Мария Берестова
Сердца не покоряют силой
Глава нулевая
Всякий в столице Ниии с чистым сердцем подтвердил бы, что кротость, со всей определённостью, не входит в число достоинств принцессы Рэми. То ли король и королева слишком потакали своей младшей дочери, то ли просто Бог щедро отсыпал ей пламенного нрава за всю семью – но факт остаётся фактом, принцесса имела весьма непростой характер.
Однако дворцовое воспитание и лучшие учителя сделали своё дело, и если уж Рэми бралась скандалить, делала она это с особым изяществом и в таком согласии с нормами этикета, что её пассажи вызывали скорее восхищение, чем раздражение.
Вот и в этот раз, вместо того, чтобы с гневом врываться в кабинет отца, она сперва согласовала с ним свой визит через слуг, а потом ступила на порог с самой милой и кроткой улыбкой.
Король, впрочем, ни на миг не обманулся: причина визита ему была хорошо известна.
Со вздохом отложив бумаги, он с привычной властностью в каждом своём движении сделал приглашающий жест рукой.
Рэми красиво повела головой, слегка выставляя вперёд правую скулу и наклоняя лоб вперёд – ракурс, с которого черты её лица казались особенно милыми, – и приветливо произнесла:
Отец, уверена, эта глупость пришла в голову не вам. Признавайтесь, кто это строит мне козни? Господин А-Гранни, ведь правда?
Поименованный был министром внешней политики, и, по правде говоря, пересекался с принцессой столь редко и по столь незначительным поводам, что подозревать его в кознях было, по меньшей мере, странно. Разумеется, Рэми и не думала его обвинять, она просто перевела в вежливую форму рвущийся из глубины сердца возглас: «Папа, ты совсем идиот – или ещё есть шансы?!»
Привычно считавший этот первичный посыл король вздохнул и начал издалека:
– Рэми, послушай…
Это было дипломатической ошибкой.
– Только не говори, – невежливо перебила его дочь, разом позабыв про этикет, – что ты нашёл этому зверству какие-то политические оправдания!
– Зверству? – почувствовал себя задетым за живое король, который всегда очень заботливо подходил к делу устроение судьбы своих дочерей, и уже выдал удачно троих. – Помилуй, Рэми! Молодой А-Ларрес хорош собой и слывёт рыцарем. Не говоря уж о том, что ты станешь правительницей большой и богатой страны!
Дерзко задрав подбородок – ракурс похуже, зато передаёт серьёзность намерений, – Рэми воскликнула:
– Ты хотел сказать – варварской страны? Они дикари, отец! Ты хочешь отдать меня в жёны дикарю?
Воинственный Мариан, правителем которого был предполагаемый жених, едва ли заслуживал называться варварским. Правда, в недалёком прошлом там, в самом деле, бушевала масштабная гражданская война, с некоторым переменным успехом продолжавшаяся сотню лет. Но вот уже третье поколение жило в мире, и даже сам строй управления с тех пор несколько изменился, и не было ровным счётом никаких причин считать, что Мариану грозят новые потрясения такого рода.
– Он наш единоверец, – терпеливо возразил король, отметая обвинения в адрес жениха. – И, как показывает его пока недолгое правление, вполне умён. Я не желаю слушать твои фантазии, Рэми. А-Ларрес сам просил твоей руки, и я не вижу причин ему отказывать.
На лице принцессы отразилось удивление. Этот самый А-Ларрес, действительно, приезжал лет семь назад, и они даже пересеклись на одном приёме и на последующем за ним балу, но, в самом деле, не было никаких причин считать, что он мог её запомнить.
В личной симпатии тут дела быть не могло, а значит – замешана политика. Рэми не была глупой, и в момент просчитала выгоды такого брака для Мариана: дочь ближайшего соседа, сильного и опасного государства, может стать каким-никаким гарантом мира. Но зачем бы отцу идти на это? Трёх её старших сестёр он пристроил за своих. Почему вдруг именно ей досталось такое сомнительное счастье?
Не разгадав суть замысла отца, вести свою игру против него можно было только наугад. Принцессу это бы не остановило, но король не дал ей слова вставить, веско резюмировав:
– Рэми, ты против любого жениха нашла бы, что сказать. Напомни мне, сколько кавалеров мы уже рассматривали? Двадцать шесть?
Принцесса сжала зубы и промолчала: кавалеров было тридцать два. Но на втором десятке отец прочно сбился со счёта.
– Тебе не угодишь! – в его голосе отразилась прорвавшаяся за терпеливый тон застарелая досада. – А-Ларрес всем хорош, и решение уже принято, – резким жестом он предложил ей удалиться.
Она сделала реверанс и вышла, внутри кипя от негодования, в особенности от того, что он был прав, пеняя ей за разборчивость.
Рэми трезво оценивала свои шансы в противостоянии с отцом, и понимала, что с наскоку решить эту проблему у неё не получится. Однако ж она была не из тех, кто сдаётся и смиряется со своей судьбой. Понимая, что не сможет переубедить самого короля, который уже включил этот брак в свои политические игры, она тут же принялась в душе строить иные планы по устройству своей судьбы. Первое, что она решила внутри себя твёрдо, так это то, что женой этому зарвавшемуся дикому правителю она не станет никогда. Второе, что кипело в её сердце, была жгучая обида на отца, устроившего этот брак в обход неё и настоявшего на нём, даже когда она выступила против. Рэми была принцессой, и она вполне понимала, что есть политическая необходимость. Однако в этой ситуации воля короля казалась ей пустым самодурством: что им за выгода от союза с этим отсталым Марианом? Не было ровно никакой нужды жертвовать своей дочерью ради столь сомнительного союза! Мариан и так им слова поперёк не скажет, где их жалкая раздробленная армия, и где отборные ниийские регулярные войска!
«Хорошо же! – бурчала себе под нос принцесса, меряя злыми шагами собственные покои. – Я вам всем устрою!» – мстительно обещала она.
И отцу, который так её предал.
И А-Ларресу, который полагает, что ему всё дозволено.
И этому паршивому Мариану, который смеет на что-то претендовать.
Они все у неё попляшут, не будь она Ирэмией из рода А-Риоль!
Часть первая
Глава первая
На церемонии прощания принцесса была безупречна. Мягкая тёплая улыбка, покорные и трогательные слова, изящество каждого выверенного жеста…
Это было уже не бунтом: это было самой настоящей жестокостью. Вполне возможно, что Рэми видела родных последний раз в жизни – или же, во всяком случае, увидит их теперь очень нескоро. Своей же безупречной манерой она словно бы обозначала, что принимает их за чужих. За тех, с кем надо говорить мягким слащавым тоном, за тех, на кого смотрят бессмысленными приветливыми глазами, за тех, к кому не испытывают ни грамма личных чувств.
Рэми так проявляла свою обиду; она не думала о том, что разлука будет длинной, ведь в её планах значилось намерение расстроить этот брак и вернуться. Она не думала в этот момент о том, что и суровый лишь внешне отец, и привычно-изысканная мать, и держащие себя в руках братья, и украдкой вытирающие слёзы сёстры, – все они прощаются с нею всерьёз, и поэтому её отчуждённая манера ранит их сердца.
Беда, наверное, не столько в том, что Рэми об этом не думала, а в том, что её бы только обрадовала их боль. Она всех их в этот момент считала предателями, и всем им хотела показать, что не хочет больше ничего иметь общего с семьёй, которая отказалась от неё ради каких-то сомнительных политических выгод. Рэми хотела мести, и это была её месть, более, чем успешная.
– Отец, примите мою искреннюю благодарность за устройство моей судьбы, – изысканно склонялась она в реверансе, целуя руку короля и не видя, как его лицо перекосилось от её сдержанной и такой благородной фразы, слово в слово повторённой из учебника по этикету.
– Матушка, я буду с благодарностью хранить в сердце все ваши заветы, – с тёплой признательностью приседала она уже перед королевой, не зная, что искусственно-безупречная улыбка на её устах будет ещё долго преследовать мать в кошмарах, надрывая ей сердце тем безразличием, из которого растут улыбки подобного сорта.
– Брат, будьте надёжной опорой для нашего трона, – безжалостно продолжала Рэми, приседая перед наследным принцем.
Все прочие были так же удостоены самых изысканных и приличествующих ситуации сентенций.
Закончив с положенными по регламенту изъявлениями, Рэми гордо вздёрнула подбородок и, не оглядываясь, направилась к выходу из тронного зала.
Не выдержав этого эмоционального напряжения, старшая сестра окликнула её по имени – но Рэми даже не дрогнула, и уж тем более не обернулась, а спокойно вышла вон.
Сёстры сгрудились в кучку, плача друг у друга на плече. Король и принцы моргали с таким выражением, будто сейчас к ним присоединятся, и только королева – видимо, от неё и достался принцессе столь гордый нрав, – только королева лишь крепко стиснула зубы, коря себя за то, что упустила нечто важное в воспитании младшей дочери.
К чести Рэми отметим, что она после немало ночей прорыдала, скучая по семье и мучаясь разлукой. Однако ж, не будем лукавить, ей и в голову не приходила мысль пересмотреть своё поведение. Она считала, что была права в своей обиде и холодности, и ни капельки не раскаивалась в той манере, какой выразила своё недовольство. Это вообще было слабой стороной Рэми, увлекаться в таких ситуациях, с чрезмерной жёсткостью защищая свои личные границы. Возможно, это было следствием того, что как принцесса она находилась под непрестанным давлением – ожидания родителей, этикет, высота её положения, необходимость блюсти репутацию семьи… Рэми ненавидела это всё, и поэтому так мучительно отстаивала то немногое, что хоть как-то могла отстоять.
Самым торжественным образом праздничный кортеж двигался к границе. В каждом городе или поселении они останавливались и устраивали празднество – ниийцы с восторгом встречали принцессу и желали ей всяческого счастья. Но любой путь подходит к концу, и однажды утром они добрались, наконец, до границы.
Та была обозначена вполне чётко приграничной рекой. Своим восточным пологим берегом река примыкала к Ниии, с запада же её обрамляли суровые марианские скалы. В этом месте словно встречались две культуры, два народа: густые леса богатой Ниии соседствовали с каменными утёсами, разделённые полоской воды.
Рэми вышла из кареты подышать свежим воздухом, пока командир её гвардейцев договаривался с марианской стороной в ожидании встречающих.
В прохладном воздухе привычный хвойно-медовый аромат родных лесов смешивался с чем-то новым, пыльным и тяжёлым. Принцесса ещё не ступала на земли Мариана, но они ей уже не нравились: холодные, неприветливые, дикие!
«И как мы туда подниматься будем?» – недоумевала Рэми, разглядывая неприветливый берег, на котором тут и там виднелись массивные стены пограничных фортов. Естественно, переправа была организована в том месте, где утёсы были более пологими и низкими, но даже здесь они не выглядели удобными для подъёма.
Вскоре она увидела, как её командир возвращается с каким-то марианцем. То, что это именно марианец, было сразу ясно по его одежде: мешковатые брезентовые штаны, куртка из того же материала поверх рубашки – нет, в Ниии так не одевались!
Принцесса нахмурилась. Она знала, что встречать её должен был двоюродный брат жениха, и ожидала если не эскорта, то, во всяком случае, достаточно представительного кавалера. Судя по всему, ожидания такого рода можно было забыть. Либо кузен не почтил её присутствием и послал лишь своего слугу, либо, что ещё хуже, это и есть сам кузен – и страшно тогда вообразить, как выглядит этот А-Ларрес, если даже его брат рядится в такое тряпьё.
Между тем, сам марианец явно был своим нарядом доволен. К принцессе он подошёл с самой ясной и сияющей улыбкой, и тут же непринуждённо раскланялся:
– Ваше высочество, рад вас приветствовать! – дружелюбно рассиялся он всем выражением своего лица. – Готовы к переправе? – весело оглядел он её пусть и дорожный, но весьма нарядный костюм.
Недовольная принцесса изобразила своим выражением любезность и сладко ответила:
– Благодарю, сударь, но я бы сперва дождалась его высочества.
Марианец и командир удивлённо переглянулись.
– Его высочества? – решился переспросить первый, поскольку второй, знакомый с натурой своей подопечной, уже понял, что ввязываться в этот разговор не стоит.
Очаровательно улыбнувшись, Рэми пояснила:
– Мне говорили, меня встретит брат жениха, – и нежно хлопнула ресницами.
Марианец хлопнул себя ладонью по лбу и покаялся:
– Простите, и где только мои манеры! Я забыл представиться! – и, бодро раскланявшись, задорно отрапортовал: – Рассэл А-Ларрес, к вашим услугам, можно просто Рас, и без всяких высочеств!
Внутри себя ужаснувшись подобной фамильярности, принцесса любезно ответила, подавая руку для поцелуя:
– Моё высочество принцесса ниийская, Ирэмия-Ангаларж-Катарин А-Риоль, герцогиня Верийская, маркграфиня Снэская, дама ордена Рассветной звезды, почётный член академии наук Ниии, вице-президент Международной конфедерации защиты прав женщин. Можно просто «ваше высочество», – мило добавила она, копируя его тон.
Рассэл не сплоховал, и вместо того, чтобы поцеловать протянутую руку, энергично её пожал. Левая бровь принцессы едва уловимо сдвинулась вверх – достаточный, с её точки зрения, знак недовольства.
Для человека, который видит её впервые в жизни, этот знак явно остался за пределами понимания, но хорошую шутку Рассэл любил, поэтому невозмутимо повернулся к командиру с предложением:
– Я предполагаю отправить её высочество грузовым подъёмником.
Прежде, чем командир успел ответить, Рэми вмешалась:
– Прошу прощения? – непреклонным тоном потребовала она разъяснений.
– Ваше высочество, – с весьма неожиданной для его наряда изысканностью поклонился Рассэл, – подъём на перевал и так не радует удобствами, но для вашего великолепного платья он и вовсе окажется неприступен.
Он говорил, безусловно, справедливые вещи, но Рэми уже успела разгневаться, что и поспешила выразить словами:
– Какая наглость, сударь! Вы планируете отправить меня тем же путём, что переправляете скот? – оскорбилась она и резюмировала: – Даже не рассматриваю такой вариант.
Рассэл с изрядным скепсисом смерил принцессу взглядом с головы до ног, отмечая мысленно тяжёлый бархат пышной юбки, нарядную кружевную тесьму по подолу, выглядывающий из-под подола лёгкий тканевый башмачок…
– Как вам будет угодно, ваше высочество, – с ощутимой насмешкой согласился он. – Прошу следовать за мной!
И, пожав плечами, развернулся и отправился к реке.
Рэми независимо хмыкнула, подобрала юбки и гордо прошествовала следом в сопровождении своей гвардии и немногочисленной свиты. Слуги остались с каретой – помогать переправить её тем самым грузовым подъёмником.
Уже на побережье процессию ждали первые испытания. Торговцы предпочитали морской путь, и перевалом пользовались одни лишь спешные гонцы, поэтому на берегу не наблюдалось никакого намёка на пристань. Единственная лодка пришвартовалась прямо к берегу, увязнув носом в топком песке. Прибрежная зона, откровенно говоря, напоминала болото, и если отодвигать густую поросль не было большой проблемой, то вот куда ступать – оказалось той ещё задачкой. Стиснув зубы, принцесса старательно берегла туфельки, тщательно выбирая, куда поставить ногу, но в непосредственной близи от лодки столкнулась с проблемой – откровенно подтопленный песок не позволял найти ни одного сухого места.
Оценив ситуацию, Рассэл присвистнул, скинул ботинки, бросил их на нос лодки, отослав охранявшего её марианца на корму, закатал штанины и, крепко ухватившись, лихо подтянул лодку поглубже к берегу. Заскочив на нос, он, лучезарно улыбаясь, протянул руку принцессе:
– Прошу!
Мысленно возведя глаза к небу, Рэми неохотно приняла эту помощь, опёрлась и ступила в лодку, поспешив удалиться от носовой части с её мокрыми башмаками и лужей воды, растекающейся от голых ног Рассэла. Последние, должны сказать, смутили её особо, и внутри себя она взмолилась, чтобы её жених оказался хоть немного воспитанней, чем этот бесцеремонный оборванец.
Переправив на марианский берег принцессу и часть её гвардии, лодка сделала ещё несколько ходок, перевозя оставшихся. Дождавшись, когда все ниийцы окажутся, наконец, на нужном берегу, Рассэл – уже, к счастью, обувшийся, – велел следовать за ним и отправился вверх по тропе.
И в первые моменты весьма крутая, тропа, чем дальше, тем круче становилась, и спасало её только то, что время от времени марианцы явно пытались её облагородить, создавая лопатами и камнями какие-то подобия ступеней, дающих опору в самых трудных местах.
Сперва Рэми хранила гордую осанку, осторожно вышагивая по этим ненадёжным опорам, потом осознала бесперспективность такого политеса и согласилась опираться на руку командира своей гвардии. Впрочем, эта опора не очень-то ей помогала бороться с другими проблемами: пышная юбка так и трепалась в траве, норовя запутать ноги и ей, и командиру, а докучливая тесьма цеплялась за всё, что только попадалось ей на пути, и даже начала неприятно отрываться. Изящные туфельки на маленьком каблучке тоже не способствовали комфорту передвижения.
Обозлившись вконец и на платье, и на тесьму, Рэми резким и агрессивным жестом свободной рукой подтянула юбки повыше, являя миру свои панталоны. Абсолютно недопустимое этикетом действие – но этикет и не предполагает, что вам придётся карабкаться по горной тропе наравне с мужчинами!
Усмирив юбку и тесьму, Рэми почувствовала себя гораздо лучше: ничто больше не путалось в ногах, норовя уронить её на каждом шагу. Но на этом её злоключения не закончились. Подъём всё длился и длился, и у Рэми, которая не обременяла себе спортивными занятиями, ощутимо заканчивалось дыхание. Каждый шаг давался всё труднее, но гордость не позволяла ей попросить об остановке – она продолжала шагать и шагать в выбранном ритме, и скорее огласилась бы рухнуть вниз и разбиться, чем признала бы, что сил у неё уже не осталось.
К счастью, именно в этот момент Рассэл объявил передышку – в этом месте образовалась естественная площадка, от которой уходила другая тропа, ещё выше.
– Только к краю не подходите, – предупредил Рассэл, оборачиваясь неожиданно для принцессы.
Та, зло сверкнув глазами, быстро оправила юбку и, вопреки предупреждению, подошла к краю поближе – и замерла, поражённая прекрасным видом. Родные леса с высоты показались ей необыкновенно густыми, похожими на волнующееся море. Ветер колыхал кроны, как если бы это были волны, и лес казался таким живым!
– Сверху вид ещё больше завораживает, – довольным голосом сообщил Рассэл, оглядываясь вокруг.
Он не был частым гостем на перевале, и потому наслаждался открывающейся перспективой как редкой диковинкой. Таких обширных и густых лесов в Мариане было мало, и сам он редко имел возможность ими любоваться.
«А она всё-таки молодец, – хмыкнул он про себя, искоса глядя на принцессу. – Хотя и с норовом!»
Способность Рэми совершить этот подъём произвела на него впечатление – он-то приготовился встречать хрупкое и изнеженное существо, не приспособленное к жизни. Принцесса казалась довольно капризной и склонной снобничать, но, в целом, не всё было потеряно – на неискушённый взгляд Рассэла, который не очень-то смыслил в чужеземных принцессах и изрядно переживал за семейную жизнь брата.
«Может, не так и плоха», – вынес внутри себя вердикт он.
К счастью, Рэми даже и не догадывалась, что её тут оценивают и взвешивают. Привыкшая выносить строгие и категоричные суждения о других, она и мысли не допускала, что кто-то может применять такие приёмы к ней. Ведь она – дочь короля Ниии, и выше каких бы то ни было оценок!
Глава вторая
Изматывающий подъём, наконец, закончился, и Рэми была вознаграждена за него вдвойне.
Во-первых, её гордость приятно ласкало осознание, что она выдержала столь суровое испытание и утёрла нос этому мужлану, который, уж точно, мечтал над ней посмеяться. Не на ту напал! Нет, Рэми могла по праву гордиться столь нетипичным для принцессы достижением.
Второе же, что поразило её до глубины души – открывшийся с вершины перевала вид.
Должны признать, Мариан был чудо как живописен. Богатый рельеф создавал удивительные волнистые картины, в которых разномастные холмы и пригорки чередовались с долами и долинами, где ручейки и овраги рождали водопады и водовороты, где невысокий кустарник сменялся травой и вереском, а небольшие рощи вносили приятные акценты в это царство плавных зелёных линий.
У Рэми от восхищения перехватило дыхание; ничего даже близко похожего она не видела ни в родной Ниии, ни в степной Анджелии, ни даже на зелёном Сире, чьи побережья до этого дня казались ей самым прекрасным местом на свете.
Рассэл, тоже на несколько минут залюбовавшись открывшейся картиной, теперь с любопытством косился на принцессу: ему была интересна её реакция. Он не в первый раз встречал иностранных гостей, и про себя делил их на два типа: тех, кто кривил нос и даже взглянуть не удосуживался на фантастический пейзаж, и тех, кто в восторге забывал о всех своих предубеждениях и был очарован полностью.
Ему со всей определённостью хотелось выяснить, к какому типу принадлежит невеста брата, поэтому он решил поторопить её реакцию вопросом:
– Как вы находите нашу страну, ваше высочество?
Принцесса обернулась к нему; восхищение мигом пропало из её глаз. Приветливым и ясным тоном она произнесла вполне приличествующую ситуации фразу, какую сказал бы всякий человек, не желающий из вежливости обидеть чужестранца и вынужденный хвалить что-то дорогое его сердцу.
У Рассэла от недоумения дёрнулась бровь.
В реакции принцессы восхищение и презрение смешались в столь странно-равных пропорциях, что сделать какие-то выводы не представлялось ему возможным.
Некоторое время они всё ещё стояли на перевале – ожидали прибытия экипажа и женской части свиты.
Вынуждены отметить, что, к большому огорчению Рэми, из всех её фрейлин лишь одна согласилась последовать с ней в этот страшный Мариан. Остальные не захотели бросать – кто родителей, кто жениха, кто наследство, кто пышный ниийский двор. Алиссия, подруга детства, была единственной, кто без сомнений и колебаний разделила свою судьбу со своей принцессой.
Кроме того, отправилась в путь и гувернантка, воспитывавшая Рэми чуть ли не с пелёнок наравне с матерью, которая в своём выводке из девятерых детей не всегда могла уделить достаточно времени и внимания младшей дочери. Именно из-за гувернантки, неспособной преодолеть столь сложный подъём, Алиссия тоже решила проследовать наверх на грузовом подъёмнике – в отличии от Рэми, она не видела в том ничего унизительного.
Наконец, дамы и карета прибыли, и процессия приступила к спуску – куда как к более пологому, не говоря уж о том, что им не требовалось достичь подножья, по пути их ждал гостеприимный форт и горячий обед.
Марианцы расстарались на славу, приготовив такой пир, что хоть в балладах описывай. Вот только принцесса их усилий не оценила: у себя во дворце она ценила диковинные и утончённые блюда, в которых контрасты неожиданных вкусов смешивались с необычными способами приготовления, а изысканные специи и фирменный соусы даже простой мясной стейк превращали в гастрономический шедевр.
В Мариане же приветствовалась, в первую очередь, сытность блюд. Готовили здесь просто, без каких-то изысков, и стол правителя мало чем отличался от стола его подданных, разве что мяса на нём было побольше.
Зато Рэми к своему облегчению заметила, что все окружающие её марианцы, пусть и не пытаются следовать столовому этикету досконально, во всяком случае, умело пользуются ножом и вилкой. Это явно говорило в пользу их цивилизованности и не могло не радовать – выдержать отсутствие манер за обеденным столом было бы точно выше её сил!
К сожалению, от переизбытка впечатлений и волнений Рэми так и не смогла запомнить всех тех, кого ей спешно представили, и отчаянно путалась внутри себя, пытаясь понять, где тут командир караула, где начальник её нового сопровождения – родные ниийцы передавали её на попечение людей жениха, – где хозяин крепости, а где… нет, она не может даже припомнить, кто ещё сидит теперь за этим столом. А ведь со всеми приходилось поддерживать любезную беседу!
Она старательно хвалила обед, отмечая простоту и сытность блюд как достоинство, хвалила климат, о котором пока ничего не знала, хвалила даже какой-то неведомый ей род цветов, который ей почему-то назвали несколько раз – лишь после догадалась, что это были те цветы, которые украшали стол. По правде говоря, она была ужасно рада, что сегодня они уже никуда не поедут и заночуют в форте – ей катастрофически необходим был отдых.
После обеда её проводили в большую и довольно бедно обставленную комнату, но Рэми не склонна была привередничать, в конце концов, это военный форт. Мягкая постель да тёплая печурка – что ещё надо!
Принцесса прилегла всего на минутку – и уснула на несколько часов, вымотанная утренними приключениями. Встав к вечеру, она выглянула в окно – и от восхищения вскрикнула.
Оставалась ещё пара часов до заката, но солнце уже клонилось к горизонту, и его лучи приобрели мягкий медный оттенок. В свете этих мягких лучей марианские холмы, увитые вереском, выглядели сияющими и прекрасными.
– Алисс! – воскликнула принцесса, оглядываясь. – Пойдём скорее!
Прикорнувшая в этой же комнате подружка мгновенно сбросила сонную хмурь и тоже выглянула в окно.
Захлопав в ладоши, Алиссия радостно воскликнула:
– Пойдём! – и, подхватив принцессу под руку, смело отправилась искать выход. Им не раз приходилось вдвоём ускользать от пригляда слуг и свиты, поэтому и в этот раз всё прошло без помех – тем более, что гвардейцы обеих стран сошлись в дружеской попойке и явно не ожидали прыти от своей уснувшей подопечной.
Спуск с перевала оказался несколько сложнее, чем ожидалось, но вскоре они добрались до вожделенных холмов – как раз в самый удачный момент, когда золотистое закатное солнце омывало всё вокруг волшебным сиянием.
– Какой запах!..– восторгалась Алиссия, набирая охапку цветов.
– Какие птицы!.. – вторила ей Рэми, не отставая в этом занятии.
В себя их привёл взволнованный крик:
– Ваше высочество!..
Рэми обернулась. По направлению к ним бежал, запыхавшись, не то начальник гвардии, не то владелец форта, так и не вспомнилось.
– А мы вас потеряли! – обиженно отрапортовал он, добежав и постаравшись отдышаться.
«Наверно, начальник гвардии», – сделала вывод Рэми.
– Хорошо, что вас из окошка видать! – порадовался марианец. – А то уже тревогу объявлять хотели! – попенял он.
Принцесса встала в гордую позу:
– Немного стоит моя новая гвардия, как я погляжу, – надменно констатировала она.
Против ожиданий, предполагаемый начальник гвардии рассиялся от гордости, подкрутил усы и довольным голосом похвастался:
– Так у меня тут лучшее вино севера! И праздник же!
«А, всё-таки хозяин крепости», – сменила вердикт Рэми.
В Ниии ей удавалось сбегать от свиты и слуг, но вот от опеки гвардии деться она не могла никуда. Отец берёг дочерей как зеницу ока, и хоть один гвардеец, да следовал за нею на случай незапланированных передряг.
То, что в Мариане ей удалось так легко уйти от стражей, с одной стороны, внушало тревогу, с другой – будоражило воображение и манило перспективами более свободного житья.
– И часто у вас тут принцессы теряются? – любезно спросила Рэми, следуя за марианцем обратно в форт. Алиссия, не поддерживая разговора, шла за ними, продолжая собирать цветы.
– Ну, так если госпожа Нэсми, – степенно принялся рассказывать предполагаемый хозяин крепости, – так, почитай, всё лето где-то пропадает, иной раз и к нам засылают искать, – махнул он рукой куда-то в сторону. – А ежели брать госпожу Траиссу, так та уже год непойми-где шатается.
Брови Рэми вежливо приподнялись.
Нарисованная в её воображении картина выглядела нелепой и неправдоподобной. Как это – принцессы пропадают, где им вздумается? У неё-то каждый шаг чуть ли ни в дворцовую хронику вносили!
Рэми растерянно оглянулась на подругу в надежде, что та как-то прокомментирует новую информацию, но не дождалась никакой реакции – цветы явно всё ещё были интереснее.
Подъём к форту оказался не таким уж сложным, и скоро компания вернулась во двор, где их ждал ещё один марианец – насупившийся, хмурый и сложивший руки на груди в позу самую что ни на есть недовольную.
– Шэл, иди там вино отбери, – сходу послал он сопровождающего девушек.
– Сию минуту! – бодро козырнул тот и отправился внутрь.
«Так, стоп, кажется, хозяин крепости всё же этот», – снова передумала Рэми, приглядываясь к хмурому марианцу.
– Верх безрассудства! – начал вдруг выговаривать он. – Ваше высочество, ну не ребёнок же вы! – резко рубанул он рукой с досадой.
Рэми нахмурилась, готовясь к скандалу, но тут в ситуацию вмешалась Алиссия.
– Нас просто приворожили ваши прекрасные марианские цветы, – ясно улыбнулась она марианцу, – вы только поглядите! – и вынула из своего букета один особенно красивый цветок, протягивая его мужчине.
Тот машинально взял.
Пока он искал достойные слова для ответа, девушки успели просочиться за дверь.
– Цветы тебя приворожили? – рассмеялась принцесса, быстрым шагом следуя к своей комнате.
– Нет, конечно же, его усы! – в ответ рассмеялась Алиссия, изображая кончиком своей косы те самые усы.
Первую шалость на территории Мариана подруги посчитали успешной проведённой.
Глава третья
От перевала до столицы добирались неделю и, на взгляд Рэми, это было непозволительно быстро. По дороге сюда она привыкла останавливаться на праздник чуть ли ни в каждом населённом пункте, а здесь они просто ехали с остановками для отдыха и еды, и никаких торжеств! Не то чтобы Рэми очень уж любила мероприятия такого рода, скорее даже наоборот: они её утомляли, от них часто начинала болеть голова. Но всё же отсутствие подобных знаков внимания казалось ей недопустимо оскорбительным: она же, как ни крути, невеста правителя этой страны! Могли бы и отпраздновать её явление!
Марианцы, в домах которых они останавливались на ночлег, вели себя одинаково приветливо и любезно, но Рэми была несколько обескуражена разницей в их жилищах. Первая ночь после отъезда с перевала прошла в каменном холодном форте, напоминающем сторожевую башню и лишённым хоть каких-то элементов уюта внутри. Хозяин этого форта был угрюм и суров, размерами напоминал медведя, и оставил по себе не лучшие впечатления. Вторая остановка сделалась в том, что сами марианцы называли «замком», но на вкус принцессы это строение больше напоминало обычную загородную усадьбу. Усадьба эта порадовала богатством интерьеров, а её хозяева – любезной светской беседой, камерной музыкой и обсуждением поэзии. А вот на третью ночь, к удивлению Рэми, им вообще досталась обычная деревянная изба, хотя её хозяин, судя по фамилии, был дворянином. Несмотря на скудность убранства, изба удивила изысканным ужином – такого в Мариане ей ещё не попадалось. На четвёртую ночь их снова ожидал «замок», весьма бедный и запущенный, зато его хозяева показались Рэми приятнейшими людьми, и ей даже было жаль уезжать. На пятый раз они въехали в небольшой город и остановились в одной из городских усадеб, богатой до такой степени, словно её вырвали из какой другой страны и перенесли в Мариан волшебством. На шестой день был другой город и покои в ратуше. Седьмой, перед приездом в столицу, порадовал очередной избой – правда, двухэтажной.
