Мария Берестова
В поисках солнца
10. Для чего живёт на свете Дерек?
Выйдя от Рийаров, Райтэн было направился домой, но Дерек дёрнул его за рукав и перенаправил к морю.
Некоторое время они шли молча, обдумывая только что произошедшую сцену.
Дерек заговорил первым.
– Она всё наврала, – уверенно резюмировал он. – Ты ни к чему её не принуждал.
Райтэн скривился; он придерживался прямо противоположной точки зрения.
– Я действительно даже не спросил её согласия, – упрямо выразил свою мысль он.
Возведя глаза к небу, Дерек парировал:
– Как будто она реально была против!
– Неважно, – Райтэн резко остановился, вынуждая тем друга тоже встать и повернуться к нему.
Они уже находились у моря, и ровный гул волн заполнял собой пространство вокруг.
– Неважно, – уверенно повторил Райтэн. – Я должен был поговорить с нею до того, как действовать. Я должен был всё обсудить, заверить ей, что её безопасности ничто не угрожает, что я не претендую…
Скепсис на лице Дерека всё возрастал по мере разворачивания этого самоуничижительного монолога, и, наконец, не выдержав, он перебил:
– Мы всё ещё говорим о Руби, серьёзно? – имея в виду, что это сама же Руби и закрутила всю эту интригу, поэтому не ей жаловаться на её результаты.
Проглотив фразу про мозги, Райтэн досадливо отмахнулся:
– Да причём тут Руби! – и снова пошёл вперёд, вглядываясь куда-то в себя. Через пару минут продолжил: – На её месте могла быть хорошая, честная девушка, Дер! Но я бы всё равно поступил так же…
До Дерека дошло. Он виновато помолчал.
– Ну, у Олив же ты спросил? – попробовал вырулить на оптимистичную ноту он, но уже в сам тот момент, как произносил этот вопрос, похолодел от мысли, что, возможно, у Олив Райтэн тоже ничего не спрашивал, и просто притащил её жениться.
Опасения его отчасти подтвердились, потому что Райтэн, запихнув руки в карманы, промолчал.
Некоторое время они шагали так молча, пока не достигли того самого утёса, с которого Дерек недавно швырялся камнями.
Там Райтэн сел прямо на землю и, уставившись в море, сказал:
– Нет, про брак-то я её спросил.
Дерек облегчённо вздохнул и сел рядом, тоже уставившись в море.
Влажный ветер приятно холодил лицо.
Райтэн молчал как-то уж очень угрюмо, и, хотя Дерек не смотрел на него в упор, даже краем глаза по мимике его было видно, что его гнетут тяжёлые мысли.
«Про брак-то спросил, – прокрутил в голове Дерек. – А про что, выходит, не спросил?»
Тут же и пришёл ответ на вопрос, почему Олив тогда выставила Райтэна из своей комнаты, наградив званиями лицемера и скотины.
Сердце Дерека сжалось от боли за друга, который, очевидно, корил себя за то, что слишком часто сперва делает, а потом думает.
«Я тоже у Магрэнь не спрашивал!» – хотел было поддержать он, но тут же ему пришла в голову мысль, что это совершенно иная ситуация, поскольку Магрэнь первой и недвусмысленно заявила, что намерена его соблазнить.
Потом припомнилось, что и вообще, всё-таки спрашивал.
Но Дереку вообще было характерно сто раз переспросить, прежде чем что-то делать.
Он понял, что проводить параллели между ним и Райтэном бессмысленно и даже вредно, потому что они слишком отличаются, и стоит покопаться в том, что касается непосредственно друга.
Тут, к счастью, Дерек без труда мог набрать сотни примеров!
– Тэн, – позвал он, привлекая к себе внимание, и, поймав взгляд собеседника, продолжил: – Ты помнишь, как ты меня от Годэна забирал?
– Ну? – скривился Райтэн, которому до сих пор становилось досадно всякий раз, как он вспоминал, какой же несусветной чушью маялся его бестолковый друг.
Чуть откинувшись, Дерек опёрся руками на землю позади себя и, глядя в небо, обрисовал картину:
– Явился, наорал на малознакомого подавальщика, ультимативно заявил, что забираешь его себе… – лицо Райтэна совершенно перекосило, потому что он тут же добавил этот случай в копилку тех самых ситуаций, когда он не стал ни у кого ничего спрашивать. – И что я тебе на это сказал, Тэн? – бросил Дерек серьёзный и внимательный взгляд на друга.
– Не помню, – отвернулся тот.
– Что ты лезешь не в своё дело, и что я нахожу твоё вмешательство неуместным.
Дерек чуть помолчал, но до Райтэна, кажется, так и не дошло, к чему он ведёт, поэтому пришлось продолжить.
– И что тогда сделал ты, Тэн? – развил мысль Дерек.
Райтэн дёрнул плечом и буркнул:
– Извинился, естественно.
Дерек тихо, но весело рассмеялся.
– Естественно! – счастливым голосом повторил он и принялся уточнять: – Ты извинился, объяснил, почему позволил себе такую грубость, рассказал о своих мотивах и, наконец, предложил сотрудничество, и даже принялся уговаривать.
Уголок губ Райтэна дёрнулся усмешкой. Он уже понял, на что обращает его внимание Дерек.
– Да-да, богоподобная деликатность! – фыркнул он.
– Она самая! – наставительным тоном отозвался Дерек, а после принялся объяснять: – Ты человек действия, Тэн. Едва тебе приходит в голову мысль – ты тут же берёшься её воплощать в жизнь. И это восхитительное качество! – с большим чувством в голосе подчеркнул он. – И все мы – и Олив тоже, – особенно ценим в тебе это.
Райтэн отвернулся и чуть заметно покраснел.
– Иногда тебя заносит, – не стал спорить с очевидным Дерек, – но знаешь, что в тебе вызывает у меня особое восхищение? – очередное дёрганье плечом можно было растолковать как заинтересованность, и он продолжил: – Ты резко и бескомпромиссно тормозишь в тот самый момент, как только на твоём пути оказывается другой человек.
В голосе Дерека звучала убеждённая уверенность в друге и его чуткости.
В плане воплощения своих идей Райтэн был человеком совершенно неудержимым; он не видел препятствий, не знал сомнений и никогда не отчаивался. Если он вбил себе что-то в голову – это становилось реальностью, рано или поздно.
Но если на пути этого его волевого устремления вдруг вставал другой человек – Райтэн останавливался в один момент. Аккуратно и чётко не доходя до этого человека пары шагов. И никогда – за все те годы, что Дерек знал его, – он не пытался кого-то продавить или к чему-то принудить.
Это было тем удивительнее, что у Райтэна обычно было множество возможностей и давить, и принуждать, – но он не использовал их, полагая такое совершенно недопустимым.
Дерек был до глубины души восхищён силой характера, способного переломить всё на своём пути – но останавливающегося перед другим человеком.
– Ты даже не представляешь, насколько ты уникален и прекрасен, Тэн, – с глубокой убеждённостью принялся убеждать друга Дерек. – А Руби – соврала. Потому что я знаю точно: ты остановился бы в тот же момент, как она хоть чем-то выразила своё несогласие. Но твой порыв вписался в её план, – фыркнул он, – и она решила использовать его себе на пользу.
Райтэн пробормотал что-то неразборчивое; он был ощутимо смущён.
Внутри себя он уже успел вообразить, что, сам того не замечая, превратился в копию отца, и давит на людей вокруг, не осознавая за собой этого. В каждом событии, в каждом разговоре он теперь искал подтверждения этой версии – и, конечно, легко находил, потому что истолковывал факты только в одном ключе. Слова Дерека его весьма ободрили, но ещё больше ободрила уверенность друга в том, что он, Райтэн, попросту не способен быть таким, каким он боялся стать.
– Я просто боюсь, – выразил этот страх он, – что из-за своего скверного характера потеряю вас.
Он имел в виду – как когда-то его отец потерял его самого.
Как когда-то Дерека потерял Грэхард.
Как он сам чуть не потерял Олив.
Понимая изнутри, как легко не заметить, что ты движешься к этому неотвратимому разрыву – он боялся, что становится человеком, который действительно не видит за собой, что уже теряет близких.
Страх этот был весьма далёк от реальности, но пугал Райтэна именно потому, что человек, ступивший на этот путь, сам за собой не замечает, что уже идёт по этому пути, – и у Райтэна не было никакой возможности понять, действительно ли он не идёт по нему – или просто не замечает.
Дерек, впрочем, тут же поспешил развеять его страхи:
– Пфф! – иронично шлёпнул губами он. – Смею засвидетельствовать, что это тот редкий случай, когда мозги отказали именно тебе, дорогой мой брат. Потому что, – он посмотрел на друга в упор серьёзно и глубоко, – и характер у тебя совсем не скверный, и уж тем паче… – весело фыркнув, Дерек улёгся на спину и в небо заявил: – Меня ты точно никогда не потеряешь, даже и не сомневайся!
Слова эти отозвались в сердце Райтэна теплом столь сентиментальным, что он поскорее поспешил соскочить с чувствительной темы, и тут же ехидно отметил:
– Сказал человек, который только что планировал в одиночку свалить в Ньон, оставив нас всех одних.
– Справедливо, – чуть улыбнулся Дерек, закладывая руки за голову и рассматривая облака. Затем оправдался: – Я просто очень перепугался.
Лицо Райтэна сделалось холодным и злым: он твёрдо переживал ту мысль, что никогда никакому владыке Ньона не позволит причинить Дереку никакого вреда.
– Ты знаешь, я ведь всю жизнь боялся, – неожиданно принялся делиться Дерек. – В детстве – марианцев, они у нас часто разбойничали. В Ньоне – того, что со мной могли сделать. При Грэхарде – покушений и бунтов, – он усмехнулся. – В Анджелию я приехал, кажется, целиком состоящим из одного сплошного страха, что Грэхард меня найдёт.
Райтэн сорвал ближайшую травинку и нервно её зажевал.
– Потом, в Брейлине, – продолжил Дерек, – я вроде как чуть успокоился. Но стал бояться теперь другого – что я подведу тебя…
Райтэн скривился и подавил восклицание по поводу мозгов.
– Только в Кармидере понял, что это глупость, – порадовал его, меж тем, дальнейшими рассуждениями Дерек. – И, знаешь… – он сел и удивлённо посмотрел на друга. – Да, пожалуй, тогда, первые месяцы в Кармидере, был единственный период моей жизни, когда я не боялся.
Он растерянно заморгал, вспоминая то далёкое лето: знакомство с Магрэнь, работу в университете. Теперь, не сомневаясь ни капли, он бы мог с уверенностью сказать, что это был самый счастливый период его жизни.
– Пока не явилась эта стерва со своим папашей, – мрачно кивнул Райтэн, сразу догадавшись, где именно закончился «безбоязненный» период жизни друга.
– Да, – огорчённо кивнул Дерек, – пока не появились они… и я не стал снова бояться, что меня выдадут Грэхарду…
Щурясь, как от головной боли, Райтэн пощипал себя за переносицу, после уверенно и чётко декларировал:
– Грэхарду не отдадим, Михара прибьём.
Губы Дерека дрогнули улыбкой.
– Не надо никого убивать, – попросил он. – Он так-то нормальный мужик, жалко.
Райтэн упрямо промолчал. «Загасить Михара» было, на его взгляд, оптимальным планом, который решал бы все проблемы оптом. Не то чтобы Райтэн считал такой способ решения проблем приемлемым, но Михар его уже прочно и окончательно задолбал.
Райтэн был великодушен; он мог простить Руби её интригу. Но простить Михару тот страх, в котором из-за него жил теперь Дерек, Райтэн не мог.
– Тем более, – продолжил оптимистично развивать тему Дерек, – твои отец и брат всё хорошо организуют с бумагами, которые прикроют мою легенду. Так что Михара можно смело послать.
На это Райтэн согласно кивнул. Послать Михара было, определённо, его самой заветной мечтой.
– Вернёмся в Кармидер, наконец, – поддакнул он.
Дерек рассиялся и прищурился на солнце; выражение лица у него стало чрезвычайно мечтательным.
– Я так соскучился по нашему университету!.. – тихо, но с глубоким чувством признался он.
– Будешь строить научную карьеру? – живо заинтересовался Райтэн.
Он был безмерно, бесконечно рад, что друг наконец заговорил о будущем и перестал выглядеть как заживо похороненный в Ньоне раб.
– И это, – уверенно кивнул Дерек, запуская руку в поросли травы и теребя стебли. Затем нерешительно спросил: – Как думаешь, я смогу… когда-нибудь… стать преподавателем?..
Сморгнув от неожиданности, Райтэн горячо заверил:
– Дер, да хоть сейчас! Тебя ж с руками оторвут!
Дерек обернулся к нему с глубоким выражением удивления на лице.
– Почему? – удивился он. – Я же не умею…
Он не знал, где и как учатся люди, чтобы стать преподавателями, но был уверен, что для этого точно необходимо долго и упорно учиться.
Смерив друга скептическим взглядом, Райтэн возвёл глаза к небу, досадливо фыркнул и выразил, наконец, свою досаду словесно:
– Великое Пламя! И это – один из умнейших людей, какого я когда-либо видел!
Заметно покраснев, Дерек демонстративно уставился в море. Солнечные блики, отражаясь от волн, образовывали над ними небольшое совершенно волшебное зарево.
Они некоторое время молчали; один любовался морем, другой – небом.
Потом Дерек вдруг заговорил, немного застенчиво:
– Знаешь, а я ведь разобрался…
– Хм? – проявил заинтересованность Райтэн, не отрываясь, впрочем, от разглядывания облаков. Вечерние косые лучи солнца расцвечивали их в золотые и розовые цвета, и переливы этих полутонов приковывали к себе взгляд и не желали отпускать.
– Помнишь, – принялся объяснять Дерек, – ты говорил, что живёшь, чтобы привнести немного порядка в этот мир победившего идиотизма?
Тут же оторвавшись от созерцания облаков, Райтэн перевёл на друга глубоко заинтересованный взгляд.
Дерек, поведя плечом, улыбнулся и продолжил:
– Кажется… кажется, я живу для того, чтобы в этот мир победившего идиотизма привнести хоть немного тепла…
Лицо Райтэна прояснилось; лучи уже начавшего спускаться к горизонту солнца придали ему совершенно сияющий оттенок.
– Да, – мягко и убеждённо подтвердил он, – в этом и вправду – весь ты!
Дерек обернул к нему лицо, несмело улыбаясь. Хотя ему теперь солнце светило в макушку, казалось, его глаза успели впитать в себя его лучи, пока он любовался морем, и теперь эти лучи рвались наружу из его взгляда.
– Тогда пойду-ка, обрадую Михара! – весело заявил он, вставая.
Райтэн подскочил следом.
Тревога, сжимавшая его сердце в последнее время, отступила. Теперь он был совершенно уверен, что вместе они – справятся со всем, что угодно.
11. Умеет ли Михар ухаживать за женщинами?
Этот день Михар полностью освободил для налаживания отношений с невестой.
К отношениям у него был самый основательный подход: Магрэнь была ему нужна не как временная любовница, не как декоративная жена, а как постоянный и надёжный партнёр. Поэтому к выстраиванию связи с ней он отнёсся как к серьёзному проекту. Он тщательно проработал весьма капитальный план по медленному и основательному сближению, и план этот был прекрасен, пожалуй, всем, кроме того, что не учитывал человеческий фактор: Михар был глубоко дисциплинирован, он привык полностью подчинять свои чувства разуму, и от других людей, коих почитал умными, ожидал того же.
Начать свои ухаживания Михар решил с приятного сюрприза, выражающего внимание ко вкусам и проблемам будущей жены. Так что Магрэнь была с порога препровождена в комнату, где её уже ожидало новое готовое к примерке платье.
Подарок оказался более чем неожиданным – вот уж чего-чего, а платьев Магрэнь точно никто никогда не дарил, – но вызвал у неё скорее досаду, потому что одежду она предпочитала всегда выбирать исключительно на свой вкус, и вмешательство в процесс отбора Михара показалось ей неуместным, неприятным и даже окрашенным попыткой досужего контроля.
Вздохнув, Магрэнь решила платье всё же примерить – в конце концов, оно было чёрное, а никакое чёрное платье не могло бы быть совсем уж лишним в её гардеробе.
Примерка изменила взгляд Магрэнь не подарок полностью.
Платье из мягкого изысканного бархата, определённо, полностью соответствовало её новому статусу, и никакой острый язык не сумел бы к нему придраться. В пол, без всяких там вырезов, не слишком облегающее – оно было бы безумно скучным и в высшей степени приличным, если бы не…
Если бы не вставка из прозрачного тонкого материала на груди. Эта вставка начиналась сразу под шеей, треугольником спускалась вниз и, тонкой полоской проходя по центру груди, доходила почти до талии.
Магрэнь с минуту смотрела на себя в зеркало в глубоком недоумении.
Если бы природа одарила её пышными формами, вставка такого рода стала бы скандально провокационной, потому что под должным ракурсом полушария груди были бы видны в ней весьма отчётливо. Но именно на фигуре Магрэнь такой крой смотрелся безупречно элегантно и сдержанно.
Платье оказалось удивительно тонко подобрано: полностью сохраняя приличия, оно подчёркивало бунтарский характер Магрэнь, обнажая её любовь к провокациям и эпатажу, но при этому ни на йоту не являясь вульгарным.
Повертевшись перед зеркалом так и сяк, она с глубоким недоумением была вынуждена признать, что это, определённо, теперь её любимое платье, которое настолько полно, открыто и ярко демонстрирует саму её суть, что ни один другой её наряд не сможет с ним сравниться.
И, хотя сперва Магрэнь намеревалась после примерки переодеться в своё и выразить жениху формальные благодарности, теперь ей захотелось отблагодарить его по-настоящему: она не ожидала, что он применит всю роскошь своего ума для такой тривиальной задачи, как подбор для неё подходящего платья.
– Аренсэн! – порывисто выскочила она в гостиную и даже немного покружилась по ней, демонстрируя себя. – Так вы, оказывается, ещё и модельер?
Он отложил газету, которую читал до её появления, встал и окинул её довольным взглядом.
– Это едва ли, – с усмешкой открестился он, но не стал отказываться от её похвалы, отметив: – Но я давал модельеру самые подробные указания.
Результат ему понравился; платье сидело на Магрэнь именно так, как он ожидал.
– Вам удивительным образом удалось сочетать элегантность с дерзостью! – с большой теплотой отметила она, желая сделать ему приятное.
– Элегантность с дерзостью в себе сочетаете вы, дорогая, – любезно ответил он, подошёл и взял её ладонь. – Я лишь помог вам выразить это, – и, наклонившись, поцеловал её руку.
У Магрэнь остро, мучительно и катастрофично порвался шаблон.
Галантный Михар не вписывался в её картину мира вообще никаким образом.
Выпрямившись, он обнаружил её ошарашенное лицо.
Приподняв брови, он ворчливо сказал:
– Что? Разве не так положено себя вести с невестами?
– Так, – согласилась она, отнимая у него руку и непринуждённо подходя к зеркалу, якобы чтобы оглядеть себя ещё раз – на деле же для того, чтобы сбежать от него.
Она знать не знала, что делать с галантным Михаром. Совершенно не представляла себе, какую линию поведения теперь избрать. Чувства её так же находились в смятении, и ей нужно было время, чтобы разобраться, что со всем этим делать.
Сложив руки на груди, Михар наблюдал за тем, как она красуется перед зеркалом. Ему было досадно и неприятно, что она видит в его ухаживаниях какой-то подвох. В плане, который он нарисовал в своём воображении, всё было просто: он постепенно менял линию поведения с официально-деловой на дружественно-интимную, Магрэнь подстраивалась под изменения этой линии, и они успешно переходили к близким отношениям.
Он мысленно отметил, что план нуждается в детализации – возможно, он пропустил какой-то важный шаг? – и продолжил выполнять придуманную программу: повёз Магрэнь смотреть помещение, которое он купил и теперь начинал оборудовать под её новый парфюмерный завод.
Поездка эта вызвала у Магрэнь заметное оживление; она охотно принялась рассказывать, почему ей так интересно её дело.
– Аромат говорит без слов, – вдохновенно вещала она, – он создаёт настроение, он в какой-то степени – создаёт саму личность. Понимаете, Арни? – он не стал лукавить и сделал лёгкий отрицательный жест. – Чувствуете фиалки? – тут же сунула она к нему своё запястье. – Это ведь совсем не то же самое, что ирис или шафран! – лицо её сияло искренним восторгом. – Каждый новый аромат создаёт новую женщину – всегда другую, всегда особую!
– Обычно от вас пахнет чем-то древесным, – сдержанно отметил Михар.
– Для делового настроя! – мягко рассмеялась Магрэнь и тут же ударилась в перечисления. Михар с удивлением узнал, что у неё более пятнадцати любимых древесных ароматов – это не считая экспериментальных! – и каждый из них выражает какой-то свой неповторимый оттенок.
По правде сказать, сам Михар всегда предпочитал один и тот же проверенный временем одеколон, но после столь вдохновенной рекламы ему захотелось попробовать что-то иное, чтобы проверить, насколько Магрэнь права, и будет ли он сам чувствовать себя иначе, если от него будет пахнуть чем-то другим.
Наконец, они прибыли к будущему заводу.
Что бы сама Магрэнь не говорила о том, что иные духи создают каждый раз иную личность, романтичный фиалковый аромат не помешал ей перейти на деловой настрой. Она с порога засыпала управляющего десятками вопросов и тут же, велев взять блокнот, принялась давать указания, сыпать уточнениями и перечислять важные нюансы.
Михар со скучающим видом стоял у окна. Парфюмерия никогда его не интересовала всерьёз – если не говорить о самой торговле ею – и он не вполне понимал, о чём именно говорит Магрэнь. Не меняя безразличного выражения лица, он, впрочем, скорее любовался ею, чем просто наблюдал: ему нравилось, как на ней сидит придуманное им платье, его привлекала живость, с которой она входила во все дела своего предприятия, ему импонировали её ум и её деловая хватка. «Всё-таки удачный выбор», – мысленно хвалил он сам себя, довольный тем, что всё же решился на этот брак. Магрэнь, чем больше он узнавал её, тем больше казалась ему идеальной спутницей жизни, способной справиться со всем, что требовалось от его супруги.
Меж тем, живой поток её речи обогатился недовольными нотками; Михар, отвлекаясь от своих размышлений, прислушался.
Она была недовольна… как он разобрал, расходными материалами для какого-то мудрёного аппарата. По её упрёкам выходило, что он не совсем справится с температурными перегрузками; управляющий, горячась, доказывал, что материал – отличный, проверенный разными испытаниями и зарекомендовавший себя с лучшей стороны.
Михара насторожило, что голос управляющего стал чуть выше, хотя сам он выглядел спокойным и собранным: выверенные жесты, уверенная поза, глаза не бегают. Демонстративно уставившись в окно, Михар продолжил следить за ним боковым зрением.
Магрэнь уже вовсю листала толстую папку, полную разнокалиберных бумаг; управляющий, уверенно тыкая пальцем в нужные места, отстаивал свою точку зрения. Михар не столько смотрел, сколько слушал, и ему всё ощутимее чудилось в ещё чуть повышенном тоне напряжение.
Раздражённо оттолкнув папку, Магрэнь затребовала финансовые документы.
– Сей момент! – совсем высоким голосом ответил управляющий, доставая из ящика нужный талмуд.
Михар сделал в голове пометку, что нужно велеть проинспектировать, всё ли тут в порядке с расходами. На всякий случай.
«Всякий случай» настал раньше, чем он думал, потому что Магрэнь, покопавшись в отчётах с четверть часа, вдруг позвала его:
– Аренсэн, вы не посмотрите? – она чуть хмурилась, вертя в руках писчее перо. – Я не совсем ещё разобралась со столичными ценами…
Подходя, он уже был почти уверен, что с финансами что-то не так: у управляющего уж очень подозрительно забегали пальцы одной руки по манжетам другой. Вроде бы и подумаешь – поправляет человек одежду! – но слишком уж резко он замер, стоило Михару подойти.
Бросив на управляющего тяжёлый взгляд – тот совсем уж напрягся – Михар сел и углубился в отчёт.
Читал он его с показательным вниманием к деталям: чуть слышно хмыкал, очерчивал ногтем подозрительные моменты, и всякий раз после такого высверкивал на управляющего острым взглядом. Тот переминался с ноги на ногу, тревожно сглатывал и пару раз открывал было рот – что-то объяснить – но так и не решался.
Причины нервничать у него явно были самые серьёзные: к указанным в ведомостям ценам у Михара и впрямь возникали многочисленные вопросы. Впрочем, он допускал, что на эти вопросы могут найтись вполне удобоваримые ответы, но вот поведение провинившегося работника ясно говорило о том, что ответы у него так себе.
– Сколько наворовал? – не поднимая взгляда от колонок цифр, холодно поинтересовался Михар.
Сдавленно выдохнув, управляющий засуетился:
– Ну что вы, господин, как можно!.. – заелозил по ушам его совсем уже высокий нервный голос.
Поморщившись, Михар всё же взглянул на собеседника и тоном дружелюбным, почти весёлым, уточнил:
– Намерен лгать?
Управляющий побледнел стремительно и жалко замотал головой.
Михар поставил себе внутреннюю пометку выразить недовольство тому из своих помощников, кто нанял этого идиота.
– Орс! – негромко позвал Михар.
От дверей отделился массивный детина.
Нервно проследив взглядом, как он подходит к столу, управляющий залепетал:
– Помилуйте, господин!.. – но осёкся под ледяным взглядом Михара.
Тот не терпел, чтобы у него воровали, и управляющий, на самом деле, об этом был наслышан, – просто полагал, что сам хозяин не будет входить в нюансы этого дела, а кармидерской бабе он уж как-нибудь зубы заговорит, не может же женщина и впрямь что-то смыслить в делах такого рода!
– Орс, – вставая, дружелюбным голосом обратился Михар к детине, – полагаю, временная потеря одной руки поможет нашему другу, – ещё один вымораживающий взгляд на управляющего, – правильно переоценить свои приоритеты.
Неудавшийся вор в ужасе рухнул на колени и заголосил. Михар досадливо поморщился, и понятливый Орс быстро заткнул источник шума, слегка его придушив.
– Ты помолчи пока, – басовито велел он управляющему, – ещё наорёшься, когда господин уйдёт.
Смерив композицию с придушенным управляющим безразличным взглядом, Михар повернулся к совсем не участвующей в сцене Магрэнь и подал ей руку.
– Дорогая? – вопросительной интонацией поторопил он её.
Магрэнь, мазнув по нему взглядом недовольным и хмурым, руку всё же приняла и позволила довести себя до кареты. Лишь там, оставшись с ним наедине, она позволила себе высказать критику:
– Полагаю, вы всё же хватили через край, Аренсэн.
Лицо его застыло в холодном строгом выражении. Он не считал для неё допустимым вмешиваться в его дела и тем более критиковать его стратегию управления людьми.
– Все воруют, – продолжила развивать свою мысль Магрэнь, которой претила жестокость того рода, которую проявил теперь Михар. – Это не повод ломать людям руки.
Он холодно парировал:
– Если не ломать им за это руки – они и не прекратят, Магрэнь.
Она отвернулась к окну, не видя смысла объяснять ему вещи, которые ей казались очевидными.
За те годы, что она вела своё дело, она не раз сталкивалась с воровством среди своих приказчиков и продавцов, и давно привыкла воспринимать его как неизбежное зло. Уволить человека, иной раз шепнуть там и сям, что не стоит его нанимать, – было, с её точки зрения, достаточно.
Михар придерживался иной позиции. Он предпочитал иметь репутацию человека, воровать у которого опасно – и репутацию такого рода приходилось поддерживать постоянно, но и выгоды от неё были очевидны. Его проекты были слишком разнообразны и разбросаны по стране, он не мог всеми ими управлять лично, и ему требовалось, чтобы те люди, которых он оставлял на местах, не подводили его. Ничто так не дисциплинирует, как понимание того, что ошибка такого рода может стать фатальной – это мелкой шушере вроде нынешнего управляющего он всего лишь ломал руки.
Магрэнь, в целом, понимала, почему он придерживается столь жёсткой позиции, но всё же его действия вызывали в ней протест, и особенно неприятно было то, что дело оказалось связано с заводом, которого она так ждала. Она предпочла бы, чтобы в её предприятии и управление велось так, как привычно ей, а не так, как обычно делает он.
Она полагала, что он не прислушается к её мнению, поэтому и заикаться об этом глупо. Однако ж, её злило, что её дело – её любимое парфюмерное дело! – строится теперь по его правилам!
Не имея возможности противостоять ему прямо, она выразила свою злость досадливым:
– Мне вы, стало быть, тоже руку сломаете, если я что-то возьму без спроса?
Он не понял ни того, с чем связана её досада, ни того, почему она выдвинула столь странную претензию.
– Магрэнь, – с некоторым раздражением ответил он, – я вас не в управляющие нанимаю.
«Надо же!» – фыркнула она про себя, поскольку сама придерживалась как раз противоположной точки зрения. Она видела, что Михар смотрит на брак как на совместный проект, и строит его, как строил бы любой другой проект, – поэтому её и в самом деле тревожило, во что ей может обойтись в браке такого рода какая-нибудь оплошность.
Взгляд её, как всегда это с ней бывало, оказался весьма выразительным.
Михар возвёл глаза к потолку, пробормотал еле слышно что-то ругательное, затем посмотрел на неё спокойно и, произнося слова медленно и веско, словно ему было сложно их говорить, заверил:
– Ваши руки я точно ломать не буду, Магрэнь, – на секунду запнувшись, добавил: – В конце концов, если вам так захочется чего-то моего – почему бы, в самом деле, не спросить? Не вижу резона отказывать жене, – повёл он плечом.
Фыркнув уже вслух, Магрэнь взглянула на него почти весело – ей понравилось, что она поставила его в неловкую ситуацию, и ему пришлось подбирать непривычные ему слова, чтобы вывести этот разговор на уровень выбранной им стратегии «заботливый жених».
Отловив направление её мысли, он предупреждающе поднял брови, и она посчитала, что стоит удовольствоваться достигнутым и не испытывать его терпение дальше.
«В конце концов, большие дела всегда делаются постепенно», – оптимистично подумала Магрэнь, полагая, что из Михара ещё получится сделать человека – если, конечно, взяться за него правильно.
А уж она-то, с её опытом общения с мужчинами, взяться правильно сумеет!
