Мария Берестова
В поисках солнца
Мысль Магрэнь оборвалась.
Михар мог просто прийти и передать своё недовольство поведением Дерека куда как любезнее – она не стала бы идти с ним на конфликт из-за таких мелочей. Однако он явился и устроил тут целый спектакль – а не в его правилах было тратить время и силы впустую.
Значит, цель у него была не только в передаче предупреждений для Дерека.
Он хотел, ко всему, напомнить лично ей, что не ей тягаться с ним, и что вмешиваться в его игру ей категорически не стоит.
«Да я и не собиралась!» – раздражённо подумала Магрэнь.
Она стрельнула в Михара взглядом острым и злым – скорее выражающим злость на то, что её в принципе куда-то втягивают, – после чего холодно завершила их разговор:
– Я вас услышала, Аренсэн.
Он тихо рассмеялся, затем вкрадчиво отметил:
– Что я всегда в вас особенно ценил – так это ваш ум, Магрэнь.
И, не прощаясь, вышел.
Стиснув зубы, Магрэнь с трудом удержалась от желания схватить с каминной полки вазу и зашвырнуть ему вслед.
С тщательной осторожностью сложив руки на коленях, она пообещала себе, что однажды ему этот визит припомнит. То, что, вопреки её усилиям, пальцы её отчётливо дрожали, она постаралась не замечать.
1. Профицит – избыток чего-либо.
4. Как проигрывать профессионально?
– Дерри, – с обманчивой мягкостью в голосе мурлыкнула она вечером, прижимаясь к нему со спины и сжимая его плечи так, будто планировала делать ему массаж, – скажи, а почему с людьми ссоришься ты, а страдаю от этого я? – её впившиеся ему в кожу ногти заставили его вздрогнуть.
– Что? – переспросил удивлённый Дерек, оборачиваясь к ней и пытаясь вспомнить, когда и с кем он умудрился поссориться.
Магрэнь уселась на кровать в изящную позу – вытянув обнажённую ножку – и принялась руками неспешно расчёсывать волосы, пропуская пряди через пальцы. Мирная её поза контрастировала с серьёзным железным взглядом, которым она впилась в лицо Дерека.
– Я не знаю, что вы с Тогнаром не поделили с Михаром, – холодно отметила она. – Но извольте решать ваши разногласия без моего участия, – голос её был откровенно злым. – Я не подписывалась передавать тебе его предупреждения.
Она была чрезвычайна зла на Михара, который позволил себе вести себя при ней так нагло, и на себя, что у неё не было реальных возможностей поставить его на место в таких ситуациях. Часть этой злости выплёскивалась теперь и на Дерека, как на зачинщика этого идиотского положения.
Дерек закаменел.
Привыкнув всю жизнь обходиться без любовницы, он как-то совершенно упустил из виду, что в политических играх высокого уровня постоянная любовница становится такой же мишенью, как и члены семьи.
«Я должен был об этом подумать», – с большим недовольством промелькнула у него мысль.
Ему сделалось муторно и гадко на душе; он, действительно, вообще не подумал о том, что подставляет Магрэнь под удар. Слишком привыкнув полагаться на свой ньонский опыт, он позабыл, что теперь ему есть, кого терять, а вот всегда готового вытянуть его из любой передряги Грэхарда – Грэхарда у него теперь нет.
– Проклятье, – дёрнул он себя за бороду.
Магрэнь прищурилась. Хмурая задумчивость Дерека не вселила в неё оптимизма: если бы его ссора с Михаром имела случайный характер, он бы сейчас наверняка рассыпался бы в извинениях и обещал всё уладить.
– Во что вы влипли? – тоном взрослого человека, уличившего детей в опасной шалости, спросила она.
Дерек, уловив подоплёку этого тона, поморщился, но не стал начинать конфликт.
Потерев лоб и брови, он ответил:
– Он мутит какие-то комбинации вокруг Райтэна.
Резко выдохнув, Магрэнь откинулась на кровать и задумалась.
– Что ему может быть за интерес в Райтэне? – наконец, озвучила своё недоумение она. – Он же в интригах совсем ребёнок!
– Так он и разыгрывать его планирует втёмную, – логично возразил Дерек.
– А, – понятливо протянула она, – и тут, значит, вступаешь ты. Которого втёмную не сыграешь… – пробормотала она, понимая, что влипла: потому что едва ли Дерек откажется от идеи играть против Михара, раз уж в дело оказался замешан Райтэн.
Он явно думал о том же, потому что спустя минуту с большим напряжением начал было говорить:
– Рэнь, нам надо…
– Тс! – мягко зажала она ему рот ладонью. – Теперь уж поздно.
Имея в виду, что, ежели даже они сейчас расстанутся, это не выведет её из-под удара.
– Тогда выходи за меня, – серьёзно предложил он, пытаясь хоть так компенсировать доставленное ей беспокойство.
Она смотрела на него несколько секунд удивлённо, потом рассмеялась вполне искренне и спросила сквозь смех:
– Сам-то видишь, насколько оскорбительно это прозвучало?
Дерек покраснел.
– Мстишь? – наконец, переспросил он, поскольку было очевидно, что она прекрасно знала, что он не имел в виду чего-то оскорбительного из серии «раз уж у меня всё равно нет другого выхода, так и быть, я готов на тебе жениться».
– Немного, – легко согласилась Магрэнь, которая, и в самом деле, просто вымещала досаду за сегодняшнее волнение.
Они помолчали.
– Рассказывай, – наконец, велела Магрэнь.
Дерек неопределённо повёл плечами. Подробности этого дела, по его разумению, имели слишком личный характер для Райтэна, поэтому он не считал возможным говорить об этом третьим лицам.
– Ты рассказывай, – обернув к ней упрямое лицо, перевёл стрелки он. – Что тебе Михар наговорил?
Магрэнь смерила Дерека взглядом раздражённым и острым; она поняла, почему он не стал отвечать на вопрос, и ей это было неприятно. Она считала их обоих недостаточно искусными в интригах, чтобы играть против такой фигуры, как Михар, и теперь досадовала, что не может проконтролировать их дальнейшие действия и убедиться, что они не испортят своё и без того дурное положение.
Наконец, поняв, что выманить из Дерека подробности ей не удастся, она сухо ответила:
– Велел мне не лезть в это дело, и был весьма убедителен в приведении своих доводов.
Дерек облегчённо перевёл дух и резюмировал:
– Ну вот и не лезь.
…Дереку в эту ночь спалось плохо: он всё придумывал, как вывести Магрэнь из-под удара – и всё не мог придумать. Он чувствовал изматывающее, мерзостное бессилие перед грозящими ей опасностями, и, в свойственной ему самоуничижительной манере полагал, что лучше бы ей было вообще с ним не связываться, чем теперь иметь такие масштабные проблемы.
Он не знал наверняка, каких действий потребует от него интрига, потому что не понимал пока целей господина Михара; но он твёрдо знал, что никогда не оставит Райтэна барахтаться в этой интриге в одиночку – потому что Райтэн, в самом деле, несмотря на весь свой роскошный ум, в этих делах не понимал ничего.
Ему было неважно, что она не винила его; он сам винил себя, что из-за него она попала под удар – и, наверно, винил именно потому, что в выборе между нею и Райтэном не испытал бы ни малейших колебаний. Он был готов жертвовать ею; она это понимала; она не ждала от него иного, и всё же ему было мучительно стыдно перед ней, как если бы он её обманул.
В самом дурном расположении духа утром он отправился в университет. Работа немного отвлекла его от тягостных мыслей, но, видимо, этому дню было суждено быть безнадёжно испорченным, потому что, к своей полной неожиданности, ближе к обеду он столкнулся у библиотеки с господином Михаром.
Дерек хотел было сделать вид, что не заметил его, и пройти со своим справочником мимо, но у Михара оказались иные планы: ему требовалось понять, чего ждать от противника теперь.
– Ба! Господин Анодар! – радушным тоном обозначил приветствие он.
Выругавшись про себя, Дерек обернулся, вежливо приподнял уголки губ и с заметной прохладой в голосе ответствовал:
– Господин Михар.
Тот, заложив руки за спину с весьма самодовольным видом, медленно приблизился, и с некоторой долей насмешки в голосе спросил:
– И где ж сегодня ваше хвалёное дружелюбие?
Дереку хотелось ответить, что он думает о людях, кои вмешивают в мужские игры женщин, но он сдержал себя и довольно любезно ответил:
– Берегу исключительно для тех, кто покупает мой уголь.
С коротким смешком Михар заметил:
– Как быстро, однако, вы отчаялись заполучить меня в свои клиенты!
Дерек понял, что речь идёт не столько об угле, сколько о той неведомой ему интриге. Очевидно, по всем правилам игр такого рода господин Михар хотел теперь убедиться, что его предупреждение услышано, и услышано правильно, и Дерек не станет лезть в игру, которая ему не по уровню.
Следовало, судя по всему, ответить что-то о том, что он, мол, и с первого раза понимает слова, или о том, мол, куда ему, простому промышленнику, такие высокие клиенты, или ещё что-то такое – вполне себе отступательное, униженное, и всячески выражающее, что он, Дерек, прекрасно осознаёт, что ему не тягаться с противником такого уровня.
Дерек сжал челюсти. Самоуничижительная глупость упорно не сходила с языка.
Господин Михар наблюдал за ним с вежливым любопытством – он, в общем-то, не сомневался в факте наличия у собеседника разума, поэтому понимал, что Дерек не станет рисковать и придёт к правильному решению.
– Один мой друг, – вдруг медленно и спокойно начал говорить Дерек совсем не то, что ему следовало сказать, – считает, что налог на глупость всё-таки существует, и никому не избежать его уплаты.
Михар вежливо приподнял брови, ожидая необычного развития столь перспективной мысли.
Дерек посмотрел на него прямо и открыто; и во взгляде его стояло скорее сожаление и – чуточку – разочарование, когда он продолжил:
– Ежели некий человек утверждает, что растопка каменным углём – это глупо, то кто я такой, чтобы мешать ему платить свой налог?
Господин Михар настолько не ожидал подобной наглости, что даже не сразу нашёлся с ответом – в манере Дерека всё же было что-то, что вызывало у него безотчётную симпатию, и ему не хотелось выходить на бескомпромиссно жёсткое противостояние.
Тех нескольких секунд, что он колебался между необходимостью жёсткого ответа и нежеланием обострять, хватило, чтобы Дерек что-то вдруг решил для себя, улыбнулся совершенно солнечно и заверил:
– Впрочем, вы знаете, говорят, я полная бестолковщина в делах коммерции! – он с шутовским видом раскланялся, чем скрыл от собеседника мелькнувшую в своём взгляде тоску. – Так что на вашем месте я бы не принимал во внимание ту ерунду, что я несу!
Внутри него, впрочем, отчаянно рос протест против этой когда-то привычной лёгкой манеры. То ли наставления Райтэна сыграли свою роль, то ли он, наконец, повзрослел, но почему-то в этот раз манера эта вызывала у него дикое сопротивление. Однако он испугался, что своей дерзостью подставляет под удар не только Магрэнь, но и Райтэна, и он предпочёл сдать назад и отступить на когда-то привычные позиции безобидного шута, который ни в коем случае ни на что не претендует.
– Бестолковщина, значит? – задумчиво протянул Михар, смерив собеседника ледяным взглядом с ног до головы.
– Полная и беспросветная! – подавляя этот внутренний протест, с подкупающей искренностью заверил Дерек, прикладывая к сердцу руку – в ней оказался справочник, что выглядело весьма комично, поэтому он, бегло взглянув вниз и опомнившись, поскорее поменял руки и нацепил на лицо выражение глубокой скорби по собственной бестолковости.
Как это всегда с ним бывало, кривлянья такого рода выходили у него совершенно естественными, ненатужными, наполненными таким искренним весельем и тоном добродушной насмешки над самим собой, что удержаться от улыбки бывало очень сложно – господин Михар с удивлением поймал себя на необходимости прикусить губу изнутри.
«Что ещё за дурь!» – раздражённо подумал он, пытаясь понять, почему ему столь сложно выдерживать давно проработанную до мелочей и привычную, как старый разношенный костюм, манеру.
– Феноменально! – наконец, отметил он разыгранный спектакль высокой оценкой. Внутри него невольно зародилось уважение к человеку, который умеет сохранять самообладание даже в столь паршивых ситуациях. Михар был привычен к тому, что людей, которым он угрожал, ломало; Дерек же принимал своё поражение, не теряя притом чувства собственного достоинства и ни капли не выглядя проигравшим.
Он, в самом деле, вроде бы и согласился с тем, что ему, дураку, лезть в дела Михара не стоит, но умудрился предварительно и самого Михара обозвать глупцом, и разыграть всё это притом так, что теперь решительно было неясно, что с ним делать дальше.
«Надо бы прищучить», – как-то тоскливо подумал Михар.
Прищучить, определённо, было надо, но всё не шло на ум, как именно. Оппонент явно понял полученное предупреждение правильно – и, судя по всему, лезть на рожон не хотел. И правила игры ему, очевидно, были хорошо знакомы – он, по сути, ходил по самому краю, но через него не переступал. Ювелирная работа!
Михар невольно задумался, где можно было выучиться настолько тонкой игре – Анодар ведь не готовился заранее, но выдал свои гримасы привычно и легко, даже скорее автоматически, что говорило об обыденности такой манеры.
Но ни учёному, ни купцу эти навыки без надобности.
«А кому – надобность?» – задал себе вопрос Михар, потирая подбородок.
«Тому, кто привык играть с противником заведомо сильнее себя», – совершенно точно определил он, что вызывало у него новую волну вопросов.
– Феноменально! – повторил свою оценку он и медленно, держа мимику противника под прицелом своего взгляда, расшифровал: – Уметь полностью расписаться в собственном проигрыше, притом сохранив достоинство, и даже огрызнуться – и как-то и зубасто, и беззубо одновременно… – он пожевал губами, анализируя увиденное. – Вы, кажется, умеете профессионально проигрывать, господин Анодар, ведь так?
Дерек удивлённо приподнял брови. Манера, которую он всегда приберегал для Грэхарда, выскочила из него сегодня инстинктивно – возможно, потому что он почувствовал себя в схожем контексте.
И никогда до этого дня он не задумывался о том, что эту манеру можно было обозначить как умение профессионально проигрывать.
– Сочту за комплимент, – сдержанно кивнул он, следя за Михаром настороженно.
Это с Грэхардом он знал, где находятся границы, которые переходить категорически нельзя, – а тут-то можно было нарваться!
«Придётся изучать всё это заново», – с глубокой внутренней тоской подумал Дерек.
– Не смею больше вас задерживать, – отпустил его движением руки Михар, всё ещё погружённый в свои мысли.
Дерек незамедлительно нырнул в библиотеку – а когда вышел, с другим теперь справочником, коридор уже был пуст.
5. На что обращает внимание Илмарт?
Нынешним вечером собрание исследовательского кружка по картографии представляло собой зрелище весьма любопытное.
У одной из стен, левым боком к двери, спиной к окну – чтобы свет помогал работать – сидел Дерек. Настрой его, впрочем, был отнюдь не рабочий: последний час он тупо разглядывал одну-единственную страницу в книге, задумчиво раскачивался на стуле и постукивал пером по столу.
Это постукивание весьма раздражало Райтэна, который сидел от него по правую руку, и время от времени прихлопывал ладонь друга к столу, чтобы тот перестал постукивать. Дерек, действительно, прекращал на некоторое время, но потом начинал снова – явно машинально, не замечая ни того, что стучит, ни того, что Райтэн пытается его прервать.
Сам Райтэн, регулярно матерясь себе под нос, помогал Олив рассчитать площади разлива Кантаэнь – Олив пыталась припомнить конкретные цифры и факты, вычислить по карте Илмарта расстояния, а Райтэн оказался единственным в их компании, кто был способен математически точно высчитать площади столь странных и причудливых фигур.
Олив сидела за отдельным столом, который сама поставила перпендикулярно тому, за которым ныне расположились Дерек и Райтэн. Едва только войдя впервые в этот кабинет, Олив тут же облюбовала себе место напротив двери и сама перетащила сюда и стул, и стол – раньше, чем мужчины опомнились и бросились ей помогать. Это оказалось стратегически удобное место: здесь можно было контролировать взглядом и дверь, и окно, и всех находящихся в комнате.
По правую руку от неё в углу сидел Илмарт, занятый очередной картой. Его место стратегически было не таким выгодным, как место Олив: дверь располагалась от него справа, и он контролировал её боковым зрением. Илмарт избрал такое положение потому, что в самый угол ему удалось приткнуть стеллаж, на котором он разместил всю прорву инструментов, необходимых ему для тонкой работы.
Замыкала круг Руби, которая сидела за столом спиной к двери – она выбрала его потому, что так было удобно уточнять информацию и у Дерека, и Илмарта, что бывало ей нужно довольно часто.
В этот раз работа шла в тишине – только Олив и Райтэн негромко переговаривались. До Илмарта регулярно долетало то «Тогнар, не будь столь самоуверен», то «Се-Стирен, как ты вообще с таким пессимизмом дожила до своих лет?» Судя по всему, амбициозные планы Райтэна по торговле на северном направлении не находили у Олив должного отклика.
От работы всех неожиданно отвлёк Дерек.
– Профессор Кантар! – вдруг с воодушевлением заявил он, разглядывая пустоту перед собой.
Все взгляды обратились к нему. Но если Илмарт и Руби просто не поняли, причём тут преподаватель математики, то Райтэн, напротив, сходу воодушевился.
– Точно! – стукнул он себя по лбу и незамедлительно вскочил, не доведя формулу до решения.
– Да, он должен быть ещё здесь, – поддержал его Дерек и тоже вскочил.
Жена упомянутого профессора была племянницей одного из членов Парламента, что сходу не припоминалось. Но, если тщательно перебирать в голове, кто из твоих знакомых может быть в курсе столичных политических сплетен, то добредаешь и до таких нюансов – что и произошло с Дереком.
Райтэн понял мысль на лету, и поэтому друзья рванули на выход – отлавливать профессора.
– Тогнар вообще способен усидеть на месте ровно хоть час? – раздражённо высказалась вслед закрытой двери Олив, которая осталась один на один с цифрами и формулами, не все из которых были ей знакомы.
Илмарт честно задумался, но не смог припомнить таких случаев.
– Справедливости ради, – отметила, отрываясь от рисования, Руби, – идею высказал Деркэн.
Они все, правда, так и не поняли, в чём состояла суть этой идеи и почему профессор математики потребовался столь срочно. Гадать было бесполезно – у этой неусидчивой парочки слишком оригинально перемешивались в их жизни самые разные планы и виды деятельности – так что все просто вернулись к своим делам: Олив – к формулам, Илмарт – к карте, Руби – к рисованию.
Вскоре у Илмарта случилась досадная заминка. У него в работе была карта распространения пород рыб. Он помнил, что Дерек предупреждал его о каких-то нюансах по части отображения райанских озёр – но в чём состояла суть дела, вспомнить не удавалось.
Досадуя, что Анодар свалил именно тогда, когда оказался нужен, Илмарт подошёл к его столу в попытках найти нужные заметки по теме – трудные случаи Дерек иногда набрасывал от руки, криво, но доходчиво. В обозримом пространстве нужных материалов не оказалось, но на подоконнике столпились целые стопки бумаг, и Илмарт решил порыться в них. Правда, просто дотянуться до подоконника не удалось бы, а лазать под столами на глазах у дам Илмарт счёл неудачным решением, поэтому пришлось обходить всё скопление мебели. Это можно было сделать как слева, через Олив, так и справа, через Руби. Илмарт выбрал второй вариант, потому что так было чуть ближе.
Обходя Руби, он досадно споткнулся – кто-то из преподавателей умудрился притащить сюда наглядное пособие в виде бюста отважного полководца и оставить его прямо на полу. Не ожидавший такой подставы Илмарт едва не упал на Руби, в последний момент ухватившись за её стул и попутно своротив на пол какую-то книгу.
Руби рассмеялась.
– Я так и знала, что Мидрафт Тёмный тут не к добру! – помянула она полководца и, изящно прогнувшись, подняла книгу.
– Зачем он, вообще, нам? – проворчал Илмарт, преодолевая неожиданное препятствие и зарываясь в бумаги на подоконнике.
– Историки хотели карту с полководцами! – просветила Руби.
– Карту с полководцами?! – изумлённо повернулся к ней Илмарт.
– Ну да, – повела она плечом нерешительно. – С портретами самых известных полководцев из разных стран.
Хмыкнув со своего места, Олив отметила очевидное:
– Как будто у нас есть их портреты!
– На этом и запнулись! – со смехом согласилась Руби и прибавила: – Но они теперь меня просят придумать эти портреты по имеющимся в хрониках описаниям.
– А ты так умеешь? – заинтересовался от окна Илмарт, всё ещё пытаясь найти то, что ему требовалось.
Ему очень нравилось, как Руби работает с оформлением карт. Сперва он, по правде, переживал: ему несомненно казалось, что любые рисунки только испортят его труд. Однако быстро выяснилось, что с Руби они сработались, и теперь он получал море удовольствие от творческого сотрудничества.
Дело в том, что Илмарт относился к картографии необычайно серьёзно. Для него каждая карта была живой, дышащей, обладающей своим неповторимым характером. Перед началом работы он всегда воображал её – как если она бы была человеком – и потом пытался отразить этот пойманным им характер в каждой мелочи. Каждая нанесённая им черта дышала этим характером. От карты к карте менялся его почерк, толщина линий, тип штриховки, острота углов и десятки других нюансов, которые не были заметны непрофессионалу, но отличали карты Илмарта от любых других.
Руби умела чувствовать карту. Она с несомненной ясностью улавливала тот характер, который зарождался под пером Илмарта, и умело дополняла его иллюстрациями – заставляя карту ожить. Ему виделось в её работе какое-то волшебство; она не только не портила его задумку – она одухотворяла её внутренним движением чувства.
– Я умею, – признала Руби и добавила: – Но это сложно. Возможно, позже попробую.
Илмарт довольно хмыкнул – нашёл те самые заметки по райанским озёрам – и вернулся к себе, теперь уж избегнув встречи с головой Мидрафта Тёмного.
С четверть часа они тихо работали.
Потом Олив с досадливым:
– Тогнар, чтоб тебя!.. – вскочила и принялась копаться в справочниках, которые занимали райтэновскую половину стола. Поиски её, впрочем, не увенчались успехом. – Да где он вообще эту формулу нашёл!
– Постой, – припомнил Илмарт, – дай мне посмотреть.
Обойдя столы теперь уже по стороне Олив, он, протиснувшись мимо неё, снова закопался в бумаги на окне – ему там только что попадались какие-то формулы, и он подумал, что это могут быть те самые.
С досады Олив швырнула на стол тот справочник, который был у неё в руках; он упал на самый край стола и мог бы скатиться на пол, но Илмарт машинально его поймал. Пока Олив листала одну из тетрадей на столе Райтэна, Илмарт копался в записях – одной рукой, потому что во второй был спасённый справочник. Это было неудобно, и он решил освободить руки полностью, и переложил справочник в стопку тех, которые уже стояли на столе позади него.
Однако, оказалось, Дерек выставил свои книги, чётко поймав единственную возможную точку равновесия для этих разнокалиберных изданий разной толщины и степени раздутости. Лишний подкидыш эту систему нарушил; стопка накренилась и с грохотом рухнула на пол.
Олив, погружённая в чтение, не ожидала такой подставы. Подпрыгнув от неожиданности, она отшатнулась в угол, выхватывая кинжал.
– Мать твою, Май! – воскликнула она, обнаружив, что виновником переполоха был Илмарт. – Ты меня седой сделаешь!
В её каштановых волосах, и впрямь, местами попадались седые волоски – она и не думала их вырывать, и обычно на солнце они блестели и сильно выделялись на фоне остальных.
– Прости, – повинился Илмарт, присаживаясь на корточки и собирая книги обратно.
Аккуратная стопка у него не получилась, и он просто сгрузил их кучей на свободное место на столе.
– Чего у вас там? – между тем, недовольно переспросила Руби, не поднимая головы от рисования – работа поглотила её полностью.
– Репетируем осаду кабинета, – повернулся к ней Илмарт.
Продолжая выводить тонкие линии, она хмыкнула.
– Студенческое восстание? – заинтересовалась Олив, возвращаясь к листанию тетрадей.
– Предположим, их одиннадцать, – охотно подхватил Илмарт и добавил: – Но дверь узкая.
– Тю! – отклонила предложение Олив. – От одиннадцати и баррикады из столов хватит!
Илмарт повернулся спиной к окну и принялся тяжёлым взглядом разглядывать столы.
– Нет, – наконец, вынес вердикт он. – Снесут.
– Дверь узкая, – напомнила Олив.
Следующая четверть часа ушла на бесплодные поиски формулы – существовавшей, видимо, лишь в голове Райтэна, – и обсуждение оборонительного потенциала помещения.
В конце концов, они сошлись на том, что справятся с восстанием из пятнадцати студентов без проблем, но вот двадцать будет им уже точно не по зубам, а формулы, судя по всему, в кабинете нет.
Махнув рукой, Олив сказала, что дальше без Тогнара ей тут делать нечего, и ушла домой.
Илмарт вернулся к карте.
Однако работа у него больше не ладилась: со дна души поднималось исподтишка мерзкое, сосущее чувство тревоги.
Илмарт замер: он хорошо знал это чувство приближающейся опасности, когда умом тебе кажется, что опасаться нечего, но подсознание уже считало какие-то тревожные признаки и теперь предупреждает, не давая расслабиться и готовя к схватке.
Это чувство не раз выручало его в Мариане, помогая вовремя заметить засаду или ловушку, распознать предателя или ложь. В Анджелии оно редко давало о себе знать: как-то при облаве в Брейлине он предугадал, что бандиты заняли позиции на крыше зданий, а ещё вычислил грабителя на рынке – по мелочам в поведении, которые и сам не сумел бы объяснить.
Предчувствие такого плана никогда не было надёжным, и Илмарт знал, что нельзя полагаться на него вполне – тем более, что ему редко удавалось задним числом объяснить, что именно его насторожило. Однако игнорировать то, что не раз спасало тебе жизнь, было бы отчаянно глупо, так что Илмарт невольно задумался.
«Студенческий бунт? Да нет, бред!» – даже помотал он головой, отгоняя мысли. Их с Олив игра была слишком далека от действительности, чтобы увидеть реальную опасность в нахождении в замкнутом пространстве внутри университета.
«Но что тогда могло меня насторожить?» – методично начал перебирать в голове события Илмарт.
На ум ничего не шло: обычные шуточки, просто рабочий день, привычные задачи. В бумагах копался – могло ли там быть что-то опасное? Вроде, сплошные заметки по их проекту. Глупости. Даже если бы в ходе работы Анодар и обнаружил бы что-то опасное, он бы не стал это записывать – чай, не дурак.
Книги уронил? Так вроде ничего не попортилось. Едва ли порядок в стопке был так принципиален, да и чем мог быть опасен Дер, даже если он и расстроится этому эпизоду? В самом деле, не драться же полезет за уроненную стопку! Олив, и та была опаснее в этой ситуации, поскольку могла от неожиданности и заехать…
Сердце стукнуло гулко, словно говорило: что-то здесь.
Олив. Да, он напугал Олив, это очень неприятно. Она не переносит, когда рядом с нею что-то громко роняют – и Илмарт прекрасно её понимал. Он сам воспринимал такие неожиданные громкие звуки как предвестник опасности и весь подбирался – на всякий случай. Лучше прослыть конченным параноиком, чем не успеть доли секунды – в его прошлом эти доли секунды порой оплачивались жизнями союзников и близких.
Реакции Олив не были похожи на его: он мобилизовался, чтобы быстро атаковать, если это потребуется. Олив же превентивно защищалась, ожидая опасности, удара. Он всегда полагал, что эта разница в их реакциях обусловлена в первую очередь комплекцией: в случайной драке он часто выходил победителем за счёт силы и мышц, а Олив, скорее всего, если и попадала в драку, то бывала бита, поскольку никакая ловкость не компенсирует физическую слабость.
«Стоп, – сказал сам себе Илмарт на этой мысли. – Я почти уверен, что её били или даже избивали – она явно знает, каково это, и боится. Но если Руби тоже били…»
Он нахмурился и исподтишка бросил взгляд на тихо рисовавшую Руби.
Тут же ему бросилось в глаза, что она сидит спиной к двери.
Он никогда не замечал этого раньше, потому что это было в первую очередь удобно ему самому – так она сидела лицом к нему. И, тем паче, он не был настолько параноидален, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Это манера Олив была весьма демонстративна, буквально бросалась в глаза – не заметить, что ей свойственен страх перед внезапным нападением, было невозможно.
Далеко не все женщины, которые столкнулись с физическим насилием, ведут себя так, как Олив. В том, что Руби спокойно сидела спиной к двери и не чувствовала на этот счёт никакого дискомфорта, не было ничего странного. В конце концов, она могла просто считать университет безопасным местом.
Илмарт нахмурился пуще. Ему особенно не хотелось подозревать Руби в обмане, потому что она была ему симпатична – из-за общего чувствования характера карт. Но именно от того, что она была ему симпатична и ему не хотелось её подозревать, он включил свою паранойю на полную мощь – жизнь в Мариане приучила его к тому, что симпатизировать женщине может быть смертельно опасно.
Включенная на максимальный режим паранойя дала ошеломительные результаты: Илмарт вынужден был признать, что лишь однажды видел в поведении Руби признаки жертвы насилия – в той сцене у ворот с её отцом.
Совершенно точно она ни разу не демонстрировала ничего подобного до – он бы заметил, непременно заметил, как обратил внимание на эту черту в Олив буквально в первую же встречу, чуть ли ни на первый же взгляд.
Всё, что он вспоминал после той ситуации о ворот, тоже не несло за собой соответствующих смыслов.
«Когда я уронил те книги, она просто продолжала рисовать, – мысленно перечислял он обнаруженные сегодня странности. – И когда я чуть не упал на неё раньше, она совсем не испугалась».
Он был уже почти уверен, что она притворялась в тот раз – но всё же существовал крохотный шанс, что, сталкиваясь с насилием со стороны отца, она сохранила притом доверие к другим людям и даже к мужчинам. Во всяком случае, Илмарт допускал, что такой шанс есть.
«Но зачем ей? – удивлённо спрашивал себя он. – Неужто так хотелось выскочить за Тогнара?»
Как ни крути, он не мог придумать другого варианта. Руби не могла не знать, что они приложат все силы, чтобы вырвать её из рук отца – так или иначе, бьёт он её или нет. Изображать жертву насилия стоило только в том случае, если она желала форсировать процесс, вынудить какого-то из них – Райтэна или Илмарта – на немедленные действия.
Илмарт был из людей, которые, если бы и начали действовать в такой ситуации, то предпочли бы убить агрессора, не задумываясь о последствиях.
Райтэн был из тех, кто просто бросится вперёд – защищать. Как придётся.
