Елена Валентиновна Муравьева
Нерешенная задача
Нет. Бетси подумала и быстро нащупала правильное направление своей тревожности, это хозяйка. Она изменилась. В её поведении многое стало не таким и связать это с беременностью было нельзя. Причина в другом. За её улыбками скрывалась некая озабоченность и даже страх. Вот, страх, это именно то слово, которое чаще приходило на ум и дольше пребывало в сердце.
Хозяйка стала странной. Чем чаще Бетси делала попыток поговорить по душам, ведь они так часто раньше это делали, только между ними в чужой для Ани стране установилась дружба и откровенность в общении, тем сильнее хозяйка отдалялась. Они практически перестали сидеть вечером у камина за чаем или же за рюмочкой коньяка и греть свои сердца разными воспоминаниями или смешными историями, или просто обсуждать хозяйские дела. Вначале ей в голову пришла неожиданная мысль, может хозяйка обиделась на что-то или она её в чем-то разочаровала? И когда Бетси прямо спросила её об этом, Ани рассмеялась и обняла её как можно крепче, но… …ответом «Ничего подобного» запутанного и неясного состояния мыслей не развеяла. А за завтраком, Бетси так часто стала замечать, отрешенный и печальный взгляд Ани и когда они встречались глазами, та виновато улыбалась и опускала глаза. Бетси однозначно уверилась, что хозяйка вынашивает в сердце некую терзающую её тайну и насильно навязываться, чтобы её узнать, стеснялась. И она бы смирилась с таким положением бы, если бы сердце не тревожилось смутными предположениями. У Ани явно было что-то не так, а ведь это её Ани, такой человек, как эта женщина встретилась в её жизни первый раз и стала как дочь, подруга, благодетельница. Бетси долго ходила кругами вокруг хозяйки и наконец, в выходной, за завтраком, когда нянечка увела Джизи, и Билли скрылся за уроками в своей комнате, а Ани замешкалась в гостиной, нервно перебирая медицинские журналы, она направилась к ней с вопросом – Ани, должно быть у тебя очень веские причины не говорить даже мне о том, что тебя беспокоит, но у меня сердце уже не выдерживает наблюдать издалека, как ты замкнулась, стала совсем не той Ани, которая дружна всегда со мной и с Билли. Хозяйка, скажи, может тебе чем-то не угодили или обидели? Ты только скажи, что можешь, чтобы я не лезла к тебе в душу, но чтобы исчезла неопределенность.
Бетси, все-таки, уловила у Ани такое движение головой, которое говорило о том, что ей так не хотелось этих вопросов и сердце у неё кольнуло от того, что все это выстраивало между ними холодную стену, которой раньше никогда не было. Но это произошло лишь в короткое мгновение, Ани сморщила межбровные складочки, видимо раздумывая, что ей дальше делать, но глаза Бетси, её полные доброты, всегда такой искренней и чистой как у младенца, побудили её расположиться сейчас к откровенности. Страницы журнала, в котором она тщательно искала уже все последние дни хоть какие-нибудь новаторские идеи в отношении оперативной гинекологии, сами по себе захлопнулись и Бетси показалось, что она как -то обессилено опустилась в кресло и рука просто интуитивно провела по животу и безжизненно повисла через подлокотник.
– Бетси, я скажу, но больше никто в этом доме не должен знать о том, что происходит.
– А что происходит, Ани? – Бетси вся напряглась и даже почувствовала холодок по позвоночнику.
– Бетси. Так дело в том, что я не в состоянии внести ясность в твою неопределенность. Я сама нахожусь в ней и с этим ничего не поделать, как судьбе будет угодно распорядиться, так все и будет. Дело в том, что после первого кесарева сечения, когда у меня родилась Джизи, показатели мои для повторной беременности были настолько категоричными и Иден Тернер ясно предупредил меня, что детей у меня больше быть не должно, иначе есть очень большая вероятность, что они останутся без матери. Я виновата в том, что прямо не сказала об этом Артуру и он ничего не знал. Я предохранялась как могла, но в один прекрасный момент, все произошло так спонтанно и вот же незадача, это был самый благоприятный момент для того, чтобы зачать. Все произошло.
У Бетси непроизвольно приоткрылся рот и её широко открытые глаза стали выражать некую и озабоченность и удивление одновременно, но больше страх, хотя до самого конца она по прежнему ничего не понимала. После непродолжительной паузы, она задала другой вопрос – И что. …вы теперь не должны рожать? Но как……?
Ани сделала легкий жест рукой в её сторону, означающий, что та ерунду спросила
– Бетси, никто ничего толком не знает. Просто история при моих показателях еще не знает благополучного исхода родоразрешения, вот Тернер и беспокоиться, и я врач, я конечно же опасаюсь.
– Ани, но вы же сейчас себя хорошо чувствуете?
– Да. Хорошо, но плод будет набирать вес. У меня матка очень маленькая и уже оперированная… – и она осеклась. Ей пошла мысль, что, если Бетси до конца не понимает всего процесса и его опасности, так к чему ей так дотошно все рассказывать, это только накрутит излишние эмоции и так на непростое сложившееся положение вещей. И резко передумав, она постаралась улыбнуться для Бетси как можно веселее. – Бетси, давай не будем нашими переживаниями усугублять обстоятельства. Просто Иден Тернер меня накручивает на плохое, и я тревожусь, ты же понимаешь, я ношу ребенка. А все еще может быть обойдется самым наилучшим образом.
Бетси стояла как напившись шипучки. Но её сердцу точно не стало легче. Она быстро подошла к своей хозяйке и в сердцах, с воздетыми вверх руками, как при молитве, умоляюще заглянула ей в глаза. – Скажите мне, я же тоже женщина, это очень опасно? Ани, если вы это скрываете ото всех, значит это очень опасно для вас? Мне, мне скажите всю правду. Вы же мне как родной человек……и я так боюсь потерять вас, своего Билла, Джизи, я этого не переживу. Я только ради этого живу!
Ани положила руку на её руки, сомкнутые на груди и на глаза выступили слезы…
– Ах, Бетси, не надо, прошу, не терзай мне сердце, я и так еле держусь. Поверь, я ничего не могу сказать определенно, я сама не знаю ничего. Просто мне нужно было изначально быть очень осторожной, а я как «лохмя» – и от этого невесть откуда попавшего ей на язык слова, вероятно, запомнилось из прошлой жизни в России, у неё взметнулись вверх брови. Возможно оно ничего и не значило, но в данный момент так точно передало её суть. Вот как бывает!
Бетси сжала её ладони. – Ани, так может ты бы просто очень сильно поберегла себя в эти месяцы? Я буду все приносить, я буду потворствовать каждому твоему вздоху. Может ты бы бросила работу, ведь твое здоровье сейчас важнее всего! Ани, ведь твоя семья не нуждается так остро в деньгах и в крайнем случае, я отказываюсь от жалованья на этот срок, мне и так всего вдоволь. Можно уволить нянечку, я сама все успею и по дому и с Джизи буду возиться, бесплатно, только вы будьте очень осторожны! Спите, надо очень много спать, все беременные очень хотят спать всегда!
Ани отрицательно покачала головой. – Бетси, Бетси, успокойся, это излишне. Двигаться тоже нужно и для беременности это еще полезней. Ты просто молись за меня и все! И верь в лучшее.
Её ласковая рука погладила Бетси по предплечью В коридор зачем-то вышел Билли и стал одеваться на улицу. Ани постаралась использовать момент, чтобы переключить внимание и свое и Бетси на него. – Билли, ты куда?
– Там Порк просил меня к себе приехать. Я на велосипеде прогуляюсь. – ответил тот, зашнуровывая башмаки.
Ани подошла к нему. – Билли, я последнее время так занята. Скажи, там у них никто не болеет, может кому-то с лекарствами нужно помочь?
Билли пожал плечами:
– Я сам давно никого из них не видел. Я узнаю.
– Узнай – ответила Ани и стала присматриваться, отодвинув шторку на оконцах двери. А оказывается, все вокруг позолотело. Осень вступила в свои права, а её теперешняя жизнь, вынашивание тягостных дум, словно проносило её мимо всего вокруг и правда, как открытие, она обнаружила только сейчас, что наступила середина осени. И стояли её последние теплые деньки. Дорожку от дома, которую всегда так тщательно выметал Том, обсыпали желтые листочки – кизилик блестящий и вересковые кустарники. И ей так сильно захотелось пройтись с Джизи по своей домашней алее, в конце концов, она и судила себя частенько за то, что Джизи растет совсем практически только у нянечки и Бетси, родителей никогда не бывает дома.
Повернувшись к Бетси, она произнесла. – Пойду ка я, пусть оденут Джизи и мы прогуляемся вместе.
В клинике доктор Тернер вмешался в её дежурство и предложил ей брать больше выходных дней, чтобы она не переутомлялась. И с некоторого времени она больше времени стала проводить дома, занимаясь Джизи. Только сердце болело тягучей тоской, обострившейся с такой силой, что ей все труднее стало натягивать маску беззаботности себе на лицо и бороться со своими мыслями. Она уже совершенно не рада была заботе Тэрнера о её здоровье, так как работа лучше всего помогала справляться с тревогой и негативными предчувствиями. Войцеховский звонил каждый день, а она записалась на коммутатор, на международный разговор с Дорой и со своей тетушкой, с управляющим своего металлургического предприятия господином Бугатти, которые должны были получить извещение об этом по телеграфу. У неё было мрачное предчувствие плохих новостей, но с какой стороны оно грянет не знала, и все свое последнее время намеревалась потратить на сбор информации с Родины, лелея надежду хоть здесь закрыть для себя пространство тревожности, уповая на то, что у них все хорошо. Ведь она знала и от своего Артура и из писем и телеграмм господина Бугатти, что война сделала свое дело и необходимость в металле выросла в тройном размере, так что наемные работники у предприятия вынуждены были ходить в три смены и, как телеграфировал сам господин Бугатти, он набрал для завода еще с пол дюжины работников и несколько инженеров. Ани получала банковские переводы без перебойно и могла не только содержать дом, слуг, но и регулярно увеличивать свой банковский счет здесь – в Нью-Йорке. А вся зарплата её в клинике Тернера целиком уходила на оплату учебы Билли и помощь нуждающимся негритянским семьям, с коими постоянно поддерживали связь Бетси и Билли и еще оставалось. Ани давно не бывала в их бедном квартале, так как времени ни на что не хватало из-за работы и хлопот, которые все последнее время доставлял ей Войцеховский.
Предчувствие не обмануло. Письмо из Будапешта принес почтальон вечером и после окончания работы в клинике, Ани смогла прочесть его, вернувшись домой поздно.
Бетси застала её в каминной, стоящей у оконной рамы, прижавшуюся лбом к стеклу и уже по её ссутулившимся плечам поняла, что известия пришли горькие. Сбоку черты лица хозяйки показались более заостренными и бледность на фоне темного окна казалась неестественной и не здоровой. Как бы она хотела оградить её от всех этих новостей, но … что же она могла сделать?
В Будапеште сильно болела тетушка Ани, доктора подразумевали туберкулез и это ненавистное и такое пугающее слово отнимало все силы и желание бороться за жизнь. У неё на руках умер первый супруг граф фон Махель, как бы они ни старались противостоять этой болезни! На её же руках умерла черная негритяночка, десятилетняя девчушка и вот тетя, которая взяла её на воспитание после смерти родителей, подверглась этой напасти.
Бетси еле дышала, когда трогала её за плечо, так как её негритянское сердце переполнял только один страх. Страх потерять свою хозяйку и то благополучие, которым она жила последние годы и даже не подозревала, что такое в жизни возможно! Её благополучие целиком было связано с Ани и неотделимо от неё. И пусть это кажется на первое восприятие кощунственным, но это не так, она любила искренне Ани как свою дочь, но только с её приходом в её жизни появилось солнышко и спокойный сон, которого никогда не было, ни одного дня в её тяжелой жизни. Как Ани старалась решать проблемы её родного мальчика, так же Бетси стремилась ограждать её от всего плохого, что приходило в этот дом, но еще ни от одной настоящей проблемы ей её защитить не удалось, это было выше её сил!
Ани не плакала, но когда её огромные изумрудные глаза оказались прямо перед лицом Бетси, в них читалась такая мука! И что-то Бетси хотела спросить и тут же забыла, и только непроизвольно глотнула ртом воздух и замерла. Что только может носить в себе человек! И какова его внутренняя сила? Она неимоверна! Она была поражена сейчас этой силой! Только сейчас она по-настоящему увидела какой страх носила в себе её любимая девочка, как про себя называла она Ани, и сколько храбрости и выносливости было в её хрупком теле, изящном и тонком и главное, а это самое невероятное, так тщательно от всех скрываемом. Господи – прошептала губами беззвучно негритянка – сколько в вас страха и силы. Моя Ани!
Она хотела может быть обнять её, прижать её хрупкие плечи к себе, а может быть поспешить на кухню, чтобы заварить ей настойку на травах, успокаивающую и укрепляющую, а может безудержно, сейчас разрыдаться? Она так и не поняла… Но Ани почему-то так твердо запретила ей хоть как -то проявлять свои эмоции только лишь знаком – она отрицательно покачала головой, но Бетси это словно обдало холодной водой и она невольно застыла, со сложенными на груди руками. Потом она вспоминала эту сцену, пытаясь понять. Что её так мгновенно остановило и поняла, она прочла это в глазах своей хозяйки, в движении головой, а может на энергетическом уровне считала её волю, только так надо было, на интуитивном уровне она поняла, что, если начнет плакать, жалеть Ани, та потеряет все свои последние силы, которыми она держалась все это время, чтобы не упасть духом.
Ани не спала, сидя на кровати в платье. Первый раз в жизни, она совершенно не знала – что ей делать дальше? И самое удивительное было то, что и спрашивать совета или же поговорить с кем-нибудь, ей не хотелось. Подсознание подсказывало, что в данный момент это окажется совершенно бесполезным и неуместным. Войцеховский казался далеким, чужим для неё сейчас, Бетси только сделала бы её очень слабой, а Тернер лишний раз заставил бы испытывать угрызения совести, которые выгрызали сердце как червяк яблоко. А ей нужны были силы, ей так нужны были силы! Она копалась в своих ощущениях, пытаясь найти в них ответ, что она должна предпринять для себя сейчас, понимая, что ответ придет только на интуитивном уровне, и он будет не логичен, но он будет самым верным. Сейчас она стала очень сильной, а может быть черствой, она даже не думала, что сумеет так жить, каждый день натягиваясь как струна, волевым усилием, заставляя прогонять страх, и негативные мысли.
Сон сморил к утру, силы были истощены, и она заснула на не приготовленной для сна кровати, в одежде, свернувшись калачиком, обняв подушку, как в детстве, чувствуя оголтелое одиночество в жизни, когда тоска по родителям приходила тяжелыми приступами.
Ей приснилась мать, отец. Они были вместе и ласково улыбались, но они были такими далекими, она только все время чувствовала, как ей хочется к ним прижаться, но почему – то, то пространство, которое отделяло её от них никак не сокращалось, как бы она ни протягивала к ним руку и не ускоряла шаг, как иллюзия, они были не досягаемы. А затем она очутилась в доме, но не в своем, который выстроила, выйдя замуж за графа фон Махеля, а в том, в котором остался его сын, Томас. И она так не любила этот дом, некое тяжелое ощущение захватило её в свое пространство. Негативные мысли, словно забытые воспоминания, стали возникать образами, о которых она четко знала, что не хотела никогда вспоминать. Когда она увидела фигуру Томаса фон Махеля, которым подверглась изнасилованию и которым была ранена в плечо, тогда, в реке. Но не лицо, лишь его фигура появилась во сне, как призрак и быстро исчезла, а в комнату, в которую она открыла дверь, её внесла некая сила, которой она не могла сопротивляться, а ум знал, что… то против её воли. Но когда она увидела в этой комнате, за столом сидящих своего сына Кристиана и супруга графа фон Махеля, она так и не смогла объяснить себе, почему же она так не хочет входить в эту комнату. Ведь в ней находились её близкие, дорогие её сердцу люди! И о, Господи, как она по ним скучает! Только сейчас её накрыла такая жгучая волна ностальгии по ним, сердце защемила боль, и в тоже время радость от понимания того, что она теперь может быть рядом с ними! И эти противоречивые ощущения, понимаемые сердцем, никак не объяснялись разумом, как так можно, одновременно испытывать боль и радость, и какую-то невероятную тоску! Её мальчик, именно в том возрасте, в котором она его потеряла, смотрел на неё и между ними не было ни этих прошедших лет, ни её новой жизни, нового ребенка, а ум твердил, у тебя есть дочь – Джизи. Она не понимала, Джизи???? Как могла появиться Джизи, ведь здесь её первый супруг и он так ласково смотрит на неё, её сын, а Джизи её дочь, но из какой-то не понятной, другой жизни? Она остановилась в дверях, теряясь в своих ощущениях, так желая подойти к ним, дотронуться до них, обнять, и что-то мешает. Почему ноги-то такие тяжелые, почему они не повинуются ей? И что-то с Ангелом? У неё же еще был конь, который был для неё больше чем любимое животное. Он был ей другом, и только бы он был не здесь – почему-то пошла уверенная, четко-обозначенная мысль, даже постаралась закрыть глаза, чтобы не видеть больше никого, потому что, что-то подсказывало ей, ей не нужно этого знать! Ей не нужно этого сейчас видеть! И она не увидела, а граф фон Махель печально произнес – Ангел тебя ждал до последнего! Но пробил и его час! Ты его увидишь только здесь …
Она почувствовала такую ледяную волну, насильственно проникающую в эту комнату, окутывая все её члены тела и у неё тихо полились слезы – Где здесь? – только осторожно спросила она, потому что некий страх маленьким черным зверьком прятался в душе и она машинально задавала вопросы, вынужденно задавать их, но боялась ответов.
– С нами – ответил Кристиан.
– Значит Ангела больше нет, а я…… …я же его предала – выдавила она из себя эти слова с таким сожалением, с такой болью. – Он не заслужил этого……
А граф фон Махель совершенно спокойно встал и сам подошел к ней – Ты хочешь сюда? – и все так внимательно заглядывая ей в лицо, как будто, проникая глубоко в душу, старался смотреть ей в лицо и она начинала растворяться под его взглядом и все больше унимался её смутный страх перед неизвестностью, но… …и сказать ему, что она этого хочет, не могла, что-то держало, останавливало и её глаза пытались найти подсказку, как поддержку, мечась взглядом то на сына, оставшегося сидеть за столом, то на супруга, вплотную подошедшего к ней и чего-то ожидая, так терпеливо, с глубокой, свойственной его возрасту мудростью.
И она нашлась что сказать, пытаясь схитрить, словно это разрешит все противоречия:
– А так надо? Это так надо??? Я вам нужна? – вопросом на вопрос.
Граф усмехнулся и пожал плечами, обернулся к Кристиану и задал этот же вопрос ему – Это так надо???
И в напряжении она ждала решение сына, её любимого мальчика. А он так же поднялся и стал подходить к ней. – Мама, я уже так соскучился! Да… …так надо.
И из неё как фонтаном прорвались наружу все эмоции с такой силой, с такой жгучей любовью к ним, что сердце казалось просто не способно выдержать такого накала переживаний и сейчас разорвется на мельчайшие кусочки. Её спасло от разрыва сердца чье -то тугое кольцо сильных рук, которые сжали её предплечье и стали трясти. Она ничего не понимала, стала искать, откуда на её руке еще чьи-то руки и это её вырвало из небытия.
Бетси, даже побелела от испуга. Ани так безудержно плакала во сне и так громко, что рядом, за стенкой захныкала Джизи, но Бетси прибежала в её комнату, а не в комнату девочки, зная, что с той рядом нянечка. И черные, широко раскрытые глаза, как два жгучих уголька, первыми врезались в смятенное полусонное сознание Ани. Она вернулась в реальную жизнь и почувствовала абсолютное бессилие и гнетущую подавленность от увиденного сна. Еще некоторое время она потерянно смотрела в два черных угля Бетси. Не в силах пошевелиться, но потом медленно буквально сползла с кровати на коленки и воздела лицо к потолку, обращаясь к неведомой силе в горячей молитве. Бетси отпустила её, устав от стихийных эмоций в одно мгновение и обессиленно опустившись на кровать. Ани молилась, не обращая внимание на то, что не одна в комнате, горько, отчаянно молилась, ища чего-то того у неведомой силы, что не возможно объяснить человеческим языком. Это необъяснимо, это выше человеческого понимания. А Бетси очень хорошо понимала, как сейчас это необходимо.
И вымолившись… Ани устало застыла, сама себя обхватив спереди руками, подспудно это говорило о том, что поддержку нашла у себя же самой. Несколько секунд, она простояла на коленках, низко опустив голову вниз, раскачиваясь взад и вперед, и когда обернулась к Бетси, лицо её уже было спокойным.
Бетси поспешила сказать:
– Ани, вы не можете идти сегодня на работу в клинику. Вам нужен только отдых сейчас.
Ани стала поспешно подниматься с колен.
– А я и не пойду туда… – ответила быстро и присела рядом с Бетси, обняв её за плечи. И то, что она стала произносить, повергло Бетси в повторный испуг – Милая моя. Бетси. То, что я буду делать сейчас, тебя удивит, но ты только помоги мне, не перечь, умоляю тебя, у меня нет ни времени, ни сил с тобой спорить, а они мне так нужны сейчас. Бетси, я еду сейчас же домой, В Будапешт!
Бетси только ахнула и Ани поторопилась добавить – Бетси, поверь, я вернусь. Я обязательно вернусь. Здесь Джизи остается. Но я должна увидеть, ещё успеть увидеть мою тетушку, она сильно болеет и мне нужно, мне нужно …на могилу моих дорогих родителей, моего Кристиана, моего супруга.
Бетси что-то дернулась, хотела возразить, взгляд упал на живот Ани, но та суетно, быстро поднялась и направилась в ванную, Бетси за ней:
– Ани, вы не должны, в таком положении, такая дорога и вы же говорили, вы боитесь моря!
– Дорогуша, дорогуша, ты просто не можешь знать, как это необходимо для меня! Я на очень короткое время и мне нужно успеть вернуться до родов!
Бетси стала невольно мешаться для Ани, так как та металась быстро, желая поскорее привести себя в порядок – Ани, пусть хозяин едет с вами, дождитесь его, я ему позвоню…
– Ни в коем случае, Бетси! Мне вот уж точно не нужна борьба с ним! Он не пустит, просто, не отпустит Бетси, а я не могу ему всего рассказывать. – и взяв её за плечи, развернув, подтолкнула к двери – Все, все милая, собери меня, не спрашивай, не мешай, просто поверь – так надо!
Билли завтракал сегодня в одиночестве и в сухомятку. Хозяйка и мать метались по дому. Собирали сумки. При этом Ани категорично отвергала все, что предлагала ей Бетси, не желая брать с собой много вещей. Бетси дано было поручение спустя несколько часов после отъезда Ани из дома, позвонить лорду Тернеру и предупредить его об отъезде её из страны.
Жуя молча сэндвич, он поворачивал свои черные глаза туда, где раздавался шум, но чутко понимая, насколько торопиться хозяйка со сбором вещей, не встревал с расспросами.
Бетси когда спустилась вниз, с большой коричневой саквояжной сумкой, Ани дозванивалась до такси. Бетси так все это было не по душе! Она стала надевать свои глубокие ботинки, с завязками спереди, но Ани, увидев это, замахала на не руками. – Бетси, милая, тебе не надо ехать со мной в порт, я вызвала такси себе, ты нужна здесь.
Бетси только открыла рот, но секунду подумав, решила настырно продолжить завязывать свои башмаки. – Ну нет уж! Так не пойдет. Я хотя бы увижу своими глазами, что вы благополучно сядете на корабль.
Ани запротестовала опять. – Нет, нет, у тебя сегодня другое важное дело. Через несколько часов тебе необходимо отправиться на коммутатор, где мной заказан международный звонок с моей домоуправительницей Дорой в Будапеште, а через двадцать минут с мистером Бугатти. –и она развела руками – Ну, уж тебе придется с ними поговорить. Скажи им, что я скоро приеду.
Бетси выпрямилась – А господин Артур? Если он позвонит, я даже боюсь ему обо всем говорить, моя Ани, потому что ему очень не понравиться вся эта затея. Вас не будет …я точно виновата, что не удержала вас! Господи, он же так расстроиться!
Ани пожала плечами. – Ну, что делать милая, переживет, и не такое переживал!
У Бетси совсем сдавали нервы, от перенапряжения и суматохи, дрожали руки и сделались совсем слабыми ноги. Было трудно. Ей пришла последняя обнадеживающая мысль в голову. Ноги почти не держали и она обессилено облокотилась спиной об косяк двери и посмотрела на своего Билли, потом на Ани, и взмолилась – Хозяйка, мы вас с Билли умоляем, не оставляйте нас …
– Бетси? – удивилась Ани такому обращению
– Нет. Нет. Я все бы сделала для вас, но вам сейчас никак нельзя такие перемены, такое путешествие и вся эта суета, переживания! Милая моя, вы же почти не спали, я всю ночь ходила мимо вашей спальни! Что же это вы делаете, что так стоит вашего здоровья! Если же с вами хоть что-то случиться, хозяин не простит меня, я себя не прощу! И совсем одна! У меня в голове это не укладывается!
Ани спешила, она понимала, что через час её не появления в клинике, Иден Тернер начнет сначала звонить сюда, а потом примчится на автомобиле, да и не дай бог нанесет Артура! А ей необходимо уехать во что бы то ни стало, она должна ступить еще своей ногой на землю возле своего дома, она должна увидеть тетушку и Дору! Она быстро принялась целовать опухшие щеки Бетси и приговаривать:
– Ты же будешь молиться за меня, больше некому, Бетси! И если Бог не услышит молитвы такой доброй женщины как ты, то он не слышит совсем никого! И потом, я сильная, я еще молода и крепка, посмотри на меня. Я же с Джизи в животе проделала на корабле такой же путь в Америку, а там же был пожар, я в воде находилась всю ночь и утро. Ай… Бетси, осталась жива, и я и Джизи… ты просто много себе придумала и меня расстраиваешь. Перестань! – и резко отстранившись от Бетси, стала искать свое пальто на вешалке.
Бетси стала помогать, но продолжала скулить себе под нос.
– Не надо Ани, я же не такая глупая, чтобы не понять, что сейчас не все ладно с вами… И от того вашего длительного пребывания в воде ваша девочка не родилась как надо, а вам пришлось живот порезать для этого! И еще, вот именно из-за Джизи, вы не должны никуда ехать! У вас сейчас больше ответственности за другого человечка, чем тогда. Ани! Ани …
Но Ани уже сама хотела было подхватить свои тяжеленные две сумки, так как Бетси сбивала её своим нытьем с толку, но вовремя опомнилась. Выйдя на улицу, она позвала:
– Том! Том!
Том грел автомобиль, для того чтобы отвезти Билли в Нью-Джерси. За кованным забором уже припарковалось такси. Ани попросила Тома поднести сумки, и даже больше ни одного раза не обернувшись, на вконец подавленную Бетси, скрылась в салоне автомобиля.
Бетси схватилась за сердце. Билли поспешил подбежать к матери с немым вопросом. Но Бетси только расплакалась в передник и все продолжая держаться за сердце, пошла в глубь дома, ноги уже не держали. Обескураженный Том сумками, которые он нес за своей хозяйкой, вернулся, чтобы допытаться наконец, что же происходит сегодня утром в доме?
Бетси тихо скулила и усердно капала себя сердечных капель в рюмку из-под коньяка.
– Ой, не спрашивай – махнула она в сторону Тома – первый раз в жизни хочу напиться до беспамятства, чтобы не болело так сердце, я уже не выдерживаю, да… вдруг хозяин вернется, а я пьяная буду лежать! И… – она вдруг вспомнила про поручения, которые дала ей Ани.
– А… – и резко выдохнула – мне на коммутатор надо. Том, ты подвези меня с Билли, у меня у самой нет сил тянуться в город. – вытерла рукой капельки пота со лба и как, между прочим, добавила: – Ой. Ой… что-то с моей девочкой не ладное… как же я буду разговаривать с теми людьми, если они не знают моего языка, а я не говорю на их языке?
ГЛАВА 133
С легким удивлением все обращали внимание в порту на красивую, чем-то сильно озабоченную и нервничавшую женщину. Все хотели явно чем-то помочь, так как она сразу располагала к себе, но по незнанию, она очень много времени тратила в пустую, натыкаясь на ненужных людей, обращаясь не в те окошки в порту. Наконец она смогла приобрести себе билет и ей даже задали некорректный для американцев вопрос – Почему так скоропалительно? – потому что места в кают-компаниях бронируются обычно заранее.
Она должна была отплыть через пару часов на пассажирском лайнере «Fare». За это время нужно было поймать носильщика и отправиться с ним на пирс. Лайнер ждал у причала. Здесь царила энергетика движения такого, что можно было оглохнуть – с непривычки. Кто-то громко звал носильщика, кто-то громко разговаривал, тележки с грубыми колесами для слишком большой поклажи, гремели по настилу пирса, посыпанному утрамбованным измельченным щебнем, чуть дальше грузили товарные катера и на верфях то и дело устраивали перекличку матросы и разнорабочие, краны скрепили металлическим скрежетом и когда груз достигал цели на палубе, раздавался такой выхлоп, словно разламывался пополам ствол могучего дерева, только с нотками металлического звука. Ани завороженно следила взглядом за этим процессом, удивляясь насколько быстрыми темпами все вокруг расстраивалось, преобразовывалось и укрупнялось. У здания порта надстраивали третий этаж и еще со стороны, которая осталась за спиной, работали машины и перекапывали землю огромными ковшами первые бульдозеры, делая подземные переходы и ложа асфальт. И ей так жутко стало от того, что время настолько неумолимо, и все вокруг меняется, движется, торопиться, а она опомнилась только сейчас со своей ностальгией по Родине и со своей поездкой домой! Господи, застанет ли она тетушку и действительно ли у неё туберкулез? Граф фон Махель прожил с этой болезнью на удивление долго, так как они ездили с ним на лечение в Швейцарию, она же не отходила от него, она так старалась его лечить, а кто заботиться о тетушке? А чуть только мысль пошла дальше, и она подумала об Ангеле, так просто захотелось завыть во весь голос! Его то она больше не увидит! И чтобы не привлекать к себе повышенного внимания, она резко тряхнула головой, будто стряхивая с себя эти мысли и постаралась поискать глазами для себя какой-нибудь новый интересный объект, для изучения глазами, пока не на доест и пока идет время, чтобы отвлечься. Присматриваясь ко всему, её глаза стали расширяться от ужаса! К ней очень быстро, чуть не бегом, приближался Артур Войцеховский. И её тело, совершенно машинально, стало вытягиваться в боевую стойку, потому что бежать было некуда, да и бесполезно.