Мария Берестова
В поисках солнца
2. Сколько уровней должно быть у хорошей интриги?
Унывать и сдаваться не было в характере Руби. Осознав, что ей не удаётся наладить с Райтэном эмоциональный контакт, она решила зайти с прагматичной стороны – ведь, очевидно, он весьма близко к сердцу принимал свои коммерческие предприятия.
Покопавшись с неделю, Руби составила прекрасный проект по использованию сульфата меди как средства пропитки древесины – даже успела провести пару опытов! С этим проектом – и пропитанными деревяшками – она заявилась к Райтэну и принялась радостно, но толково рассказывать о своей задумке.
Он полистал её заметки с некоторой тягостной досадой. Чувство это было связано с тем, что, с одной стороны, идея казалась перспективной, с другой же – ему категорически не хотелось, чтобы Руби имела какое бы то ни было отношение к его проектам.
Вяло и неубедительно он резюмировал, что затея неактуальна, поскольку с его прекрасными, обшитыми медью кораблями и без того всё в порядке.
Руби поняла, что и здесь проиграла; в момент просчитав вероятности, она попыталась выйти из ситуации с максимальным достоинством.
– Я оставлю заметки Тэнь, – мило улыбнулась она. – Если вдруг передумаешь, полагаю, они с профессором Линаром справятся с этим делом куда как лучше меня.
Райтэн оценил изящество хода и тихо вздохнул. Всё-таки, как ни крути, Руби разыгрывала в высшей степени приятную манеру, которая вызывала безотчётную симпатию, – и сознавать, что за этой приятнейшей манерой скрывается ложь и расчёт, было особенно досадно и неприятно.
Не преуспев в атаке со стороны прагматизма, Руби решила зайти со стороны очевидной уязвимости Райтэна – дружбы с Дереком. Для этого она, как по нотам, разыграла интригу красивую и в высшей степени изящную.
Дело в том, что ректор, конечно, умел подсуетиться вовремя и не упустить выгоды: проект с иллюстрированными картами уже получил огласку, и стали находиться частные покупатели, желающие получить такую диковинку. Цену ректор назначал весьма высокую, но прибыль до создателей карт не доходила – нет, ректор не клал её к себе в карман, а честно употреблял на благо университета. Но, тем не менее, Дерек и Илмарт обходились весьма скромным жалованием внештатных научных сотрудников, а сама Руби не получала и вообще ничего – её участие шло в зачёт научной практики.
Можно было смело предполагать, что без вмешательства извне эта ситуация не изменится: Илмарт был слишком увлечён самим созданием карт, чтобы требовать себе ещё каких-то денег, а Дереку-бессребренику даже мысль в голову не пришла, что неплохо бы затребовать часть прибыли от продаж.
Так что Руби, связавшись письмом с отцом, разыграла красивую комбинацию: отец прислал в университет своего человека, который серьёзно обсудил вопрос с ректором, обозначил дело как проект национальной значимости, выдал по всем правилам прописанный патент и предупредил, что правительство теперь этот вопрос контролирует, и каких-то махинаций и спекуляций вокруг него не потерпит. Новые договорённости предполагали, что создателям карт будет полагаться свой процент от их продаж – и ректор, пусть и вздохнул на этот счёт тяжко, со всеми условиями согласился.
Хотя официально Руби вроде бы осталась не причём, на уровне слухов к ректору просочилась информация, что такая заинтересованность была инициирована конкретно господином Михаром, внимание которого к делу привлекла родная дочь – как оказалось, обучавшаяся в университете – из соображений безопасности – инкогнито.
Через профессора Линара слухи эти доползли и до заинтересованных лиц – без малейшего вмешательства Руби.
Заинтересованные лица мысленно матерились: Руби сработала тонко и деликатно, и её игра против их воли вызывала восхищение. Они, с одной стороны, вроде как были ничем ей не обязаны – ведь официально она не имела к изменению статуса их проекта никакого отношения – с другой, не могли не почувствовать благодарность. Ко всему прочему, Руби ещё и на уровне документов вроде как устранилась от участия: в патенте был упомянут сам Кармидерский университет, под патронажем и контролем которого велось дело, господин Анодар как руководитель, подбирающий и координирующий команду аналитиков на свой вкус, и господин А-Ранси, как ведущий картограф, набирающий, в свою очередь, помощников по своему разумению. Они могли официально отстранить Руби от проекта – и это никак не влияло на его статус – и именно поэтому им теперь казалось невозможным просто от неё избавиться.
– Ну, – в конце концов, высказал дельное предложение Дерек, – ты ведь можешь взять в проект второго картографа, который будет рисовать те заготовки, с которыми дальше будет работать она?
Илмарт муторно вздохнул.
Проблема была в том, что, если смотреть на результат, то именно его совместная работа с Руби придавала законченными картам особый шик. Олив, конечно, тоже старалась, и рисовала вполне сносно, но у неё не было этого особого вдохновения, этого чувствования карты как живого существа со своим характером. Она старалась выполнять рекомендации Илмарта максимально полно, но Илмарт видел, что выходит всё же не то – и это особенно мучило его, заставляя порой даже почти решиться и вообще выйти из проекта.
Он чувствовал себя загнанным в ловушку: его страсть к картам требовала от него закрыть глаза на лживость Руби и работать с нею дальше, но эта же страсть не позволяла ему разделить творчество такого уровня с женщиной, которую он презирал. Он осознавал этот внутренний конфликт, видел, что он не имеет решения, и совершенно не знал, что теперь с ним делать.
Райтэн тоже попался в расставленную ловушку: всё, что касалось Дерека, слишком сильно задевало его за живое. Вмешательство Руби было максимально филигранным и благородно ненавязчивым, и Райтэн испытывал жгучую досаду при мысли, что женщина с такими великолепными мозгами в числе прочего использует эти мозги и для того, чтобы интриговать против него.
Из них троих Дерек был единственным, кто не был выбит из колеи и морально дезориентирован. Дерек хорошо видел игру во всём её масштабе – и то, как Руби аккуратно осталась в стороне, чтобы никак их не обязать, воспринималось им как часть её игры, что, соответственно, избавляло его от долга благодарности по отношению к ней.
Должно быть, он ещё после отношений с Грэхардом хорошенько пересмотрел список обстоятельств, в коих он полагал возможным испытывать благодарность.
– Я не знаю, – наконец, потерев щёки и бороду, муторно признал Илмарт.
Решение вопроса, оставлять ли Руби в проекте или нет, полностью зависело от него – и он не имел сил ни окончательно выставить её вон, ни принять обратно.
К вящей досаде друзей, Руби, ощутившая и охлаждение со стороны Илмарта, и его явное нежелание доверять ей свои карты, ещё чуть ли не с начала семестра сама устранилась от активной работы, совершенно откровенно заявив, что не справляется с такими нагрузками, и учёба требует от неё всех сил. Это, очевидно, было самой настоящей правдой – они ещё по Кайтэнь помнили, сколько сил и времени съедает обучение, – и это давало им отсрочку на неопределённый срок.
Так что этой отсрочкой они и воспользовались, оставив вопрос подвешенным.
Руби же, однако, проанализировав ситуацию, пришла к выводу, что что-то идет не по её плану. Она в целом довольно тщательно продумала стратегию своего поведения – ненавязчивого, полного внутреннего достоинства, всячески вызывающего симпатию, – и теперь не понимала, почему эта стратегия не приносит желаемых плодов. Если холодность Райтэна она ещё могла кое-как объяснить для себя его чересчур прямым и резким характером, то охлаждение со стороны Илмарта было совершенно необъяснимо – ведь тогда, в тот момент, когда он первым раскрыл её ложь, он казался человеком, готовым принять ситуацию и развивать отношения дальше, не взирая на ошибки прошлого. Поведение Дерека тоже стало казаться странным – хотя на словах он и выказывал некоторую поддержку и ободрение, Руби ожидала, что с его-то характером он должен был бы бросаться на её защиту и пытаться как-то форсировать её примирение с Райтэном – чего и близко не было.
И если сперва всё ещё можно было как-то списать на упрямство упёршегося Райтэна, то к середине зимы для Руби стало очевидно: дело не в обиде на её небольшую игру у ворот.
«Могли ли они догадаться, что я заодно с отцом? – размышляла она, сидя за учебниками в библиотеке, и делая очевидный вывод: – Могли и догадались».
Как только она вынесла это предположение на осмысление, всё сразу стало на свои места: и изменение позиции Илмарта, и бездействие Дерека, и упрямство Райтэна.
«Но чем им мог не угодить мой союз с отцом?» – недоумевала Руби.
Изначально они посчитали, что имитация конфликта поможет Руби стать своей в кружке Тогнара – а уж потом, если всё подать под верным соусом, они планировали разыграть примирение. Там должны были следовать весьма трогательные сцены – они полагали, что уже влюблённого на тот момент Райтэна не оставит равнодушным тоска Руби по отцовской любви и её потребность найти у отца одобрение.
То, что Райтэн с друзьями догадались, что никакого конфликта не самом деле не было, конечно, являлось обстоятельством паршивым и добавляло камней в адрес Руби и её лжи. Но само по себе обстоятельство не виделось Руби катастрофичным: подумаешь, в чём тут беда? Ну да, они с отцом вместе присмотрели ей будущего супруга и немного разыграли подходящую экспозицию, чтобы брак сложился удачным и крепким.
«Что ж, – решила внутри себя Руби, – если им так уж не по душе пришлось это открытие, никогда не поздно сымитировать другой конфликт, ведь так?»
Руби знала, что для того, чтобы не проиграть в интриге, нужно было углублять уровень её проведения каждый раз, когда ты оказывался на грани поражения.
Итак! Если Тогнар и компания смотрят на интригу как «отец с дочерью договорились их провести» – ей нужно просто дополнить дело новым уровнем!
«Я признаюсь, – решила внутри себя она, – да, откровенно признаюсь, что участвовала в плане отца добровольно. Но… – прикусив губу, она задумалась: – Что – но? Почему я решила выйти из игры? – поперебирав в голове варианты, она выбрала: – Зачем усложнять? Да потому что просто они мне понравились! Да, понравились! – энергично кивнула она. – И теперь я не знаю, что делать, потому что по уши увязла в собственной лжи… и у меня совсем, совсем нет никакого выхода! – глаза её даже чуть увлажнились от жалости к самой себе. – И нужно непременно предложить что-то благородное, жертвенное… Развод? Да, конечно! Он ведь не сможет просто дать мне развод – так что я ничем не рискую, зато выставляю себя в наилучшем свете…»
Спустя полчаса план в её голове был полностью сформулирован, а также дополнен важными нюансами. Руби справедливо предположила, что, если она просто придёт к Райтэну со своими признаниями, это будет выглядеть ненатурально и наиграно.
Куда лучше в этом деле сыграет нечаянная истерика в присутствии лучшей подруги, которую роднит с братом острое чувство справедливости. Райтэн настроен категорически против Руби и любые её слова и поступки будет воспринимать как ложь и игру – но сможет ли он устоять перед напором родной сестры?
Руби улыбнулась.
Игра становилась всё интереснее.
3. Как спровоцировать семейный скандал?
Как водится, к развитию своей интриги Руби подошла основательно, и пару недель вела предварительную подготовку. Оная заключалась в тоскливых взглядах, которые Руби бросала на Райтэна в присутствии Кайтэнь, тяжёлых беззвучных вздохах, лихорадочных попытках быстрее перевести разговор всякий раз, как Тэнь упоминала брата, и тщательно продуманной подавленности, включавшей, ко всему, пренебрежение питанием. Руби вполне заметно осунулась, ещё больше побледнела и довела круги под своими глазами – до идеала, а Тэнь – почти до паники.
Оставалось дождаться повода для хорошей натуральной истерики – и здесь долго ждать на пришлось. Руби вполне обоснованно полагала, что ничто так не оправдывает натуральную истерику, как банальная ревность – а причины ревновать у неё были самые веские.
Потому что Илмарт и Олив повадились таскаться к Тогнарам на ужины, поэтому три-четыре раза в неделю за столом собиралась компания, которая вполне себе чётко делилась на две половины. С одной стороны сидящую на торце тётушку обрамляли Тэнь и профессор – Руби обычно ютилась рядом с Тэнь, чтобы не действовать своей близостью на нервы Райтэну, – а другой торец оккупировали совместно Олив – со стороны Райтэна – и Илмарт – со стороны Дерека.
Застольная беседа с самого начала делилась на два этих полюса, которые почти никогда не пересекались. В день намеченной истерики, избежав искушения ввязаться в дискуссию, которую Тэнь и профессор вели по поводу некоего светящегося яда – продукта экспериментов с фосфатом кальция – Руби прислушалась к тому, что происходит на другом конце стола.
Непривычно оживлённая Олив – выглядевшая сегодня весьма привлекательно благодаря чистым распущенным волосам – со смехом рассказывала, как пыталась вчера вместе с Айлэнь выпечь пирог с солёными огурцами. Дело не задалось из-за того, что они не додумались дать огурцам сперва стечь, и в итоге тесто безбожно размокло, и то, что у них получилось, выглядело совершенно неаппетитно – хотя по вкусу оказалось вполне себе терпимым.
«Как из болота вылезла» – раздражённо и зло оценила Руби попытку Олив быть красивее, чем обычно: за волосами она не ухаживала, и намётанный взгляд Руби, конечно, сразу отметил и секущиеся концы, и непослушные пушинки вокруг головы, и неровную структуру причёски.
Надо сказать, что все трое мужчин совершенно не замечали всех этих мелких недочётов, и действительно считали, что Олив сегодня особенно красива.
– Не могу себе представить, как такое вообще возможно есть! – веселился Дерек, которому идея использовать солёные огурцы при выпечке пирога показалась странной.
– Очень даже вкусно! – вступился за идею Олив Илмарт.
– В другой раз угощу! – пообещала та и тут же добавила: – Если снова где-то не напортачу! – выпечка явно не входила в число её сильных сторон, поэтому внезапный опыт такого рода и вызвал у неё такое оживление.
– А я однажды пытался испечь пирог в кружке, – неожиданно признался Райтэн, поглядывая на Олив, как ему казалось, незаметно.
– Что? – повернулись к нему одинаково удивлённые Дерек и Олив.
Илмарт не удивился: он умел выпекать в походных кружках нечто, могущее претендовать на звание пирога.
– Да ехал как-то, – принялся слегка смущённо, но увлечённо рассказывать Райтэн, – остановился на привал, а с собой всякая гадость вроде сухарей. Дай, думаю, грибов наберу, напеку на костре. Пока набирал – нашёл гнездо с яйцами. Ну, яйца есть, вода есть, крупа была какая-то вроде манки – я и решил, а что бы пирог не испечь?
Руби с досадой и раздражением отметила, что во время своего рассказа Райтэн то и дело бросал короткие взгляды на Олив и только на неё, словно говорил для неё одной и лишь её реакция его интересовала.
Что-то изображать даже и не пришлось; Руби совершенно естественно сжимала столовые приборы с большой злостью, и от того они звякали по тарелке весьма ощутимо.
– Ты их вообще когда-нибудь пёк до этого? – со смешком уточнила Олив, которая и вообще не сводила с Райтэна глаз, как будто считала вполне допустимым так нагло разглядывать чужого мужа! «Стерва болотная!..» – стиснув зубы, выругалась про себя Руби.
– Естественно, нет! – рассмеявшись, не разочаровал друзей Райтэн.
На этом месте все трое уже откровенно смеялись, прекрасно вообразив себе эту картину.
– Вышло вкусно! – почти обиженно защитился Райтэн, но потом задумчиво добавил: – Правда, ни в одном месте не похоже на пирог.
– Да вот снег чуть подтает, – задумчиво почесал бороду Илмарт, – давайте выберемся, я вас научу. Как пироги в кружке печь в походных условиях, – пояснил он.
Чуть подпрыгнув на стуле, Олив тут же загорелась идеей:
– Хочу, хочу, хочу! – глаза её сияли неподдельным задором, и она даже захлопала в ладоши от предвкушения.
Это привлекло к ней внимание другой половины стола – разговор о фосфатах прервался. Руби решила, что момента лучше не найти, и уставила демонстративно тоскливый взгляд на Райтэна.
Тот, конечно, даже не заметил, что на него кто-то смотрит: увлечённо обсуждал с друзьями нюансы будущей вылазки.
Убедившись, что находится прямо на траектории взгляда Тэнь, Руби дёрнулась, звякнув тарелкой – чтобы взгляд подруги обратился на неё – часто заморгала, задрожала губами, бросила ещё один отчаянный, полный боли взгляд на Райтэна – точно так же оставшийся им незамеченным – и, пробормотав почти неслышные извинения, чуть ли ни бегом выскочила из-за стола.
Пронзив брата недовольным взглядом, Тэнь рванула догонять – весёлая компания, обсуждавшая разнообразные блюда походной кухни, не обратила на них внимания.
Руби не убежала далеко – осталась рыдать на диванчике в гостиной. Правда, разрыдаться оказалось неожиданно сложно: она чувствовала больше раздражения, чем жалости к себе. Интрига шла не туда и не так, и Руби, решительно, не могла понять, почему дело не складывается. Она же им понравилась! Она им всем понравилась – так какая разница, как и почему она вошла в их компанию? Ведь всё, в конце концов, сложилось наилучшим образом – так зачем они теперь всё усложняют и делают вид, что её для них больше не существует?
В общем, слёзы вышли так себе; но Тэнь хватило, потому что она любила Руби, искренне переживала за неё и, к тому же, так и не была в курсе сложившейся ситуации. В её глазах всё виделось так, что бедняжка-Руби влюбилась в Райтэна, а тот, бесчувственная скотина, держал её на расстоянии и не давал ни шанса на сближение.
Пережив первый шквал утешений и нападок Тэнь на брата, который «не видит дальше собственного носа!», Руби позволила себя успокоить – всё равно не плакалось – и стала разыгрывать нервозность. Достаточно наблюдательная Тэнь заметила и начала мягко, но настойчиво расспрашивать – и Руби «раскололась».
– На самом деле… – с заметным усилием выдавила из себя она, позволяя рукам задрожать, а голосу – начать срываться. – Ты просто не знаешь, Тэнь… но я… – слёзы неудачно не шли. – Я… сделала кое-что плохое… – призналась она почти неслышно.
– Руби! – с теплотой в голосе Тэнь обхватила её ладошку, успокаивая дрожь. Горячее сочувствие на её лице ярче любых слов говорило, что она верит: что бы ни натворила подруга – всё можно исправить!
Дальше всё прошло как по нотам: сбиваясь, замолкая, шмыгая носом и используя прочие выразительные спецэффекты, Руби рассказала новую версию своей истории.
В этот раз она звучала так: мол, отец, желая усилить своё политическое влияние, высказал идею, что было бы неплохо, чтобы Руби вышла замуж за Райтэна. Руби идея показалась интересной – она была наслышана об уме и таланте предполагаемого супруга – и она согласилась попробовать себя в интриге, задуманной отцом.
– Я думала – почему бы и нет? – пряча глаза, ломко объяснялась она. – Приеду, присмотрюсь, и…
Тэнь, бледнея и качая головой, прижимала кулачок ко рту и жалобно моргала.
– И мне… – сгорбившись, Руби спрятала ладошки между коленей и лихорадочно продолжила: – Мне, понимаешь, все вы так понравились… И я… и, мне подумалось, что лучше и быть не может… и вот…
Хотя это так и не прозвучало прямо, вся её речь сводилась, в сущности, к тому, что она обрела в Тэнь настоящую подругу, а в Райтэне – настоящую любовь, и решила, что от интриги отца все только выиграют.
– И вот, они узнали, – тут ей всё-таки удалось немного расплакаться, потому что обидно было по-настоящему, – что… что отец планировал этот брак, и что я ему подыграла… и они мне этого не простили, – она спрятала лицо в руках и оттуда сдавленно продолжила: – И я теперь не знаю, как это исправить… Я понимаю, я должна была признаться сама, раньше! – натурально зарыдала она. – Но я так боялась… – горестный всхлип. – И, видишь, теперь меня все ненавидят, и ты… ты тоже теперь…
– Что ты говоришь такое! – возмущённо воскликнула Тэнь, захватывая её руки в свои и отводя их от её лица. – Руби, милая!.. – она порывисто обняла её, гладя по волосам.
Тэнь, конечно, была крайне потрясена этим признанием. Но у неё было горячее и верное сердце, и позади оставалось полтора года дружбы – и, разумеется, Тэнь верила всею своею душой, что эта дружба была настоящей. Она нарисовала перед своим мысленным взором картину, в которой бедняжка-Руби совершенно запуталась в интригах отца, не чает, как из них выбраться, а суровые мужчины не готовы предоставить ей шанса оправдаться и доказать, что она действительно достойна и доверия, и любви.
Не колеблясь ни одной секунды, Тэнь встала на сторону Руби бескомпромиссно и горячо.
– Ну я им покажу! – вскочила она, готовясь нестись и защищать подругу.
– Нет, пожалуйста! – вскочила вслед за ней Руби, хватая её за руку. – Они же не знают, что я действовала заодно с отцом! Они меня просто убьют!
– Они – идиоты без мозгов! – развернувшись, буквально рявкнула на неё Тэнь – и за руку потащила её обратно в столовую.
Поскольку после их ухода профессор счёл нужным откланяться, а тётушке было скучно сидеть в стороне от основной беседы, и она тоже ушла, там теперь располагалась лишь четвёрка друзей.
– Вы! – с порога возмутилась Тэнь, едва не наскочив на них с разбегу. – Вы совсем с ума сошли с этими вашими играми?!
Ответа не последовало, поскольку компания была несколько ошарашена этим явлением и не нашла слов.
Райтэн подумал, что это очередная интрига Руби, и что та, мол, пожаловалась Тэнь, что он слишком с ней холоден. Это вызывало у него глубокую досаду и раздражение: ему было неприятно, что сестра видит в этой интриганке подругу. Олив почему-то решила, что речь идёт об их играх с Илмартом, со всякими воображаемыми боями, – которые по каким-то причинам Руби пересказала Тэнь. Сам Илмарт посчитал, что вскрылось дело с его нежеланием доверять Руби свои карты. Что касается Дерека, то он, определённо, увидел игру, но не смог понять её смысл. Он предположил, что Руби пытается каким-то образом использовать Тэнь, чтобы через неё снова войти в их компанию.
Попереводив взгляд с одного на другого, Тэнь определилась с направлением своей атаки и продолжила не менее возмущённо, глядя теперь конкретно на Райтэна:
– Она не виновата! Зачем вы её мучаете?!
Бросив сперва недовольный взгляд на Руби – та пряталась, потупив взор, за подругу, – Райтэн переглянулся с Дереком. Тот поморщился: мол, ну вот, теперь от драматичной сцены не отвертимся.
– Тэнь, ты просто не видишь всей картины… – вставая, начал было объясняться Райтэн, но, конечно, горевшая жаждой справедливости сестрёнка его не дослушала.
– Это ты не видишь всей картины! – пылко возразила она. – Ты не понимаешь, что Руби действительно нас полюбила!
Олив и Илмарт переглянулись. Они оба чувствовали себя лишними в этой семейной сцене.
– Я думаю, нам пора, – кашлянув, принялась было вставать Олив.
Этот фокус у неё, впрочем, не прошёл: Райтэн властным и уверенным жестом положил руку ей на плечо, вынуждая сесть обратно.
– Ты не понимаешь, о чём говоришь, Тэнь, – холодно ответил он, пытаясь взглядом найти Руби – та всё ещё пряталась за спиной подруги.
Задохнувшись от гнева, обиды и досады, Тэнь открыла было рот – но так и не нашлась со словами.
Пока они с братом мерились гневными взглядами, Илмарт с интересом разглядывал руку Райтэна, всё ещё лежавшую на плече Олив: интерес у него вызывал не столько сам жест, сколько то, что Олив до сих пор из-под него не вывернулась.
Дерек со вздохом отодвинул стул и встал тоже: на своём месте он сидел к ворвавшимся девушкам спиной. Повернувшись, он беглым взглядом изучил открывшуюся ему картину – красную от гнева и возмущения Тэнь и прятавшуюся за ней Руби – вздохнул и вмешался:
– Может, поговорим нормально в кабинете?
Тэнь было хотела возразить, но Райтэн охотно поддержал мысль.
– Да, пройдёмте туда! – уже на ходу скомандовал он, первым устремляясь на выход.
Олив с Илмартом снова переглянулись: им казалось, что назревает знатный семейный скандал, и им тут теперь не место.
Их сомнения решительно оборвал Дерек:
– Идите, идите! – нетерпеливо махнул он в ту сторону, куда умчался Райтэн, после чего добавил с тихой усмешкой: – Ну, куда мы без вас?
Встав, Илмарт похлопал его по плечу и вместе с Олив решительно отправился за Райтэном.
Дерек повернулся к Тэнь. Она выглядела по-прежнему воинственной.
– Ну, что ты, защитница? – мягко спросил у неё Дерек, подавай руку ладонью вверх.
Смерив его взглядом недоверчивым и испытующим, Тэнь руку подала и позволила себя вести.
Руби тихо отправилась следом.
