Мария Берестова
В поисках солнца
4. В чём проявляется любовь?
Райтэн редко задумывался о чувствах других людей – по большей части его голова так прочно занималась всеми его фееричными проектами, что ему было попросту не до того.
Но в этом своём фоновом безразличии он всё же делал исключения – пусть и крайне редко – для тех, кто ему стал по-настоящему близок.
Сперва в эти «избранные» входил только Дерек, теперь же туда присоединилась и Олив. Учитывая столь ограниченный круг персон, чьи чувства Райтэна интересовали, и прикладывая к тому безудержную увлекаемость его натуры…
Райтэн полночи не спал, передумывая в голове полученные от Олив сведения так и сяк, выстраивая из них чёткую систему, накладывая эту систему на факты своих наблюдений – и раздражаясь тому, что всё сходится, а он не додумался до всего этого раньше, и ему потребовалась, чтобы она рассказала прямо.
Раз десять заявив самому себе, что мозгов у него, определённо, нет, Райтэн незамедлительно сам себе обещал, что даст Олив всю ту любовь, какой ей всю жизнь не хватало, и даже сверх.
Как легко можно догадаться, прямо со следующего утра он взялся за исполнение этого обещания – думается, в глазах Олив это любовью не выглядело, потому что он сфинтил с рассветом, не разбудив её, и куда-то унёсся.
Впрочем, вернулся он ещё до обеда – с огромной кипой документов в руках – и радостно потащил Олив в кабинет, где, вывалив эти документы на стол, весело велел ей:
– Подписывай!
Та нахмурилась, вчиталась в ближайший к ней лист – он, на поверхностный взгляд, утверждал за Райтэном владение каким-то складом. Прищурив правый глаз – левый всё ещё был скрыт повязкой – Олив заперебирала бумаги.
В конце концов, до неё дошло, что большая их часть – это перечень некоего имущества. А меньшая – это брачный договор, который закрепляет за Олив в случае развода ровно половину этого имущества.
Не то чтобы Райтэн был настолько богат – но он был настолько скрупулёзен. В своём стремлении сделать всё наилучшим образом он реально перечислил вообще всё, чем владел, включая опись того хлама, который он когда-то сгрёб с лесопилки и который до сих пор, невостребованный, пылился на арендованном чердаке в Аньтье.
Его порыва Олив не оценила. Разобравшись, что именно ей пытаются втюхать на подпись, она глубоко вознегодовала, смертельно оскорбилась, ужасно обиделась, отбросила от себя бумаги и воскликнула:
– Я что, по-твоему, аферистка какая-то?!
Заморгав от неожиданности, Райтэн застыл, пытаясь понять, что опять не так. Этой ночью он сообразил, что опять забыл о брачном договоре – надо же было так! – и решил, что обида Олив растёт именно оттуда. Мол, без договора брак какой-то не совсем настоящий. Поэтому, конечно, с раннего утра он рванул исправлять свою оплошность. Но чем же она недовольна теперь?..
– Почему – аферистка? – аккуратно уточнил он, надеясь разжиться подробностями.
– А что ещё? – Олив брезгливо взяла двумя пальчиками один из листов и потрясла им в воздухе с большим негодованием. – Либо аферистка, либо проститутка!
Райтэн совсем перестал понимать движение её логики. Он, конечно, не знал, что Олив несколько раз поступали некоего рода предложения от богатых мужчин, и, разумеется, ни одно из этих предложений не было брачным. Поэтому Олив крайне болезненно относилась ко всему, что хотя бы отдалённо подходило под схему «меняю ласку на деньги» – учитывался ли в такой схеме брак или нет.
– Не понимаю, – наконец, тихо признал Райтэн, отчаявшись отследить логику – ему-то, разумеется, и в голову не приходило ничего подобного. Просто у него были деньги, и он хотел обеспечить её даже в том случае, если их отношения не сложатся.
Олив, взглянув на его серьёзное усталое лицо, наконец, осознала, что он явно не имел целью её оскорбить.
– Тогнар!.. – беспомощно отбросила она лист, но так и не высказала никакую мысль.
Не дождавшись продолжения, Райтэн язвительно отметил:
– Я слушаю!
Она огорчённо всплеснула руками.
Опять подождав и опять ничего не дождавшись, Райтэн вздохнул, сел за стол, выловил тот листок, который отпустила Олив – как раз о том, чтобы разделить всё имущество пополам, – вчитался в него, понял, наконец, в чём камень преткновения, пожал плечами и спокойно заявил:
– Не хочешь договор подписывать – оформлю как дарственную. И даже разводиться не придётся! – язвительно добавил он.
– Только попробуй, – Олив села на стол спиной к нему и нахохлилась.
Он поразглядывал её спину.
Сердце его мучительно сжалось от боли за неё.
Встав, он обогнул стол и сел на него рядом с ней, с левой стороны.
Она не повернулась к нему.
Пару минут они молчали.
Наконец, Райтэн сформулировал свою позицию и тихо её высказал:
– Я просто хочу позаботиться о тебе. – Поскольку ответа не последовало, добавил: – Я бы хотел позаботиться о тебе, даже если бы ты не была моей женой. И даже если ты захочешь со мной развестись. – Твёрдо и упрямо добавил он, сжимая челюсть на слове «развестись», отчего скорее прошипел его, чем выговорил.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы обо мне заботились! – гордо продекларировала Олив именно потому, что ей ужасно хотелось, чтобы кто-нибудь о ней заботился, и она презирала это желание в себе и хотела сама себе доказать, что вполне может со всем справиться сама.
Её независимая тирада, впрочем, не смогла обмануть Райтэна, который прекрасно знал этот тип гордого упрямства.
Сложив руки на груди, он через губу ответил:
– Пожалуй, я достаточно эгоистичен, чтобы проигнорировать этот факт!
Она возмущённо повернулась, чтобы оценить выражение его лица здоровым глазом. Лицо это, бледное и решительное, выражало самую пафосную надменность, но и её оно ни капли не обмануло.
Она поспешно отвернулась, потому что на губы просилась дурацкая улыбка. Он, впрочем, прекрасно понял, зачем она отвернулась, и тоже испытал трудности с попыткой поймать непрошеную улыбку.
С минуту они боролись с собой.
Потом ей стало стыдно за то, что она постоянно нападает на него и в ответ на всю его доброту платит такой грубостью.
А он в это время с досадой думал, что совсем не умеет выражать любовь и совершенно не знает, как себя вести, чтобы она эту любовь чувствовала.
Оба они повернулись друг к другу одновременно, и оба уже начали произносить слово: «Прости!» – но запнулись, осознав, что делают это одновременно, и снова выпрямились.
Каждый из них проходил сейчас через шокирующее осознание.
Олив в глазах Райтэна выглядела смелой, решительной, сильной женщиной, твёрдо стоящей на ногах и способной горы свернуть. Только став ей мужем и любовником, он обнаружил, что за сильной гордой оболочкой скрывается целая бездна боли – там и сям расцвеченная прожилками горечи и отчаяния. Райтэн, с одной стороны, безмерно зауважал Олив за то, что она умеет так мастерски справляться с той бездной, которая мучает её изнутри, с другой – ему стало её столь же глубоко и безмерно жалко. Это было нетипичным для него сочетанием чувств – он всю жизнь полагал, что жалость несовместима с уважением, и теперь не мог разобраться в собственных эмоциях.
Если же говорить об Олив, то в её глазах Райтэн был смелым, решительным, сильным мужчиной с резким непримиримым характером и жёсткой манерой. С неожиданностью для себя открыв, что за это манерой скрывается бездна уважительной, деликатной нежности, Олив была совершенно дезориентирована. Ей, с одной стороны, так была нужна эта нежность, что ей хотелось вцепиться в Райтэна руками и ногами и никогда никуда не отпускать его от себя, со стороны же другой – она отчаянно боялась потерять независимость, потерять саму себя, и притом она ещё полагала, что совершенно не заслуживает такого чувства, и поэтому ей категорически не стоит привыкать к нему – потому что это не может быть всерьёз и надолго.
Он ей ничего не сказал, только разомкнул свою позу и опёрся правой рукой на стол за её спиной – не прикасаясь, впрочем, к ней. Она вздохнула и сама прижалась к его правому боку. Тогда он повернулся и обнял её за плечи. Она в ответ обвила руками его талию.
Они посидели так, обнявшись.
– Я не умею быть хорошей женой, – наконец, тихо призналась она ему в щёку.
– Будь собой, – отозвался он так быстро, как будто бы ждал именно этого признания и заранее подготовил на него ответ.
Она судорожно вздохнула и вжалась в него покрепче.
5. Чем умные люди занимаются на балах?
С юности Дерек на дух не переносил балы и приёмы, потому что они требовали море подготовительной работы и не давали ни минутки свободного времени.
Сперва, пока он с Грэхардом – тогда ещё принцем – носился по балам при разных королевских дворах, это было ещё терпимо. В такой ситуации он выполнял всего лишь роль мальчика на побегушках – не сложнее, чем обычно. Но когда Грэхард занял трон Ньона! Тут головной боли у Дерека существенно прибавилось, потому что, кроме побегушек, ему приходилось поломать голову и над организацией, и над грамотным разделением гостей из враждующих фракций, и над удобством расположения этих фракций для Грэхарда, и… хвала всем богам всех миров, что бал в Ньоне проводили лишь раз в году – на празднество в честь Небесного – а приёмы обычно охватывали не такое большое количество гостей.
В Кармидере бальный сезон начинался в конце весны и длился почти всё лето. Это было связано с университетской жизнью: выпускники заводили связи и искали невест, в Кармидер в это время съезжались и те, кто был заинтересован в квалифицированных специалистах, и те, кто ценил в возможном зяте интеллект.
На приёмах прошлого сезона Дерек пару раз бывал – его затащил туда Райтэн, искавший новые ценные кадры, – а вот балов ему удалось счастливо избежать.
В этом же году его безапелляционно вытолкнул на балы господин Михар.
– Пора работать над вашей репутацией, – не терпящим возражений тоном заявил он.
Дереку идея совсем не пришлась по душе – ему не хотелось ни вести светскую жизнь, ни нарабатывать репутацию, ни впутываться в политику. Но противопоставить предприимчивому патрону ему пока было нечего, так что единственным, чем он выразил своё недовольство, было беззубое возражение:
– Я ни одного танца не знаю.
Михар смерил его скептическим взглядом, потом отмахнулся:
– Уверен, что госпожа Ринар решит эту проблему!
Госпожа Ринар, естественно, не подвела. Танцы она знала великолепно, все до единого, потому что и танцевать любила, и светская жизнь ей была более чем по нраву. Впрочем, все свои навыки она передать Дереку так и не смогла. Анжельцы были той нацией, которая мало того, что без всяких зазрений совести заимствовала танцы от всех своих соседей, так ещё и умудрялась на их основе составлять свои, сочетая элементы, которые вообще не подходили друг к другу. Чего только стоила попытка скрестить строгий ньонский полонез, похожий скорее на торжественный показ пар, в которых кавалер и дама даже не прикасались друг к другу – как можно, это же Ньон! – и задорный марианский бурре с его кружениями и притоптываниями!
Во время обучения Дерек отнюдь не роптал – оказалось, что танец тоже может быть разновидностью флирта, – но запомнить все движения и рисунки за несколько дней было совершенно невозможно. Однако ж, в какой-то момент ему даже стало казаться, что бал будет мероприятием весьма приятным – во всяком случае, танцевать с Магрэнь было действительно очень приятно.
Однако реальность долбанулась Дереку в лицо весьма жёсткой каменной стеной.
Для начала выяснилось, что он не может идти на бал с Магрэнь – точнее, может, конечно, но, по её словам, это было всё равно, что с главной площади прокричать, что они любовники.
– Но ведь все и так знают, что мы любовники, – простодушно возразил Дерек, который не понял, почему это вдруг потребовалось скрывать.
Магрэнь смерила его огорчённо-раздражённым взглядом и изящно отмахнулась:
– Ты меня скомпрометируешь!
В высшей степени недовольный Дерек сложил руки на груди и мрачно возразил:
– Я бы тебя не скомпрометировал, если бы мы были женаты!
Магрэнь соскочила с темы легко и непринуждённо, неожиданно вспомнив, что не передала управляющему новую эссенцию из тюльпанов: то ли она относилась к числу женщин, которые в принципе не желали выходить замуж, то ли в её планы не входило выходить замуж конкретно за Дерека.
Пришлось смириться с капризом дамы и идти на бал одному – точнее, не одному, а в свите господина Михара, в паре с дочерью одного из его партнёров, которую Дерек и увидел-то впервые именно на этом балу.
Уже через полчаса Дерек понял, что напрасно жаловался на организацию ньонских балов и приёмов – быть непосредственным участником подобных мероприятий оказалось в разы сложнее. В перерывах между танцами нужно было успевать знакомиться и начинать беседы – и успевать провести эти беседы коротко и куртуазно! – а пропускать танцы мало того, что не рекомендовалось, так ещё и приглашать нужно было с умом – и в танце следить не только за фигурами, но и за разговором, потому что дам ему Михар подсовывал не просто так, а тех, с кем как раз и нужно было нарабатывать репутацию.
Несмотря на великолепную память, к концу первого часа у Дерека всё смешалось: пятнадцать новых знакомств, три автономных друг от друга коммерческих разговора, пять бесед о погоде с далеко идущими политическими заходами, один прямо по ходу пьесы освоенный незнакомый танец («Ничего, я проведу!» – пообещала дама, к коей его подтолкнул господин Михар), ещё четыре танца, в которых он лишь чудом не перепутал фигуры и…
В общем, Магрэнь подвернулась более чем вовремя – точнее, конечно, не подвернулась, а Михар заметил, что его протеже явно ушёл в режим перезагрузки, поэтому своевременно спихнул его «отдохнуть».
Дерек, надо признать, так заморочился, что с полминуты изысканно говорил о погоде, прежде чем понял, что танцует с Магрэнь. Та, сияя весёлыми глазами, явно посмеивалась над ним про себя – для неё-то такой формат налаживания связей не представлял никакого труда.
– Умотался? – с пониманием уточнила она, лихим и отточенным движением выкручивая вихрь своих тёмно-бордовых шёлковых юбок – на балы она избегала приходит в своём любимом чёрном.
Дерек заморочено кивнул.
– Сейчас что-нибудь придумаю, – хмыкнула Магрэнь, выстраивая в голове коварные планы.
Прикинув так и сяк, она пришла к выводу, что лучший способ выгадать для Дерека передышку – это отвлечь Михара, поскольку без инициативы Михара Дерек вполне сможет постоять тихонько в уголке, никому не нужный – если, во всяком случае, нарочно не привлекать к себе внимания.
Отвлечь Михара проще всего было важным деловым разговором – и Магрэнь тут же нашла подходящую тему – но к концу танца ей пришла в голову более интересная мысль.
Она была не из тех женщин, кто прощает недостаток галантности, а за Михаром числился должок, причём серьёзный. Конечно, в виду несоразмерности их влияния, стребовать этот должок не позволяло чувство самосохранения, но именно сейчас всё сложилось более чем удачно, поэтому план коварной мести был разработан в несколько секунд.
– Так, – быстро посвятила в свой замысел партнёра она, – берёшь бокал и вдумчиво разглядываешь во-он ту картину. С четверть часа я тебе гарантирую, а может, и побольше.
Дерек было облегчённо вздохнул, но, машинально проследив за взглядом Магрэнь – она с изучающим прищуром разглядывала затылок Михара – догадался, что она собирается впутаться в какую-то не слишком безопасную интригу.
– Рэнь… – нахмурившись, предупреждающим тоном попытался остановить он её.
Она закатила глаза и досадливо взмахнула рукой:
– Не начинай, Дерри! Я в сильной позиции: он не захочет ссориться с тобой на ровном месте.
Дерек сжал челюсти; спорить с Магрэнь, если уж она что-то вбила себе в голову, не представлялось возможным. Он, впрочем, всё же предпринял попытку:
– Рэнь, давай ты не будешь лезть на рожон!..
– Ах! – перебила она его. – Не всё же тебе одному играть с огнём [1], Дерри! – и умчалась в направлении своей жертвы.
Взгляд её, правда, невольно метнулся к одному из кармидерских чиновников. Господин этот имел в какой-то момент неосторожность перейти дорогу Михару, и вскоре после того попал в весьма неприятную историю, в которой фигурировали разбойники и после которой он до сих пор был вынужден пользоваться тростью. Михар, казалось бы, никак не был замешан в этом трагичном эпизоде, но слухи по Кармидеру поползли – это был не первый случай, когда с врагами сего серьёзного господина случались трагические случайности.
«Ну, маленькая шалость не в счёт!» – тряхнув головой, отогнала от себя мрачные мысли Магрэнь. В конце концов, вряд ли он решит тратить время из-за лёгкой навязчивости на балу!
Господин Михар догадался, что у него неприятности, в тот момент, когда за его спиной раздалось радостно-нежное: «Арни!»
Мысленно вздохнув, он закончил разговор, который вёл, медленно обернулся и, смерив Магрэнь холодным взглядом, отметил:
– Фамильярничаете, как и всегда.
Магрэнь в ответ выдала ему сияющий и проникающий в самую душу взгляд, с каким юная девушка смотрит на возлюбленного, которого видит впервые после долгой разлуки.
Хотя взгляды подобного толка никогда не пробивали Михара, он не мог не признать, что противница знает, как себя подать. Её тёмно-бордовое шёлковое платье с широким вырезом-лодочкой удачно обнажало плечи, причёской она умело подчеркнула линию шеи, и оттенённые макияжем пылкие взоры получались у неё сегодня особенно выразительными и яркими.
Чуть выгнув бровь, Михар демонстративно поизучал предложенные его вниманию плечи и ключицы, после чего перевёл взгляд выше и отобразил лицом выражение: «Ну и чего припёрлась?»
Магрэнь обольстительно улыбнулась, чуть разомкнув губки, опустила ресницы и блеснула из-под них глазами нежными и ласковыми.
Еле слышно хмыкнув, Михар уведомил:
– Нарываетесь, Магрэнь.
Она вздохнула и пожаловалась:
– Что ж делать, если вы так недогадливы и никак не пригласите меня на танец!
Хмыкнув в этот раз вполне явственно, Михар любезно уведомил:
– Я не танцую.
В голосе его, впрочем, слышалось затаённое веселье. Разобравшись, зачем она к нему подошла, он ожидал теперь дальнейшей игры – ему было интересно, как работает её голова, и он предвкушал развлечение.
Она не разочаровала. Надув губки, обиженно сказала:
– За вами должок, Арни!
– В самом деле? – заинтересовался он.
– Вы мне попортили чайный столик в свой прошлый визит! – с точно выверенной долей негодования и обиды припомнила она.
Он весьма сомневался, что столику с его лакированным покрытием могла повредить потушенная об него сигара, поэтому любезно предложил:
– Подайте на меня в суд, мадам.
Она демонстративно скривилась: даже если бы столик и впрямь был сильно испорчен, кто она и кто он – стал бы суд принимать такое заявление!
Не преуспев на этом поле, она сменила тактику. Чуть изменённый наклон головы, лёгкий прищур и деловой тон – преображение получилось таким ненавязчиво-естественным, что он мысленно поаплодировал.
– Быть может, мне найдётся, что вам предложить? – смерила она его оценивающим взглядом. – Кармидерские духи?
С лёгким смешком он отклонил и этот удар:
– Увы, мне ничего от вас не нужно, госпожа Ринар.
Взгляд её похолодел; черты лица стали казаться более резкими, и вкрадчивым голосом она начала следующий тур:
– Господин Михар, вообразите, какой скандал поднимется, если я весь бал прохожу за вами, настырно требуя танца!
– Угрозы, Магрэнь? – он, кажется, с трудом сдержал смех. – Вы уверены, что хотите мериться угрозами?
Она скривила гримаску, которая долженствовала означать поражение на этом поле – мериться тут, право, было нечем. Точнее, ставки-то можно было повысить – Магрэнь при желании могла бы создать ему существенные неприятности – но и ответ с его стороны был бы жёстким и фатальным. Не тот случай, когда стоило рисковать.
– Ах! – неожиданно перешла она к выражению недовольства и с досадой высказала: – К вам не подобраться, право!
Он чуть прищурился, ни на минуту не поверив, что она отступила, и пытаясь угадать, к чему ей понадобился такой заход.
– Вечно по-вашему выходит! – с негодованием, которое казалось вполне искренним, горячо продолжала она. – Вы совершенно несносны, всегда получается так, как вы решили!
Он едва заметно улыбнулся и, разгадав новый виток игры, констатировал:
– Лесть.
– Что? – очаровательно не поняла она, но в глазах её стояли смешливые искорки, когда она возразила: – Я говорю чистую правду!
Меж тем, заиграли первые такты нового танца.
Приняв гордую и независимую позу, Магрэнь холодно уведомила:
– Между прочим, из-за вашей несговорчивости я вынуждена пропускать свой любимый танец!
– Помилуйте! – сложив руки на груди, возразил он. – Я вас сюда не звал, и я вас здесь не держу.
– Ну Арни!.. – протянула она.
– Повторяетесь, – поморщился он, поскольку спектакль ему уже наскучил.
– Вы могли бы станцевать со мной хотя бы потому, – деловито отметила она, – что я уже пять минут усиленно вас развлекаю!
Чуть наклонившись к ней, он, понизив голос, участливо спросил:
– А вы принимаете милостыню танцами, Магрэнь?
Смутить её ему, конечно, не удалось. Обдав его ответным насмешливым взглядом, она парировала:
– Меня, положительно, тревожат ваши наклонности, Арни! Вам действительно, – она выразительно поиграла бровями, – так необходимо, чтобы у вас чего-то вымаливали?
– Магрэнь, – он выпрямился и разомкнул руки, – вы, так и быть, можете повымаливать у меня танец ещё минут десять, но потом, уж простите, я буду вынужден отправиться на розыски господина Анодара.
Поведя плечами, она недовольно отметила:
– Учитывая, что мои мольбы вас не вдохновляют, мы могли бы провести это время с большей пользой!
Он изобразил лицом вопрос.
Она улыбнулась и предложила ему руку для танца.
– Магрэнь! – раздражённо поморщился он и сделал ладонью резкий жест, предлагая удалиться.
С независимым видом пожав плечами, она отошла.
Хотя основная цель и была достигнута, она была недовольна результатом переговоров – ей думалось, что он, в самом деле, мог бы и станцевать с нею в качестве извинений.
Впрочем, он, видимо, тоже полагал, что извинения всё-таки задолжал, потому что на следующий день ей доставили прекрасный чайный столик с витражной столешницей тонкой ниийской работы – более чем подходящей к ниийской вазе на её каминной полке.
Фыркнув себе под нос:
– Ну ладно, ладно! – Магрэнь посчитала должок списанным.
1. Аренс – огненный лис, анжельский фольклорный персонаж. В Анджелии не принято давать имена в честь мифических существ, но Михары в этом вопросе отличаются оригинальностью.
