Райтэн всё это время пребывал в глубочайшем ступоре. Все последние дни он гнал от себя волнение об отце – всё же взрослый человек, сам разберётся со своей жизнью! – но это волнение подспудно точило его изнутри. Неожиданное и столь своевременное явление отца на карьер не оставило места для сомнений: тот готовил именно такой театральный жест – вполне в его духе! – и теперь с наслаждение разыгрывал какую-то невнятную интригу.
Райтэн остро и мучительно ненавидел интриги отца.
Первое ошеломление, связанное с внезапностью прихода, прошло, сменившись обидой и злостью.
– Мог бы хотя бы письмо написать! – возмущённо бросился он вперёд, облокачиваясь на стол напротив отца.
– Ой, да брось, кому нужны эти письма! – легкомысленно отозвался тот, демонстративно отклоняясь в сторону, чтобы фигура сына не мешала ему разглядывать Ирданию. Та, нахмурившись, одёрнула небесно-голубой сарафан. Она тоже почувствовала, что у старшего Тогнара задумана какая-то интрига, и ей не нравилось, что её втягивают в семейный конфликт.
Между тем, чуть задохнувшийся от возмущения Райтэн перешёл в атаку:
– Мы волновались! – обличающе воскликнул он. – Ты просто взял и уехал, никому не сказав, куда! Ты хоть понимаешь!.. – на этом месте, поймав взгляд отца, он осёкся.
Тот выглядел чрезвычайно довольным, а в его ироничных глазах блестели искорки удовольствия от того, что сын реагирует именно так, как он и предполагал.
– Ах, – с видимым наслаждением выговорил он и небрежно помахал в воздухе рукой. – К чему эти упрёки, Тэн? Я взрослый человек, не надо пытаться меня контролировать!
С мучительным стоном Райтэн рухнул на стул – чуть не промахнувшись – и деревянно замер. Интонации были отцовские, а вот слова-то – слова точь-в-точь райтэновские.
Понаблюдав эту парочку – ну что за детские разборки! – Ирдания хмыкнула и обратилась к старшему:
– Месть сладка, да, Тогнар?
– А мы уже по фамилии, А-Сурс? – насмешливо парировал тот.
Ирдания возвела глаза к потолку. Вот уж по девичьей фамилии к ней точно не обращались уже лет двадцать.
Чрезвычайно довольный произведённым эффектом, старший Тогнар всё же решил сжалиться над сыном и поделился информацией:
– Рэн и Ларти со мной.
Два его старых друга – один был начальником портовой стражи, другой – командиром гвардии.
Райтэн принялся считать вдохи и выдохи, пытаясь совладать со своими эмоциями. Отец всегда умел находить слова, которые задевают за живое. Это было ожидаемо и привычно – но ужасно обидно. Он ведь уже давно не ребёнок! Для чего все эти представления?! Он и сам давно всё понял, и ему и без того было стыдно и горько, когда он вспоминал своё былое поведение.
Волевым усилием заставив себя подавить возмущение и стыд, Райтэн напомнил сам себе, что ко всему нужно подходить рационально, и что на то и даны человеку мозги, чтобы любое новое обстоятельство в своей жизни обращать к своей выгоде.
Нежданно-негаданно к вам в рабочий кабинет пожаловал ваш пропавший отец, и теперь строит тут начальника – сидит на вашем месте, делает вам выговор и окучивает вашего партнёра?
Что ж. Отец – это тоже ресурс, и весьма ценный.
Райтэн нехорошо, зло усмехнулся: этого не заметили, поскольку Тогнар и Ирдания были заняты выразительными переглядками.
Уняв бушевавшую в душе бурю и приняв решение, что будет теперь действовать рационально, Райтэн задрал подбородок и привлёк к себе внимание отца:
– Знаешь… – прищурился он и заявил: – А мне тут как раз нужен толковый управляющий…
– Так и знала, что надурят! – с досадой всплеснула руками Ирдания, чувствуя, как возможная выгода от кадровых проблем утекает от неё, как вода.
– Управляющий? – удивился отец, бросая на неё быстрый заинтересованный взгляд – её досада, определённо, пришлась ему по душе.
– Да! – вскочив, Райтэн принялся деловито делиться только что задуманным планом, по мере рассказа распаляясь всё больше. Что касается Ирдании, она мрачнела и недоверчиво хмыкала на каждом пассаже, и, кажется, чем больше скепсиса она проявляла, тем более заинтересованным выглядел старший Тогнар.
– Вот! – наконец, заключил излагать свой гениальный план Райтэн. – Соглашайся, это же просто идеально! – старательно прибавив в голос энтузиазма, предложил он. С самого начала почуяв, что отец по каким-то причинам хочет досадить Ирди, он был уверен, что дело выгорит.
У старшего Тогнара, однако, были иные планы. Он посчитал, что ещё не додал сыну все полагающиеся ему уроки, и что показательная экзекуция должна продолжаться – впрочем, возможно, в нём говорили застарелая боль и обида.
С самым серьёзным выражением лица он покивал, выбил пальцами задумчивую дробь по столешнице, затем заявил:
– Знаешь, это звучит ужасно заманчиво, но… я просто не могу себе этого позволить! – с благородной грустью в голосе отказался он, после чего мотивировал свою точку зрения: – Это абсолютно недопустимо, Тэн. Что о тебе скажут люди? Что ты продвигаешь собственного отца! – в голос был добавлен эффектный драматизм. – Это же полнейший непотизм! [2]
Райтэн мучительно покраснел.
Почти моментально побледнел.
Снова покраснел.
Отец следил за переменами в его лице с таким искренним, глубоким и явным наслаждением, что Райтэну закралась в голову мысль, что он годами в воображении своём смаковал, как однажды непременно обрушит на голову сына эту месть.
Ирдания из угла с чувством поаплодировала.
– Впервые вижу, чтобы Тогнара так разделали, – резюмировала она.
Старший Тогнар польщёно улыбнулся.
«Это был не комплимент», – хмуро подумала Ирди, но не стала озвучивать свои мысли.
1. В анжельском языке есть два имяобразующих суффикса: -эн/-энь и -эс/-эсь. Большинство анжельцев пользуется первым, второй создан для того, чтобы выделять правителей. При смене статуса имя изменяется. Пока отец Райтэна был правителем, его звали Картэсом, как только перестал – стал Картэном.
2. Непотизм – продвижение родственников или друзей не за заслуги, а по принципу симпатии.
Дерек с некоторым недоумением разглядывал в зеркало собственную бороду и пытался понять, почему она выглядит вполне себе неплохо.
В юности ему случалось пытаться отрастить бороду и усы – иногда вынужденно (не было возможности побриться), иногда нарочно (вдохновившись мужественным видом окружающих его ньонцев). Всегда выходило крайне паршиво. Возраста и солидности ему это никак не прибавляло; светлые волоски сливались с лицом, на фоне его мальчишеской гладкости смотрелись смешно – как если бы Дерек нарочно приклеил себе искусственную растительность. В общем, вывод из этих экспериментов напрашивался лишь один: борода и усы – это не его.
Однако с возрастом лицо Дерека стало изменяться. Утяжелились черты, сморщились морщинки вокруг глаз, лоб пошёл горизонтальными складками, брови сделались гуще. С гладко выбритым лицом всё это смотрелось скорее как недостаток – как будто Дерек очень давно не высыпается. Да и прежняя живая мимика из разряда «искренне-дружелюбная» начала переходить в «насмешливо-издевательскую» – скорее всего, такой эффект давали складки у губ. В общем, он уже совсем не был похож на мальчишку, поэтому аккуратные усы и недлинная борода прекрасно легли на его лицо, придавая ему выразительности и завершённости.
Как это часто бывает с красивыми от природы людьми, Дерек никогда не задумывался всерьёз о собственной внешности и искренне полагал, что она в принципе не имеет значения. Он смотрел на себя в зеркало, ему вполне нравилось то, что он там видел, и он спокойно соглашался с тем, что да, вот этот парень – это я.
Но сейчас он смотрел на себя и видел не парня, а мужчину. И это дезориентировало – с одной стороны – и казалось почему-то весьма уместным – с другой. Как будто то, что он видел сейчас, подходило ему больше, чем то, как он выглядел раньше.
Так и не разобравшись толком в собственных мыслях и ощущениях, Дерек отправился по делам. Первым в его списке значился визит к Магрэнь – он обещал помочь ей с переводом одной книги о даркийской парфюмерии.
Магрэнь встретила его весьма радостно – по правде сказать, она так встречала всех, – и самолично отвела в библиотеку. Едва раскрыв книгу, Дерек сразу понял, почему с нею возникли проблемы: труд оказался весьма специфическим, изобилующим редкими названиями и терминами, каких ни в одном словаре не сыщешь. Собственно, по этой причине Магрэнь и вцепилась в удачно подвернувшегося даркийца – в Кармидере таковых обычно не было.
Однако, едва засев за дело, Дерек тут же обнаружил досадную неприятность: даркийский-то текст он прекрасно понимал, а вот как его перевести на анжельский – знать не знал. Все эти редкие специальные словечки не встречались в обычной речи, и, как ни хорошо знал Дерек анжельский, такие дебри были ему всё же недоступны.
После короткого совещания было решено работать совместно: когда Дерек встречал очередное слово, которое не мог перевести, он пытался объяснить Магрэнь, что именно это слово значит. Вооружившись рядом справочников, та пыталась найти анжельский аналог. Легче всего им дались растения – их было несложно описать и легко сличить с изображениями в справочнике. А вот с рядом химических названий возникли сложности, потому что Дерек, хоть и слыхал их на даркийском, не очень чётко понимал, что они значат.
– Кажется, прозрачная такая жидкость, – хмурясь, пытался описать он очередной термин, – вонючая ещё такая…
– Спирт? – заинтересовалась Магрэнь.
Дерек смерил её мрачным взглядом:
– По-твоему, я слова «спирт» не знаю?
Та с лёгким смешком покачала головой.
– Вроде ещё сильно цветами пахнет… – морщась, пытался извлечь из недр своей памяти подробности Дерек.
Магрэнь рассмеялась и назвала десяток терминов, подходящих под такое определение, после чего с ехидством добавила, что цветами в этом деле пахнет почти всё.
Мрачно оглядев фронт работ, Дерек понял, что они так годами могут сличать термины – и всё равно не обнаружить точных соответствий. Вздохнув, он взял чистый лист и деловито принялся выписывать те даркийские слова, которые так и не сумел внятно идентифицировать в анжельском.
Магрэнь наблюдала за ним с любопытством. В библиотеке было тепло, и он закатал рукава, что позволяло более пристально рассмотреть его татуировки – и это заставляло её сомневаться в том, что это именно джотандские ритуальные татуировки.
В Джотанде украшенные такими узорами руки обычно обозначали высокий социальный статус мужчины – главенство в клане или военные победы. Пришлый даркиец, конечно, мог и прославиться военными подвигами – хотя по виду Дерека нельзя было сказать, чтобы он выглядел как великой полководец, – но в таких татуировках так или иначе фигурировали горные медведи, джотандский символ боевой мощи. В обозримом же Магрэнь пространстве никаких медведей не наблюдалось – конечно, они могли припрятаться и на плечах, но всё же и так слабая версия не сходилась с характером, поэтому её следовало отметить лишь как крайне маловероятную.
Теоретически, Дерек мог оказать какому-нибудь джотандскому клану услугу настолько весомую, что его наградили родовыми татуировками в знак признательности. Именно такой вариант Магрэнь рассматривала как основной до этого, но то, что она видела, не сходилось с тем, что она знала.
Клановые татуировки так или иначе вертелись вокруг тотемной символики – зверь либо птица, реже некое мифическое создание. И, поскольку именно тотемный покровитель был основной гордостью клана, его изображение старались сделать самым заметным. Чаще всего на таких татуировках голова тотема выходила на внешнюю сторону ладони – чтобы даже одежда с длинным рукавом не скрывала самую значимую часть татуировки.
У Дерека на ладонь не заходило ничего – если наглухо застегнуть манжеты, то и вообще не узнаешь, что на руках что-то есть. Да и сам сюжет выглядел странновато. В прошлый раз Магрэнь подумала, что на руках изображён какой-нибудь волк или тигр, чей хвост плотно обвивает запястья; теперь же, когда рисунок был виден до локтя, стало очевидно, что он изображает собой лес. Очень плотный застил на запястьях – почти чёрные браслеты – почва, из которой вверх по рукам шли извивы деревьев. Где-то в районе изгиба локтя, кажется, начиналось изображение полной луны – но вот дальше разглядеть рисунок уже не представлялось возможным.
Магрэнь слегка нахмурилась: загадка становилась всё интереснее.
«Вряд ли это имеет какое-то отношение к Джотанде, – сделала вывод она. – Ньон или Либерия?» Северные страны она не рассматривала: там татуировки были под запретом, мастера днём с огнём не сыщешь, за такое дело могли упечь или даже казнить. В самой Анджелии, впрочем, отдельные умельцы водились – но у анжельцев не было соответствующих традиций, изображения на тело наносили разве что для красоты, отдавая предпочтение красителям, так что едва ли здесь могли сделать такую большую и детально проработанную татуировку.
Сделав в голове пометку перечитать информацию про либерийские и ньонские традиции, Магрэнь аккуратно вывела разговор на другой предмет своего интереса – религиозную принадлежность Дерека. Оттолкнувшись от переводимой информации, она ловко выехала на тему природы Даркии, без проблем разговорила собеседника, побудив поделиться детскими впечатлениями, и в итоге тема даркийской веры всплыла вроде как сама собой.
– Отец у меня пастором был, – бесхитростно поделился Дерек, методично выписывая термины, – я ему с детства помогал, он меня на свою смену готовил.
– Так ты был пастором? – искренне удивилась Магрэнь, не ожидавшая столь богатого улова от своих расспросов.
– Не сложилось, – искренне рассмеялся Дерек, с некоторой теплотой вспомнив свои детские планы и мечты.
Не дождавшись других пояснений, Магрэнь чуть наклонилась к нему и доверительным шёпотом призналась:
– Знаешь, Дерри, а я ведь никогда толком не могла понять, чем даркийская религия отличается от ниийской…
В её тоне отчётливо читалось: «Как удачно, что я встретила, наконец, специалиста в этом вопросе!»
Совершенно забыв о своих записях, Дерек тут же охотно принялся делиться премудростью. И по тому, с какой живостью и горячностью он высказывал свои соображения, Магрэнь сделала логичный вывод, что её собеседник относит себя к людям верующим.
«Так-так, – говорила она на это сама себе, – у него явно должны были быть более веские причины, чем спор с другом или эстетические соображения, чтобы пойти на такой шаг!»
Ей было весьма интересно ломать голову над этой загадкой: обычно мужчины, которые попадались на её пути, были весьма понятны и предсказуемы. В Дереке же ничего понятного и предсказуемого не было – куда ни ткнись, везде обнаруживалась новая загадка, и Магрэнь чувствовала всё более глубокое любопытство, изрядно сдобренное азартом. Хотелось всё ж таки разобраться, что это за человек!
После того, как религиозная тема была исчерпана, Дерек довыписывал свои термины и пообещал зайти позже, когда разберётся. В конце концов, у них под боком находился университет с кафедрой химии! Где, как ни там, можно было разжиться нужной информацией?
Ранее Дерек бывал в университете лишь однажды – его сюда недавно затащил Райтэн, в попытках развеять, – так что сориентировался он далеко не сразу. Учитывая, что и переводы с разговорами заняли много времени, знакомого профессора удалось отловить только ближе к вечеру.
– Парфюмерия, парфюмерия! – бормотал себе под нос Фарсэн, разглядывая бумажку с длинным списком терминов, а после предложил: – Знаете ли, дело весьма специфическое, заходите завтра после обеда, попробуем разобрать…
В итоге на другой день они собрались вчетвером. Профессор решил привлечь к делу Руби, поскольку она интересовалась именно парфюмерией, и, как он считал, ей пойдёт на пользу небольшое исследование. Кайтэнь увязалась за Руби – они были довольно близкими подругами.
Несмотря на то, что Кармидерский университет заявил о своей готовности принять на обучение женщин, лишь единицы воспользовались этим предложением, и Кайтэнь долгое время оставалась единственной дамой на биологическом факультете – пока в прошлый приём сюда не поступила и Руби. Естественно, они тут же и легко сошлись: общие интересы и схожесть взглядов на жизнь их сблизили.
С порога, лишь завидев Дерека, Тэнь тут же засветилась яркой улыбкой.
– Ах, это вы! – весело воскликнула она, порывисто подходя и пожимая ему руку. – Наконец-то я могу вас поблагодарить! – обернувшись к Руби, она живо пояснила: – Это тот самый Деркэн, помнишь, я рассказывала, это он уговорил брата мне помочь!
Дерек руку пожал, но от лавров спасателя попытался откреститься:
– Тэн бы и сам дозрел, – любезно заверил он. – Вы ему очень дороги.
Это заявление было Тэнь так приятно, что она даже слегка покраснела от удовольствия: в её глазах старший брат вечно представлялся каким-то почти легендарным героем, поэтому она жадно искала его одобрения.
После обмена любезностями и приветствиями сели за дело; но оказалось, что решить его не так-то просто. Единственным, кто в этой компании прилично знал даркийский, был собственно Дерек, – но он, увы, мало что смыслил в химии. Профессор и Тэнь, безусловно, и по описанию смогли бы распознать большую часть веществ и минералов, но Дерек не мог дать внятных описаний к словам, которые едва знал или вообще видел впервые в жизни.
Выход из этого, казалось бы, безнадёжного тупика нашла Руби. Понаблюдав за очередной бурной дискуссией на тему того, чем могла бы быть «желтоватая выдержка», она вздохнула и ткнула в заголовок – Дерек выпросил у Магрэнь и саму книгу для работы – с вопросом:
– А что здесь, вообще, описывается?
– Жасминовая эссенция, – радостно сообщил Дерек, поскольку слово «эссенция» уже сумел соотнести ещё в разговорах с Магрэнь.
– Прекрасно, – сухо заметила Руби и начала что-то деловито записывать на листочке, который после протянула Фарсэну: – Проверите, профессор?
Тот, хмыкнув, принялся читать – проговаривая вполголоса – и кивать. Руби перечислила состав того, что обычно замешивали в Анджелии, чтобы получить духи с жасминовым запахом.
– Толковая идея, – наконец, кивнул профессор и склонился над даркийской книжкой. – Итак, давайте смотреть… вода, стало быть, есть…
Метод оказался рабочим, но времязатратным: требовалось сличать разные рецепты и варианты, чтобы находить совпадения и соответствия. Однако всё это весьма напоминало собой захватывающую головоломку, поэтому к вечеру профессор еле разогнал всех по домам, заявив, что зачтёт это Руби как курсовой проект за следующий учебный год, если, конечно, в результате она получит полновесный парфюмерный даркийско-анжельский словарь. Та аж захлопала в ладоши от восторга: задание пришлось ей очень по душе.
Дерек, естественно, вызвался помогать: ему интеллектуальная игра такого рода тоже доставила большое удовольствие.
С выяснением, в чём же всё-таки смысл его жизни, у Дерека как-то не сложилось. Выйдя из своего мрачного состояния – чему здорово способствовало осознание, что Тэн никак не считает, будто бы его подвели, – он незамедлительно перешёл в привычный деятельный режим: носился по торговым делам, искал возможных партнёров на закупку угля, помогал с переводом того даркийского труда, пособирал по справочникам информацию для карт Илмарта, вызвался помочь тётушке Райтэна с разработкой новой теплицы, рассортировал часть бумаг в историческом архиве университета…
За всей этой привычной суетой к нему вернулось хорошее настроение. Он чувствовал себя при деле, и потому был вполне доволен, и теперь даже с некоторым недоумением вспоминал период, когда ему всё казалось таким беспросветным.
Что смыслу грустить, если можно – вот! – переводить старую даркийскую балладу на анжельский!
Хотя, по совести сказать, балладу ему было переводить не так интересно, как парфюмерный трактат, но, почему бы и не помочь Магрэнь? Тем более, что помощь такого рода незамедлительно вписывалась в общий счёт райтэн-магрэньских торговых отношений.
Баллада ей понадобилась затем, чтобы с её помощью привлечь внимание к некоторым даркийским духам – поэтому мало было перевести, требовалось ещё и добавить упоминания ароматов.
– Что значит – ничем не пахнет! – возмущалась Магрэнь, обрабатывая получаемый перевод. – Ты сказал, он ей волосы поцеловал!
Дерек хмыкнул и ещё раз перечитал даркийский оригинал:
– «…И, нежный локон волос её тронув ладонью, губами прижался к нему на прощанье и вышел», – подтвердил он, постаравшись передать текст как можно точнее.
Посмотрев на него недовольно, Магрэнь покусала кончик пера, смешно поморщилась и переиначила:
– «…И, нежный локон волос её, пахнувших свежей фиалкой, он тронул ладонью…»
Ещё один выразительный взгляд на Дерека буквально кричал: «Видишь, как надо?»
Тут же она и взялась записывать придуманное – рука с пером так и порхала над листком бумаги, выводя чёткие стройные буквы. Длинные чёрные рукава её платья были скреплены чуть ниже локтей пряжками, после которых ткань расходилась в стороны, обнажая тыльную сторону запястий, которые на этом угольном фоне казались неестественно-белыми.
– Свежая фиалка? – скептически поинтересовался Дерек, следя за появлением новых строк и тем, как от письма дёргается на запястье тоненькая мышца.
– Отличный аромат! – изящно взмахнула Магрэнь рукой, заодно отбрасывая мешавшуюся прядь волос. – Ассоциируется с чистотой и простодушием, как раз для Лерии!
Дерек не стал спорить – в ароматических ассоциациях он, совершенно точно, силён не был, – и продолжил перевод.
В балладе храбрый герой, простившись с благоухающей фиалками возлюбленной, отправился совершать подвиги. Вскоре на пути его попалась болотная ведьма, и Магрэнь аж подскочила от желания непременно придумать для неё что-нибудь особое.
– Но ведьма же отрицательный персонаж? – удивлённо переспросил Дерек, не понимая, кто станет покупать духи, которые напоминают злую колдунью.
Магрэнь смерила его таким взглядом, который ясно говорил, что ей известно что-то простое и очевидное, чего её собеседник по каким-то причинам не знает, и теперь она думает, стоит ли его этим знанием награждать – или обойдётся.
– Готова спорить, – наконец, со вздохом сказала она, – что в этой балладе ведьма окажется единственной умной женщиной. Не всем же быть наивными деточками, как Лерия! – покивала она своим мыслям. – Мы её чуть украсим, чуть расширим её роль и… да! – во взгляде её загорелись огоньки. – Конечно же, дягиль!
С лукавой смешинкой она обожгла его весёлым взглядом, после чего кокетливо наклонила голову от него, подставляя шею:
– Попробуй! – предложила она.
Дерек послушно наклонился и понюхал. Пахло, действительно, очень приятно – видимо, Магрэнь уже перестала соблюдать свой траур, – да и сама шея, признаться, была весьма хороша. У нынешнего платья из мягкого шёлка был широкий, но неглубокий вырез. Он открывал верхнюю часть плеч, но почти ничего ниже: мягкая складка полностью закрывала даже ключицы.
Заметив, что слишком много внимания уделяет платью и коже собеседницы, Дерек сморгнул, отодвинулся и несколько сухо заметил:
– Для ведьмы слишком приятный аромат, как по мне.
– Сочту за комплимент! – серебристо рассмеялась Магрэнь, наклоняясь и записывая пришедшую ей в голову строчку про дягиль. От наклона складка на груди чуть отошла от тела, слегка приоткрывая ключицы.
С усилием отведя взгляд, Дерек нахмурился.
Магрэнь, безусловно, была хороша и явно умела подать себя; но он, решительно, не понимал, почему сегодня её красота сделалась так остро заметной. Он ведь отметил её привлекательность и в первую встречу – но ни тогда, ни во вторую не отвлекался на всякие там шеи и запястья!
Сморгнув, Дерек ещё раз присмотрелся к пресловутому запястью и сделал вывод, что положение, в котором она держит руку, не совсем естественно. Максимально непринуждённо отзеркалив её позу – она не заметила, увлекшись дополнением текста баллады – он обнаружил, что да, она не очень удобно выворачивает левую руку, но именно в этой неудобной позиции особенно красиво обнажается тыльная стороны запястья. С некоторым недоверчивым возмущением Дерек отметил, что так даже его собственные руки выглядят весьма изящно – чего он точно от них не ожидал.
С недовольным хмыком взявшись за книгу, Дерек углубился в текст, пытаясь параллельно вспомнить, так ли Магрэнь держала руки в их прежние встречи – но память отказалась ему что-то выдавать на этот счёт.
Он почти уже убедил себя, что ему мерещатся заговоры на ровном месте, но потом ему пришла в голову мысль, что прежние её платья были довольно строгими и сдержанными.
«Возможно, это как раз вопрос траура?» – задумался Дерек так глубоко, что забыл продолжить перевод.
В это время Магрэнь уже справилась со своей импровизацией – которая должна была превратить страшную ведьму в куда как более приятного персонажа – и бросила любопытный взгляд на Дерека. Тот замер над книгой, уставив взор куда-то в пространство. Хмыкнув, она помахала перед ним рукой и с ласково-укоризненным: «Дерри!» – аккуратно опустила ладонь ему на щёку, поворачивая его голову к себе.
Пальцы её нежно пробежались от скулы вниз, пригладили бороду и, скользнув едва слышно по шее, опустились на локоть лежащей на столе руки.
Дерек поймал её взгляд и слегка нахмурился.
«Может, она себя со всеми так ведёт, просто не с первых встреч?» – выдвинул предположение он, вглядываясь в её ясное спокойное лицо, на котором живым светом горели искрящиеся выразительные глаза.
Должно быть, он молчал слишком долго, потому что искорки в её взгляде чуть поутихли, и она отняла руку, как-то беспомощно провела ею по своим волосам и задержала в районе собственной шеи – опять демонстративно тыльной стороной запястья наружу. На лице её ощутимо читался вопрос, сдобренный некоторой тревогой: «Что-то не так?»
«Да даже если она и со всеми так заигрывает – какая разница?» – решил, наконец, внутри себя дилемму Дерек и таки озвучил результат своих размышлений:
– Рэнь, мы либо работаем, либо ты оттачиваешь на мне свои женские чары, но не одновременно, договорились?
На секунду она замерла, на ходу перестраивая стратегию. Ей думалось, он вполне светский кавалер, который умеет во все эти игры с умолчаниями и двойными смыслами, и она ожидала неспешный изысканный флирт, а никак не прямой разговор. «Вот, значит, как?» – мелькнуло у неё в голове. Она рассмеялась – вполне искренне – и переспросила, своим вопросом отдавая ему сомнительную честь выпутываться из неловкой ситуации, в которую их поставила его прямота:
– Женские чары?
Хмыкнув, Дерек спародировал жест, которым она поправляла волосы – получилось очень похоже – и обозначил:
– Вот это вот всё.
Мгновенно сориентировавшись, как использовать его ответ к своей выгоде, она смущённо улыбнулась, неопределенно повела плечами и «призналась»:
– Надо же! Ты первый, кто заметил!
Он, однако, оказался умнее, чем она полагала по этому его негласному отказу от обычного светского флирта. Смерив её скептическим взглядом, он выразил ей своё недоверие:
– Ты мне льстишь? Не думаю, что тебя окружают одни сплошные идиоты!.. впрочем, – перебил он сам себя, кивая в такт мысли, – полагаю, остальные просто были более тактичны и не заявляли о таких вещах вслух.
«Ах, значит, мы настолько умные, да?» – с досадой подумала Магрэнь. Ей было крайне неприятно, что она промахнулась с оценкой собеседника.
– Возможно, – сухо согласилась с ним она и снова склонилась к своим записям – платье удивительным образом и не подумало отходить от тела в районе декольте – и после фыркнула недовольно: – Мои чары его не устраивают, видите ли!
– Отвлекают, – поправил Дерек, возвращаясь глазами к балладе.
Однако заняться делом ему не удалось. Магрэнь хмыкнула и заявила:
– Ну, раз уж ты был так любезен, что предложил альтернативу, то я, пожалуй, предпочту оттачивать свои чары!
– Зачем? – с искренним удивлением повернулся он к ней.
Она неопределённо повела плечом – шея красиво заиграла от этого жеста.
Дело в том, что пару дней поизучав вопрос с татуировками, Магрэнь запуталась ещё сильнее. На либерийские было точно не похоже – они представляли из себя магические письмена, а не рисунки, да и наносились немного другим способом. С ньонскими тоже было неясно: они почти всегда имели важное ритуальное значение, и тоже наносились не единым художественным рисунком, а отдельными элементами. Элементы эти, обычно простые, в итоге отличались по интенсивности – ведь между их нанесением порою проходили годы!
По всему получалось, что такие татуировки, как у Дерека, могли нанести только в Джотанде, – больше нигде не требовались мастера, способные создавать настоящие картины, а не просто узоры, буквы и знаки. И здесь у Магрэнь опять ничего не сходилось, поэтому она решила, что было бы неплохо рассмотреть картинку поближе и детальнее.
Её живой ум мог придумать десяток способов заставить мужчину обнажить верхнюю часть тела, но она решила не усложнять простую, в общем-то, задачу, – и без затей Дерека соблазнить. При таком варианте можно было бы не только посмотреть, но и пощупать, что являлось явным преимуществом.
Соблазнять Магрэнь умела и любила; но просто дерековское «Зачем?» опять смешало ей все стратегические наработки. Для воспитанного джентльмена он был слишком прямолинеен, для грубоватого обывателя – слишком вежлив и отстранён. По всему выходило, что тут заготовками не отделаешься, тут нужно индивидуальный подход искать!
Вызов такого рода вызвал в Магрэнь закономерный азарт. Ей сделалось действительно интересно, что скрывается за манерой Дерека и каков он в качестве любовника.
Решив спровоцировать его на то, чтобы он сам выбрал стратегию, она не стала ничего говорить: мило улыбнулась и таинственно промолчала, пряча взгляд за ресницами и оставляя собеседника самому искать ответы на свои вопросы.
Дерек, впрочем, не спешил принимать отданную ему инициативу. Он просто продолжал спокойно смотреть на неё в ожидании ответа, не выказывая ни малейшей неловкости по поводу затянувшейся паузы.
Магрэнь досадливо вздохнула и демонстративно вернулась к своим листочкам, поправляя там какую-то не слишком удачную строчку.
Дерек с философским видом пожал плечами и продолжил переводить.
С полчаса они работали, впрочем, не так успешно, как раньше, потому что мысли Дерека находились в некотором смятении. Ему в его жизни никогда не приходилось флиртовать, поэтому он совершенно не понимал, зачем Магрэнь понадобились все эти заходы и чего она ими пытается добиться. Он же и так ей помогает? Зачем пытаться его очаровать?
Мысль о том, что его пытаются соблазнить, в голову Дерека даже не забрела. Он всегда казался себе лицом слишком незначительным, чтобы заинтересовать женщину; и даже ситуация с Лэнь не добавила ему тут очков уверенности в себе – он полагал, что Лэнь по юности соблазнилась первым же встречным, который проявил к ней живое участие.