Мария Берестова
В поисках солнца
9. В какие ловушки ловится Михар?
Господин Михар прибыл в Кармидер аккурат к бальному сезону – он старался не пропускать это масштабное событие.
– Ну что, Деркэн! – весело вопросил он при первой же встрече. – Готовы к переезду?
Дерек повёл плечами и уточнил:
– А для вас принципиально, в каком районе я буду жить?
Михар насторожился.
– А у вас есть предпочтения? – ответил он вопросом на вопрос.
В его картине мира Дереку должно было быть абсолютно всё равно, потому что он никогда не бывал в столице и не мог иметь никаких предпочтений.
– Райтэн хотел бы юго-западную границу города, – объяснился Дерек.
Где-то в этом районе – правда, за чертой города, – стояло поместье Рийаров, да и до университета, в котором Дерек планировал продолжить работу над картами, было недалеко.
– Райтэн? – не сумел скрыть в голосе неприятного удивления Михар.
Он планировал деморализовать Дерека, вырвав его из привычного круга общения, и окружить его в столице теми людьми, которых мог контролировать.
Прищурившись, Дерек хмыкнул. По реакции собеседника он догадался, в чём заключался его план, и теперь ему было вдвойне радостно – и от того, что друзья не оставили его в беде, и от того, что их решение расстроило планы врага.
– Райтэн Тогнар, да, – любезно подтвердил он и с наслаждением добавил: – Мой брат.
Михар растерянно потёр подбородок, разглядывая Дерека весьма неприязненно.
Он был прекрасно осведомлён о том, что проекты Райтэна все базируются в восточной части Анджелии: карьер в Брейлине, верфь в Аньтье, корабли, курсирующие от Кармидера в Брейлин, новый торговый путь на север – тоже по восточным водным дорогам.
Столица располагалась на западной границе Анджелии и не имела к этим проектам вообще никакого отношения.
– И что же ваш брат, – почти выплюнул эти слова Михар, – забыл в столице?
Дерек солнечно улыбнулся и развёл руками:
– Меня, Аренсэн.
Тот скривился, не в силах скрыть досаду. Одно дело – оторванный от своих и потерянный Дерек, другое дело – Дерек, опирающийся на старого друга, у которого, тем паче, в столице влиятельные родственники.
В своей игре Михар делал ставку на то, что Райтэн известен своей бешеной привязанностью к собственным безумным проектам – сложно было себе вообразить, чтобы он добровольно отказался от непосредственного участия в них, перевалив всё на управляющих. Вероятность того, что он решится на переезд ради друга, с точки зрения Михара, была минимальная, и тем неприятнее было обнаружить, что именно этот минимальный шанс и оказался реализован в действительности.
Тут Михар спохватился, по чрезмерному веселью в глазах Дерека догадавшись, что теряет лицо. Взяв себя в руки, он спокойно ответил на первичный вопрос:
– Селитесь, где знаете, мне это решительно безразлично.
Дерека, впрочем, это не провело, и выглядел он просто неприлично довольным.
Прищурившись, Михар решил уточнить расклад до конца:
– Госпожа Ринар тоже едет с вами? – холодно спросил он.
В голосе Дерека читалось искреннее глубокое удивление, когда он переспросил:
– Госпожа Ринар? – и с лёгким смешком заверил: – Нет, конечно, нет.
Он, в целом, и не ждал, что Магрэнь захочет уехать с ним, но, конечно, предложил – с целым веером вариантов, хоть в качестве жены, хоть в качестве любовницы, хоть в качестве торгового партнёра. Магрэнь весьма прохладно отметила, что искусство вовремя выйти из любовной связи – редкий талант, и что она этим талантом, безусловно, обладает, поэтому полагает, что лучше им разорвать их связь сейчас, когда обстоятельства удачно к тому сложились – и пока они ещё не успели опостылеть друг другу.
– Так мы сохраним лёгкое сожаление об ушедших отношениях, Дерри, – пожала плечами она, – которое сможет стать надёжной основой для дальнейшей дружбы.
Дерек, талантом выходить из каких бы то ни было отношений не обладающий, доверился её мнению.
Михара, впрочем, эта новость не обрадовала.
– А вот тут жаль… – пробормотал он, почёсывая подбородок, но обсуждать вопрос не стал, отпустив Дерека привычным властным жестом.
Тот, признаться, обеспокоился – реакция Михара намекала, что у него были какие-то планы не то на Магрэнь, не то на отношения Дерека с ней, – поэтому он на всякий случай предупредил её о том, что, возможно, вокруг неё будут крутиться какие-то тёмные интриги.
– Ну-ну! – посмеялась на это Магрэнь, постукивая себя по запястью своим изящным веером. – Посмотрим, что у него на уме, посмотрим!
Глаза её блестели весьма задорно, и Дерек незамедлительно испытал те самые обещанные сожаления – совсем, правда, не лёгкие.
Посмотреть, что там у Михара на уме, Магрэнь удалось уже на следующий же день – потому что он явился к ней с визитом. Встретила она его как всегда любезно и приветливо – и лишь сопутствующий ей в этот день аромат ириса выдавал её крайне воинственное настроение.
Привычно пропустив погодные вступления, Михар дождался чаю, оценил хмыканьем прекрасный ниийский витражный сервиз, который идеально подходил к подаренному им столику, и сразу огласил интересующий его вопрос:
– Что же это, Магрэнь, вас не манит возможность покорить столицу?
Под его насмешливым и испытующим взглядом ей сделалось неуютно; недовольно поведя плечом, она небрежно ответила:
– Меня искренне поражает, Арни, с какой настойчивостью вы суёте свой нос в личную жизнь господина Анодара.
Ей, впрочем, уже полностью стала понятна его игра.
Она весьма серьёзно подошла к вопросу, ехать ли ей с Дереком или нет. Возможность блистать в столице, действительно, весьма и весьма её манила. Однако два соображения остудили её пыл.
Первое заключалось в том, что, дабы покорять столичный высший свет, ей пришлось бы всё-таки выйти за Дерека замуж – это в Кармидере она была «своей», и на её вольный образ жизни смотрели сквозь пальцы; да и славился Кармидер скорее научной и торговой верхушкой общества, нравы в которой были не так уж строги.
К вопросам брака Магрэнь подходила более чем рационально, поэтому выходить замуж за Дерека она считала неудачным решением. С одной стороны, ей было известно, что Дерек мечтал о большой семье – она же не хотела детей вовсе. Понимая, что не смогла бы причинить Дереку боль столь сильную, чтобы лишить его детей вообще, она пришла к выводу, что ради него ей придётся рожать – и, даже если ей и достанет чёрствости спихнуть детей на нянек, здоровье и красоту она всё равно потеряет. С другой стороны, она сама обожала светскую жизнь во всех её проявлениях – и ненавидящий эту самую светскую жизнь Дерек был бы вынужден таскаться с нею по сотням ненавистных ему мероприятий, что и для него превратило бы их брак в ад.
«Мы только оба мучили бы друг друга, вот и всё», – сделала логичный вывод она.
Этот вывод не очень её обрадовал – она весьма дорожила близкой связью с Дереком, и ей было мучительно её обрывать, – но рациональность победила в борьбе с эмоциями, и она озвучила Дереку то решение, которое нам уже известно.
Вторым соображением, по которому Магрэнь не рвалась в столицу, были интриги Михара. Он уже наглядно продемонстрировал, что видит в ней рычаг давления на Дерека; рычаг этот становился тем идеальнее, если Магрэнь вышла бы за Дерека замуж и стала бы выстраивать в столице свою и его репутации.
Нынешний визит, как ей казалось, вполне доказывал, что Михар вёл именно интригу такого рода и был весьма раздосадован её решением остаться в Кармидере.
«Не может же он как-то заставить меня поехать в столицу?» – нахмурившись, принялась она разглядывать собеседника, ожидая от него подвоха.
По тому, как лёгкий её тон сменился этой нахмуренностью, Михар примерно вообразил себе ход её мыслей и недовольно вздохнул.
На его взгляд, Дерек не был приспособлен для ведения светской жизни – несмотря на несомненный талант в части сближения с людьми. Магрэнь стала бы для него блестящей партией, которая смогла бы ввести его в нужный круг легко и непринуждённо, и проконтролировать, чтобы он своей неуместной искренностью ничего не испортил. Кроме того, поскольку у него оставались прекрасный рычаги давления на Магрэнь, она в качестве жены Дерека делала того более уязвимым – в общем, то, что интрига эта не задалась, огорчало его весьма сильно.
– Причём тут господин Анодар? – наконец, предпринял он вялую и беззубую попытку разыграть эту интригу другим концом. – Возможно, я просто считаю, что столичному обществу не хватает такой фигуры, как вы?
Магрэнь аккуратно приподняла брови, тихо поставила свою чашечку на блюдце, изящно подпёрла подбородок кистью руки, почти запястьем – чтобы пальчики красиво и веерно свисали вниз – и с лёгким укором воскликнула:
– Арни!..
Укор этот следовало понимать как «вы меня считаете настолько дурой?!», и Михар не стал делать вид, что не понял. Резко взмахнув рукой, он сухо и недовольно отметил, переходя от явно проигрышной темы к атаке:
– Я не давал вам позволения на подобные фамильярности, госпожа Ринар.
Она лицом своим отобразила всё, что думает о его занудстве, после чего чуть пригубила своего чаю, мило улыбнулась и сладко проговорила:
– Но и не запрещали.
Он замер, чувствуя себя пойманным в ловушку.
После того, как она это озвучила, у него оставался только один путь: бескомпромиссно заявить, что всякую фамильярность в его адрес он ей запрещает.
Но именно этого ему делать совершенно не хотелось.
С глубоким, сильным неудовольствием он понял, что совершил серьёзную ошибку, когда позволил ей это «Арни» – а она называла его так с первой же встречи, и он, в самом деле, пусть и отмечал своё недовольство этим фактом, не запрещал. В итоге это ласковое обращение создало некоторую иллюзию близости – и, хотя Михар прекрасно знал механизмы, по которым работают такие иллюзии, и сам охотно использовал их, манипулируя другими людьми, он и сам стал жертвой этого эффекта. Из-за этого постоянного «Арни» у него исподволь зародилось и потихоньку развилось ощущение, что отношения его с Магрэнь чем-то отличаются от бесчисленного множества всех остальных отношений – потому что никто больше не отваживался пытаться сократить дистанцию с ним, используя уменьшительные варианты его имени.
И теперь он вынужден был сам с собой признать, что с некоторым предвкушением ожидал от встреч с ней этого неизбежного псевдоконфликта, во время которого она назовёт его сокращённым именем, а он в ответ проворчит что-то, выражая своё псевдонедовольство.
– Значит, теперь запрещаю, – закинув нога на ногу, заявил он, наконец, единственное, что ему оставалось заявить.
Однако из-за того, что сделал он это не тотчас, и после нескольких секунд, которые отражали его короткую внутреннюю борьбу, Магрэнь уловила и сам факт этой борьбы, и тут же достроила в уме её причины – и непритворно удивилась.
Почувствовав себя в сильной позиции, она хмыкнула, пригубила чаю и спросила:
– Настолько недовольны моим решением остаться в Кармидере?
– И это тоже, – не стал спорить он, доставая из кармана сигару.
Она капризно поморщилась и высказала несколько суше и грубее, чем планировала:
– Ну, уж простите, но я не соглашусь переехать даже за право звать вас «Арни»!
Постучав пальцами по бокам сигары, он с неожиданно весёлыми искорками в глазах уточнил:
– Торги уместны?
– Вот только дуру из меня делать не надо!.. – раздражённо ответила она, вставая.
Под её недовольным пристальным взглядом он, закатив глаза, встал, изображая собой джентльмена, который не останется сидеть, раз уж дама изволила встать.
– Было отрадно вас повидать, господин Михар, – мило прощебетала она, подавая руку для поцелуя.
Он смерил её скептическим взглядом, руку целовать не стал и, прикурив от ближайшей свечи, не прощаясь, вышел.
Она проводила его недовольным и сумрачным взглядом.
– И зачем только приходил!.. – пробормотала она себе под нос.
10. Как рождаются заговоры?
646 год, лето. Столица Анджелии
Тогнар-старший, объездив, наконец, своих заочных знакомых из разных стран, добрался до столицы Анджелии примерно через год после того, как туда перебрались Дерек с компанией.
У Тогнара было несколько планов: он хотел, во-первых, познакомиться с внуком, во-вторых – повидаться с Этрэном, с которым они уговорились пересечься именно здесь, в-третьих – проверить, что там с интригами Михара и насколько они вовлекают Райтэна и его друзей, и, наконец, пообщаться с родственниками из Рийаров.
Именно в загородном поместье Рийаров – где ему любезно выделили гостевые комнаты – он и пересёкся с Этрэном.
Несмотря на то, что купцу перевалило уже за шестьдесят, он выглядел весьма ещё крепким мужчиной и не планировал оставлять своё ремесло – однако в длительные плаванья перестал уходить самолично, предпочитая управлять делами из Анджелии.
Первые полчаса старые друзья провели, хвастая друг другу достижениями своих детей и меряясь достоинствами внуков. Они познакомились ещё в студенческие годы: оба обучались в Кармидерском университете – правда, Этрэн на пару курсов старше, а Тогнар обучение так и не успел закончить, сорвавшись в Аньтье к умиравшему отцу. Дружба их – или даже, скорее, братство, – прошла сквозь годы, скреплённая желанием прославить Аньтье и укрепить его позиции на внутриполитической арене Анджелии. Этрэн работал над этим, расширяя торговые возможности порта и делая его важным перевалочным пунктом в международной торговле, а Тогнар большую часть своего правления развивал внутреннее производство и наращивал военную мощь – того требовала не только близкая граница с Джотандой, но и необходимость отстаивать независимость Аньтье перед столицей.
Как-то так сложилось исторически, что ни простые жители Аньтье вообще, ни Тогнары в частности не горели желанием во всём подчиняться столичным властям и предпочитали высокий уровень автономии.
Тогнару вполне было, чем хвастать: его младший сын подхватил дело и продолжал политику отца, к вящему довольству населения, которое было незыблемо уверено, что именно они самые анжелистые из всех анжельцев. Этрэну тоже было, чем гордиться: его собственные сыновья продолжали его дело, так же, как и Райтэн.
Далее пошли вздохи на тему того, что Райтэн, скорее, работает на процветание Брейлина (что, впрочем, тоже было неплохо, потому что всегда полезно иметь под боком благодарных союзников), а Кайтэнь так и вовсе унесло в Кармидер.
В ход пошла карта; под хороший коньяк делить Анджелию на круги влияния было более чем приятно.
– С Брейлином у нас теперь надолго мир, – довольно приговаривал Этрэн, водя пальцем по рекам и отмечая тем пути райтэновской торговли, – Данзэс, небось, на радостях отплясывает там.
Действительно, прямой водный путь, налаженный Райтэном между Кармидером и Брейлином, значительно оживил торговлю с Райанци, что шло Брейлину существенно на пользу.
Лукаво блестя глазами, Тогнар отбивал какой-то марш в районе Северной Анджелии, мечтая, видимо, что сын и этот край приберёт к рукам.
– Но вот Кармидер!.. – вздыхали они оба в унисон, глядя на карту.
Кармидер был себе на уме; и если бы случился конфликт между восточной и западной Анджелией – решительно неясно, на чью бы сторону он встал.
– Туда бы Деркэна!.. – досадливо хлопнул себя по колену Тогнар.
Дерек успел произвести впечатление на Кармидерский университет; а университет был фактически городом в городе и вторым политическим центром области – не менее значимым, чем собственно правительство.
– А что там с Деркэном? – заинтересовался Этрэн, который несколько упустил из вида развитие этой интриги.
Тогнар досадливо поморщился. Михару таки удалось пройти в Парламент, но это дало ему пока немного – фракции внутри него складывались веками. Желая упрочить своё влияние, Михар пытался объединить тех, кто от этих фракций откалывался по тем или иным причинам, или тех, кто, как и он, не входил в какую-либо конкретную коалицию. Ничто так не связывает новых союзников, как совместные проекты; Михар активно в эти проекты ввязывался, привлекая к делу и Дерека как ведущего аналитика.
– Я думал попросту вытащить их обоих, – размеренно начал Тогнар, имея в виду, что был готов на прямой конфликт с Михаром, – но Деркэн обеспокоен угрозами Михара порыться в его прошлом, – он бросил испытующий острый взгляд на друга и с досадой отметил, что тот ощутимо помрачнел.
Воцарилось гнетущее молчание. Этрэн полагал, что конфликт с Грэхардом будет самым паршивым из возможных вариантов, поэтому угрозы Михара виделись ему существенным обстоятельством, которым нельзя было пренебречь.
– Я предлагал ему устранить его… господина, – осторожно отметил Тогнар, предположив, что Деркэн переоценил неуязвимость этой персоны, однако Этрэн весьма разочаровал его. Сморщившись, он лишь отмахнулся:
– Безнадёжно!..
Тогнар приподнял брови и бросил на друга укоряющий взгляд: мол, действительно ли вы оба уверены, что стоит держать эту информацию в тайне от основного союзника.
Этрэн скривился. Он не был человеком, который разбрасывается чужими тайнами, и ему было достаточно молчания Дерека, чтобы не болтать самому. Однако у старшего Тогнара было не меньше, чем у Михара, возможностей докопаться до правды и самому; очевидно, он не делал этого раньше потому, что не считал необходимым. Теперь же, когда в его политические планы вошла идея непременно выдернуть Дерека из-под влияния Михара и вернуть его в Кармидер, можно было предположить, что он озаботится поиском этой информации и всё равно узнает, откуда взялся этот самый господин Анодар.
Поприкидывав так и этак, Этрэн раскололся:
– Грэхард. – И уточнил зачем-то – хотя других влиятельных Грэхардов ныне в Ньоне не наблюдалось: – Раннид.
На несколько секунд лицо старшего Тогнара совершенно застыло: он никак не ожидал услышать это имя.
Затем в один момент от неподвижности он перешёл к крайней степени волнения; резко вскочив – чуть не опрокинув притом свой бокал – он нервно воскликнул:
– У меня теперь только два вопроса! – и, сделав пару резких шагов в середину комнаты, порывисто обернулся: – Почему он ещё жив!.. – имея в виду Дерека. – И… – сделав те же пару шагов обратно, он, опершись на столик, навис над Этрэном и почти заорал ему в лицу: – Трэн, где были твои мозги?! – тот аж зажмурился, недовольный такой вспышкой. – Нет! – меж тем, взмахнув руками, продолжил расхаживать по комнате Тогнар. – Мозгов у тебя, совершенно точно, нет! – пылая раздражением, он повернулся и зло спросил: – Как ты вообще додумался тащить его в Аньтье?!
– Тэн! – мягко попытался успокоить его Этрэн, вставая.
Но тот даже слушать не стал.
– А если он узнает! – разорялся он, выплескивая негодование во все стороны. – О тебе, о Райтэне!.. – голос его сорвался на мучительной ноте от тревоги за близких.
Он был напуган мыслью, что грозный повелитель Ньона однажды придёт забрать своё – и убьёт всех, кто это «своё» посмел от него скрывать.
Этрэн недовольно скривился: у друга были все причины негодовать. Купец сильно рисковал, согласившись помочь Дереку сбежать в Аньтье, и подставлял Тогнаров, познакомив того с Райтэном.
– Хорошо! – примирительно поднял руки Этрэн, соглашаясь со справедливостью упрёка. – Ты прав, я думал не головой. Пожалел парня.
Тогнар досадливо взмахнул руками – мол, с тобой всё ясно! – и с мрачным видом уселся на своё место. Отнюдь не погасшее негодование продолжало биться и гореть изнутри. Запрокинув голову на спинку кресла, он принялся разглядывать потолок, пытаясь взять себя в руки.
– Справедливости ради, – Этрэн тоже осторожно сел, – Грэхард его не объявлял в розыск. По официальной ньонской версии он является мёртвым.
Тяжело и досадливо вздохнув, Тогнар принялся растирать себе виски – шокирующие новости вызвали у него головную боль.
– Какая разница, искал он его или нет! – сквозь зубы пробормотал он, морщась от боли. – Если Михар доложит Грэхарду – прямой конфликт неизбежен. – И горько добавил, пронзив друга взглядом: – Мы с ним не справимся, Трэн.
Вариант просто выдать Дерека Грэхарду, если тот за ним пришлёт, они даже не рассматривали: Дерек был братом Райтэна, а значит, членом семьи. Кроме того, Тогнар небезосновательно полагал, что именно вмешательству Дерека обязан потеплением отношений со старшим сыном.
– Как мне, легче убрать Михара, – пожал плечами Этрэн. У них был затяжной конфликт, связанный с попытками Этрэна доставлять контрабанду в Филопье. Ныне купцу пришлось отступить и отказаться от планов по сбыту своих товаров в вотчине Михара; и, хотя его материальное положение от этого отнюдь не страдало, гордость бывалого контрабандиста была уязвлена и требовала отмщения.
Отпив коньяку, Тогнар всерьёз задумался, взвешивая вероятности.
Теоретически, убить Михара было не слишком сложно. Проблема была в том, чтобы не попасться службе его безопасности – а служба эта кормилась у Совета Филопье, который, конечно, не оставит гибель своего главного политического ферзя без расследования. Кроме того, в случае устранения Михара именно Тогнары попадали в список первых подозреваемых – известен был и конфликт Михара с Этрэном, и то, что Михар каким-то образом переманил к себе человека Райтэна. Люди, прямо заинтересованные в расследовании, знали и о неудавшейся интриге с Руби. Вероятность в случае убийства засветиться, и получить вполне себе реальную войну между востоком и западом, была велика.
С другой стороны, Грэхарда убить было почти невозможно – подобраться к владыке Ньона могли единицы, и оружия в руках у этих единиц быть в этот момент не могло. Планировать покушение на Грэхарда было бы безумием, в любой другой ситуации Тогнар даже не стал бы рассматривать этот вариант, но…
Вне зависимости от интриг Михара, живой Грэхард – это угроза Дереку, и, как следствие, угроза Райтэну.
Если что порой и заставляло уравновешенного и вполне владеющего собой Тогнара слетать с катушек – то это опасность, грозящая его семье.
Грэхард представлял угрозу Этрэну – потому что именно Этрэн способствовал побегу приближённого лица владыки. Он также представлял угрозу Райтэну – потому что Райтэн был тем, кто помог Дереку натурализоваться в Анджелии и успешно затеряться в ней. И, конечно, он представлял угрозу самому Дереку – а Дерека Тогнар со всей свойственной ему фамильной широтой души считал «своим».
Этих трёх угроз вполне хватило, чтобы внутри Тогнара поднялось тёмное, яростное чувство, требующее немедленных действий.
Райтэн бы в такой ситуации вскочил и помчался бы эти самые действия предпринимать; но отец его, при столь же пламенном нраве, обладал годами оттачиваемым хладнокровием.
Он не вскочил, не побежал, и даже не заговорил; откинувшись на спинку кресла, он сцепил руки в замок под подбородком и взглянул на Этрэна весьма выразительно. Глубокий взгляд этот, в котором тяжёлая уверенность в себе и своих силах сочеталась с острым движением яростной мысли, был купцу вполне знаком. Прикрыв свои глаза ладонью, он выразительно вздохнул.
Поговорка о том, что с Тогнарами спорить бессмысленно, стабильно самозарождалась в ближнем кругу каждого из представителей этой горячей семейки.
– Пятнадцать лет у власти, – холодно и спокойно заговорил Тогнар. – Недругов у него хватало и хватает. Но все покушения были провалены.
Этрэн ещё раз выразительно вздохнул. В устах любого другого такая неутешительная статистика прозвучала бы как «поэтому нечего и пытаться». В устах старого друга это следовало понимать как «здесь нельзя рассчитывать на авось и нужно всё учесть».
– Нужно использовать новые обстоятельства, – продолжал тихо и размеренно рассуждать Тогнар. – Любые, в которых его служба безопасности ещё не довела свои действия до идеала. Если таковых обстоятельств нет, – с нехорошей задумчивостью заключил он, – их нужно создать.
Этрэн даже воображать себе не хотел, каковы могут быть новые обстоятельства, которые надумает пытаться создать его друг – можно было заранее с уверенностью утверждать, что они входят в ряд самоубийственных безумий, – поэтому поскорее попытался найти хоть что-то, что временно отвлечёт на себя внимание Тогнара, поглотит его нынешний тёмный пыл и остудит голову. А там, глядишь, вовремя переориентировать на куда как более жизнеспособный план с покушением на Михара…
– Он скоро едет на Кес, – быстро вмешался в разработку плана Этрэн, вызвав сдержанный интерес собеседника.
Кес – остров в Многоземном море – был завоёван Грэхардом несколько лет назад. Тамошнее население отнеслось к смене власти весьма индифферентно – до этого Кес формально принадлежал Сиру – однако потребовалось время, чтобы служба безопасности владыки посчитала обстоятельства благоприятными для таких поездок. Кес находился в статусе графства, и Грэхард планировал посетить его лично, чтобы принять графскую корону и присягу местных вассалов.
– Кес. Прекрасно, – Тогнар переставил пальцы из замка в домик. – У тебя есть его карта? – вежливо приподнял он брови.
В своём обычном ежегодном плаванье Этрэн заходил в главный порт Кеса, но знать весь остров у него не было никакой нужды.
– Нет, – покачал он головой и добавил: – Но у А-Ранси должна быть!
– Ну так идём! – хмыкнув, бодро поднялся Тогнар.
Со вздохом отставив бокал с коньяком, Этрэн нехотя последовал за ним.
