Мария Берестова
В поисках солнца
5. Чем опасны Тогнары?
Когда Дерек всё же достиг южной дороги, он свернул направо.
К столице.
У него не было сил на очередной побег – но более всего остального он был совершенно неспособен теперь остаться в одиночестве. Сердце его кровоточило чувством вины и отчаянием; ему было невыносимо больно и страшно наедине с собой, и он, как раненый зверь, хотел только заползти в свою берлогу и укрыться в ней.
Совершенно забыв о Михаре, о плане Магрэнь, о засаде, которая должна была ждать его где-то у дома, – он брёл к этому дому из последних сил.
На его счастье, эмоциональное потрясение выпило из него все соки, и он не сумел добрести до города. Тупо остановившись перед поместьем Рийаров – которое располагалось на окраине – он осознал, что скорее рухнет по дороге, чем сумеет доковылять домой.
У Рийаров его считали за своего человека и члена семьи.
Он решил переждать период слабости здесь – его радушно приняли и не стали донимать расспросами.
Однако, сидя в одной из гостиных этого большого дома, он снова оказался предоставлен на растерзание собственной совести.
Не в силах вынести этого болезненного, раздирающего душу одиночества, он попросил лакея сходить за Райтэном и сообщить ему, что он ждёт его здесь по срочному делу.
Лакей, если и удивился, ничего переспрашивать не стал, и спустя полчаса изрядно встревоженный Райтэн влетел в риайровскую гостиную.
Окинув друга тревожным взглядом с головы до ног и обратно и не обнаружив никаких причин для столь странных шпионских игр, он нахмурился и переспросил:
– Дер?
Уже само появление друга – сильного, уверенного, надёжного – немного прочистило Дереку мозги. Растерянно заморгав, словно просыпаясь после кошмарного сна, он осознал вдруг, что должен теперь говорить не о том вопросе, который по-настоящему его волновал и занимал все его мысли – не о его прозрениях касательно Грэхарда – а об опасности, которая исходит от Михара.
Удивительное дело! Теперь, среди всех бушевавших в его душе чувств, мысль о Михаре казалась мелкой, незначительной и глупой, а исходящая от него угроза – смешной и несущественной.
Однако Дерек понимал, что с Райтэном нужно в первую очередь поговорить именно об этой угрозе, а вовсе не о всех его потрясающих прозрениях, поэтому, чуть вздохнув, принялся пересказывать сегодняшнюю встречу с Магрэнь и полученную от неё информацию.
По мере развёртывания рассказа челюсти Райтэна сжимались всё жёстче. Лицо его приобретало гордое и злое выражение: как если бы его оскорбляла сама мысль о том, что Михар смеет что-то замышлять против Дерека.
Выслушав рассказ до конца, Райтэн сдержанно кивнул:
– Ты правильно сделал, что приехал сюда, – резюмировал он и добавил: – Сиди пока здесь и никуда не выходи, в это поместье он точно не сунется, а я пойду соберу всех наших, посовещаемся.
Дерек облегчённо кивнул: он ожидал куда как более бурной реакции. Сдержанность друга оказалась приятным сюрпризом.
«Не я один меняюсь с годами», – сентиментально подумал Дерек, глядя вслед спокойно выходящему, а отнюдь не выбегающему с криками и угрозами Райтэну.
Впрочем, он не был бы так оптимистично настроен, если бы наблюдал не спину, а лицо.
Едва отвернувшись, Райтэн скривился в оскал совершенно зверский. В прищуренных глазах его заиграло опасное пламя; нахмуренные брови разлетались крыльями хищной птицы, готовой к броску. Лицо его полыхало ненавистью и решимостью; и вместо того, чтобы идти собирать «всех наших», как он обещал Дереку, он отправился к дому Михара.
С каждым шагом сердце его билось всё громче; ярость заполняла каждую клеточку его существа. Лишь не дойдя одного поворота до дома, он остановился, принуждая себя отдышаться и овладеть лицом. Пусть не сразу, но ему удалось это.
В прихожую он вступал с видом самым что ни на есть любезным и деловым – собрав в кулак всю свою неважную способность к лицемерию. Чтобы показать себя человеком цивилизованным, который пришёл по важному вопросу, он даже откопал в жилете визитку – закинул себе парочку, когда ещё к Магрэнь собирался.
Визитка оказалась как нельзя кстати; лакей спокойно принял её, с поклоном попросил подождать и вышел.
Осторожно и медленно сжав кулаки, Райтэн заставил ледяную ярость в своей душе затаиться до поры до времени.
Наконец, получив ответ, что его готовы принять в кабинете, он сделал несколько глубоких вдохов, овладевая собой и заставляя ненависть и злобу отступать на периферию, оставляя на переднем плане холодный расчёт и острый разум.
В этом состоянии заледеневшего гнева он и вступил в кабинет.
Михар, непринуждённо устроившийся за своим столом, наблюдал за ним с любопытством и таким выражением, которое Райтэну показалось снисходительным. Его, впрочем, мало волновало, в какую игру планирует играть противник – он сам не был силён в интригах и не планировал начинать.
Не размениваясь на приветствия, Райтэн медленно подошёл к столу, встал напротив Михара, опёрся ладонями на столешницу и холодно спросил:
– Как вы думаете, почему вы до сих пор живы?
Такое вступление оказалось настолько неожиданным, что Михар на несколько секунд растерялся, подбирая оптимальную стратегию по призванию к порядку зарвавшихся самоубийц.
Райтэн, впрочем, не дал ему времени на это, с ходу принявшись развивать свою мысль:
– Мой отец, узнав о ситуации, первым делом предложил ликвидировать вас. Мой дядюшка, – он имел в виду, разумеется, Этрэна, – тоже сразу предложил именно это решение, – в голосе его слышалось отчётливое шипение гнева. – Муж моей сестры предложил мне десяток необнаруживаемых ядов.
Справившийся с удивлением Михар хотел было прервать этот впечатляющий монолог и призвать посетителя к порядку, но вклиниться в быструю чёткую речь Райтэна оказалось невозможно.
– Моя жена, – продолжил он, – предлагала попросту пристрелить вас с крыши, а её лучший друг построил уже более пятидесяти прекрасных планов по вашему устранению. Так знаете, почему вы до сих пор живы, Михар? – со злой ледяной усмешкой повторил свой вопрос он.
Посчитав беседу с очевидным сумасшедшим тем, что было ниже его достоинства, Михар потянулся к колокольчику – вызвать слуг – но Райтэн стремительным движением этот колокольчик перехватил, наклонился к противнику и свистящим шёпотом ответил:
– Вы живы, потому что за вас просил Деркэн.
Михар хотел было позвать Орса – обычно именно он дежурил у дверей – но с досадой вспомнил, что Орса он как раз отослал в засаду. У него, конечно, были и другие боевики, но часть из них сейчас разыскивала Дерека на тракте, оставшиеся охраняли дом снаружи, и внутри была только пара человек – и те теперь стояли у гостиной, где он оставил Магрэнь. Дозваться он сумел бы разве что лакея – и совсем не факт, что тот сумел бы справиться с наглым визитёром.
В Михаре поднялась глубокая досада на самого себя – он не рассматривал Тогнара всерьёз, поэтому недооценил его. Это была грубейшая ошибка, которую, конечно, он в жизни бы не совершил, если бы не позволил эмоциям взять верх над разумом.
– Мы как-то говорили с вами о Рийарах и их прекрасных традициях, – спокойно продолжил развивать свою мысль Райтэн, который даже не подумал о том, что обычно его противник окружён внушительной охраной, и угрожать ему так прямо может дорогого стоить, – но сегодня речь идёт о Тогнарах и о том, чем мы отличаемся от старшей ветви. – Он гордо выпрямился и через губу отметил: – Тогнарам наплевать, какую цену придётся платить, если речь идёт об их близких. С тех пор, как вы перешли нам дорогу, Михар, между вами и вашей смертью стоит только Деркэн и его слово. – Он смерил противника злым взглядом: – Знаете, почему я не убью вас прямо сейчас?
Михар с неверием и негодованием отметил, что этот вопрос вызвал у него страх; он не был уверен, что справится с Райтэном в рукопашной, и не был уверен, что его люди успеют прийти ему на помощь.
Незаметно он попытался дотянуться рукой до ящика стола, в котором лежал нож. Безразличным взглядом он при этом следил за противником, чтобы убедиться, что его манёвр не разгадан.
– Деркэн расстроится, – спокойно объяснил Райтэн и добавил: – Но, если вы позволите себе ещё хоть одну интригу против него, Михар, – клянусь, я перестану волноваться о его расстройстве. К тому же, – светским тоном отметил он, – я всё же полагаю, что вы умны, и что вы понимаете, чего вам будет стоить продолжение конфликта. Сегодня, – ровно заключил Райтэн, – Тогнары вынесли вам первое и единственное предупреждение. В следующий раз вы умрёте, – будничным тоном обозначил он, резко развернулся и вышел.
Михар скрипнул зубами от ярости.
Понимание того, что ему пришлось всё это выслушивать, потому что по собственному растяпству он не обеспечил себе достойное силовое прикрытие, вызывало у него бессильный гнев и злобу.
Но ещё глубже и острее эту злобу делало понимание того факта, что он не может просто сбросить угрозы Райтэна со счетов.
Пусть Михар и относился к самому Райтэну весьма презрительно и не считал его ни за достойного противника, ни за политическую силу, – за ним стояла его семья.
И у него не было возможности уничтожить всю эту семью. А это, как верно отметил Райтэн, означало, что кто-то из Тогнаров убьёт его – просто потому, что Тогнары не будут заботиться о том, чтобы сделать это тайно и избежать ответственности.
Михар почувствовал, как по спине потекла струйка липкого пота: он осознал, насколько близок был к смерти только что.
Такой бешеный человек, как Тогнар, и впрямь мог попросту его зарезать прямо сейчас. Даже если бы Михар не сглупил и выставил положенный заслон боевиков перед кабинетом. Те просто не успели бы вбежать внутрь – а сам Михар не ожидал покушения во время светского визита.
Не стоило отмахиваться и от угрозы отравления – зять Райтэна и впрямь был весьма известным химиком. А его жена, сестрица этого бешеного, была лучшей подругой Руби…
Михар снова скрипнул зубами; угрозы дочери сегодня не прозвучали, но было очевидно, что Тогнары могут расправиться и с ней.
Эта партия была ему не по зубам, и он не видел теперь никаких иных вариантов, кроме как отступить.
«Я привык к тому, что они не идут на конфликт, – с холодным спокойствием сам себе попенял Михар. – И заигрался».
Первоначальная его интрига не предполагала прямого противостояния – Райтэн должен был полюбить Руби и участвовать в деле добровольно. Переигранный вариант – заполучить в агенты Дерека – тоже казался Михару добровольным. Во всяком случае, поведение Дерека всегда ярко отражало, что ему интересно то, чем он занимается; и, к тому же, во всём этом отвратительном тогнаровском монологе так и не прозвучал ответ на главный вопрос: почему Дерек вдруг решил взбрыкнуть именно сейчас?
Встав, Михар подошёл к окну и распахнул его. Тяжёлый душный воздух не принёс прохлады и облегчения, напротив, пахнул в лицо летним зноем.
«Если он так не хотел на меня работать, кто ему мешал сразу обострить вопрос с Тогнарами?» – задумался Михар.
Он даже всерьёз порассматривал вариант, что это в Дереке сыграла ревность, и это Дерек не сумел простить Магрэнь её выбора и потому теперь не захотел продолжить свою работу.
Однако против этой версии говорил тот факт, что Дерек уже несколько месяцев постепенно отстранялся от порученных ему проектов и находил поводы ими не заниматься.
«Нет, здесь дело не в Магрэнь, – принялся досадливо постукивать пальцами по подоконнику Михар. – Хотя и это наложилось». Ему на миг сделалось забавно от осознания того факта, что привязанность к Магрэнь стала тем фактором, который одинаково выбивает из колеи и Дерека, которого он почитал весьма умным человеком, и его самого, совершенно не склонного к таким эмоциональным и радикальным решениям, как принятое сегодня утром.
Задумчиво глядя на оживлённую улицу, он принялся перебирать другие причины, которые могли привести к тому, что Дерек не стал обострять конфликт сразу же, в тот день, что они обсуждали развод Руби.
Михар помнил тот разговор достаточно сносно – как и любой важный разговор – и потому легко припомнил, что Дерек в принципе не считал себя способным дать ему отпор.
«Сомневался в том, что Тогнары будут на его стороне?» – с глубоким сомнением предположил Михар.
Дерек произвёл на него впечатление человека самоуверенного, потому что начал с того, что вмешался в его игру на своих условиях. Он говорил и действовал так, будто имел основания считать себя равным Михару – и сам Михар полагал, что такое искаженное восприятие связано с тем, что в своём прошлом Дерек привык чувствовать себя значительной политической фигурой.
Дальнейшие факты наблюдений подтверждали этот вывод; Дерек раз за разом отказывался вставать на позицию подчинённого, принимал эту позицию весьма неохотно и в любом, абсолютно любом проекте, демонстрировал осведомлённость, знакомство со специфическими тонкостями и уверенность человека, которому уже приходилось над подобным работать.
Он определённо должен был быть политиком высокого уровня – и именно поэтому Михар искал его в первую очередь среди крупных фигур вроде владетельных герцогов и приближённых даркийского короля.
Но, если исходить из этого достроенного воображением Михара образа, – картинка не сходилась.
Человек такого уровня, человек, который в прошлом был влиятельным политиком, не стал бы терпеть вынужденное сотрудничество, имея за спиной силовое обеспечение своего решения это сотрудничество прервать. Если господин Анодар так уж хотел от него, Михара, отделаться, и ежели у господина Анодара всё это время стояли за спиной эти бешеные Тогнары с готовностью ринуться в бой…
Михар раздражённо пощёлкал в воздухе пальцами, пытаясь вспомнить конкретную фразу… что же он ему сказал тогда? Нет, точных слов не припомнить, сохранилось лишь весёлое ощущение… какой-то лёгкой шуточки в его духе.
«Общее ощущение было такое, – напомнил сам себе Михар, – будто бы он полагает, что у него нет иного выхода, кроме как принять любые мои условия».
Там и тогда Михара это не насторожило; он и впрямь не считал Анодара фигурой такого уровня, чтобы тот мог ему всерьёз противостоять. Но теперь, после напряжённой совместной работы, отдавая себя полный отчёт в умениях и навыках противника…
Досадливо ударив ладонью по подоконнику, Михар снова отступил вглубь кабинета. «Глупости! – опроверг он единственный приходящий ему на ум вывод. – Он не мог… сомневаться… в Тогнарах!»
Даже звучало нелепо.
Некстати Михару припомнилось, с каким наслаждением Дерек выговаривал ему в лицо тот факт, что Райтэн решил поехать за ним в столицу – и теперь, припомнив этот момент, Михар всё же заставил себя рассмотреть гипотезу, что ранее Дерек сомневался даже и в друге, не говоря уж о прочих Тогнарах.
«Забавно!» – отметил Михар, закладывая руки за спину и прохаживаясь по кабинету взад и вперёд. В голове его выстраивались в колонки разнородные факты о Дереке, которые он копил всё то время, что наблюдал его. Факты эти упрямо не складывались в единую картинку, как Михар ни вертел их внутри своих мыслей.
Как при таком количестве впечатляющих навыков, при такой глубине ума и при явно выдающемся опыте управления Дерек умудрялся оставаться настолько неуверенным в себе, а зачастую и вовсе робким? Управленческая деятельность высокого уровня – а в прошлом он явно был задействован именно в ней – требует жёсткой руки и способности подать себя правильно.
Как его умение просчитывать многоуровневые интриги и адекватно оценивать противника сочетается с запредельной безалаберностью в поведенческих привычках? Его бесстрашие граничило с безмозглостью, и Михар бы даже предположил, что в нём есть какое-то самоубийственное начало, что вообще никак не вязалось с вроде бы открыто жизнелюбивым характером Дерека.
Наконец, вся эта лёгкая шутовская манера – привычная ему, как разношенный костюм! Где он умудрился…
Михар застыл напротив окна, связав, наконец, свои наблюдения в цельную картину.
Глубинная неуверенность в себе была тем фактом, которого ему не хватало для того, чтобы теперь всё срослось, наконец: в прошлом Дерек не был самостоятельной политической фигурой. Он был чьим-то помощником – приближённым и доверенным лицом – и вот как раз господин его и должен был отличаться политической мощью и жёсткостью, и именно от совместной работы с ним Дерек и вынес и свой багаж знаний, и выдающийся набор навыков, и шутовскую манеру, и… неуверенность в себе.
«Жёсткий, возможно, деспотичный характер, – пожевал губами Михар, рисуя в голове портрет этого неведомого господина. – И большая власть. Мы не там ищем», – с досадой признал он.
За дверью раздался и смолк стук каблуков.
«Магрэнь», – с некоторой досадой опознал Михар.
Требовалось решить ещё и этот вопрос, но теперь, поскольку эмоции его уже схлынули, и он осознал, что в ближайшее время получит беспроигрышный рычаг давления на Дерека, он не был склонен разбрасываться столь ценным человеческим ресурсом, как Магрэнь.
Михар умел не проигрывать, и теперь мозг его привычно заработал, анализируя ситуацию и решая, как именно обратить её в свою пользу.
6. О чём Михар умолчал, когда делал Магрэнь предложение?
В гостиной Магрэнь не усидела.
Неожиданное явление Райтэна было событием из ряда вон, и ей понадобилось лишь несколько минут, чтобы распутать логическую цепочку и осознать, что Дерек, идиот этакий, не последовал её совету и вернулся в столицу.
Тут же она пришла к выводу, что Райтэн явился выяснять отношения, и что ситуация эта может выйти из-под контроля – учитывая эмоциональность одной стороны и жёсткость другой.
Надумав перебраться поближе к центру событий, Магрэнь решительно встала и направилась к кабинету. Боевиков пришлось прихватить с собой, потому что они явно были проинструктированы глаз с неё не спускать.
К кабинету Магрэнь подошла как раз тогда, когда Райтэн из него вылетал. Увидев её, он резко остановился, смерил её с ног до головы пронзительным взглядом, затем решительно и твёрдо заявил:
– Ты можешь на нас положиться, мы тебя защитим. Поехали отсюда, – кивнул он ей на выход.
Магрэнь чуть прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
Сердце её согрелось трогательным пониманием, что Райтэн осознаёт, какую яму она себе вырыла, вытаскивая Дерека, и готов вытащить её любой ценой – даже похитить прямо из михаровского особняка.
Эта решительная забота была ей весьма приятна, согрела её изнутри, и, впервые за долгое время, она почувствовала, наконец, себя спокойной и радостной.
– Спасибо за предложение, Тэн, – мягко сказала она и стрельнула на него лукавым и весёлым взглядом, – но давай я уж как-нибудь сама разберусь со своим женихом?
Он скривил губы, недовольный тем, что она всё ещё считает это решение удачным.
– Как знаешь, – буркнул он и добавил: – Просто помни, Рэнь, что мы тебя никогда не оставим в беде.
– Я очень это ценю, дорогой! – заверила она его, лёгким и быстрым движением обнимая его.
Он сжал её в ответ и вздохнул. Она поняла, что он и впрямь тревожится за неё.
– Не ходи к нему сейчас, – отстраняясь, посоветовал он. – Я его обозлил.
Она благодарно улыбнулась и кивнула.
Проследив взглядом за тем, как он уходит, она снова развернулась к двери в кабинет и сделала несколько глубоких вдохов.
«Дерек решил выйти из игры, – принялась перебирать она в голове условия, выстраивающие текущее положение, – а Тогнары осуществляют его силовое прикрытие. Конфликт Аренсэна с Дереком обострён ещё и из-за меня, и особенно от того, что сегодня я вытащила Дерека».
Магрэнь полагала, что, если в текущей ситуации она попытается избежать разговора, это будет заведомо проигрышная стратегия: Михар и так теперь видит в ней союзницу противников. Избегание будет равняться признанию, что она играет против него, а Магрэнь не планировала играть против.
Если она вернётся в гостиную и будет дожидаться его, это, конечно, даст ему возможность вести ситуацию, что будет ему, определённо, приятно, но ухудшит её положение: провинившаяся невеста, упорствующая в своём выборе.
Единственной выигрышной, на взгляд Магрэнь, стратегией, было бы теперь самой явиться в его кабинет – что показало бы, что она видит себя как часть его команды, – и именно эту стратегию она и выбрала.
На стук он ей не ответил, но её это не остановило и не обескуражило – она была уверена, что по цокоту её каблуков он прекрасно понял, кто именно к нему пожаловал. Не колеблясь, она вошла.
Он стоял у окна, к ней спиной, и даже не повернулся на шум.
Закрыв за собой двери, она прислонилась к ним, разглядывая его спину и надеясь, что он проявит какую-то инициативу, которая задаст тон игры. Она полагала вежливым отдать первый ход ему – чтобы подчеркнуть, что она не пытается покуситься на его авторитет.
Он, очевидно, вполне понял, почему она молчит. По его губам скользнула усмешка: ему действительно нравилось в ней то, на каком уровне она играла, и как быстро она находила именно такой вариант действий, который был ей наиболее выгоден. Михар и сам гордился умением быстро подбирать максимально выигрышную стратегию, поэтому и в Магрэнь это качество он особо ценил.
Тем досаднее было осознавать, что женщина, умеющая вести игру на таком уровне, осознанно рискнула его расположением ради какого-то безалаберного шута.
Михар впервые в своей жизни столкнулся с ревностью, поэтому не узнал её. Он принял её за чувство оскорблённого достоинства.
Магрэнь нанесла ему оскорбление – и теперь её должно было поставить на место.
– Я не позволял вам войти, – холодно обозначил он свой гнев и свою доминирующую позицию, продолжая смотреть в окно.
Магрэнь на несколько секунд замерла, принимая правила игры и выбирая ответ.
– Но и не запрещали, – спокойно отметила она, с одной стороны, отказываясь признавать своё подчинённое положение, с другой – не желая идти на конфликт.
Он, так и не повернувшись, досадливо скривился. В конце концов, он не запретил ей войти именно потому, что хотел, чтобы она вошла, и она, очевидно, прекрасно это поняла.
– Вы совсем страх потеряли, Магрэнь, – сухо отметил он, намекая, что ей не стоило бы провоцировать его гнев своей дерзостью.
– Чего ж ещё мне бояться? – незамедлительно отреагировала она, имея в виду, что после его сегодняшних угроз терять ей уже нечего.
В её вопросе явно дрожали обида, и негодование, и вызов: мол, вы что, только тем и будете заниматься, что угрожать мне всякими мерзостями!
От этой её совершенно неприкрытой обиды ему сделалось весело; он ясно дал ей сегодня понять и осознать, что её судьба и даже сама жизнь – полностью в его руках, и что судьба эта будет теперь весьма незавидной из-за того, что она оскорбила его. Он неоднократно ломал так людей, и теперь его невольно восхищало то, с каким мужеством она продолжала бороться, даже со своих незавидных позиций продолжая выводить игру себе на пользу.
Он догадался, что она потому и пришла теперь к нему сама, чтобы отыграть себе пару очков за счёт его восхищения – и что она, очевидно, планирует демонстрировать силу своего характера во всей его красе, чтобы очаровать его и перехватить инициативу в этой партии.
Это было забавно.
Это было… непривычно приятно.
Он знал, что она потому и сделала ставку на дерзость, что догадалась, что ему это будет приятно; но это только усиливало его восхищение ею.
«Никаких ссылок! – твёрдо решил он в этот момент. – Слишком хороша, чтобы от неё отказаться!»
Однако уступить сразу он и не подумал; ему было интересно схлестнуться с нею в противостоянии и посмотреть, как она шаг за шагом отвоюет у него свои позиции.
С трудом подавив улыбку, он старательно привёл лицо к холодному и безразличному выражению, убедился в отражении, что взгляд его выражает злость, обернулся к ней, сложил руки на груди, осмотрел её с ледяной строгостью и в самых вульгарных выражениях изъявил намерение незамедлительно овладеть ею в весьма грубой форме.
С большим недовольством он отметил, что она инстинктивно дёрнулась было назад, а в глазах её мелькнул страх; однако, она почти тотчас овладела собой и замерла, выразив взглядом холодную настороженность.
Не дождавшись от неё ответа, он пожал плечами и отвернулся обратно к окну, высказывая таким образом позволение ей удалиться, коль скоро к игре с высокими ставками она не готова.
Она, впрочем, не ушла. С минуту она так и стояла у дверей, раздумывая. Быстро осознав, что вульгарная его угроза была осознанной провокацией, она чуть заметно улыбнулась, догадавшись, что ей предлагается игра, а значит, ссылка отменяется.
Она подошла к нему – ступая довольно тихо, но каблуки, однако, чётко обозначили её перемещение в пространстве.
Он с любопытством ждал, что она будет делать дальше; она, подойдя к нему вплотную, обняла его со спины и прижалась к нему.
Этот жест весьма его удивил, если не сказать – потряс. Её недавний инстинктивный страх ярко свидетельствовал, что она не готова к физической близости с ним, и поэтому он ждал словесной баталии, а не прямого контакта.
Тут до него дошло, что она потому и обняла его, что хотела ошарашить этим неожиданным жестом.
– Это согласие? – насмешливо и язвительно переспросил он, имея в виду своё ранее грубо высказанное намерение и желая ошарашить её в ответ.
Однако, вопреки выбранному тону, рука его поднялась и легла поверх её руки, бывшей теперь у него на груди. Он движением почти незаметным, если не сказать – нежным – сжал её ладонь, выражая этим жестом и восхищение, и уважение.
Она улыбнулась; он, конечно, этого не видел, но считал улыбку из её голоса, когда она мягко ответила:
– Это поддержка.
Михар хмыкнул. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что она теперь отчаянно юлила, пытаясь улучшить своё положение при нём после высказанных им сегодня угроз, но ему всё же было приятно то, каким образом она пыталась к нему подольститься.
С минуту они молчали.
Потом он спросил:
– Что это за запах на вас?
Духи её успели чуть выветриться за день, но они стояли теперь вплотную, поэтому он ощущал их весьма ясно.
– Это апельсин, – с лёгким звенящим смешком объяснила она, – и немного сандала.
– Сладко и свежо, – отметил он, затем уточнил: – Вы хотели выразить своё удовольствие от того, что я обсуждаю с вами дела вашего завода?
Она моргнула, с трудом принимая ту мысль, что его не просто заинтересовал язык её духов – что он так легко научился его расшифровывать. Потому что, конечно, она выбрала с утра этот аромат именно потому, что ей было радостно, что она предвкушала это утреннее обсуждение и, действительно, хотела выразить и благодарность, и удовольствие.
Его проницательность так поразила её, что она призналась в том, что планировала удержать при себе:
– И фрезия.
– Фрезия? – непритворно удивился он, оборачиваясь, но не отпуская ту её руку, которую держал, и вглядываясь в её чуть смущённое лицо.
В Анджелии фрезии было принято дарить на помолвку, выражая тем симпатию и доверие.
Не то чтобы Михар хорошо разбирался в языке цветов, но в связи со сделанным им Магрэнь предложением он освежил в памяти соответствующие параграфы учебника по этикету, поскольку ему предстояло публично оказывать ей знаки внимания, полагающиеся любимой невесте.
– Это слишком тонкий намёк, Магрэнь, – с огорчением и досадой высказал он и уточнил: – Я не умею отличать все эти ваши запахи.
Она почувствовала себя в высшей степени странно.
Он находился слишком близко – почти обнимал её – и лицо, и глаза его теперь были слишком близко, гораздо ближе, чем она привыкла, и поэтому ей было некомфортно и даже немного страшно смотреть ему в глаза.
Её, к том же, смущало отчётливое недовольство в выражении этих глаз – и ещё больше смущало то, что недовольство это он обращает к самому себе, и связано оно с тем, что он не умеет считывать её намёки ароматами во всей полноте её задумки.
– Может быть, мне просто нравится запах фрезии? – из вредности возразила она.
К её глубокому удивлению, он улыбнулся. Потом отпустил ту её руку, которую всё держал – ей показалось, что от того, что он хотел было поднять её и провести по её волосам. Но он поймал себя на этом жесте и тут же руку опустил. Спокойно, чуть насмешливо сказал:
– Если бы так, Магрэнь, вы бы мне сейчас не назвали этот аромат прямо.
От неожиданности и удовольствия она рассмеялась, всей кожей чувствуя, что он ею любуется.
Он сделал несколько шагов от неё, в сторону своего стола, потом обернулся и сказал:
– Вы восхитительны, Магрэнь, и умеете этим пользоваться. Я вижу приёмы, которые вы используете, – он сложил руки на груди и телом опёрся на стол, – но, вместо того, чтобы раздражаться, всё восхищаюсь и восхищаюсь… – задумчиво пожевал губами он, уходя в свои мысли.
Она осталась стоять у окна, обернувшись к нему. В спину ей теперь светили солнечные лучи, отчего с его позиции казалось, что она светится. Магрэнь, в самом деле, рассчитывала именно на такой эффект.
Наконец, выйдя из своих размышлений, Михар бросил на неё долгий изучающий взгляд – в нём совсем не было того восхищения, о котором он говорил только что, но, тем не менее, она в самой пристальности этого взгляда увидела подтверждение того интереса, который она в нём вызывала.
– Кажется, – мятежно тряхнув головой, она прошла мимо него и прислонилась к другому концу его стола, – когда вы перечисляли те причины, по которым решили жениться на мне, одну вы забыли указать.
Не поворачивая лица к нему, она бросила на него косой лукавый взгляд из-под ресниц. Это был прямой вызов: признаешь ты или нет, что я тебе попросту нравлюсь? Он, тоже не поворачиваясь к ней, вполне осознал суть вызова, ответил на него лёгкой усмешкой, и после спокойно согласился:
– Да, про одну я и в самом деле умолчал.
Моментально перестроившись со стратегии «коварная интриганка» на образ «соблазнительная возлюбленная», она хмыкнула, села на его стол и с громким стуком скинула туфли:
– Ох, как же они мне надоели! – томно пожаловалась она, непринуждёнными движениями начиная выпутывать и шпильки из своей деловой причёски.
При этом она весьма удачно расположила ноги в воздухе так, чтобы изящные ухоженные пальчики слегка выглядывали из-под подола.
Михар с интересом понаблюдал за соблазнительным представлением – она мягкими движениями расправляла освобождённые волосы – затем поддел:
– И на этих каблуках вы планировали идти до города?
Она, обдав его кокетливым взглядом, наставительным тоном ответила:
– Я бы подождала попутчика и попросилась бы отвезти меня!
Он улыбнулся краешком губ. Ему нравилось в ней всё: и дерзость, и находчивость, и сильный характер, и очаровательная манера.
Закончив с разбором волос, она капризно протянула:
– Арни, я скоро умру от голода!
Он потянулся за колокольчиком, но она перебила его намерение новым уточнением:
