то, мое благое дело, помочь женщине сохранить здоровье, а порой и даже жизнь, было бы им не осуждено!
Архиепископ, качая головой и исчерпав все свои доводы и моральные силы возражать преступнику, сделав машинальный жест, махнув рукой, сел на место, но, снова резко подскочил и выпалил – Вы, дорогой мой, совершив преступление, нарушив закон как духовный, так и общественный, еще сейчас умудряетесь и обвинить нас в невежестве! Как же вы упрямы! Как же вы испорчены!
– Ваше святейшество. Вы не на моем месте. И, простите за эти мои слова, которые я сейчас скажу, они колки, но очень честны. Я, ваше святейшество, смог бы занять ваше место, а вы мое нет! – отчего у архиепископов и даже у судьи открылись рты. – Да, я отвечаю за свои слова! Моя работа требует знаний и огромной ответственности. Чего я не усматриваю в вашей работе! Вы не видите, как люди хотят жить! Вы не сталкиваетесь каждый день с борьбой за жизнь человека! Вы не видите их глаза, когда они смотрят на тебя, как последний источник избавления от муки боли! И если бы я и спорил о своей правоте, то предпочел бы это делать с такими же как я врачами. Я имел бы честь спорить с учеными людьми, но сейчас я только трачу впустую свои слова, потому что не наблюдаю в зале ни одного представителя прессы, преподавателя университета, ученого. Здесь присутствует только два моих коллеги и все! Это церковный суд! Здесь не уместен здравый смысл! И единственное чем мне могут возразить, это заученными фразами – Вы святотатствуете! Это же когда-то говорилось Джордано Бруно. А спустя годы, мы вынуждены были признать его правоту, но человек взошел на костер! И так повсеместно! Я глубоко убежден, что церковь не должна играть в этих вопросах какую бы то ни было роль!
– Но она играет – возразил судья – и не вам решать эти вопросы!
Игн опустил голову. Он заранее знал, что ему будут отвечать. Он думал, что вообще не стоило ему вступать с ними в дебаты, но какая-то упрямая сила заставила его сделать это. Он устал от напряжения и в его душе царило только одно сожаление, что его сейчас на время отвлекут от работы, больных и его молодой жены. Больше он не жалел ни о чем.
– Значит, сын мой – снова заговорил архиепископ, в бестолковом стремлении оставить за собой последнее слово и покончить с этими дебатами. – Вы даже не раскаиваетесь?
Хелен, сидевшая в зале, в это момент, в нетерпении чуть не вскочила с места, так ей хотелось, что он произнес эту злополучную фразу «Раскаиваюсь!», что могло бы смягчить приговор. Она так хорошо знала упрямую бунтарскую натуру своего друга и боялась его речей.
Игн вдруг рассмеялся и поднял на священника взгляд, полный отчаянной борьбы.
– Раскаиваюсь?! Отец мой, я не только не раскаиваюсь, а сожалею, что так мало распространил «презервативов». Потому что это хороший выход из проблем человечества, женщин! И притом во всех отношениях! Во всех! Я бы отдал глубокий поклон тому человеку, который изобрел такое средство! Вот он, он думал о женщине как о человеке. Он думал, как уберечь женщину от венерических заболеваний, как сделать её жизнь легче и безопаснее. Вы оглянитесь вокруг, ваше святейшество! Вы не можете не признать, что в нашей стране не выдерживает пятых родов каждая вторая женщина! А смерть женщины – то потеря матери в семье. Дети остаются сиротами. Кому же хорошо от вашей святости, отец мой? Да внемлите же, вы, наконец, здравому смыслу! Кругом нищета! Она повсюду! Рабочие семьи, они еле выживают! Куда же им бесконечно рожать?
– Но, есть же и другие способы избегать беременности женщины! – ему возразил один из священников, до сих пор молчавший.
– Игн повернулся к нему. – Вы имеете ввиду прерывание?
Тот смолчал, так как не пристало его сану распространяться так откровенно на такие щепетильные темы.
– Пусть прерывание! Слава Богу, что люди додумались когда-то до такого способа. Но, почему надо отвергать новые способы? А не правда ли, ваше святейшество, если уже говорить с позиции Библии, то здесь все способы грешны перед Господом! А! Не правда ли?
Священники замешкались. Трудно было противостоять здравому смыслу. Но. Один нашелся.
– Вы же понимаете, что ваше средство призвано не только защищать женщину от беременности, но и распространять грех! Прелюбодеяние! Женщины, если раньше не шли на контакт из-за боязни беременности, то теперь с вашим средством им это делать легче!
Игн опять усмехнулся.
– В этом вообще нет никакого греха. Все по доброй воле. Если человек не хочет, он не будет пользоваться этим средством. А вопросы морали, прелюбодеяния – тут уже пусть ваша работа будет достойной! Вы делаете свою работу, а я свою. Мой долг помочь, а ваш долг проводить демагогию верности в браке, чистоплотности отношений между мужчиной и женщиной. И поверьте. Хотите ли вы этого или нет, а в ближайшем будущем это средство прочно войдет в нашу жизнь! Это все равно как противостоять приходу утра, после ночи!
Весь зал, все присутствующие, наблюдавшие за спором подсудимого с архиепископом, заметили, что выражение лица судьи менялось. И всем показалось, что доводы Игн воспроизвели впечатления не на архиепископов, а на судью. Затаив дыхание, все ждали, что будет дальше!
Судья обвел взглядом зал и произнес такую фразу:
– Есть ли в этом зале люди, солидарные с обвиняемым и хотели бы они высказаться?
Миррано вскочил с места так резко, что Хелен даже вскрикнула.
– Ваше святейшество. Я прошу слово.
Судья кивнул головой.
Игн вышел из-за кафедры и уступил место коллеге.
– Господа. Я тоже врач. И я солидарен с каждым произнесенным словом моего коллеги. Я хочу сказать вот еще что! Это средство для предотвращения беременности женщин нужно побыстрее узаконить и ввести в продажу в аптеках! Надо внести это предложение в правительство!
Архиепископов чуть не схватил удар. Одному из них стали предлагать нюхательную соль. Судья потупился перед собой. Что-то в нем менялось. А Хелен чуть не заплакала. Ей стало страшно от её собственного воображения. Ее мозг уже нарисовал, как Миррано и Игн уводят из зала в наручниках.
Миррано продолжал:
– И эти средства необходимо сделать как можно доступными и дешевыми. Ведь бедным семьям каждый следующий ребенок – это не радость, а тяжелая ноша. И упрекнуть их в этом нельзя. Отец семейства не щадит себя, работая по десять часов в сутки, чтобы прокормить семью. Но семья сводит еле концы с концами. Это богатой семье дети в радость! Как можно закрывать на это глаза, когда оно так все очевидно! И есть еще одно… …Жена, такой же человек, как и мужчина. Почему женщина не должна наслаждаться близостью с мужчиной, как и он с ней. Она не должна, уступая супругу в его потребности, быть с ним, испытывая не удовольствие, а один лишь только страх, что потом после этого наступят новая беременность, роды, она не сможет ходить на работу, чтобы помогать мужу кормить детей!
Хелен по-настоящему заплакала. Больше она сдерживаться не могла! В ней боролись два противоречивых чувства. Она испытывала глубокое уважение в этот момент к своему супругу, за его решительность и смелость, и она с ужасом понимала, на какие плачевные последствия он их всех с подвиг! Что будет теперь с её работой, с положением в обществе? Как бы там ни было, она хотела только одного, чтобы он быстрее замолчал!
Миррано замолчал и прошел на место. Судья хотел был уже отдать суд в руки присяжных, но поднялся доктор Цобик.
– Прошу и я слово! – Он вышел за кафедру и поправил очки, как всегда, прицокнул. – Я обращаюсь к господам присяжным! Хоть у нас суд и закрытый, но ваше слово будет решающим. Так перед вынесением решения, вы должны знать, что ваш приговор не сделает ничего хорошего. Больница лишиться на какое-то время очень трудолюбивого и талантливого врача. Много нуждающихся окажутся без помощи! Это раз! Я работаю с господином Игн Йошеком уже несколько лет и должен признать в нем огромные способности. Могу сказать, даже большую одаренность. У него глубокий ум, неуемное трудолюбие и большое сердце. Вы судите хорошего человека и лишите помощи многих, многих больных! Это несправедливо и неправильно! Мы прежде всего люди. Мы не звери. Нельзя вечно блуждать в потемках невежества! Наука идет вперед, доказывая свою правоту во всем. Вот же появилось и электричество, телефоны. Еще вчера мы об этом не слышали. Так же все и с медицинскими новшествами! Не надо их запрещать. Нужно давать всему этому дорогу! Я все сказал. – и он быстро вернулся на место. Вскочила с места и заплаканная Хелен. Но судья с глубоким негодование посмотрел на неё, так как выступление женщин в суде не практиковалось. От его взгляда, она растерялась, замешкалась. У неё был порыв мгновенно сесть на место, но …засуетившись, она робко бросила в зал, свои не смелые слова.
– Игн Йошек…, я тоже врач. Я много лет его знаю. Это в высшей степени порядочный человек! Таких мало! Ему предложили работу в клинике, но он отказался несмотря на то, что там престижнее и заработки выше. Он остался, чтобы помогать простым людям, на очень малую зарплату. Вы все должны знать об этом! – глубоко выдохнула и спешно села. Миррано с благодарным взглядом посмотрел на неё.
– Все! – в сердцах произнес судья. Мы удаляемся на принятие решения о вынесении приговора.
Десять минут длились вечностью. У Игн не только лицо, но и все тело стало влажным, ладошки были мокрыми и его это раздражало. От нервного напряжения, он стал их тщательно вытирать платком, словно отмываясь от мазута, а на самом деле, чтобы отвлечь самого себя от мрачных мыслей в преддверии приговора.
Суд вынес решение: «Не лишать господина Игн Йошека свободы, но запретить ему заниматься делом, за которое он оказался на скамье подсудимых. Его предупредили, что, если он по этой же причине окажется снова в зале суда – приговор будет однозначным – тюремное заключение на несколько лет. И он вынужден будет выплатить большой штраф, так как торговля запрещенными средствами затрагивала и другие вопросы общества – незаконная торговля и не уплата налогов в казну!»
Этим вечером, после суда Миррано желал только одного, чтобы его все оставили в покое и хорошенько выспаться. Попугай Чарли тоже занял свою излюбленную позицию для сна, на настольной лампе возле кровати хозяина. Он уже проваливался в сон, но его напрягали не понятные звуки в ванной комнате. Он понимал, что там его супруга, но что можно делать, чтобы издавать такие звуки!? Его раздражал необычный шум и сон убегал, как олень от своры собак на охоте. В нетерпении он поднялся и направился в ванную, осведомиться, что происходит!
Хелен, бледная как полотно, склонившись над умывальником в изнеможении, тупо смотрела на льющуюся воду из крана. Миррано вдруг пронзила искрометная догадка. Он все собирался в течении этих дней спросить её, почему она ходит такая бледная, как ему казалось, но из-за повышенной суеты этих дней, так и не удосужился это сделать.